Страница:
Самым же опасным представлялось то, что через общины народ может постепенно объединиться и предъявить свои интересы и права. А кому это надо?
1.3. «Для того чтобы народ не голодал…»: почему не реализовался «план Витте–Столыпина»?
Какой «план» был у Николая II, когда он оказался на русском престоле несколько раньше, чем он сам того хотел? Мог ли быть хоть какой-то «план» у молодого человека, если за все время обучения он не задал ни одного вопроса своим учителям, среди которых были весьма знающие и уважаемые люди? Всю свою жизнь Николай II вел дневник, в котором даже самые ярые современные монархисты никак не найдут ни одной философской мысли, никаких признаков стратегического мышления Хозяина земли русской, как именовал себя сам Николай Александрович Романов. Дедушка автора Сергей Степанович Фортунатов (1892—1962) во время приезда Николая II в Кострому по случаю празднования 300-летия Дома Романовых находился в толпе костромичей. Впоследствии дедушка, учитель истории по второму из трех образований, записал в дневнике запомнившуюся реплику стоявшей рядом дамы: «А государь-то самый обычный человек!» Если бы только эта дама представляла, насколько «обычным» был человек, стоявший во главе огромной страны.
Впрочем, Николаю II можно было самому и не «разбирать вожжи». Они были в достаточно надежных руках российской элиты. Самым ценным наследством, которое досталось молодому правителю от батюшки, был министр финансов Сергей Юльевич Витте (1849—1915). Он был главным по экономике. Он был одним из немногих в правящей верхушке страны, кто думал не только о сегодняшнем дне, о дворцовых интригах, о том, на кого благосклонно посмотрел император, но и о том, в каком направлении и как именно развивается страна.
В России имелось немало всякого рода перекосов, в том числе и в распределении нагрузки на различные группы населения. Царская семья и сословие, служившее царю, плотно сели на шею податному населению, крестьянам и посадским людям в середине XVII века, когда с принятием Соборного уложения (1649) завершилось юридическое оформление крепостного права в России. Некоторые современные знатоки истории оправдывают эту меру внешнеполитическими задачами, которые стремились решить первые Романовы. При этом почему-то забывается, что в 1762 году дворянство было полностью освобождено от государственной службы. Дворяне могли сами выбирать: служить или не служить. Но слезать с мужицкой шеи служилое сословие явно не торопилось. Между Манифестом о вольности дворянской (18 февраля 1762 года) и Манифестом об отмене крепостного права (19 февраля 1861 года) прошло ни много ни мало, а 99 лет! Уже были завоеваны выходы во все мыслимые и немыслимые моря, раздвинуты границы империи, побит Наполеон, но главная производительная сила страны – народ – по-прежнему был повязан по рукам и ногам.
С отменой крепостного права больших стимулов и возможностей богатеть самим и делать более богатой страну у основной массы населения так и не появилось. Государство по-прежнему сидело на шее у мужиков, выбивая из них выкупные платежи, которые представляли собой самый что ни на есть прямой налог. За счет основной массы населения шли поступления в государственную казну и через систему косвенных налогов.
К концу XIX века ситуация даже согласно официальной статистике выглядела более чем однозначно.[10]
«Создание своей собственной промышленности – это и есть та коренная, не только экономическая, но и политическая задача, которая составляет краеугольное основание нашей протекционистской системы… Нужно не только создавать промышленность, нужно заставлять ее дешево работать, нужно в возникшей промышленной среде развить более деятельную и стремительную жизнь, – словом, поднять ее количественно и качественно на такой высокий уровень, дать ей такую могучую силу, чтобы она была не только питающимся, но и питающим органом отечественного хозяйства… Капиталы, знания и предприимчивость. Только эти три силы могут ускорить процесс образования вполне независимой национальной промышленности», – писал в докладной записке «на высочайшее имя» – Николаю II – министр финансов С. Ю. Витте в 1899 году.
Эту докладную записку вполне можно рассматривать как некий «план Витте», который основывался на оценке результатов уже прошедших десятилетий и предусматривал дальнейшее продвижение страны по тому же пути капиталистического развития.
«Для того чтобы народ не голодал, чтобы его труд сделался производительным, нужно ему дать возможность трудиться, нужно его освободить от попечительных пут, нужно ему дать общие гражданские права, нужно его подчинить общим нормам, нужно его сделать полным и личным обладателем своего труда – одним словом, его нужно сделать с точки зрения гражданского права персоною. Человек не разовьет свой труд, если он не имеет сознания, что плоды его труда суть его собственность и его наследников. Как может человек проявить и развить не только свой труд, но инициативу в своем труде, когда он знает, что обрабатываемая им земля через некоторое время может быть заменена другой (община), что плоды его трудов будут делиться не на основании общих законов и завещательных прав, а по обычаю (а часто обычай есть усмотрение), когда он может быть ответствен за налоги, не внесенные другими (круговая порука), когда его бытие находится не в руках применителей законов (общая юрисдикция), а под благом попечительного усмотрения и благожелательной защиты маленького „батюшки“, отца земского начальника (ведь дворяне не выдумали же для себя такой сердечной работы), когда он не может ни передвигаться, ни оставлять свое, часто беднее птичьего гнезда, жилище без паспорта, выдача коего зависит от усмотрения, когда, одним словом, его быт в некоторой степени похож на быт домашнего животного, с тою разницей, что в жизни домашнего животного заинтересован владелец, ибо это его имущество, а Российское государство этого имущества имеет при данной стадии развития государственности в излишке, а то, что имеется в излишке, или мало, или совсем не ценится».[11]
К началу XX века политика, на которой настаивал Витте, являлась достаточно конкретной и целенаправленной. В течение 10 лет предстояло догнать более развитые в промышленном отношении страны Европы, занять прочные позиции на рынках стран Ближнего, Среднего и Дальнего Востока. Средства были вполне реальные: таможенная защита русской промышленности и поощрение русского вывоза; привлечение иностранных капиталов; накопление внутренних ресурсов с помощью косвенного налогообложения, казенной винной монополии и казенных железных дорог.
На первое место Витте ставил индустриализацию. Он писал: «При сложившемся ныне строе политических и экономических международных отношений земледельческая страна, не имеющая своей собственной промышленности, достаточно развитой, чтобы удовлетворить главным потребностям населения продуктами отечественного труда, не может почитать свою мощь непоколебимой; без своей собственной промышленности она не может достигнуть настоящей экономической независимости, а опыт всех народов наглядно показывает, что только хозяйственно самостоятельные народы оказываются в силе проявлять в полной мере и свое политическое могущество. Англия, Германия, Соединенные Штаты, прежде чем стать влиятельными державами в международной политике, напряженными усилиями и всесторонней системой мероприятий насаждали и развивали у себя промышленность».
С. Ю. Витте покровительствовал развитию отечественной промышленности. При нем развернулось и по существу завершилось строительство Великого Сибирского пути: от Челябинска до Владивостока. Министр финансов умело привлекал иностранный капитал, который стал мотором развернувшейся капиталистической индустриализации страны. Была введена монополия государства на продажу водки, которая заключалась в том, что сей продукт изготавливался по установленной технологии (спасибо Д. И. Менделееву!) и продавался через казенные винные лавки. В 1897 году в результате сложной и хорошо подготовленной денежной реформы денежной единицей России стал золотой рубль. Он содержал 0,774235 грамма золота и в переводе на иностранную валюту составлял: 1,51 доллара США, 2,61 французского франка, 2,16 германской марки, 0,11 английского фунта. В 1989 году такой рубль равнялся примерно 45 советским рублям[12]. С. Ю. Витте был сторонником гибкой внешней политики, противником вовлечения России в международные конфликты. При С. Ю. Витте возрос приток иностранных капиталов в различные отрасли отечественной экономики. Доля иностранных капиталовложений с 35,5 % в 1893 году выросла до 39 % в 1900 году. Впоследствии иностранные капиталовложения составляли примерно одну треть всех инвестиций. К 1913 году на 14 млрд руб. отечественных капиталовложений приходилось 7,5 млрд иностранных средств. Как крупный государственный деятель С. Ю. Витте понимал необходимость основательной аграрной реформы. Под его руководством были разработаны те проекты, которые несколько позже будут реализованы под руководством П. А. Столыпина.
Витте по праву называют «отцом» капиталистической индустриализации страны. Желающие могут об этом почитать в научной и учебной литературе или ограничиться рассмотрением предлагаемой авторской таблицы (обобщающие позиции в вертикальных колонках не связаны жестко по горизонтали).
Капиталистическая индустриализация в России (последняя треть XIX – начало XX века).
Не нужно быть профессиональным историком для того, чтобы увидеть: капиталистическая индустриализация была необходимым стержнем, главным вектором осуществления модернизации России в целом. Для потомков это совершенно очевидно[13]. Но индустриализация для дореволюционной России была важным, но не единственным условием сохранения конкурентоспособности Российской державы в обстановке надвигавшейся глобальной борьбы за передел мира. Серьезнейшей перестройки отношений требовал аграрный сектор страны. Можно было бы и подождать. В мире развитых индустриальных стран было раз-два и обчелся (Англия и Германия). Но в ряде стран перестройка сельского хозяйства на капиталистических основах шла на всех парах, а в России, как показала первая русская революция, на этом направлении модернизации, что называется, «конь не валялся».
План модернизации аграрных отношений разрабатывался еще под руководством Витте, но осуществлением этого плана занимался П. А. Столыпин.
Многие россияне ставят Петра Аркадьевича Столыпина (1862—1911) как государственного деятеля и реформатора выше, чем С. Ю. Витте[14]. Но о какой-то обнародованной, заявленной самостоятельной программе Столыпина до его прихода на пост председателя Совета министров говорить не приходится. Собственно и предъявлять претензию к губернатору Саратовской губернии по поводу того, что он пришел на высший государственный пост в стране без собственной программы, вряд ли можно. В стране мог быть только один человек, кто мог иметь и кто мог одобрить какую бы то ни было программу.
Но уже находясь на посту премьера, Столыпин, как считают столыпиноведы, оформил результаты своего анализа ситуации в стране в достаточно стройный план действий. 24 августа 1906 года правительство опубликовало декларацию, в которой, с одной стороны, пыталось оправдать политику массовых репрессий, а с другой стороны, обозначало намерение провести ряд реформ. На втором месте после аграрного стоял вопрос о проведении «некоторых неотложных мероприятий в смысле гражданского равноправия и свободы вероисповедания». На повестке дня стояли также вопросы о реформе местного самоуправления и суда, о введении земства в западных губерниях, Прибалтике и Польше, о государственном страховании рабочих, о реформе средней и высшей школы.
Таким образом, Столыпин предполагал реформировать все стороны экономической и политической жизни России. В «проект Столыпина» входило учреждение восьми новых министерств, сами названия которых говорили об основных направлениях реформирования страны. В стране уже имелись министерства: внутренних дел, юстиции, финансов, государственного контроля, земледелия и государственных имуществ, путей сообщения, военное, морское, иностранных дел, императорского двора. Намечалось создание министерств труда, местных самоуправлений, национальностей, социального обеспечения, исповеданий, обследования и эксплуатации природных богатств, здравоохранения, переселений. Легко заметить, что, выражаясь современным языком, Столыпин планировал, используя силу государства, создать «социальный блок» государственных учреждений, которые займутся социальными проблемами, выработают государственную социальную политику. Модернизация должна была приобрести всеохватывающий, полноценный, всесторонний характер.
Чиновники и историки хорошо знают, что для принятия любого решения группа ответственных лиц вместе с привлеченными специалистами, экспертами готовит аналитические материалы, тексты законопроектов, подсчитывает необходимые затраты, возможные риски, учитывает различные интересы и выгоды. Но в литературе существует мнение, что после смерти Столыпина все бумаги, связанные с разработанным проектом государственных преобразований, исчезли из его кабинета и найти их не удалось. Есть предположение, что проект был уничтожен по указанию Николая II.
В годы перестройки и особенно в начале постсоветского периода было принято с придыханием говорить о результатах усилий Витте и Столыпина и о том, какую замечательную Россию «мы потеряли». В советское время было принято сравнивать успехи СССР с показателями дореволюционной России по состоянию на 1913 год. Позитивную динамику социально-экономического развития во времена «проклятого царизма» пропагандировать было не принято.
С середины 80-х годов XX века до широкого российского читателя стали доходить тексты, находившиеся длительное время в фондах специального хранения крупных советских библиотек. Чего только в этих фондах не было!
Одной из самых основательных работ было историческое исследование Сергея Сергеевича Ольденбурга (1888—1940). Его отец Сергей Федорович Ольденбург был крупным ученым-индологом и вице-президентом РАН, затем АН СССР.
С. С. Ольденбург окончил юридический факультет Московского университета. Работал чиновником Министерства финансов России. Отец был либералом и кадетом, а сын придерживался более правых взглядов. С. С. Ольденбург участвовал в Белом движении, эмигрировал, публиковался в правых эмигрантских изданиях. Знал несколько языков, являлся эрудитом, знатоком истории, но жил в бедности. Высший монархический совет поручил С. С. Ольденбургу написать историю правления Николая II. Автор имел возможность пользоваться уникальными документами. Он успел увидеть первый том своего труда.
Сочинение С. С. Ольденбурга носит апологетический характер и служит источником вдохновения для поклонников последнего российского царя. Вот несколько строк: «За 20 лет население Империи возросло на 50 млн человек, на 40 %; естественный прирост населения составил три миллиона в год… Потребление сахара возросло с 8 фунтов (фунт – примерно 400 граммов) на душу в 1894 году до 18 фунтов в 1913 году, сахар стал предметом необходимости широких масс… Неурожай более не означал голода; недород в отдельных местностях покрывался производством других районов… За границу уходило около четверти русских хлебов… В городах белый хлеб стал соперничать с черным… Вклады в государственных сберегательных кассах возросли с трехсот миллионов до двух миллиардов рублей… Добыча угля выросла более чем вчетверо, нефти – на 2/3, чугуна – вчетверо, меди – впятеро… Паровозы, вагоны и рельсы производились преимущественно на русских заводах… Сбор туркестанского хлопка вырос в 6 раз… Золотой запас Государственного банка вырос с 648 млн руб. в 1894 году до 1604 млн в 1913 году. Расходы на народное образование в целом по стране за 20 лет царствования выросли с 40 млн до 300 млн», – перечислял автор.[15]
Еще более эффектно выглядят перечни цен и доходов накануне Первой мировой войны. В 1912 году пуд (16 кг) мяса стоил 4 руб. 45 коп., ведро водки – около 1 руб., электролампочка – 40 коп., тысяча штук папирос – 4 руб., хромовые сапоги – 8 руб., велосипед – 100 руб., автомобиль – 7 тыс. руб. Ежемесячная зарплата составляла: у токаря – 52 руб., у чернорабочего – 25 руб., доход студента – 25—30 руб., у профессора или генерала – около 300 руб. в месяц.[16]
Так, для некоторых россиян, интересующихся историей, «тюрьма народов» стала «светочем мира», а Николай Кровавый превратился в Николая Святого. При этом как-то не воспринимается то, что два подъема в развитии экономики страны, два важных шага на пути исторического прогресса делались тогда, когда самодержец всероссийский не считал себя знатоком во всех вопросах и не препятствовал реформам. Показательно, что от обоих реформаторов царь предпочел избавиться. И это исторический факт!
Успешность реализации проекта Витте–Столыпина можно оценивать по-разному. Можно говорить о том, что своей деятельностью оба выдающихся реформатора максимально ускоряли, подстегивали социально-экономическое развитие страны и объективно формировали «социально-экономические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции». С таким же успехом можно продолжать вздыхать по поводу «России, которую мы потеряли». Можно в телевизионных передачах, как это сделал осенью 2008 года режиссер Н. С. Михалков в проекте «Имя Россия», рассказывать сказки о том, сколько в России потреблялось мяса, впрямую при этом обманывая достопочтенную публику.
Между тем к концу XX века человечество выработало общепринятые международные критерии для оценки уровня развития тех или иных государств. С 1990 года для почти двухсот стран рассчитывается индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП). Его важнейшими слагаемыми являются продолжительность жизни, уровень образования в стране и валовой национальный продукт на душу населения. Не претендуя на экстраполяцию современной методики применительно к ситуации в мире накануне Первой мировой войны, попробуем все-таки привести некоторые важные сведения.
Одной из важнейших характеристик являются так называемые качественные показатели, а именно производство той или иной продукции, услуг на душу населения. Уместными представляются данные по тем странам, которые и к настоящему времени сохраняют лидирующие позиции на мировой арене.
Место России среди других стран в 1913 году.
Как говорится, видно невооруженным глазом, что по качественным показателям Россия, мягко говоря, отставала. Большинством как-то упускается из виду, что остальные страны в так называемый «мирный период» развития мирового капитализма (между франко-прусской войной 1870—1871 годов и Первой мировой войной 1914—1918 годов) тоже не стояли на месте и не ждали, пока Россия их догонит и перегонит.
Развитие России происходило отнюдь не гладко. «Попытки активизировать модернизационные процессы в стране оборачивались возникновением дополнительных сложностей и появлением новых узлов противоречий. В силу огромных масштабов страны, неравномерности развития ее отдельных территорий и отраслей, недооценки сопротивления значительной части населения новшествам, внедряемым грубо и по-бюрократически негибко, образовался целый клубок противоречий, который имел тенденцию не к смягчению, а, напротив, к дальнейшему обострению. Особую роль играло то обстоятельство, что в процессе реформ пересекались и взаимоусиливали друг друга противоречия разных уровней и даже разных эпох… То, что страна со своими чрезвычайно сильными внутренними проблемами и коллизиями активно вступила в межимпериалистическую борьбу, в большой мере сделало неизбежными революционные потрясения, которые произошли в последующем. Расчет на то, что война позволит консолидировать общество, снять остроту противоречий, в конечном счете провалился. Теоретическая возможность разрешения накопившихся конфликтов в эволюционной форме и без потрясения всех устоев была упущена».[17]
Россия оставалась «догоняющей» страной, относилась ко «второму эшелону» в мировом модернизационном процессе.
Россия по-прежнему была аграрной страной. Некоторые журналисты, деятели культуры, а иногда и политики горделиво восклицают: «Россия до революции кормила полмира. Ура, товарищи!» Хочется надеяться, что в свете очередной начавшейся модернизации станет очевидно, что на самом деле гордиться тем, что страна так и не вырвалась из рамок экстенсивного развития, вряд ли стоит.
Конечно, достижения и даже прорывы на путях капиталистической индустриализации, которая была стержнем процесса модернизации России, были немаленькие. В 1913 году на Путиловской верфи по лицензиям иностранных фирм было впервые в России организовано производство корабельных и судовых паровых турбин. Оборудование в электротехнической промышленности, почти целиком основанной на германских капиталовложениях, было на уровне передовых достижений европейской техники и технологии. Ее продукция удовлетворяла почти весь спрос внутреннего рынка. Накануне Первой мировой войны в стране имелось 255 металлургических заводов, 568 предприятий в угольной промышленности, 170 нефтедобывающих и 54 нефтеперерабатывающих, 1800 металлообрабатывающих, 840 фабрик в хлопчатобумажной промышленности. В целом за 1890—1913 годы общий объем промышленной продукции (включая как тяжелую, так и легкую промышленность) вырос в 7 раз.
Не было в стране недостатка и в предприимчивых людях, крупных организаторах. Морозовы, Рябушинские, Путиловы, Елисеевы, Мамонтовы и многие другие проявляли инициативу, иногда рисковали, находя пути «наверх». Просто взятки чиновникам тогда не назывались «откатами».
К 1900 году доля России в мировом промышленном производстве достигла 5 %. Россия приблизилась к Франции, которая давала 7,1 % мировой промышленной продукции, превосходя ее по выплавке стали, производству машин и хлопчатобумажных тканей. Но Россия существенно отставала от США, Германии и Великобритании. В 1913 году Россия произвела 5,3 % мировой промышленной продукции, но по производству изделий промышленности на душу населения находилась на уровне Испании, Италии и Японии, существенно отставая от ведущих держав.
Среднегодовые темпы прироста промышленного производства за 1910—1913 годы были самыми высокими в мире: мировая промышленность – 4,5 %, Англия – 5,7 %, США и Германия – по 4,2 %, Франция – 3,9 %, а Россия – 6,0 %. В тогдашнем мире было только три страны с индустриальной или индустриально-аграрной структурой экономики – Англия, США и Германия. Остальные страны, не являвшиеся колониями, были либо аграрными, либо аграрно-индустриальными. Россия находилась на одном уровне развития с Францией и опережала Италию, Австро-Венгрию и Японию. К 1913 году доля промышленной продукции в валовом национальном продукте составляла 42 %, доля сельскохозяйственной продукции – 58 %.
К сожалению, лишь немногие исследователи пытаются дать объективную (не сталинскую, но и не говорухинскую) оценку уровня, достигнутого Россией к моменту вступления в Первую мировую войну. Так, степень индустриализации общества, судя по профессионально-классовой структуре самодеятельного населения, колебалась в пределах 15—25 %, то есть составляла около 20 % – число, соразмерное со степенью урбанизации населения России (18 %). По сравнению с аналогичными показателями Великобритании, Германии, Франции и США, Россия в 3–4 раза уступала таким государствам с развитой промышленной структурой, как Италия и Австро-Венгрия, и была близка к уровню Японии – развивающейся промышленной державы. Хотя по объемным показателям Россия занимала промежуточное положение между ведущими индустриальными державами (США, Германия и Британская империя), с одной стороны, и индустриально развитыми (Австро-Венгрия, Италия и Япония) – с другой, и имела в целом потенциал, близкий к французскому, по качественным показателям она делила последнее и предпоследнее места с Японией. В этом отношении Россия отставала от ведущих индустриально развитых стран в 3–8 раз, от Италии и Австро-Венгрии – в 1,5–3 раза.[18]
1.3. «Для того чтобы народ не голодал…»: почему не реализовался «план Витте–Столыпина»?
Меня использовали на «затычку», а потом выбросили за ненадобностью.
С. Ю. Витте о собственной карьере
Какой «план» был у Николая II, когда он оказался на русском престоле несколько раньше, чем он сам того хотел? Мог ли быть хоть какой-то «план» у молодого человека, если за все время обучения он не задал ни одного вопроса своим учителям, среди которых были весьма знающие и уважаемые люди? Всю свою жизнь Николай II вел дневник, в котором даже самые ярые современные монархисты никак не найдут ни одной философской мысли, никаких признаков стратегического мышления Хозяина земли русской, как именовал себя сам Николай Александрович Романов. Дедушка автора Сергей Степанович Фортунатов (1892—1962) во время приезда Николая II в Кострому по случаю празднования 300-летия Дома Романовых находился в толпе костромичей. Впоследствии дедушка, учитель истории по второму из трех образований, записал в дневнике запомнившуюся реплику стоявшей рядом дамы: «А государь-то самый обычный человек!» Если бы только эта дама представляла, насколько «обычным» был человек, стоявший во главе огромной страны.
Впрочем, Николаю II можно было самому и не «разбирать вожжи». Они были в достаточно надежных руках российской элиты. Самым ценным наследством, которое досталось молодому правителю от батюшки, был министр финансов Сергей Юльевич Витте (1849—1915). Он был главным по экономике. Он был одним из немногих в правящей верхушке страны, кто думал не только о сегодняшнем дне, о дворцовых интригах, о том, на кого благосклонно посмотрел император, но и о том, в каком направлении и как именно развивается страна.
В России имелось немало всякого рода перекосов, в том числе и в распределении нагрузки на различные группы населения. Царская семья и сословие, служившее царю, плотно сели на шею податному населению, крестьянам и посадским людям в середине XVII века, когда с принятием Соборного уложения (1649) завершилось юридическое оформление крепостного права в России. Некоторые современные знатоки истории оправдывают эту меру внешнеполитическими задачами, которые стремились решить первые Романовы. При этом почему-то забывается, что в 1762 году дворянство было полностью освобождено от государственной службы. Дворяне могли сами выбирать: служить или не служить. Но слезать с мужицкой шеи служилое сословие явно не торопилось. Между Манифестом о вольности дворянской (18 февраля 1762 года) и Манифестом об отмене крепостного права (19 февраля 1861 года) прошло ни много ни мало, а 99 лет! Уже были завоеваны выходы во все мыслимые и немыслимые моря, раздвинуты границы империи, побит Наполеон, но главная производительная сила страны – народ – по-прежнему был повязан по рукам и ногам.
С отменой крепостного права больших стимулов и возможностей богатеть самим и делать более богатой страну у основной массы населения так и не появилось. Государство по-прежнему сидело на шее у мужиков, выбивая из них выкупные платежи, которые представляли собой самый что ни на есть прямой налог. За счет основной массы населения шли поступления в государственную казну и через систему косвенных налогов.
К концу XIX века ситуация даже согласно официальной статистике выглядела более чем однозначно.[10]
«Создание своей собственной промышленности – это и есть та коренная, не только экономическая, но и политическая задача, которая составляет краеугольное основание нашей протекционистской системы… Нужно не только создавать промышленность, нужно заставлять ее дешево работать, нужно в возникшей промышленной среде развить более деятельную и стремительную жизнь, – словом, поднять ее количественно и качественно на такой высокий уровень, дать ей такую могучую силу, чтобы она была не только питающимся, но и питающим органом отечественного хозяйства… Капиталы, знания и предприимчивость. Только эти три силы могут ускорить процесс образования вполне независимой национальной промышленности», – писал в докладной записке «на высочайшее имя» – Николаю II – министр финансов С. Ю. Витте в 1899 году.
Эту докладную записку вполне можно рассматривать как некий «план Витте», который основывался на оценке результатов уже прошедших десятилетий и предусматривал дальнейшее продвижение страны по тому же пути капиталистического развития.
«Для того чтобы народ не голодал, чтобы его труд сделался производительным, нужно ему дать возможность трудиться, нужно его освободить от попечительных пут, нужно ему дать общие гражданские права, нужно его подчинить общим нормам, нужно его сделать полным и личным обладателем своего труда – одним словом, его нужно сделать с точки зрения гражданского права персоною. Человек не разовьет свой труд, если он не имеет сознания, что плоды его труда суть его собственность и его наследников. Как может человек проявить и развить не только свой труд, но инициативу в своем труде, когда он знает, что обрабатываемая им земля через некоторое время может быть заменена другой (община), что плоды его трудов будут делиться не на основании общих законов и завещательных прав, а по обычаю (а часто обычай есть усмотрение), когда он может быть ответствен за налоги, не внесенные другими (круговая порука), когда его бытие находится не в руках применителей законов (общая юрисдикция), а под благом попечительного усмотрения и благожелательной защиты маленького „батюшки“, отца земского начальника (ведь дворяне не выдумали же для себя такой сердечной работы), когда он не может ни передвигаться, ни оставлять свое, часто беднее птичьего гнезда, жилище без паспорта, выдача коего зависит от усмотрения, когда, одним словом, его быт в некоторой степени похож на быт домашнего животного, с тою разницей, что в жизни домашнего животного заинтересован владелец, ибо это его имущество, а Российское государство этого имущества имеет при данной стадии развития государственности в излишке, а то, что имеется в излишке, или мало, или совсем не ценится».[11]
К началу XX века политика, на которой настаивал Витте, являлась достаточно конкретной и целенаправленной. В течение 10 лет предстояло догнать более развитые в промышленном отношении страны Европы, занять прочные позиции на рынках стран Ближнего, Среднего и Дальнего Востока. Средства были вполне реальные: таможенная защита русской промышленности и поощрение русского вывоза; привлечение иностранных капиталов; накопление внутренних ресурсов с помощью косвенного налогообложения, казенной винной монополии и казенных железных дорог.
На первое место Витте ставил индустриализацию. Он писал: «При сложившемся ныне строе политических и экономических международных отношений земледельческая страна, не имеющая своей собственной промышленности, достаточно развитой, чтобы удовлетворить главным потребностям населения продуктами отечественного труда, не может почитать свою мощь непоколебимой; без своей собственной промышленности она не может достигнуть настоящей экономической независимости, а опыт всех народов наглядно показывает, что только хозяйственно самостоятельные народы оказываются в силе проявлять в полной мере и свое политическое могущество. Англия, Германия, Соединенные Штаты, прежде чем стать влиятельными державами в международной политике, напряженными усилиями и всесторонней системой мероприятий насаждали и развивали у себя промышленность».
С. Ю. Витте покровительствовал развитию отечественной промышленности. При нем развернулось и по существу завершилось строительство Великого Сибирского пути: от Челябинска до Владивостока. Министр финансов умело привлекал иностранный капитал, который стал мотором развернувшейся капиталистической индустриализации страны. Была введена монополия государства на продажу водки, которая заключалась в том, что сей продукт изготавливался по установленной технологии (спасибо Д. И. Менделееву!) и продавался через казенные винные лавки. В 1897 году в результате сложной и хорошо подготовленной денежной реформы денежной единицей России стал золотой рубль. Он содержал 0,774235 грамма золота и в переводе на иностранную валюту составлял: 1,51 доллара США, 2,61 французского франка, 2,16 германской марки, 0,11 английского фунта. В 1989 году такой рубль равнялся примерно 45 советским рублям[12]. С. Ю. Витте был сторонником гибкой внешней политики, противником вовлечения России в международные конфликты. При С. Ю. Витте возрос приток иностранных капиталов в различные отрасли отечественной экономики. Доля иностранных капиталовложений с 35,5 % в 1893 году выросла до 39 % в 1900 году. Впоследствии иностранные капиталовложения составляли примерно одну треть всех инвестиций. К 1913 году на 14 млрд руб. отечественных капиталовложений приходилось 7,5 млрд иностранных средств. Как крупный государственный деятель С. Ю. Витте понимал необходимость основательной аграрной реформы. Под его руководством были разработаны те проекты, которые несколько позже будут реализованы под руководством П. А. Столыпина.
Витте по праву называют «отцом» капиталистической индустриализации страны. Желающие могут об этом почитать в научной и учебной литературе или ограничиться рассмотрением предлагаемой авторской таблицы (обобщающие позиции в вертикальных колонках не связаны жестко по горизонтали).
Капиталистическая индустриализация в России (последняя треть XIX – начало XX века).
Не нужно быть профессиональным историком для того, чтобы увидеть: капиталистическая индустриализация была необходимым стержнем, главным вектором осуществления модернизации России в целом. Для потомков это совершенно очевидно[13]. Но индустриализация для дореволюционной России была важным, но не единственным условием сохранения конкурентоспособности Российской державы в обстановке надвигавшейся глобальной борьбы за передел мира. Серьезнейшей перестройки отношений требовал аграрный сектор страны. Можно было бы и подождать. В мире развитых индустриальных стран было раз-два и обчелся (Англия и Германия). Но в ряде стран перестройка сельского хозяйства на капиталистических основах шла на всех парах, а в России, как показала первая русская революция, на этом направлении модернизации, что называется, «конь не валялся».
План модернизации аграрных отношений разрабатывался еще под руководством Витте, но осуществлением этого плана занимался П. А. Столыпин.
Многие россияне ставят Петра Аркадьевича Столыпина (1862—1911) как государственного деятеля и реформатора выше, чем С. Ю. Витте[14]. Но о какой-то обнародованной, заявленной самостоятельной программе Столыпина до его прихода на пост председателя Совета министров говорить не приходится. Собственно и предъявлять претензию к губернатору Саратовской губернии по поводу того, что он пришел на высший государственный пост в стране без собственной программы, вряд ли можно. В стране мог быть только один человек, кто мог иметь и кто мог одобрить какую бы то ни было программу.
Но уже находясь на посту премьера, Столыпин, как считают столыпиноведы, оформил результаты своего анализа ситуации в стране в достаточно стройный план действий. 24 августа 1906 года правительство опубликовало декларацию, в которой, с одной стороны, пыталось оправдать политику массовых репрессий, а с другой стороны, обозначало намерение провести ряд реформ. На втором месте после аграрного стоял вопрос о проведении «некоторых неотложных мероприятий в смысле гражданского равноправия и свободы вероисповедания». На повестке дня стояли также вопросы о реформе местного самоуправления и суда, о введении земства в западных губерниях, Прибалтике и Польше, о государственном страховании рабочих, о реформе средней и высшей школы.
Таким образом, Столыпин предполагал реформировать все стороны экономической и политической жизни России. В «проект Столыпина» входило учреждение восьми новых министерств, сами названия которых говорили об основных направлениях реформирования страны. В стране уже имелись министерства: внутренних дел, юстиции, финансов, государственного контроля, земледелия и государственных имуществ, путей сообщения, военное, морское, иностранных дел, императорского двора. Намечалось создание министерств труда, местных самоуправлений, национальностей, социального обеспечения, исповеданий, обследования и эксплуатации природных богатств, здравоохранения, переселений. Легко заметить, что, выражаясь современным языком, Столыпин планировал, используя силу государства, создать «социальный блок» государственных учреждений, которые займутся социальными проблемами, выработают государственную социальную политику. Модернизация должна была приобрести всеохватывающий, полноценный, всесторонний характер.
Чиновники и историки хорошо знают, что для принятия любого решения группа ответственных лиц вместе с привлеченными специалистами, экспертами готовит аналитические материалы, тексты законопроектов, подсчитывает необходимые затраты, возможные риски, учитывает различные интересы и выгоды. Но в литературе существует мнение, что после смерти Столыпина все бумаги, связанные с разработанным проектом государственных преобразований, исчезли из его кабинета и найти их не удалось. Есть предположение, что проект был уничтожен по указанию Николая II.
В годы перестройки и особенно в начале постсоветского периода было принято с придыханием говорить о результатах усилий Витте и Столыпина и о том, какую замечательную Россию «мы потеряли». В советское время было принято сравнивать успехи СССР с показателями дореволюционной России по состоянию на 1913 год. Позитивную динамику социально-экономического развития во времена «проклятого царизма» пропагандировать было не принято.
С середины 80-х годов XX века до широкого российского читателя стали доходить тексты, находившиеся длительное время в фондах специального хранения крупных советских библиотек. Чего только в этих фондах не было!
Одной из самых основательных работ было историческое исследование Сергея Сергеевича Ольденбурга (1888—1940). Его отец Сергей Федорович Ольденбург был крупным ученым-индологом и вице-президентом РАН, затем АН СССР.
С. С. Ольденбург окончил юридический факультет Московского университета. Работал чиновником Министерства финансов России. Отец был либералом и кадетом, а сын придерживался более правых взглядов. С. С. Ольденбург участвовал в Белом движении, эмигрировал, публиковался в правых эмигрантских изданиях. Знал несколько языков, являлся эрудитом, знатоком истории, но жил в бедности. Высший монархический совет поручил С. С. Ольденбургу написать историю правления Николая II. Автор имел возможность пользоваться уникальными документами. Он успел увидеть первый том своего труда.
Сочинение С. С. Ольденбурга носит апологетический характер и служит источником вдохновения для поклонников последнего российского царя. Вот несколько строк: «За 20 лет население Империи возросло на 50 млн человек, на 40 %; естественный прирост населения составил три миллиона в год… Потребление сахара возросло с 8 фунтов (фунт – примерно 400 граммов) на душу в 1894 году до 18 фунтов в 1913 году, сахар стал предметом необходимости широких масс… Неурожай более не означал голода; недород в отдельных местностях покрывался производством других районов… За границу уходило около четверти русских хлебов… В городах белый хлеб стал соперничать с черным… Вклады в государственных сберегательных кассах возросли с трехсот миллионов до двух миллиардов рублей… Добыча угля выросла более чем вчетверо, нефти – на 2/3, чугуна – вчетверо, меди – впятеро… Паровозы, вагоны и рельсы производились преимущественно на русских заводах… Сбор туркестанского хлопка вырос в 6 раз… Золотой запас Государственного банка вырос с 648 млн руб. в 1894 году до 1604 млн в 1913 году. Расходы на народное образование в целом по стране за 20 лет царствования выросли с 40 млн до 300 млн», – перечислял автор.[15]
Еще более эффектно выглядят перечни цен и доходов накануне Первой мировой войны. В 1912 году пуд (16 кг) мяса стоил 4 руб. 45 коп., ведро водки – около 1 руб., электролампочка – 40 коп., тысяча штук папирос – 4 руб., хромовые сапоги – 8 руб., велосипед – 100 руб., автомобиль – 7 тыс. руб. Ежемесячная зарплата составляла: у токаря – 52 руб., у чернорабочего – 25 руб., доход студента – 25—30 руб., у профессора или генерала – около 300 руб. в месяц.[16]
Так, для некоторых россиян, интересующихся историей, «тюрьма народов» стала «светочем мира», а Николай Кровавый превратился в Николая Святого. При этом как-то не воспринимается то, что два подъема в развитии экономики страны, два важных шага на пути исторического прогресса делались тогда, когда самодержец всероссийский не считал себя знатоком во всех вопросах и не препятствовал реформам. Показательно, что от обоих реформаторов царь предпочел избавиться. И это исторический факт!
Успешность реализации проекта Витте–Столыпина можно оценивать по-разному. Можно говорить о том, что своей деятельностью оба выдающихся реформатора максимально ускоряли, подстегивали социально-экономическое развитие страны и объективно формировали «социально-экономические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции». С таким же успехом можно продолжать вздыхать по поводу «России, которую мы потеряли». Можно в телевизионных передачах, как это сделал осенью 2008 года режиссер Н. С. Михалков в проекте «Имя Россия», рассказывать сказки о том, сколько в России потреблялось мяса, впрямую при этом обманывая достопочтенную публику.
Между тем к концу XX века человечество выработало общепринятые международные критерии для оценки уровня развития тех или иных государств. С 1990 года для почти двухсот стран рассчитывается индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП). Его важнейшими слагаемыми являются продолжительность жизни, уровень образования в стране и валовой национальный продукт на душу населения. Не претендуя на экстраполяцию современной методики применительно к ситуации в мире накануне Первой мировой войны, попробуем все-таки привести некоторые важные сведения.
Одной из важнейших характеристик являются так называемые качественные показатели, а именно производство той или иной продукции, услуг на душу населения. Уместными представляются данные по тем странам, которые и к настоящему времени сохраняют лидирующие позиции на мировой арене.
Место России среди других стран в 1913 году.
Как говорится, видно невооруженным глазом, что по качественным показателям Россия, мягко говоря, отставала. Большинством как-то упускается из виду, что остальные страны в так называемый «мирный период» развития мирового капитализма (между франко-прусской войной 1870—1871 годов и Первой мировой войной 1914—1918 годов) тоже не стояли на месте и не ждали, пока Россия их догонит и перегонит.
Развитие России происходило отнюдь не гладко. «Попытки активизировать модернизационные процессы в стране оборачивались возникновением дополнительных сложностей и появлением новых узлов противоречий. В силу огромных масштабов страны, неравномерности развития ее отдельных территорий и отраслей, недооценки сопротивления значительной части населения новшествам, внедряемым грубо и по-бюрократически негибко, образовался целый клубок противоречий, который имел тенденцию не к смягчению, а, напротив, к дальнейшему обострению. Особую роль играло то обстоятельство, что в процессе реформ пересекались и взаимоусиливали друг друга противоречия разных уровней и даже разных эпох… То, что страна со своими чрезвычайно сильными внутренними проблемами и коллизиями активно вступила в межимпериалистическую борьбу, в большой мере сделало неизбежными революционные потрясения, которые произошли в последующем. Расчет на то, что война позволит консолидировать общество, снять остроту противоречий, в конечном счете провалился. Теоретическая возможность разрешения накопившихся конфликтов в эволюционной форме и без потрясения всех устоев была упущена».[17]
Россия оставалась «догоняющей» страной, относилась ко «второму эшелону» в мировом модернизационном процессе.
Россия по-прежнему была аграрной страной. Некоторые журналисты, деятели культуры, а иногда и политики горделиво восклицают: «Россия до революции кормила полмира. Ура, товарищи!» Хочется надеяться, что в свете очередной начавшейся модернизации станет очевидно, что на самом деле гордиться тем, что страна так и не вырвалась из рамок экстенсивного развития, вряд ли стоит.
Конечно, достижения и даже прорывы на путях капиталистической индустриализации, которая была стержнем процесса модернизации России, были немаленькие. В 1913 году на Путиловской верфи по лицензиям иностранных фирм было впервые в России организовано производство корабельных и судовых паровых турбин. Оборудование в электротехнической промышленности, почти целиком основанной на германских капиталовложениях, было на уровне передовых достижений европейской техники и технологии. Ее продукция удовлетворяла почти весь спрос внутреннего рынка. Накануне Первой мировой войны в стране имелось 255 металлургических заводов, 568 предприятий в угольной промышленности, 170 нефтедобывающих и 54 нефтеперерабатывающих, 1800 металлообрабатывающих, 840 фабрик в хлопчатобумажной промышленности. В целом за 1890—1913 годы общий объем промышленной продукции (включая как тяжелую, так и легкую промышленность) вырос в 7 раз.
Не было в стране недостатка и в предприимчивых людях, крупных организаторах. Морозовы, Рябушинские, Путиловы, Елисеевы, Мамонтовы и многие другие проявляли инициативу, иногда рисковали, находя пути «наверх». Просто взятки чиновникам тогда не назывались «откатами».
К 1900 году доля России в мировом промышленном производстве достигла 5 %. Россия приблизилась к Франции, которая давала 7,1 % мировой промышленной продукции, превосходя ее по выплавке стали, производству машин и хлопчатобумажных тканей. Но Россия существенно отставала от США, Германии и Великобритании. В 1913 году Россия произвела 5,3 % мировой промышленной продукции, но по производству изделий промышленности на душу населения находилась на уровне Испании, Италии и Японии, существенно отставая от ведущих держав.
Среднегодовые темпы прироста промышленного производства за 1910—1913 годы были самыми высокими в мире: мировая промышленность – 4,5 %, Англия – 5,7 %, США и Германия – по 4,2 %, Франция – 3,9 %, а Россия – 6,0 %. В тогдашнем мире было только три страны с индустриальной или индустриально-аграрной структурой экономики – Англия, США и Германия. Остальные страны, не являвшиеся колониями, были либо аграрными, либо аграрно-индустриальными. Россия находилась на одном уровне развития с Францией и опережала Италию, Австро-Венгрию и Японию. К 1913 году доля промышленной продукции в валовом национальном продукте составляла 42 %, доля сельскохозяйственной продукции – 58 %.
К сожалению, лишь немногие исследователи пытаются дать объективную (не сталинскую, но и не говорухинскую) оценку уровня, достигнутого Россией к моменту вступления в Первую мировую войну. Так, степень индустриализации общества, судя по профессионально-классовой структуре самодеятельного населения, колебалась в пределах 15—25 %, то есть составляла около 20 % – число, соразмерное со степенью урбанизации населения России (18 %). По сравнению с аналогичными показателями Великобритании, Германии, Франции и США, Россия в 3–4 раза уступала таким государствам с развитой промышленной структурой, как Италия и Австро-Венгрия, и была близка к уровню Японии – развивающейся промышленной державы. Хотя по объемным показателям Россия занимала промежуточное положение между ведущими индустриальными державами (США, Германия и Британская империя), с одной стороны, и индустриально развитыми (Австро-Венгрия, Италия и Япония) – с другой, и имела в целом потенциал, близкий к французскому, по качественным показателям она делила последнее и предпоследнее места с Японией. В этом отношении Россия отставала от ведущих индустриально развитых стран в 3–8 раз, от Италии и Австро-Венгрии – в 1,5–3 раза.[18]