– Да ну тебя! – Рахт поерзал на камне и, хотя по-прежнему не оборачивался, было видно, что покраснел. Уши выдавали.
   – Ну, давай, рассказывай уже! Все-таки безликая?
   – Нет.
   – А кто?
   – Она… Ее зовут Ахти.
   – Ахти? Так ведь она еще соплячка совсем! Хотя… Ладно-ладно, прости, – спохватился Райс, поймав разгоревшийся гневом взгляд обернувшегося брата. – Она и правда вырастет в настоящую красавицу. Но… Она же айнадар.
   – Понял, не дурак.
   – Да уж, Рахт, – покачал головой сероглазый. – Ты не ищешь легких путей. Хотя айна наверняка одобрила бы твой выбор. Союз с Наррами был бы очень выгоден роду.
   – Да плевал я на союз с Наррами! Я хочу ее. И… мне показалось… Она так на меня посмотрела…
   – Да, брат, ты влип. Ну, ничего. Если эта блажь не пройдет в ближайшие пару лун – а я, кстати, думаю, что пройдет, – то тебе и правда одна дорога. Поступишь через пять зим в Храм, еще через пять выйдешь оттуда весь в почетных метках с головы до ног. Будешь завидный жених. Да и айнадар твоя подрастет к тому времени…
   – Десять зим…
   – Да. Может показаться вечностью. Но другого пути нет. Если сунуться к Наррам сейчас – они на смех нас поднимут. Ты уж не обижайся. Тебе надо запастись терпением. Целым океаном терпения, брат.
   – Я понимаю, – опустил голову Рахт.
   Айнадар – это старшая дочь айны, правительницы рода. Ее единственная наследница. Все дочери, рождающиеся у айны позже, отдаются на воспитание безликим, и со временем либо пополняют их ряды, либо становятся ай-мин – женщинами-воительницами. Власть к айнадар переходит после того, как она получает мужа и рожает первого ребенка. Тогда действующая айна становится ай-нам – нянькой и советницей. Она по-прежнему уважаема и почитаема родом, но теперь остается в тени.
   Но представить Силан, айну Нарров, ушедшей на покой… Нет, пожалуй, такого не случится – ни через десять зим, ни через двадцать. Эта женщина упряма и воинственна, как какой-нибудь рыжебородый варвар из Ледяных земель. Наверняка она еще долго не будет допускать к дочери женихов.
   – Она совсем не такая, как мать, – вдруг сказал Рахт. – Она…
   – Да помню я. Сухая былинка с во-от такими печальными глазищами… Ладно, не сопи ты так. Уже опять загорелся!
   – Зря я тебе рассказал…
   Сероглазый устало усмехнулся и, положив руку на плечо младшему, немного помолчал.
   – Забудь ее, брат. Лучше забудь.
   Рахт вздохнул.
   – Ладно, хватит уже здесь рассиживаться, – пробурчал старший, потягиваясь. – Пойдем. За крабами пора, а перед этим домой заскочить за снастями.
   – Пойдем, – чуть помедлив, отозвался Рахт и тоже поднялся.
   Перед тем как снова углубиться в чащу, он обернулся и бросил последний взгляд в пропасть.
   Где-то там, далеко-далеко внизу, тревожно рокотал водопад.

3

   Его разбудил бой барабанов.
   Сначала несколько утробных, раскатистых, как отзвуки грома, ударов, отзывающихся неприятной дрожью во внутренностях. Это ро-пай – исполинское чудовище высотой в три человеческих роста, установленное на центральной площади. Вокруг него даже возведен специальный помост – бить нужно ближе к центру, с земли не достать.
   Рык ро-пая подхватили барабаны поменьше. Их ритм быстрее, хотя и не выбивается из общего величавого настроя, заданного гигантом. Чуть позже к старшим собратьям присоединяются и малые барабаны, вклиниваясь в общий говор короткими рваными фразами. Все вместе образует четкий, впечатывающийся в мозг звуковой узор. В нем нет слов, однако он будоражит душу, заставляет сердце трепетать и рождает в воображении сонм ярких, отчетливых образов. У каждого они, наверное, свои. Рахту, например, всегда видятся неисчислимые полчища грозных воинов, мерно вышагивающих под ритм ро-пая. Неисчислимая, неотвратимая, непобедимая сила…
   – Рахт!
   Юноша вздрогнул, обернулся к темнеющему в стене проему. На пороге стоял Райс, одетый в парадное санно с длинными рукавами, черное с красным – родовые цвета Буревестников.
   – Ты чего дрыхнешь? Оглох?! – прошипел брат.
   Рахт замысловато выругался, выбираясь из постели. Спал он, как и все воины, на тощем тюфяке, набитом высушенными водорослями. Тюфяк длинный, в два роста, и служит одновременно и одеялом – просто ложишься на одну половину и накрываешься другой.
   Повседневная одежда тайских юношей проста – широкие штаны, просторное санно из легкой ткани да сандалии из сыромятных ремешков. Чтобы облачиться, обычно хватает нескольких биений сердца. Чего не скажешь о парадном одеянии.
   Рахт, не переставая, ругался сквозь зубы, коря себя за нерадивость. Расставив руки, он крутился на месте, обматываясь широким поясом – ярко-красным, как свежая кровь.
   – Тихо, не торопись! – прикрикнул на него брат, придерживая свободный конец пояса. – Туже надо! Давай назад!
   Рахт, едва не взвыв от досады, завертелся в другую сторону.
   – С обувкой разберись пока, – пробурчал Райс, разглаживая ткань. – И не суетись. Время еще есть…
   Из дому они выбрались как раз вовремя. Многоголосый бой барабанов резко стих. И – почти сразу же, едва успели растаять в предрассветной тиши отголоски последних ударов – заговорил ро-пай. На этот раз удары были мерными, как стук сердца, и такими же сдвоенными. Будто действительно огромное сердце трепещет в ожидании чего-то.
   Братья неслись по темным переходам поселка бесшумно и стремительно, как тени, но перед центральной площадью сбавили темп и постарались проскользнуть на свои места в строю незамеченными.
   Центральная площадь – как зрачок в глазу – идеально круглая, и расположена действительно в самом центре цитадели Буревестников. С севера она граничит со стеной, огораживающей владения айны, с запада и востока – с жилищами самых знатных воинов. Вниз, прямиком к южным воротам, ведет самая широкая в поселке улица. Сейчас вдоль нее, по обе стороны, выстроились воины в парадных черно-красных одеждах. Большинство вооружено боевыми шестами или копьями. Стоят неподвижно, как статуи, уперев оружие в землю и чуть наклонив вперед, так что красные ленты, которыми оно украшено, свисают, как приспущенные флаги.
   Алые ленты повсюду – они свисают с кромок крыш, с шестов, вбитых в землю по периметру площади, с опор помоста. Сделанные из легкой ткани, они колышутся от малейшего движения воздуха, как прибрежные водоросли. Своим ярким цветом они резко выделяются на фоне серых глинобитных стен и потемневших от времени досок, пламенея, как свежая кровь на песке. Вглядываясь в трепетание лент на ветру, Рахт вдруг почувствовал необъяснимую тревогу. Удары барабана лишь усиливали эффект, и вскоре юноше начало казаться, что это не ро-пай, а его собственное сердце бьется так громко.
   На улицах, пожалуй, все мужское население поселка. На площади – лучшие из лучших. Шесть отрядов по сорок воинов. Не очень много, но вполне достаточно для того, чтобы сохранять за собой право владеть тем клочком острова, что зовется Землями Буревестников. Хотя, если верить рассказам нянек, когда-то эти земли были куда обширнее…
   Трон айны выставлен на высоком деревянном помосте на северном краю площади. Задняя часть помоста огорожена частоколом высоких шестов, на каждом из которых трепещет сразу по дюжине коротких алых лент, так что кажется, они охвачены огнем. Сама Каррейда – айна Буревестников – уже на месте. Неподвижная хрупкая фигура в белоснежной накидке с капюшоном, почти полностью скрывающим лицо. Маленькие сухие ладони крепко сжимают лежащий на коленях жезл, выточенный из моржового клыка. Айна уже немолода. Рахт был последним ее ребенком.
   Братья стоят в колонне молодых бойцов. Райс – в первом ряду, буквально в нескольких шагах от лестницы, ведущей на помост айны. Рядом с ним – Авер, Сейн, Ахан и другие лучшие ученики Артанга. В основном все гораздо старше Рахта. Сам Рахт – в третьем ряду, с самого краю. Это значит, что еще немного – и он будет достоин перейти во второй ряд. Это случится уже совсем скоро, ведь ученики из первого ряда после Испытаний займут совсем другие места.
   Тишина нарушается только боем барабана и шорохом трепещущих на ветру лент. Уже достаточно рассвело для того, чтобы не нужны стали факелы, однако из-за низких облаков, скрывающих восходящее светило, кажется, что поселок находится в огромной пещере, где вечно царит серый полумрак.
   Все Буревестники замерли в ожидании.
   Вскоре в паузах между ударами ро-пая стали слышны другие звуки. Чья-то тяжелая поступь. Скрип упряжи. Раздраженное шипение ездовых нарров.
   Показался авангард длинной процессии. Двое воинов в оранжевых одеждах Храма, верхом на свирепых двуногих наррах с длинными, усеянными костяными наростами хвостами. Въехав на площадь, они разделились, и каждый описал полукруг вдоль переднего ряда воинов, остановившись у самого помоста айны. Когти нарров отчетливо скрежещут по камням мостовой, и от этого звука у Рахта мурашки забегали вдоль хребта.
   Едва показался первый из наездников, по рядам молодых воинов прошелестел легким бризом благоговейный шепот.
   – Джайрах… Джайрах Сожженный…
   Глава Тонг-Хош, школы Черного клинка, оказался длинным, худым, как палка, с гладко выбритой головой и широким безгубым ртом. Лицо его походило на испеченный в углях клубень – бурого цвета, все покрыто бороздами и рытвинами. Тем страшнее сверкали на нем глаза – почти круглые, без ресниц и бровей, выпученные, будто от гнева или изумления.
   Тонг-Хош тоже считается частью храма Девяноста Девяти Мечей, хотя вряд ли среди юношей Буревестников кто-то хотел бы попасть туда. Черные клинки – это палачи. Безымянные убийцы, способные появляться и исчезать бесследно и беззвучно, как тени. Их боятся, их ненавидят, ими пугают маленьких детей. Сами разговоры о них считаются чем-то грязным, постыдным и опасным. Все соблюдают это табу, но все понимают, что Тонг-Хош – неотъемлемая часть жизни Тай. Если бы услуги Черных клинков не были нужны, не было бы и Школы.
   Рахт не слышал, чтобы раньше Джайрах присутствовал на Испытаниях Храма. Хотя, конечно, он никогда не спрашивал об этом у Артанга напрямую, а сам учитель не стал бы заговаривать об этом первым.
   На втором нарре восседал пожилой воин с волосами цвета морской пены. Это Арай, один из прославленных героев войн с Большой землей – западным континентом, отделяемым от островов Тай лишь узкими проливами. Там живут вероломные люди с черными сердцами и кожей, бледной, как у медуз.
   Левая рука седовласого с обмотанными вокруг ладони концами поводьев лежала на луке седла спокойно и расслабленно, но чувствовалось, что, стоит нарру сделать неверный шаг – поводья натянутся, как тетива, и шипы на узде вопьются в болезненные места на морде и шее ящера, заставляя его повиноваться.
   За наездниками следовал отряд пеших воинов в парадной броне, делающей их похожими на вставших на дыбы жуков. Отряд немногочисленный, едва ли больше дюжины бойцов. Но каких бойцов! Почти у всех нагрудники украшены оранжевым кругом с тремя мечами, сложенными в иероглиф «Хош». Высшая степень мастерства. Нечто большее, чем просто человек, вооруженный клинком. Собственно, Меч Храма может выйти в бой и вовсе безоружным, но это не добавит шансов его противникам.
   Рахт, с трудом сохраняя подобающую неподвижность, во все глаза наблюдал за процессией. Та ленивым потоком оранжевой лавы вытекала из жерла улицы на свободное пространство площади.
   Черноглазого юношу интересовали не жрецы в немыслимых головных уборах из самоцветов и птичьих перьев, не полуобнаженные ай-мин, не несущие паланкины со Старейшинами безликие в масках из чистого золота, даже не сами Старейшины, едва различимыми силуэтами маячащие за полупрозрачными занавесами паланкинов.
   Он смотрел только на воинов. Когда-нибудь он должен стать таким же. Может, даже занять место одного из них. Сейчас это казалось немыслимым, невозможным, даже смешным… и оттого еще более желанным.
   Три паланкина остановились напротив помоста айны, и безликие медленно опустили их на мостовую, оставшись при этом стоять, преклонив правое колено. Наездники остановились в просветах между паланкинами, послушные ящеры склонили уродливые морды к самой земле.
   Старейшины Храма – похожие друг на друга, как близнецы, – поджарые старики с длинными белоснежными волосами, резко контрастирующими с темно-коричневой кожей. Их одежда тоже оранжевая, но с большим белым кругом на спине.
   Рахт уже видел Старейшин пять лет назад, во время предыдущих Испытаний. Еще тогда они не произвели на него никакого впечатления. Да, когда-то они были доблестными воинами, но сейчас-то они только и могут, что сидеть с каменными мордами и многозначительно кивать. И почему-то именно эти старые развалины вершат судьбы лучших молодых воинов, а вместе с ними – и их кланов.
   Как и остальные юноши, Рахт неотрывно следил за каждой деталью церемонии, но мысли его витали все дальше и дальше. Он почти полностью пропустил мимо ушей приветственные речи, обращение посланников Храма к Сейлараннам и прочую говорильню, хотя остальные собравшиеся на площади, похоже, ловили каждое слово.
   А в голове юноши крутились обрывки рассказов Артанга о Храме и Испытаниях. Рахт всегда задавал старому учителю много вопросов. Ответом на большинство из них служили болезненные удары деревянным мечом или долгие часы стояния на торце столба, вкопанного в землю. Видимо, Рахт задавал совсем не те вопросы, какие подобает. Артанг не раз говорил, что юноша слишком дерзок, и помыслы его обращены в неверную сторону.
   – Это все равно, что держать меч за острие, а не за рукоять, – ворчал учитель. – Твой ум остр, но это может только навредить тебе, если не научишься держать язык за зубами.
   Рахт с раннего детства привык к подобным замечаниям, но ничего поделать с собой не мог. Он всегда видел чуть дальше и чуть глубже, чем сверстники и даже многие из взрослых. А может, просто смотрел под другим углом. Тот самый дух непокорности, что с самого рождения осложняет ему жизнь, отражаясь в беспокойном и вспыльчивом нраве, никогда не позволял Рахту принимать на веру чужие слова. Даже если слова эти исходили от самой айны. Выслушав чужие суждения, он лишь делал вид, что соглашается с ними. Сам же разбирал каждую фразу по косточкам, как рыбак точными ударами ножа потрошит рыбу – отсекая все ненужное и отделяя от костей и потрохов нежные розовые ломти сути.
   Вот и сейчас, наблюдая за церемонией приема посланников Храма, он не просто глазел на легендарных бойцов, как это делали большинство из стоящих рядом юношей. Он думал о том, что Испытания заключают в себе нечто гораздо более важное, чем представляют себе эти бритоголовые сопляки.
   – Огнедышащий нарр стал дряхл и неповоротлив, – бормотал как-то набравшийся рисовой водки Артанг. В последнее время это происходило с учителем все чаще. Еще немного – и об этом узнает айна. – Лава в его жилах превратилась в дым, а пламя из пасти уже не испугает и ребенка…
   – Почему ты так говоришь, учитель? – осторожно спросил тогда Рахт, благоразумно прячась в тени позади Артанга. Если бы тот увидел, кто спрашивает, наверняка пришел бы в ярость и не ответил.
   Но старик был пьян и слишком погружен в свои мысли.
   – Я помню времена, когда жив был мой отец, – хрипло продолжил он. – Как он уводил в море сотни воинов на таннаках под парусами цвета крови. Когда они возвращались, корабли шли тяжелые, неповоротливые, как самки нарров перед кладкой. Трюмы их ломились от добычи. Буревестники держали в страхе все прибрежные города Большой земли. Объединяясь с кланом Нарров и кланом Зеленого камня, наши отцы громили целые флотилии белокожих, брали их золото, их женщин, их диковинную одежду. А когда надоедало – поворачивали на юг, к островам диких людей…
   Рассказы о славных былых временах были для учителя обычным делом и успели набить у учеников оскомину. Рахт снова вкрадчиво, вполголоса, спросил:
   – Почему же сейчас не так? Белокожие стали слишком сильны?
   – Белокожие слабы! – рявкнул Артанг, опрокидывая опустевший кувшин. – Их земля не рождает воинов! Все они сплошь трусливые и изворотливые торгаши, не знающие, что такое честь, что такое открытый бой. Их оружие – грязное, подлое оружие трусов, убивающее издалека. Мой отец мог в одиночку одолеть дюжину белокожих быстрее, чем пущенная вверх стрела вернется обратно на землю. Воины, сражавшиеся с ним бок о бок, были почти такими же умелыми и отважными, и никто не осмеливался становиться на их пути!
   Он вдруг закашлялся и замолчал, опустив голову. Замолчал надолго. Рахт, переминаясь с ноги на ногу, не мог решить – то ли окликнуть старика, то ли потихоньку уйти.
   – Их привезли на последнем уцелевшем корабле, – неожиданно поднял голову учитель. – В тот раз в поход выдвинулся огромный отряд – Буревестники, Нарры, Дельфины, клан Зеленого камня, Альбатросы… Ждали большой добычи. Но Валор – новый император Большой земли – подтянул все свои силы, а на кораблях его были пушки. Тогда мы еще не знали, что это такое… Не было боя. Белокожие не подпускали наши корабли ближе, чем требовалось для залпа из орудий. Тело отца было все изрешечено картечью, вместо лица – сплошная яма. Бессмысленная, позорная смерть…
   Об этом Артанг тоже уже рассказывал, правда, не так подробно. Но только в этот раз Рахт вдруг все понял. Его будто клинком полоснуло.
   Тай обречена. С тех пор как на Большой земле власть подмял под себя один император, города на побережье, как и внутренние герцогства, перестали быть разрозненными. Они перестали грызть друг друга в междоусобных стычках, постепенно обзавелись береговыми укреплениями и хорошо вооруженными флотилиями. Большая земля перестала быть добычей. И придет время – добычей станет Тай.
   Ну, а пока… Пока кланы Тай практически заперты на своих скалистых бесплодных островах. Кланы, большинство из которых веками жили лишь за счет набегов на окрестные земли. Брать добычу в бою было делом почетным, путь воина был путем славы, богатства, власти. В конце концов только лучшие воины могли стать фаворитами айн – священных правительниц кланов.
   Но набеги на Большую землю – в прошлом. Пиратство в открытом море тоже становится безнадежным делом – торговые суда вооружают все серьезнее, а побережье патрулируют военные корабли имперского флота. И не помогают ни знаменитые быстроходность и маневренность тайских таннаков, ни то, что уже многие из них оснащаются трофейными пушками.
   Искать другую добычу… Острова диких людей на юге – белокожие зовут их Архипелагом Тысячи Островов – слишком далеко, чтобы наведываться туда регулярно. Северные части материка, где живут рыжебородые дикари – слишком пустынны, а в прибрежных водах столько скал, что плавать там отваживаются немногие. Смерть в морской пучине – тоже позорна для воина.
   У воинов Тай не остается противников, с которыми они могли бы сразиться в привычном для них бою. И на своих островах они все больше напоминают хищных пауков, брошенных в кувшин с узким горлышком…
   Вдруг снова грянул ро-пай. Рахт вздрогнул от неожиданности – задумавшись, он совсем перестал следить за происходящим. Приветственные церемонии были позади. Вот-вот айна объявит претендентов на Испытания.
   Возможно, когда-то Испытания и были не больше, чем ритуалом, и интересовали только желающих побыстрее прославиться юнцов. Но теперь… Рахт смотрел, с каким волнением стареющая айна отвечает на вопросы посланников Храма. Вряд ли это замечал кто-то, кроме него. Но он-то все-таки был ее сыном. И хотя быть сыном айны практически означает быть сиротой, одно преимущество у Рахта и его кровных братьев было – редкие встречи с ней без церемоний – тогда, когда она позволяла себе быть не священной Матерью рода, а просто мамой. К сожалению, чем взрослее становился Рахт, тем реже случались эти встречи. Но тем не менее юноша был одним из немногих, кто мог сказать, что знает Каррейду. И он видел – айна Буревестников дрожит от напряжения. Для нее Испытания значили не меньше, чем для тех, кто будет участвовать в них. А может, и больше.
   Когда пауки заперты в кувшине, рано или поздно в живых останется сильнейший. А пока смертельная драка не началась, в наибольшей безопасности тот, кто страшнее раздувается и шевелит жвалами. Нельзя выглядеть добычей.
   Айна, наконец, начала называть имена.
   Все более или менее предсказуемо. Юркий и стремительный, как маленькая ящерка, Сейн. Могучий Авер – почти на голову выше своих сверстников, с такими широкими плечами, что голова кажется слишком маленькой. Сероглазый Райс – гордость рода, несомненно, будущий победитель Испытаний. Юноши по очереди выходили из строя и становились рядом с помостом. Рахт, замерев, наблюдал за их лицами. Держатся все хорошо, лишь замершие на скулах желваки выдают волнение…
   – Рахт! – зашипели на него из заднего ряда. – Ты чего?
   Он снова вздрогнул и даже чуть мотнул головой, отбрасывая ненужные мысли. Посмотрел на замершую в ожидании айну, зацепился взглядом за алые ленты, трепещущие на крышах опустевших паланкинов Старейшин. Было тихо, и Рахту вдруг показалось, что все сотни людей на площади смотрят только на него. Будто он сделал что-то неописуемое, невероятное, постыдное.
   Рахт оцепенел, не понимая, что происходит.
   – Да иди же ты, болван! – снова прошептал кто-то позади него и ощутимо толкнул в спину. – Айна назвала тебя!
   Рахт только сейчас заметил, что стоящие впереди него юноши чуть расступились, освобождая проход. Чуть пошатываясь, будто идя по натянутому канату, он двинулся вперед, к помосту, встал рядом с Авером.
   – Да будет так, – кивнула айна и отступила на шаг назад, давая слово одному из Старейшин. Тот обвел взглядом четверку претендентов, но говорить ничего не стал, лишь сделал знак барабанщику.
   Ро-пай бухнул в последний раз, объявляя начало Испытаний.

4

   – Почему?! Почему я?
   Рахт яростно утирал рукавом белоснежного ритуального санно бегущие из глаз слезы, но они продолжали литься сплошным потоком. Ему было стыдно, от злости на самого себя хотелось бить кулаком в глиняную стену, однако он ничего не мог с собой поделать.
   – Тише, тише, брат! Да что с тобой? – шипел Райс, то и дело оглядываясь через плечо – не зайдет ли кто. Он стиснул плечи черноглазого, хорошенько встряхнул юношу, так что у того голова мотнулась назад.
   Рахт оттолкнул его, едва не свалив с ног. Раздраженно прошелся по тесной комнатушке с голыми стенами и циновками из высушенных водорослей на полу. Замер у крохотного, забранного деревянной решеткой окна.
   – Прости, – сказал он, не оборачиваясь.
   – Успокоился? – скрестив руки на груди, спросил старший.
   Рахт не ответил.
   – Ты объясни – чего ты так взвился? Хорошо хоть, мозгов хватило помалкивать там, на площади! Опозорил бы айну перед всем поселком, перед посланниками…
   – Да знаю я! – отмахнулся черноглазый. Он по-прежнему стоял неподвижно. Падающий наискосок сверху свет располосатил его санно узором оконной решетки.
   – Ты не рад решению айны? Ты ведь так хотел отличиться, вчера сам говорил! И вот – ты самый молодой Буревестник, которого когда-либо выставляли на Испытания! Это большая честь!
   – Знаю я.
   – Ну, так что тогда?! – не выдержал Райс.
   – Я хочу… стать Клинком Храма, – глухо, будто выдавливая из себя слова, произнес черноглазый.
   Райс вздохнул. Вслед за братом промерял шагами комнату, остановившись у противоположной от окна стены.
   Они довольно долго стояли молча, слушая доносящиеся снаружи оживленные голоса Буревестников, стук молотков, радостные вопли ребятишек. Испытания скоро начнутся – идут последние приготовления.
   – Знаешь, брат… – сказал, наконец, Райс, оборачиваясь к окну. – Я должен стать Клинком. Все этого ждут, и я не могу подвести айну. Поэтому я постараюсь пройти через все, что там приготовят Старейшины. Но если у меня что-то не получится…
   Рахт чуть повернул голову, но так и не оглянулся. Замер, широко расставив ноги и стиснув кулаки.
   – Если боги распорядятся так, что мне не быть Клинком, – продолжил сероглазый, – то я даже рад, что ты сегодня будешь рядом. Если постараешься – сможешь занять мое место.
   – Не займу я твое место, – пробурчал Рахт. – Я, как всегда, буду вторым после тебя.
   Райс снова вздохнул. Подошел к брату, встал в шаге от него.
   – Неужели все из-за той девчонки из Нарров?
   – Не только.
   Старший улыбнулся:
   – Ну да. Тебе ведь подавай все и сразу, и на меньшее ты не согласен. Ты всегда был таким.
   Рахт не ответил, только сильнее поджал губы.
   – Все у тебя будет. Со временем. Но не о том ты сейчас думаешь. Для нас сейчас главное – это Испытания. А уж что кому уготовано и кто на что способен – будет понятно на закате.
   – Знаю, – кивнул Рахт. Голос его стал мягче.
   – Ну так что? Удачи, братишка? – Райс наклонил голову, пытаясь заглянуть брату в глаза.
   Взгляды серых и черных глаз, наконец, встретились, и черноглазый вдруг осветился изнутри искрящейся открытой улыбкой.
   – И тебе удачи, брат!
   Они обнялись, и Райс, рассмеявшись, потрепал младшего по бритой голове. Снаружи гулко громыхнул ро-пай – один раз, второй, третий.
   – Пора! – встрепенулся Рахт.
   Они бросились на площадь.
   Солнце взошло уже высоко. В узких проходах между зданиями все равно царит тень и прохлада, но центральная площадь залита светом. От алых лент рябит в глазах. Народу на площади и вокруг нее – не протолкнуться. Основная часть населения поселка – здесь, даже рыбаки и сборщики черепашьих яиц и яиц нарров, обычно по несколько дней пропадающие на промысле.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента