Страница:
Я молча кусал губу.
– Я не убивала твою маму, – напомнила Фарха. – Честно-честно! И никто из моей семьи не убивал. Мы уехали сюда из Лондона, чтобы хранить веру и не носить ИД. Я не знаю, кто убил твою маму. Я не хочу никого убивать, правда.
– Врешь ты, – сказал я, шмыгнув носом. – Вы всех хотите убить, кто не верит в Аллаха, потому что мы для вас – неверные.
– Вы первые начали! – крикнула она. – Вам только нефть нужна и разврат!
– Разврат – это что такое? – удивился я.
– Ну… Это когда тетки в телевизоре пляшут голые.
– Фи! – Я рассмеялся. – Вам с Аллахом жалко, что ли? Какое ваше дело? Переключи на футбол или мультики. Убивать-то зачем?
– Это же ты меня приехал убивать, – напомнила Фарха.
– Проклятье! – взорвался я. – Ну а что нам с вами еще делать-то? Сидеть и ждать, пока вы нас всех перебьете, как вам приказала ваша гнусная религия?
Фарха вскочила.
– Не смей так говорить! Ты ничего не знаешь про ислам!
– Что вижу, то и говорю! – заорал я. – А ты думала, очередную бомбу взорвала – и эта бомба нам что-то хорошее про ваш ислам расскажет?
– Я не взрывала ничего!
– Ты или не ты – какая разница? Ваши! Спасибо вам, рекламщики ислама! Гнусная у вас религия! Гнусная-гнусная-гнусная!
– А у вас не гнусная? – возмутилась Фарха.
– У нас не гнусная, – объяснил я. – Потому что Иисус не велел никого убивать. Он прощал своих врагов, и сам на крест пошел. А людей учил любить и прощать!
– Так что ж вы не прощаете? – прищурилась Фарха.
Я даже захлебнулся от такой наглости.
– Да ты совсем обалдела? Вы нас будете убивать, а мы вас прощать?!
– Но вам же ваш Иисус велел? – возразила Фарха с усмешкой. – Это ж не я придумала. Если вы в него так верите, почему не слушаетесь? Значит, не верите в своего Бога. А мы в своего – верим. А кому вы такие нужны? Аллаху вы не нужны, раз вы даже своего Бога не слушаетесь.
От возмущения я снова потерял дар речи.
– Да вы хорошо устроились, я гляжу! Ваш Аллах велит всех нас убить…
– Неправда, – строго перебила Фарха.
– Правда! Нам на обороне рассказывали! У вас в Коране написано: «убивайте всех неверных, где встретите!»
Фарха топнула ногой:
– Нет такого в Коране! Там не так написано! Там написано: «сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается с вами, если они будут сражаться с вами, то убивайте их: таково воздаяние неверным». Вот вы и перестаньте сражаться!
– А почему это мы первые?! Не мы начали!
– Потому что ваш Иисус так говорит!
– Да с вами нельзя перестать сражаться! – закричал я. – Вы только обрадуетесь и всех перебьете! Вы же террористы, убийцы! Знаешь, что нам сержант Антон все время говорит на истории обороны? Что за всю историю человечества были три секты террористов-убийц! Были ассасины, которые всех резали на Востоке, были туги в Индии, которые всех душили, и еще были боксеры в Китае, которые всех били до смерти! И всех их в итоге победили, но только потому, что просто взяли и поубивали! Они так всех достали, что их просто пошли и убили! Всех подряд, каждого! Всю секту! Поняла? А иначе они бы до сих пор били, душили и резали! И гордились! Вот и с вами будет то же самое! Вы – четвертые! Понятно тебе?
Фарха с вызовом смотрела прямо на меня и молчала.
Я тоже молчал.
– Ну и стреляй тогда! – сказала она. – Чего не стреляешь?
– Иисус не велит, – буркнул я.
– Тогда отпусти.
– А я тебя и не держу, – возмутился я. – Иди себе, мне не жалко! Только если ты думаешь, что ваши после этого прекратят людей убивать, то они не прекратят! Я тебя сто раз могу отпустить, а они все равно не прекратят!
– Я не убиваю людей, – вздохнула Фарха, собирая свои тазики, – сколько раз тебе повторять… А ты мне в спину не выстрелишь?
– Не выстрелю…
– Ну… тогда я пошла?
Она надела сандалии, закрыла один тазик другим, взяла под мышку, развернулась и медленно поплыла над каменной пустошью.
– Фарха! – окликнул я.
Она замерла и обернулась.
– Фарха, ты обиделась?
– Немножко, – ответила она, подумав. Подняла свободную руку и показала пальцами: – Вот столечко.
– А ты совсем уходишь или когда-нибудь придешь?
Фарха долго молчала.
– Когда-нибудь приду, – сказала она наконец.
– Приходи завтра? – предложил я.
– Артур! – послышался раздраженный голос сержанта Антона. – Встань и повтори, что я сейчас сказал?
Я встал и молча уставился в пол.
– Почему ты смотришь в окно, а не на доску? – допытывался сержант.
Он вроде с виду совсем не военный мужик, наш сержант Антон, говорят, был учителем истории раньше. Но иногда гораздо строже, чем Александр. А иногда, наоборот, мягче. Не поймешь его.
– Простите, товарищ сержант, я задумался, – буркнул я.
– Он задумался! – фыркнул сержант Антон. – Расскажи всему классу, о чем ты задумался! Подумаем вместе!
Я вспомнил, как дерзко Фарха вскидывала голову, и тоже поднял на него взгляд.
– Сержант Антон, а правду говорят, что у каждого ИД внутри иголка, чтобы убить человека со спутника?
Я, конечно, ожидал, что он растеряется, но чтобы настолько… Сержант Антон дернулся и отшатнулся, словно его ударили током. «Сейчас выгонит из класса», – мелькнуло у меня в голове.
– Бред какой! – возмутился он. – Кто это говорит?
Я опустил взгляд.
– Кто тебе это сказал? – допытывался сержант Антон.
– В Интернете прочел, – буркнул я.
– Принесешь мне ссылку, где ты это прочел.
Я снова поднял на него взгляд.
– Но это правда, сержант Антон?
Он прошел через весь класс и встал надо мной.
– Я слышал такие слухи, – произнес он.
– Но это правда?! – крикнул я. – Это правда или нет?! Вы можете ответить честно, сержант Антон?!
Класс затаил дыхание. Сержант Антон вздохнул.
– Я могу тебе ответить честно, Артур, – произнес сержант тихо, серьезно и даже немного печально. – Но, боюсь, тебя мой ответ не устроит.
– А вы скажите правду! – попросил я.
– Хорошо, – кивнул сержант Антон, – скажу: я не знаю.
– Как это? – удивился я. – И сержант Александр тоже не знает?
– Никто не знает. А теперь спроси меня, что я на этот счет думаю.
Я посмотрел ему в глаза.
– Что вы на этот счет думаете, сержант Антон?
– Я думаю, Артур, что даже если бы это было так, то это правильно. Потому что всех бандитов надо выслеживать и уничтожать. И когда на планете не останется ни одного человека без ИД, тогда теракты прекратятся.
– Почему они прекратятся? – спросил я. – Разве у нас в городе бомбы закладывают люди без ИД? У нас же всюду турникеты со сканерами.
– Потому, – объяснил сержант, – что по ИД можно точно выследить, кто где был, кто куда ездил, кто с кем встречался и где стоял. И наказать его.
– А если он сам взорвался?
– Тогда наказать его друзей и родственников.
Я открыл рот и снова закрыл.
– Что, наказать невиновных? Разве так можно?
Сержант Антон печально усмехнулся.
– Так устроена жизнь, Артур. Она почему-то всегда наказывает невиновных. Невиновные всегда искупают чужие грехи, как это делал Иисус.
– Но так же нельзя!
– А как можно? – спросил он. – Как, Артур? Предложи! Как нам остановить террористов? Уговаривать их? Прощать? Терпеть? Обращать в христианство? А может, всем нам принять ислам, раз уж они так просят? Так они не прекратят, Артур! Они между собой дерутся еще злее, чем с нами. У тебя есть другие предложения? Другой способ? Предложи! Расскажи всему классу, расскажи правительству, расскажи всему миру! Мы все тебя слушаем!
– Я не знаю, сержант Антон…
– Никто не знает, – сказал сержант Антон. – Никто не знает, – повторил он.
Класс молчал.
– Садись, Артур, – сказал он мне и зашагал вдоль парт. – За всю историю человечеству трижды пришлось бороться с мощными сектами террористов. И всякий раз оказывалось, что победить их можно лишь поголовным уничтожением. В одиннадцатом веке убийцы из секты исмаилитов-ассасинов Хасана ибн Саббаха держали в страхе всю Персию, Сирию, Ливан и соседние страны…
– Артурчик, – сказала она, – а давай сегодня прогуляем патруль? Все прогуливают, я узнавала.
– Зачем? – удивился я.
– Так мы пойдем в парке погуляем! – Алиса заговорщицки подмигнула. – Поедим мороженого!
Я поморщился и оглянулся – вроде на нас никто не смотрел.
– Мне в парк нельзя, – объяснил я. – Тетя Диана не пускает.
– А мы ей скажем, что ты пошел ко мне делать уроки.
Я помотал головой и буркнул:
– Что ж, я ей врать буду?
– А ты, типа, никогда не врешь! – задрала нос Алиса.
– Типа, не вру, – обиделся я.
– Тогда пошли ко мне делать уроки.
– Не, – я помотал головой, – мне в патруль надо.
– Ну не хочешь, как хочешь, – вскинулась Алиса, отвернулась и шмыгнула носом. – Иди в свой патруль, если он тебе важнее! Первый раз в жизни тебя как человека попросила! А он один раз прогулять не может! Сержанта боится! Ай-яй-яй, маленький мальчик!
– Да не боюсь я никакого сержанта! – обиделся я. – Вот пойду и мультики смотреть буду! А идти никуда не могу – тетя Диана так за меня боится…
– Пусть она отвезет тебя ко мне делать уроки! Хочешь, я ее попрошу? – Алиса заглянула мне в глаза.
– Нет, – сказал я. – Не хочу.
– Все с тобой ясно, – выдавила Алиса сквозь слезы. – А я-то думала, ты мне друг. Иди, смотри свои дебильные мультики со своей дебильной тетей!
Она развернулась и пошла прочь.
Фарха пришла.
Она появилась из-за груды камней со своими тазиками и направилась к ручью. А увидев меня, помахала рукой и даже чуть пробежала вприпрыжку.
– Салям! – крикнул я, подняв свой букет обоими манипуляторами как можно выше. – С днем рождения!
– Хай! – крикнула Фарха. – Это мне?
– Ага! – ответил я гордо. – Это тебе букет! Цветов у вас тут не растет, но я собрал, что было.
– Спасибо! – удивилась Фарха. – Классный букетик! Мне еще никто не дарил цветов. Ты первый… танк! – она захихикала.
Я покружил по берегу.
– Как тебе его передать? – спросил я. – Ты ручей перейдешь или мне перейти? Эта штука умеет ходить и под водой, и через огонь. Но букет намокнет.
– Я к тебе боюсь, – кокетливо сказала Фарха. – Вдруг ты стрелять будешь?
– Ни за что не буду, – пообещал я.
– Тогда отвернись.
– Зачем? – удивился я.
– Я приподниму платье, чтоб не замочить, и перейду на твой берег.
– Хорошо! – Я резво провел джойстиком, разворачивая корпус.
Послышался плеск. Я рассеянно смотрел вперед и думал о том, как Фарха сейчас переходит ручеек. Потом она похлопала ладошкой по корпусу:
– Эй, в танке!
Я развернулся. Она села рядом и взяла пучок колосков.
– Слушай, а не боишься, что твои тебя накажут? – прищурилась она.
– Да что они мне сделают! – фыркнул я.
Фарха вздохнула.
– Везет тебе, – сказала она. – А меня дядя зарежет, если узнает…
– Как зарежет? – насторожился я. – О чем узнает?
– Ну… – она замялась. – Что с тобой встречаюсь. Я ведь должна была им рассказать…
– Что рассказать?
– А то ты не знаешь… – она посмотрела в мои камеры чистыми зелеными глазами. – Рассказать, что у ручья танкетку видела. Чтобы они дождались, пока ты на стоянку встанешь, и камнями забили…
Я молчал.
– Не обижайся! – попросила Фарха и погладила танкетку по корпусу. – Ведь я про тебя не рассказала.
– Вот уж спасибо… – пробормотал я. – Ну, расскажи им, если хочешь…
– Не хочу, – она помотала головой. – Расскажи лучше о себе.
Я растерялся.
– А что рассказывать?
– Ну, как ты выглядишь? Где живешь? Бывал ли в Лондоне?
– Не, в Лондоне не был. А как выгляжу… У тебя здесь интернета нет, чтобы фотку прислать?
Она показала пальцами:
– Вот столечко – у мамы. Но прислать фотку все равно нельзя – если кто-то из дядиной семьи найдет, я даже не знаю, что будет…
Я поморщился.
– Какой вредный у тебя дядя.
– Он не вредный, – возразила Фарха, – просто очень строгий. Понимаешь, он пастух. И отец его был пастух. И в Лондоне не жил никогда… Когда убили отца и братьев, мы с мамой переехали к нему. Он строгий, но я люблю его, – добавила она. – К тому же у него неприятности сейчас. Танкетки стали ходить в округе, и он боится выходить на пастбище – только по ночам, когда танкетки спят. А тут еще какая-то танкетка повадилась овец убивать…
– Это не я! – сказал я быстро.
– Да я знаю, – отмахнулась Фарха. – Это же за перевалом, на пастбищах. А ваших тут вообще много?
– Не. Я еще никого здесь не встретил. Ну, кроме тебя.
Мы помолчали.
– Знаешь, – сказала Фарха, – а вот я, наверно, смогу тебе прислать открытку, когда буду в поселке. Только бумажную, как в старину.
– Круто! – обрадовался я. – У тебя есть, чем записать адрес?
Фарха кивнула, полезла за пазуху и достала небольшой кожаный кошелек, висевший на шее на шнурке. Оттуда появились маленький блокнот и карандаш. Замелькали странички…
– Ух ты! – удивился я. – Ты еще и рисуешь?
– Немножко… – смутилась Фарха.
– Покажи! – попросил я.
Она полистала блокнот перед объективами камер. Рисунки были беглые, но уверенные и очень живые: горы, овцы, хижины, деревья, белье на растянутых веревках.
– Это дом, где мы живем, – объяснила она, а затем открыла чистый листок.
– Пиши, – скомандовал я. – Один-семь-два-… – я тщательно продиктовал индекс. – Новый Шахтур, седьмой район, Вторая Парковая, дом шестьдесят два, Артур Галик.
– Я через неделю в поселке буду и зайду на почту, – пообещала Фарха, убирая блокнот в кошелечек и пряча его за пазуху. – А жаль, что ты мне не сможешь прислать фотографию.
Мне вдруг пришла в голову идея:
– Слушай, а если ты скажешь дяде, что я тоже верую в Аллаха?
Фарха засмеялась.
– Дурачок ты. Пойди расскажи моему дяде, что ты веруешь в Аллаха и при этом фотографируешься.
– А что, вам Аллах еще и фотографироваться запрещает?! – изумился я.
Фарха пожала плечами.
– Кому как. Дядя считает, что запрещает. – Она вдруг внимательно посмотрела на меня. – Слушай, а ты правда, что ли, веруешь в Аллаха?
– Нет, но…
– Но ты хотел бы поверить? Это просто! Достаточно трижды произнести…
– Нет, Фарха, спасибо. Я в Иисуса верю.
Фарха огорчилась и поджала губы.
– Но это же выдумки. Был только пророк Иса. А бога Иисуса – нету такого.
– Почему это нету? – обиделся я.
– Потому что нет бога, кроме Аллаха, – объяснила Фарха.
Я засмеялся.
– Это он тебе сам сказал?
– Это в Коране написано.
– А Библию ты читать не пробовала?
– Зачем? – удивилась Фарха. – Есть Аллах, он меня хранит, я это чувствую.
Мне стало обидно.
– Нет никакого Аллаха! Его твой дядя-пастух придумал! Ты попробуй почувствовать Иисуса, вот он тебя точно любит! Потому что он вообще всех любит! Он не злой.
– Это тебе Иисус сказал? – усмехнулась Фарха.
– Это я сам чувствую! – обиделся я. – Иисус меня хранит всю жизнь!
– Как он тебя хранит? – поинтересовалась Фарха.
– Как… – растерялся я. – Как всех. А как тебя твой Аллах хранит?
Фарха стала очень серьезной.
– Аллах меня хранит каждый день. Вот вчера, например, он меня спас от смерти.
– Это как? – удивился я.
– Ну, когда ты выполз, я обратилась к Аллаху. И ты в меня не стал стрелять.
Я надул щеки от возмущения, а затем специально всплеснул манипуляторами, чтобы она видела.
– Не, ну нормально?! – фыркнул я. – Стрелять не стал – я; велел мне не стрелять – Иисус; а молодец все равно выходит – Аллах? Чего у тебя в голове вообще творится? Тебе ведь уже целых десять лет, не девочка!
Фарха обиделась не на шутку.
– Балда, нет никакого Иисуса! – Она вскочила и топнула ножкой. – Нет и не было! Нет бога, кроме Аллаха!
– Тьфу, – сказал я.
– Весь день рождения испортил… – Фарха села рядом, надулась и отвернулась.
Мы помолчали.
– Ладно, – сказал я примирительно, – извини. Давай, знаешь, как поступим?
– Как? – насторожилась Фарха.
– Пусть тебя и дальше хранит Аллах, если вдруг он существует. А меня сохранит Иисус.
– Если он существует, – уточнила Фарха.
– Ну да, – кивнул я. – А мы с тобой будем просто дружить. А когда вырастем, поедем в Лондон, возьмемся за руки и будем гулять по парку.
Фарха просияла.
– Давай! – кивнула она.
Я вдруг неожиданно для себя протянул манипулятор и бережно взял ее за руку. Она не отдернула ладонь. Так мы сидели, наверно, очень долго – перед нами журчал ручей, вокруг пели кузнечики. А потом Фарха вздохнула.
– Мне пора, – сказала она и погладила танкетку по корпусу.
Я этого не чувствовал, только в наушниках зашелестело от движения ее ладони.
– Пока! – вздохнул я. – До завтра?
– До завтра, – кивнула она, поднялась и взяла в руки букетик. – Отвернись, я пойду через ручей…
Я проворно развернулся на гусеницах, готовясь услышать, как Фарха за спиной будет шлепать по воде, но вдруг остолбенел: прямо передо мной в камнях пряталась грязно-белая танкетка.
– Что, посмотрел мультики с нелюдями? – раздался голос Алисы, искаженный не то злобой, не то динамиком. – Теперь смотри последнюю серию!
Прежде чем я успел что-то сделать, пушка на ее танкетке дрогнула и послышался хлопок – один, другой, третий, четвертый… Тихо вскрикнула Фарха, застонала, а затем послышался тяжелый всплеск.
Я рванулся вперед, понимая, что уже поздно, врезался в танкетку всем корпусом и ввел на панели код самоподрыва.
Потом ко мне домой каждый день ходила психолог Элена. Она говорила глупости, показывала дурацкие картинки и заставляла сочинять по ним сказки.
Потом я снова начал ходить в школу. В патруль меня пока посылать не стали.
Однажды мы с тетей Дианой, вернувшись из школы, поставили машину в гараж, дошли до дома и стояли на крыльце. Тетя Диана ковыряла ключом в замке, а я разглядывал каменные плитки под ногами, задумчиво помахивая портфелем. По улице проехал мотоцикл и мягко притормозил напротив. Я поднял голову.
– Простите, пожалуйста! – глухо спросил мотоциклист из-под шлема. – Не подскажете, Вторая Парковая, дом шестьдесят два?
– Это здесь, – ответил я.
– А ты, наверно, Артур Галик? – спросил мотоциклист.
– Да.
– А вы кто? – тревожно обернулась тетя Диана, хватая меня за руку.
Вместо ответа мотоциклист нагнулся, и вдруг в руках у него появилась небольшая коробка, перевязанная темным скотчем. Но я смотрел не на коробку, а на руки мотоциклиста – ни на правой, ни на левой не было ИД.
– Это тебе от Фархи! – крикнул он с ликующей яростью, швырнул коробку прямо нам под ноги, а его мотоцикл взревел и рванулся прочь, стараясь оказаться от этого места как можно дальше, пока длится эта навечно замершая секунда.
Владимир Васильев
Экзаменатор сделал паузу, во время которой пристально глядел Виталию в глаза.
– В каком конкретно режиме двигателя «Соляриса-3» вы бы стали осуществлять швартовку к топливному спутнику?
– Швартовка к топливным спутникам на «Солярисах» запрещена, – ни секунды не колеблясь, ответил Виталий.
Поймать его на подобных мелочах было трудновато даже начальнику курса.
– Ценю ваше знание должностных инструкций… но все-таки? Предположим, что сложилась экстремальная ситуация и командующий флотом отдал приказ лично вам швартоваться на третьем «Солярисе». Итак?
Виталий ненадолго задумался. Наверняка ведь с подковыркой вопрос, начальник курса великий мастер на подобные штучки.
– «Солярисы» заметно рыскают при подруливающих маневрах, – с некоторым сомнением произнес Виталий. – Так и штангу снести недолго… Нет, на месте командующего я бы нашел любой другой корабль, только не «Солярис».
Экзаменатор покачал головой и усмехнулся:
– Упрямец вы, Шебалдин! Нет у командующего других кораблей. Ничего нет, есть только вы на третьем «Солярисе», топливный спутник, к которому необходимо пришвартоваться, категорический приказ и миллионы мегаметров пустоты вокруг. Можно сказать, сферическая швартовка в вакууме. Вам нужно принять решение за десять секунд. Режим?
Виталий опять ненадолго задумался.
– Ну, раз так… – с сомнением протянул он. – Тогда я бы вытянулся на маневровых на минимально возможное расстояние, порядка ста – ста пятидесяти метров. А потом отстрелился бы на страховочном фале в сторону спутника, при необходимости откорректировал бы полет ручным реактивом, закрепился на спутнике и подтянул катер к штанге вручную, раз уж на «Солярисах» нет автоматической подрульки.
Начальник курса ошеломленно поглядел на Шебалдина.
– Вручную? Кхм…
Теперь задумался он. Надолго, на полминуты, не меньше. Потом снова поглядел на Виталия.
– Скажите, Шебалдин, вы прямо сейчас придумали этот способ или размышляли о чем-то подобном ранее?
Виталий замялся, но в конце концов ответил честно:
– Вообще-то задумывался. Меня заинтересовало, почему стыковочную автоматику топливных спутников модернизировали много раньше, чем начали ставить подрульки на все без исключения малые корабли. Ответа я так и не нашел, но способы альтернативной швартовки обдумывал не раз. Ничего умнее отстрела и подтягивания за фал изобрести не удалось.
Экзаменатор удовлетворенно кивнул. Похоже, его больше интересовал сам вопрос, разбирался ли курсант с этой проблемой ранее, чем все режимы «Солярисов» вместе взятые. Почему – разумеется, бог весть, но настрой начальника курса Виталий уловил совершенно точно.
– Ладно, Шебалдин, ответ принят. Экзамен вы, без сомнения, сдали. Оценку и финальную сумму баллов узнаете завтра, вместе со всеми. Можете идти.
– Благодарю, господин контр-адмирал!
– Аллюр три креста! – усмехнулся экзаменатор.
Этой фразой он обычно завершал лекции и давал понять курсантам, что пора спешить из аудитории на перерыв.
Виталий браво развернулся, сошел с помоста, у выхода на всякий случай застыл по стойке «смирно», ненадолго, секунды на три, и лишь потом толкнул тяжеленные двери.
Перед аудиторией маялось десятка полтора сокурсников.
– Ну, как? – метнулся навстречу Мишка Романов, самый нетерпеливый.
– Три креста! – Тон у Виталия был, как и у всякого уже сдавшего экзамен, немного снисходительный, но больше полнящийся облегчением.
Дверь аудитории снова приоткрылась, и в коридор выглянул дежурный малек с планшеткой.
– Романов! – громко объявил он.
– Ну, – выдохнул Мишка. – Я пошел!
– Ни пуха! – хором произнесли практически все присутствующие, в том числе и Виталий.
Мишка, очень похожий на ныряльщика перед погружением, скользнул мимо малька в аудиторию. Дверь тотчас закрылась.
Виталий, сопровождаемый завистливыми взглядами, направился к лестнице.
«Только бы консультанты не срезали, – подумал он с легкой тревогой. – Только бы не ниже четыре-девяноста…»
Срезать десятые и сотые консультантам вроде бы не с чего, с вопросами Виталий разобрался бодро и уверенно. Но поди угадай – что кроется в головах этих звезднопогонных шишек? Особенно у незнакомого, который сидел в самом углу, причем в общевойсковом мундире. Какого черта шуруп вообще делает на экзамене будущих пилотов, во флотской Академии? Да и вообще, консультанты курсантов видят только на экзаменах. И старый студенческий закон «сначала ты пашешь на авторитет, а потом авторитет пашет на тебя» в данном случае, к сожалению, не срабатывает.
Если Виталий сумел произвести на консультантов благоприятное впечатление и наберет вожделенные четыре-девяносто, у него, пожалуй, даже есть шансы оказаться в итоговой двадцатке и попасть в разведку, куда стремится каждый будущий пилот с первого дня обучения. Вообще в разведку возьмут человек сто, но на действующие двадцать вакансий – только лучших. Половину в гвардейский Семеновский, половину в гвардейский Измайловский. Остальных – на обеспечение туда же и в остальные полки: Троицкий, Успенский, Рублевский и Преображенский.
– Я не убивала твою маму, – напомнила Фарха. – Честно-честно! И никто из моей семьи не убивал. Мы уехали сюда из Лондона, чтобы хранить веру и не носить ИД. Я не знаю, кто убил твою маму. Я не хочу никого убивать, правда.
– Врешь ты, – сказал я, шмыгнув носом. – Вы всех хотите убить, кто не верит в Аллаха, потому что мы для вас – неверные.
– Вы первые начали! – крикнула она. – Вам только нефть нужна и разврат!
– Разврат – это что такое? – удивился я.
– Ну… Это когда тетки в телевизоре пляшут голые.
– Фи! – Я рассмеялся. – Вам с Аллахом жалко, что ли? Какое ваше дело? Переключи на футбол или мультики. Убивать-то зачем?
– Это же ты меня приехал убивать, – напомнила Фарха.
– Проклятье! – взорвался я. – Ну а что нам с вами еще делать-то? Сидеть и ждать, пока вы нас всех перебьете, как вам приказала ваша гнусная религия?
Фарха вскочила.
– Не смей так говорить! Ты ничего не знаешь про ислам!
– Что вижу, то и говорю! – заорал я. – А ты думала, очередную бомбу взорвала – и эта бомба нам что-то хорошее про ваш ислам расскажет?
– Я не взрывала ничего!
– Ты или не ты – какая разница? Ваши! Спасибо вам, рекламщики ислама! Гнусная у вас религия! Гнусная-гнусная-гнусная!
– А у вас не гнусная? – возмутилась Фарха.
– У нас не гнусная, – объяснил я. – Потому что Иисус не велел никого убивать. Он прощал своих врагов, и сам на крест пошел. А людей учил любить и прощать!
– Так что ж вы не прощаете? – прищурилась Фарха.
Я даже захлебнулся от такой наглости.
– Да ты совсем обалдела? Вы нас будете убивать, а мы вас прощать?!
– Но вам же ваш Иисус велел? – возразила Фарха с усмешкой. – Это ж не я придумала. Если вы в него так верите, почему не слушаетесь? Значит, не верите в своего Бога. А мы в своего – верим. А кому вы такие нужны? Аллаху вы не нужны, раз вы даже своего Бога не слушаетесь.
От возмущения я снова потерял дар речи.
– Да вы хорошо устроились, я гляжу! Ваш Аллах велит всех нас убить…
– Неправда, – строго перебила Фарха.
– Правда! Нам на обороне рассказывали! У вас в Коране написано: «убивайте всех неверных, где встретите!»
Фарха топнула ногой:
– Нет такого в Коране! Там не так написано! Там написано: «сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается с вами, если они будут сражаться с вами, то убивайте их: таково воздаяние неверным». Вот вы и перестаньте сражаться!
– А почему это мы первые?! Не мы начали!
– Потому что ваш Иисус так говорит!
– Да с вами нельзя перестать сражаться! – закричал я. – Вы только обрадуетесь и всех перебьете! Вы же террористы, убийцы! Знаешь, что нам сержант Антон все время говорит на истории обороны? Что за всю историю человечества были три секты террористов-убийц! Были ассасины, которые всех резали на Востоке, были туги в Индии, которые всех душили, и еще были боксеры в Китае, которые всех били до смерти! И всех их в итоге победили, но только потому, что просто взяли и поубивали! Они так всех достали, что их просто пошли и убили! Всех подряд, каждого! Всю секту! Поняла? А иначе они бы до сих пор били, душили и резали! И гордились! Вот и с вами будет то же самое! Вы – четвертые! Понятно тебе?
Фарха с вызовом смотрела прямо на меня и молчала.
Я тоже молчал.
– Ну и стреляй тогда! – сказала она. – Чего не стреляешь?
– Иисус не велит, – буркнул я.
– Тогда отпусти.
– А я тебя и не держу, – возмутился я. – Иди себе, мне не жалко! Только если ты думаешь, что ваши после этого прекратят людей убивать, то они не прекратят! Я тебя сто раз могу отпустить, а они все равно не прекратят!
– Я не убиваю людей, – вздохнула Фарха, собирая свои тазики, – сколько раз тебе повторять… А ты мне в спину не выстрелишь?
– Не выстрелю…
– Ну… тогда я пошла?
Она надела сандалии, закрыла один тазик другим, взяла под мышку, развернулась и медленно поплыла над каменной пустошью.
– Фарха! – окликнул я.
Она замерла и обернулась.
– Фарха, ты обиделась?
– Немножко, – ответила она, подумав. Подняла свободную руку и показала пальцами: – Вот столечко.
– А ты совсем уходишь или когда-нибудь придешь?
Фарха долго молчала.
– Когда-нибудь приду, – сказала она наконец.
– Приходи завтра? – предложил я.
* * *
На уроке обороны сержант Антон читал нам тактику, но я не слушал его, а думал о своем. Сначала я думал о маме – до сих пор не получалось поверить, что ее больше нет. А наверно, уже надо поверить. Мне казалось, что это какая-то шутка, или кино, или она просто уехала отдыхать и скоро вернется, мы переедем опять в наш дом, и все снова станет, как прежде. Но в нашем доме уже давно жили чужие люди. Потом я немножко думал про Алису и про Иисуса. А потом про Фарху.– Артур! – послышался раздраженный голос сержанта Антона. – Встань и повтори, что я сейчас сказал?
Я встал и молча уставился в пол.
– Почему ты смотришь в окно, а не на доску? – допытывался сержант.
Он вроде с виду совсем не военный мужик, наш сержант Антон, говорят, был учителем истории раньше. Но иногда гораздо строже, чем Александр. А иногда, наоборот, мягче. Не поймешь его.
– Простите, товарищ сержант, я задумался, – буркнул я.
– Он задумался! – фыркнул сержант Антон. – Расскажи всему классу, о чем ты задумался! Подумаем вместе!
Я вспомнил, как дерзко Фарха вскидывала голову, и тоже поднял на него взгляд.
– Сержант Антон, а правду говорят, что у каждого ИД внутри иголка, чтобы убить человека со спутника?
Я, конечно, ожидал, что он растеряется, но чтобы настолько… Сержант Антон дернулся и отшатнулся, словно его ударили током. «Сейчас выгонит из класса», – мелькнуло у меня в голове.
– Бред какой! – возмутился он. – Кто это говорит?
Я опустил взгляд.
– Кто тебе это сказал? – допытывался сержант Антон.
– В Интернете прочел, – буркнул я.
– Принесешь мне ссылку, где ты это прочел.
Я снова поднял на него взгляд.
– Но это правда, сержант Антон?
Он прошел через весь класс и встал надо мной.
– Я слышал такие слухи, – произнес он.
– Но это правда?! – крикнул я. – Это правда или нет?! Вы можете ответить честно, сержант Антон?!
Класс затаил дыхание. Сержант Антон вздохнул.
– Я могу тебе ответить честно, Артур, – произнес сержант тихо, серьезно и даже немного печально. – Но, боюсь, тебя мой ответ не устроит.
– А вы скажите правду! – попросил я.
– Хорошо, – кивнул сержант Антон, – скажу: я не знаю.
– Как это? – удивился я. – И сержант Александр тоже не знает?
– Никто не знает. А теперь спроси меня, что я на этот счет думаю.
Я посмотрел ему в глаза.
– Что вы на этот счет думаете, сержант Антон?
– Я думаю, Артур, что даже если бы это было так, то это правильно. Потому что всех бандитов надо выслеживать и уничтожать. И когда на планете не останется ни одного человека без ИД, тогда теракты прекратятся.
– Почему они прекратятся? – спросил я. – Разве у нас в городе бомбы закладывают люди без ИД? У нас же всюду турникеты со сканерами.
– Потому, – объяснил сержант, – что по ИД можно точно выследить, кто где был, кто куда ездил, кто с кем встречался и где стоял. И наказать его.
– А если он сам взорвался?
– Тогда наказать его друзей и родственников.
Я открыл рот и снова закрыл.
– Что, наказать невиновных? Разве так можно?
Сержант Антон печально усмехнулся.
– Так устроена жизнь, Артур. Она почему-то всегда наказывает невиновных. Невиновные всегда искупают чужие грехи, как это делал Иисус.
– Но так же нельзя!
– А как можно? – спросил он. – Как, Артур? Предложи! Как нам остановить террористов? Уговаривать их? Прощать? Терпеть? Обращать в христианство? А может, всем нам принять ислам, раз уж они так просят? Так они не прекратят, Артур! Они между собой дерутся еще злее, чем с нами. У тебя есть другие предложения? Другой способ? Предложи! Расскажи всему классу, расскажи правительству, расскажи всему миру! Мы все тебя слушаем!
– Я не знаю, сержант Антон…
– Никто не знает, – сказал сержант Антон. – Никто не знает, – повторил он.
Класс молчал.
– Садись, Артур, – сказал он мне и зашагал вдоль парт. – За всю историю человечеству трижды пришлось бороться с мощными сектами террористов. И всякий раз оказывалось, что победить их можно лишь поголовным уничтожением. В одиннадцатом веке убийцы из секты исмаилитов-ассасинов Хасана ибн Саббаха держали в страхе всю Персию, Сирию, Ливан и соседние страны…
* * *
На переменке Алиса поманила меня пальцем и отозвала в сторону.– Артурчик, – сказала она, – а давай сегодня прогуляем патруль? Все прогуливают, я узнавала.
– Зачем? – удивился я.
– Так мы пойдем в парке погуляем! – Алиса заговорщицки подмигнула. – Поедим мороженого!
Я поморщился и оглянулся – вроде на нас никто не смотрел.
– Мне в парк нельзя, – объяснил я. – Тетя Диана не пускает.
– А мы ей скажем, что ты пошел ко мне делать уроки.
Я помотал головой и буркнул:
– Что ж, я ей врать буду?
– А ты, типа, никогда не врешь! – задрала нос Алиса.
– Типа, не вру, – обиделся я.
– Тогда пошли ко мне делать уроки.
– Не, – я помотал головой, – мне в патруль надо.
– Ну не хочешь, как хочешь, – вскинулась Алиса, отвернулась и шмыгнула носом. – Иди в свой патруль, если он тебе важнее! Первый раз в жизни тебя как человека попросила! А он один раз прогулять не может! Сержанта боится! Ай-яй-яй, маленький мальчик!
– Да не боюсь я никакого сержанта! – обиделся я. – Вот пойду и мультики смотреть буду! А идти никуда не могу – тетя Диана так за меня боится…
– Пусть она отвезет тебя ко мне делать уроки! Хочешь, я ее попрошу? – Алиса заглянула мне в глаза.
– Нет, – сказал я. – Не хочу.
– Все с тобой ясно, – выдавила Алиса сквозь слезы. – А я-то думала, ты мне друг. Иди, смотри свои дебильные мультики со своей дебильной тетей!
Она развернулась и пошла прочь.
* * *
Никаких цветов здесь не росло, а вот колоски, если присмотреться, оказались разных видов. Рвать их манипуляторами было сложно – выскальзывали. Но я приноровился: хватал клешнями за стебелек – одна клешня повыше, другая пониже – и мочалил соломинку туда-сюда, пока она не разрывалась. Я понимал, что скорее всего Фарха не придет, но пусть потом найдет букет на берегу. Он получился уже довольно толстым – такой желтый веник из сухостоя. По крайней мере, сразу видно, что это букет.Фарха пришла.
Она появилась из-за груды камней со своими тазиками и направилась к ручью. А увидев меня, помахала рукой и даже чуть пробежала вприпрыжку.
– Салям! – крикнул я, подняв свой букет обоими манипуляторами как можно выше. – С днем рождения!
– Хай! – крикнула Фарха. – Это мне?
– Ага! – ответил я гордо. – Это тебе букет! Цветов у вас тут не растет, но я собрал, что было.
– Спасибо! – удивилась Фарха. – Классный букетик! Мне еще никто не дарил цветов. Ты первый… танк! – она захихикала.
Я покружил по берегу.
– Как тебе его передать? – спросил я. – Ты ручей перейдешь или мне перейти? Эта штука умеет ходить и под водой, и через огонь. Но букет намокнет.
– Я к тебе боюсь, – кокетливо сказала Фарха. – Вдруг ты стрелять будешь?
– Ни за что не буду, – пообещал я.
– Тогда отвернись.
– Зачем? – удивился я.
– Я приподниму платье, чтоб не замочить, и перейду на твой берег.
– Хорошо! – Я резво провел джойстиком, разворачивая корпус.
Послышался плеск. Я рассеянно смотрел вперед и думал о том, как Фарха сейчас переходит ручеек. Потом она похлопала ладошкой по корпусу:
– Эй, в танке!
Я развернулся. Она села рядом и взяла пучок колосков.
– Слушай, а не боишься, что твои тебя накажут? – прищурилась она.
– Да что они мне сделают! – фыркнул я.
Фарха вздохнула.
– Везет тебе, – сказала она. – А меня дядя зарежет, если узнает…
– Как зарежет? – насторожился я. – О чем узнает?
– Ну… – она замялась. – Что с тобой встречаюсь. Я ведь должна была им рассказать…
– Что рассказать?
– А то ты не знаешь… – она посмотрела в мои камеры чистыми зелеными глазами. – Рассказать, что у ручья танкетку видела. Чтобы они дождались, пока ты на стоянку встанешь, и камнями забили…
Я молчал.
– Не обижайся! – попросила Фарха и погладила танкетку по корпусу. – Ведь я про тебя не рассказала.
– Вот уж спасибо… – пробормотал я. – Ну, расскажи им, если хочешь…
– Не хочу, – она помотала головой. – Расскажи лучше о себе.
Я растерялся.
– А что рассказывать?
– Ну, как ты выглядишь? Где живешь? Бывал ли в Лондоне?
– Не, в Лондоне не был. А как выгляжу… У тебя здесь интернета нет, чтобы фотку прислать?
Она показала пальцами:
– Вот столечко – у мамы. Но прислать фотку все равно нельзя – если кто-то из дядиной семьи найдет, я даже не знаю, что будет…
Я поморщился.
– Какой вредный у тебя дядя.
– Он не вредный, – возразила Фарха, – просто очень строгий. Понимаешь, он пастух. И отец его был пастух. И в Лондоне не жил никогда… Когда убили отца и братьев, мы с мамой переехали к нему. Он строгий, но я люблю его, – добавила она. – К тому же у него неприятности сейчас. Танкетки стали ходить в округе, и он боится выходить на пастбище – только по ночам, когда танкетки спят. А тут еще какая-то танкетка повадилась овец убивать…
– Это не я! – сказал я быстро.
– Да я знаю, – отмахнулась Фарха. – Это же за перевалом, на пастбищах. А ваших тут вообще много?
– Не. Я еще никого здесь не встретил. Ну, кроме тебя.
Мы помолчали.
– Знаешь, – сказала Фарха, – а вот я, наверно, смогу тебе прислать открытку, когда буду в поселке. Только бумажную, как в старину.
– Круто! – обрадовался я. – У тебя есть, чем записать адрес?
Фарха кивнула, полезла за пазуху и достала небольшой кожаный кошелек, висевший на шее на шнурке. Оттуда появились маленький блокнот и карандаш. Замелькали странички…
– Ух ты! – удивился я. – Ты еще и рисуешь?
– Немножко… – смутилась Фарха.
– Покажи! – попросил я.
Она полистала блокнот перед объективами камер. Рисунки были беглые, но уверенные и очень живые: горы, овцы, хижины, деревья, белье на растянутых веревках.
– Это дом, где мы живем, – объяснила она, а затем открыла чистый листок.
– Пиши, – скомандовал я. – Один-семь-два-… – я тщательно продиктовал индекс. – Новый Шахтур, седьмой район, Вторая Парковая, дом шестьдесят два, Артур Галик.
– Я через неделю в поселке буду и зайду на почту, – пообещала Фарха, убирая блокнот в кошелечек и пряча его за пазуху. – А жаль, что ты мне не сможешь прислать фотографию.
Мне вдруг пришла в голову идея:
– Слушай, а если ты скажешь дяде, что я тоже верую в Аллаха?
Фарха засмеялась.
– Дурачок ты. Пойди расскажи моему дяде, что ты веруешь в Аллаха и при этом фотографируешься.
– А что, вам Аллах еще и фотографироваться запрещает?! – изумился я.
Фарха пожала плечами.
– Кому как. Дядя считает, что запрещает. – Она вдруг внимательно посмотрела на меня. – Слушай, а ты правда, что ли, веруешь в Аллаха?
– Нет, но…
– Но ты хотел бы поверить? Это просто! Достаточно трижды произнести…
– Нет, Фарха, спасибо. Я в Иисуса верю.
Фарха огорчилась и поджала губы.
– Но это же выдумки. Был только пророк Иса. А бога Иисуса – нету такого.
– Почему это нету? – обиделся я.
– Потому что нет бога, кроме Аллаха, – объяснила Фарха.
Я засмеялся.
– Это он тебе сам сказал?
– Это в Коране написано.
– А Библию ты читать не пробовала?
– Зачем? – удивилась Фарха. – Есть Аллах, он меня хранит, я это чувствую.
Мне стало обидно.
– Нет никакого Аллаха! Его твой дядя-пастух придумал! Ты попробуй почувствовать Иисуса, вот он тебя точно любит! Потому что он вообще всех любит! Он не злой.
– Это тебе Иисус сказал? – усмехнулась Фарха.
– Это я сам чувствую! – обиделся я. – Иисус меня хранит всю жизнь!
– Как он тебя хранит? – поинтересовалась Фарха.
– Как… – растерялся я. – Как всех. А как тебя твой Аллах хранит?
Фарха стала очень серьезной.
– Аллах меня хранит каждый день. Вот вчера, например, он меня спас от смерти.
– Это как? – удивился я.
– Ну, когда ты выполз, я обратилась к Аллаху. И ты в меня не стал стрелять.
Я надул щеки от возмущения, а затем специально всплеснул манипуляторами, чтобы она видела.
– Не, ну нормально?! – фыркнул я. – Стрелять не стал – я; велел мне не стрелять – Иисус; а молодец все равно выходит – Аллах? Чего у тебя в голове вообще творится? Тебе ведь уже целых десять лет, не девочка!
Фарха обиделась не на шутку.
– Балда, нет никакого Иисуса! – Она вскочила и топнула ножкой. – Нет и не было! Нет бога, кроме Аллаха!
– Тьфу, – сказал я.
– Весь день рождения испортил… – Фарха села рядом, надулась и отвернулась.
Мы помолчали.
– Ладно, – сказал я примирительно, – извини. Давай, знаешь, как поступим?
– Как? – насторожилась Фарха.
– Пусть тебя и дальше хранит Аллах, если вдруг он существует. А меня сохранит Иисус.
– Если он существует, – уточнила Фарха.
– Ну да, – кивнул я. – А мы с тобой будем просто дружить. А когда вырастем, поедем в Лондон, возьмемся за руки и будем гулять по парку.
Фарха просияла.
– Давай! – кивнула она.
Я вдруг неожиданно для себя протянул манипулятор и бережно взял ее за руку. Она не отдернула ладонь. Так мы сидели, наверно, очень долго – перед нами журчал ручей, вокруг пели кузнечики. А потом Фарха вздохнула.
– Мне пора, – сказала она и погладила танкетку по корпусу.
Я этого не чувствовал, только в наушниках зашелестело от движения ее ладони.
– Пока! – вздохнул я. – До завтра?
– До завтра, – кивнула она, поднялась и взяла в руки букетик. – Отвернись, я пойду через ручей…
Я проворно развернулся на гусеницах, готовясь услышать, как Фарха за спиной будет шлепать по воде, но вдруг остолбенел: прямо передо мной в камнях пряталась грязно-белая танкетка.
– Что, посмотрел мультики с нелюдями? – раздался голос Алисы, искаженный не то злобой, не то динамиком. – Теперь смотри последнюю серию!
Прежде чем я успел что-то сделать, пушка на ее танкетке дрогнула и послышался хлопок – один, другой, третий, четвертый… Тихо вскрикнула Фарха, застонала, а затем послышался тяжелый всплеск.
Я рванулся вперед, понимая, что уже поздно, врезался в танкетку всем корпусом и ввел на панели код самоподрыва.
* * *
Прошел месяц. С тетей Дианой и дядей Олегом мы ездили в районный штаб. Помню, у входа цвела сирень и толпился народ – военные с разноцветными нашивками курили, встав в кружок, армейцы-призывники сидели на чемоданчиках, ожидая чего-то. А вот разговор с комендантом не запомнился совсем.Потом ко мне домой каждый день ходила психолог Элена. Она говорила глупости, показывала дурацкие картинки и заставляла сочинять по ним сказки.
Потом я снова начал ходить в школу. В патруль меня пока посылать не стали.
Однажды мы с тетей Дианой, вернувшись из школы, поставили машину в гараж, дошли до дома и стояли на крыльце. Тетя Диана ковыряла ключом в замке, а я разглядывал каменные плитки под ногами, задумчиво помахивая портфелем. По улице проехал мотоцикл и мягко притормозил напротив. Я поднял голову.
– Простите, пожалуйста! – глухо спросил мотоциклист из-под шлема. – Не подскажете, Вторая Парковая, дом шестьдесят два?
– Это здесь, – ответил я.
– А ты, наверно, Артур Галик? – спросил мотоциклист.
– Да.
– А вы кто? – тревожно обернулась тетя Диана, хватая меня за руку.
Вместо ответа мотоциклист нагнулся, и вдруг в руках у него появилась небольшая коробка, перевязанная темным скотчем. Но я смотрел не на коробку, а на руки мотоциклиста – ни на правой, ни на левой не было ИД.
– Это тебе от Фархи! – крикнул он с ликующей яростью, швырнул коробку прямо нам под ноги, а его мотоцикл взревел и рванулся прочь, стараясь оказаться от этого места как можно дальше, пока длится эта навечно замершая секунда.
Май – июль 2011
Владимир Васильев
Шуруп
Космический флот – щит Родины-Земли и Колоний, а все остальные войска – всего лишь шурупы, вкрученные в этот щит.
Военно-народная мудрость.
1
– И последний вопрос, курсант.Экзаменатор сделал паузу, во время которой пристально глядел Виталию в глаза.
– В каком конкретно режиме двигателя «Соляриса-3» вы бы стали осуществлять швартовку к топливному спутнику?
– Швартовка к топливным спутникам на «Солярисах» запрещена, – ни секунды не колеблясь, ответил Виталий.
Поймать его на подобных мелочах было трудновато даже начальнику курса.
– Ценю ваше знание должностных инструкций… но все-таки? Предположим, что сложилась экстремальная ситуация и командующий флотом отдал приказ лично вам швартоваться на третьем «Солярисе». Итак?
Виталий ненадолго задумался. Наверняка ведь с подковыркой вопрос, начальник курса великий мастер на подобные штучки.
– «Солярисы» заметно рыскают при подруливающих маневрах, – с некоторым сомнением произнес Виталий. – Так и штангу снести недолго… Нет, на месте командующего я бы нашел любой другой корабль, только не «Солярис».
Экзаменатор покачал головой и усмехнулся:
– Упрямец вы, Шебалдин! Нет у командующего других кораблей. Ничего нет, есть только вы на третьем «Солярисе», топливный спутник, к которому необходимо пришвартоваться, категорический приказ и миллионы мегаметров пустоты вокруг. Можно сказать, сферическая швартовка в вакууме. Вам нужно принять решение за десять секунд. Режим?
Виталий опять ненадолго задумался.
– Ну, раз так… – с сомнением протянул он. – Тогда я бы вытянулся на маневровых на минимально возможное расстояние, порядка ста – ста пятидесяти метров. А потом отстрелился бы на страховочном фале в сторону спутника, при необходимости откорректировал бы полет ручным реактивом, закрепился на спутнике и подтянул катер к штанге вручную, раз уж на «Солярисах» нет автоматической подрульки.
Начальник курса ошеломленно поглядел на Шебалдина.
– Вручную? Кхм…
Теперь задумался он. Надолго, на полминуты, не меньше. Потом снова поглядел на Виталия.
– Скажите, Шебалдин, вы прямо сейчас придумали этот способ или размышляли о чем-то подобном ранее?
Виталий замялся, но в конце концов ответил честно:
– Вообще-то задумывался. Меня заинтересовало, почему стыковочную автоматику топливных спутников модернизировали много раньше, чем начали ставить подрульки на все без исключения малые корабли. Ответа я так и не нашел, но способы альтернативной швартовки обдумывал не раз. Ничего умнее отстрела и подтягивания за фал изобрести не удалось.
Экзаменатор удовлетворенно кивнул. Похоже, его больше интересовал сам вопрос, разбирался ли курсант с этой проблемой ранее, чем все режимы «Солярисов» вместе взятые. Почему – разумеется, бог весть, но настрой начальника курса Виталий уловил совершенно точно.
– Ладно, Шебалдин, ответ принят. Экзамен вы, без сомнения, сдали. Оценку и финальную сумму баллов узнаете завтра, вместе со всеми. Можете идти.
– Благодарю, господин контр-адмирал!
– Аллюр три креста! – усмехнулся экзаменатор.
Этой фразой он обычно завершал лекции и давал понять курсантам, что пора спешить из аудитории на перерыв.
Виталий браво развернулся, сошел с помоста, у выхода на всякий случай застыл по стойке «смирно», ненадолго, секунды на три, и лишь потом толкнул тяжеленные двери.
Перед аудиторией маялось десятка полтора сокурсников.
– Ну, как? – метнулся навстречу Мишка Романов, самый нетерпеливый.
– Три креста! – Тон у Виталия был, как и у всякого уже сдавшего экзамен, немного снисходительный, но больше полнящийся облегчением.
Дверь аудитории снова приоткрылась, и в коридор выглянул дежурный малек с планшеткой.
– Романов! – громко объявил он.
– Ну, – выдохнул Мишка. – Я пошел!
– Ни пуха! – хором произнесли практически все присутствующие, в том числе и Виталий.
Мишка, очень похожий на ныряльщика перед погружением, скользнул мимо малька в аудиторию. Дверь тотчас закрылась.
Виталий, сопровождаемый завистливыми взглядами, направился к лестнице.
«Только бы консультанты не срезали, – подумал он с легкой тревогой. – Только бы не ниже четыре-девяноста…»
Срезать десятые и сотые консультантам вроде бы не с чего, с вопросами Виталий разобрался бодро и уверенно. Но поди угадай – что кроется в головах этих звезднопогонных шишек? Особенно у незнакомого, который сидел в самом углу, причем в общевойсковом мундире. Какого черта шуруп вообще делает на экзамене будущих пилотов, во флотской Академии? Да и вообще, консультанты курсантов видят только на экзаменах. И старый студенческий закон «сначала ты пашешь на авторитет, а потом авторитет пашет на тебя» в данном случае, к сожалению, не срабатывает.
Если Виталий сумел произвести на консультантов благоприятное впечатление и наберет вожделенные четыре-девяносто, у него, пожалуй, даже есть шансы оказаться в итоговой двадцатке и попасть в разведку, куда стремится каждый будущий пилот с первого дня обучения. Вообще в разведку возьмут человек сто, но на действующие двадцать вакансий – только лучших. Половину в гвардейский Семеновский, половину в гвардейский Измайловский. Остальных – на обеспечение туда же и в остальные полки: Троицкий, Успенский, Рублевский и Преображенский.