Страница:
Глава 3
Гомосексуалисты
Единственный мужчина, который не может жить без женщин, – это гинеколог.
Артур Шопенгауэр(автор не придерживается точки зрения немецкого философа)
Почему известный человек, тот, которого показывают по телевизору, часто оказывается педиком? Я не слишком корректен в формулировках. Хоть и не применяю дефиниции Гая Ричи, обзывая этих ребят «говномесами». Вспомнил, они предпочитают слово «геи»! Они мне никогда не нравились. При этом я не гомофоб и не склонен переходить на личности, но, глядя на импозантных «гомодрилов» в руководстве ведущих телеканалов, зарабатывающих по 10 миллионов долларов в год, я никогда не понимал, чего им не хватает и на кой им сдались эти слюнявые проституты, когда на dosug.nu такой заманчивый традиционный выбор. Не нравится платная любовь – ищите красоток на клубном сайте vklybe.ru и вылавливайте их в «Паче» или в «Сохо». Хотя бесплатное всегда дороже…
Разбираться в хитросплетениях гомосексуальной мотивации мне было некогда. От этих жирных ребят мне было нужно только одно – моя слава. Но когда пошли недвусмысленные намеки, я стал сначала волноваться, а потом огрызаться. С возрастом, с моим возрастом, намеки сошли на нет. Я выстоял и прославился вопреки давлеющей педарастической доминанте. А спустя какое-то время курсирования по коридорам «Останкина» я понял, почему они такие.
Это не вопрос хромосом. Это составляющая статуса. Извращенцу, пресыщенному деньгами и положением, хочется новых ощущений. Во многом это даже не физические ощущения. Это наркотик. Я не понимал этих фриков. Ведь для меня в этом несовершенном мире существовал только один наркотик – эфир. Эфирное время, которое гомики все время норовили урезать. Как мне трудно было без Зеленгольца с ними разговаривать!
Пришлось помириться с предателем, и он снова выпросил для меня деньги у какого-то шоколадного короля, пообещав тому, что в своей новой программе хронометражем в 24 минуты ровно 12 минут я буду поглощать его чертов шоколад. Это называется «продакт плейсмент» – для тех, кто не знает. Я же точно знал, что подавлюсь на первой же плитке, но договор со сладким спонсором все же подписал.
Зеленгольц поехал за кэшем и… потерялся. Сволочь. А потом ко мне нагрянули за гонораром режиссер, съемочная группа, монтажеры, флеш-аниматоры и даже специалистка по саунду и сексу Лиза Палкина. Я не хотел кидать Палкину вторично, как это сделал со мной проклятый Зеленгольц, поэтому отправился к Эрнсту Фридману на Национальный канал. Он закрыл проект, как только прослышал о моем банкротстве. Я хотел просить его о субсидировании завершающего этапа съемок и монтажа. У меня не было шансов, ведь Фридман выступал против моей программы еще на стадии ее зародыша. И все же я отправился к нему. Когда у человека не остается выбора, он идет напролом.
Дядюшка Эрнст, как ласково звали генерального продюсера канала, не горел желанием меня видеть. Я знал это с точностью корабельного секстанта. Он начинал свою карьеру с простого ведущего фул-фэшн-шоу «Мухомор», дорос до мегавеличины медиамагната благодаря опальным членам масонского «Лондонского клуба» и удержался на своей должности только потому, что мало говорил, попросту помалкивал, когда надо, а временами, когда журналисты выуживали актуальный комментарий, даже нечленораздельно мычал. Многозначительный вид, надутые щеки и богемный заброс челки вправо с лихвой компенсировали отсутствие информации.
Форма доминировала над содержанием. То же происходило и на подведомственном телеканале. Но это мало волновало Эрнста Фридмана. Он знал, что стул под ним качается, поэтому заказывал самому себе больше фильмов и передач, сам их делал, сам себе платил и, видимо, сам смотрел. Зрительская аудитория катастрофически уменьшалась. Но разве это важно, когда готов запасной аэродром. Он избегал лишних встреч, предпочитая обедать и ужинать в чилаутах собственных ресторанов. А особенно он сторонился тех, кто мог повлиять на его укоренившийся имидж спокойного слона. Таких тревожных ходатаев, как я. Но я уже сообщил моему понимающему читателю, почему отважился прийти к боссу без приглашения.
Он просто обязан был меня выслушать. Ведь я звезда, народный любимец. Меня уважают и ценят за политическую неангажированность. За абсолютную независимость и незапятнанную репутацию. Со мной не захотят расстаться, ведь я им еще нужен… Я невероятный эрудит, а вовсе не отработанное сырье. Я делаю рейтинги. Я еще ого-го… Диапазон моей речи намного шире словарного запаса этих косноязычных шоуменов из новых и тем более этих мастодонтов, которые рассыпаются на глазах, когда надо импровизировать… Меня не выбросят за борт, ведь мне так нужен этот эфир!
Глава 4
Тупик есть мотив
Водитель довез меня до телецентра и припарковал машину у ресторанчика на противоположной стороне улицы Королева, там еще можно отведать настоящего русского квасу. Я бросил молящий взгляд на Останкинскую башню, показавшуюся мне в этот момент Вавилонской, а оттого хрупкой, как фарфоровый идол, и отправился в здание.
На этаже руководства Национального канала меня окликнули. Это был бывший депутат Государственной думы Митрофан Алексеев, к которому зритель уже успел привыкнуть как к постоянному статисту на всех без исключения ток-шоу. Он давно изнывал от безделья и толстел, неуемная энергия и амбиции искали спасительный коридор. Наконец-то забрезжил свет в конце туннеля. «Знающие люди» поговаривали, что Алексееву вот-вот доверят авторский проект. Он тоже от кого-то это услышал. Счастливый от своей востребованности, он впопыхах и с легкой одышкой набирал команду.
– Влад, дорогой, у тебя нет специалиста по саунду? – на всякий случай поинтересовался Митрофан.
– Кажется, есть. Палкина Лиза. Отлично работает, быстро. Иногда даже очень быстро. Рекомендую. Она как раз сейчас подыскивает новую работу. Просто воет без работы. Стонет просто.
– Так она воет или стонет?
– Пока воет, но когда получит работу, наверняка будет стонать.
– Трешка – нормально для нее?
– От этой матрешки трешкой не отделаешься. Она тебе сама позвонит, и вы договоритесь.
– Спасибо.
Кого здесь только не было: звезды шоу-бизнеса, их продюсеры, политики и даже один метеоролог, тоже умудрившийся подхватить вирус звездной болезни, от которой не существует прививок, а есть только противоядие – четкое исполнение главной заповеди Святого Писания: «Не сотвори себе кумира». Здесь, в коридорах «Останкина», как, впрочем, и в павильонах большинства телепроизводящих студий, эта заповедь могла звучать по-иному: «Не делай из себя кумира». Иными словами – будь проще, и люди к тебе потянутся.
Я же потянул за ручку дубовой двери и вошел в святая святых – в приемную Эрнста Фридмана.
Секретарша телебосса – синий чулок, не успела меня остановить. Она лишь прокричала вдогонку:
– Эрнст Палыч занят!
Я ответил, что тоже не веду праздный образ жизни, и ворвался в кабинет своего формального начальника.
Босс находился в окружении «голубого дуэта» из сиквела про вампиров «Полнолуние». Вся троица смачно грызла фисташки, глядя на кондово смонтированные кадры очередного «блокбастера», постпродакшен которого был обеспечен каналом, а окупаемость первыми двумя уик-эндами. Этим ребятам-травести стоило позавидовать, они получили карт-бланш от самого могущественного человека отечественного телевидения, который мог слепить звезду даже из лошадиного помета. Правда, такая звезда не способна одарить людей светом. И очень часто она исторгает неприятные запахи. Настоящая звезда – это ведь не прохиндей, способный пропукать футбольный гимн или сымитировать половой акт на сцене. Звезда должна греть, по крайней мере – освещать!
Я подошел к столу Фридмана, взял со стола пульт и выключил огромный LCD-телевизор. Моя наглость была неожиданнее моего визита. К тому же вместо «Здрасте» я напомнил:
– Мы же виделись вчера. Почему вы не сказали, что поставили на мне крест?
– А кто ты такой, чтобы мне указывать, что, когда и кому мне говорить?! – запыхтел, как бронепоезд, Фридман. – Ну, если ты так настаиваешь, то да! Я ставлю на тебе крест. А мое мнение еще кое-что значит!
– Возможно, для твоих пидоров – да! – не сдержался я, заодно смекнув, что изначальная цель моего визита как-то сразу трансформировалась в заурядную вспышку гнева. Благо, гнев был обоснованным. Меня здесь не уважали, с чего мне церемониться. Когда не работают компромиссы, их место занимают скандалы.
– Да, для них и для многомиллионной аудитории моего канала! – гордо заявил Фридман.
– Не того ли, что когда-то был первым и который было интересно смотреть?
– У нас и сейчас наивысший рейтинг во всех сегментах от развлекаловки до информации! – позволил себе оправдываться перед ничтожеством большой, но очень ранимый «джинн».
– Это потому, что тебе дали правильную кнопку, ты не поднимался с нуля, ты сел на готовенькое… Но мир меняется. Молодого зрителя ты уже потерял. Думающего тоже. Первые ушли на ТНТ за реальным дерьмом, а не, как у тебя, за его запахом, и на сайт знакомств – там можно найти шлюх и педиков, они там не скрываются, как здесь, за фиктивными женами. А вторые, те, что думают, вообще не вылазят из Рунета. Из-за него ты уже потерял процентов тридцать своих зрителей. Там интереснее.
– Все?.. Максимов, ты выдохся. И ты пустой. В твоем контенте мы больше не нуждаемся. В нем никто не нуждается! Он слишком дорого обходится. А сам ты денег найти не можешь! Значит, ты ноль, пустое место, шоуменишка, а никакая не звезда. Может, так, малюсенькая звездочка на «Одноклассниках». Надо будет позвонить хозяину сайта, чтоб он удалил твой профайл. У нас с ним рекламный бартер. Тебя никто не вспомнит через годок! Хотя нет, тебя, конечно же, подберет какой-нибудь заштатный канальчик, дециметровый, и ты будешь, как «культовый» Диблов, слоняться по клубам и передачам, чтоб тебя окончательно не забыли! И ты приползешь ко мне. Как приполз Диблов, чтобы я опять сделал его доступным… Так уж и быть, когда ты смиришься со своим никчемным статусом, я подкину тебе передачку хронометражом в пять минут в утреннем эфире, в воскресенье, когда не спят только пограничные дозоры!
– Какая необъяснимая тяга ко всевозможным дозорам! У тех, кто отдал родине долг, прослужив положенное в армии, аллергия на дозоры и патрули. О’кей, а что в то время, когда мне наступит окончательный капут, будете делать вы, Эрнст Палыч? – поинтересовался я.
– Я буду делать телевидение! – закинув челку набок, почти театрально продекларировал Фридман. – Телевидение будущего, в котором нет места выскочкам!
– Телевидение без прямого эфира – это сериал, реалити-шоу с ненастоящими героями, это жалкое зрелище. Поэтому Интернет и побеждает – там люди говорят сейчас, в режиме онлайн. Их не причесывают, дают высказаться, дают ошибаться и исправлять ошибки. Веб-пространство должно стать приоритетом ТВ. В конце концов, у них должен быть выбор, что смотреть. Уже есть. И ты должен показывать им то, что они желают видеть, лавируя в этих волнах.
– Это быдло не знает, чего хочет!
– Они опять хотят перемен. Люди всегда их хотят. Ты временщик и приспособленец, Фридман.
– Я патриот! А ты проповедуешь хаос.
– О, с каких это пор патриот – это тот, кто уменьшает своими действиями доверие к Национальному каналу, купирует его аудиторию. Истина рождается в споре. Не слышал?
– Диссидент! Ты диссидент!
– На выборах я голосовал за действующего президента.
– Значит, мы в одной лодке, Максимов, и ты ничем не лучше меня. Ты тоже боишься.
– Я всегда голосую осознанно. Бояться должен тот, кто неискренен, – это твоя прерогатива.
– Вон! Пошел вон из моего кабинета! – заорал на меня дядюшка Эрнст.
Я зачерпнул ладонью горсть фисташек и захлопнул за собой дверь. Секретарша неодобрительно посмотрела на меня в приемной, и я отдал орехи ей, чтобы она догрызла их на досуге и не обижалась.
…Похоже, я остался наедине со своими проблемами. Их можно было оценить деньгами – ровно триста десять тысяч евро. Именно столько украл Зеленгольц. За эти деньги, как ни странно, должен был отчитываться я, а у меня не было сбережений. С этих не имеющихся в наличии средств я должен был выплатить зарплату, довести производство до конца и запустить программу в эфир. Владелец шоколадных фабрик уже звонил на мой сотовый. Но я не брал трубку. Мне было стыдно, ведь я наврал ему про лобби в совете директоров и про бреши в вещательной сетке Национального канала. Никакого лобби не наблюдалось, а сетка была заполнена по блату и под завязку. Кем?
Свято место пусто не бывает. Звезды новые и реанимированные. Они появляются на небосклоне. Их есть кому зажечь. Находятся и те, кто в состоянии их потушить. А есть и такие, кто чувствует в себе силы их назначать. Протеже Всемогущей Администрации, вскормленный политтехнологом Глебом Махновским, писатель-прозаик Минай Сергеев появился в эфире со своей новой программой «Взлеты и падения», а обладатель белого билета – индульгенции от армии – Сеньор Гордон с передачей «Лузер».
Я, мягко говоря, не считал Миная афористичным, несмотря на его эрудицию. Мало того, первые семьдесят страниц его книги все же удостоились моего беглого чтения. Лишь после этого произведение полетело с десятого этажа, едва не приземлившись на голове таджикского гастарбайтера. Слава богу, на бедного таджика не упал более толстый «Код да Винчи» Дэна Брауна, фаната неканонических апокрифов, десантировавшийся с моего же балкона неделей раньше. Из новомодных писателей я увлекался только женщинами. Робски мне нравилась так сильно, что я ее хотел, а Собчак я хотел, хоть она мне и не нравилась.
Что до Гордона, то этот невыспавшийся псевдоинтеллектуал с видом разорившегося идальго не постеснялся позиционировать себя в роли лузера с единственным намерением – перехитрить всех своей схоластикой, суть которой сводилась к дуэли мудрости с интеллектом. Причем Гордон сидел в окопе интеллекта, но держал флаг мудрости, поэтому мудрость в него не стреляла. А значит, он не был лузером. Так что хитрость вполне удавалась. В принципе его стоило уважать, ведь он снимал фильмы по заведомо некоммерческим сценариям отца. Я тоже любил своего папу.
Мой папа мечтал, чтобы я стал знаменитым. Ведь у него не вышло стать космонавтом. Хоть он и стал почетным железнодорожником. Почитай отца своего и мать. Только за это можно было ценить Гордона. Эх, знал бы мой папа, царствие ему небесное, в каком я оказался тупике…
На этаже руководства Национального канала меня окликнули. Это был бывший депутат Государственной думы Митрофан Алексеев, к которому зритель уже успел привыкнуть как к постоянному статисту на всех без исключения ток-шоу. Он давно изнывал от безделья и толстел, неуемная энергия и амбиции искали спасительный коридор. Наконец-то забрезжил свет в конце туннеля. «Знающие люди» поговаривали, что Алексееву вот-вот доверят авторский проект. Он тоже от кого-то это услышал. Счастливый от своей востребованности, он впопыхах и с легкой одышкой набирал команду.
– Влад, дорогой, у тебя нет специалиста по саунду? – на всякий случай поинтересовался Митрофан.
– Кажется, есть. Палкина Лиза. Отлично работает, быстро. Иногда даже очень быстро. Рекомендую. Она как раз сейчас подыскивает новую работу. Просто воет без работы. Стонет просто.
– Так она воет или стонет?
– Пока воет, но когда получит работу, наверняка будет стонать.
– Трешка – нормально для нее?
– От этой матрешки трешкой не отделаешься. Она тебе сама позвонит, и вы договоритесь.
– Спасибо.
Кого здесь только не было: звезды шоу-бизнеса, их продюсеры, политики и даже один метеоролог, тоже умудрившийся подхватить вирус звездной болезни, от которой не существует прививок, а есть только противоядие – четкое исполнение главной заповеди Святого Писания: «Не сотвори себе кумира». Здесь, в коридорах «Останкина», как, впрочем, и в павильонах большинства телепроизводящих студий, эта заповедь могла звучать по-иному: «Не делай из себя кумира». Иными словами – будь проще, и люди к тебе потянутся.
Я же потянул за ручку дубовой двери и вошел в святая святых – в приемную Эрнста Фридмана.
Секретарша телебосса – синий чулок, не успела меня остановить. Она лишь прокричала вдогонку:
– Эрнст Палыч занят!
Я ответил, что тоже не веду праздный образ жизни, и ворвался в кабинет своего формального начальника.
Босс находился в окружении «голубого дуэта» из сиквела про вампиров «Полнолуние». Вся троица смачно грызла фисташки, глядя на кондово смонтированные кадры очередного «блокбастера», постпродакшен которого был обеспечен каналом, а окупаемость первыми двумя уик-эндами. Этим ребятам-травести стоило позавидовать, они получили карт-бланш от самого могущественного человека отечественного телевидения, который мог слепить звезду даже из лошадиного помета. Правда, такая звезда не способна одарить людей светом. И очень часто она исторгает неприятные запахи. Настоящая звезда – это ведь не прохиндей, способный пропукать футбольный гимн или сымитировать половой акт на сцене. Звезда должна греть, по крайней мере – освещать!
Я подошел к столу Фридмана, взял со стола пульт и выключил огромный LCD-телевизор. Моя наглость была неожиданнее моего визита. К тому же вместо «Здрасте» я напомнил:
– Мы же виделись вчера. Почему вы не сказали, что поставили на мне крест?
– А кто ты такой, чтобы мне указывать, что, когда и кому мне говорить?! – запыхтел, как бронепоезд, Фридман. – Ну, если ты так настаиваешь, то да! Я ставлю на тебе крест. А мое мнение еще кое-что значит!
– Возможно, для твоих пидоров – да! – не сдержался я, заодно смекнув, что изначальная цель моего визита как-то сразу трансформировалась в заурядную вспышку гнева. Благо, гнев был обоснованным. Меня здесь не уважали, с чего мне церемониться. Когда не работают компромиссы, их место занимают скандалы.
– Да, для них и для многомиллионной аудитории моего канала! – гордо заявил Фридман.
– Не того ли, что когда-то был первым и который было интересно смотреть?
– У нас и сейчас наивысший рейтинг во всех сегментах от развлекаловки до информации! – позволил себе оправдываться перед ничтожеством большой, но очень ранимый «джинн».
– Это потому, что тебе дали правильную кнопку, ты не поднимался с нуля, ты сел на готовенькое… Но мир меняется. Молодого зрителя ты уже потерял. Думающего тоже. Первые ушли на ТНТ за реальным дерьмом, а не, как у тебя, за его запахом, и на сайт знакомств – там можно найти шлюх и педиков, они там не скрываются, как здесь, за фиктивными женами. А вторые, те, что думают, вообще не вылазят из Рунета. Из-за него ты уже потерял процентов тридцать своих зрителей. Там интереснее.
– Все?.. Максимов, ты выдохся. И ты пустой. В твоем контенте мы больше не нуждаемся. В нем никто не нуждается! Он слишком дорого обходится. А сам ты денег найти не можешь! Значит, ты ноль, пустое место, шоуменишка, а никакая не звезда. Может, так, малюсенькая звездочка на «Одноклассниках». Надо будет позвонить хозяину сайта, чтоб он удалил твой профайл. У нас с ним рекламный бартер. Тебя никто не вспомнит через годок! Хотя нет, тебя, конечно же, подберет какой-нибудь заштатный канальчик, дециметровый, и ты будешь, как «культовый» Диблов, слоняться по клубам и передачам, чтоб тебя окончательно не забыли! И ты приползешь ко мне. Как приполз Диблов, чтобы я опять сделал его доступным… Так уж и быть, когда ты смиришься со своим никчемным статусом, я подкину тебе передачку хронометражом в пять минут в утреннем эфире, в воскресенье, когда не спят только пограничные дозоры!
– Какая необъяснимая тяга ко всевозможным дозорам! У тех, кто отдал родине долг, прослужив положенное в армии, аллергия на дозоры и патрули. О’кей, а что в то время, когда мне наступит окончательный капут, будете делать вы, Эрнст Палыч? – поинтересовался я.
– Я буду делать телевидение! – закинув челку набок, почти театрально продекларировал Фридман. – Телевидение будущего, в котором нет места выскочкам!
– Телевидение без прямого эфира – это сериал, реалити-шоу с ненастоящими героями, это жалкое зрелище. Поэтому Интернет и побеждает – там люди говорят сейчас, в режиме онлайн. Их не причесывают, дают высказаться, дают ошибаться и исправлять ошибки. Веб-пространство должно стать приоритетом ТВ. В конце концов, у них должен быть выбор, что смотреть. Уже есть. И ты должен показывать им то, что они желают видеть, лавируя в этих волнах.
– Это быдло не знает, чего хочет!
– Они опять хотят перемен. Люди всегда их хотят. Ты временщик и приспособленец, Фридман.
– Я патриот! А ты проповедуешь хаос.
– О, с каких это пор патриот – это тот, кто уменьшает своими действиями доверие к Национальному каналу, купирует его аудиторию. Истина рождается в споре. Не слышал?
– Диссидент! Ты диссидент!
– На выборах я голосовал за действующего президента.
– Значит, мы в одной лодке, Максимов, и ты ничем не лучше меня. Ты тоже боишься.
– Я всегда голосую осознанно. Бояться должен тот, кто неискренен, – это твоя прерогатива.
– Вон! Пошел вон из моего кабинета! – заорал на меня дядюшка Эрнст.
Я зачерпнул ладонью горсть фисташек и захлопнул за собой дверь. Секретарша неодобрительно посмотрела на меня в приемной, и я отдал орехи ей, чтобы она догрызла их на досуге и не обижалась.
…Похоже, я остался наедине со своими проблемами. Их можно было оценить деньгами – ровно триста десять тысяч евро. Именно столько украл Зеленгольц. За эти деньги, как ни странно, должен был отчитываться я, а у меня не было сбережений. С этих не имеющихся в наличии средств я должен был выплатить зарплату, довести производство до конца и запустить программу в эфир. Владелец шоколадных фабрик уже звонил на мой сотовый. Но я не брал трубку. Мне было стыдно, ведь я наврал ему про лобби в совете директоров и про бреши в вещательной сетке Национального канала. Никакого лобби не наблюдалось, а сетка была заполнена по блату и под завязку. Кем?
Свято место пусто не бывает. Звезды новые и реанимированные. Они появляются на небосклоне. Их есть кому зажечь. Находятся и те, кто в состоянии их потушить. А есть и такие, кто чувствует в себе силы их назначать. Протеже Всемогущей Администрации, вскормленный политтехнологом Глебом Махновским, писатель-прозаик Минай Сергеев появился в эфире со своей новой программой «Взлеты и падения», а обладатель белого билета – индульгенции от армии – Сеньор Гордон с передачей «Лузер».
Я, мягко говоря, не считал Миная афористичным, несмотря на его эрудицию. Мало того, первые семьдесят страниц его книги все же удостоились моего беглого чтения. Лишь после этого произведение полетело с десятого этажа, едва не приземлившись на голове таджикского гастарбайтера. Слава богу, на бедного таджика не упал более толстый «Код да Винчи» Дэна Брауна, фаната неканонических апокрифов, десантировавшийся с моего же балкона неделей раньше. Из новомодных писателей я увлекался только женщинами. Робски мне нравилась так сильно, что я ее хотел, а Собчак я хотел, хоть она мне и не нравилась.
Что до Гордона, то этот невыспавшийся псевдоинтеллектуал с видом разорившегося идальго не постеснялся позиционировать себя в роли лузера с единственным намерением – перехитрить всех своей схоластикой, суть которой сводилась к дуэли мудрости с интеллектом. Причем Гордон сидел в окопе интеллекта, но держал флаг мудрости, поэтому мудрость в него не стреляла. А значит, он не был лузером. Так что хитрость вполне удавалась. В принципе его стоило уважать, ведь он снимал фильмы по заведомо некоммерческим сценариям отца. Я тоже любил своего папу.
Мой папа мечтал, чтобы я стал знаменитым. Ведь у него не вышло стать космонавтом. Хоть он и стал почетным железнодорожником. Почитай отца своего и мать. Только за это можно было ценить Гордона. Эх, знал бы мой папа, царствие ему небесное, в каком я оказался тупике…
Глава 5
Серый кардинал
– Так ты скажешь ей, этой Палкиной, чтоб она мне позвонила? – снова нарисовался Митрофан.
– Обязательно, – пообещал я.
– Да не отчаивайся ты, – выказал свою осведомленность бывший депутат. – Ты не пропадешь. Я же не пропал, хоть меня и кинули все. Не сдавайся. Я вот не сдался. Запускаю «Детектор лжи». Прайм-тайм.
– Что-то слышал об этом.
– Еще бы. У меня соведущей сама Инесса Заречная будет… Айда лучше к нам в студию. Пилот снимаем. Я только на минуту в кафешку вырвался. Пойдем…
Больше всего мне хотелось выпить. Митрофан гарантировал банкет после съемок, и я поплелся за ним.
«Бетакамы» были направлены на Инессу. Снимали на «хромокей». В зеленом цвете все смотрелось скромно, я поинтересовался, какой наложат интерьер. Митрофан ответил, что все будет на фоне 540-метровой Останкинской башни, а потом на фоне руин осетинских сел и Цхинвали и следом – в интерьере гаагского трибунала, где в судейской мантии выступит национал-патриот Александр Свиницкий.
– Сними галстук, – посоветовал я, – он у тебя зеленый. Дырка при монтаже получится.
– Я сегодня вряд ли попаду в кадр, – скромно поведал Алексеев, и тут я догадался, что и в этой передаче он хоть и старший, но все-таки статист. Однако галстук он снял, небрежно засунув его во внутренний карман, после чего кивнул Инессе. Я тоже поздоровался. Инесса не отреагировала ни на одно из приветствий. Занята. Высока. Надменна. Ее собеседником был шахматный король Каспаров, начинавший свою политическую карьеру с заявления о необходимости немедленной передачи Монголии Китаю, а Курил Японии. Сегодня он призывал Россию сдаться Грузии.
– Ты его позвал? Смело.
– Оттепель. Пусть болтает. Чем больше он говорит, тем глупее выглядит.
– Надо переснять последнюю реплику, Гарри Кимович, не возражаете? – попросил режиссер.
– Да, конечно, – приготовился Каспаров.
– Какая молодец! – восхитился я и позавидовал проекту, где выступал статистом экс-депутат, а ведущей была самая умная и, возможно, одна из самых красивых женщин российского телевидения. – Как она смотрится! Спокойно и грациозно. Шендерович в сравнении с ней – заурядный невротик. И ты погляди, как она интервьюирует. Я в восторге! Я влюбился… Теперь она точно зазнается. Надо было кадрить ее раньше, когда у нее не было такой возможности раскрыться. Она станет звездой после первого же эфира. Это не то что эти вынырнувшие из прошлого военные эксперты и философы с акцентом на показное русофильство, суть которого в закрученных под Николая усах и отпущенных под Столыпина бородах. В ее глазах – огонь и любовь.
– К родине? – не понял Митрофан.
– Конечно, к родине, не ко мне же, неудачнику и банкроту…
– Тут ты прав, красивые женщины не любят красивых мужчин. Но они любят мужчин, обладающих красивыми женщинами…
Под впечатлением от красотки я отказался от приглашения на банкет. Перед девушками высшей пробы надо появляться принцем…. От попойки с тележурналистами отказался и «державник» Свиницкий. Он вышел из студийного павильона следом за мной. Мне даже показалось, что он меня догонял…
– Влад! Давно хотел сделать вам комплимент, – сразу обезоружил меня человек, к чьему мнению, по слухам, прислушивались в Кремле, хоть я в этом и сомневался.
Единственным неоспоримым фактом было то, что националисты носили его на руках. Я относился к этому персонажу из прошлого настороженно именно потому, что свой собственный характер он выдавал за национальную ментальность. Однако ничто так не льстит, как уважение уважаемого человека. Хотя лично я большее предпочтение отдал бы признанию зрителей. Возможно, это было ошибкой. Часто толпа возносит настолько высоко, что человек становится невесомым. Взлетишь до небес – потеряешь вес. Каламбур в моей голове прервал тот самый комплимент, который меня обезоружил:
– Мне очень нравилась ваша передача. Та авторская программа, с которой началась ваша карьера независимого журналиста, беспристрастного социолога и народного любимца. «Холодный расчет», кажется. Так она называлась?
– Это было до нашей эры, – посетовал я.
– Прошлое делает нас теми, кем мы должны стать в будущем.
– Похоже, мое прошлое явилось для меня не слишком прочным фундаментом, – ответил я, тут же поймав себя на мысли: «Кому это я жалуюсь?»
– Я старался не пропускать ваши эфиры, – продолжил хвалебную оду в мой адрес Свиницкий. – Зря Фридман так обошелся с единственной оставшейся на его канале реальной звездой.
– Я что-то пропустил. Неужели то, как со мной обошелся Фридман, уже показали в новостях? А за звезду спасибо. В моем случае самое реальное – это «спасибо».
– Я могу вам помочь, – неожиданно заинтриговал Свиницкий и протянул мне визитку. – Здесь не мой телефон. Мой телефон вам сейчас не нужен. А вернее – вообще не нужен. Я в фаворе, пока Россия воюет. Пока идет холодная война. Мир и соглашательство делают из меня изгоя. Именно это состояние – для меня органика. Мне не нужны друзья, как не нужны друзья России.
– Дискуссия не входит в мои планы, – признался я. – Аргументированно у меня получается спорить только в эфире.
– Так вот, – понимающе резюмировал Свиницкий, – позвоните этому человеку. Он не отказывает талантливым людям.
Я лишь улыбнулся в ответ, подумав, что державники тоже не чужды дружбе с предпринимателями. На возведение империи, сторонником которой осознанно являлся и я, тоже требовались деньги. Но, по-моему, она уже вовсю строилась. Наверное, господин Свиницкий обижался, что у него забыли спросить.
Тут я вспомнил, как лидер духовной оппозиции ездил за интервью к олигарху Хиросимскому, и заметил «левую эволюцию» в либеральных взглядах «мученика». Я не стал размышлять на тему, кто оплатил Свиницкому перелет и переплет изданной после полета книги о еврейском олигархе и русском офицере. И у Хиросимского, и у бывшего полковника спецназа ГРУ был один-единственный враг, тот самый, которого врагом считал весь российский люд, – получивший пожизненную индульгенцию от электрического стула в виде приватизации электрического тумблера Чубайс. Таков был образ врага для провоцирующих бунт и идущих за ними строителей баррикад. Одного я не мог понять – как можно строить империи, раздувая революции, которые камня на камне не оставляют от империй…
Я не удивился изменчивости мировоззренческих постулатов строителей «пятой империи» и даже тому, что под свои знамена они пытались поставить непримиримых людей, одинаковых лишь в недовольстве властью. Шок на лице отразился только тогда, когда я разглядел на визитной карточке вычурную монограмму с литерой английского фунта и отчетливым словом «Лорд». Надо же. Этот Лорд к вечеру мог собрать все лавры графа Монте-Кристо, явившегося в свет прямо из заключения. Моя невольная аналогия была не так далека от истины. Но это мне только предстояло выяснить…
Улицу затопил августовский ливень. Садясь в машину, я уронил визитку, и она плюхнулась в лужу. Я брезгливо достал ее из мутной воды и скомандовал водителю: «Поехали!» – одновременно набирая номер.
На том конце ответили:
– Да, слушаю.
– Добрый день, вас беспокоит Влад Максимов, телеведущий Влад Максимов. Ваш телефон мне дал Александр Свиницкий. Может, я обращаюсь не по адресу, но вы, как утверждает господин Свиницкий, – моя последняя надежда… – Эти слова меня почему-то рассмешили, последнюю фразу я изрек с непроизвольной ехидцей. – Могу я претендовать на встречу с могущественным инкогнито?
– Да, с вами свяжутся, – спокойно ответил голос, и в трубке раздались короткие гудки.
Машина уже неслась по проспекту Мира в сторону центра. Водитель сообщил, что топлива в баке – с гулькин нос. В своем портмоне я обнаружил лишь совместное фото с Мишей Зеленгольцем. Снимок вызвал у меня отвращение и полетел из салона наружу. Заляпанный грязью, он приводнился в лужу. Потом я так же молчаливо вышвырнул визитку самозваного Лорда. Но ветер не пожелал уносить ее далеко, лишь прилепив к заднему стеклу моего автомобиля, который собирался заглохнуть километров эдак через двадцать.
– До офиса доедем, – оценил я обстановку на дисплее и врубил радио на полную громкость. Там на «R&B волне» громыхал последний хит «Фронтмена»:
– Обязательно, – пообещал я.
– Да не отчаивайся ты, – выказал свою осведомленность бывший депутат. – Ты не пропадешь. Я же не пропал, хоть меня и кинули все. Не сдавайся. Я вот не сдался. Запускаю «Детектор лжи». Прайм-тайм.
– Что-то слышал об этом.
– Еще бы. У меня соведущей сама Инесса Заречная будет… Айда лучше к нам в студию. Пилот снимаем. Я только на минуту в кафешку вырвался. Пойдем…
Больше всего мне хотелось выпить. Митрофан гарантировал банкет после съемок, и я поплелся за ним.
«Бетакамы» были направлены на Инессу. Снимали на «хромокей». В зеленом цвете все смотрелось скромно, я поинтересовался, какой наложат интерьер. Митрофан ответил, что все будет на фоне 540-метровой Останкинской башни, а потом на фоне руин осетинских сел и Цхинвали и следом – в интерьере гаагского трибунала, где в судейской мантии выступит национал-патриот Александр Свиницкий.
– Сними галстук, – посоветовал я, – он у тебя зеленый. Дырка при монтаже получится.
– Я сегодня вряд ли попаду в кадр, – скромно поведал Алексеев, и тут я догадался, что и в этой передаче он хоть и старший, но все-таки статист. Однако галстук он снял, небрежно засунув его во внутренний карман, после чего кивнул Инессе. Я тоже поздоровался. Инесса не отреагировала ни на одно из приветствий. Занята. Высока. Надменна. Ее собеседником был шахматный король Каспаров, начинавший свою политическую карьеру с заявления о необходимости немедленной передачи Монголии Китаю, а Курил Японии. Сегодня он призывал Россию сдаться Грузии.
– Ты его позвал? Смело.
– Оттепель. Пусть болтает. Чем больше он говорит, тем глупее выглядит.
– Надо переснять последнюю реплику, Гарри Кимович, не возражаете? – попросил режиссер.
– Да, конечно, – приготовился Каспаров.
– Какая молодец! – восхитился я и позавидовал проекту, где выступал статистом экс-депутат, а ведущей была самая умная и, возможно, одна из самых красивых женщин российского телевидения. – Как она смотрится! Спокойно и грациозно. Шендерович в сравнении с ней – заурядный невротик. И ты погляди, как она интервьюирует. Я в восторге! Я влюбился… Теперь она точно зазнается. Надо было кадрить ее раньше, когда у нее не было такой возможности раскрыться. Она станет звездой после первого же эфира. Это не то что эти вынырнувшие из прошлого военные эксперты и философы с акцентом на показное русофильство, суть которого в закрученных под Николая усах и отпущенных под Столыпина бородах. В ее глазах – огонь и любовь.
– К родине? – не понял Митрофан.
– Конечно, к родине, не ко мне же, неудачнику и банкроту…
– Тут ты прав, красивые женщины не любят красивых мужчин. Но они любят мужчин, обладающих красивыми женщинами…
Под впечатлением от красотки я отказался от приглашения на банкет. Перед девушками высшей пробы надо появляться принцем…. От попойки с тележурналистами отказался и «державник» Свиницкий. Он вышел из студийного павильона следом за мной. Мне даже показалось, что он меня догонял…
– Влад! Давно хотел сделать вам комплимент, – сразу обезоружил меня человек, к чьему мнению, по слухам, прислушивались в Кремле, хоть я в этом и сомневался.
Единственным неоспоримым фактом было то, что националисты носили его на руках. Я относился к этому персонажу из прошлого настороженно именно потому, что свой собственный характер он выдавал за национальную ментальность. Однако ничто так не льстит, как уважение уважаемого человека. Хотя лично я большее предпочтение отдал бы признанию зрителей. Возможно, это было ошибкой. Часто толпа возносит настолько высоко, что человек становится невесомым. Взлетишь до небес – потеряешь вес. Каламбур в моей голове прервал тот самый комплимент, который меня обезоружил:
– Мне очень нравилась ваша передача. Та авторская программа, с которой началась ваша карьера независимого журналиста, беспристрастного социолога и народного любимца. «Холодный расчет», кажется. Так она называлась?
– Это было до нашей эры, – посетовал я.
– Прошлое делает нас теми, кем мы должны стать в будущем.
– Похоже, мое прошлое явилось для меня не слишком прочным фундаментом, – ответил я, тут же поймав себя на мысли: «Кому это я жалуюсь?»
– Я старался не пропускать ваши эфиры, – продолжил хвалебную оду в мой адрес Свиницкий. – Зря Фридман так обошелся с единственной оставшейся на его канале реальной звездой.
– Я что-то пропустил. Неужели то, как со мной обошелся Фридман, уже показали в новостях? А за звезду спасибо. В моем случае самое реальное – это «спасибо».
– Я могу вам помочь, – неожиданно заинтриговал Свиницкий и протянул мне визитку. – Здесь не мой телефон. Мой телефон вам сейчас не нужен. А вернее – вообще не нужен. Я в фаворе, пока Россия воюет. Пока идет холодная война. Мир и соглашательство делают из меня изгоя. Именно это состояние – для меня органика. Мне не нужны друзья, как не нужны друзья России.
– Дискуссия не входит в мои планы, – признался я. – Аргументированно у меня получается спорить только в эфире.
– Так вот, – понимающе резюмировал Свиницкий, – позвоните этому человеку. Он не отказывает талантливым людям.
Я лишь улыбнулся в ответ, подумав, что державники тоже не чужды дружбе с предпринимателями. На возведение империи, сторонником которой осознанно являлся и я, тоже требовались деньги. Но, по-моему, она уже вовсю строилась. Наверное, господин Свиницкий обижался, что у него забыли спросить.
Тут я вспомнил, как лидер духовной оппозиции ездил за интервью к олигарху Хиросимскому, и заметил «левую эволюцию» в либеральных взглядах «мученика». Я не стал размышлять на тему, кто оплатил Свиницкому перелет и переплет изданной после полета книги о еврейском олигархе и русском офицере. И у Хиросимского, и у бывшего полковника спецназа ГРУ был один-единственный враг, тот самый, которого врагом считал весь российский люд, – получивший пожизненную индульгенцию от электрического стула в виде приватизации электрического тумблера Чубайс. Таков был образ врага для провоцирующих бунт и идущих за ними строителей баррикад. Одного я не мог понять – как можно строить империи, раздувая революции, которые камня на камне не оставляют от империй…
Я не удивился изменчивости мировоззренческих постулатов строителей «пятой империи» и даже тому, что под свои знамена они пытались поставить непримиримых людей, одинаковых лишь в недовольстве властью. Шок на лице отразился только тогда, когда я разглядел на визитной карточке вычурную монограмму с литерой английского фунта и отчетливым словом «Лорд». Надо же. Этот Лорд к вечеру мог собрать все лавры графа Монте-Кристо, явившегося в свет прямо из заключения. Моя невольная аналогия была не так далека от истины. Но это мне только предстояло выяснить…
Улицу затопил августовский ливень. Садясь в машину, я уронил визитку, и она плюхнулась в лужу. Я брезгливо достал ее из мутной воды и скомандовал водителю: «Поехали!» – одновременно набирая номер.
На том конце ответили:
– Да, слушаю.
– Добрый день, вас беспокоит Влад Максимов, телеведущий Влад Максимов. Ваш телефон мне дал Александр Свиницкий. Может, я обращаюсь не по адресу, но вы, как утверждает господин Свиницкий, – моя последняя надежда… – Эти слова меня почему-то рассмешили, последнюю фразу я изрек с непроизвольной ехидцей. – Могу я претендовать на встречу с могущественным инкогнито?
– Да, с вами свяжутся, – спокойно ответил голос, и в трубке раздались короткие гудки.
Машина уже неслась по проспекту Мира в сторону центра. Водитель сообщил, что топлива в баке – с гулькин нос. В своем портмоне я обнаружил лишь совместное фото с Мишей Зеленгольцем. Снимок вызвал у меня отвращение и полетел из салона наружу. Заляпанный грязью, он приводнился в лужу. Потом я так же молчаливо вышвырнул визитку самозваного Лорда. Но ветер не пожелал уносить ее далеко, лишь прилепив к заднему стеклу моего автомобиля, который собирался заглохнуть километров эдак через двадцать.
– До офиса доедем, – оценил я обстановку на дисплее и врубил радио на полную громкость. Там на «R&B волне» громыхал последний хит «Фронтмена»:
Ты взлетишь до небес, обретешь вес,
Станешь The best, топ-модели скажут: «Yes!»,
До рая рукой подать. Как знать…
Придется врать, чтобы звездою стать.
Узнаваемый фейс, для тебя чартерный рейс,
Комфорт VIP-зала уютней обычного терминала.
Ты летишь в бизнес-классе, по правительственной трассе
Тебя мчит золотой экипаж туда, где Мираж…
Хочешь наслаждение испытать? От жизни все взять?
Звездою стать? Я могу тебе это дать!
Не будет стенаний, обидных разочарований,
Безответного чувства – зато будет «капуста»,
Душевной боли стон заменит телок вагон,
Вместо депрессии – глянцевая фотосессия,
Но только одно «но» договором определено —
Не морщи бровь и плюнь на любовь!
Верное дело – останется только тело!
Ставь подпись! Выводи умело…
Не поставить чернилами кляксу,
Здесь расписываются кровью – такая такса!
Глава 6
С вещами на выход
В каптерке у швейного цеха беседовали двое. В колонии оба они стали седыми, но справились, и помогла им в этом злость ко всему белому свету, к людям и к тараканам, которые суть одно и то же.
Один из них имел в зоне почти безграничную власть, ибо являлся коронованным авторитетом, другой имел власть иного рода. Она зиждилась на миллиардах, которые он сумел утаить от государства. А еще на реноме арестанта № 1, этот ярлык ему приклеила пресса.
Один из них ходил по блоку в отглаженной каптерщицей тетей Зоей робе черного цвета с подчеркнутыми стрелками, держал в зубах серебряный мундштук и перебирал янтарными четками, другой прослыл грамотеем и имел привилегию выписывать кучу газет из Москвы и содержать библиотеку. Один из них совсем не работал, не вставал по команде «подъем», не ходил на построения и поверки и попивал чифир с «торпедами», не обращая внимания на распорядок. Другой исколол себе все пальцы швейной иглой. Сущий пустяк по сравнению с байками этапированных из красных зон Коми и Мордовии, где зэки валили лес в сорокаградусный мороз, где «опускали» залетевших по 241-й содержателей притонов, где за невыработанную норму помещали в ШИЗО и где «сучьим мусорам» по маляве дробили кости на лесоповале. Здесь у него хотя бы был телевизор… Правда, смотреть по нему разрешали только «Аншлаг» да «Новости»…
– Дмитрий Вячеславович, я благодарен вам за помощь, которую вы мне оказывали. Иначе я не протянул бы и года. – На глазах бывшего олигарха явилась скупая слеза, а на губах – привычная улыбка, выражающая сарказм и безысходность одновременно. Сейчас эта улыбка приобрела еще и какой-то неведомый, глубинный смысл. В ней читалась едва осязаемая мистическая предначертанность. Завтра опальный олигарх должен был выйти на долгожданную волю.
Один из них имел в зоне почти безграничную власть, ибо являлся коронованным авторитетом, другой имел власть иного рода. Она зиждилась на миллиардах, которые он сумел утаить от государства. А еще на реноме арестанта № 1, этот ярлык ему приклеила пресса.
Один из них ходил по блоку в отглаженной каптерщицей тетей Зоей робе черного цвета с подчеркнутыми стрелками, держал в зубах серебряный мундштук и перебирал янтарными четками, другой прослыл грамотеем и имел привилегию выписывать кучу газет из Москвы и содержать библиотеку. Один из них совсем не работал, не вставал по команде «подъем», не ходил на построения и поверки и попивал чифир с «торпедами», не обращая внимания на распорядок. Другой исколол себе все пальцы швейной иглой. Сущий пустяк по сравнению с байками этапированных из красных зон Коми и Мордовии, где зэки валили лес в сорокаградусный мороз, где «опускали» залетевших по 241-й содержателей притонов, где за невыработанную норму помещали в ШИЗО и где «сучьим мусорам» по маляве дробили кости на лесоповале. Здесь у него хотя бы был телевизор… Правда, смотреть по нему разрешали только «Аншлаг» да «Новости»…
– Дмитрий Вячеславович, я благодарен вам за помощь, которую вы мне оказывали. Иначе я не протянул бы и года. – На глазах бывшего олигарха явилась скупая слеза, а на губах – привычная улыбка, выражающая сарказм и безысходность одновременно. Сейчас эта улыбка приобрела еще и какой-то неведомый, глубинный смысл. В ней читалась едва осязаемая мистическая предначертанность. Завтра опальный олигарх должен был выйти на долгожданную волю.