После окончания совета патриарх составил энциклику, выдержанную в цветистом, высокопарном стиле, и разослал ее во все концы острова. Будь господствующая Церковь более влиятельной, праздник бы определенно не состоялся, однако, как уже говорилось, христианизация страны была еще настолько далека до своего завершения, что большая часть населения империи сохраняла, причем нередко совершенно открыто, свои старые вульгарные верования, в результате чего прогрессивную политику Сета поддержали, как это ни странно, жители деревень, туземцы.
Привлечь местных жителей удалось главным образом благодаря рекламе. В самые тяжелые дни, когда Сету казалось, что предрассудки его народа преодолеть невозможно, и даже Бэзил склонялся к тому, чтобы праздник отложить, среди книг, которые ежемесячно приходили императору из Европы, Сет обнаружил набор на редкость зажигательных советских плакатов. Поначалу казалось, что перепечатать их не удастся: в типографии "Курьера" копировальных станков не было. Сет уже подумывал о том, не использовать ли рабов для тиражирования его эскиза, но тут господин Юкумян вспомнил, что несколько лет назад один предприимчивый филантроп завещал ввести литографирование в программу американской баптистской школы. Как выяснилось, литографский станок, несмотря на все старания нерадивых учеников, уцелел. Господин Юкумян купил его у пастора и перепродал - с немалой выгодой для себя - отделу изящных искусств Министерства модернизации. Затем в армянской колонии Дебра-Довы - опять же не без помощи господина Юкумяна - был найден художник, который согласился сделать плакат по эскизу Сета. Плакат этот, предназначавшийся для неграмотных туземцев и превозносивший неоспоримые преимущества контроля над рождаемостью, получился большим, красочным и явился самым значительным достижением нового министерства. Господин Юкумян ходил в героях. Плакат расклеили по всей столице, он висел во всех нужниках по пути следования поезда "Матоди-Дебра-Дова", в особняках вице-королей и в хижинах туземных вождей, в тюрьмах и казармах, на виселицах и на деревьях джу-джу, под которыми творились заклинания. И где бы этот плакат ни висел, вокруг него всегда толпилась кучка любопытных, совершенно сбитых с толку азанийцев.
На плакате было два рисунка - один слева, другой справа. На левом рисунке изображалась старая, полуразвалившаяся хижина, забитая больными детьми разного возраста: тут были и увечные, и обезображенные, и слепые, и прыщавые, и полоумные; возле пустой миски сидел на корточках преждевременно состарившийся многодетный отец; в дверях, дробя мотыгой жалкую кучку зерна, стояла высохшая и согбенная от деторождения мать. Дом на правом рисунке, по контрасту, был светлый и просторный; в комнате за столом сидела молодая мать и с аппетитом уплетала громадный кусок сырого мяса, рядом, покуривая кальян (который по-прежнему считался в стране признаком сытой, досужей жизни), расположился ее муж, а между ними, с газетой на коленях, сидел их единственный, пышущий здоровьем ребенок. Между этими двумя домами было во всех подробностях изображено ультрасовременное противозачаточное приспособление, под которым стояла подпись на сакуйю: А КАКОЙ ДОМ ВЫБИРАЕТЕ ВЫ?
Интерес этот плакат вызвал необычайный. Повсюду, во всех самых отдаленных уголках острова, азанийцы задумчиво качали своими курчавыми головами, тыкали в плакат черными пальцами и что-то лопотали, прищелкивая языком и скаля белые зубы. Смысл красивых новых картинок был понятен абсолютно всем:
"Видишь, справа - богатый человек, трубку курит, прямо как вождь. Но жена у него плохой, сидит мясо ест. И муж тоже плохой - только один сын имеет.
Видишь, слева - бедный человек, есть нечего. Но жена у него очень хороший, работает хорошо. И муж тоже хороший, одиннадцать детей имеет, один совсем сумасшедший - святой, значит. А посередине императорское джу-джу; захочет - будешь ты хороший человек, бедный человек, одиннадцать детей иметь будешь".
В результате, несмотря на протесты земельной аристократии и Церкви, туземцы начали со всей страны стекаться в город на праздник, с нетерпением ожидая, что благодаря новому колдовству они обретут невиданную потенцию и плодовитость.
"В очередной раз, - писал Бэзил в передовице "Курьера", - простой народ империи отверг притязания предвзятого и корыстного меньшинства и единодушно откликнулся на призыв своего императора следовать по пути Прогресса и Новой Эры".
Спрос на "джу-джу императора" был столь велик, что за несколько дней до праздника господин Юкумян был вынужден срочно телеграфировать в Каир, чтобы прислали очередную партию противозачаточных средств.
Тем временем несторианский патриарх стал частым гостем французского посольства.
- Теперь с нами армия, с нами Церковь, - сказал мсье Байон. Осталось только подыскать подходящую кандидатуру иа королевский трон.
- Если хочешь знать мое мнение, - сказал как-то утром Бэзил вскоре после распространения плакатов, - самое трудное в нашей работе - это преданность короне.
- Господи, мистер Сил, что это вы такое говорите? За такие слова и отравить ведь могут. Что он на этот раз выдумал?
- Вот, полюбуйся. - И Бэзил вручил господину Юкумяну только что прншедшую из дворца бумагу: "Прошу ознакомиться и принять необходимые меры. Мною решено упразднить следующее:
Смертную казнь
Брак
Язык сакуйю и все местные диалекты
Детскую смертность
Тотемизм
Варварскую жестокость
Заклад земельных участков
Эмиграцию
Пожалуйста, займитесь всем этим. А также организуйте систему резервуаров для снабжения города водой и набросайте план экзаменационных программ для приема в корпорацию общественного обслуживания. Предлагаю в качестве обязательного языка ввести эсперанто. Сет".
- А все потому, что он читает книги, мистер Сил. Пока вы не найдете ему женщину, он вас в покое не оставит, и не надейтесь. Хоть бы пил, что ли...
Как вскоре выяснилось, заслуги министерства в деле контроля над рождаемостью возымели весьма неприятные последствия. Если раньше у Бэзила и мистера Юкумяна были основания сетовать на упрямство и прямолинейность своего повелителя, то теперь они страдали от противоположной крайности его характера. Казалось, фантазия Сета в момент наивысшего успеха уподобилась вулканическому озеру, которое, внезапно вздыбившись из-за извержения невидимых подземных вулканов, потемнело, закипело и вышло из берегов, растекаясь тысячью бурных потоков. Серьезный, довольно робкий молодой человек внезапно сделался капризным и импульсивным; в голове у него бурлили идеи, выходившие наружу в виде громких слов, теорий и обрывков знаний, плохо понятых и самым фантастическим образом истолкованных.
- Если император свихнется, нам с тобой не поздоровится.
- Господи, мистер Сил, вы говорите ужасно опасные вещи.
Во второй половине дня Бэзил отправился во дворец обсудить новые планы императора.
- А-а, вы по поводу списка? Кажется, я послал вам его сегодня утром? Но тут обсуждать нечего, все вопросы я предоставляю решать вашему министерству в рабочем порядке. Только, пожалуйста, поскорее... Сегодня я вызвал вас совсем по другому поводу. Речь идет о нашем музее.
- Музее?!
- Именно, должен же у нас быть свой музей. Я тут набросал кое-какой план. Самая серьезная проблема - это помещение, ведь музей необходимо открыть до приезда комиссии от Общества защиты животных. Комиссия будет здесь в начале следующего месяца. Времени на строительство специального здания у нас, стало быть, нет. Лучше всего было бы конфисковать под музей один из городских дворцов. Дворцы Нгумо или Боза вполне подходят - их и перестраивать, по существу, не придется. Но этот вопрос решит министерство. На первом этаже будет отдел естественной истории. Вы соберете всю флору и фауну империи: львов, бабочек, птичьи яйца, образцы деревьев и так далее. Эти экспонаты займут весь первый этаж. Я где-то прочел о вентиляции, - с серьезным видом добавил Сет. - Это очень важно. Воздух в стендах необходимо регулярно обновлять: примерный расход воздуха - один кубический метр в час, иначе экспонаты будут портиться. Обязательно самым внимательным образом за этим проследите. На втором этаже разместятся антропологический и исторический отделы: народное творчество, изделия португальцев и арабов, небольшая библиотека. А в главном зале будут выставлены реликвии королевской семьи. У меня в спальне под кроватью хранятся в сундуке медали Амурата, а также мои собственные вещи: фотографии, мундиры, оксфордские шапочка и мантия, макет Эйфелевой башни, который я привез из Парижа. Я также готов пожертвовать музею образцы своего почерка. Словом, музей должен получиться очень интересный.
В течение нескольких дней господин Юкумян занимался сбором экспонатов. По городу прошел слух, что Министерство модернизации покупает у населения вещи, представляющие историческую ценность, и вскоре работа министерства была фактически парализована, ибо у входа в здание и вдутри толпились люди с разным цветом кожи, которые торговали медными горшками и бусами из резного ореха, змеями в корзинах и обезьянами в клетках, сукном из коры и японским хлопком, ритуальными чашами, выкраденными из церкви несторианскими дьячками; дубинками из дерева и железа, безыскусными домашними божками; потемневшими от солнца человеческими скальпами, сорочками новорожденных, пуповиной, чудодейственными осколками метеорита, амулетами, чтобы отвести от верблюдов дурной глаз; масонским фартуком мсье Байона, который украл у него дворецкий, и даже гигантских размеров каменным фаллосом, вывезенным из храма на трех мулах. Господин Юкумян бойко торговался и покупал почти все, что ему предлагали, после чего перепродавал купленное Министерству изящных искусств, директором которого Бэзил его назначил. Однако когда во время следующей аудиенции Бэзил доложил императору о проделанной работе, тот лишь вяло кивнул и, сняв колпачок с авторучки, чтобы подписать приказ, лишающий графа Нгумо его городской резиденции, заговорил о чудесах астрономии:
- Вы представляете себе размеры звезд? Оказывается, они огромны. Я прочел в одной книге, что расстояние от Земли до звезд столь велико, что у человека от этих цифр голова идет кругом. Я не знал этого выражения "голова идет кругом". Я должен немедленно создать Институт астрономических исследований. Мне нужны профессора. Телеграфируйте в Европу. Раздобудьте мне первоклассных профессоров. Самых лучших.
Но на следующий день он увлекся эктогенезом.
- Я прочел здесь, - сказал он, похлопав рукой по тому теоретической биологии, - что деторождения теперь больше не будет. Яйцо оплодотворяется в лаборатории, а затем плод выращивается в бутылках. Великолепная идея. Достаньте мне несколько таких бутылок... Чтобы у всех головы шли кругом.
Даже говоря на интересующую его тему. Сет часто отвлекался и задавал совершенно неожиданные вопросы: "Сколько стоит автожир?", или "Объясните мне, пожалуйста, что же такое все-таки сюрреализм?", или "Вы убеждены в невиновности Дрейфуса?", а затем, не дожидаясь ответа, вновь принимался строить далеко идущие планы...
Эти дни господин Юкумян летал, как на крыльях: в приобретении музейных экспонатов он нашел себе дело, в котором у него уже был немалый опыт. Имея на руках приказ о выселении без возмещения убытков, он вел бесконечные переговоры с графом Нгумо и виконтом Бозом; он покупал и перепродавал, торговался, завышал и занижал цены, ел и спал на антиквариате сомнительной ценности. Что же касается Бэзила, то усталость от борьбы во имя Прогресса начинала сказываться. Единственной отдушиной в его суматошной жизни были короткие верховые прогулки с Пруденс по выжженным горным тропкам да тайные свидания, которые могли прерваться в любой момент, если Сету почему-то придет в голову вызвать его во дворец.
- Иногда мне кажется, что этот проклятый император травит тебя каким-то медленным ядом. Он же на все способен, - сказала Пруденс. Выглядишь ты чудовищно.
- Ты не поверишь, но мне не хватает Коннолли. Общаться с Сетом и Юкумяном - не самое большое удовольствие.
- А со мной? - спросила Пруденс. - Про меня ты забыл?
- Ты - фантастическая девушка, Пруденс. Как говорит Сет, "первый класс". Но если бы ты знала, как я устал!
Неподалеку посольский конюх с мрачным видом разгонял хлыстом целую армию муравьев, а по камням и глинистому склону высохшего ручья беспокойно били копытами пони.
Прошло еще два дня, и на Министерство модернизации обрушился самый страшный удар. В то утро в министерстве, как всегда, кипела работа: господин Юкумян беседовал с каким-то арабом с побережья, который уверял его, что располагает "очень старыми, очень подлинными" португальскими рукописями, а Бэзил, с трубкой в зубах, изучал последнее постановление императора: "Высшей знати предписывается в обязательном порядке носить перчатки и соломенные шляпы", - как вдруг с совершенно незапланированным и крайне нежелательным визитом явился некто мистер Джеггер, подрядчик, отвечающий за снос англиканского собора. Это был приземистый добродушный британец, который после ряда неудач в Кейптауне, Момбасе, Дар-эс-Саламе и Адене добрался до Дебра-Довы, где и осел, беря мелкие подряды в гавани и на железной дороге. Протиснувшись между предметами старины, которых в кабинете Бэзила с каждым днем становилось все больше, и сняв со стула клетку с болезненно нахохлившимся ястребом, Джеггер сел, в нерешительности оглядываясь по сторонам.
- Со мной эти фокусы не пройдут, мистер Сил, - с вызовом сказал он. - Говорю вам об этом совершенно прямо и готов то же самое повторить кому угодно - хотя бы даже самому императору!
- Мистер Джеггер, - веско возразил Бэзил, - вы не первый день живете в этой стране и должны понимать, что говорите опрометчивые вещи. За такое ведь и отравить могут. У вас неприятности?
- Вот мои неприятности. - И Джеггер, порывшись в нагрудном кармане, откуда торчали карандаши и складные линейки, вытащил листок бумаги и положил его на стол рядом с выложенным мозаикой портретом покойной императрицы последним приобретением директора Министерства изящных искусств. - Что это такое, а? Что это такое, я вас спрашиваю?
- В самом деле, что это? - переспросил Бэзил и, взяв со стола листок, внимательно его рассмотрел.
По размеру, форме и на ощупь листок напоминал английский пятифунтовый банкнот, с обеих сторон разрисованный красной и зеленой краской. Чего тут только не было: и азанийский орел, и карта империи, и солдат в форме императорской гвардии, и аэроплан, и традиционная фигура с рогом изобилия. Однако на самом видном месте красовался медальный профиль Сета в цилиндре и во фраке. Посредине вычурным шрифтом было выведено ПЯТЬ ФУНТОВ, а сверху протянулась еще одна надпись: ИМПЕРАТОРСКИЙ БАНК АЗАНИИ, под которой была воспроизведена личная подпись Сета.
В столице и на побережье торговля велась на индийские рупии, хотя имели хождение также восточноафриканские шиллинги, французские и бельгийские колониальные франки, талеры Марии Терезии; в глубине же острова вместо рупий и франков расплачивались каменной солью и патронами.
- Это что-то новое, - сказал Бэзил. - Интересно, в курсе ли казначейство? Господин Юкумян, можно вас на минутку?
Директор министерства изящных искусств и Верховный казначей вышел из-за перегородки, на ногах у него были черные бумажные носки, а в руках он держал только что приобретенный макет парусника.
- Нет, мистер Сил, - заверил верховного комиссара господин Юкумян, я такое в первый раз вижу. Откуда у джентльмена эти бумажки?
- Этими бумажками император только что расплатился со мной за неделю работы. Тут у меня их целая пачка. Объясните мне, что означает "Императорский банк Азании"? Сколько живу в этой стране - никогда ничего подобного не видел. Что-то тут нечисто. Вы думаете, так просто ломать этот собор, мистер Сил? Такой работы врагу не пожелаешь. Шутка ли, цельный гранит из Абердина! Одна кафедра проповедника весит семь с половиной тонн. Сегодня утром, когда купель на грузовик грузили, двое моих ребят покалечились. Одного - в лепешку расквасило. А император еще фальшивые деньги мне всучить норовит. Да какое он имеет право...
- Заверяю вас, мистер Джеггер, - с достоинством сказал Бэзял, - что впредь вы можете полагаться на исключительное благородство и честность его величества. Что же касается этого казуса, то я непременно наведу справки.
- Надеюсь, вы на меня не в обиде, - уходя, сказал Джеггер.
Бэзил, повернувшись к окну, проводил подрядчика глазами, а потом встал и сдернул со старинной раковины свой тропический шлем.
- Что этот черномазый псих теперь выдумал? - воскликнул он и побежал во дворец.
- Ох, мистер Сил, ваш язык не доведет вас до добра, - крикнул господин Юкумян ему вдогонку.
Император принял Бэзила с исключительным радушием.
- Входите, входите, - сказал он, вставая ему навстречу. - Хорошо, что пришли. Не знаю, как быть с Nacktkultur`. Четыре недели я убил на то, чтобы провести в жизнь закон, предписывающий государственным чиновникам обязательное ношение брюк, а теперь вот вычитал, что, оказывается, более современно вообще ходить без штанов.
- Сет, что означает "Императорский банк Азании"?
Император немного смутился:
- Я так и думал, Сил, что вы зададите мне... Понимаете, собственно говоря, никакой это не банк... Это я сам... Сейчас покажу.
Сет подвел Бэзила к высокому, занимавшему полстены шкафу и открыл его. Все десять полок были забиты какими-то пачками, издали похожими на обыкновенную писчую бумагу.
- Что это такое?
- Здесь почти три миллиона фунтов, - с гордостью сказал император. Маленький сюрприз. Мне это в Европе сделали.
- Но ведь это невозможно.
- Возможно, очень даже возможно. Все было очень просто. Например, на этой полке сложена бумага для тысячефунтовых банкнотов. Теперь, когда печатная форма готова, можно напечатать сколько угодно бумажных денег - и стоить это будет совсем недорого. Понимаете, дел у меня невпроворот, а вот рупий не хватает. Вот я и решил... Не сердитесь, Сил. Хотите, я вам тоже дам... - И Сет сунул Бэзилу в руку пачку пятерок. - И господину Юкумяну передайте. По-моему, я неплохо получился, а? Не знал, как лучше - в цилиндре или без. А на пятидесятифунтовых банкнотах я в короне.
Бэзил попробовал было возражать, но вскоре понял, что спорить бесполезно.
- Я знал, что вы меня поймете, - сказал император. - Это ведь так просто. Кончится эта бумага - пошлем за следующей. А завтра вы мне дадите совет, как быть с Nacktkultur, хорошо?
Из дворца Бэзил вернулся ужасно усталый.
- Остается только надеяться, что во дворце вспыхнет пожар и все эти фальшивые деньги сгорят.
- Надо как можно быстрее поменять их, - сказал господин Юкумян. - Я знаю одного китайца, он до того глуп, что возьмет их у нас. А если хотите, Министерство изящных искусств может приобрести эти деньги по номинальной цене для исторического отдела.
В тот день Бэзил окончательно разуверился в нерушимости Однолетнего плана.
6
Леди Милдред Порч - своему мужу.
Борт парохода "Президент Карно"
Матоди
8 марта
Дорогой Стенли,
пишу тебе перед выходом на берег. Это письмо будет опущено в Марселе, и ты получишь его, насколько я понимаю, числа семнадцатого, не позже. Как я уже писала тебе из Дурбана, мы с Сарой решили на
` Культура обнаженного тела (нем.).
обратном пути побывать в Азании. Английский пароход здесь не останавливается, поэтому в Адене нам пришлось пересесть на французский. Грязь жуткая, команда - хуже некуда. До меня дошли весьма неблагоприятные сведения о том, как охотятся в Азании. Я слышала, что туземцы выкапывают глубокие ямы, куда падают бедные звери; часто в этих капканах животных держат по нескольку дней без еды и питья (представь, каково это им в тропическую жару!), а затем безжалостно, зверски убивают. Конечно, я понимаю, с этих бедных, невежественных людей спрос незелик, но ведь юный император, говорят, человек вполне просвещенный, прекрасно образованный, и я уверена, что он сделает все возможное, чтобы этих несчастных животных убивали - если их вообще следует убивать, в чем лично я сильно сомневаюсь - более гуманными методами. В Азании мы намереваемся провести недели две. Вкладываю в письмо чек на домашние расходы. В своем последнем письме ты пишешь, что пришел огромный счет за отопление, - пожалуйста, следи, чтобы прислуга в мое отсутствие не тратила уголь понапрасну. В это время года в первой половине дня совершенно не обязательно топить камин в столовой.
Любящая тебя
Милдред
Из дневника леди Милдред Порч
8 марта
12.45 - сошли на берег. Матоди. Все непривычно, гадкий запах. Состояние мулов и собак чудовищное, детей - тоже. Несмотря на радиограмму, английский консул нас не встретил. Какой-то вполне цивилизованный туземец отвел нас к себе в контору. Дала туземцу "на чай" пять анн. Консул никакой не англичанин. Скорее грек. Очень нелюбезен (вероятно, пьет). Не может (или не хочет) сказать, когда отходит поезд в Дебра-Дову и можно ли купить билеты в спальный вагон. Дали телеграмму в посольство. Отель "Амурат". Не отель, а форменный кабак. Повсюду пьяные. Пожаловались. Мой номер большой, с видом на море, как будто бы довольно чистый. У Сары опять головная боль. Жалуется, что ее номер выходит на улицу. Я: "Что вы, вполне уютная комнатка".
9 марта
Про поезд ничего не слышно. Сара недовольна комнатой. Видела миссионера-католика. Бестолковый. Типично южное отношение к животным. Американские баптисты: бестолковые мещане, к тому же не говорят ни слова на местном наречии. Посольство молчит. Дали вторую телеграмму.
10 марта
Поезда нет. Опять телеграфировали в посольство. Бестолковый ответ. Сегодня кормили собачек на рыночной площади. Дети пытались отобрать у собачек пищу. Прожорливые паршивцы. У Сары никак не проходит голова.
11 марта
Сегодня управляющий отелем неожиданно объявил, что поезд отходит в полдень. Вероятно, все это время поезд был здесь. Сара ужасно медленно собирается. Принесли счет - грабеж средь бела дня. Посреди дороги на станцию - сломанный грузовик. Там живут туземцы. И две козы. На вид козы здоровы, но жить бок о бок с туземцами им вредно. Последние четверть мили до вокзала пришлось идти пешком. Боялись опоздать. Пришли за пять минут до отхода. Билеты есть - спального вагона нет. Оч. жарко, оч. устали. Поезд отошел только в три. Вечером сошли в Лумо - здесь, по-видимому, придется ночевать. Приняли душ, переоделись. Постельное белье доверия не внушает. Слава Богу, что не забыли купить в Дурбане дезинфицирующие порошки! Рассказ управляющего отелем, француза, о местных нравах. Любопытно. Оказывается, прошлым летом здесь была настоящая гражданская война. Читай наши газеты после этого! Новый император оч. энергичен. Его советник - англичанин Сил. Не родственник ли это Цинтии Сил? Кажется, управляющий не очень-то доверяет правительству. Туземцы, говорит, абсолютные дикари, но работорговля, если я правильно поняла, запрещена.
12 марта
Всю ночь не сомкнула глаз. Искусана вся. Чудовищный счет. А я-то думала, управляющий - приличный человек. Объяснил, что плохо со снабжением. Жулик. Поезд отошел в семь утра. Сара чуть не опоздала. В вагоне два туземца. На вид вполне цивилизованные, но оч. неуютно: нет коридора и рано выехали. Утомительная дорога. Выжженная земля. В Дебра-Дове - только под вечер. И на том спасибо.
Когда леди Милдред Порч и мисс Сара Тин сошли с поезда на вокзале в Дебра-Дове, их вполне можно было принять за сестер - так сблизили их общность интересов и постоянные совместные путешествия. Леди Милдред была довольно полной, а мисс Тин - довольно худой. В остальном же дамы были неразличимы: широкополые клеенчатые шляпы цвета хаки, прочные, ноские платья, чулки, туфли на толстой подошве, дымчатые очки, упрямые подбородки. Обе крепко сжимали в руках, дабы спасти от посягательств многочисленных портье, одинаковые кожаные чемоданчики с одинаковым содержимым: письменными принадлежностями, моющими средствами, дезинфицирующими средствами, средствами против насекомых, книгами, паспортом, аккредитивом.
- Леди Милдред Порч? Мисс Тин? - приветливо сказал Уильям, протолкавшись к вагону. - Здравствуйте! Очень рад, что вы благополучно добрались. Я из посольства. К сожалению, посол не смог приехать сам. Он очень занят и попросил меня встретить вас. У вас есть багаж? Я на машине могу отвезти вас в отель.
- В отель? Но я думала, мы остановимся в посольстве. Я же дала из Дурбана телеграмму.
- Да, да, посол просил меня разъяснить вам ситуацию. Дело в том, что посольство находится за городом. Дорога плохая. Добираться до Дебра-Довы и обратно - целая история. Поэтому посол счел, что в городе вам будет гораздо удобнее. Ближе к животным и все прочее. В то же время посол надеется, что, если только у вас будет время, вы как-нибудь заглянете к нам на чашку чая.
Во взглядах, которыми обменялись леди Милдред и мисс Тин, Уильям прочел хорошо знакомое ему ущемленное национальное достоинство - у всех соотечественников, которых он встречал в Дебра-Дове, делалось точно такое же выражение лица.
- Значит, так, - сказал он. - Сейчас я пойду поищу ваш багаж, а то его по дороге и украсть могли - здесь это бывает. Заодно и посольскую почту заберу. В Азании ведь "экспресс-доставки" нет. Если в поезде не едут европейцы, то за почту отвечает охрана. Мы хотели дать вам телеграмму, чтобы вы сами присмотрели за корреспонденцией, а потом решили, что у вас и своего багажа хватает.
Привлечь местных жителей удалось главным образом благодаря рекламе. В самые тяжелые дни, когда Сету казалось, что предрассудки его народа преодолеть невозможно, и даже Бэзил склонялся к тому, чтобы праздник отложить, среди книг, которые ежемесячно приходили императору из Европы, Сет обнаружил набор на редкость зажигательных советских плакатов. Поначалу казалось, что перепечатать их не удастся: в типографии "Курьера" копировальных станков не было. Сет уже подумывал о том, не использовать ли рабов для тиражирования его эскиза, но тут господин Юкумян вспомнил, что несколько лет назад один предприимчивый филантроп завещал ввести литографирование в программу американской баптистской школы. Как выяснилось, литографский станок, несмотря на все старания нерадивых учеников, уцелел. Господин Юкумян купил его у пастора и перепродал - с немалой выгодой для себя - отделу изящных искусств Министерства модернизации. Затем в армянской колонии Дебра-Довы - опять же не без помощи господина Юкумяна - был найден художник, который согласился сделать плакат по эскизу Сета. Плакат этот, предназначавшийся для неграмотных туземцев и превозносивший неоспоримые преимущества контроля над рождаемостью, получился большим, красочным и явился самым значительным достижением нового министерства. Господин Юкумян ходил в героях. Плакат расклеили по всей столице, он висел во всех нужниках по пути следования поезда "Матоди-Дебра-Дова", в особняках вице-королей и в хижинах туземных вождей, в тюрьмах и казармах, на виселицах и на деревьях джу-джу, под которыми творились заклинания. И где бы этот плакат ни висел, вокруг него всегда толпилась кучка любопытных, совершенно сбитых с толку азанийцев.
На плакате было два рисунка - один слева, другой справа. На левом рисунке изображалась старая, полуразвалившаяся хижина, забитая больными детьми разного возраста: тут были и увечные, и обезображенные, и слепые, и прыщавые, и полоумные; возле пустой миски сидел на корточках преждевременно состарившийся многодетный отец; в дверях, дробя мотыгой жалкую кучку зерна, стояла высохшая и согбенная от деторождения мать. Дом на правом рисунке, по контрасту, был светлый и просторный; в комнате за столом сидела молодая мать и с аппетитом уплетала громадный кусок сырого мяса, рядом, покуривая кальян (который по-прежнему считался в стране признаком сытой, досужей жизни), расположился ее муж, а между ними, с газетой на коленях, сидел их единственный, пышущий здоровьем ребенок. Между этими двумя домами было во всех подробностях изображено ультрасовременное противозачаточное приспособление, под которым стояла подпись на сакуйю: А КАКОЙ ДОМ ВЫБИРАЕТЕ ВЫ?
Интерес этот плакат вызвал необычайный. Повсюду, во всех самых отдаленных уголках острова, азанийцы задумчиво качали своими курчавыми головами, тыкали в плакат черными пальцами и что-то лопотали, прищелкивая языком и скаля белые зубы. Смысл красивых новых картинок был понятен абсолютно всем:
"Видишь, справа - богатый человек, трубку курит, прямо как вождь. Но жена у него плохой, сидит мясо ест. И муж тоже плохой - только один сын имеет.
Видишь, слева - бедный человек, есть нечего. Но жена у него очень хороший, работает хорошо. И муж тоже хороший, одиннадцать детей имеет, один совсем сумасшедший - святой, значит. А посередине императорское джу-джу; захочет - будешь ты хороший человек, бедный человек, одиннадцать детей иметь будешь".
В результате, несмотря на протесты земельной аристократии и Церкви, туземцы начали со всей страны стекаться в город на праздник, с нетерпением ожидая, что благодаря новому колдовству они обретут невиданную потенцию и плодовитость.
"В очередной раз, - писал Бэзил в передовице "Курьера", - простой народ империи отверг притязания предвзятого и корыстного меньшинства и единодушно откликнулся на призыв своего императора следовать по пути Прогресса и Новой Эры".
Спрос на "джу-джу императора" был столь велик, что за несколько дней до праздника господин Юкумян был вынужден срочно телеграфировать в Каир, чтобы прислали очередную партию противозачаточных средств.
Тем временем несторианский патриарх стал частым гостем французского посольства.
- Теперь с нами армия, с нами Церковь, - сказал мсье Байон. Осталось только подыскать подходящую кандидатуру иа королевский трон.
- Если хочешь знать мое мнение, - сказал как-то утром Бэзил вскоре после распространения плакатов, - самое трудное в нашей работе - это преданность короне.
- Господи, мистер Сил, что это вы такое говорите? За такие слова и отравить ведь могут. Что он на этот раз выдумал?
- Вот, полюбуйся. - И Бэзил вручил господину Юкумяну только что прншедшую из дворца бумагу: "Прошу ознакомиться и принять необходимые меры. Мною решено упразднить следующее:
Смертную казнь
Брак
Язык сакуйю и все местные диалекты
Детскую смертность
Тотемизм
Варварскую жестокость
Заклад земельных участков
Эмиграцию
Пожалуйста, займитесь всем этим. А также организуйте систему резервуаров для снабжения города водой и набросайте план экзаменационных программ для приема в корпорацию общественного обслуживания. Предлагаю в качестве обязательного языка ввести эсперанто. Сет".
- А все потому, что он читает книги, мистер Сил. Пока вы не найдете ему женщину, он вас в покое не оставит, и не надейтесь. Хоть бы пил, что ли...
Как вскоре выяснилось, заслуги министерства в деле контроля над рождаемостью возымели весьма неприятные последствия. Если раньше у Бэзила и мистера Юкумяна были основания сетовать на упрямство и прямолинейность своего повелителя, то теперь они страдали от противоположной крайности его характера. Казалось, фантазия Сета в момент наивысшего успеха уподобилась вулканическому озеру, которое, внезапно вздыбившись из-за извержения невидимых подземных вулканов, потемнело, закипело и вышло из берегов, растекаясь тысячью бурных потоков. Серьезный, довольно робкий молодой человек внезапно сделался капризным и импульсивным; в голове у него бурлили идеи, выходившие наружу в виде громких слов, теорий и обрывков знаний, плохо понятых и самым фантастическим образом истолкованных.
- Если император свихнется, нам с тобой не поздоровится.
- Господи, мистер Сил, вы говорите ужасно опасные вещи.
Во второй половине дня Бэзил отправился во дворец обсудить новые планы императора.
- А-а, вы по поводу списка? Кажется, я послал вам его сегодня утром? Но тут обсуждать нечего, все вопросы я предоставляю решать вашему министерству в рабочем порядке. Только, пожалуйста, поскорее... Сегодня я вызвал вас совсем по другому поводу. Речь идет о нашем музее.
- Музее?!
- Именно, должен же у нас быть свой музей. Я тут набросал кое-какой план. Самая серьезная проблема - это помещение, ведь музей необходимо открыть до приезда комиссии от Общества защиты животных. Комиссия будет здесь в начале следующего месяца. Времени на строительство специального здания у нас, стало быть, нет. Лучше всего было бы конфисковать под музей один из городских дворцов. Дворцы Нгумо или Боза вполне подходят - их и перестраивать, по существу, не придется. Но этот вопрос решит министерство. На первом этаже будет отдел естественной истории. Вы соберете всю флору и фауну империи: львов, бабочек, птичьи яйца, образцы деревьев и так далее. Эти экспонаты займут весь первый этаж. Я где-то прочел о вентиляции, - с серьезным видом добавил Сет. - Это очень важно. Воздух в стендах необходимо регулярно обновлять: примерный расход воздуха - один кубический метр в час, иначе экспонаты будут портиться. Обязательно самым внимательным образом за этим проследите. На втором этаже разместятся антропологический и исторический отделы: народное творчество, изделия португальцев и арабов, небольшая библиотека. А в главном зале будут выставлены реликвии королевской семьи. У меня в спальне под кроватью хранятся в сундуке медали Амурата, а также мои собственные вещи: фотографии, мундиры, оксфордские шапочка и мантия, макет Эйфелевой башни, который я привез из Парижа. Я также готов пожертвовать музею образцы своего почерка. Словом, музей должен получиться очень интересный.
В течение нескольких дней господин Юкумян занимался сбором экспонатов. По городу прошел слух, что Министерство модернизации покупает у населения вещи, представляющие историческую ценность, и вскоре работа министерства была фактически парализована, ибо у входа в здание и вдутри толпились люди с разным цветом кожи, которые торговали медными горшками и бусами из резного ореха, змеями в корзинах и обезьянами в клетках, сукном из коры и японским хлопком, ритуальными чашами, выкраденными из церкви несторианскими дьячками; дубинками из дерева и железа, безыскусными домашними божками; потемневшими от солнца человеческими скальпами, сорочками новорожденных, пуповиной, чудодейственными осколками метеорита, амулетами, чтобы отвести от верблюдов дурной глаз; масонским фартуком мсье Байона, который украл у него дворецкий, и даже гигантских размеров каменным фаллосом, вывезенным из храма на трех мулах. Господин Юкумян бойко торговался и покупал почти все, что ему предлагали, после чего перепродавал купленное Министерству изящных искусств, директором которого Бэзил его назначил. Однако когда во время следующей аудиенции Бэзил доложил императору о проделанной работе, тот лишь вяло кивнул и, сняв колпачок с авторучки, чтобы подписать приказ, лишающий графа Нгумо его городской резиденции, заговорил о чудесах астрономии:
- Вы представляете себе размеры звезд? Оказывается, они огромны. Я прочел в одной книге, что расстояние от Земли до звезд столь велико, что у человека от этих цифр голова идет кругом. Я не знал этого выражения "голова идет кругом". Я должен немедленно создать Институт астрономических исследований. Мне нужны профессора. Телеграфируйте в Европу. Раздобудьте мне первоклассных профессоров. Самых лучших.
Но на следующий день он увлекся эктогенезом.
- Я прочел здесь, - сказал он, похлопав рукой по тому теоретической биологии, - что деторождения теперь больше не будет. Яйцо оплодотворяется в лаборатории, а затем плод выращивается в бутылках. Великолепная идея. Достаньте мне несколько таких бутылок... Чтобы у всех головы шли кругом.
Даже говоря на интересующую его тему. Сет часто отвлекался и задавал совершенно неожиданные вопросы: "Сколько стоит автожир?", или "Объясните мне, пожалуйста, что же такое все-таки сюрреализм?", или "Вы убеждены в невиновности Дрейфуса?", а затем, не дожидаясь ответа, вновь принимался строить далеко идущие планы...
Эти дни господин Юкумян летал, как на крыльях: в приобретении музейных экспонатов он нашел себе дело, в котором у него уже был немалый опыт. Имея на руках приказ о выселении без возмещения убытков, он вел бесконечные переговоры с графом Нгумо и виконтом Бозом; он покупал и перепродавал, торговался, завышал и занижал цены, ел и спал на антиквариате сомнительной ценности. Что же касается Бэзила, то усталость от борьбы во имя Прогресса начинала сказываться. Единственной отдушиной в его суматошной жизни были короткие верховые прогулки с Пруденс по выжженным горным тропкам да тайные свидания, которые могли прерваться в любой момент, если Сету почему-то придет в голову вызвать его во дворец.
- Иногда мне кажется, что этот проклятый император травит тебя каким-то медленным ядом. Он же на все способен, - сказала Пруденс. Выглядишь ты чудовищно.
- Ты не поверишь, но мне не хватает Коннолли. Общаться с Сетом и Юкумяном - не самое большое удовольствие.
- А со мной? - спросила Пруденс. - Про меня ты забыл?
- Ты - фантастическая девушка, Пруденс. Как говорит Сет, "первый класс". Но если бы ты знала, как я устал!
Неподалеку посольский конюх с мрачным видом разгонял хлыстом целую армию муравьев, а по камням и глинистому склону высохшего ручья беспокойно били копытами пони.
Прошло еще два дня, и на Министерство модернизации обрушился самый страшный удар. В то утро в министерстве, как всегда, кипела работа: господин Юкумян беседовал с каким-то арабом с побережья, который уверял его, что располагает "очень старыми, очень подлинными" португальскими рукописями, а Бэзил, с трубкой в зубах, изучал последнее постановление императора: "Высшей знати предписывается в обязательном порядке носить перчатки и соломенные шляпы", - как вдруг с совершенно незапланированным и крайне нежелательным визитом явился некто мистер Джеггер, подрядчик, отвечающий за снос англиканского собора. Это был приземистый добродушный британец, который после ряда неудач в Кейптауне, Момбасе, Дар-эс-Саламе и Адене добрался до Дебра-Довы, где и осел, беря мелкие подряды в гавани и на железной дороге. Протиснувшись между предметами старины, которых в кабинете Бэзила с каждым днем становилось все больше, и сняв со стула клетку с болезненно нахохлившимся ястребом, Джеггер сел, в нерешительности оглядываясь по сторонам.
- Со мной эти фокусы не пройдут, мистер Сил, - с вызовом сказал он. - Говорю вам об этом совершенно прямо и готов то же самое повторить кому угодно - хотя бы даже самому императору!
- Мистер Джеггер, - веско возразил Бэзил, - вы не первый день живете в этой стране и должны понимать, что говорите опрометчивые вещи. За такое ведь и отравить могут. У вас неприятности?
- Вот мои неприятности. - И Джеггер, порывшись в нагрудном кармане, откуда торчали карандаши и складные линейки, вытащил листок бумаги и положил его на стол рядом с выложенным мозаикой портретом покойной императрицы последним приобретением директора Министерства изящных искусств. - Что это такое, а? Что это такое, я вас спрашиваю?
- В самом деле, что это? - переспросил Бэзил и, взяв со стола листок, внимательно его рассмотрел.
По размеру, форме и на ощупь листок напоминал английский пятифунтовый банкнот, с обеих сторон разрисованный красной и зеленой краской. Чего тут только не было: и азанийский орел, и карта империи, и солдат в форме императорской гвардии, и аэроплан, и традиционная фигура с рогом изобилия. Однако на самом видном месте красовался медальный профиль Сета в цилиндре и во фраке. Посредине вычурным шрифтом было выведено ПЯТЬ ФУНТОВ, а сверху протянулась еще одна надпись: ИМПЕРАТОРСКИЙ БАНК АЗАНИИ, под которой была воспроизведена личная подпись Сета.
В столице и на побережье торговля велась на индийские рупии, хотя имели хождение также восточноафриканские шиллинги, французские и бельгийские колониальные франки, талеры Марии Терезии; в глубине же острова вместо рупий и франков расплачивались каменной солью и патронами.
- Это что-то новое, - сказал Бэзил. - Интересно, в курсе ли казначейство? Господин Юкумян, можно вас на минутку?
Директор министерства изящных искусств и Верховный казначей вышел из-за перегородки, на ногах у него были черные бумажные носки, а в руках он держал только что приобретенный макет парусника.
- Нет, мистер Сил, - заверил верховного комиссара господин Юкумян, я такое в первый раз вижу. Откуда у джентльмена эти бумажки?
- Этими бумажками император только что расплатился со мной за неделю работы. Тут у меня их целая пачка. Объясните мне, что означает "Императорский банк Азании"? Сколько живу в этой стране - никогда ничего подобного не видел. Что-то тут нечисто. Вы думаете, так просто ломать этот собор, мистер Сил? Такой работы врагу не пожелаешь. Шутка ли, цельный гранит из Абердина! Одна кафедра проповедника весит семь с половиной тонн. Сегодня утром, когда купель на грузовик грузили, двое моих ребят покалечились. Одного - в лепешку расквасило. А император еще фальшивые деньги мне всучить норовит. Да какое он имеет право...
- Заверяю вас, мистер Джеггер, - с достоинством сказал Бэзял, - что впредь вы можете полагаться на исключительное благородство и честность его величества. Что же касается этого казуса, то я непременно наведу справки.
- Надеюсь, вы на меня не в обиде, - уходя, сказал Джеггер.
Бэзил, повернувшись к окну, проводил подрядчика глазами, а потом встал и сдернул со старинной раковины свой тропический шлем.
- Что этот черномазый псих теперь выдумал? - воскликнул он и побежал во дворец.
- Ох, мистер Сил, ваш язык не доведет вас до добра, - крикнул господин Юкумян ему вдогонку.
Император принял Бэзила с исключительным радушием.
- Входите, входите, - сказал он, вставая ему навстречу. - Хорошо, что пришли. Не знаю, как быть с Nacktkultur`. Четыре недели я убил на то, чтобы провести в жизнь закон, предписывающий государственным чиновникам обязательное ношение брюк, а теперь вот вычитал, что, оказывается, более современно вообще ходить без штанов.
- Сет, что означает "Императорский банк Азании"?
Император немного смутился:
- Я так и думал, Сил, что вы зададите мне... Понимаете, собственно говоря, никакой это не банк... Это я сам... Сейчас покажу.
Сет подвел Бэзила к высокому, занимавшему полстены шкафу и открыл его. Все десять полок были забиты какими-то пачками, издали похожими на обыкновенную писчую бумагу.
- Что это такое?
- Здесь почти три миллиона фунтов, - с гордостью сказал император. Маленький сюрприз. Мне это в Европе сделали.
- Но ведь это невозможно.
- Возможно, очень даже возможно. Все было очень просто. Например, на этой полке сложена бумага для тысячефунтовых банкнотов. Теперь, когда печатная форма готова, можно напечатать сколько угодно бумажных денег - и стоить это будет совсем недорого. Понимаете, дел у меня невпроворот, а вот рупий не хватает. Вот я и решил... Не сердитесь, Сил. Хотите, я вам тоже дам... - И Сет сунул Бэзилу в руку пачку пятерок. - И господину Юкумяну передайте. По-моему, я неплохо получился, а? Не знал, как лучше - в цилиндре или без. А на пятидесятифунтовых банкнотах я в короне.
Бэзил попробовал было возражать, но вскоре понял, что спорить бесполезно.
- Я знал, что вы меня поймете, - сказал император. - Это ведь так просто. Кончится эта бумага - пошлем за следующей. А завтра вы мне дадите совет, как быть с Nacktkultur, хорошо?
Из дворца Бэзил вернулся ужасно усталый.
- Остается только надеяться, что во дворце вспыхнет пожар и все эти фальшивые деньги сгорят.
- Надо как можно быстрее поменять их, - сказал господин Юкумян. - Я знаю одного китайца, он до того глуп, что возьмет их у нас. А если хотите, Министерство изящных искусств может приобрести эти деньги по номинальной цене для исторического отдела.
В тот день Бэзил окончательно разуверился в нерушимости Однолетнего плана.
6
Леди Милдред Порч - своему мужу.
Борт парохода "Президент Карно"
Матоди
8 марта
Дорогой Стенли,
пишу тебе перед выходом на берег. Это письмо будет опущено в Марселе, и ты получишь его, насколько я понимаю, числа семнадцатого, не позже. Как я уже писала тебе из Дурбана, мы с Сарой решили на
` Культура обнаженного тела (нем.).
обратном пути побывать в Азании. Английский пароход здесь не останавливается, поэтому в Адене нам пришлось пересесть на французский. Грязь жуткая, команда - хуже некуда. До меня дошли весьма неблагоприятные сведения о том, как охотятся в Азании. Я слышала, что туземцы выкапывают глубокие ямы, куда падают бедные звери; часто в этих капканах животных держат по нескольку дней без еды и питья (представь, каково это им в тропическую жару!), а затем безжалостно, зверски убивают. Конечно, я понимаю, с этих бедных, невежественных людей спрос незелик, но ведь юный император, говорят, человек вполне просвещенный, прекрасно образованный, и я уверена, что он сделает все возможное, чтобы этих несчастных животных убивали - если их вообще следует убивать, в чем лично я сильно сомневаюсь - более гуманными методами. В Азании мы намереваемся провести недели две. Вкладываю в письмо чек на домашние расходы. В своем последнем письме ты пишешь, что пришел огромный счет за отопление, - пожалуйста, следи, чтобы прислуга в мое отсутствие не тратила уголь понапрасну. В это время года в первой половине дня совершенно не обязательно топить камин в столовой.
Любящая тебя
Милдред
Из дневника леди Милдред Порч
8 марта
12.45 - сошли на берег. Матоди. Все непривычно, гадкий запах. Состояние мулов и собак чудовищное, детей - тоже. Несмотря на радиограмму, английский консул нас не встретил. Какой-то вполне цивилизованный туземец отвел нас к себе в контору. Дала туземцу "на чай" пять анн. Консул никакой не англичанин. Скорее грек. Очень нелюбезен (вероятно, пьет). Не может (или не хочет) сказать, когда отходит поезд в Дебра-Дову и можно ли купить билеты в спальный вагон. Дали телеграмму в посольство. Отель "Амурат". Не отель, а форменный кабак. Повсюду пьяные. Пожаловались. Мой номер большой, с видом на море, как будто бы довольно чистый. У Сары опять головная боль. Жалуется, что ее номер выходит на улицу. Я: "Что вы, вполне уютная комнатка".
9 марта
Про поезд ничего не слышно. Сара недовольна комнатой. Видела миссионера-католика. Бестолковый. Типично южное отношение к животным. Американские баптисты: бестолковые мещане, к тому же не говорят ни слова на местном наречии. Посольство молчит. Дали вторую телеграмму.
10 марта
Поезда нет. Опять телеграфировали в посольство. Бестолковый ответ. Сегодня кормили собачек на рыночной площади. Дети пытались отобрать у собачек пищу. Прожорливые паршивцы. У Сары никак не проходит голова.
11 марта
Сегодня управляющий отелем неожиданно объявил, что поезд отходит в полдень. Вероятно, все это время поезд был здесь. Сара ужасно медленно собирается. Принесли счет - грабеж средь бела дня. Посреди дороги на станцию - сломанный грузовик. Там живут туземцы. И две козы. На вид козы здоровы, но жить бок о бок с туземцами им вредно. Последние четверть мили до вокзала пришлось идти пешком. Боялись опоздать. Пришли за пять минут до отхода. Билеты есть - спального вагона нет. Оч. жарко, оч. устали. Поезд отошел только в три. Вечером сошли в Лумо - здесь, по-видимому, придется ночевать. Приняли душ, переоделись. Постельное белье доверия не внушает. Слава Богу, что не забыли купить в Дурбане дезинфицирующие порошки! Рассказ управляющего отелем, француза, о местных нравах. Любопытно. Оказывается, прошлым летом здесь была настоящая гражданская война. Читай наши газеты после этого! Новый император оч. энергичен. Его советник - англичанин Сил. Не родственник ли это Цинтии Сил? Кажется, управляющий не очень-то доверяет правительству. Туземцы, говорит, абсолютные дикари, но работорговля, если я правильно поняла, запрещена.
12 марта
Всю ночь не сомкнула глаз. Искусана вся. Чудовищный счет. А я-то думала, управляющий - приличный человек. Объяснил, что плохо со снабжением. Жулик. Поезд отошел в семь утра. Сара чуть не опоздала. В вагоне два туземца. На вид вполне цивилизованные, но оч. неуютно: нет коридора и рано выехали. Утомительная дорога. Выжженная земля. В Дебра-Дове - только под вечер. И на том спасибо.
Когда леди Милдред Порч и мисс Сара Тин сошли с поезда на вокзале в Дебра-Дове, их вполне можно было принять за сестер - так сблизили их общность интересов и постоянные совместные путешествия. Леди Милдред была довольно полной, а мисс Тин - довольно худой. В остальном же дамы были неразличимы: широкополые клеенчатые шляпы цвета хаки, прочные, ноские платья, чулки, туфли на толстой подошве, дымчатые очки, упрямые подбородки. Обе крепко сжимали в руках, дабы спасти от посягательств многочисленных портье, одинаковые кожаные чемоданчики с одинаковым содержимым: письменными принадлежностями, моющими средствами, дезинфицирующими средствами, средствами против насекомых, книгами, паспортом, аккредитивом.
- Леди Милдред Порч? Мисс Тин? - приветливо сказал Уильям, протолкавшись к вагону. - Здравствуйте! Очень рад, что вы благополучно добрались. Я из посольства. К сожалению, посол не смог приехать сам. Он очень занят и попросил меня встретить вас. У вас есть багаж? Я на машине могу отвезти вас в отель.
- В отель? Но я думала, мы остановимся в посольстве. Я же дала из Дурбана телеграмму.
- Да, да, посол просил меня разъяснить вам ситуацию. Дело в том, что посольство находится за городом. Дорога плохая. Добираться до Дебра-Довы и обратно - целая история. Поэтому посол счел, что в городе вам будет гораздо удобнее. Ближе к животным и все прочее. В то же время посол надеется, что, если только у вас будет время, вы как-нибудь заглянете к нам на чашку чая.
Во взглядах, которыми обменялись леди Милдред и мисс Тин, Уильям прочел хорошо знакомое ему ущемленное национальное достоинство - у всех соотечественников, которых он встречал в Дебра-Дове, делалось точно такое же выражение лица.
- Значит, так, - сказал он. - Сейчас я пойду поищу ваш багаж, а то его по дороге и украсть могли - здесь это бывает. Заодно и посольскую почту заберу. В Азании ведь "экспресс-доставки" нет. Если в поезде не едут европейцы, то за почту отвечает охрана. Мы хотели дать вам телеграмму, чтобы вы сами присмотрели за корреспонденцией, а потом решили, что у вас и своего багажа хватает.