Модьюн объяснил ему ситуацию и показал карточку с приговором. Но часовой - получалось, что его функция именно таково - отрицательно покачал головой.
   - Прошу прощения, сэр, но мне даны указания не пропускать никого без повестки.
   - Ну что ж, - неуверенно сказал Модьюн и сделал шаг назад. Он смотрел на человекозверя, который загораживал проход, и думал: "В конце концов, вся эта возня сплошная пародия на суд. Было бы просто смешно оспаривать отсутствие логики в одном из звеньев, если вся процедура не имеет ничего общего с правосудием."
   И все-таки, кое- какие детали не давали ему покоя, поэтому он спросил:
   - Тогда, может быть, вы ответите, какие приговоры здесь назначают. Вот, например, человек-крыса, который выходил прямо передо мной - какое наказание ему определили за кражу автомобиля?
   Часовой вытянулся в полный рост.
   - Сэр, сказал он, - те из нас, кто благодаря своим внутренним качествам облечены властью, вдобавок еще и милосердны. Поэтому мы давным-давно издали указ, согласно которому вся информация о вынесенном судом наказании является исключительной принадлежностью приговоренного.
   - Но мне все же непонятно, какая польза от подобной секретности тому, кого наказали несправедливо? - возразил Модьюн.
   Часовой был непробиваем.
   - Отойдите, пожалуйста. Вы мешаете судопроизводству.
   И правда, в это время к ним как раз подходил очередной посетитель с повесткой. Модьюн попятился, постоял в нерешительности, потом пошел по направлению к лифту.
   Судебная процедура закончилась - пора отбывать наказание, во всяком случае, пока не приедет Соодлил.
   ГЛАВА 10
   
   Завизжали тормоза, машина остановилась, Модьюн увидел невдалеке женскую фигуру, полускрытую густым кустарником. Бросив на девушку мимолетный взгляд, он выскочил из машины и побежал к ней - он опоздал и чувствовал себя виноватым.
   Модьюн озабоченно прикидывал, укладывается ли он в отведенный час - ему предстояло вовремя вернуться к месту домашнего ареста. Стараясь выиграть время, он не стал обедать - и, тем не менее, все равно опаздывал. Нужно спешить; поскорее посадить Соодлил в машину и двигаться обратно в город.
   Думая об этом, он взобрался на пригорок, поросший кустами, где стояла девушка, и оттуда увидел Экета. Насекомое уже одолело метров сто пятьдесят по склону долины. Сомнений не было, оно возвращалось за барьер.
   При виде его у Модьюна созрело решение. Он остановился и телепатически перестроился на один из диапазонов, которым пользовались насекомые. Первым делом он поздоровался с Экетом и получил в ответ учтивое приветствие. Потом передал послание людям.
   В своем мысленном отчете он кратко изложил все, что ему удалось обнаружить: изменения в компьютерных программах, новый статус человекогиен, завоевание Земли нунулийцами, санкционированное каким-то далеким комитетом.
   Сведения предназначались исключительно в качестве информации. Очевидно, эти подробности не вызовут за барьером особого интереса. Разве что, кое-кому новости слегка пощекочут нервы. Вот Дода - тот, скорее всего, обрадуется. Он почувствует, что не зря затеял этот эксперимент,вызвавший столько критических нападок. Особенно протестовали некоторые женщины - зачем он втянул в него Соодлил. Можно подумать, что кто-то еще согласился бы превратиться в автономный организм со всеми присущими ему унизительными отправлениями.
   В заключительной части своего сообщения Модьюн постарался учесть возможную реакцию тех, кто остался за барьером. Он передал через Экета:
   - Поскольку Соодлил и мне придется еще три года переносить все тяготы жизни в громоздком человеческом теле - причем, два года - по эту сторону барьера, - я просил бы полностью доверить нам все выводы по вышеизложенным данным и все возможные решения.
   На этом он закончил сообщение.
   Хотя передача заняла совсем немного времени, тем не менее, Модьюн увидел, что девушка исчезла из вида. Какоето мгновение он колебался, потом снова обвел взглядом затянутую дымкой долину, по которой быстро удалялось насекомое.
   На миг у него возникло тревожное ощущение, как будто он передал ложные сведения. Ведь на самом деле он не владел ситуацией и сомневался, что у Соодлил появится хоть малейшее желание разобраться с ней.
   Потом ощущение прошло. Собственно говоря, какое это имеет значение? Что могут нунулийцы сделать людям? Ничего... Так во всяком случае ему казалось. Все еще думая о своем, он обогнул куст, вышел из-за него... и замер, не в силах оторвать взгляд.
   "Вот это - да!" - думал он.
   Соодлил стояла на краю шоссе, наблюдая за нескончаемым потоком машин. Она была всего лишь метрах в тридцати от него и сначала не заметила его присутствия.
   Модьюн сделал шаг по направлению к ней - и тут она обернулась. Мгновенно то, что так поразило его с первого взгляда, еще больше усилилось.
   Впечатление бьющей через край жизни! Оно просто ошеломило. Девушка смотрела на него и улыбалась. Потрясающе красивая улыбка! Вот она стоит перед ним в своей довольно нелепой одежде - брюках и рубашке - но зато золотые волосы разметались по плечам, голубые глаза - до того яркие, что, кажется, светятся изнутри, губы слегка приоткрыты, и все вместе производит до того ослепительное впечатление, что оно граничит... но с чем?
   Этого Модьюн не знал. Он никогда еще не видел настоящей земной женщины в полном расцвете красоты. Впечатление было таким неожиданным еще и потому, что несколько недель назад, когда они виделись в последний раз, она казалась заметно меньше. И еще в ней ощущалась какая-то вялость, которую Дода приписывал необычно быстрому росту клеток. Ну и, конечно, действию лекарств.
   Теперь от вялости не осталось и следа.
   Девушка так и лучится здоровьем. Глядя на нее Модьюн ощущал ровное, ни на миг не прекращающееся биение жизни. Загадочное видение произнесло серебристым голоском:
   - Экет познакомил меня с твоим посланием людям. Это и есть твоя проблема?
   Модьюн понял, что она обладает собственным мнением, и поспешно сказал:
   - Скорее, часть проблемы. Давай сядем в машину, остальное я расскажу по дороге.
   Его беспокоило, что он явно опаздывает вовремя вернуться домой. Так что, чем скорее они тронутся в путь, тем лучше.
   Соодлил не стала возражать, и он подозвал свободную машину. Они сели и Модьюн начал свой рассказ: как его приняли за обезьяну, как он из любопытства не опроверг этой ошибки и как в результате его приговорили к домашнему аресту за то, что он занял жилое помещение, воспользовавшись чужим именем.
   Когда Модьюн исчерпал краткий перечень своих приключений, Соодлил спросила:
   - Тебя приговорили к двадцатидневному заключению?
   - Да.
   - И ты уже отбыл восемнадцать дней?
   - Ну, да, - ответил он с недоумением, чувствуя, что она к чему-то клонит.
   - Неужели ты думаешь, что так уж важно отсидеть ровно двадцать дней? - спросила девушка.
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Да им же просто понадобилось двадцать дней, чтобы провернуть какое-то дело, имеющее отношение к тебе. Вот они и решили на это время вывести тебя из игры - ведь так?
   Совершенно неожиданная мысль! Но Модьюн быстро пришел в себя.
   Сто они могли делать три недели? Разве им не хватило бы трех дней?
   Он помолчал и добавил:
   - По-моему, приговор просто-напросто соответствует моему проступку.
   - Значит, ты считаешь, что многие звери живут под чужими именами?
   Последовала красноречивая пауза, а потом Модьюну пришлось признать, что он вовсе так не считает и вообще очень сомневается, что кого-то еще когда-нибудь судили за подобное "преступление".
   Он медленно сказал:
   - Не спорю, это выглядит странно, но что они могут сделать? Что может сделать их комитет?
   На безмятежном лице Соодлил застыло такое выражение, как будто она старается решить какую-то трудную задачу. Но после этих его слов она лучезарно улыбнулась И сразу же снова стала умопомрачительно красивой.
   - Ты прав, - согласилась она - Действительно, здесь нет никакой проблемы. Мне просто стало любопытно - вот и все
   Модьюну не очень понравилось, как легко она отмахнулась от проблемы после того, как выдвинула такой серьезный довод.
   И тут он вспомнил, что время стремительно уходит.
   - Вот что я решил, - сказал он. - Впредь не делать ничего такого, что могло бы создавать проблемы.
   - Вполне разумное намерение, - одобрила Соодлил.
   Ее реплика прозвучала вполне благожелательно, поэтому момент показался Модьюну вполне подходящим для того, чтобы выдвинуть свое предложение. И он напомнил ей уже сказанное раньше - о том, что нунулийцы считают Землю завоеванной.
   - В старые времена, еще до того, как человечество достигло нынешнего совершенства, пришлось бы объявить войну и изгнать захватчиков с нашей планеты. У меня такое чувство - признался он, - что они добились победы обманным путем, и этот обман - проявление глубокой порочности, с которой нельзя мириться. И все же, остается признать, что все это - дело прошлое, как сказали бы мои друзья - животные.
   - Согласна, - вставила Соодлил.
   - Так вот, - он закончил мысль, - придется нам провести здесь еще пару дней под видом обезьян, чтобы не раздражать человекогиен.
   Последовала короткая пауза. Слышался только шум мотора да шорох шин. Потом Соодлил сказала с какой-то странной интонацией:
   - Но я-то - не обезьяна.
   Ее ответ слегка изумил Модьюна. Довод был настолько неоспоримым, что ему самому никогда бы не пришло в голову выдвигать его. Теперь ему пришлось сделать то, что раньше он посчитал излишним - восстановить в памяти все, что уже рассказывал ей, и попытаться понять, что могло вызвать у Соодлил такую реакцию. Никаких сомнений в логичности его повествования не возникало. Он четко объяснил ей, в каком затруднительном положении оказался, и какой выход ему удалось найти.
   - Вечно вы, мужчины, придумаете что-то несусветное, - продолжала Соодлил. - Выход совершенно очевиден, - на этот раз мы приезжаем как люди, и это автоматически положит конец всем предыдущим проблемам. И будем считать вопрос решенным.
   Сидя с ней, Модьюн чувствовал себя не в своей тарелке.
   Да, с логикой у нее явно неважно. Но в голосе девушки прозвучали такие нотки, что ему стало ясно возвращаться к этому вопросу не стоит. И поскольку он исходил из принципа полного уважения ее точки зрения и вообще точки зрения любого собеседника, то на этом проблема была действительно исчерпана.
   Всю остальную дорогу они молчали. Наконец, минут через двадцать, Соодлил нарушила тишину. Выглянув из окна, она внезапно спросила:
   - Что там такое?
   Модьюн проследил за ее взглядом. Там, вдалеке, за каньоном, виднелась плоская равнина. Над ней вздымалось какое-то огромное сооружение - он никогда еще не видел подобной громадины. Едва он успел охватить его взглядом, как машина миновала узкий разрыв между крутыми холмами, и чудовищная конструкция скрылась из вида.
   Но Модьюну было достаточно и беглого взгляда.
   - Должно быть, это звездолет, - ответил он.
   Потом рассказал о четырех друзьях и их предстоящем полете к далеким звездам.
   Он с улыбкой вспомнил, как в день суда все четверо робко пришли к его порогу, чтобы узнать, какое наказание он получил. И как обрадовались, что в формулировке не ничего такого, что препятствовало бы их общению.
   - Они каждый день ходили со мной в столовую, продолжал Модьюн, - навещали меня. Вот только сегодня их нет в городе - готовят снаряжение к полету.
   Соодлил промолчала, но в ее молчании чувствовалось дружелюбие.Когда машина въехала в город, Модьюн стал показывать ей знакомые места: вот жилье для приезжих, дома постоянных жителей, столовая, торговая улица... Он ощутил, как в нем ширится какое-то чувство и насторожился. Это была гордость - как будто он, знающий подобные пустяки, лучше того, кому они неизвестны. И еще его удивил интерес, с которым отнеслась к этим мелочам Соодлил. Но, как и следовало ожидать, в конце концов ее внимание сосредоточилось на домах, с давних времен предназначенных для людей.
   - Как ты думаешь, они все еще не заняты? - спросила она.
   - Сейчас увидим, - ответил Модьюн. Он показал ей на здания, раскинувшиеся на склоне холма прямо перед ними. Вот они, справа.
   Дом, который выбрала Соодлил, окружали террасные сады, подступавшие к самым его стенам. Здание состояло из пяти разноцветных овалов, как бы перетекающих друг в друга. Общее впечатление было несколько непривычное. Но девушке дом понравился с первого взгляда. И, поскольку идея поселиться здесь принадлежала ей, Модьюн не стал возражать. Он назвал машине свое настоящее имя и приказал подвезти их прямо к дому. По круто ведущей вверх аллее они подкатили к парадному крыльцу и вышли из машины. Она сразу же уехала, и люди остались одни.
   ГЛАВА 11
   
   Сомнений не было - они прибыли на место. Но Модьюн не чувствовал уверенности. "Стоит ли принять вариант Соодлил?" - спрашивал он себя.
   Ведь это означало бы покончить со своим обезьяньим прошлым. Нунулийский правитель предостерегал его от такого поступка. В случае неповиновения он может натравить безмозглых гиен теперь уже на них обоих - вот что не давало покоя Модьюну. И тогда придется решать в какой мере они смогут воспользоваться методами защиты.
   Он повернулся к девушке, чтобы спросить, учла ли она это обстоятельство. И увидел, что она направляется к изящной ограде, замыкающей аллею. За оградой склон резко обрывался. Ниже раскинулся город - он оказался гораздо больше, чем думал Модьюн. Девушка облокотилась на ограду и смотрела вниз. Модьюн остался на месте, но и оттуда часть панорамы была хорошо видна.
   Теперь он заметил то, что не видел раньше. Тут было самое высокое место в городе. С вершины холма открывался захватывающий вид - лучший во всем Хиюли. Вдали виднелись небоскребы - вроде того, с которого он как-то спустился пешком - но даже их крыши были ниже того места, где стоял дом.
   "Может быть, не разнообразие цветов привлекло Соодлил, а именно высота, - подумал Модьюн. - Если так, то ее можно понять."
   Он осмотрелся. Машина высадила их у парадного входа. Дорога шла дальше, а потом, изогнувшись, исчезла за домом. Очевидно, она делала здесь кольцо: он заметил, как их машина вынырнула где-то внизу и вернулась тем же путем, что и приехала.
   Модьюн оглядел дом. Никаких признаков того, что в нем кто-то живет. Ни звука, ни единого движения. Хотя, пожалуй, кое-какие звуки все же слышны: полуденный бриз шелестит в кустах, опавшие листья с шорохом кувыркаются по вечному пластиковому покрытию дорожки, неожиданно громко раздается песня жаворонка.
   Он направился к входу и пока шел, почувствовал, что девушка обернулась. Он назвал компьютеру-привратнику свое настоящее имя, и в этот момент Соодлил подошла к нему. Модьюн нажал на ручку, толкнул дверь и, повернувшись к девушке, одним махом поднял ее на руки.
   И тут же удивился - она оказалась не такой уж невесомой. Тогда он повысил мышечный тонус и уже без всякого напряжения перенес ее через порог.
   Лишь едва запыхавшись, он поставил ее на пол и поддержал, ожидая, пока она восстановит равновесие.
   - Что это значит? - озадаченно спросила Соодлил.
   - Так, брачная церемония, - невозмутимо ответил он.
   А потом объяснил, что во время домашнего ареста просмотрел несколько телевизионных постановок.
   -Зрелище оказалось неимоверно скучным, - признался Модьюн, - и скоро я бросил это занятие. Но там была одна парочка животных - вот я и позаимствовал у них кое-какие обычаи, - и он пожал плечами, как это, бывало, делал Доолдн.
   - Значит, теперь я твоя жена? - в голосе Соодлил прозвучал явный интерес.
   - Вот именно.
   - Что ж, - казалось, она колеблется, - полагаю в сложившихся обстоятельствах...
   - Как же иначе, - удивился Модьюн, - ведь мы же собираемся заниматься сексом.
   Соодлил кивнула и отвернулась.
   - Давай посмотрим, что стало с домом за три тысячи лет.
   Модьюн не имел ничего против. Он переходил за ней из комнаты
   в комнату - все было очень похоже на то, как это изображали обучающие машины. Три спальни с примыкающими ванными комнатами. Тридцатиметровая гостиная. Большая столовая. Кабинет.Несколько маленьких спален для слугзверей с отдельными ванными, две комнаты, назначение которых оставалось невыясненным, и кухня-столовая с автоматическим оборудованием.
   Но кое-что машинам все же не удалось передать; красота отделки просто ошеломляла. Долговечные пластики, из которых было выполнено все в доме, казались подобранными чрезвычайно искусно. Все поверхности, тщательно обработанные, создавали причудливую игру света. И общее впечатление - именно такое, которого добивался давно ушедший мастер. В одной спальне - мерцание красного дерева. В другой ощущение старины. Диваны в гостиной украшены затейливой резьбой - дерево напоминает тик. Здесь же - удобные кожаные кресла, великолепные китайские ковры, портьеры, похожие на гобелены.
   Новобрачные бродили по комнатам и, глядя на Соодлил, можно было поверить, что она совершенно счастлива. Наконец, они добрались до кухни, и девушка со значением произнесла:
   - Нам даже не придется выходить из дома, чтобы поесть!
   Модьюн понял мысль. Но ему казалось, что она ошибается, не принимая в расчет некоторые отрицательные последствия.
   Девушка продолжала.
   - Как тебе известно, достигнув таких размеров, мы обрекли себя на множество унизительных отправлений. Еда и последующее удаление отходов жизнедеятельности. Сон пустая трата времени. Необходимость вставать и садиться. Все это ужасно неприятно. Но, что поделаешь, другого выхода нет. Так вот, здесь мы хотя бы можем проделывать это не у всех на виду.
   Модьюн медлил с ответом.
   - Нельзя забывать, что нунулийцу наверняка известно, где я, а, может быть, он уже знает, что и ты тоже здесь.
   - Весь ход истории подтверждается, - возразила Соодлил, - что вникать в подобные вопросы - неженское занятие. Раз уж мы опустились на более низкую ступень эволюции, тебе и карты в руки.
   И тут Модьюн наконец прозрел. Соодлил всегда славилась исключительно женственным восприятием. Очевидно, осмыслив свое новое положение, она уже выработала соответствующую философию - и вот результат. Интересный случай. Но она не учла одну вещь - если реакция нунулийцев все же последует, ей она угрожает в такой же степени, как и ему.
   Девушка заглянула в шкафы и, наконец, удовлетворив любопытство, повернулась к Модьюну.
   -Вот мы и обследовали дом, - сказала она. - Что будем делать дальше?
   Модьюн объяснил, что было бы неплохо попутешествовать. Только он считает, что нужно подождать несколько дней. На самом деле, он собирался выждать, пока не исчезнет срок приговора, но не стал говорить об этом. Соодлил терпеливо выслушала его и снова спросила:
   - Все это прекрасно, но что мы будем делать прямо сейчас?
   Нельзя сказать, что Модьюн растерялся. Просто ему нужно было приспособиться к ее неотложной потребности чем-то немедленно заняться. Он попробовал сформулировать кое-какие предложения.
   - Можно предаться обмену философскими мыслями, начал он, - как это принято у нас за барьером.
   Но Соодлил тут же перебила его.
   - В этом теле мысли создают совсем другие ощущения, - сказала она, дернув плечиком.
   - Тогда, - продолжал Модьюн, - можно просто посидеть или полежать, или почитать - в кабинете есть книги - а потом пообедать. Вечером, может быть, - посмотреть телевизор. Ну и в конце концов, конечно, лечь спать.
   - Что, сидеть просто так - и все? - в ее голосе прозвучало удивление. Но задав вопрос, она увидела выражение лица Модьюна и должно быть, поняла, что ему тоже знакома эта проблема.
   Она медленно произнесла.
   - Я ощущаю в мозгу... какое-то возбуждение. Как будто каждый звук, каждый образ, ощущение земли под ногами или прикосновение ветерка к коже - все раздражает нейтральные участки мозга, регулирующие двигательную активность. Пока только запахи и вкусовые ощущения не порождают прилива энергии. Но от всего остального мне хочется двигаться. - Она посмотрела на него. - Что ты скажешь на это?
   Модьюн успокаивающе улыбнулся.
   - Ты, наверное, заметила, что ощущения усилились после выхода из-за барьера. Поэтому нервная система действовала как хорошо отлаженный механизм. Но здесь, он огляделся, - этот дом, этот город, эти люди, - все в новинку, все возбуждает, несмотря на заурядность. У тела свои желания - вот что нужно понять и усвоить. На то нам и дан столь совершенный в философском отношении ум, чтобы их сдерживать. А пока, - закончил он, - почаще закрывай глаза. Если и это не поможет, встань и потанцуй, как это делают звери. Я сам часто прибегал к этому способу, пока сидел под домашним арестом. Очень помогает, особенно, если музыка подходящая.
   По выражению лица девушки, Модьюн понял, что его слова были восприняты без энтузиазма. Тогда он поспешно сказал:
   - Может быть, ты сама что-нибудь предложишь?
   - Почему бы нам не попробовать секс? - вдруг спросила Соодлил. - У зверей это всегда занимает часа полтора, так что можно будет протянуть время до обеда. А когда пообедаем, подумаем, чем заняться вечером.
   Модьюну показалось, что сейчас рановато для секса. Почему-то у него сложилось впечатление, что секс - это занятие, больше подходящее для позднего вечера или раннего утра. Но он уже понял, что Соодлил очень трудно дается вживание в новое тело. "Секс, так секс", - подумал он, шагая за ней в просторную спальню. На пороге уютной комнаты он добродушно сказал:
   - Дода считает, что в древний период истории, когда мы еще не были полноценными людьми, только немногие так называемые праведники могли обходиться без полового акта. По-видимому, то что сделали с нами нунулийцы, привело к развитию у всех людей такого же праведного - я полагаю, что это слово соответствует понятию "философский" чувства. Поэтому нам и удалось совершить переход от человекозверя к истинному человеку.
   Когда он закончил эту тираду, ему пришла в голову еще одна мысль.
   - Скажи-ка, у тебя точно такие же половые органы, как у самок человекозверей? - спросил он.
   - Досконально сравнивать мне не приходилось, ответила Соодлил. - Но, насколько я смогла заметить, внешне все довольно похоже.
   - В свое время я постарался детально обследовать нескольких самок, - сказал Модьюн, - так что теперь могу сделать совершенно точное заключение.
   - Вот и отлично, - отозвалась она.
   - Действительно, очень похоже, - сообщил он через несколько минут. - Есть только одно отличие, - у самок животных я наблюдал обильные выделения, а у тебя их почему-то не видно.
   - Я тоже кое-что заметила, - сказала Соодлил. - Твой орган не становится твердым, как у тех самцов, за которыми мы наблюдали. Помнишь?
   - Возможно, эти признаки проявляются в процессе деятельности, предположил Модьюн. - Давай-ка лучше приступим.
   Но попытка секса, которую предпринял Модьюн, очень скоро завела их в тупик. Они катались по постели, то и дело вздрагивая и поеживаясь - соприкосновение обнаженных тел пугало их, и только любопытство придавало решимость. Наконец, они отодвинулись друг от друга в полном недоумении.
   Модьюн заметил:
   - По-моему, те звери были как-то по-особому возбуждены. И еще я чувствовал неприятный запах. Я не замечаю у нас с тобой подобного возбуждения. Что же касается запаха, то, как всегда, умеренно пахнет потом.
   - Когда ты прижимал свои губы к моим, - сказала девушка, - у тебя выделялась слюна. Она попадала мне в рот, и это было на редкость неприятно.
   - Просто я подумал, что было бы совсем странно прижимать один сухой рот к другому, - попытался оправдаться Модьюн.
   Соодлил не ответила. Она села на край постели, спустив загорелые ноги, и начала одеваться.
   Через минуту на ней уже снова были брюки и блузка. Нагнувшись, чтобы надеть туфли, она сказала:
   - Поскольку мы управились гораздо быстрее, чем я предполагала, я выйду погулять. А ты что будешь делать?
   - Просто полежу с закрытыми глазами, - ответил Модьюн.
   Он еще не закончил фразу, как девушка уже была за дверью. Только звук удаляющихся шагов по толстому ковру. Потом хлопнула входная дверь.
   Прошло несколько часов.
   Когда стемнело, Модьюн оделся, пошел на кухню и поел. Потом, слегка удивленный отсутствием Соодлил, вышел из дома и поискал ее. Он осмотрел подъездную аллею, которая, извиваясь, уходила в сторону города. Оттуда, где он стоял, дорожка была видна не вся, но фонари уже горели и он смог убедиться, что нигде в поле его зрения девушки нет.
   Он вспомнил, что она не хотела есть в общественной столовой, и подумал: "Скоро проголодается и объявится".
   Потом вернулся в дом и прилег. Он уже привык к этому за время своего заключения. Еще несколько часов - и настанет время сна.
   Соодлил все еще не было.
   "Ну-ну," - подумал Модьюн. Но он не сердился. Вероятно, в отличие от него, девушка захотела в первый же день получше познакомиться с городом. Ему вспомнилась ее потребность постоянно двигаться. Вероятно, эта потребность продолжает руководить ее поступками.
   Он разделся, лег в постель, уснул.
   А после полуночи, в самое глухое время, произошел взрыв.
   ГЛАВА 12
   
   В последнюю долю секунды перед катастрофой все люди за барьером непроизвольно включились в единую мысленную связь, пытаясь понять, что происходит. К несчастью, Модьюн тоже оказался участником этого тесного мысленного контакта.
   Все со скоростью мысли осознали угрозу и две возможности выбора - сопротивление или пассивное непротиводействие. И случилось невероятное - готового ответа не было ни у кого, кроме Модьюна.
   Его принцип безропотного подчинения законам человекогиен и нунулийцев оказался единственной определенной мыслью. И в роковую долю секунды, когда еще можно было что-то предпринять, его твердая решимость сделала свое дело - ни у кого так и не возникло естественной реакции, которая могла бы проявиться при иных обстоятельствах.