Волков Алексей. Флаг Командора

   – Что вы думаете делать в дальнейшем? Вернетесь в Московию?
   – С вашего позволения, не сейчас. Кавалер д'Энтрэ, надеюсь, обрисовал вам наше положение. Помимо нашей малочисленности, мешающей дальнему походу, я намерен отомстить англичанам за нападение на нейтральный корабль и гибель людей, – прямо ответил я. Что-то мне подсказывало: в данном случае честность – лучшая политика.
   – Поверьте, ваша милость, я видел командора Кабанова в деле и могу сказать: не завидую его врагам, – вставил слово молчавший до сих пор Мишель.
   Выпитые залпом граммов триста рома подействовали на мушкетера не лучшим образом. Добавленное же за завтраком вино лишь усугубило ситуацию, и мой приятель был порядком пьян. Но, будучи офицером, крепился, старался придать себе трезвый вид.
   – И команда у вас теперь есть, – задумчиво добавил Дю Кас.
   Разведка у него работает как надо. Да и город небольшой, в понятиях моего времени – скорее поселок, и узнать происходящее в нем не составляет труда.
   Оставалось ждать продолжения, хотя его содержание мне было уже ясно.
   – С ним теперь Гранье, – вновь вставил Мишель.
   – Французский подданный, – заметил губернатор.
   Словно я этого не знал!
   – Послушайте, месье Кабанов... – Дю Кас посмотрел на меня испытующе. – Я понимаю ваши чувства. Но быть совсем одному без поддержки и покровительства... Может быть, вы сочтете для себя возможным временно поступить на службу королю? Уверяю вас: испанцы ничем не лучше англичан, разве что богаче их.
   К этому все и шло. Во время войны не принято уточнять национальности. Да и вообще, по-моему, пока служба монарху ставится выше службы родине.
   – В каком качестве? – уточнил я.
   Дю Кас встал и прошелся в угол комнаты, где стоял небольшой столик с лежащей на ней бумагой.
   – Это жалованная грамота на ваше имя.
   При нынешней политике французского короля такими грамотами не разбрасываются, но Мишель, очевидно, убедил губернатора в моей особой ценности.
   А подготовился-то заранее! Видно, был уверен в моем согласии. Да и как иначе, когда деваться мне некуда?
   – Позвольте... – Я взял бумагу из рук губернатора.
   Написано было красиво, с финтифлюшками и завитушками, но, как и следовало ожидать, по-французски. Чего я ждал? Международный язык, месье! Я только и разобрал, что свою фамилию да несколько слов, давно ставших общеупотребительными.
   Вряд ли в официальном патенте заключался подвох. Да и наличие подобной бумаги из мистера Икс превращало меня в реально существующее лицо. Но одновременно это был тот рубикон, после которого уже не было возврата. Глупо, какой может быть возврат после случившегося? Куда? В свое время?
   – Надеюсь, вы дадите мне время подумать? Скажем, до вечера, – вырвалось само собой. – И еще. Как вы знаете, со мною дамы. Я должен быть уверен, что им ничего не грозит на берегу.
   – Я сам прослежу за этим, – учтиво кивнул губернатор. – Что до вас, я уже распорядился помочь с поисками домика. Не жить же вам все время на корабле. Да и, как я слышал, – на губах Дю Каса мелькнула улыбка, – вы не один.
   В улыбке не было ни сарказма, ни зависти. Лишь мужское понимание. К тому же я настолько отвык от заботы со стороны, что подобная предупредительность была приятна.
   – Теперь прошу прощения, месье, меня ждут дела. Надо получше познакомиться с новой командой, наметить планы... – Я вновь помел пол шляпой.
   – Вечером жду вас у себя. Было очень приятно познакомиться. Как только мои люди подыщут вам жилье, вы будете осведомлены, – учтиво попрощался губернатор.
   Так завершилось мое превращение в флибустьера.
   Судьба!

6
Ярцев. Подготовка, блин!

   Шпага Командора легко отбила вражеский клинок, неуловимо стремительным движением рванулась вперед и застыла острием напротив сердца.
   – Имею честь сообщить вам, сэр, что вы – труп, – чуть дурашливо поведал Командор и уже нормальным тоном добавил: – Надо быть внимательней, Валера.
   Ярцев лишь вздохнул в ответ.
   Справиться с Кабановым не мог даже опытный д'Энтрэ. Куда же тягаться новичку, которым оставался штурман?
   – Давай сначала. – Командор чуть отступил и отсалютовал противнику шпагой.
   Валера покорно повторил его жест и принял фехтовальную стойку.
   По сторонам раздавался звон скрещивающихся клинков. Здесь, на отдаленной от города поляне, Командор устроил центр по подготовке своей разношерстной команды. И неважно, что многие успели пройти огни и воды. Скидок не было никому. В этом Командор был неумолим.
   – Нападайте, сударь. – Кабанов сделал приглашающий жест.
   Валера осторожно взмахнул клинком. Командор, не поднимая оружия, сделал шаг назад.
   – Не годится. Так ты и муху не одолеешь. Чтобы сеять смерть, надо вложить в каждое движение больше жизни. Тебе-то, может, и все равно, а как я буду без штурмана плавать?
   Шкипер улыбнулся, а затем атаковал с неожиданной резвостью.
   – Так уже лучше, – прокомментировал Командор.
   Однако отбивался он легко, а затем резким взмахом выбил шпагу из рук шкипера.
   – Сколько раз говорить: оружие не ложка. Его покрепче держать надо. Вообще, Валера, запомни раз и навсегда: значимость мужчины напрямую зависит от его умения обращаться с оружием. Будь то шпага, пистолет или голая ладонь.
   – Не всегда, – тихо произнес штурман. – В наши дни она зависела, ядрен батон, от толщины кошелька.
   – Наши дни – дни вырождения, – отозвался Кабанов.
   В отличие от штурмана говорил он бодро, двигался стремительно и имел вид человека, находящегося на своем месте.
   – Хорошее вырождение, блин!
   – Разве не так? Ты подумай сам, почему нас так легко одолели местные варвары? У нас же и корабль был, и в числе мы им ненамного уступали. Да всего лишь потому, что люди покойного сэра Джейкоба Фрейна были агрессивнее и увереннее в себе. Атаковать плавучий дворец – на это же надо решиться! А они – с ходу на абордаж, словно только тем и занимались, что круизные лайнеры из двадцать первого века грабили. Культуры тут ни на грош, знаний негусто, однако мужики они крепкие. В отличие от нас, горемычных, в прошедших веках не терялись бы и на судьбу не жаловались.
   Вместо ответа Валера вновь улыбнулся. В его улыбке было что-то беспомощное, как у человека, который все понимает, но не имеет сил принять соответствующие меры.
   – Нападай!
   – Не могу. Не получается у меня ничего, – вздохнул Ярцев. – Раньше надо было этим заниматься.
   – Нет такого слова! – убежденно ответил Командор. – Не боги горшки обжигают, а их заместители по горшечному делу. В данном случае – мы с тобой.
   – Значит, плохой из меня горшечник, – вяло произнес Валера.
   – Ничего. Научим, – не предвещающим ничего хорошего тоном произнес Кабанов и рявкнул: – Ширяев!
   Тренирующиеся флибустьеры дружно застыли, повернулись к своему предводителю.
   – Есть, Командор! – подскочил Григорий.
   Как и его бывший командир, вид он имел бравый и переменой обстановки явно не тяготился.
   – Гонять нашего шкипера до седьмого пота, но чтобы через пять... нет, через четыре дня от него был толк! Весь курс местного молодого бойца: фехтование, рукопашный бой, стрельба. В конце лично проверю.
   – Есть гонять шкипера! – бодро отозвался Ширяев и повернулся к штурману.
   – Приступайте. – Командор бросил шпагу в ножны и не спеша пошел вдоль фехтующих пар.
   Под его цепким взглядом каждому хотелось показать себя с лучшей стороны, и движения людей заметно убыстрились, делаясь одновременно и опаснее.
   Впрочем, поступившие к Кабанову флибустьеры были людьми опытными, привыкшими добывать клинком и пистолетом средства к пропитанию. Несколько хуже обстояли дела у бывших пассажиров круизного лайнера. Но им в какой-то степени помогала молодость, да и сам факт, что именно они уцелели в схватках, говорил не только об удачливости, но и о некоторых способностях в сугубо мужских делах.
   – Я – в город. За старшего остается Сорокин. Через два часа обед. Потом – час отдыха и стрельба, – объявил Командор.
   Капитан имеет не только обязанности, но и определенные права. Нельзя сказать, что Командор прохлаждался в часы досуга. Скорее, напротив. Его визиты в Пор-де-Пэ имели сугубо деловой характер. Кабанов беседовал с другими капитанами, стремился получше узнать маршруты испанских и английских кораблей, их характерную тактику в боях, местность вокруг вражеских городов или же добросовестно изучал французский язык под руководством Мишеля. Что и другим своим современникам настоятельно советовал. Привычным в последнее время приказным тоном.
 
   Мышцы пухли, ныли, болели. Каждая по отдельности и все вместе. Все-таки тридцать с гаком – не восемнадцать. Да и для восемнадцати лет подобная нагрузка была бы чрезмерной. В голове шумело, и не было сил ни думать, ни возмущаться. Даже ужин был проглочен без малейшего желания, по обязанности и от осознания, что иначе завтра будет еще хуже. Хотя куда хуже-то?
   Ярцев присел на краю койки и застыл. Требовалось раздеться, но руки не слушались, безвольно лежали на постели, не желали подниматься и делать хоть что-нибудь.
   Стук в дверь вывел Валеру из сонного оцепенения. Пришлось напрячь силы, чтобы ответить, однако ждать так долго стучавший не стал.
   – Можно, Валера? – Флейшман был уже в комнате.
   Бывший бизнесмен и яхтсмен вид имел вполне соответствующий нынешнему времени. В камзоле, в ботфортах, при шляпе. Правда, новизной наряд не блистал, но не все же сразу!
   Зато на боку покоилась шпага, за пояс была заткнута пара пистолетов, и в глазах светилась уверенность человека, находящегося при деле.
   Из всех бывших некрасовцев лишь Флейшман и Лудицкий продолжали регулярно бриться. Лудицкий считал себя слишком цивилизованным, Юра же после первой попытки отрастить бороду, решил, что смахивает на раввина, и не захотел афишировать свою национальность.
   – Устал?
   Ярцев лишь бросил красноречивый взгляд в ответ. Мол, нечего спрашивать очевидное.
   – Как там: тяжело в учении... – Флейшман понял банальность фразы и заканчивать ее не стал.
   – Терпи, казак, ядрен батон, атаманом будешь, – выдавил из себя Ярцев.
   Досталось ему по полной. Ширяев припомнил все былые приемчики обучения новобранцев и гонял штурмана так, словно тот был его личным врагом.
   – Сам ни рук, ни ног не чувствую, – признался Флейшман, извлекая откуда-то бутылку рома.
   Заняв единственное в убогом номере кресло, он сразу утратил большую часть самоуверенности и теперь выглядел не менее уставшим, чем штурман.
   Выпили, передернувшись от непривычного напитка, и какое-то время переводили дух.
   – Если бы я не чувствовал, блин! – вздохнул Ярцев. – Слушай, а может, ну его на фиг?
   – Неплохо было бы. Да только какой сейчас век на дворе? К тому же подумай сам: возьмись мы возить грузы, и то без порядочной драки не обойтись. Так уж лучше отнимать самим, чем быть в положении жертвы, – серьезно ответил Юрий.
   – Угу. Блин! Один Лудицкий не у дел! Депутат хренов... – На самом деле штурман выразился намного крепче.
   – Не с той стороны смотришь. Не потому не у дел, что крутой, а потому, что ни на что не годный, – улыбнулся Флейшман. – Нам-то что? Пару рейсов сделаем, капитал сколотим и дальше сможем жить припеваючи, а он? Так и будет слугой, да и то из милости Командора?
   Последняя фраза в точности обозначала перемену в судьбе бывшего депутата. Командор практически не спрашивал мнения своих современников о перемене в их судьбе. Раз все в одной упряжке, так и тянуть должны вместе. По правде сказать, люди не возражали. Уцелели те, кто был крепок духом вне зависимости от прежней профессии. Те, кто при любом самом неблагоприятном раскладе был готов бороться до конца.
   И лишь Лудицкий резко выделялся из общего ряда. Настолько, что Кабанов даже не пытался поставить его в общий строй. Вместо этого бывшему депутату было предложено на выбор: или небольшая сумма денег и полная свобода, или должность берегового слуги Командора.
   И хоть роль слуги собственного подчиненного содержала определенное издевательство, Лудицкий предпочел ее.
   – Блин! Я не о том, – по некотором размышлении отозвался Валера. – Понимаю: никуда нам не деться, но не лежит у меня душа. Короче, не знаю...
   Он потянулся за лежавшей на столе трубкой и принялся ее старательно набивать. Пальцы подрагивали, но не от волнения – от усталости. А вот в глазах сквозь ту же усталость пробилось что-то жалкое, как у собаки.
   Флейшман терпеливо ждал. Он чувствовал, что штурман хочет высказаться, но не торопил, не желая влезать в чужую душу без спроса.
   – Понимаешь, Юра, по-моему, это все равно... – Ярцев наконец-то справился с трубкой и почти скрылся в клубах дыма.
   – Что – все равно? – Флейшман разлил вновь. – Нет, давай прежде выпьем.
   – Ну и гадость! – констатировал Валера. – А все равно – это все равно. Ведь, как ни крути, блин, мы давно покойники. Для родных, для близких, для всего нашего времени. Этот век давно прошел, Юра. Понимаешь: прошел. Нет его больше. Значит, и нас нет. Просто одни погибли сразу, а мы с тобою остались ни живыми, ни мертвыми. Призраки минувшего... Тьфу! Грядущего.
   – Интересная мысль, – проговорил Флейшман, закуривая, и вдруг спросил: – Слушай, а призраки – существа нематериальные?
   – Наверное. – Ярцев едва пожал плечами.
   Сил на более энергичное движение у него не оставалось.
   – Тогда какого черта у меня руки-ноги болят?
   – Да ну тебя! – Несмотря на свою меланхолию, Ярцев не смог сдержать улыбку.
   – Это не меня. Это твои рассуждения никуда не годятся, – поправил его Юра. – Не семнадцатый век давно прошел, а двадцать первый еще не наступил, и наступит не скоро. Через триста с лишним лет. А мы с тобою – живее всех живых, чему порукою усталость и это пойло, которое тут пьют вместо коньяка. Просто декорации чуть-чуть поменялись. Вводная, как сказал бы Командор. Ну и что с того? Живут тут люди. Значит, и мы можем жить.
   – Жили мы там, а здесь... – Ярцев замолк, пытаясь подобрать соответствующее слово.
   – Ерунда, – отмахнулся Флейшман. – Там ты был штурманом, здесь – тоже. Так что же изменилось? Возьми Ширяева. У него свое дело было, а он аж светится от счастья.
   – Дело – ерунда. Семья, ядрен батон, с ним, так чего ему не радоваться? У тебя тоже есть Ленка. Про Командора я не говорю, – вздохнул Валера.
   – Не в Ленке счастье. Ты лучше смотри с другого бока. Ширяева супруга частенько допекает своими придирками. Командор... Ты думаешь, ему легко с двумя, когда мы все дружненько висим у него на шее? И вообще, с чего ты решил, будто счастье в бабах?
   – В бабках, что ли?
   – Возможно. – Флейшман слегка развел руками. – Во всяком случае, с бабками баб найти проще, чем с бабой – бабки. Да и вообще, что за разговор, Валера? У нас целая куча женщин вполне нормального вида при острой нехватке мужиков. Если тебе так надо, выбирай любую – и радуйся. Учитывая обстановку, ни одна не откажет. Но учти: счастье надо завоевывать. Что у нас, что здесь. А для этого и попотеть приходится.
   Валера долго молчал в ответ, а затем изрек:
   – Мне не нужна любая.
   И столько безнадежности звучало в его голосе, что Флейшман наполнил стаканы, заставил штурмана выпить, а затем без привычного ерничанья сказал:
   – Был у меня друг Пашка. Не скажу, что шибко умный, но зато надежный. Иногда выручал меня в весьма трудные минуты. А погиб глупо. Еще на острове. Но ведь я его не верну. Как не верну остальных, знакомых и незнакомых. Жить в любом случае надо, потому что все они живы, пока живы мы. В нашей памяти. А не станет нас – и они тоже уйдут окончательно, будто их никогда не было. Ни там, ни тут.
   – Не помешал? – Командор прежде заглянул в комнату и лишь затем постучал.
   – Заходи, Сережа, – вместо хозяина ответил Флейшман.
   – А накурили! – Кабанов демонстративно помахал рукой перед лицом, посмотрел по сторонам, сел на кровать рядом с Ярцевым, а затем полез в карман за трубкой.
   – Логично, – не удержался от комментария Флейшман.
   – Вполне, – кивнул Командор и покосился на бутылку.
   Юра молча пошарил в шкафу и извлек третий стакан.
   – Вообще-то не советую. С утра у вас опять тренировки. Люди вы взрослые, приказывать на берегу не могу, но не советую, – честно предупредил Командор и добавил: – Вы что, Ширяева не знаете? Это же зверь!
   – А ты нас куда-нибудь пошли до обеда. Например, отдохнуть, – улыбнулся Юрий.
   – Послать? Послать я вас могу. И до обеда, и после. В любое время суток. Только не знаю, как вы туда доберетесь. Если же серьезно, орлы мои, или, вернее, альбатросы, с завтрашнего дня вам еще надлежит обдумать все, что связано со специальностью. Мне надо, чтобы бригантина маневрировала, как, скажем, велосипед. Куда хочу, туда поверну. Идея понятна? Само собой, тренировки тоже никто не отменял. Никаких достижений от вас не требуется, но жизнь свою вы защитить должны.
   Оба компаньона переглянулись. Мысль о дополнительной нагрузке пришлась не по нраву. Хотя и Флейшман, и Ярцев признавали: Командор требует только необходимое.
   – Ну вот и чудненько, – подытожил обмен взглядов Кабанов. – Теперь можно выпить. За нее, за удачу!
   – Одного не могу взять в толк, – признался Флейшман. – За что тебя солдаты любили? Ты же их гонял как не знаю кого.
   – А кто сказал, что меня любили?
   – Григорий.
   – Это, наверное, когда я «отбой» командовал, – с невозмутимым видом предположил Кабанов.
   – А бывало и такое? – в тон ему осведомился Юрий.
   – Мало ли чего бывало за столько-то лет! Или могло быть. Теоретически. На практике не припоминается.
   – Да... – протянул Флейшман и сменил тему. – И все-таки, как хотите, господа, но я, похоже, за то, чтобы скорее добраться до Европы. Здешний ром – ужасная гадость.
   – На другое мы пока не заработали, – вздохнул Командор. – Там тоже бесплатно ничего не нальют.
   – Тогда еще одна идея. Помните золотую лихорадку? В принципе, до Калифорнии не так-то далеко. Сколько помню, там такие состояния делались! И риска меньше, – вдруг загорелся Флейшман.
   – Если не считать похода вокруг мыса Горн, во-первых, и местных индейцев, во-вторых. Ну и отсутствия карт, в-третьих. Калифорния большая. Хотя в перспективе можно подумать и о таком варианте. Когда хоть какой-то капитал будет. И если ты вспомнишь точнее.
   – Точнее... – Флейшман задумался. – Если не ошибаюсь, где-то не очень далеко от форта Рос.
   – И где будет этот форт? – уточнил Кабанов, хотя ответ он заранее знал.
   – Вот этого я точно не скажу. Неподалеку от Сан-Франциско.
   – А оно... Валера, что скажешь?
   – Блин! Что я могу сказать без карт? Я в тех краях не был. Да его, по-моему, еще и нет.
   – Эх, вы, двоечники! Значит, так. Поход в Калифорнию отменяется до тех пор, пока не вспомните, где она находится. Пока же поищем испанцев, голландцев, а лучше всего – англичан. В крайнем случае заглянем на Барбадос.
   – Почему на Барбадос, блин? – не понял Валера.
   Странное дело, ему вдруг стало легче, и жизнь перестала казаться абсолютно мрачной.
   – Ширяев просит. Говорит, хочет посмотреть, откуда капитан Блад выполз. На Ямайке мы уже были, да и неинтересно там сейчас. А Барбадос... Какая разница, с чего начинать? – вроде бы в шутку сказал Командор.
   Но глаза его сверкнули так, словно он в самом деде решил пройти через весь Архипелаг, а затем и все американское побережье.

7
Флейшман. Почин

   – Пора опробовать новинку, Жан-Жак.
   Кабанов говорил спокойно, словно дело происходило в портовом кабачке, а не посреди моря.
   – Сомневаюсь я в ней, – признался Гранье и посмотрел на близкую корму галиона.
   Корма носила следы недавних многочисленных попаданий. Широкие окна капитанской каюты были разбиты, от балкона остался жалкий фрагмент, а помещавшаяся под ним пара орудий давно умолкла.
   – Ты сначала попади, – резонно заметил Командор.
   Жан-Жак пожал плечами и хотел что-то сказать, но Кабанов прервал его совсем другим тоном:
   – Выполнять!
   – Есть выполнять! – машинально подтянулся Гранье.
   Все-таки определенную дисциплину Кабанов на бригантине привил. В не особо понятливых – вбил. В полном смысле слова. И, надо сказать, морские разбойнички не обижались. В том мужском монастыре, который был на борту, очень ценились мужская сила и ловкость. Качества, в полной мере присущие Кабанову.
   На палубе канониры торопливо забивали в пушки заряды. Так сказать, в соответствии с бессмертными словами классика.
   Никакого страха ни у кого я не видел. Каждый на борту занимался привычным делом, а что до галиона, искали-то мы его, а не он нас.
   Всю дорогу Кабанов усиленно заставлял нас маневрировать по пустому морю. Флибустьеры и без того превосходили остальных моряков своего времени в умении владеть кораблем, и учились не столько они, сколько мы.
   Зато теперь не составляло труда выплясывать на бригантине вокруг испанца так, что мы ни разу не оказались на траверсе его бортов. Наша бригантина превосходила неповоротливый галион и по скорости, и по маневренности, поэтому игра шла в одни ворота. Мы просто висели на хвосте противника, время от времени разворачиваясь то одним бортом, то другим, давали залп и опять устремлялись в погоню.
   В подобном маневре для флибустьеров не было ничего нового. При несоразмерности огневой мощи галиона и небольших пиратских суденышек состязаться в артиллерийской дуэли не было никакого резона. Стоило бригантине угодить под полновесный бортовой залп испанца – и ощущения будут такими, будто на нас обрушился кузнечный молот. Да и последствия, боюсь, могут оказаться плачевными.
   Разница была лишь в том, что пираты старались как можно быстрее пойти на абордаж, взять противника нахрапом, Кабанов же предпочитал пока не рисковать. Схватка и есть схватка. В ней без потерь не обойтись. А Командор считал, что нам потери ни к чему и надо прежде попробовать другие методы убеждения...
   – Испанец поворачивает влево! – раздался крик марсового.
   – Право руля! Левый борт товсь!
   Наш корабль послушно крутанулся в противоположную сторону.
   – Пли!
   Все девять карронад дружно громыхнули, и вырвавшийся из них дым застлал от нас врага.
   И конечно, не один дым. В сторону близкого галиона ушел подарочек Кабанова. Девять книппелей, в которых сомневался Жан-Жак.
   Никаких книппелей в семнадцатом веке не было. Два ядра, соединенные цепью, изобретут несколько позднее, а затем, с исчезновением дульнозарядных пушек и парусников, окончательно уберут из арсеналов.
   Мы вырвались из порожденного нами же дыма, и палуба огласилась восторженным ревом.
   Лепту в крик внес даже я. Да и было с чего! Бизань-мачта галиона переломилась почти у основания и теперь волочилась за ним по морю, удерживаемая многочисленными вантами.
   – Лево руля! – Командор оставался спокойным, как танк.
   Надо сказать, что он был великолепен. Если раньше, в бытность телохранителем у Лудицкого, Сергей не привлекал к себе внимания, был этакой тенью депутата, то теперь не заметить его было нельзя. Левая рука на рукояти шпаги, на груди – крест-накрест перевязи с пистолетами, полдюжины ножей за поясом, черный камзол нараспашку, ветерок чуть треплет отросшие за время скитаний волосы, ноги в ботфортах расставлены широко, но главное – взгляд. Исполненный собственного достоинства, цепкий, я бы назвал его орлиным. Этакий морской волк в лучшем смысле довольно затасканного выражения. Памятник эпохи, которой сам не принадлежит. Или наглядная иллюстрация к известному стихотворению Гумилева. Только брабантских манжет и не хватает.
   Мы вновь покатились вдогонку ковыляющему галиону.
   Наш канонир стрелой взлетел на квартердек. Его лицо пылало от возбуждения и боевого азарта.
   – Признаю вашу правоту, Командор. Это просто бесподобно! Еще пара таких залпов, и мы оставим его без мачт! – Пылкий француз был готов броситься Кабанову на шею.
   – А потом и без золота. – Сергей на секунду изменил своей невозмутимости и подмигнул. – Кстати, что там за парус маячит на горизонте?
   – Где? – сразу насторожился Гранье.
   – На правом траверсе.
   А я-то, признаться, не заметил! Как и остальные.
   Жан-Жак вскинул подзорную трубу. До неведомого корабля было далековато, только глаз Гранье имел острый. Может, Командор превосходил его в наблюдательности, однако зрение у канонира было получше.
   – Похоже, английский фрегат, – сообщил нам Жан-Жак. – И явно военный. Есть у них в последнее время такая манера: сами с испанцами вроде союзники, поэтому выжидают, пока кто-нибудь другой захватит галион, а уж потом нападают на победителя и отнимают добычу.
   Вид у него при этом был несколько встревоженный. С одной стороны, еще один противник, но с другой – пока еще мы с ним сойдемся, да и сойдемся ли вообще?!
   – Нет, это уже наглость! – позволил себе возмутиться Командор. – Если надо – грабь сам, а отнимать у грабителя – непорядочно. Впрочем, с порядочностью у англичан всегда были проблемы.
   Насколько я знаю Кабанова, он уже явно что-то задумал. Не тот Сергей человек, чтобы покорно ждать, как развернутся события. Да и англичан после гибели «Некрасова» наш Командор откровенно не любит и всегда готов подстроить им какую-нибудь гадость.
   – Фрегат, говоришь? – тоном красноармейца Сухова осведомился Кабанов. Разве что не высморкался при этом. – А что? Фрегат – вещь хорошая. Побольше нашей бригантины будет. Значит, так. Посмотрим, как у него с маневренностью. Если ничего – то возьмем, если же хреновая, то пусть идет своей дорогой. Нам такой не нужен.