Конечно, в родских лесах сейчас и грибов никаких нет, так, маслята сопливые если только, да и ягодам осенним рано, и лист не желтеет, но тут, много севернее, осень уже дохнула на леса, по ночам плыли сизые туманы, и прежде чем по утру ложиться спать, приходилось настилать постель из лапника – за ночь земля остывала и холодила бока.
На третий день третьей семидицы дневать остановились поздно – Яр уже высоко стоял над землей, но уж больно ходка мчались арпаки, уж больна ровна и пряма была дорога! Скачи да скачи!
Все же усталось взяла свое, и Шык скомандовал останавливаться и делать стан. Место дневки выбрали, как обычно, на холме, так, чтобы не видеть за деревьями чернолесья. От первой косули остались к тому времени шкура да память, но Луня не зря щедро полил теплой кровью Зевин амулет – теперь каждый день его стрелы находили каку-нибудь добычу – то зайца, то тетерку, а раз даже умудрился Луня подстрелить в небольшом проточном озерке здоровенную щуку, что грелась в прибрежной траве на последнем солнышке.
Поели и Шык прилег, оставив Луню караулить. Посвистывали лесные птички, шелестели первые опавшие листья. Леса уже сильно изменили свой цвет, все больше желтея, бурея, краснее. Скоро повалит с деревьев лист, оголятся ветки и шумно станет в лесу – придет время звериных свадеб.
Луня присел на ствол поваленной березы, положил рядом лук и принялся чинить прохудившиеся, плетеные из полос кожи поршни, какие всегда одевали заместо лыковых лаптей роды, отправляясь в дальнюю дорогу. Время от времени Луня оглядывался по сторонам – мало ли что!
Оглядывался, оглядывался – и проглядел! А когда заметил, едва не поздно уже стало! Только и смог, что ужом метнутся за поваленный ствол, на котором сидел, и швырнуть недочиненный поршень в спящего неподалеку волхва.
А со стороны Хода, и стало быть, со стороны Черного леса, шли вдоль холмов люди. Люди, да не простые, такие, как и описывал их волхв – в черных плащах, лиц не видно, с длинными копьями в руках. Беры, числом шесть.
Луня, выставив из-за березового комля голову, зашептал губами:
– Руй неистовый, Уд могучий, отец-Род, предок-Влес, помогите, не киньте своих на чужбине!
Шык от прилетевшего на грудь поршня проснулся сразу, вскочил, заприметил врагов, пригнулся, но поздно – беры тоже заметили человеческую фигуру на вершине холма, повернули и быстро – и откуда только прыть такая? двинулись к стану родов.
Луня вскинул лук, свистнула стрела, но бер, выцеленный парнем, ловко увернулся, продолжая приближаться. Луня пустил вторую стрелу, потом третью – и все зря, шустры были беры, видать, не в первой им под стрелами стоять, чтоб дивы их мать изволокали!
Шык тем временем возился, что-то доставая из своей котомки. Вот он вскочил, засвистел, заулюлюкал, прокричал злословие и метнул в поднимающихся по пологому склону холма беров горсть камней, обычной речной гальки.
Но вот диво – камешки, подпрыгивая на кочках, вдруг стали расти, увеличиваться и вот уже не голыши – здоровенные валуны катятся на врага!
Беры заметались, стараясь увернуться, но слишком поздно – катящиеся камни подмяли под свои круглые бока одного, второго…
Луня вскочил, потрясая луком – наша взяла! Но нет, не так-то все просто – лишь две фигуры в черных плащах остались лежать на жухлом склоне после колдовского камнепада, остальные увернулись, разорви их Влес, и вновь полезли вперед. Тут, пожалуй, уже и стрелять поздно, пора за меч браться!
Луня выхватил прадедов клинок, цогский кинжал, и с кличем родов бросился на врага – пока те еще не взобрались на вершину, пока еще их можно рубить сверху.
– Ро-од!!! – грозно грянуло окрест. Видать, никогда еще не звучал этот клич у окраин Черного леса, иначе знали были черные беры, что даже вчетвером рода с мечом следует опасаться – порубит!
Луня встретил врага на самом взлобке, лихо крутанул клинком, срубил наконечник у одного копейщика, отбил кинжалом выпад другого. Теперь давить надо, не давать супротивнику опомнится, рубить и рубить, вертя мечом и кинжалом, как лозовыми ветками – пусть от блеска клинков у находчиков в глазах зарябит, так, чтобы и не заметили они, откуда смертельные удары обрушатся…
Не вышло. Беры дружно ударили в копья, Луня чудом отскочил, уступая врагам несколько шагов – и все, теперь они на вершине, теперь он один против четверых на ровной земле, безо всякого превосходства. «Ну, держись, Луня, Мочагов сын, не осрами род свой, родичей, родовичей, родню и родителей!», – успел подумать Луня, выставив клинки и чуть приседая – для упора и остойчивости.
Беры молча бросились в атаку. Тот, кому Луня срубил наконечник, отбросил бесполезное древко и выхватил откуда-то из складок черного плаща узкий топорик с длинной ручкой. Таким против меча орудовать – милое дело, а в случае чего и метнуть можно легкое оружие – тоже удобно.
«Тяжел, ох и тяжел прадедовский меч!», – думал Луня, еле-еле успевая отбивать выпады беров. А тут еще этот, с топориком, в рубку не полез, а встал в стороне и явно примеривался, как швырнуть свое оружие ловчее, чтобы полбашки Луне снести. Эх, пару дружинников Боровских бы сюда, или одного воеводу Скола – вот тогда узнали бы поганцы, кто такие роды!
Луня, чтобы топорометала не попал в него, ушел влево, прячась за наседавшими на него берами, как за живым щитом. Но топорщик тоже не пальцем деланный, перебежал, лихов сын, в сторонку! Ну все, моченьки уже нет мечом махать! Где же, во имя Рода, Шык?! Не уж-то убили Костяную Иглу?!
От этих мыслей Луне вдруг стало жарко. Ослепительное пламя полыхнуло перед глазами, ярость обуяла душу – пусть Шык убит, но тогда он, Луня, спутник и ученик волхва, должен отомстить за родича!
И Луня, зарычав, как бурый медведь-Влес, рванулся на врага, отбил нацеленные в грудь и горло костяные наконечники, кинжалом ударил в руку одного бера, вдвигаясь в их строй, резко прыгнул вперед, и со всей силы рубанул мечом по плечу другого:
– Н-н-на!!!
Бер заорал дурным голосом, шарахнулся в сторону – Луня почти отрубил ему руку вместе с плечом, но тут что-то полыхнуло, на этот раз не в голове, а надо всем холмом, и в тот же миг на Луню обрушился удар такой силы, что в глазах потемнело, руки выронили оружие, ученик волхва упал на пожухлую траву и потерял сознание…
– Очнулся, Лунька? – словно сквозь набитую в уши шерсть, донесся до Луни голос волхва.
– Вроде… – еле выговорил он, с трудом ворочая одервеневшим языком: – Наша… взяла?
– Наша, наша! – улыбнулся Шык, подавая Луне мису с водой: – На-ка, попей, вой зело храбрый! Пей-пей. То вода заговоренная, в миг полегчает!
И впрямь – полегчало. Утих шум, прояснилось в глазах, перестали дрожать руки. Луня с трудом сел, потрогал огромную кровоточащую шишку на затылке:
– Чем это меня… звездануло?
Шык протянул Луне тот самый берский топорик:
– Вот этим! Хорошо, хоть обухом приложило, а то бы все, к Маре в гости отправился!
– А где… ну, черные эти?
– Двоих ты положил, а остальных я, молневым заклятием! Считай, повезло нам – с берами ратится тяжко, искусны, собаки, в войском деле! Ну да обошлось – и ладно! Давай-ка, подымайся, на-конь пора, тут оставаться нельзя!
Луня, пошатываясь, встал, и увидел, что тела мертвых беров рядком лежат в сторонке, собранные торбы навьючены на арпаков, а Шык уже сидит в седле. Да, пора в путь, подальше от злосчастного холма…
Наконец ночь подошла к концу. Шык в рассветных сумерках отыскал годную для дневки поляну и разбил стан. Луня только и смог, что сползти с коня и растянуться на влажной траве. Вскоре он уже спал, и не почувствовал, как волхв перенес его на ложе из лапника, не видел, как он развел костер, достал из котомки пучки лечебных трав, сходил за водой и принялся готовить исцеляющий взвар…
Шык разбудил раненого ученика в полдень. Тусклое, совсем уже осеннее солнышко к тому времени просушило землю, и приятно, не жарко грело укрытого теплым шерстяным плащем Луню. Волхв заставил его выпить полкотелка терпкого, горько-пряного взвара, пошептал над головой наговоры, отгоняющие Лихих Раден, особенно Огню, Ледю, Корчу, Гледю и Глуху.
Вскоре Луня вновь провалился в тяжкую дремоту и спал до вечера. Волхв тем временем приготовил еду, окурил можжевеловым дымом всю местность вокруг стана, чтобы никакая дурная нежить не подобралась близко к раненому, провел не два, а три обережных круга, поел, развесил на кустах вкруг полянки Чуров и улегся спать – в эту ночь путникам, особенно Луне, надо было отдохнуть…
Луня проснулся утром, на диво здоровый и бодрый. Взвар и наговоры волхва сделали свое дело – болезнь покинуло крепкое, молодое тело, шишак на затылке опал, перестала кровоточит рана в его середке, полностью исчезла одурь, утихла дрож в руках и ногах, и вообще, Луня чувствовал себя словно заново родившимся.
Ему безумно хотелось есть, и на цыпочках, чтобы не разбудить спящего волхва, Луня подкрался к котелку, висящему над затухшим костром, и прямо через край, не разогревая хлебова, наелся, пожевал мяса, и почувствовал себя совсем здоровым.
Тут Луня увидал странное ожерелье, лежащее на кусочке кожи возле волхва. Двенадцать узких, не длинных косточек, порядком закопченных и обоженных, связанные вместе кожаным шнуром. Ничего подобного раньше в вещах Шыка Луня не видел, и поэтому он осторожно подкрался к спящему волхву и протянул руку, чтобы взять ожерелье.
Раз! – крепкая рука волхва перехватила Лунино запястье. Шык открыл глаза, сурово глянул на ученика, и неожиданно улыбнулся:
– Что, полегчало?
– Да, совсем хорошо, спасибо, дяденька! А что это?
– Это тебе, заслужил! Надень-ка…
Луня взял ожерелье, пахнущее гарью и паленым мясом, неуверенно повертел в руках, потом надел – и удивился: ожерелье словно давило на на шею, грело и холодило одновременно.
– Дяденька, а все же, что это? – спросил Луня у вставшего волхва.
– Не понял еще… Это оберег, от беров. Они теперь тебя боятся станут больше, чем тех воев, что богов тырят!
«От беров…», – удивленно подумал Луня: «Двенадцать косточек… Шесть трупов, двенадцать рук!». И вдруг он понял – это пальцы, это фаланги отрубленных берских пальцев, по пальцу с каждой руки!
– Я это… Страшно мне, дяденька! – запротестовал Луня, пытаясь содрать жуткое ожерелье.
– Не боись! – ободряюще кивнул волхв, плеща себе в лицо водой из баклаги: – Ожерелье это верно тебе служить будет, а что человечьи кости на него пошли, так не пугайся – для пользы дела это! Родские вои ушей не режут, волос с голов у убитых не дерут, как многие другие народы, но ты-то не вой, ты волхв, и сила твоя не в руках, а в голове! Хотя и руками могуч ты оказался, Луня, двоих беров свалил, они и Чернобога своего поганого помянуть не успели!
– Одного, дяденька! – покачал головой Луня: – Одного бера я порубил…
– А второму кинжалом в самое сердце ткнул, когда падал уже! – подтвердил волхв, разводя костер.
– Да не было этого! – удивленно замотал головой Луня: – Я точно помню – как шарахнуло меня, упал я, и лишь потом обеспамятел! Не колол я бера кинжалом!
– Погоди, но ведь кинжал-то твой, цогами сработанный, из груди мертвого бера торчал! Как так, растолкуй мне Влес! Ну-ка, покажи-ка мне его еще раз!
Луня послушно вытянул из ножен и протянул волхву цогский кинжал. Шык присел на корточки, положил клинок на колени, закрыл глаза и провел ладонью над лезвием и рукоятью – раз, другой, третий. Потом открыл глаза и вернул оружие Луни:
– Нет, обычный он! Никаких чар на нем нет, хвала Роду, а то я уж опасаться начал! Обычный цогский меч! Цоги, если луки опускают, только такими и бьются. Вождь рода Волка, Слат Руевич, два десятка зим назад в поход на цогов ходил, так он таких мечей целую телегу привез – какие в бою захвачены, какие в кузнях… Поделился добычей с другими родами, так к тебе он и попал!
Волхв еще раз кивнул на кинжал и занялся костром.
Луня отшел в сторону, присел, чтобы обмыслить все. Выходит, действительно двоих беров убил он, прежде чем пасть без памяти? Но Луня готов был руку дать на отсечение, что не делал он этого, не делал! Ай да кинжал, удружили неведомые цоги. И племя-то, с родских полатей если глядеть, поганое, кровь людскую пьют, ночью лучше кошки глядеть умеют, морды белой краской мажут, за то и зовут их – белые цоги… А вот с оружием не подвели, выручило!
Луня повертел кинжал в руках. Лезвие на лист ивы формой похоже, таким и рубить и колоть сподручно. Вдоль кромок, и с той, и с другой стороны тянуться мелкие засечи-зазубрины, вроде как на серпе – чтобы не тупился клинок и резал легче.
Еще проведены вдоль всего лезвия две канавки – лишний металл убирал неведомый кузнец, облегчал оружие. Рукоять простая, в насечках, на конце рукояти – кольцо. Луня знал, что сквозь него надо продеть ремешок и в бою одевать тот ремешок на руку. Тогда даже если выронишь кинжал, не потеряешь его – останется болтаться на запястье. Но Луне еще в самом начале пути показалось, что такой ремешок будет только мешать, путаться под руками и за все цеплятся, и он не стал обустраивать чужой клинок.
Всю ночь скакали. Шык, наверстывая потерянное из-за Луниной раны время, гнал арпаков быстрее обычного, и коням приходилось туго. На дневках кони стали ложится, чудно подгибая под себя ноги. Раньше с ними такого не случалось, и Луня уже начал думать, не заболели ли верные лошадки, но волхв успокоил его, объяснив, что кони так расслабляют натруженные за ночь ноги.
Глава шестая
* * *
Вторая семидица ночного пути подошла к концу, однако ни беры, ни нежить Черного леса себя никак не обнаружила, и Луня даже успокоился – видать, пронесло, обошла беда стороной, не достануться их косточки зверям да птицам.На третий день третьей семидицы дневать остановились поздно – Яр уже высоко стоял над землей, но уж больно ходка мчались арпаки, уж больна ровна и пряма была дорога! Скачи да скачи!
Все же усталось взяла свое, и Шык скомандовал останавливаться и делать стан. Место дневки выбрали, как обычно, на холме, так, чтобы не видеть за деревьями чернолесья. От первой косули остались к тому времени шкура да память, но Луня не зря щедро полил теплой кровью Зевин амулет – теперь каждый день его стрелы находили каку-нибудь добычу – то зайца, то тетерку, а раз даже умудрился Луня подстрелить в небольшом проточном озерке здоровенную щуку, что грелась в прибрежной траве на последнем солнышке.
Поели и Шык прилег, оставив Луню караулить. Посвистывали лесные птички, шелестели первые опавшие листья. Леса уже сильно изменили свой цвет, все больше желтея, бурея, краснее. Скоро повалит с деревьев лист, оголятся ветки и шумно станет в лесу – придет время звериных свадеб.
Луня присел на ствол поваленной березы, положил рядом лук и принялся чинить прохудившиеся, плетеные из полос кожи поршни, какие всегда одевали заместо лыковых лаптей роды, отправляясь в дальнюю дорогу. Время от времени Луня оглядывался по сторонам – мало ли что!
Оглядывался, оглядывался – и проглядел! А когда заметил, едва не поздно уже стало! Только и смог, что ужом метнутся за поваленный ствол, на котором сидел, и швырнуть недочиненный поршень в спящего неподалеку волхва.
А со стороны Хода, и стало быть, со стороны Черного леса, шли вдоль холмов люди. Люди, да не простые, такие, как и описывал их волхв – в черных плащах, лиц не видно, с длинными копьями в руках. Беры, числом шесть.
Луня, выставив из-за березового комля голову, зашептал губами:
– Руй неистовый, Уд могучий, отец-Род, предок-Влес, помогите, не киньте своих на чужбине!
Шык от прилетевшего на грудь поршня проснулся сразу, вскочил, заприметил врагов, пригнулся, но поздно – беры тоже заметили человеческую фигуру на вершине холма, повернули и быстро – и откуда только прыть такая? двинулись к стану родов.
Луня вскинул лук, свистнула стрела, но бер, выцеленный парнем, ловко увернулся, продолжая приближаться. Луня пустил вторую стрелу, потом третью – и все зря, шустры были беры, видать, не в первой им под стрелами стоять, чтоб дивы их мать изволокали!
Шык тем временем возился, что-то доставая из своей котомки. Вот он вскочил, засвистел, заулюлюкал, прокричал злословие и метнул в поднимающихся по пологому склону холма беров горсть камней, обычной речной гальки.
Но вот диво – камешки, подпрыгивая на кочках, вдруг стали расти, увеличиваться и вот уже не голыши – здоровенные валуны катятся на врага!
Беры заметались, стараясь увернуться, но слишком поздно – катящиеся камни подмяли под свои круглые бока одного, второго…
Луня вскочил, потрясая луком – наша взяла! Но нет, не так-то все просто – лишь две фигуры в черных плащах остались лежать на жухлом склоне после колдовского камнепада, остальные увернулись, разорви их Влес, и вновь полезли вперед. Тут, пожалуй, уже и стрелять поздно, пора за меч браться!
Луня выхватил прадедов клинок, цогский кинжал, и с кличем родов бросился на врага – пока те еще не взобрались на вершину, пока еще их можно рубить сверху.
– Ро-од!!! – грозно грянуло окрест. Видать, никогда еще не звучал этот клич у окраин Черного леса, иначе знали были черные беры, что даже вчетвером рода с мечом следует опасаться – порубит!
Луня встретил врага на самом взлобке, лихо крутанул клинком, срубил наконечник у одного копейщика, отбил кинжалом выпад другого. Теперь давить надо, не давать супротивнику опомнится, рубить и рубить, вертя мечом и кинжалом, как лозовыми ветками – пусть от блеска клинков у находчиков в глазах зарябит, так, чтобы и не заметили они, откуда смертельные удары обрушатся…
Не вышло. Беры дружно ударили в копья, Луня чудом отскочил, уступая врагам несколько шагов – и все, теперь они на вершине, теперь он один против четверых на ровной земле, безо всякого превосходства. «Ну, держись, Луня, Мочагов сын, не осрами род свой, родичей, родовичей, родню и родителей!», – успел подумать Луня, выставив клинки и чуть приседая – для упора и остойчивости.
Беры молча бросились в атаку. Тот, кому Луня срубил наконечник, отбросил бесполезное древко и выхватил откуда-то из складок черного плаща узкий топорик с длинной ручкой. Таким против меча орудовать – милое дело, а в случае чего и метнуть можно легкое оружие – тоже удобно.
«Тяжел, ох и тяжел прадедовский меч!», – думал Луня, еле-еле успевая отбивать выпады беров. А тут еще этот, с топориком, в рубку не полез, а встал в стороне и явно примеривался, как швырнуть свое оружие ловчее, чтобы полбашки Луне снести. Эх, пару дружинников Боровских бы сюда, или одного воеводу Скола – вот тогда узнали бы поганцы, кто такие роды!
Луня, чтобы топорометала не попал в него, ушел влево, прячась за наседавшими на него берами, как за живым щитом. Но топорщик тоже не пальцем деланный, перебежал, лихов сын, в сторонку! Ну все, моченьки уже нет мечом махать! Где же, во имя Рода, Шык?! Не уж-то убили Костяную Иглу?!
От этих мыслей Луне вдруг стало жарко. Ослепительное пламя полыхнуло перед глазами, ярость обуяла душу – пусть Шык убит, но тогда он, Луня, спутник и ученик волхва, должен отомстить за родича!
И Луня, зарычав, как бурый медведь-Влес, рванулся на врага, отбил нацеленные в грудь и горло костяные наконечники, кинжалом ударил в руку одного бера, вдвигаясь в их строй, резко прыгнул вперед, и со всей силы рубанул мечом по плечу другого:
– Н-н-на!!!
Бер заорал дурным голосом, шарахнулся в сторону – Луня почти отрубил ему руку вместе с плечом, но тут что-то полыхнуло, на этот раз не в голове, а надо всем холмом, и в тот же миг на Луню обрушился удар такой силы, что в глазах потемнело, руки выронили оружие, ученик волхва упал на пожухлую траву и потерял сознание…
* * *
Очнулся он уже в сумерках. Голову раскалывала тягучая боль, в глазах плавали какие-то круги, во рту был отвратительный привкус блёва, тошнило, шумело в ушах, словно он в бурю оказался в сосновом бору.– Очнулся, Лунька? – словно сквозь набитую в уши шерсть, донесся до Луни голос волхва.
– Вроде… – еле выговорил он, с трудом ворочая одервеневшим языком: – Наша… взяла?
– Наша, наша! – улыбнулся Шык, подавая Луне мису с водой: – На-ка, попей, вой зело храбрый! Пей-пей. То вода заговоренная, в миг полегчает!
И впрямь – полегчало. Утих шум, прояснилось в глазах, перестали дрожать руки. Луня с трудом сел, потрогал огромную кровоточащую шишку на затылке:
– Чем это меня… звездануло?
Шык протянул Луне тот самый берский топорик:
– Вот этим! Хорошо, хоть обухом приложило, а то бы все, к Маре в гости отправился!
– А где… ну, черные эти?
– Двоих ты положил, а остальных я, молневым заклятием! Считай, повезло нам – с берами ратится тяжко, искусны, собаки, в войском деле! Ну да обошлось – и ладно! Давай-ка, подымайся, на-конь пора, тут оставаться нельзя!
Луня, пошатываясь, встал, и увидел, что тела мертвых беров рядком лежат в сторонке, собранные торбы навьючены на арпаков, а Шык уже сидит в седле. Да, пора в путь, подальше от злосчастного холма…
* * *
Всю ночь Луня провел, как во сне. Жутко болела голова, действие наговоренной воды закончилось, и перед глазами вновь начали плавать цветные круги. Луню тошнило, каждый шаг арпака отдавался в голове вспышкой боли, и пару раз ему уже казалось, что сейчас он свалится под конские копыта и навеки затихнет в холодной дорожной пыли.Наконец ночь подошла к концу. Шык в рассветных сумерках отыскал годную для дневки поляну и разбил стан. Луня только и смог, что сползти с коня и растянуться на влажной траве. Вскоре он уже спал, и не почувствовал, как волхв перенес его на ложе из лапника, не видел, как он развел костер, достал из котомки пучки лечебных трав, сходил за водой и принялся готовить исцеляющий взвар…
Шык разбудил раненого ученика в полдень. Тусклое, совсем уже осеннее солнышко к тому времени просушило землю, и приятно, не жарко грело укрытого теплым шерстяным плащем Луню. Волхв заставил его выпить полкотелка терпкого, горько-пряного взвара, пошептал над головой наговоры, отгоняющие Лихих Раден, особенно Огню, Ледю, Корчу, Гледю и Глуху.
Вскоре Луня вновь провалился в тяжкую дремоту и спал до вечера. Волхв тем временем приготовил еду, окурил можжевеловым дымом всю местность вокруг стана, чтобы никакая дурная нежить не подобралась близко к раненому, провел не два, а три обережных круга, поел, развесил на кустах вкруг полянки Чуров и улегся спать – в эту ночь путникам, особенно Луне, надо было отдохнуть…
Луня проснулся утром, на диво здоровый и бодрый. Взвар и наговоры волхва сделали свое дело – болезнь покинуло крепкое, молодое тело, шишак на затылке опал, перестала кровоточит рана в его середке, полностью исчезла одурь, утихла дрож в руках и ногах, и вообще, Луня чувствовал себя словно заново родившимся.
Ему безумно хотелось есть, и на цыпочках, чтобы не разбудить спящего волхва, Луня подкрался к котелку, висящему над затухшим костром, и прямо через край, не разогревая хлебова, наелся, пожевал мяса, и почувствовал себя совсем здоровым.
Тут Луня увидал странное ожерелье, лежащее на кусочке кожи возле волхва. Двенадцать узких, не длинных косточек, порядком закопченных и обоженных, связанные вместе кожаным шнуром. Ничего подобного раньше в вещах Шыка Луня не видел, и поэтому он осторожно подкрался к спящему волхву и протянул руку, чтобы взять ожерелье.
Раз! – крепкая рука волхва перехватила Лунино запястье. Шык открыл глаза, сурово глянул на ученика, и неожиданно улыбнулся:
– Что, полегчало?
– Да, совсем хорошо, спасибо, дяденька! А что это?
– Это тебе, заслужил! Надень-ка…
Луня взял ожерелье, пахнущее гарью и паленым мясом, неуверенно повертел в руках, потом надел – и удивился: ожерелье словно давило на на шею, грело и холодило одновременно.
– Дяденька, а все же, что это? – спросил Луня у вставшего волхва.
– Не понял еще… Это оберег, от беров. Они теперь тебя боятся станут больше, чем тех воев, что богов тырят!
«От беров…», – удивленно подумал Луня: «Двенадцать косточек… Шесть трупов, двенадцать рук!». И вдруг он понял – это пальцы, это фаланги отрубленных берских пальцев, по пальцу с каждой руки!
– Я это… Страшно мне, дяденька! – запротестовал Луня, пытаясь содрать жуткое ожерелье.
– Не боись! – ободряюще кивнул волхв, плеща себе в лицо водой из баклаги: – Ожерелье это верно тебе служить будет, а что человечьи кости на него пошли, так не пугайся – для пользы дела это! Родские вои ушей не режут, волос с голов у убитых не дерут, как многие другие народы, но ты-то не вой, ты волхв, и сила твоя не в руках, а в голове! Хотя и руками могуч ты оказался, Луня, двоих беров свалил, они и Чернобога своего поганого помянуть не успели!
– Одного, дяденька! – покачал головой Луня: – Одного бера я порубил…
– А второму кинжалом в самое сердце ткнул, когда падал уже! – подтвердил волхв, разводя костер.
– Да не было этого! – удивленно замотал головой Луня: – Я точно помню – как шарахнуло меня, упал я, и лишь потом обеспамятел! Не колол я бера кинжалом!
– Погоди, но ведь кинжал-то твой, цогами сработанный, из груди мертвого бера торчал! Как так, растолкуй мне Влес! Ну-ка, покажи-ка мне его еще раз!
Луня послушно вытянул из ножен и протянул волхву цогский кинжал. Шык присел на корточки, положил клинок на колени, закрыл глаза и провел ладонью над лезвием и рукоятью – раз, другой, третий. Потом открыл глаза и вернул оружие Луни:
– Нет, обычный он! Никаких чар на нем нет, хвала Роду, а то я уж опасаться начал! Обычный цогский меч! Цоги, если луки опускают, только такими и бьются. Вождь рода Волка, Слат Руевич, два десятка зим назад в поход на цогов ходил, так он таких мечей целую телегу привез – какие в бою захвачены, какие в кузнях… Поделился добычей с другими родами, так к тебе он и попал!
Волхв еще раз кивнул на кинжал и занялся костром.
Луня отшел в сторону, присел, чтобы обмыслить все. Выходит, действительно двоих беров убил он, прежде чем пасть без памяти? Но Луня готов был руку дать на отсечение, что не делал он этого, не делал! Ай да кинжал, удружили неведомые цоги. И племя-то, с родских полатей если глядеть, поганое, кровь людскую пьют, ночью лучше кошки глядеть умеют, морды белой краской мажут, за то и зовут их – белые цоги… А вот с оружием не подвели, выручило!
Луня повертел кинжал в руках. Лезвие на лист ивы формой похоже, таким и рубить и колоть сподручно. Вдоль кромок, и с той, и с другой стороны тянуться мелкие засечи-зазубрины, вроде как на серпе – чтобы не тупился клинок и резал легче.
Еще проведены вдоль всего лезвия две канавки – лишний металл убирал неведомый кузнец, облегчал оружие. Рукоять простая, в насечках, на конце рукояти – кольцо. Луня знал, что сквозь него надо продеть ремешок и в бою одевать тот ремешок на руку. Тогда даже если выронишь кинжал, не потеряешь его – останется болтаться на запястье. Но Луне еще в самом начале пути показалось, что такой ремешок будет только мешать, путаться под руками и за все цеплятся, и он не стал обустраивать чужой клинок.
Всю ночь скакали. Шык, наверстывая потерянное из-за Луниной раны время, гнал арпаков быстрее обычного, и коням приходилось туго. На дневках кони стали ложится, чудно подгибая под себя ноги. Раньше с ними такого не случалось, и Луня уже начал думать, не заболели ли верные лошадки, но волхв успокоил его, объяснив, что кони так расслабляют натруженные за ночь ноги.
Глава шестая
Дом Корча
Теперь, прежде чем лечь спать, Луня каждый день подолгу упражнялся с Красным мечом, приучая руки к тяжести оружия, учился колоть, рубить и отбиваться.
Еще он укоротил топорище сохраненного волхвом берского топорика, оставив ухватистый черенок в локоть длиной, и начал учится мудреной науки топорометания. В первые дни топорик летел вкривь и вкось, но постепенно Луня набил руку, и все чаще Шык мог слышать сквозь сон не треск и стук от пролетевшего мимо выбраннного Луней в качестве мишени древесного ствола топора, а глухой, четкий звук воткнувшегося оружия.
Постепенно толщина мишеней уменьшалась, а расстояние, с которого Луня кидал топорик – увеличивалось. К концу четвертой семидицы пути вдоль Черного леса топорик поражал осинку в руку толщиной с тридцати шагов восемь раз из десяти! Луня в тайне сильно гордился таким умением – у родов метание топоров неизвестно почти, если они вернуться, будет чем похвалится перед родичами…
Никто не тревожил путников все эти дни. То ли жутковатое ожерелье на шее Луни действительно внушало страх, то ли потеря шестерых бойцов подсказала берам, что с этими двумя странниками лучше не ратится, но дни и ночи проходили спокойно. Приближался Дом Старого Корча, волхв говорил, что осталось не более двух ночей пути. А за Домом – день пути до Перевала, а за Перевалом – Загорье, Ар-Зум, благословенная земля аров…
– Серединный хребет! – с волнением сказал волхв, указывая на цепочку серый вершин: – Хвала Роду и всем богам, завтра мы увидим Старого Корча и отдохнем в его Доме!
– А кто он, этот самый Корч? – спросил Луня, по обыкновению упражняясь с мечом.
– Он род, только не Влесов потомок, а из Куниц, младшего рода, что живет севернее нас, на берегах Великой реки Ва. Давным-давно ары упросили его поселиться в Доме возле Перевала, и Корч согласился. Там, возле Дома, от Хода отделяется Малый Ход, что ведет на юг, в земли, о которых и я ничего не знаю. Но ары знают, ведут с тамошними жителями торговые дела.
– А зачем нужен этот Дом? Что, на отшибе жить разве пристало? – удивился Луня.
Волхв улыбнулся:
– Перед тем, как идти на Перевал, путники из далеких земель, вот как мы с тобой, должны хорошо отдохнуть, обиходить коней, вот для того-то и стоит с незапамятных времен этот самый Дом, и хозяин его оказывает путникам гостеприимство по законам аров и своего племени, ибо так повелось, опять же исстари, что Хозяин Дома родом не ар…
Путники расплачиваются за постой кто чем, а если нет у них ничего, благодарят Хозяина вестями. Ары мудры, ибо все вести потом от Хозяина попадают к ним, так они собирают Знания.
Домов, подобных тому, в котором мы завтра окажемся, несколько, но те, другие, стоят много дальше по Ходу, за Ар-Зумом, и я там не бывал… Ну ладно, хватит бронзой махать, давай-ка харчится да спать, вон солнце уже к полудню…
Дом Корча путники увидели на рассвете – обнесенный крепким тыном, каменный, он стоял чуть в стороне от Хода, и не смотря на ранний час, из каменной же трубы над крышей поднимался дымок.
Луня еще никогда не видел домов из камня, да еще таких громадных, и даже открыл рот от изумления – надо же, сколько труда положено, чтобы соорудить такую избу! Зато, наверное, в каменном доме спокойно, пожар ему не страшен, да и простоит он много-много лет, не сгниет, шашель его не сточит, не просядут бревна, не смоет во время половодья вода…
Шык остановил арпака у широких, огромных, окованных бронзовыми полосами ворот, по ночному времени запертых, приосанился и громко постучал Костяной Иглой по боковому столбу.
Вскоре во дворе за воротами послышалось шаркание ног, и хриплый старческий голос произнес что-то на неизвестном языке. Волхв ответил, тоже не по-родски, Луня различил в быстром водопаде чужого говора лишь свое имя и имя самого Шыка.
Воротины со скрипом отворились и навстречу спешившимся путником шагнул седой, как лунь, сгорбленный годами человек, с морщинистым лицом, красным, на еловую шишку похожим носом, явно род, в меховой безрукавке, в домотканных теплых шерстяных портах, улыбчивый и приветливый.
Сперва он долго обнимался с Шыком, распрашивал волхва о том, легка ли была дорога, потом повернулся к Луне.
– Здраве будь, Хозяин! – поприветствовал его Луня, как велел обычай.
– И ты здрав будь, отрок Луня! Хоть на прадеда своего ты не похож, но породу видать, ни куда не денешься! Входите, будьте гостями дорогими, давно уже не встречал я родовичей, давно не слыхал родской речи!
Луня отвел приморенных коней в большой сарай, наполовину заваленный сухим, пахучим сеном. Выкликнутый из дома шустрый паренек не намного младше Луни, белобрысый и широкоплечий, занялся арпаками, а Луня вслед за Шыком и гостеприимным Корчем вошел в распахнутые двери Дома.
Да, таких домов Луне видеть еще не прходилось! Огромная Гостевая горница, в которой он оказался, могла бы вместить внутри себя и хоромину вожа, и для избушки Шыка еще место бы осталось!
Вдоль каменных стен стояли широкие дубовые лавки. Длиннющие, как приречные мостки, столы, числом десять, занимали всю центральную часть горницы, а каменные же столбы, что подпирали черные резные балки потолка, казались стволами громадных деревьев.
Слева виднелся огромный крытый очаг, тоже весь из камня, и возле него хлопотали несколько женщин, гремя котлами, мисами, черпаками и ендовами. Свет в горницу попадал через узкие окна, похожие на бойницы, что прорубают в стенах родских городищ, чтобы удобнее было поражать врагов стрелами. Поскольку на дворе еще стояли утренние сумерки, да и день обещал быть пасмурным, в горнице пылали факелы, воткнутые в бронзовые поставцы, а на каждом столе возвышались к тому ж большие масляные лампы арской работы.
Справа от входа вдоль стены шла лестница, сложенная из дубовых плах, и вела она на широкую галерею, на которую выходило множество дверей, иные затворенные, иные – занавешанные тканями или кожами.
– Там ночуют гости, которые пожелали отдохнуть в Доме несколько дней! – пояснил Луне Шык, когда они уселись за стол, а Хозяин ушел, чтобы распорядиться по поводу еды и питья. Волхв выглядел веселым и довольным, он не оглядывался, раскрыв рот, как Луня, но с радостью узнавал уже однажды виденное, словно бы убеждаясь, что все это было, было на самом деле… Спохватившись, волхв дернул Луню за рукав:
– Луня, гости у Корча из разных народов! Разные народы – разные обычаи! Поэтому не глазей на них попусту, какие бы диковенные одежы они не носили, и как бы диковенно они себя не вели! Понял? А то потом беды не оберешься!
Луня понял. Конечно, любопытно поглядеть иноземцев, но раз не оберешься, то анчута с ними, буду смотреть на стены да потолок дивной горницы…
Вскоре на столе перед оголодавшими путниками стали появляться блюда, мисы, корчаги и горшки со снедью. Чего тут только не было! Запеченая птица, пласты жареного мяса, вареные языки и копченое сало, свежесоленые грибы, моченые ягоды, резаная зелень, свежеиспечные караваи жита, жаренные в масле лепехи, кувшины и ендовы с квасом, медом и взварами. Но не обилие еды поразило Луню, а женщины, что подносили ее.
Шык уже успел сказать ученику, что у Старого Корча есть три сына, которые взяли жен из разных народов. Женщины нарожали Корчу внуков, и теперь в Доме живет большая семья, и кровь ее не принадлежит ни родам, ни какому другому племени. Луня был готов, что увидит чудных людей, но вид чужеземных родствениц Корча потряс его, не видевшего в жизни, кроме корья да беров, да и тех в горячке боя, больше никого чужого, до глубины души.
Всего к столу путников подходили три женщины, различные и обликом, и одеждой. Одна, уже в годах, имела черные, как смоль, волосы, убранные под кожаную квадратную шапочку, шитую бисером, на ее белом, словно точеном из кости, лице с огромными грустными глазами, казалось, навеки поселилась печаль.
У другой, помоложе, были буйные кудри, рыжие, как осенние листья, перевитые лентами и шнурами, широкое, доброе лицо улыбалось, налитое тело под простороной рубахой, расшитой узорами, казалось слепленным из житного теста. Третья, совсем молодая, пожалуй, ровня Луне, тоненькая, как тростинка, коротко стриженная, словно отрок, в кожаном сарафане поверх шерстяной вязанной кофты, быстро стрельнула на Луню глазами, и тут же потупила взгляд, поставила на стол блюдо с рыбой и проворно убежал к очагу. Убежала, а Луню словно дротом пробило – сердце забилось часто, руки-ноги захолодели, в ушах зазвенело – никогда еще такой пригожей девки ученику волхва из рода Влеса всречать не приходилось…
– Луня! – Шык уже оторвал от печеной утки ножку и теперь толкал ногой ученика: – Ты чего остолбенел-то? Ешь давай, а то Хозяин обидется! Тут ломаться нечего, давай-давай! Еще успеешь на девок насмотреться!
Луня, очнувшись, уткнулся носом в мису с похлебкой. Ломаться он и не собирался – давненько не ел по настоящему, последнее время все больше пахнущая дымом зверина да дичина попадал Луне на зуб, и парень, вооружившись ножом да ложкой, взялся за еду…
Ели долго и обстоятельно, словно после продолжительного поста. Время шло, попросыпались остановившиеся на ночлег гости, кое-кто уже выходил из своих комнат, спускался в горницу. Луня крепко помнил наставление Шыка, по сторонам особо не глазел, но любопытство все же заставляло его нет-нет да и окинуть взором сидящих за соседними столами.
Да, зело причудливо устроен мир, если уживаются в нем столь не похожие ликами, одежой и обычами люди! Луня скользил взглядом по сидящим за столами представителям разных племен и народов, и удивлялся.
Вот двое кряжистых бородачей в овчинах, с огромными кривыми ножами за поясами, рвут на части жаренного кабанчика. Вот несколько худых темнокожих людей в белых, как снег, накидках, с тяжелыми серьгами в ушах, ровно они не мужи, а девки, тянут из глиняных кружек горячее молоко, вот одетые в кожанные кафтаны и бронзовые брони меднокожие… этих Луня знает, это ары, видом похожи они на убитого у Синего камня соплеменника. А там, дальше, вовсе какие-то дикие – одежда из рыбих кож, волосы зеленью травяной крашены, на шеях ожерелья из звериных клыков…
Тут Луня смутился – нашел диких, а сам-то! У самого-то ожерелье и вовсе из человеческих пальцев сделано! Удружил волхв, нечего сказать! Может снять его потихоньку?
Луня потянул левой рукой через голову страшный оберег, но Шык, не глядя, поймал его руку, молвил только:
– Не надо, пригодится еще!
Пришлось смирится и продолжить трапезу…
Людей в горнице все прибывало. В открытые двери Луня увидел, как во двор Дома въехали новые гости – невиданные телеги на огромных колесах, влекомые круторогими быками. На телегах громоздились тюки с поклажей, вокруг гарцевали на черных тонконогих, не кряжестым арпакам чета, скакунах статные воины, с медными щитами, длинными копьями, в накинутых поверх кожаных броней красных плащах.
С передней телеги соскочил на землю невысокий, плосколицы человек в остроконечной синей шапке с красной кистью. Луня увидел Старог Корча, который кланялся новым гостям, подивился, когда это Хозяин успел выйти из горницы, вроде только-что был тут!
– Это жители страны Ом! – пояснил, заметив Лунин взгляд, Шык, уминая медовую лепешку и запивая ее квасом: – Их земли лежат далеко за страной аров, на восход и полдень. Там Ход делает большую петлю, чтобы обойти Голубые пески. Я тебе потом покажу!
Еще он укоротил топорище сохраненного волхвом берского топорика, оставив ухватистый черенок в локоть длиной, и начал учится мудреной науки топорометания. В первые дни топорик летел вкривь и вкось, но постепенно Луня набил руку, и все чаще Шык мог слышать сквозь сон не треск и стук от пролетевшего мимо выбраннного Луней в качестве мишени древесного ствола топора, а глухой, четкий звук воткнувшегося оружия.
Постепенно толщина мишеней уменьшалась, а расстояние, с которого Луня кидал топорик – увеличивалось. К концу четвертой семидицы пути вдоль Черного леса топорик поражал осинку в руку толщиной с тридцати шагов восемь раз из десяти! Луня в тайне сильно гордился таким умением – у родов метание топоров неизвестно почти, если они вернуться, будет чем похвалится перед родичами…
Никто не тревожил путников все эти дни. То ли жутковатое ожерелье на шее Луни действительно внушало страх, то ли потеря шестерых бойцов подсказала берам, что с этими двумя странниками лучше не ратится, но дни и ночи проходили спокойно. Приближался Дом Старого Корча, волхв говорил, что осталось не более двух ночей пути. А за Домом – день пути до Перевала, а за Перевалом – Загорье, Ар-Зум, благословенная земля аров…
* * *
К утру, когда нещадно погоняемые путниками арпаки начали от усталости замедлять свой бег, Луня заметил, что маячавший все это время по правую руку Черный лес начал отступать от Хода к полудню. На дневке стало заметно, что местность меняется – исчезли лесистые холмы на севере, Ледяной хребет стал почти неразличим, зато впереди показались вершины иных гор.– Серединный хребет! – с волнением сказал волхв, указывая на цепочку серый вершин: – Хвала Роду и всем богам, завтра мы увидим Старого Корча и отдохнем в его Доме!
– А кто он, этот самый Корч? – спросил Луня, по обыкновению упражняясь с мечом.
– Он род, только не Влесов потомок, а из Куниц, младшего рода, что живет севернее нас, на берегах Великой реки Ва. Давным-давно ары упросили его поселиться в Доме возле Перевала, и Корч согласился. Там, возле Дома, от Хода отделяется Малый Ход, что ведет на юг, в земли, о которых и я ничего не знаю. Но ары знают, ведут с тамошними жителями торговые дела.
– А зачем нужен этот Дом? Что, на отшибе жить разве пристало? – удивился Луня.
Волхв улыбнулся:
– Перед тем, как идти на Перевал, путники из далеких земель, вот как мы с тобой, должны хорошо отдохнуть, обиходить коней, вот для того-то и стоит с незапамятных времен этот самый Дом, и хозяин его оказывает путникам гостеприимство по законам аров и своего племени, ибо так повелось, опять же исстари, что Хозяин Дома родом не ар…
Путники расплачиваются за постой кто чем, а если нет у них ничего, благодарят Хозяина вестями. Ары мудры, ибо все вести потом от Хозяина попадают к ним, так они собирают Знания.
Домов, подобных тому, в котором мы завтра окажемся, несколько, но те, другие, стоят много дальше по Ходу, за Ар-Зумом, и я там не бывал… Ну ладно, хватит бронзой махать, давай-ка харчится да спать, вон солнце уже к полудню…
Дом Корча путники увидели на рассвете – обнесенный крепким тыном, каменный, он стоял чуть в стороне от Хода, и не смотря на ранний час, из каменной же трубы над крышей поднимался дымок.
Луня еще никогда не видел домов из камня, да еще таких громадных, и даже открыл рот от изумления – надо же, сколько труда положено, чтобы соорудить такую избу! Зато, наверное, в каменном доме спокойно, пожар ему не страшен, да и простоит он много-много лет, не сгниет, шашель его не сточит, не просядут бревна, не смоет во время половодья вода…
Шык остановил арпака у широких, огромных, окованных бронзовыми полосами ворот, по ночному времени запертых, приосанился и громко постучал Костяной Иглой по боковому столбу.
Вскоре во дворе за воротами послышалось шаркание ног, и хриплый старческий голос произнес что-то на неизвестном языке. Волхв ответил, тоже не по-родски, Луня различил в быстром водопаде чужого говора лишь свое имя и имя самого Шыка.
Воротины со скрипом отворились и навстречу спешившимся путником шагнул седой, как лунь, сгорбленный годами человек, с морщинистым лицом, красным, на еловую шишку похожим носом, явно род, в меховой безрукавке, в домотканных теплых шерстяных портах, улыбчивый и приветливый.
Сперва он долго обнимался с Шыком, распрашивал волхва о том, легка ли была дорога, потом повернулся к Луне.
– Здраве будь, Хозяин! – поприветствовал его Луня, как велел обычай.
– И ты здрав будь, отрок Луня! Хоть на прадеда своего ты не похож, но породу видать, ни куда не денешься! Входите, будьте гостями дорогими, давно уже не встречал я родовичей, давно не слыхал родской речи!
Луня отвел приморенных коней в большой сарай, наполовину заваленный сухим, пахучим сеном. Выкликнутый из дома шустрый паренек не намного младше Луни, белобрысый и широкоплечий, занялся арпаками, а Луня вслед за Шыком и гостеприимным Корчем вошел в распахнутые двери Дома.
Да, таких домов Луне видеть еще не прходилось! Огромная Гостевая горница, в которой он оказался, могла бы вместить внутри себя и хоромину вожа, и для избушки Шыка еще место бы осталось!
Вдоль каменных стен стояли широкие дубовые лавки. Длиннющие, как приречные мостки, столы, числом десять, занимали всю центральную часть горницы, а каменные же столбы, что подпирали черные резные балки потолка, казались стволами громадных деревьев.
Слева виднелся огромный крытый очаг, тоже весь из камня, и возле него хлопотали несколько женщин, гремя котлами, мисами, черпаками и ендовами. Свет в горницу попадал через узкие окна, похожие на бойницы, что прорубают в стенах родских городищ, чтобы удобнее было поражать врагов стрелами. Поскольку на дворе еще стояли утренние сумерки, да и день обещал быть пасмурным, в горнице пылали факелы, воткнутые в бронзовые поставцы, а на каждом столе возвышались к тому ж большие масляные лампы арской работы.
Справа от входа вдоль стены шла лестница, сложенная из дубовых плах, и вела она на широкую галерею, на которую выходило множество дверей, иные затворенные, иные – занавешанные тканями или кожами.
– Там ночуют гости, которые пожелали отдохнуть в Доме несколько дней! – пояснил Луне Шык, когда они уселись за стол, а Хозяин ушел, чтобы распорядиться по поводу еды и питья. Волхв выглядел веселым и довольным, он не оглядывался, раскрыв рот, как Луня, но с радостью узнавал уже однажды виденное, словно бы убеждаясь, что все это было, было на самом деле… Спохватившись, волхв дернул Луню за рукав:
– Луня, гости у Корча из разных народов! Разные народы – разные обычаи! Поэтому не глазей на них попусту, какие бы диковенные одежы они не носили, и как бы диковенно они себя не вели! Понял? А то потом беды не оберешься!
Луня понял. Конечно, любопытно поглядеть иноземцев, но раз не оберешься, то анчута с ними, буду смотреть на стены да потолок дивной горницы…
Вскоре на столе перед оголодавшими путниками стали появляться блюда, мисы, корчаги и горшки со снедью. Чего тут только не было! Запеченая птица, пласты жареного мяса, вареные языки и копченое сало, свежесоленые грибы, моченые ягоды, резаная зелень, свежеиспечные караваи жита, жаренные в масле лепехи, кувшины и ендовы с квасом, медом и взварами. Но не обилие еды поразило Луню, а женщины, что подносили ее.
Шык уже успел сказать ученику, что у Старого Корча есть три сына, которые взяли жен из разных народов. Женщины нарожали Корчу внуков, и теперь в Доме живет большая семья, и кровь ее не принадлежит ни родам, ни какому другому племени. Луня был готов, что увидит чудных людей, но вид чужеземных родствениц Корча потряс его, не видевшего в жизни, кроме корья да беров, да и тех в горячке боя, больше никого чужого, до глубины души.
Всего к столу путников подходили три женщины, различные и обликом, и одеждой. Одна, уже в годах, имела черные, как смоль, волосы, убранные под кожаную квадратную шапочку, шитую бисером, на ее белом, словно точеном из кости, лице с огромными грустными глазами, казалось, навеки поселилась печаль.
У другой, помоложе, были буйные кудри, рыжие, как осенние листья, перевитые лентами и шнурами, широкое, доброе лицо улыбалось, налитое тело под простороной рубахой, расшитой узорами, казалось слепленным из житного теста. Третья, совсем молодая, пожалуй, ровня Луне, тоненькая, как тростинка, коротко стриженная, словно отрок, в кожаном сарафане поверх шерстяной вязанной кофты, быстро стрельнула на Луню глазами, и тут же потупила взгляд, поставила на стол блюдо с рыбой и проворно убежал к очагу. Убежала, а Луню словно дротом пробило – сердце забилось часто, руки-ноги захолодели, в ушах зазвенело – никогда еще такой пригожей девки ученику волхва из рода Влеса всречать не приходилось…
– Луня! – Шык уже оторвал от печеной утки ножку и теперь толкал ногой ученика: – Ты чего остолбенел-то? Ешь давай, а то Хозяин обидется! Тут ломаться нечего, давай-давай! Еще успеешь на девок насмотреться!
Луня, очнувшись, уткнулся носом в мису с похлебкой. Ломаться он и не собирался – давненько не ел по настоящему, последнее время все больше пахнущая дымом зверина да дичина попадал Луне на зуб, и парень, вооружившись ножом да ложкой, взялся за еду…
Ели долго и обстоятельно, словно после продолжительного поста. Время шло, попросыпались остановившиеся на ночлег гости, кое-кто уже выходил из своих комнат, спускался в горницу. Луня крепко помнил наставление Шыка, по сторонам особо не глазел, но любопытство все же заставляло его нет-нет да и окинуть взором сидящих за соседними столами.
Да, зело причудливо устроен мир, если уживаются в нем столь не похожие ликами, одежой и обычами люди! Луня скользил взглядом по сидящим за столами представителям разных племен и народов, и удивлялся.
Вот двое кряжистых бородачей в овчинах, с огромными кривыми ножами за поясами, рвут на части жаренного кабанчика. Вот несколько худых темнокожих людей в белых, как снег, накидках, с тяжелыми серьгами в ушах, ровно они не мужи, а девки, тянут из глиняных кружек горячее молоко, вот одетые в кожанные кафтаны и бронзовые брони меднокожие… этих Луня знает, это ары, видом похожи они на убитого у Синего камня соплеменника. А там, дальше, вовсе какие-то дикие – одежда из рыбих кож, волосы зеленью травяной крашены, на шеях ожерелья из звериных клыков…
Тут Луня смутился – нашел диких, а сам-то! У самого-то ожерелье и вовсе из человеческих пальцев сделано! Удружил волхв, нечего сказать! Может снять его потихоньку?
Луня потянул левой рукой через голову страшный оберег, но Шык, не глядя, поймал его руку, молвил только:
– Не надо, пригодится еще!
Пришлось смирится и продолжить трапезу…
Людей в горнице все прибывало. В открытые двери Луня увидел, как во двор Дома въехали новые гости – невиданные телеги на огромных колесах, влекомые круторогими быками. На телегах громоздились тюки с поклажей, вокруг гарцевали на черных тонконогих, не кряжестым арпакам чета, скакунах статные воины, с медными щитами, длинными копьями, в накинутых поверх кожаных броней красных плащах.
С передней телеги соскочил на землю невысокий, плосколицы человек в остроконечной синей шапке с красной кистью. Луня увидел Старог Корча, который кланялся новым гостям, подивился, когда это Хозяин успел выйти из горницы, вроде только-что был тут!
– Это жители страны Ом! – пояснил, заметив Лунин взгляд, Шык, уминая медовую лепешку и запивая ее квасом: – Их земли лежат далеко за страной аров, на восход и полдень. Там Ход делает большую петлю, чтобы обойти Голубые пески. Я тебе потом покажу!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента