Волков Сергей. Владыки Земли

   Приближавшиеся гремы оглушительно вопили что-то на своем языке, и хотя Луня не понимал ни слова, временами ему казалось, что он улавливает что-то знакомое в тарабарщине чужого языка.
   «Гремы, ары и роды – суть одного корня!», – вспомнил Луня слова Великого Веда. И вдруг ухо ученика волхва услышало то, чего он, Луня, ожидал услышать здесь меньше всего – чародейские запевы кик из родских лесов, запевы, лишающие все живое движения. Луня, превозмогая боль, вскочил, огляделся – и открыл рот от изумления!
   На тех самых черных скалах, к которым гнали гремы влотову орду, возвышалась странно знакомая фигура старца в лисьей шубе, с развевающейся по ветру седой бородой. Подняв руки, волхв Шык насылал на влотов кикины чары недвижимости, и вот уже первые из мохнатых людоедов начали останавливаться, спотыкаться, застывать на месте.
   – Бе-е-ей!!! – загрохотал над скалами голос Зугура, и сам вагас, размахивая сверкающей двулезвиенной секирой, выметнулся из-за большого камня и огромными прыжками бросился к застывшим влотам. Замах, свист, мельк начищенной бронзы – и мерзкий хряск разрубаемых костей и плоти. Зугур – вой, и вой зело умелый. Хотя кикины чары и могли удержать влотов в недвижьи чуть только, но вагас успел свершить кровавую жатву. Ни один из великанов не ушел…
   Даже гремы остановились, пораженные, и с изумлением наблюдали за этой диковенной битвой. Сверкающая секира металась меж застывших косматых тел, словно птаха в силке, но каждый взмах ее ронял одного из нелюдей, и вот еще миг назад стояли они все, а теперь не стоит не один, и лишь Зугур, утвердив окровавленное оружие меж широко расставленных ног, с полуулыбкой-полуоскалом глядит на гремов, и в позе его все – и торжество победителя, и знак того, что дальше биться он не собирается (пока!), и угроза, не без того, мол, кто тут еще на меня?!
   Луня хотел крикнуть побратиму, что он тут, но из изломанного влотовыми лапами горла вышел только сип да хрип, и Зугур не заметил Луню, зато заметили гремы, и несколько рыжекосых воев, закинув на плечи свои каменные секиры, рысцой пустились к ученику волхва. «И чего делать теперь?», – с тоской подумал Луня: «А Шыка-то и не видать вовсе! Он-то мог бы прикрыть меня, чарами гремов остановить. Они, конечно, вряд ли убивать меня будут, но кто их, злодеев, знает?».
   Шык же в тот миг лежал за черным камнем без сил, и напрасно Зугур так был уверен, что случись чего – и волхв поможет ему. Чародейства последней ночи выпили всю мощь из и без того не молодого тела волхва. Теперь ему нужен был отдых, сон, и добрая еда…

Глава четвертая
Черные воды Ортайга

   Обошлось. Когда долго все плохо, потом обязательно наступает краткий миг, когда все становится хорошо.
   Так и случилось на этот раз. То ли гремы, пораженные тем, как Зугур с Шыком расправились с влотской ордой, побоялись тронуть путников, то ли и их племени был не чужд уважаемый даже самыми злодейскими народами уклад гостеприимства, то ли еще что, но только привечали они двух родов и вагаса, словно самых дорогих гостей.
   Для раненого и потерявшего сознание Луни и обессиленного Шыка быстренько соорудили носилки, Зугура почтительно взяли под руки два гремских старца с седыми косами, завязанными в узлы на затылках, и вся процессия двинулась с каменистого плоскогорья вниз, в гремское селение.
   Луня очнулся в гремской гостевой горнице. Боль, так жестоко мучавшая юного рода, отступила – умелые знахарки наложили на раны целебные мази, туго перевязали сломанные ребра, заботливо укрыли Луню теплым одеялом из олених шкур.
   Шык оправился гораздо быстрее, и теперь сидел вместе с Зугуром и гремскими старейшинами за большим столом, что возвышался в центре длинной и низкой горницы. Горели огни в четырех очагах, суетились хозяйственные гремки, готовясь к предстоящему пиршеству. На полу лежали большие рыжие собаки, ползали улыбчивые ребятишки, все как один, белоголовые и синеглазые.
   Луня, чуть скосив глаза, увидел возле себя на стене висевшие в ряд каменные секиры, костяные ножи, зверовые копья, короткие весла с покрытыми резьбой черенками. Почти как дома, почти как в войской горнице у вожа. В бывшей войской горнице – ныне от нее остался лишь пепел да головешки…
   В гремском доме не было окон, а дым от очагов и черный чад от светилен на столе уползал в прорубленное над дверью отверстие. Не очень удобно – добрая половина влас Знича оставалась в доме, мешая дышать и видеть, зато очень тепло, а по здешним морозным зимам это важнее.
   Столбы, что поддерживали матицы, украшали рога, оленьи, лосиные и турьи. В дальнем от входа углу, по обе стороны от главного очага, обложенного громадными камнями, высились два вырубленных из дерева идола, один, одноглазый – с вороном на плече, другой – с турьими рогами на голове и каменным молотом в руках. Луня вспомнил, как Шык рассказывал о гремских богах: «Поклоняются они богу Одду, что нашему Уду сродни, и богу Тору, Туру по-нашему. Это два главных гремских кумира…» Вот они, значит, каковы, Одд и Тор…
   Луня прикрыл глаза – хотелось спать. Может, гремские знахари напоили его успокаивающим отваром, а может, израненное тело требовало отдыха. Луня не стал задумываться над этим – просто уснул.
   Он спал и не слышал, как сидящие за столом Шык с Зугуром и старейшины гремов завели разговор о непростых и горьких нынешних делах. Знаток языков Земель Хода Шык переводил Зугуру самое главное, а старый, седой, как лунь, с покрытым шрамами лицом грем по имени Олла неторопливо рассказывал, изредка прикладываясь к жбану с горьковатым пивом:
   – Земли наших предков, исконные обиталища племени гремов, лежат на восход отсюда, почти в луне пути, в отрогах трех гор, что по-гремски зовутся Молот, Голова Тора, и Ворон. Счастливо и безбедно жили мы там, ходили к Ледовитому морю на полночь, к Соленым водам на закат, и на полдень, в земли чудов, корья, к Великому Ходу, и в ваши пределы, о Шык, ходили наши дружины. Видать, кара ныне постигла гремов за те походы, за жизнь вольную и свободную…
   Никогда за сотни и сотни лет ни один враг не смог перевалить через Ледяной хребет и войти в наши владения на полуночной стороне гор. Тайные проходы под горами известны были лишь нашим колдунам и эрлам, и знания о них передавались из поколений в поколения. Никто и никогда не тревожил гремов…
   Однако мы знали, что мир меняется, ибо где-то далеко на полудне в муках и корчах рождался Новый Мир, и привычный порядок вещей в Старом Мире был нарушен. Лучшие мужи гремов и самый сильный колдун наш отправились в середине лета туда, дабы не дать родиться Новому Миру, но они сгинули, сгинули без следа, и никто не может сказать нам, что с ними случилось…
   Шык неожиданно жестом прервал говорившего, запустил руку в свою колдовскую котомку и мгновение спустя выудил оттуда небольшой кусочек витой обгорелой кости.
   – Это посох Гроума! – пораженно вскричал Олла, и все гремы, что были в горнице, сгрудились вокруг стола, глядя на обломок колдовской кости.
   – Хотел бы я знать, когда ты успел выхватить его из костра, о Шык Триждыпроворный и Триждызапасливый! – удивленно прошептал себе под нос Зугур.
   Гремы меж тем наседали со всех сторон на волхва, требуя рассказать, как к нему попал этот обломок Гроумова посоха. Шык отхлебнул хмельного гремского варева из воткнутого в дыру стола рога, хымкнул в кулак и не спеша начал говорить:
   – Гроума и остатки той дружины, что вышла с ним, мы встретили возле Спящих, а ныне Проснувшихся гор. Мы вместе бились с общим врагом, дав клятву покончить с надвигающимся злом, приближение которого оба чуяли. Ради этого мы оба отреклись от своих вместилищь чародейной земной мощи, призванной служить на благо своих народов, от посохов. Я передал Костяную Иглу другому, а Гроум сжег свой в пламени костра, и вот все, что от него осталось. Мы вместе запечатали чрево земное, не дав родиться Новому Миру, ибо как выразился мой ученик, что лежит сейчас в беспамятстве, шли с Гроумом «по одни грибы».
   Но мы ошибались, как ошибался и Гроум. Новый Мир все равно рождается, и место его рождения надо искать не на земле. А ценой нашей ошибки стала смерть всей гремской дружины и лучших людей из того отряда, что сопровождал меня. Это сделали тамошние нелюди, зулы, да спасут нас от них боги. Колдун Гроум сполна отмстил за всех, истребив четыре сотни зулов, но духи убиенных завладели его душой. Где он сейчас, мне неизвестно, мы расстались на берегу Южного Моря, и он один ушел назад, на восход, в Зул-кадаш, навстречу своей судьбе…
   Гремы, жадно слушавшие рассказ Шыка, опустили головы. Повисло молчание. Потом заговорил Олла:
   – Беда к беде… Черные вести принесли вы, странники. Этот обгорелый обломок кости морского зверя еще содержит в себе частицу сил и знаний Гроума, я чую это. Хвала богам, что ты принес ее нам, волхв, теперь у наших новых колдунов будет свой колдовской амулет, знак силы, ибо Гроум отличался от всех, кто умеет колдовать, яростью и мощь, он был колдовским БЕРСЕРКЕРОМ, если можно сказать так…
   Олла умолк на мгновение, повертел в руках обломок Гроумова посоха, потом продолжил свой рассказ о недавних событиях:
   – В середине среднего месяца зимы увидели мы, как многолюдное и сильное войско в спешке и без потерь миновала ледник на правом плече Ворона и вошло в Каменную Долину по нашу сторону Ледяного. То были ары, а с ними хуры, корья и еще какие-то неизвестные нам люди, что ходят в цветных одеждах из толстой шерсти и бьются длинными копьями и луками. Как удалось им так легко преодолеть непроходимые горы, губительные для всего живого – я не знаю, но наверняка тут не обошлось без чар и колдовства.
   Мы не ждали от войска находчиков добра – гремы всегда были друзьями богов и врагами всего мира! Так оно и случилось – арский отряд во второй же день отыскал и напал на наше потаенное селение в укромном урочище меж двух скалистых отрогов гор. Ары, да выклюют вороны Одда их злобные глаза, убили всех наших женщин, стариков и детей, и хотели захватить в полон мужчин, но грема, как ты знаешь, волхв, в полон захватить нельзя…
   Еще ни разу за все то время, что люди живут на Земле, не разорял враг гремских селений, ни разу не гибли дети, женщины, дома наши… Ярость гремов трудно описать словами. Мы стали подобны кострам, что раздувает ледяной ветер на склонах наших гор. Но нас оказалось слишком мало…
   Да, мы собрали Большую Дружину, и все гремские колена дали в нее воинов. За секиры взялся и стар, и млад. Но даже выведя на битву седых старцев вроде меня и желторотых юнцов, которым еще не заплели кос, мы числом и вполовину не сравнялись с войском находчиков.
   Это была славная битва, волхв! Горы сотрясались, когда наш боевой клич гремел над полем брани, земля лопалась под каменной поступью нашей дружины. И мы не уступали врагу, не уступали, беря за одну свою жизнь две, а то и три чужих, а в битве с арами это нелегко, ты знаешь – арские собаки искусны в ратном деле…
   И вот в самый разгар сечи наш Большой Эрл, Эйр из дома Эйра, собрал всех гремских колдунов и велел им набросить на вражье войско чары недвижимости, вроде тех, коими поразил ты, волхв, горных великанов тролль там, на склоне горы.
   Это было нашей ошибкой, главной и роковой. Ибо как только наши колдуны взялись плести свою магическую сеть, тут же какой-то невероятно сильный маг, а может и чужой бог, ударил по нашим ратям голубыми молниями. Возмездие, волхв, то было возмездие за то, что мы использовали чары…
   Во мгновение ока все колдуны, что были на бранном поле, оказались убиты, испепелены дотла, от них остался лишь прах, а в следующее мгновение полегли все эрлы, вожди дружин – их легко можно было выцелить по турьим рогам на шлемах.
   Да-а… Мы славно бились, но дружина без эрла все равно что волчья стая без вожака. Враги зажали нас в теснине меж гор, и хотя и положили там своих два десятка сотен, из наших едва уцелело сотен пять, не более того.
   И вот уже луну с лишним отступаем мы, а честнее – бежим на закат, к Соленой воде, к Последней горе, прячемся по глухим ущельям и горным распадкам, бьемся с горными великанами тролль, отвоевывая у них право на жизнь, а враги ставят заставы за нашими спинами, и лишь боги знают, суждено ли нам будет когда нибудь вернуться на земли предков и возродить былую славу гремского народа…
   – Понятно. – Шык сверкнул глазами: – Ары и впрямь захватили все земли по закатную сторону Серединного. И даже отсюда дорога на восход нам закрыта. Понятно…
   Тут вновь очнувшийся Луня попросил пить, Шык с Зугуром и гремы кинулись к нему, и разговор на время прервался. Прервался – но не закончился. Вечером, на праздничном пиру в честь гостей Шык украдкой спросил у Оллы:
   – Не хочу омрачать веселья тяжелыми разговорами, но ответь мне, почтеннейший, что же все таки вы собираетесь делать дальше, ведь эта гора, у подножия которой мы с вами встретились – и впрямь ПОСЛЕДНЯЯ, дальше – только море?
   Олла помолчал, отхлебнул из рога темного хмельного варева, потом ответил:
   – У нас лишь один путь – либо идти на полдень, в земли народа чудь, либо умирать здесь, постаравшись забрать перед смертью побольше вражеских жизней. Арские отряды с семидицу назад появились за восходными ущельями, это пять дней пути отсюда. Пока они не идут дальше, строят в долине за нашими спинами свои проклятые башни, но кто знает, что будет завтра? По любому выходит, что наша более-менее спокойная жизнь здесь кончилась, волхв.
   Есть еще земля на полуночь и закат отсюда, но она совсем бесплодна, там голые скалы и вечный холод, это царство Смерти, владения Снежной Старухи Коук-ка, и людям не выжить там. Гремы все еще не решили, бежать ли им дальше, или сражаться до последнего…
   А теперь скажи мне ты, волхв Шык, что завело вас в наши горы, и зачем вы идете на восход, во владения врагов наших, и ваших, как я понял из слов твоих?
   Шык усмехнулся, тоже отхлебнул из рога – гремское варево хорошо освежало, не клонило в сон, а наоборот, бодрило и придавало сил, потом, покосившись на внимательно слушающих гремов, сказал:
   – Это очень долгая история, о Олла. Если ты согласен выслушать ее, пойдем-ка вон туда, поближе к очагу, и к ложу моего ученика, посидим там вдвоем, чтобы никто не помешал нам, и я расскажу тебе всю правду о Великом Лихе, что наползает ныне на обитаемый мир…

* * *

   Говорили они долго. Уже утомились пирующие гремы и разошлись по своим наспех построенным домам, уже убрали женщины посуду и объедки с большого стола, собаки догрызли кости и уснули, погасли огни в светильнях, и лишь пламя очагов освещало горницу.
   Не было в ней и Зугура – захмелевшего вагаса увела с собой одна из златокосых гремок, которой приглянулся статный черноволосый чужеземец. Много ныне вдов у гремов, горька вдовья доля, а жизнь требует свое…
   Вновь уснул Луня, выпивший по настоянию Шыка успокаивающего отвара. Ученику волхва требовалось теперь много сна – раны лучше заживают, когда человек спит, это всем известно.
   Только два седых старика, примостившись на краю Луниного ложа, грели руки над пламенем очага и говорили, говорили… Сперва Шык без утаек рассказал Оллу все, что приключилось с ними за последний год, поведал о цели их похода, о Владыке и о Великом Лихе, что наслал тот на Землю. Потом заговорил грем:
   – За великое и трудное деяние взялись вы, о Шык! Но если удастся оно вам – все народы мира воспоют вам хвалу и славу. Мы поможем вам всем, чем только сможем, ибо, как понял я из слов твоих, боги наши, равно как и ваши, враждуют с Владыкой – иначе не напали бы злобные ары и другие находники на наши земли и селения. И еще – помощью своей искупим мы хотя бы малую толику вражды и неприязни, что есть между нашими народами, потому что вижу я теперь – не врут предания и саги, и впрямь много общего у наших народов, и лучше было бы нам жить в дружбе…
   – Но и ары нам и вам – далекие родичи! – прервал старого грема волхв. Олла гневно сверкнул глазами:
   – Ары! Гордыня затмила их разум, жажда владеть мирам и народами его – глаза. Они и раньше гнушались говорить с гремами, считая нас дикарями, а ныне видят лишь Карающий Огонь, что горит в сердце каждого из них, и глас разума людского бессилен достичь их ушей…
   Шык хотел было сказать, что еще прошлой зимой этот глас так же был бессилен достичь ушей гремов, которые в набегах своих и впрямь уподоблялись дикарям, вроде влотов, но промолчал – северных рыжекосых гордецов Судьбина покарала более жестоко, нежели родов, а кидать камни в раненого волка недостойно мужа.
   Олла меж тем вернулся к разговору о помощи путникам:
   – В подтверждение слов своих, о Шык, я хочу поведать тебе: есть отсюда путь на восход, пусть и непростой, но верный! Идя по нему, многие трудности и опасности придется преодолеть, но еще больших опасностей можно избежать, и главная среди них – встреча с проклятыми арами и другими чужаками, что сели ныне на наших землях. Я говорю о Реке Забвения, что течет под Ледяным хребтом на восход. Слышал ли ты о ней?
   Шык, пораженный, внимательно посмотрел в выцветшие, прозрачные глаза старого грема, потом утвердительно кивнул и сказал:
   – Чародейная река, вода которой обладает силой, соизмеримой с силой огня, ветра и камня! Гроум принес совсем немного ее с собой во фляге, но и этого небольшого количества хватило, чтобы запечатать Лоно Земли, место, где ярился Карающий Огонь! Однако неужели ж по Реке Забвения можно плыть, словно по обычной, земной реке?
   Тут пришла очередь Оллы кивать:
   – Можно, и в былые времена плавали по ней люди, гремы плавали. Так говорят наши саги. Как же там… М-м-м… Нет, сам уже не вспомню…
   Олла повернулся, поискал взглядом в полутемной горнице кого-то, тихо и протяжно свистнул. Из мрака выступила рослая фигура могучего грема с секирой, что нес сторожевую службу у дверей. Старец обратился к воину:
   – Скажи, Инг, ты помнишь сагу о Бьёре и Тиуле? То место, где они плыли по Ортайгу?
   Воин сдержено кивнул, примостил секиру возле ног, присел и сдерживая рокочущий голос, более привыкший к боевым кличам, нараспев начал:

 
…В лоно черных гор спустились.
Меркнет свет костра ночного.
Ночь глаза свои закрыла.
Вот Ортайг лежит пред ними.
Бьёр взял кожу Долголетних,
Прошептал заклятье тихо,
И на черной горной крови
Водяной конь закачался.
Сели Бьёр и Дочь Капели,
Златокудрая Тиула,
И Ортайг понес их быстро
Под костями гор высоких…
 

   – Ортайг – это и есть река забвения! – торжествующе закончил гремский старейшина, потом кивнул Ингу, и воин, ступая неожиданно мягко и неслышно для своей могучей стати, исчез во тьме горницы.
   – Да, занятная былина, но тут много непонятного, о Олла! Скажи, к примеру, ты знаешь, что такое «кожа Долголетних»? И какое заклинание прошептал этот… Бьор? – спросил Шык, но у самого уже зажглись глаза, появился в них хорошо знакомый Луне и Зугуру «огонек деяния».
   Олла покачал головой:
   – Про заклинание ничего не знаю. А «Долголетние» – так в сагах называют деревья. Главное – плыть по Ортайгу можно. Хуже другое – тайные норы и ходы к берегам подземной реки знали лишь колдуны, что спускались туда, творя чары и принося в жертвы Ортайгу тела врагов, упокоенных на горящих челнах… Но все колдуны погибли в той страшной битве у Трех гор…
   Шык задумался. Потом тряхнул головой:
   – Путь к Реке Забвения я отыщу, и поможет мне в этом посох Гроума. Нужна лодка!
   Олла вновь покачал головой:
   – Все челны, на которых мы плавали по рекам полуночной стороны и по Холодному морю, сгорели в наших селениях или достались врагу. Да и сага говорит о том, что Бьёр создал своего «коня вод» колдовством – обычная лодка не сможет плыть по Ортайгу.
   – Ладно! – неожиданно легко согласился Шык: – Колдовством – так колдовством. Благи великие дарю тебе, старейшина, за слова твои нынешние и деяния будущие. А сейчас давай-ка ложиться спать, почтеннейший Олла, у нас говорят просто: утро вечера мудренее…

* * *

   Утро следующего дня Луня встретил уже на ногах. Чары Шыка, отвары и зелья гремов сделали свое дело – боль утихла, перестала кружиться голова, а сломанные ребра хотя и донимали при резких движениях, но это невеликая резь в боку не шла ни в какое сравнение с тем огнем, что обжигал Лунино тело накануне.
   Зугур, с кругами вокруг глаз, красноречивее всяких слов говоривших о бессонной ночи, проведенной в тяжких, но приятных всякому трудах, сидел за столом и восстанавливал свои силы кабаньим окороком. Шык и Олла с утра пораньше отправились говорить с гремскими стариками – вдруг кто-то из них что-то еще знает об Ортайге?
   Луня, пошатываясь, добрел до стола, сел возле Зугура и набросился на снедь, словно голодный волк. Вагас, не отрываясь от своего окорока, подмигнул ученику волхва – не смотря на изможденный вид, настроение у Зугура было приотличнейшее, а румяная гремка, у которой он гостил ночью, и вовсе прыгала, ровно рыжая белка, поднося мисы и блюда со снедью.
   Едва побратимы покончили с едой, вернулся Шык и гремские старейшины. Волхв пожелал своим спутникам доброго обеда, присел на скамью возле Луни и тихо спросил:
   – Саккатт, ну, щепка та, которой Вокуя тебя одарила – цела? Не отняли влоты?
   Луня помотал головой – цела, мол, удивленно глянул на Шыка – а на кой она понадобилась? Волхв усмехнулся, встал, подошел к Олле:
   – Ну, достопочтенный, все готово! Привяжи обломок посоха Гроума к шнуру из кожи змеи, и передай мне. Я отыщу ход, ведущий к подземной реке.
   Олла быстро исполнил просьбу Шыка, затем велел принести три туго набитых мешка с припасами для дальней дороги. Отдельно уложили охапку смолистых факелов – чтобы в подгорной тьме было чем освещать путь.
   Луне гремы подарили легкую и теплую шубу из шкур неведомых родам тундровых быков – тулупчик, в котором ученик волхва вышел из Сырых оврагов, был весь искромсан влотами. Принимая подарок, Луня невольно удивился – если бы еще полгода назад ему сказали, что он будет гостить у гремов и оденет их одежду, он ни за что бы не поверил, а то и врезал клеветнику промеж гляделок, но сейчас былая ненависть к жителям Ледяного хребта ушла, и не то, что бы Луня простил гремов, нет, такое не прощают, просто перед Большой Бедой все остальное меркнет, теряет смысл, или, на худой конец, может подождать…
   Сборы и прощания не затягивали – Яр уже высоко поднялся над миром, осветив горы, ледники и ущелья. Время течет быстро, куда быстрее вод любой, пусть даже и колдовской, реки. Надо спешить!
   Небольшой отряд, куда помимо Шыка, Луни, Зугура и Оллы вошли еще двое седых стариков и десяток воинов-гремов под водительством Инга, скорым шагом двинулся на восход, спускаясь со склона Мурашника, на котором примостились последние селения гремов.
   Перед тем, как уйти, Зугур неожиданно шагнул к стоящей в толпе родичей гремке, у которой провел ночь, взял ее за руку, приложил узкую ладонь к обтянутому кожаным передником животу, потом к губам, поцеловал пальцы и чуть дунул на них. Девушка улыбнулась вагасу, но в глазах ее стояли слезы.
   – Чегой-то, дяденька? – спросил любопытный, но непонятливый Луня. Волхв вздохнул:
   – Дитё у ней будет. Зугуров сын, как мне видится. А вот доведется ли им еще встретиться – про то никто не ведает. Зугур, по своему обычаю, благословляет будущего своего… Ох, и времена нам выпали, Лунька, ох и времена…

* * *

   Шли весь день. Далеко впереди, хоронясь за камнями и скалами, крались дозорные гремы – чтобы арские передовые сотни внезапно не напали на маленький отряд. Шык шагал, уткнув нос в бороду, ни на кого не глядя, все внимание свое обратив на обломок Гроумового посоха, что висел, покачиваясь, на свитом из змеиной кожи шнуре, привязанном к корню каменоломки.
   Зугур, Луня, Олла, гремские старейшины и Инг с несколькими воинами шли следом, в тишине и молчании – дабы не мешать волхву. Изредка, в опасных и неудобных для ходьбы местах двое гремов по приказу Оллы брали Шыка под руки, но тот, казалось, и не замечал этого, занятый поисками пути к Ортайгу.
   Яр закатился за конус оставшегося позади справа Мурашника, усилился мороз, поднялся ветер, начал хлестать колючим снежком по лицам людей, но Шык продолжал свой путь, и никто не остановился, не рискнул отвлечь волхва.
   Хуже всех приходилось Луне. Его раны, хоть и затянулись, но на морозе отчаянно мерзли и ныли, кроме того, ученик волхва сильно устал – целый день на ногах! Зугур, шагавший рядом, уже давно отобрал у Луни и мешок с припасами, и сад с луком и стрелами, чтобы хоть этим помочь побратиму, но лишь на время облегчил страдания юного рода.
   И вот, когда Луня уже готов был рухнуть от изнеможения на холодные, заснеженные камни и умереть, Шык внезапно остановился, приник к земле у подножия высокой, на копейный наконечник похожей скалы, потом выдохнул:
   – Факел! Огня сюда!
   Гремы быстро закрыли стоящего на коленях волхва полами плащей – чтобы враг не заметил ни искорки, и тут же затрещал смолистый факелок в руке Инга.
   Луня, превозмогая боль и усталость, протиснулся вперед – любопытство ли, долг ли ученический вели его – он и сам не знал. Выглянув из-за Зугурова плеча, Луня увидел, как в трепещущем свете факела кусок посоха Гроума бешено вертится на змеиной коже, подпрыгивает, словно в нетерпении, прямо таки рвется куда-то под скалу, вниз, вглубь…