Страница:
— Честь семьи, — с горечью произнесла Мария Тереза. — Я лгала, чтобы спасти честь семьи, и я хотела, чтобы ты никогда не узнал правду о своем происхождении.
Альберто потряс головой, надеясь, что все происходящее всего лишь дурной сон после попойки. Сейчас он проснется в своей постели, пахнущей жасмином, и посмеется над привидевшимся ему кошмаром. Отец всегда был идолом для Альберто. И Альберто, как никто, гордился своим благородным происхождением, кровью маркизов де Арнелья, текущей в его жилах. Он гордился тем, что имя маркиза де Арнельи стояло на миллионах бутылок знаменитого белого каталонского вина, эскпортируемого во все уголки планеты. Несомненно, его мать бредит. Это не может быть правдой.
— Мама, тебе нужно отдохнуть, — сказал Альберто. — Врач сказал, что ты не должна волноваться. Постарайся уснуть, а я зайду попозже.
— Нет! — с неожиданной силой воскликнула Мария Тереза. — Ты выслушаешь меня сейчас. Клянусь тебе, я не хотела, чтобы ты когда-либо узнал правду о своем отце. Я собиралась унести эту тайну в могилу, но сейчас твоему подлинному отцу угрожает смертельная опасность, а я слишком больна, чтобы сделать что-то для него. Твой отец был единственным на земле мужчиной, которого я любила, и я не могу допустить, чтобы он умер от рук террористов.
— Каких террористов? О чем ты говоришь? — с возрастающим недоумением спросил Альберто, окончательно убеждаясь в том, что его мать не отдает себе отчета в своих словах.
— Один из заложников чеченских террористов — твой отец! — патетически воскликнула маркиза.
— Чеченских террористов? — переспросил Альберто.
— В том репортаже по телевидению, который ты переключил на телетекст, показали фотографию твоего отца и сказали, что, если в течение месяца российские власти не выполнят требования террористов, его расстреляют.
В голове маркиза кусочки головоломки стали складываться в единую картину.
— Поэтому ты выхватила у меня пульт дистанционного управления, а потом упала в обморок? — спросил он.
Мария Тереза молча кивнула.
Дверь палаты приоткрылась, в нее проскользнула медсестра. В руках она несла поднос с пилюлями и стаканом воды.
— Сеньора маркиза должна принять лекарство, — сказала девушка.
Пока Мария Тереза глотала разноцветные таблетки, Альберто пребывал в ступоре. То, что говорила мать, начинало походить на правду, но маркиз не мог принять эту правду. Как могло случиться, что его отцом стал какой-то безродный русский, который к тому же неизвестно каким образом ухитрился угодить в лапы к чеченским террористам? О чеченских террористах Альберто имел весьма смутное представление. Он знал лишь, что они, подобно баскам, живут где-то в горах.
Маркиз не одобрял насильственные методы политической борьбы. Он считал террористов безмозглыми психопатами. Если мать говорила правду, похоже, его новоявленному папаше не поздоровится.
«Нет, все это не может быть правдой, — принял окончательное решение Альберто. — Просто с ней случился удар в тот момент, когда я включил телевизор, а все остальное она вообразила себе. Я слышал, что так иногда случается. Конечно же, я сын маркиза де Арнельи, но, чтобы успокоить маму, я пообещаю ей, что завтра же отправлюсь в Чечню и спасу моего дорогого папашу».
— Вам пора уходить, — сказала медсестра. — Больная нуждается в покое.
— До свидания, мамочка, — сказал Альберто, нежно целуя ее в лоб. — Клянусь, я выполню твое желание.
— Подожди! — остановила его Мария Тереза. — Пожалуйста, оставьте нас вдвоем еще на пару минут, — попросила она медсестру. — Обещаю, я не задержу его надолго.
Медсестра укоризненно покачала головой.
— Две минуты, ни секундой больше, — сказала она. — Я не хочу получить нагоняй от врача.
Маркиза с неожиданной силой сжала руку Альберто.
— Я больна, но не глупа, — ухмыльнулась она. — И я знаю, что ты не поверил ни одному моему слову. Но существует доказательство того, что все это не привиделось мне в бреду. Когда придешь домой, достань из сейфа мою индийскую шкатулку с драгоценностями. В ней двойное дно. Там я храню фотографию твоего отца, и там же ты найдешь написанную мною несколько лет назад историю нашей любви. По правде говоря, я колебалась, должна ли сказать тебе правду о твоем происхождении, и, поскольку никак не могла прийти к окончательному решению, я решила в этом вопросе положиться на Бога. Никто не знал о тайнике в шкатулке. Если судьбе было бы угодно, чтобы ты узнал истину, ты бы обнаружил тайник и прочитал написанные мною строки, а если нет — письмо никогда не было бы найдено. Поверь, твой отец был прекрасным человеком. Тебе будет приятно познакомиться с ним. А теперь иди. Я устала и хочу спать.
Мария Тереза закрыла глаза, и дыхание ее замедлилось.
— Надеюсь, ты все это выдумала, мама, — пробормотал Альберто, закрывая за собой дверь больничной палаты.
Альберто вынул из сейфа индийскую шкатулку и, вывалив из нее на стол драгоценности, пытался нащупать какой-нибудь рычажок, открывающий тайник. Руки у него дрожали, и терпение, не входящее в число его добродетелей, подводило.
— К черту все это, — выругался маркиз и, вынув из шкафа охотничий нож, вспорол красный бархат внутренней обшивки. — Там ничего нет, там ничего нет, — как заклинание, повторял про себя он, поддевая ножом тонкую металлическую пластину, обнаруженную под бархатом.
Что-то лязгнуло в шкатулке, и пластина откинулась. Под ней в голубом конверте лежало письмо.
Альберто зажмурился, надеясь, что, когда он откроет глаза, видение исчезнет. Он потряс головой и открыл глаза. Письмо по-прежнему было там. Маркиз достал его, глубоко вдохнул и открыл конверт. Там было несколько листков бумаги, исписанных четким каллиграфическим почерком Марии Терезы, и старая черно-белая фотография.
— Что это такое? Это же какой-то чертов Зорро! — воскликнул Альберто, с недоумением разглядывая изображенного на фотографии мужчину в черном развевающемся плаще, с кинжалом в одной руке и белым кроликом в другой. — Боже мой, мама, да это же еще хуже, чем несовершеннолетний тореро!
Сжимая в руке фотографию и письмо, маркиз задумчиво подошел к дивану и уселся на него, положив ноги на малахитовый журнальный столик. Он внимательно вглядывался в черты человека, который, если верить словам Марии Терезы, был его подлинным отцом. Сходство было несомненным. Тот же нос, те же мужественные и благородные черты лица, столь неотразимые для женщин. Теперь Альберто знал, что это действительно его отец, отец, о существовании которого он не подозревал и который в данный момент находится за четыре тысячи километров от него в руках чеченских террористов.
Маркиз отложил в сторону фотографию и бережно развернул страницы письма.
«Мой любимый сын! — со странной смесью недоверия, любопытства, ярости и любви прочитал он. — Я не знаю, прочтешь ли ты когда-нибудь это письмо, и если это произойдет, меня почти наверняка уже не будет в живых, поскольку вряд ли при моей жизни ты ни с того ни с сего решишь искать тайник в шкатулке с драгоценностями.
Я хочу попросить у тебя прощения за то, что лгала тебе всю жизнь. Поверь, я это делала для твоего блага, и я не знаю, что на самом деле лучше для тебя — знать правду или продолжать пребывать в неведении. Пусть судьба решит это за нас».
«Я бы предпочел пребывать в неведении», — мрачно подумал Альберто и продолжил чтение.
«Маркиз де Арнелья никогда не был твоим отцом, и он никогда не был хорошим отцом и мужем. Все, что я рассказывала о нем, — всего лишь красивые сказки, которые я придумала для того, чтобы избавить тебя от комплексов и ненужных переживаний. Вот как все было на самом деле…
Как ты знаешь, я принадлежала к обедневшему дворянскому роду, но я была красива, и я была благородного происхождения. Дело было в эпоху Франко. Испания переживала тяжелые времена. Единственной возможностью для меня обеспечить себе приличную жизнь было выйти замуж за твоего отца и с ним эмигрировать во Францию. В нашу брачную ночь он цинично объяснил, что женился на мне лишь для того, чтобы в жилах его сына текла благородная кровь, но я должна знать свое место и не лезть в его личную жизнь, иначе меня и мою семью ожидают большие неприятности.
Вскоре после медового месяца он заявил, что на неделю уезжает в Ниццу по делам, но я знала, что на самом деле он собирается там развлекаться со второсортной танцовщицей из «Мулен Руж».
Я была в бешенстве и отчаянии. Я ненавидела этого подонка, но полностью зависела от него. Я бродила по Парижу, не зная, что делать, и вдруг увидела рекламный плакат. В Париж на гастроли прибыл Московский цирк. Не знаю, что случилось со мной. Мне не нравился цирк, но, неожиданно для себя самой, я купила билет, возможно, потому, что была уверена, что в цирке не встречу никого из своих знакомых. Я не была настроена разговаривать с кем-либо или выносить сочувственные взгляды. Похождения моего муженька ни для кого не были секретом.
Я сидела в первом ряду. Во втором отделении я увидела его, твоего будущего отца. Он был в блестящем черном плаще, и он показывал фокусы. Но мне было безразлично, что он доставал из шляпы кроликов и голубей. Он был в точности тем мужчиной, которого я не раз представляла в своем воображении, мужчиной, которого хотела бы полюбить и с которым хотела провести всю свою жизнь.
В какой-то момент он подошел к краю сцены прямо напротив меня и заглянул мне в глаза. Между нами проскочила невидимая искра. Мы оба вздрогнули и потянулись друг к другу, а потом он достал из черного цилиндра алую розу и бросил ее мне. Затем послал мне воздушный поцелуй и продолжил представление.
Я вышла из цирка как одурманенная. Я знала, что нашла свою любовь и что это любовь на всю жизнь. Я не думала о том, что замужем, что он русский и даже, возможно, шпион, не думала, захочет ли он быть со мной и как мы будем жить. Я ни о чем тогда не думала. Я знала лишь одно: этот фокусник — моя судьба. Кроме того, я знала его имя — оно было напечатано в программе. Его имя звучало очень романтично: Иван Копилкин. Я приколола розу к волосам и бродила вокруг цирка, повторяя его имя и моля Бога о том, чтобы он послал нам встречу.
Мои молитвы были услышаны, я увидела, как из служебного входа выскользнула тень, и узнала Ивана, хотя в этот раз он был без блестящего черного плаща. Я бросилась к нему, и неожиданно он, не говоря ни слова, крепко схватил меня под руку и, прижавшись ко мне, быстро повел меня по улице, свернул на первом же перекрестке, затем снова свернул.
Иногда он оглядывался, словно за ним кто-то гнался. В Люксембургском саду он остановился, и я наконец смогла перевести дух.
— Мерси! — сказал он с ужасающим акцентом, но его голос был звучным и удивительно приятным.
Потом он поцеловал меня…
По-французски Иван знал только несколько слов, но он с грехом пополам мог объясняться на английском. Он сказал, что влюбился в меня с первого взгляда и что он ускользнул от наблюдения в безумной надежде отыскать меня в этом многомиллионном городе.
— От какого наблюдения? — не поняла я.
— Советские граждане не имеют права общаться с иностранцами и одни выходить в город, — объяснил он. — За нами постоянно наблюдают люди из КГБ.
— Но ты же сбежал, — сказала я. — Что теперь будет?
— Мне все равно, — ответил Иван. — Я впервые попал за границу и хочу хоть раз своими глазами посмотреть, как здесь живется. Кроме того, я нашел тебя. Это судьба.
Я сняла комнату в первой попавшейся гостинице, и мы, как Ромео и Джульетта, провели безумную ночь, но на рассвете Иван сказал, что должен вернуться на утреннюю репетицию.
— А как же КГБ? — спросила я. — Что с тобой сделают?
— Вряд ли меня отправят домой до окончания гастролей, — ответил он. — Я снова сбегу.
— Ты не можешь вернуться в эту ужасную страну! — воскликнула я. — Ты должен остаться здесь со мной и попросить политического убежища.
— Я так и сделаю, — пообещал он, целуя меня в последний раз.
Мы договорились о встрече, но он не пришел. На следующий день я купила билет в цирк, но Иван не выступал. Я поняла, что случилось что-то ужасное. Я отыскала администратора цирка и спросила его, почему не выступает фокусник, и он ответил мне, что фокусник серьезно заболел и его в срочном порядке отправили на родину лечиться.
С тех пор я ничего не слышала об Иване. Все, что у меня осталось от нашей любви, — это фотография, которая случайно оказалась у него в кармане пиджака и которую он подарил мне перед расставанием.
Я была вне себя от горя и всерьез подумывала о самоубийстве. Несколько недель спустя я поняла, что беременна. Судьба разлучила меня с любимым, но взамен она подарила мне сына. Я решила посвятить свою жизнь тебе и перестала обращать внимание на выходки мужа. Тебе было пять лет, когда он умер. Но это не была автомобильная катастрофа. Его хватил кондрашка в постели очередной бездарной певички. Ты был слишком мал и слишком уязвим, чтобы знать правду. Прости, что я обманывала тебя столько лет. Теперь ты знаешь все. Прости меня.
Мария Тереза, маркиза де Арнелья».
Альберто откинул голову на спинку дивана и тупо уставился в потолок.
«Какой черт дернул меня включить телевизор? — с отчаянием подумал он. — Что нового могло произойти на этой треклятой нью-йоркской бирже? Это смешно: простое нажатие кнопки — и моя мать умирает в больнице, я уже не маркиз, а сын нищего русского фокусника и теперь должен отправиться на край света, чтобы разобраться с какими-то там террористами! Так не бывает. Так не должно быть».
Пронзительная трель телефонного звонка заставила его подпрыгнуть от испуга.
«Я становлюсь невротиком», — подумал маркиз, с неохотой поднося трубку к уху.
— Альберто! Почему ты молчишь? Я знаю, что это ты, — раздался раздраженный голос Мириам Диас Флорес.
Маркиз в отчаянии закатил глаза.
— В чем дело, дорогая? — с трудом подавив искушение разбить аппарат об стену, спросил он.
— В чем дело? — пронзительно завопила фотомодель. — Ты спрашиваешь меня, в чем дело! Мы должны были встретиться шесть часов назад! Тебе даже не хватило смелости позвонить и предупредить меня о том, что ты не придешь. И это после всего, что между нами было! После того, как мы говорили с тобой о свадьбе! Кто дал тебе право так унижать меня? Или ты думаешь, что твой титул дает тебе моральное право издеваться над порядочной девушкой?
Альберто отодвинул трубку от уха, ожидая пока в ней затихнет приглушенное расстоянием верещание. Воспользовавшись моментом, когда Мириам вдохнула воздуха перед новой тирадой, он успел вставить пару слов.
— Моя мама в больнице. У нее обширный инфаркт. Врачи говорят, что она может умереть, — объяснил он. — Прости, но в подобной ситуации я не мог думать ни о чем другом.
Мириам поперхнулась на полуслове. Ее мозг лихорадочно заработал в нужном направлении. Неужели его мать действительно умирает? Если бы треклятая мамаша Гонсало Альмы вовремя откинула копыта, она уже была бы герцогиней и одной из самых богатых женщин Испании! Конечно, Альберто не так богат, как герцогиня Альма, но все же он один из самых завидных женихов страны. А теперь его мать умирает и не сможет запретить ему жениться на дочери сапожника. Какая неожиданная удача!
— Любовь моя, какой ужас! — медовым голосом пропела фотомодель. — А я так мечтала познакомиться с твоей мамой! Уверена, мы стали бы лучшими подругами. Прости меня за то, что я наговорила. Я слишком сильно люблю тебя, и меня убивает сама мысль о том, что ты способен пренебречь моими чувствами. Я хочу помочь тебе. В горе и в радости мое место рядом с тобой. Я приеду и утешу тебя своими поцелуями, я уложу тебя в постель, я сорву с тебя одежду, я…
— Нет, ради Бога, не надо, — взмолился Альберто. — Я должен уйти из дома прямо сейчас, и я не знаю, когда вернусь. У меня столько дел, что я просто не представляю, когда мы сможем встретиться.
— Я буду ждать твоего звонка, — выдохнула Мириам. — О мой сексуальный Терминатор, со мной ты забудешь о страданиях и усталости, со мной…
— Мириам, я должен идти. Я действительно не могу больше с тобой говорить. Пока, — сказал маркиз и повесил трубку.
Он набрал номер госпиталя.
— Как моя мать? — спросил он лечащего врача. — Я могу увидеть ее?
— Ее состояние стабилизировалось, — ответил доктор. — Примерно через час она проснется, и вы сможете навестить ее.
— Спасибо, — сказал Альберто.
— Оставьте его! У меня есть к нему разговор! — объявил Валькирий.
Зэки послушно отступили. Семен Аристархович взял Васю за локоток и повел в угол тюремного двора. Вася, продолжая пребывать в трансе, покорно следовал за ним.
— Как тебе не стыдно, — неожиданно обрушился на Джокера пахан. — Ты же настоящий мужик, ты же зэк со стажем, а ведешь себя как безмозглая депрессивная гимназистка.
Вася пожал плечами с выражением полной безнадежности.
— А с чего мне веселиться? — сказал он. — Куда я денусь из Кежмы с компенсацией, которой хватит лишь на пару буханок хлеба и банку сардин? Стану бичом, работником леспромхоза или золотоискателем? У меня ничего нет, и я даже не знаю настоящего имени женщины, которую я полюбил…
— Зато я знаю, — прервал его монолог пахан. — Ее зовут Маша Аксючиц.
— Маша… — со свойственным многим влюбленным глуповатым выражением лица прошептал Джокер. — Какое прекрасное имя! Откуда ты знаешь? — неожиданно встрепенулся он.
Семен Аристархович ухмыльнулся, подметив затеплившиеся в Васиных глазах искорки интереса.
— Я знаю не только это, — сказал он. — Я даже знаю, где ты сможешь ее найти. В данный момент она находится в Красноярске в гостинице «Енисей». Ансамбль «Путь Ермака» будет давать там представления до конца недели.
— В Красноярске? — переспросил Джокер. — Но как я туда доберусь?
— Все очень просто. Тюремный вездеход отвезет тебя в Кежму. Я договорился, что завтра почтовый вертолет заберет тебя и доставит прямиком на красноярский аэродром. Позвонишь по этому телефону, спросишь Хромого, скажешь, что ты от меня, и он обеспечит тебя тысячей баксов и новым прикидом. Хватай свою кралю и вези ее на юг, в Сочи, город кидал и богатых придурков. Ты же не зря получил образование у Чумарика! Такая парочка, как ты и она, вмиг сделает там состояние, кидая приезжих лохов.
— Ущипни меня. Это мне снится? — не в силах поверить в происходящее, попросил Джокер.
Пахан, не любивший тратить время на ненужные объяснения, выполнил его просьбу.
— Ай! — подпрыгнул Вася, потирая плечо. — Зачем же так больно? Валькирий, дорогой, ты вернул меня к жизни! Как я смогу отблагодарить тебя?
— Когда-нибудь мы обсудим и этот вопрос, — усмехнулся Семен Аристархович.
— А вдруг она не захочет поехать со мной? А вдруг у нее кто-то есть? — снова впал в отчаяние Вася.
— Ты настоящий мужик или бурундук некультурный? — неодобрительно спросил пахан. — Что, по-твоему, выберет такая красотка, как она, — кататься как сыр в масле в Сочи с молодым симпатичным парнем или мотаться по сибирским тюрьмам, показывая карточные фокусы злым бритоголовым уркам?
— Я бы выбрал Сочи, — рассудительно заметил Вася.
— Об том и речь, — хитро подмигнул ему пахан.
— Ты нашел мое письмо? — спросила Мария Тереза. Ее лицо было по-прежнему очень бледным, уголки губ отливали синевой.
— Я прочитал его, — с мягкой улыбкой ответил Альберто.
В глазах маркизы отразился страх.
— Ты ненавидишь меня? — спросила она.
— Разве я могу тебя ненавидеть? Я понимаю тебя. На твоем месте я бы поступил точно так же.
— Сынок! — прошептала Мария Тереза, протягивая к нему руки. — Ты — лучшее, что у меня есть, и я ни о чем не жалею. Но я не хочу, чтобы твой отец погиб от рук убийц. Ты должен меня понять.
— Не беспокойся, мама. Я вызволю его. Не знаю как, но я это сделаю.
— Только не вздумай сам вступать в контакт с террористами, — предупредила его мать. — Не делай ничего, что могло бы оказаться опасным для тебя. Эти чеченские террористы за деньги сделают все, что ты захочешь. Поезжай в Россию, отыщи хорошего посредника и предложи выкуп за твоего отца. Но ни в коем случае не рискуй. Я не переживу, если что-то случится с тобой.
— Я сделаю все наилучшим образом, — заверил Альберто. — Не беспокойся ни о чем и поправляйся. Ты должна быть красивой. Скоро я привезу тебе мужчину твоей жизни. — Маркиз лукаво усмехнулся. — Так что теперь ты скажешь по поводу малолетних тореро и связей аристократок с простолюдинами?
— Это очень дурной тон, — улыбнулась сквозь слезы Мария Тереза.
Альберто задумчиво склонился над картой Советского Союза. Город Грозный, столица Чечни, был всего лишь маленьким кружочком, расположенным в паре сантиметров от побережья Каспийского моря. Его окрестности были окрашены мирным зеленым цветом, но за этой зеленью скрывались ужасы войны, смертей и бомбежек, отвратительная реальность политических игр, над которой Альберто никогда не задумывался, предпочитая наслаждаться своим удобным и безопасным мирком, где все его прихоти удовлетворялись, где он мог иметь самых красивых женщин и самые изысканные блюда. Он мог путешествовать, останавливаясь в лучших отелях, он посещал престижные клубы, занимался спортом в просторных, оборудованных по последнему слову техники гимнастических залах. Голод, войны и стихийные бедствия были для него лишь далекими от его жизни событиями, о которых сообщалось в новостях, но Альберто не любил смотреть новости. Ему не нравился нереальный для него мир страданий.
Маркиз попытался вспомнить то, что было известно ему о войне в Чечне и о чеченских террористах, но ничего путного не приходило в голову. Лишь с помощью атласа мира он смог составить представление о том, где находится эта Чечня.
«Надо что-то срочно придумать. Интересно, как можно найти посредника для переговоров с террористами? Просто поехать в Чечню и спрашивать всех подряд, где их найти? Скорее всего меня тоже похитят. Эти сумасшедшие чеченцы похищают даже западных журналистов».
Альберто подскочил на месте.
— Журналисты! — воскликнул он. — Это то, что мне надо. Они вечно лезут во все дырки и знают всякие ходы и выходы. Наверняка я смогу отыскать в Испании какого-нибудь телекорреспондента, побывавшего в Чечне.
Маркиз достал из ящика стола записную книжку и принялся лихорадочно листать ее.
— Я хотел бы поговорить с Хосе Мануэлем Гомесом, — бросил он решительно в телефонную трубку.
— Он сейчас подойдет. Пожалуйста, подождите немного, — ответил приятный женский голос.
«Слава Богу, он дома!» — подумал Альберто.
С Хосе Мануэлем Гомесом он познакомился в Сорбонне. Альберто изучал экономические науки, Хосе Мануэль был на год-два старше и учился на факультете журналистики. Их интересы совершенно не совпадали, но, поскольку испанских студентов в Сорбонне было не слишком много, они сошлись и провели немало часов, шатаясь по крошечным студенческим барам и знакомясь на улицах с симпатичными француженками.
Хосе Мануэль был идеалистом, жаждущим спасти мир. Он был уверен, что, открывая народу нелицеприятную правду о темных сторонах жизни, он заставит человечество задуматься и начать бороться против лжи и несправедливости.
Закончив университет, Хосе Мануэль в качестве внештатного корреспондента испанского телевидения исколесил полмира, снимая репортажи о голоде в Сомали, волнениях на Филиппинах, о фавелах Бразилии и публичных домах Малайзии. Альберто не виделся с ним почти два года. Не исключено, что тот успел побывать и в России и знает кого-либо из журналистов, побывавших в Чечне.
— Слушаю. Кто говорит? — послышался в трубке голос Хосе Мануэля.
— Чема, привет! Надеюсь, ты еще не забыл Альберто де Арнелью?
— Аль? Сколько лет, сколько зим! Тебя трудно забыть. Твои фотографии в обнимку с хорошенькими девушками не сходят со страниц журналов. Ты как, звонишь по делу или просто соскучился?
— По делу, — сокрушенно вздохнув, признался Альберто. — Я тебе звонил несколько раз, но ты каждый раз был в каком-то очередном экзотическом уголке, снимая банановых диктаторов или последствия стихийных бедствий.
— Если ты мне обещаешь эксклюзивное интервью о твоих сердечных делах, мы можем пропустить пару стаканчиков вина.
— Все, что захочешь, — щедро пообещал Альберто.
— Как насчет бара «Сатанас»?
— Ты что, спятил? Там же собираются только голубые и лесбиянки!
— Я сейчас как раз готовлю материал о сексуальных меньшинствах. Не поверишь, ради дела я даже иногда ношу серьгу в левом ухе и крашу губы помадой цвета фуксии.
— Чема, ради Бога! — взмолился Альберто. — Ты же не хочешь, чтобы меня сфотографировали в баре педерастов в компании голубого журналиста! У меня и без того хватает проблем. Лучше я приглашу тебя на ужин. Какой ресторан ты предпочитаешь — «Риц» или «Семь дверей»?
— Ого! — Чема присвистнул. — Пожалуй, я выберу «Семь дверей». Видно, у тебя действительно ко мне серьезное дело. Хочешь, чтобы я подкрасил губы фуксией?
— Иди к черту! — сказал Альберто. — Ты можешь быть на месте через сорок минут?
— Уже лечу, — ответил Хосе Мануэль и повесил трубку.
— Чечня? Тебя действительно интересуют чеченские террористы? — с недоверием спросил Хосе Мануэль, уписывая весенний салат с лангустами.
— Я тут на днях включил телевизор, — объяснил Альберто, — и посмотрел репортаж о том, как чеченцы захватили двух заложников и угрожают убить их в случае, если российские власти не выполнят их требования.
— Ну и что?
— Я просто подумал, как несправедливо, что эти люди должны умереть ни за что ни про что в руках каких-то ненормальных фанатиков.
— Сотни людей умирают каждый день. Некоторые из них умирают от рук убийц, некоторые умирают от голода, некоторые от отсутствия надлежащей медицинской помощи. Так было всегда, и так будет всегда. Насколько я помню, раньше тебя подобные вещи не беспокоили.
— Ты же сам неоднократно говорил мне, что нельзя быть равнодушным к людским страданиям. Люди меняются. Я изменился.
— Свежо предание, да верится с трудом, — скептически заметил Хосе Мануэль, отодвигая в сторону опустевшую тарелку. — Эти заложники — испанцы?
— Нет, русские.
— Ты их знаешь?
— Откуда я могу их знать? У меня нет ни одного знакомого русского.
Хосе Мануэль задумчиво почесал затылок.
— Так почему тебя все-таки интересуют эти русские заложники?
Альберто разозлился.
— Послушай, Чема, — сухо сказал он, — не суй свой длинный журналистский нос не в свое дело. Тут ты ничего не накопаешь. У меня есть свои причуды и капризы. Просто захотелось узнать, каким образом можно было бы вызволить этих заложников, например, войдя в контакт с террористами и предложив им выкуп. Если ты можешь помочь — помоги, если не можешь или не хочешь — твое дело. Только не приставай ко мне со своими дурацкими расспросами. У меня сейчас слишком много проблем.
Альберто потряс головой, надеясь, что все происходящее всего лишь дурной сон после попойки. Сейчас он проснется в своей постели, пахнущей жасмином, и посмеется над привидевшимся ему кошмаром. Отец всегда был идолом для Альберто. И Альберто, как никто, гордился своим благородным происхождением, кровью маркизов де Арнелья, текущей в его жилах. Он гордился тем, что имя маркиза де Арнельи стояло на миллионах бутылок знаменитого белого каталонского вина, эскпортируемого во все уголки планеты. Несомненно, его мать бредит. Это не может быть правдой.
— Мама, тебе нужно отдохнуть, — сказал Альберто. — Врач сказал, что ты не должна волноваться. Постарайся уснуть, а я зайду попозже.
— Нет! — с неожиданной силой воскликнула Мария Тереза. — Ты выслушаешь меня сейчас. Клянусь тебе, я не хотела, чтобы ты когда-либо узнал правду о своем отце. Я собиралась унести эту тайну в могилу, но сейчас твоему подлинному отцу угрожает смертельная опасность, а я слишком больна, чтобы сделать что-то для него. Твой отец был единственным на земле мужчиной, которого я любила, и я не могу допустить, чтобы он умер от рук террористов.
— Каких террористов? О чем ты говоришь? — с возрастающим недоумением спросил Альберто, окончательно убеждаясь в том, что его мать не отдает себе отчета в своих словах.
— Один из заложников чеченских террористов — твой отец! — патетически воскликнула маркиза.
— Чеченских террористов? — переспросил Альберто.
— В том репортаже по телевидению, который ты переключил на телетекст, показали фотографию твоего отца и сказали, что, если в течение месяца российские власти не выполнят требования террористов, его расстреляют.
В голове маркиза кусочки головоломки стали складываться в единую картину.
— Поэтому ты выхватила у меня пульт дистанционного управления, а потом упала в обморок? — спросил он.
Мария Тереза молча кивнула.
Дверь палаты приоткрылась, в нее проскользнула медсестра. В руках она несла поднос с пилюлями и стаканом воды.
— Сеньора маркиза должна принять лекарство, — сказала девушка.
Пока Мария Тереза глотала разноцветные таблетки, Альберто пребывал в ступоре. То, что говорила мать, начинало походить на правду, но маркиз не мог принять эту правду. Как могло случиться, что его отцом стал какой-то безродный русский, который к тому же неизвестно каким образом ухитрился угодить в лапы к чеченским террористам? О чеченских террористах Альберто имел весьма смутное представление. Он знал лишь, что они, подобно баскам, живут где-то в горах.
Маркиз не одобрял насильственные методы политической борьбы. Он считал террористов безмозглыми психопатами. Если мать говорила правду, похоже, его новоявленному папаше не поздоровится.
«Нет, все это не может быть правдой, — принял окончательное решение Альберто. — Просто с ней случился удар в тот момент, когда я включил телевизор, а все остальное она вообразила себе. Я слышал, что так иногда случается. Конечно же, я сын маркиза де Арнельи, но, чтобы успокоить маму, я пообещаю ей, что завтра же отправлюсь в Чечню и спасу моего дорогого папашу».
— Вам пора уходить, — сказала медсестра. — Больная нуждается в покое.
— До свидания, мамочка, — сказал Альберто, нежно целуя ее в лоб. — Клянусь, я выполню твое желание.
— Подожди! — остановила его Мария Тереза. — Пожалуйста, оставьте нас вдвоем еще на пару минут, — попросила она медсестру. — Обещаю, я не задержу его надолго.
Медсестра укоризненно покачала головой.
— Две минуты, ни секундой больше, — сказала она. — Я не хочу получить нагоняй от врача.
Маркиза с неожиданной силой сжала руку Альберто.
— Я больна, но не глупа, — ухмыльнулась она. — И я знаю, что ты не поверил ни одному моему слову. Но существует доказательство того, что все это не привиделось мне в бреду. Когда придешь домой, достань из сейфа мою индийскую шкатулку с драгоценностями. В ней двойное дно. Там я храню фотографию твоего отца, и там же ты найдешь написанную мною несколько лет назад историю нашей любви. По правде говоря, я колебалась, должна ли сказать тебе правду о твоем происхождении, и, поскольку никак не могла прийти к окончательному решению, я решила в этом вопросе положиться на Бога. Никто не знал о тайнике в шкатулке. Если судьбе было бы угодно, чтобы ты узнал истину, ты бы обнаружил тайник и прочитал написанные мною строки, а если нет — письмо никогда не было бы найдено. Поверь, твой отец был прекрасным человеком. Тебе будет приятно познакомиться с ним. А теперь иди. Я устала и хочу спать.
Мария Тереза закрыла глаза, и дыхание ее замедлилось.
— Надеюсь, ты все это выдумала, мама, — пробормотал Альберто, закрывая за собой дверь больничной палаты.
Альберто вынул из сейфа индийскую шкатулку и, вывалив из нее на стол драгоценности, пытался нащупать какой-нибудь рычажок, открывающий тайник. Руки у него дрожали, и терпение, не входящее в число его добродетелей, подводило.
— К черту все это, — выругался маркиз и, вынув из шкафа охотничий нож, вспорол красный бархат внутренней обшивки. — Там ничего нет, там ничего нет, — как заклинание, повторял про себя он, поддевая ножом тонкую металлическую пластину, обнаруженную под бархатом.
Что-то лязгнуло в шкатулке, и пластина откинулась. Под ней в голубом конверте лежало письмо.
Альберто зажмурился, надеясь, что, когда он откроет глаза, видение исчезнет. Он потряс головой и открыл глаза. Письмо по-прежнему было там. Маркиз достал его, глубоко вдохнул и открыл конверт. Там было несколько листков бумаги, исписанных четким каллиграфическим почерком Марии Терезы, и старая черно-белая фотография.
— Что это такое? Это же какой-то чертов Зорро! — воскликнул Альберто, с недоумением разглядывая изображенного на фотографии мужчину в черном развевающемся плаще, с кинжалом в одной руке и белым кроликом в другой. — Боже мой, мама, да это же еще хуже, чем несовершеннолетний тореро!
Сжимая в руке фотографию и письмо, маркиз задумчиво подошел к дивану и уселся на него, положив ноги на малахитовый журнальный столик. Он внимательно вглядывался в черты человека, который, если верить словам Марии Терезы, был его подлинным отцом. Сходство было несомненным. Тот же нос, те же мужественные и благородные черты лица, столь неотразимые для женщин. Теперь Альберто знал, что это действительно его отец, отец, о существовании которого он не подозревал и который в данный момент находится за четыре тысячи километров от него в руках чеченских террористов.
Маркиз отложил в сторону фотографию и бережно развернул страницы письма.
«Мой любимый сын! — со странной смесью недоверия, любопытства, ярости и любви прочитал он. — Я не знаю, прочтешь ли ты когда-нибудь это письмо, и если это произойдет, меня почти наверняка уже не будет в живых, поскольку вряд ли при моей жизни ты ни с того ни с сего решишь искать тайник в шкатулке с драгоценностями.
Я хочу попросить у тебя прощения за то, что лгала тебе всю жизнь. Поверь, я это делала для твоего блага, и я не знаю, что на самом деле лучше для тебя — знать правду или продолжать пребывать в неведении. Пусть судьба решит это за нас».
«Я бы предпочел пребывать в неведении», — мрачно подумал Альберто и продолжил чтение.
«Маркиз де Арнелья никогда не был твоим отцом, и он никогда не был хорошим отцом и мужем. Все, что я рассказывала о нем, — всего лишь красивые сказки, которые я придумала для того, чтобы избавить тебя от комплексов и ненужных переживаний. Вот как все было на самом деле…
Как ты знаешь, я принадлежала к обедневшему дворянскому роду, но я была красива, и я была благородного происхождения. Дело было в эпоху Франко. Испания переживала тяжелые времена. Единственной возможностью для меня обеспечить себе приличную жизнь было выйти замуж за твоего отца и с ним эмигрировать во Францию. В нашу брачную ночь он цинично объяснил, что женился на мне лишь для того, чтобы в жилах его сына текла благородная кровь, но я должна знать свое место и не лезть в его личную жизнь, иначе меня и мою семью ожидают большие неприятности.
Вскоре после медового месяца он заявил, что на неделю уезжает в Ниццу по делам, но я знала, что на самом деле он собирается там развлекаться со второсортной танцовщицей из «Мулен Руж».
Я была в бешенстве и отчаянии. Я ненавидела этого подонка, но полностью зависела от него. Я бродила по Парижу, не зная, что делать, и вдруг увидела рекламный плакат. В Париж на гастроли прибыл Московский цирк. Не знаю, что случилось со мной. Мне не нравился цирк, но, неожиданно для себя самой, я купила билет, возможно, потому, что была уверена, что в цирке не встречу никого из своих знакомых. Я не была настроена разговаривать с кем-либо или выносить сочувственные взгляды. Похождения моего муженька ни для кого не были секретом.
Я сидела в первом ряду. Во втором отделении я увидела его, твоего будущего отца. Он был в блестящем черном плаще, и он показывал фокусы. Но мне было безразлично, что он доставал из шляпы кроликов и голубей. Он был в точности тем мужчиной, которого я не раз представляла в своем воображении, мужчиной, которого хотела бы полюбить и с которым хотела провести всю свою жизнь.
В какой-то момент он подошел к краю сцены прямо напротив меня и заглянул мне в глаза. Между нами проскочила невидимая искра. Мы оба вздрогнули и потянулись друг к другу, а потом он достал из черного цилиндра алую розу и бросил ее мне. Затем послал мне воздушный поцелуй и продолжил представление.
Я вышла из цирка как одурманенная. Я знала, что нашла свою любовь и что это любовь на всю жизнь. Я не думала о том, что замужем, что он русский и даже, возможно, шпион, не думала, захочет ли он быть со мной и как мы будем жить. Я ни о чем тогда не думала. Я знала лишь одно: этот фокусник — моя судьба. Кроме того, я знала его имя — оно было напечатано в программе. Его имя звучало очень романтично: Иван Копилкин. Я приколола розу к волосам и бродила вокруг цирка, повторяя его имя и моля Бога о том, чтобы он послал нам встречу.
Мои молитвы были услышаны, я увидела, как из служебного входа выскользнула тень, и узнала Ивана, хотя в этот раз он был без блестящего черного плаща. Я бросилась к нему, и неожиданно он, не говоря ни слова, крепко схватил меня под руку и, прижавшись ко мне, быстро повел меня по улице, свернул на первом же перекрестке, затем снова свернул.
Иногда он оглядывался, словно за ним кто-то гнался. В Люксембургском саду он остановился, и я наконец смогла перевести дух.
— Мерси! — сказал он с ужасающим акцентом, но его голос был звучным и удивительно приятным.
Потом он поцеловал меня…
По-французски Иван знал только несколько слов, но он с грехом пополам мог объясняться на английском. Он сказал, что влюбился в меня с первого взгляда и что он ускользнул от наблюдения в безумной надежде отыскать меня в этом многомиллионном городе.
— От какого наблюдения? — не поняла я.
— Советские граждане не имеют права общаться с иностранцами и одни выходить в город, — объяснил он. — За нами постоянно наблюдают люди из КГБ.
— Но ты же сбежал, — сказала я. — Что теперь будет?
— Мне все равно, — ответил Иван. — Я впервые попал за границу и хочу хоть раз своими глазами посмотреть, как здесь живется. Кроме того, я нашел тебя. Это судьба.
Я сняла комнату в первой попавшейся гостинице, и мы, как Ромео и Джульетта, провели безумную ночь, но на рассвете Иван сказал, что должен вернуться на утреннюю репетицию.
— А как же КГБ? — спросила я. — Что с тобой сделают?
— Вряд ли меня отправят домой до окончания гастролей, — ответил он. — Я снова сбегу.
— Ты не можешь вернуться в эту ужасную страну! — воскликнула я. — Ты должен остаться здесь со мной и попросить политического убежища.
— Я так и сделаю, — пообещал он, целуя меня в последний раз.
Мы договорились о встрече, но он не пришел. На следующий день я купила билет в цирк, но Иван не выступал. Я поняла, что случилось что-то ужасное. Я отыскала администратора цирка и спросила его, почему не выступает фокусник, и он ответил мне, что фокусник серьезно заболел и его в срочном порядке отправили на родину лечиться.
С тех пор я ничего не слышала об Иване. Все, что у меня осталось от нашей любви, — это фотография, которая случайно оказалась у него в кармане пиджака и которую он подарил мне перед расставанием.
Я была вне себя от горя и всерьез подумывала о самоубийстве. Несколько недель спустя я поняла, что беременна. Судьба разлучила меня с любимым, но взамен она подарила мне сына. Я решила посвятить свою жизнь тебе и перестала обращать внимание на выходки мужа. Тебе было пять лет, когда он умер. Но это не была автомобильная катастрофа. Его хватил кондрашка в постели очередной бездарной певички. Ты был слишком мал и слишком уязвим, чтобы знать правду. Прости, что я обманывала тебя столько лет. Теперь ты знаешь все. Прости меня.
Мария Тереза, маркиза де Арнелья».
Альберто откинул голову на спинку дивана и тупо уставился в потолок.
«Какой черт дернул меня включить телевизор? — с отчаянием подумал он. — Что нового могло произойти на этой треклятой нью-йоркской бирже? Это смешно: простое нажатие кнопки — и моя мать умирает в больнице, я уже не маркиз, а сын нищего русского фокусника и теперь должен отправиться на край света, чтобы разобраться с какими-то там террористами! Так не бывает. Так не должно быть».
Пронзительная трель телефонного звонка заставила его подпрыгнуть от испуга.
«Я становлюсь невротиком», — подумал маркиз, с неохотой поднося трубку к уху.
— Альберто! Почему ты молчишь? Я знаю, что это ты, — раздался раздраженный голос Мириам Диас Флорес.
Маркиз в отчаянии закатил глаза.
— В чем дело, дорогая? — с трудом подавив искушение разбить аппарат об стену, спросил он.
— В чем дело? — пронзительно завопила фотомодель. — Ты спрашиваешь меня, в чем дело! Мы должны были встретиться шесть часов назад! Тебе даже не хватило смелости позвонить и предупредить меня о том, что ты не придешь. И это после всего, что между нами было! После того, как мы говорили с тобой о свадьбе! Кто дал тебе право так унижать меня? Или ты думаешь, что твой титул дает тебе моральное право издеваться над порядочной девушкой?
Альберто отодвинул трубку от уха, ожидая пока в ней затихнет приглушенное расстоянием верещание. Воспользовавшись моментом, когда Мириам вдохнула воздуха перед новой тирадой, он успел вставить пару слов.
— Моя мама в больнице. У нее обширный инфаркт. Врачи говорят, что она может умереть, — объяснил он. — Прости, но в подобной ситуации я не мог думать ни о чем другом.
Мириам поперхнулась на полуслове. Ее мозг лихорадочно заработал в нужном направлении. Неужели его мать действительно умирает? Если бы треклятая мамаша Гонсало Альмы вовремя откинула копыта, она уже была бы герцогиней и одной из самых богатых женщин Испании! Конечно, Альберто не так богат, как герцогиня Альма, но все же он один из самых завидных женихов страны. А теперь его мать умирает и не сможет запретить ему жениться на дочери сапожника. Какая неожиданная удача!
— Любовь моя, какой ужас! — медовым голосом пропела фотомодель. — А я так мечтала познакомиться с твоей мамой! Уверена, мы стали бы лучшими подругами. Прости меня за то, что я наговорила. Я слишком сильно люблю тебя, и меня убивает сама мысль о том, что ты способен пренебречь моими чувствами. Я хочу помочь тебе. В горе и в радости мое место рядом с тобой. Я приеду и утешу тебя своими поцелуями, я уложу тебя в постель, я сорву с тебя одежду, я…
— Нет, ради Бога, не надо, — взмолился Альберто. — Я должен уйти из дома прямо сейчас, и я не знаю, когда вернусь. У меня столько дел, что я просто не представляю, когда мы сможем встретиться.
— Я буду ждать твоего звонка, — выдохнула Мириам. — О мой сексуальный Терминатор, со мной ты забудешь о страданиях и усталости, со мной…
— Мириам, я должен идти. Я действительно не могу больше с тобой говорить. Пока, — сказал маркиз и повесил трубку.
Он набрал номер госпиталя.
— Как моя мать? — спросил он лечащего врача. — Я могу увидеть ее?
— Ее состояние стабилизировалось, — ответил доктор. — Примерно через час она проснется, и вы сможете навестить ее.
— Спасибо, — сказал Альберто.
* * *
На тюремном дворе братва прощалась с Джокером. Погруженный в любовные страдания, Вася почти не реагировал на похлопывания по плечам и спине и на грубоватые, приправленные сочным матом шутки сокамерников. Как и следовало ожидать, большинство отпускаемых замечаний касалось предполагаемой половой жизни Джокера на воле. Это было все равно что сыпать соль на раны, но не посвященная в тонкости Васиных переживаний братва об этом не догадывалась.— Оставьте его! У меня есть к нему разговор! — объявил Валькирий.
Зэки послушно отступили. Семен Аристархович взял Васю за локоток и повел в угол тюремного двора. Вася, продолжая пребывать в трансе, покорно следовал за ним.
— Как тебе не стыдно, — неожиданно обрушился на Джокера пахан. — Ты же настоящий мужик, ты же зэк со стажем, а ведешь себя как безмозглая депрессивная гимназистка.
Вася пожал плечами с выражением полной безнадежности.
— А с чего мне веселиться? — сказал он. — Куда я денусь из Кежмы с компенсацией, которой хватит лишь на пару буханок хлеба и банку сардин? Стану бичом, работником леспромхоза или золотоискателем? У меня ничего нет, и я даже не знаю настоящего имени женщины, которую я полюбил…
— Зато я знаю, — прервал его монолог пахан. — Ее зовут Маша Аксючиц.
— Маша… — со свойственным многим влюбленным глуповатым выражением лица прошептал Джокер. — Какое прекрасное имя! Откуда ты знаешь? — неожиданно встрепенулся он.
Семен Аристархович ухмыльнулся, подметив затеплившиеся в Васиных глазах искорки интереса.
— Я знаю не только это, — сказал он. — Я даже знаю, где ты сможешь ее найти. В данный момент она находится в Красноярске в гостинице «Енисей». Ансамбль «Путь Ермака» будет давать там представления до конца недели.
— В Красноярске? — переспросил Джокер. — Но как я туда доберусь?
— Все очень просто. Тюремный вездеход отвезет тебя в Кежму. Я договорился, что завтра почтовый вертолет заберет тебя и доставит прямиком на красноярский аэродром. Позвонишь по этому телефону, спросишь Хромого, скажешь, что ты от меня, и он обеспечит тебя тысячей баксов и новым прикидом. Хватай свою кралю и вези ее на юг, в Сочи, город кидал и богатых придурков. Ты же не зря получил образование у Чумарика! Такая парочка, как ты и она, вмиг сделает там состояние, кидая приезжих лохов.
— Ущипни меня. Это мне снится? — не в силах поверить в происходящее, попросил Джокер.
Пахан, не любивший тратить время на ненужные объяснения, выполнил его просьбу.
— Ай! — подпрыгнул Вася, потирая плечо. — Зачем же так больно? Валькирий, дорогой, ты вернул меня к жизни! Как я смогу отблагодарить тебя?
— Когда-нибудь мы обсудим и этот вопрос, — усмехнулся Семен Аристархович.
— А вдруг она не захочет поехать со мной? А вдруг у нее кто-то есть? — снова впал в отчаяние Вася.
— Ты настоящий мужик или бурундук некультурный? — неодобрительно спросил пахан. — Что, по-твоему, выберет такая красотка, как она, — кататься как сыр в масле в Сочи с молодым симпатичным парнем или мотаться по сибирским тюрьмам, показывая карточные фокусы злым бритоголовым уркам?
— Я бы выбрал Сочи, — рассудительно заметил Вася.
— Об том и речь, — хитро подмигнул ему пахан.
— Ты нашел мое письмо? — спросила Мария Тереза. Ее лицо было по-прежнему очень бледным, уголки губ отливали синевой.
— Я прочитал его, — с мягкой улыбкой ответил Альберто.
В глазах маркизы отразился страх.
— Ты ненавидишь меня? — спросила она.
— Разве я могу тебя ненавидеть? Я понимаю тебя. На твоем месте я бы поступил точно так же.
— Сынок! — прошептала Мария Тереза, протягивая к нему руки. — Ты — лучшее, что у меня есть, и я ни о чем не жалею. Но я не хочу, чтобы твой отец погиб от рук убийц. Ты должен меня понять.
— Не беспокойся, мама. Я вызволю его. Не знаю как, но я это сделаю.
— Только не вздумай сам вступать в контакт с террористами, — предупредила его мать. — Не делай ничего, что могло бы оказаться опасным для тебя. Эти чеченские террористы за деньги сделают все, что ты захочешь. Поезжай в Россию, отыщи хорошего посредника и предложи выкуп за твоего отца. Но ни в коем случае не рискуй. Я не переживу, если что-то случится с тобой.
— Я сделаю все наилучшим образом, — заверил Альберто. — Не беспокойся ни о чем и поправляйся. Ты должна быть красивой. Скоро я привезу тебе мужчину твоей жизни. — Маркиз лукаво усмехнулся. — Так что теперь ты скажешь по поводу малолетних тореро и связей аристократок с простолюдинами?
— Это очень дурной тон, — улыбнулась сквозь слезы Мария Тереза.
Альберто задумчиво склонился над картой Советского Союза. Город Грозный, столица Чечни, был всего лишь маленьким кружочком, расположенным в паре сантиметров от побережья Каспийского моря. Его окрестности были окрашены мирным зеленым цветом, но за этой зеленью скрывались ужасы войны, смертей и бомбежек, отвратительная реальность политических игр, над которой Альберто никогда не задумывался, предпочитая наслаждаться своим удобным и безопасным мирком, где все его прихоти удовлетворялись, где он мог иметь самых красивых женщин и самые изысканные блюда. Он мог путешествовать, останавливаясь в лучших отелях, он посещал престижные клубы, занимался спортом в просторных, оборудованных по последнему слову техники гимнастических залах. Голод, войны и стихийные бедствия были для него лишь далекими от его жизни событиями, о которых сообщалось в новостях, но Альберто не любил смотреть новости. Ему не нравился нереальный для него мир страданий.
Маркиз попытался вспомнить то, что было известно ему о войне в Чечне и о чеченских террористах, но ничего путного не приходило в голову. Лишь с помощью атласа мира он смог составить представление о том, где находится эта Чечня.
«Надо что-то срочно придумать. Интересно, как можно найти посредника для переговоров с террористами? Просто поехать в Чечню и спрашивать всех подряд, где их найти? Скорее всего меня тоже похитят. Эти сумасшедшие чеченцы похищают даже западных журналистов».
Альберто подскочил на месте.
— Журналисты! — воскликнул он. — Это то, что мне надо. Они вечно лезут во все дырки и знают всякие ходы и выходы. Наверняка я смогу отыскать в Испании какого-нибудь телекорреспондента, побывавшего в Чечне.
Маркиз достал из ящика стола записную книжку и принялся лихорадочно листать ее.
— Я хотел бы поговорить с Хосе Мануэлем Гомесом, — бросил он решительно в телефонную трубку.
— Он сейчас подойдет. Пожалуйста, подождите немного, — ответил приятный женский голос.
«Слава Богу, он дома!» — подумал Альберто.
С Хосе Мануэлем Гомесом он познакомился в Сорбонне. Альберто изучал экономические науки, Хосе Мануэль был на год-два старше и учился на факультете журналистики. Их интересы совершенно не совпадали, но, поскольку испанских студентов в Сорбонне было не слишком много, они сошлись и провели немало часов, шатаясь по крошечным студенческим барам и знакомясь на улицах с симпатичными француженками.
Хосе Мануэль был идеалистом, жаждущим спасти мир. Он был уверен, что, открывая народу нелицеприятную правду о темных сторонах жизни, он заставит человечество задуматься и начать бороться против лжи и несправедливости.
Закончив университет, Хосе Мануэль в качестве внештатного корреспондента испанского телевидения исколесил полмира, снимая репортажи о голоде в Сомали, волнениях на Филиппинах, о фавелах Бразилии и публичных домах Малайзии. Альберто не виделся с ним почти два года. Не исключено, что тот успел побывать и в России и знает кого-либо из журналистов, побывавших в Чечне.
— Слушаю. Кто говорит? — послышался в трубке голос Хосе Мануэля.
— Чема, привет! Надеюсь, ты еще не забыл Альберто де Арнелью?
— Аль? Сколько лет, сколько зим! Тебя трудно забыть. Твои фотографии в обнимку с хорошенькими девушками не сходят со страниц журналов. Ты как, звонишь по делу или просто соскучился?
— По делу, — сокрушенно вздохнув, признался Альберто. — Я тебе звонил несколько раз, но ты каждый раз был в каком-то очередном экзотическом уголке, снимая банановых диктаторов или последствия стихийных бедствий.
— Если ты мне обещаешь эксклюзивное интервью о твоих сердечных делах, мы можем пропустить пару стаканчиков вина.
— Все, что захочешь, — щедро пообещал Альберто.
— Как насчет бара «Сатанас»?
— Ты что, спятил? Там же собираются только голубые и лесбиянки!
— Я сейчас как раз готовлю материал о сексуальных меньшинствах. Не поверишь, ради дела я даже иногда ношу серьгу в левом ухе и крашу губы помадой цвета фуксии.
— Чема, ради Бога! — взмолился Альберто. — Ты же не хочешь, чтобы меня сфотографировали в баре педерастов в компании голубого журналиста! У меня и без того хватает проблем. Лучше я приглашу тебя на ужин. Какой ресторан ты предпочитаешь — «Риц» или «Семь дверей»?
— Ого! — Чема присвистнул. — Пожалуй, я выберу «Семь дверей». Видно, у тебя действительно ко мне серьезное дело. Хочешь, чтобы я подкрасил губы фуксией?
— Иди к черту! — сказал Альберто. — Ты можешь быть на месте через сорок минут?
— Уже лечу, — ответил Хосе Мануэль и повесил трубку.
— Чечня? Тебя действительно интересуют чеченские террористы? — с недоверием спросил Хосе Мануэль, уписывая весенний салат с лангустами.
— Я тут на днях включил телевизор, — объяснил Альберто, — и посмотрел репортаж о том, как чеченцы захватили двух заложников и угрожают убить их в случае, если российские власти не выполнят их требования.
— Ну и что?
— Я просто подумал, как несправедливо, что эти люди должны умереть ни за что ни про что в руках каких-то ненормальных фанатиков.
— Сотни людей умирают каждый день. Некоторые из них умирают от рук убийц, некоторые умирают от голода, некоторые от отсутствия надлежащей медицинской помощи. Так было всегда, и так будет всегда. Насколько я помню, раньше тебя подобные вещи не беспокоили.
— Ты же сам неоднократно говорил мне, что нельзя быть равнодушным к людским страданиям. Люди меняются. Я изменился.
— Свежо предание, да верится с трудом, — скептически заметил Хосе Мануэль, отодвигая в сторону опустевшую тарелку. — Эти заложники — испанцы?
— Нет, русские.
— Ты их знаешь?
— Откуда я могу их знать? У меня нет ни одного знакомого русского.
Хосе Мануэль задумчиво почесал затылок.
— Так почему тебя все-таки интересуют эти русские заложники?
Альберто разозлился.
— Послушай, Чема, — сухо сказал он, — не суй свой длинный журналистский нос не в свое дело. Тут ты ничего не накопаешь. У меня есть свои причуды и капризы. Просто захотелось узнать, каким образом можно было бы вызволить этих заложников, например, войдя в контакт с террористами и предложив им выкуп. Если ты можешь помочь — помоги, если не можешь или не хочешь — твое дело. Только не приставай ко мне со своими дурацкими расспросами. У меня сейчас слишком много проблем.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента