Вольски Пола. Жена чародея

   — Вы сами не пострадали?
   Она мотнула головой, и на глазах у нее вновь заблестели слезы.
   — Со мной все в порядке. А вот слуги — Джасил, Мор и бедный малыш Глис — убиты. Люди на набережной Сандивелл увидели Глиса и испугались, а потом началась драка и… — Она судорожно сглотнула и не без труда продолжила свой рассказ. — И вдруг все словно с ума сошли, пролилась кровь, и три ваши создания погибли. Нид и другие пришли в ярость, увидев как убили Глиса. Они убили горожанина, который расправился с Глисом, а в дальнейшем Нид убил по меньшей мере еще двоих. Там были гвардейцы, но они и не подумали прийти на помощь. Что теперь будет с Нидом? Он же убил людей. Ему необходимо бежать из города.
   Нид встретил эти слова гневным шипением, глаза его стали совсем красными.
   Фал-Грижни поспешил успокоить его.
   — Не бойся. Никуда тебе не придется бежать.
   Нид сразу повеселел.
   — Но как же ему остаться, Террз? — удивилась Верран. — Он убил людей. И хотя на то имелись серьезные основания, месть горожан наверняка будет…
   — У горожан куда больше оснований страшиться моей мести, мадам. — Она ничего не ответила, и Фал-Грижни добавил: — Вы, должно быть, не осознаете, что вас самих могли поранить или убить. Они ведь кидали в вас камнями, не так ли?
   — Только в самом конце, когда я была в лодке с Нидом. И они даже не погнались за нами. Они…
   — Разбушевавшаяся чернь напала на мою жену. На мою жену!
   Выражение его лица заставило Верран затрепетать.
   — Мне кажется, они не знали, что я ваша жена, — поспешила ответить она. — Их напугали мутанты. Они и впрямь решили, будто Нид и его товарищи — демоны. А все из-за этих листовок, которые расклеены по всему городу…
   — Меня не интересуют листовки. Они не заслуживают внимания. Меня интересует только то, что чернь напала на мою жену.
   — Но со мной все в порядке, лорд, со мной действительно все в порядке. Только как нам быть с Нидом? Простые люди наверняка потребуют правосудия…
   — И они получат его, — зловеще произнес Фал-Грижни.
   — Террз, я не знаю, что вы задумали, но я прошу вас…
   Верран не успела закончить фразу, потому что в этот миг в открытое окно влетел камень. Он пролетел прямо над головой у нее и с силой ударился о дальнюю стену. Нид, зашипев, поднялся на ноги; казалось, он и думать забыл о недавних ранах. Фал-Грижни схватил жену, увел ее с опасного места и заслонил своим телом.
   — Кто это? — вскричала она. — Неужели толпа преследует нас и здесь?
   В окно влетел еще один камень, потом еще один. Теперь снаружи можно было расслышать яростные крики. Нечто темное и мохнатое мягко шлепнулось на пол через окно. Это был полусгнивший труп крысы. Верран сдавленно вскрикнула.
   — Нид, Кевид и все остальные, — обратился к своим мутантам Фал-Грижни. — Препроводите леди Грижни в ее покои. Заприте двери, опустите ставни и оставайтесь с нею, пока я не прикажу вам уйти. Если все же туда попытается проникнуть кто-нибудь посторонний, убейте его. Вы меня поняли?
   Они, вне всякого сомнения, поняли его.
   — Прошу вас, Террз, я предпочла бы остаться с вами.
   — Мадам, извольте слушаться!
   Грижни дал мутантам сигнал, и они увели Верран из комнаты.
   Верран и не вздумала сопротивляться. Безвольная и потерянная, она позволила мутантам препроводить себя в покои. Согласно приказу Грижни, мутанты заперли внутреннюю дверь. Верран решила удалиться к себе в спальню. Ставни здесь были уже опущены, однако в щель между ними ей удалось бросить взгляд на набережную. То, что она увидела, было просто чудовищно. Там собралась толпа — куда большая, чем какой-то час назад на набережной Сандивелл, но столь же яростная и неистовая. Крики и проклятия отчетливо доносились до ее ушей. Разъяренные горожане бесчинствовали, толпясь у причала Грижни. У многих в руках были камни, дохлые крысы, протухшая рыба и прочая дрянь, которой они собирались бомбардировать дворец. На слиянии каналов Лурейс и Сандивелл собралось множество лодок. Они перегородили канал, лишив тем самым обитателей дворца Грижни возможности пуститься в бегство по воде.
   Случайный камень ударился в закрытое ставнями окно спальни. Верран инстинктивно отпрянула, затем вновь приникла к окну. Крик толпы стал громче, а проклятия еще ужасней…
   — Что им нужно? — прошептала Верран, обратившись скорее к самой себе, чем к своим бессловесным стражам. — Есть ли у них какая-нибудь определенная цель? Что они пытаются сделать?
   Но, судя по всему, определенная цель у толпы отсутствовала. Чего никак нельзя было сказать про Фал-Грижни.
   Легкая дрожь пробежала по дворцу Грижни и его окрестностям. Верран невольно ухватилась за ручку окна, чтобы устоять на ногах. Задрожал ли и в самом деле дворец или у нее самой закружилась голова? Она поглядела через плечо и увидела, что мутанты тоже едва держатся на ногах. Последовал еще один толчок, на этот раз уже несомненный.
   Внизу, на набережной, у причала Грижни, на смену яростным выкрикам пришли тревожные. В только что безоблачном небе откуда ни возьмись появились кромешно-черные тучи, они уже застили свет солнца. В мире внезапно настали сумерки. Задул ветер — сильный, холодный, с запахом мертвечины, ветер, подобный дыханию могильного склепа. С каждым мгновением этот ветер набирал силу и скорость. Наконец разразился самый настоящий ураган, он принес с собой тьму и все тот же гнилостный запах распада. Город погрузился в глубокую тьму. Лишь то там, то здесь мелькало тусклое пламя. Лантийцы, столпившиеся на набережной, едва удерживались на ногах под порывами могучего ветра. Волосы и одежда у них пришли в полный беспорядок. Какая-то дрянь летала по воздуху и прилипала к лицам.
   — Лорд Грижни, — тихо произнесла Верран.
   Воды канала тоже пришли в неистовство. Домбулисы затрепетали, сорвались с мест, начали переворачиваться. Опытные гребцы оказались бессильны этому противостоять. Перепуганные лантийцы целыми дюжинами стали бросаться в канал, но, спрыгнув с берега, тут же обнаруживали, что они не в состоянии плыть.
   Стихийное беснование под окнами дворца прекратилось, люди бросились врассыпную. Но лорду Грижни было мало и этого. Загремел гром, небеса дрогнули, и из разрывов, несомые ветром, выпорхнули на гигантских крылах призрачные летучие мыши — наглядное воплощение гнева, который бушевал в душе у чародея. Когда эти чудовищные исчадия приблизились к земле, крики людей и переполошившихся чаек зазвучали в унисон. И тут на мир опустилась полная тьма — и принесла с собой смятение и невыразимый ужас. Огромные крылья, распростершись в воздухе, совершенно затмили небо и застучали в лад вою ветра и глухому неистовству вод.
   Все это длилось недолго. Повергнув в ужас толпу, летучие мыши улетели, унося на своих крыльях и тьму. Ветер замер, волнение вод затихло. Но еще до того, как небеса вновь посветлели, на набережной перед дворцом стало пусто. Пусто было и на причале. Лишь плыли по водам канала обломки домбулисов и лодок а из живых людей здесь не осталось ни души.
   Сперва люди подумали, что произошла великая и чудовищная расправа магистра ордена Избранных над своими врагами. Целую ночь, а потом еще целый день люди приглушенными голосами говорили о бесчисленных жертвах. Но в конце концов стало ясно, что вопреки разгулу и неистовству искусственно ниспосланных стихий никто не лишился жизни. Даже те, кто от страха попрыгали в канал, каким-то чудом не утонули. Всех это удивило, озадачило, люди принялись спорить, но так и не пришли к единому мнению. И никто не осмелился потребовать объяснений у самого Фал-Грижни. Строго говоря, никто не осмелился к нему даже обратиться. На протяжении нескольких дней каналы и набережные вокруг дворца Грижни оставались пустынными, как, если верить преданию, земли, принадлежащие царю демонов.

Глава 9

   Первым, кто посетил Верран после происшествия на набережной Сандивелл, был ее отец. Она решила встретиться с ним в гостиной своих личных покоев, потому что большой зал для аудиенций показался ей в данном случае неподобающим. Тем не менее, когда выяснилась истинная цель прихода Дриса Верраса, стало понятно, что зал для аудиенций оказался бы куда уместней.
   Дрис Веррас решил не тратить времени понапрасну.
   — Дочь моя, — начал он. — Я совершил несправедливость. Я неправильно распорядился твоей судьбой и сейчас горько сожалею об этом.
   Верран пристально посмотрела на отца. Всмотрелась в знакомое лицо, заметила, как судорожно сжаты пухлые руки, почувствовала во всем его облике тайное напряжение. И, невольно разозлившись на себя, подумала о том, что Дрис Веррас всего на пять лет старше ее мужа. Для визита отец выбрал день, когда Фал-Грижни не оказалось дома. Верран заподозрила тайный смысл отцовских намерений, но тем не менее, как примерная дочь, поинтересовалась:
   — Что ты имеешь в виду, отец?
   — Дитя мое, я хорошо запомнил отвращение, с которым ты восприняла перспективу выйти замуж за магистра ордена Фал-Грижни. Я помню твои слезы, твой ужас, твои жалобные мольбы — помню так, словно все это было только вчера. Но тогда я тебя не послушался. Ослепленный выгодами предстоящего брака, я оставил без внимания твое недовольство. Увы… надо было мне больше полагаться на интуицию родной дочери. Ибо нельзя отрицать, что события последних нескольких недель доказали справедливость твоих тогдашних страхов. Фал-Грижни — неподходящий супруг для девушки из рода Веррасов, да и из любого другого аристократического рода тоже. Я отдал родную дочь в руки истинному злодею.
   На мгновение Верран замешкалась с ответом. Она окинула взглядом собственную гостиную. Вспомнила о том, что является владелицей огромного дворца Грижни и женой величайшего изо всех магов. И когда она заговорила, ответ ее прозвучал предельно учтиво, но впервые в жизни она обратилась к отцу как один взрослый человек к другому и к тому же как равный к равному:
   — Ты ошибаешься, отец.
   — Вот как?
   Веррас был явно поражен. Сперва он хотел было упрекнуть дочь в непослушании, но, вспомнив о ее изменившемся статусе, придержал язык.
   — Ты ошибаешься. И позволь спросить тебя, почему ты называешь лорда Грижни злодеем?
   Удивление Дриса Верраса возросло. Никогда еще дочь не требовала у него объяснений, никогда не апеллировала к голосу разума. Верран явно переменилась. Веррас решил, что ее нынешнее высокое положение несколько ударило ей в голову, однако предпочел до поры до времени скрыть собственное неудовольствие.
   — Мое дорогое дитя, боюсь, я огорчил тебя, хотя вовсе не собирался этого делать. У меня нет ни малейшего желания причинять тебе ненужную боль. Я уже проявил несправедливость по отношению к тебе, столь неудачно и немилосердно выдав тебя замуж, и можешь быть уверена в том, что я не собираюсь повторить или даже усугубить собственную ошибку. Что касается лорда Грижни, то отвратительный характер этого человека уже проявился в полной мере и на этот счет не может быть никаких сомнений. Он эксплуатирует свои служебные возможности для сведения личных счетов, он беспрестанно пытается расширить собственную власть, причем за счет власти герцога, а последняя омерзительная расправа над толпой ни в чем не повинных лантийцев, собравшейся у причала, — этот поступок доказывает, что Грижни истинный злодей, более того, государственный изменник…
   — Прошу тебя, отец, оставь это. Ты ведь не знаешь всей правды. Люди распространяют о моем муже злостные небылицы, причем они это делают совершенно сознательно. Именно эти люди и исходят истинной злобой — они, а вовсе не Фал-Грижни. Позволь мне поведать тебе о том, что разыгралось на самом деле, по крайней мере, насколько я сама все это понимаю. Во-первых, о том, что касается толпы на причале. Тебе следовало бы узнать, что люди, собравшиеся там, принялись бомбардировать дворец камнями, и у меня нет ни малейшего сомнения в том, что они убили бы нас, если бы им представилась такая возможность…
   Внезапно Верран показалось крайне важным убедить отца в правоте и непогрешимости Грижни, но Дрис Веррас не собирался выслушивать ее доводы.
   — Дитя мое, я вижу, что ты столь же образцовая жена, как и образцовая дочь. — Он улыбнулся ей с отеческим сочувствием. — Твоя преданность мужу заслуживает похвалы, но истина заключается в том, что вся ситуация в связи с твоим браком стала невыносимой. И нечего тебе лицемерить в разговоре с родным отцом.
   — Выходит, тебя совсем не интересует, что произошло на самом деле?
   — Да знаю я, что произошло на самом деле. Союз патриотов самым тщательным образом изложил все факты.
   — Не упоминай мне об этих отвратительных лжецах!
   — В свете последних событий могу ли я им не верить? Террз Фал-Грижни представляет собой одну из величайших опасностей, с которыми наш город сталкивался на протяжении всей своей истории! Он чародей, обладающий исключительными способностями и возможностями и преисполненный решимости обратить свой дар во зло, подчинив его целям самовозвеличивания.
   — Ты бы не осмелился, отец, сказать это ему в глаза.
   — Да уж конечно не осмелился бы, — неожиданно согласился Дрис Веррас. — Есть куда менее болезненные способы самоубийства.
   — Неужели ты пришел сюда с единственной целью оскорбить моего мужа у него за спиной?
   — Да, дочь моя. Я пришел сюда положить конец твоему несчастью. Пришел освободить тебя из темницы.
   — О чем ты говоришь?
   — Ты оставишь дворец Грижни. Ты вернешься под отчий кров, и вся семья с радостью примет тебя. Но это произойдет еще не сегодня. А пока суд да дело, уместно проявлять предельную скрытность. Поэтому я решил, что ты должна на какое-то время покинуть Ланти-Юм. Твоя родня по материнской линии в Гард-Ламмисе, вне всякого сомнения, с превеликой охотой…
   — Так это ты принял решение о том, что я должна покинуть дворец Грижни? — перебила отца Верран. Она раскраснелась, у нее отчаянно колотилось сердце, она чувствовала, что утрачивает контроль над собой. — Так это ты принял решение разлучить меня мужем и выгнать из собственного дома? Неужели ты и впрямь думаешь, будто я способна всерьез отнестись к твоему предложению?
   — Дитя мое, я гораздо старше и не в пример умнее тебя, и я знаю, что для тебя лучше, а что хуже.
   — Именно это ты и твердил, выдавая меня замуж вопреки моим просьбам!
   — Да, я тогда ошибался.
   — Нет, как выяснилось, как раз тогда ты не ошибался. Ты, отец, ошибаешься сейчас.
   — Дитя мое! Успокойся и выслушай меня внимательно! Конечно, у тебя есть причины для гнева. С тобой обошлись с предельной, хотя и непреднамеренной жестокостью. Тебя выдали замуж за подлого и порочного тирана, и твое нынешнее ожесточение вполне понятно. Но теперь истина выплыла наружу и пришла пора положить конец твоим страданиям. И будь уверена, девице из рода Веррасов не о чем беспокоиться: родные уберегут ее от любых несчастий.
   — Все это крайне трогательно, отец, — сказала Верран, и вновь подчеркнутая невозмутимость дочери неприятно удивила Верраса. Не будь она столь образцовой дочерью, он наверняка решил бы, что у нее в голосе слышатся нотки сарказма. — Трогательно и в высшей степени для меня неожиданно. Но мы с лордом Грижни жена и муж. Я стала его женой по твоему настоянию, однако теперь эти узы не могут быть порваны, даже если бы я сама того захотела. Даже покинув лорда Грижни по твоему настоянию и удалившись в Гард-Ламмис, я бы все равно осталась его женой.
   — А вот это далеко не так, как ты себе представляешь, — возразил Дрис Веррас, и стремительность его ответа позволила дочери предположить, что именно этот довод тщательно продуман заранее. — С учетом крайне необычных обстоятельств, а именно твоей молодости, твоего нежелания вступать в этот брак, противоестественных пороков лорда Грижни и невыразимых страданий, которые ты претерпела, оказавшись во власти у такого человека, — с учетом всего этого развод представляется вполне возможным. Строго говоря, я могу доверительно сообщить тебе, что герцогу это понравилось бы. Я уже советовался по этому поводу с его высочеством и могу почти наверняка пообещать тебе, что в должный час за разводом дело не станет, и тогда ты сможешь вновь выйти замуж. И на этот раз, не исключено, выбор нового супруга будет осуществлен с учетом твоих пожеланий. Подумай об этом, дитя мое. — Дрис Веррас блаженно улыбнулся. — Второй брак, а значит, новый свадебный наряд, новые подарки, балы и праздники в твою честь, благословение самого герцога, муж, и по возрасту, и по общественному положению тебе подобающий, — мы можем даже обсудить кандидатуру молодого Уэйт-Базефа, если ты будешь на этом настаивать. Думаешь, многим женщинам дается шанс начать все заново? Нет, поверь, это редкая привилегия.
   — Действительно редкая, — ответила Верран. — Но, отец, не упускаешь ли ты из виду одной детали? Ты прекрасно знаешь, что я жду ребенка от лорда Грижни. Или, на твой взгляд, это ровным счетом ничего не значит?
   — Конечно, значит, и очень многое, — веско возразил Дрис Веррас. — Мы ведь говорим о моем внуке, о плоти от плоти моей. Меня в равной степени волнуют судьба моей дочери и моего внука. И это лишний раз заставляет меня потребовать, чтобы ты покинула этот дом если не ради собственного благополучия, то хотя бы ради ребенка. Послушай, дочь, ты же не собираешься воспитывать сына в этом ужасном месте? Ты же не отдашь невинное дитя на произвол Террза Фал-Грижни? Иначе из мальчика получится такой же злодей и мерзавец, как сам Грижни. Материнский долг требует от тебя немедленного отъезда.
   — Ты, отец, много рассуждаешь о долге. О моем дочернем долге. О моем материнском долге. О твоем отеческом долге. Ты произносишь все эти слова с такой легкостью! — Верран по-прежнему говорила с напускным спокойствием. Лишь судорожно сцепленные на коленях руки выдавали ее волнение. — Я удивлена, что ты не напомнил мне о моем долге перед старинным родом Веррасов.
   — А разве ты нуждаешься в подобном напоминании?
   — Едва ли. Исполнению именно этого долга препятствует мой брак с лордом Грижни. И, как я предполагаю, ты сейчас сообщишь мне, что в интересах нашей семьи я должна как можно скорее расторгнуть этот брак.
   — Ах вот как! Значит, ты и сама понимаешь это? Что ж, дочь моя, ты научилась разбираться в мирских делах. За последние несколько недель лорд Грижни на редкость себя дискредитировал. Его в равной мере ненавидят и герцог, и простой народ. Что касается черни, то она выкрикивает проклятия ему денно и нощно. Союз патриотов добивается его ареста с последующей казнью. События приняли такой оборот, что узы родства с Фал-Грижни позорят род Веррасов. Пятно пало на наше имя, в глазах народа мы предстаем не только родственниками, но и союзниками Фал-Грижни. И крайне маловероятно, что такая ситуация изменится в ближайшем будущем. А поэтому репутацию дома Веррасов можно спасти, лишь пожертвовав этой чрезвычайно сомнительной для нас связью. И заняться этим необходимо немедленно. Ты понимаешь меня, дочь моя?
   — Тебя, отец, было бы чрезвычайно трудно не понять. И все же прошу тебя объяснить мне одно обстоятельство. Ты говоришь об обвинениях против лорда Грижни, о злодеяниях, которые ему приписывают, об опасности, которую он, на чей-то взгляд, собой представляет. Но ты даже не задумался над тем, справедливы ли эти обвинения, или же мой муж столкнулся с клеветой. Разве то обстоятельство, что люди столько толкуют о его прегрешениях, само по себе доказывает его вину?
   Дрис Веррас равнодушно пожал плечами.
   — Может быть, и нет, но это не имеет значения. Фал-Грижни боятся и ненавидят — и этого достаточно, чтобы семья его жены предстала в самом невыигрышном свете. — Верран вся подобралась, но ее отец оставил это без внимания. — Я уже столкнулся с тем, что высокопоставленные люди посматривают на меня искоса. К счастью, герцог по-прежнему убежден в моей личной преданности, но как долго сможет еще его высочество доверять тестю своего заклятого врага? А если и герцог настроится против нас, что тогда? Нам придет конец. Неужели ты добиваешься именно этого? Нет, дочь моя. Верность интересам нашего дома требует от тебя немедленного расторжения злосчастного брака.
   — А чего требует от меня верность супружескому долгу?
   — Ты в сущности еще дитя, и нельзя возлагать на тебя полную ответственность. И Фал-Грижни ты не обязана ровным счетом ничем. Если ты наберешься смелости, чтобы оставить его, тебе будет рукоплескать весь город. И никаких пересудов тебе опасаться не придется.
   — А я и не боюсь никаких пересудов, справедливы они или нет. — Голос ее зазвучал с внезапной резкостью, и это заставило Дриса Верраса насторожиться. — Как мне представляется, отец, я дорожу общественным мнением куда меньше, чем ты. И я не оставлю лорда Грижни. Начать с того, что мне совершенно этого не хочется. Даже если бы я не носила его ребенка, мне не захотелось бы с ним расстаться. Во-вторых, ты требуешь, чтобы я расторгла брак, и называешь при этом причины, которые кажутся мне низменными и ничтожными.
   — Верность собственному роду — это, по-твоему, низменная и ничтожная причина?
   — Страх перед общественным мнением и страх лишиться герцогского благоволения — вот что тобою движет на самом деле.
   Дрис Веррас набрал полные легкие воздуха в попытке сохранить хладнокровие.
   — Я старше тебя, я тебя умнее, и я значительно лучше твоего разбираюсь в мирских делах. И с твоей стороны было бы только умно руководствоваться в своих поступках моими советами, потому что я не пекусь ни о чем другом, кроме как о твоем благополучии и счастье.
   — Это неправда. Мое счастье тебя не заботит да и никогда не заботило.
   — Не будь столь неблагодарной. Ты поднялась высоко — но только благодаря мне, и я по-прежнему остаюсь твоим отцом и требую к себе уважения.
   — Как вам угодно, сэр. Не хотите ли вы обсудить со мной еще что-нибудь?
   В голосе Верран прозвучала автоматическая учтивость.
   Дрис Веррас нахмурился.
   — К сожалению, сейчас с тобой ни о чем, похоже, не договоришься. Твое высокое положение ударило тебе в голову и ты ничего не желаешь слышать. Но так или иначе, об одной вещи я тебя все-таки попрошу. Не спеши отвергать мой совет прямо с порога. Пообещай мне, что тщательно поразмыслишь над тем, что сегодня услышала.
   Верран холодно поклонилась.
   — Хорошо, но только не рассчитывай на это. Потому что мнения своего я все равно не переменю.
   — Ну что ж. Я постарался ради тебя, как смог, а ты пренебрегла моим советом, значит, тут уж ничего не попишешь. Долг свой я выполнил и больше не несу никакой ответственности за твою судьбу. Но хорошенько запомни наш сегодняшний разговор. Как бы ни сложилось будущее, ты не сможешь впоследствии утверждать, будто тебя не предупреждали.
   Дрис Веррас поднялся с места и ушел. Когда он покинул покои дочери, она отчасти огорченно, отчасти облегченно вздохнула… Оставалось надеяться на то, что он сюда не вернется.

Глава 10

   Когда келдхар из Гард-Ламмиса потребовал ему передать ему пять тысяч лантийских солдат для участия в войне с Силевией, герцог Повон счел себя вынужденным согласиться. Как раз в это время магистр ордена Избранных Фал-Грижни повел борьбу против политики герцога с особенным ожесточением. Грижни заручился поддержкой многих представителей знати, в том числе таких людей, как Кру Беффел, Ро Занлас и Дьюл Парнис, которые отказались отдать в рекруты своих крепостных и рабов. Действия Грижни нашли поддержку и у других, потому что лантийские аристократы не желали без каких бы то ни было выгод лично для себя расставаться со своими холопами.
   Фал-Грижни во всех его начинаниях поддерживала Гереза Вей-Ненневей. Поэтому не было ничего удивительного в том, что женщина-маг стала мишенью для нападок союза патриотов. Вскоре по всему городу оказалась расклеена очередная листовка. Составленная так, чтобы потрафить самым низким вкусам черни, она включала в себя и карикатуру, одновременно омерзительную и непристойную. Вей-Ненневей была изображена обнаженной, причем ей было придано сходство не столько с женщиной, сколько со зверем. В руке у нее был кинжал, а изо рта и по подбородку струилась кровь. Текст под карикатурой гласил:
   «ВЕДЬМА ГЕРЕЗА ВЕЙ-НЕННЕВЕЙ И ЕЕ КРОВАВЫЕ ЗЛОДЕЯНИЯ
   В последнее время выяснилось, что ведьма Ненневей — сообщница и приспешница Фал-Грижни, царя демонов, повинна в самых неслыханных злодеяниях. Да будет известно всем, что эта старая и уродливая ведьма ежедневно похищает у жителей Ланти-Юма самых красивых дочерей и делает их своей добычей. Ни имя, ни звание ее не интересуют, лишь бы те были красивы и девственны. Этих несчастных дев ведьма уводит к себе в логово и там пьет их кровь. Когда под воздействием колдовства и злобы несчастные становятся совершенно беспомощными, ведьма сдирает с их девственных тел кожу до последнего лоскута. И затем покрывает белоснежной и юной плотью свое распадающееся от старости и мерзости тело, добиваясь ненадолго призрачного сходства с красавицами. И в этом мимолетном облике выходит ночами на улицы и предается блуду, а бесчисленные любовники и знать не знают, с кем спознаются, а когда узнают, становится уже слишком поздно.
   Таким образом, к нашему вящему стыду, процветают подлость и обман этой ведьмы. Нет и не будет нам прощения, пока не предадим Ее Гнилость и ее Пакостность огню. Так что, люди добрые, берегитесь.
   Союзпатриотов».
   Верран прочитала эту листовку с отвращением. Да и на глаза она ей попалась лишь по злосчастному невезению, потому что в последнее время Верран не выходила из дому. После прискорбной истории на набережной Сандивелл Фал-Грижни предложил ей на выбор: или не покидать пределов дворца и прилегающего парка на протяжении всей беременности или же незамедлительно отправиться в одно из принадлежащих мужу сельских поместий. Верран предпочла остаться в Ланти-Юме и теперь проводила все время во дворце или в саду, по которому прогуливалась в сопровождении телохранителей. И эту листовку она нашла в саду. Ее приклеили к камню, а потом какой-то благонамеренный патриот запустил этим камнем через ограду. Верран не показала листовку мужу, но заподозрила, что ему уже известно о ее появлении: не зря же считалось, что ему известно практически обо всем. Верран подумала, знает ли об этой мерзости Вей-Ненневей.