Страница:
надеждой познать планету, на которой я обитаю, лучше, чем себя самого.
Однако вы мне сказали: быть может, египтяне когда-нибудь отыщут истоки
своего Нила; это воскрешает во мне слабую надежду узнать в один прекрасный
день строение нашей Земли. Я отрекся от отклоняющихся атомов Эпикура; но
разве ваши мудрые варвары, изобретшие такое множество прекрасных вещей,
ничего не узнали о способе сотворения Земли? Исследуя птичье гнедо, можно
понять его строение, не зная при этом, что именно дает этим птицам жизнь,
инстинкт и их перья. Так неужели же нет никого, кто исследовал бы хорошенько
гнездо, в котором мы пребываем, - этот маленький уголок Вселенной, где
заперла нас природа?
Эвгемер. Кардет, о котором я вам говорил, высказал догадку, что наше
гнездо первоначально было покрывавшимся корой Солнцем.
Калликрат. Солнце, покрывшееся корой! Да вы шутите!
Эвгемер. Нет, это Кардет, несомненно, шутил, когда утверждал, будто наш
шар был некогда Солнцем, образованным тонкой материей, состоящей из шариков;
однако наши материи уплотнились, и мы утратили свой блеск и силу; после того
мы выпали из вихря, центр которого составляли, и попали в вихрь нашего
нынешнего Солнца. Наша Земля целиком покрыта рифленой и разветвленной
материей. В конце концов из звезд, которыми мы были, мы стали луной,
обладающей в качестве льготы вращающейся вокруг нас другой маленькой луной,
что должно нас утешить в нашей опале.
Калликрат. Вы спутываете все мои представления. Я ведь уже был готов
стать учеником вашего галла. Но я нахожу, что Эпикур, Аристотель и Платон
были значительно более рассудительны, чем ваш Кардет. Это ведь не
философская система, а бред человека, находящегося в горячечном состоянии.
Эвгемер. Некоторое время тому назад это именовали корпускулярной
философией, единственно истинной. Химеры эти имели даже своих комментаторов;
считалось, что геометр, Давший для своего времени нечто довольно дельное в
области оптики, вообще не может ошибаться.
Калликрат. А что открыли после него относительно образования нашего
шара?
Эвгемер. Было сделано открытие одним германским философом25,
о котором я немного уже вам говорил: это автор предустановленной гармонии,
согласно которой душа держит речь, в то время как тело, ничего в этой речи
не смыслящее, жестикулирует; иначе говоря, тело это отбивает время,
указываемое душой на циферблате, причем она не слышит боя часов. В
соответствии с теми же принципами он обнаружил, что началом существования
нашей планеты был пожар. Моря были приглашены, дабы погасить огонь, а все
составлявшее землю остекленело и осталось массой стекла.
Трудно поверить, что подобную систему выдумал математик, однако это
так.
Калликрат. Согласитесь: моего Эпикура нельзя упрекнуть в подобных
проделках. Я жду от вас истины, а не причуд.
Эвгемер. Прекрасно, я еще расскажу вам о философе, отлично написавшем
"Естественную историю" человека26. Ему принадлежит также
"Естественная история" Земли, но он выдает ее лишь за гипотетический
вымысел.
Он предполагает, что в один прекрасный день комета, проходящая вблизи
Солнца...
Калликрат. Как! Комета, которую Аристотель и мой Эпикур объявили
испарением Земли?
Эвгемер. Аристотель и ваш Эпикур очень плохо разбирались в кометах. У
них не было никакого прибора, который помог бы их глазам увидеть кометы и
измерить их путь. Галлы, касситеридцы и германцы, а также соседние с греками
народы создали для себя инструменты, содействующие открытию истины; с
помощью этих инструментов они узнали, что кометы представляют собой планеты,
циркулирующие вокруг Солнца по огромным кривым, приближающимся к параболе;
они высказали догадку, что среди этих светил существуют такие, которые
выполняют свой путь не менее чем за сто пятьдесят лет. Были предсказаны
сроки их возвращения, как предсказывают затмения; однако предсказания эти
нельзя было сделать с той же точностью: для этого многого недостает.
Калликрат. Я прошу их извинить мое невежество. Вы как будто сказали,
что одна из комет упала на Солнце: что же из этого воспоследовало? Разве она
не сгорела?
Эвгемер. Галльский философ предположил, что она только слегка задела
поверхность этой могучей звезды и унесла с нее кусок материи, из которого
образовалась Земля. Этого куска было вполне достаточно и для образования
других планет. Можно представить себе, что куски грубой материи, украденные
таким образом у Солнца, были достаточно горячи. Утверждают, что одна из
комет, проделывая свой путь вблизи этого светила, становится в две тысячи
раз более горячей, чем раскаленное докрасна железо, и может остыть лишь за
период в пятьдесят тысяч лет.
Из этого можно заключить, что наша Земля, не слишком-то горячая у обоих
своих полюсов, потратила более пятидесяти тысяч лет на свое охлаждение: ведь
полюсы ее холодны, как лед. Она прибыла с Солнца на то место, где сейчас
находится, совершенно остекленевшей, как это назвал германский философ;
именно с того времени начали изготовлять стекло из песка.
Калликрат. Мне чудится, будто я читаю греческих поэтов, рассказывающих,
почему Аполлон ежевечерно укладывается спать в море и почему Юнона иногда
усаживается на радугу. Скажите откровенно, не хотите ли вы меня заставить
поверить, будто Земля сделана из стекла и будто она явилась с Солнца
настолько горячей, что до сих пор не остыла в районе Эфиопии, в то время как
на земле лапландцев все замерзают?
Эвгемер. Но ведь автор выдает вам эту историю всего только за гипотезу.
Калликрат. В самом деле, - плачу вам гипотезой за гипотезу -уж не
любите ли вы греков так же сильно, как галлов? Что до меня, заверяю вас:
Минерва, богиня мудрости, вышедшая из головы Юпитера; Венера, рожденная из
божественного семени, упавшего на морское побережье, дабы навеки объединить
воду, воздух и землю; Прометей, явившийся затем, чтобы принести небесный
огонь Пандоре; Амур с его повязкой, стрелами и крылами; Церера, научившая
людей земледелию; Вакх, утишающий их страдания дивным напитком, - эти
очаровательные мифы, хитроумные эмблемы природы, вполне стоят
предустановленной гармонии, бесед со Словом и кометы, образовавшей нашу
Землю.
Эвгемер. Меня, как и вас, трогают эти волшебные аллегории; они принесут
вечную славу грекам и будут очаровывать народы; они будут запечатлены во
всех умах и будут воспеваться всеми устами, какие бы ни происходили смены
правлений, религий, нравов, постоянно изменяющие лицо Земли; но эти
прекрасные, вечные мифы, какими бы восхитительными они ни были, никак не
просвещают нас относительно основы вещей; они нас чаруют, но ничего не
доказывают. Амур с его повязкой, Венера и три Грации никогда не научат нас
предрекать затмения и понимать различие между осью экватора и осью
эклиптики. Сама красота этих образов отвращает наш взор и наши шаги от
тернистых тропок науки; это наслаждение нас изнеживает.
Калликрат. Так расскажите же мне обо всем, что изобрели полезного ваши
философы-варвары, совсем не изнеженные подобно нам, грекам.
Эвгемер. Я расскажу вам о том, что видел в Галлии во время последнего
своего путешествия.
БЫЛИ ЛИ ГОРЫ ОБРАЗОВАНЫ МОРЕМ?
Эвгемер. На расстоянии ста сорока четырех стадиев от океана, рядом с
городом Тур, на глубине десяти футов под землей можно обнаружить на
пространстве в сто тридцать миллионов кубических туазов несколько трухлявую
массу, напоминающую порошок талька; земледельцы пользуются ею для удобрения
своих полей. В этой вырытой шахте, часто увлажняющейся дождем и ключевой
водой, находят многочисленные реликты животных - рептилий, ракообразных или
панцирных.
Некий искусник27, гончар по профессии, титуловавший себя
изобретателем сельских терракотовых сосудов галльского короля, объявил, что
эта шахта дрянного талька, перемешанного с трухлявой почвой, не что иное,
как скопление рыб и ракушек, находящихся здесь со времен Девкалионова
потопа. Некоторые философы признали эту теорию; они лишь несколько отошли от
учения гончара и утверждали, что ракушки эти Должны были отложиться в
указанном подземелье за много тысяч веков До нашего греческого потопа.
Им возражали: если всемирный потоп принес в эту местность сто тридцать
миллионов кубических туазов рыб, почему он не принес тысячной доли такого
количества в другие места, удаленные на такое же расстояние от океана?
Почему эти моря, сплошь покрытые морскими свиньями не извергли из себя на
одни только наши берега хотя бы дюжину этих животных?
Следует признать, что указанные философы не разрешили своего сомнения;
однако они твердо стояли на том, что море залило в свое время земли не
только на расстояние вплоть до восьмиста сорока стадиев от своего побережья,
но и гораздо дальше. Спорам на эту тему нет конца. Наконец, галльский
философ Теллиамед28 заявил, что в течение пяти или шести тысяч
веков море было повсюду и именно оно породило все горы.
Калликрат. Вы мне сообщаете весьма необычные вещи; вы то заставляете
меня восхищаться вашими варварами, то вынуждаете над ними смеяться. Я с
большей легкостью поверил бы в то, что горы породили моря, чем в то, что
моря будто бы стали родительницами гор.
Эвгемер. Если, как утверждает Теллиамед, течения океана и морские
приливы постепенно породили Кавказ и Иммаус в Азии, Альпы и Апеннины в
Европе, они должны были также породить людей, чтобы заселить эти горы и их
долины.
Калликрат. Нет ничего более справедливого; однако сей Теллиамед кажется
мне немножко тронутым.
Эвгемер. Человека этого долгое время использовал в Египте его король
для гарантированной торговли, и он слыл весьма просвещенным ученым. Он не
осмеливается утверждать, будто сам видел морских людей, но он беседовал с
людьми, их видевшими; он считает, что эти морские люди, описание коих дают
нам многие путешественники, в конце концов стали земными людьми - такими,
каковы мы есть, - после того как море, схлынув с берегов, чтобы воздвигнуть
на них свои горы, бросило этих людей на произвол земной жизни. Точно также
Теллиамед считает или хочет заставить считать других, что наши львы,
медведи, волки, собаки произошли от морских собак, волков, медведей и львов
и все наши птичьи дворы были заселены одними летающими рыбами, постепенно
превратившимися в уток и кур.
Калликрат. А как он может обосновать эти нелепости?
Эвгемер. Он обосновывает их с помощью Гомера, повествовавшего о
тритонах и сиренах. Особенно эти сирены - обладательницы чарующего голоса:
они обучали музыке людей, когда жили на земле, вместо того чтобы обитать в
воде. Более того, всему миру известно: некогда Халдее, в реке Евфрат,
обитала щука, по имени Оаннес, дважды в дел; выходившая из воды, чтобы
наставлять народ; именно она и является покровительницей тех, кто
проповедует с кафедр. Дельфин, вынесший из моря на спине Ариона, стал
покровителем ямщиков. Этих свидетельств, несомненно, достаточно для создания
новой философии.
Но наибольшую опору эта философия имела в лице автора29
истории человека, вселенной и кунсткамеры великого короля; по крайней мере,
Он взял под свое покровительство горы, образованные течениями и приливами
морей; он придал силу этой идее Теллиамеда. Его сравнивали с вельможей,
вскармливающим в своих владениях сироту-подкидыша. Некоторые натуралисты
присоединились к нему, и эта система стала большой проблемой.
Калликрат. Мне очень хотелось бы знать, как они доказывают, что
Кавказские горы были порождены Понтом Эвксинским.
Эвгемер. Они ссылаются на то, что посреди земли хаттов в Германии была
найдена окаменевшая щука, на большом Альпийском хребте -- корабельный якорь
и целый корабль - в окрестной пропасти. Правда, история с этим кораблем была
рассказана всего лишь одним из тех бедных писак, кои стремятся за свою ложь
заработать немного денег; однако люди, склонные к системосозиданию, не
упустили случая заявить, что судно это со всеми своими снастями оказалось в
упомянутой расселине более чем за миллион -- миллион двести тысяч веков до
изобретения навигации и было оно построено во времена, когда море схлынуло с
вершин больших Альп для того, чтобы отправиться создавать Кавказские горы.
Калликрат. И это вы, Эвгемер, рассказываете мне такой вздор?
Эвгемер. Я вам сообщаю об этом, чтобы вы поняли, что мои варвары иногда
отдавались на волю своего воображения, так же как ваши греки.
Калликрат. Никогда ни один греческий философ не говорил ничего
подобного тому, что вы мне сейчас рассказали.
Эвгемер. Но как же, разве вы забыли, о чем недавно писал астроном
Бероз, коего я так часто встречал при дворе Александра?
Калликрат. А именно? Что такого необычного он написал?
Эвгемер. В своих "Древностях человеческого рода" он утверждал, будто
Сатурн явился к Ксиссутру и ему сказал: "Пятнадцатого числа месяца Эзи
человеческий род будет погублен потопом. Спрячьте хорошенько все ваши
сочинения в Сипаре, городе Солнца, дабы память о событиях не угасла (ведь
когда на Земле не останется ни души, сочинения станут особо необходимы);
постройте ковчег; взойдите на него с вашими Родичами и друзьями, пусть туда
же взойдут птицы и четвероногие, и запасите там провиант; когда же вас
спросят, куда вы хотите отправиться на вашем судне, ответствуйте: "К богам,
дабы молить их взять под свое покровительство человечество"".
Ксиссутр не преминул построить свой ковчег шириной в два стадия и
Длиной - в пять, иначе говоря, ширина его равнялась двумстам пятидесяти
геометрическим футам, а длина - шестиста двадцати пяти. Судно это, которому
предстояло отправиться в Черное море, было дрянным парусником. Наступил
потоп. Когда же он прекратился, Ксиссутр выпустил волю нескольких своих
птиц, но они, не найдя себе пропитания, вернулись на судно. Через несколько
дней он снова выпустил птиц, и когда они вернулись, лапки их были в грязи. В
следующий раз они совсем не вернулись. Тогда Ксиссутр поступил таким
образом: он сошел со своего судна, взгромоздившегося на одну из гор Армении,
- и больше его не видели: боги забрали его к себе.
Итак, вы видите, что во все времена существовало стремление развлекать
либо пугать людей то сказками, то рассуждениями. Халдеи вовсе не первые,
пускавшие в ход ложь, чтобы заставить себя послушать, греки -не последние;
Галлия перемешала вымыслы с истинами, подобно грекам, но не внесла в свои
мифы такую же, как у них, привлекательность; ложью пользовались и в
Германии, и на острове Касситерида.
Первый ниспровергатель греческой философии в Галлии, знаменитый Кардет
признавался в том, что вводил нас в заблуждение и, формируя вселенную из
игральных костей и создавая тонкую, шаровидную, ветвистую, рифленую и
пористую материю, просто шутил. Другие дошли в своей веселости до того, что
утверждали, будто со дня на день Вселенная вполне может быть разрушена
тонкой материей, из коей, по их мнению, возникает огонь.
Калликрат. Очевидно, тот, кто, посмеиваясь, готовит нам этот крах, не
принадлежит к семейству короля Ксиссутра. Несомненно, то один из философов,
заставивших наш мир возникнуть из воспламенившейся кометы: философы эти
хотели сделать смерть мира такой же, каким они сделали начало его жизни.
Однако подобная шутка кажется мне чересчур сильной. Я не люблю, когда
смеются над гибелью.
Эвгемер. И вы правы. Самое худшее, что эта идея - заставить нас всех
погибнуть от огня - есть не что иное, как воскрешение старого мифа о
Фаэтоне. Очень давно уже говорили о том, будто род человеческий однажды был
потоплен наводнением, а в другой раз погублен пожаром.
Рассказывают даже, что первые люди воздвигли два красивых столпа, один
- из камня, другой - из кирпича, дабы предупредить о катастрофе своих
потомков и дабы в случае беды кирпичный столп мог противостоять огню,
каменный же - воде.
Наши нынешние философы-варвары, являющиеся не только философами, но и
пророками, возвещают нам, что оба столпа окажутся совсем бесполезными, ибо
коль скоро одна комета образовала Землю, другая разобьет ее на тысячу кусков
вместе с ее великолепными монументами из камня и кирпича. Относительно этого
прорицания были написаны целые тома, содержащие много расчетов, на которые
было затрачено немало ума; по поводу этой жуткой катастрофы также было
немало веселья. Эти ученые галлы похожи на богов, рисуемых нам Гомером
хохочущими неудержимым смехом над вещами совсем не забавными.
Калликрат. Смеяться, кажется мне, подобает лишь богам Эпикура: ведь они
заняты только своими лакомствами и удовольствиями; но у богов Гомера, вечно
ссорящихся между собой и на небе, и на Земле, нет особой причины для смеха,
а уж у ваших галльских философов -- тем паче. Разве вы не сказали мне, что
их почти всегда распекают друиды? Это должно вернуть им серьезность.
Эвгемер. Да, многие из них были серьезны, и я осмелюсь вам сказать: они
серьезно занимались тем, чтобы принести весомую пользу.
Калликрат. Именно об этом я и хотел бы узнать. Я люблю лишь полезную
философию и предпочитаю архитектора, строящего мне приятный и удобный дом,
математику, возводящему в квадрат кривую до двойной кривизны, с которой мне
просто нечего делать.
Эвгемер. Варвары не только обнаружили свою проницательность в области
квадратур кривых и даже в самих своих ошибках при вычислениях, но и изобрели
новые искусства, без которых скоро не смогут обойтись сами греки; я изложу
вам это.
ИЗОБРЕТЕНИЯ ВАРВАРОВ, НОВЫЕ ИСКУССТВА И ИДЕИ
Калликрат. Скажите же мне поскорее, что столь полезного миру изобрели
эти варвары?
Эвгемер. Мы должны были бы испытывать к ним вечную признательность,
даже если бы они не изобрели ничего, кроме ветряных мельниц. Создателями
этих прекрасных механизмов не были ни касситеридцы30, ни готы, ни
кельты: их придумали арабы, обосновавшиеся в Египте; греки здесь совершенно
не при чем.
Калликрат. А как устроена эта прекрасная машина? Я слыхал разговоры, но
никогда ничего такого не видел.
Эвгемер. Она представляет собой дом, укрепленный на вертлюге и
вращающийся при каждом дуновении ветра; дом этот снабжен четырьмя большими
крыльями, не умеющими летать, но служащими затем, чтобы размалывать между
двумя каменными жерновами сжатое в поле зерно. Греки, а также мы, сицилийцы,
и даже римляне не пользуются этими крылатыми домами: мы только и знаем, что
утруждать руки наших рабов грубым помолом зерна, отбираемого нами у земли в
поте лица. Я надеюсь, что прекрасное искусство крылатых домов перекочует
однажды к нам.
Калликрат. Говорят, что именно нашей Сицилии боги оказала милость
даровать зерно и лишь оттуда оно получило частичное распространение в мире;
но наши эпикурейцы в это не верят. Они убеждены будто боги слишком заняты
своей вкусной едой, чтобы еще думать о нашей. В самом деле, если бы Церера
нам даровала пшеницу, она должна была бы подарить нам и ветряную мельницу.
Эвгемер. Что до меня, то я неизменно убежден не столько в том, что
Церера принесла пшеницу в Сиракузы, сколько в том, что великий Демиург дал
людям и животным пищу и способы ее добывания, необходимые для поддержания их
краткосрочной жизни, в соответствии с климатом, в каком те или иные живые
существа им были порождены.
Народы, населяющие берега Сены или Дуная, не владеют дивными плодами,
растущими по берегам Ганга. Природа не произрастила у них этого столь
вкусного и питательного риса, вкусовые качества коего усиливаются индийскими
пряностями или сахарным тростником. Наша северная Европа лишена прекрасных
пальм, которыми покрыта вся Азия, а также всевозможных золотых плодов,
являющих собой столь легкий вид пищи и такое освежающее питье. Необъятные
страны, коих Александр видел только границы, получили в удел кокосовый орех
- рассказы о нем вы слышали; плод этот дает ядро, превосходящее по вкусу наш
хлеб и молоко, а также жидкость, более приятную, чем наши лучшие вина; он
дает масло для ламп и очень твердую скорлупу, из которой делают вазы и
тысячи других небольших поделок; волокнистая кора, покрывающая это древо,
дает пряжу для холстов, из которых выкраиваются корабельные паруса; из его
древесины строят суда и дома, а его широкие, плотные листья служат этим
домам кровлей. Таким образом, один только вид плодового дерева питает,
утоляет жажду, одевает, дает жилье, средства передвижения и домашнюю утварь
целым народам, которым земля щедро поставляет эти дары без предварительной
обработки.
В Европе, где Сицилия является наиболее щедро одаренной страной, мы до
сих пор имеем только дикие плоды, ибо золотые яблоки Гесперид, прекрасные
плоды Персии, Серазонта и Эпира до сих пор не привились на нашем острове.
Источник нашей жизни и славы - зерно, которым мы так похваляемся. Печальная
слава и тяжкий источник! Быть может, были правы те, кто утверждал, что мы
оскорбили Цереру, и в наказание она обучила нас земледелию.
Сначала нужно извлечь из недр Земли и выковать руками наших циклопов
железо, назначение которого - разрывать ее лоно. Три четверти населения
нашей маленькой Европы вынуждены покупать в Азии и Африке семена для засева
своих тощих полей; и эти поля после огромных трудов, изнуряющих людей и
животных, дают в лучшие годы десятикратный урожай, обычно же - пятикратный и
шестикратный, а иногда - трехкратный. Когда такая скудная жатва проведена,
люди бывают выну-зкдены накидывать стога с помощью сильных взмахов вил,
причем в ходе этой грубой работы часть урожая гибнет.
Но сами по себе эти работы ничего не дают для питания человека.
Требуется отвезти полученное чахлое зерно к тем, кто орошает его своим
потом, размалывая его собственными руками с помощью жерновов. Однако и тогда
это еще не пища до тех пор, пока тесто не поставят на огонь в сводчатую
печь, где избыток жара может превратить его в порошок, а недостаток - в
бесполезное месиво.
Вот что такое хлеб, коим Церера облагодетельствовала людей, или,
вернее, который она заставила их покупать столь дорогой ценой! Он не более
похож на зерно, из коего его делают, чем алое платье - на барана, из шерсти
которого оно соткано. Но особенно обидно, что труженик едва пользуется
плодами стольких трудов. Не для него сеял обитатель берегов Дуная и
Борисфена, но для варвара, овладевшего его страной, хотя он не ведает даже,
как прорастает в земле зерно, и для друида или для ламы, требующих себе от
имени неба доли собранного урожая, рассчитывая при этом обесчестить или
принести в жертву на алтаре дочку доброго человека, пропитание которого он
пожирает.
Вы согласитесь со мной, по крайней мере, что математики, изобретшие
ветряную мельницу, освободили несчастного земледельца от самой тяжкой его
страды.
Калликрат. Я не сомневаюсь в том, что мода на ветряные мельницы будет
немедленно воспринята всеми народами, питающимися хлебом, и они будут
благословлять философию. Продолжайте, прошу вас, и дальше просвещать меня
относительно новых изобретений варваров.
Эвгемер. Я уже вам сказал, что они дали зрение тем, кто его совсем не
имел: они помогли старикам читать31; они показали всем людям
звезды, ранее бывшие постоянно скрытыми от их взора32; и все эти
благодеяния, восхитительно разнообразные, суть всего лишь следствия теоремы,
известной в Греции и гласящей, что угол падения равен углу отражения.
Калликрат. Вы изображаете ваших философов богами: они даруют людям хлеб
и говорят: "Да будет свет". А что они еще создали? Расскажите мне обо всем.
Эвгемер. Они сотворили искусство одним поворотом руки отпечатывать
целую книгу33. Благодаря этому средству наука может стать
всеобщим достоянием; книги на рынке будут стоить дешевле, чем съестные
припасы. Каждый получит в свое распоряжение Аристотеля за меньшую цену, чем
пулярку. В одном из разделов этого искусства достигнуто умение размножать
картину в тысячекратном или десятижды тысячекратном количестве; таким
образом, самый бедный из граждан сможет иметь у себя работы Зевксида и
Апеллеса. Искусство это называется гравюрой.
Калликрат. Только что ваши философы-изобретатели были богами, а сейчас
они - маги.
Эвгемер. Вы ближе к истине, чем думаете. В Европе есть страны, где это
пока малоизвестное искусство размножения картин и книг было принято за
колдовство; однако оно станет более обычным, чем ветряные мельницы, о
которых я уже говорил. Каждый пожелает напечатать книгу или размножить свой
портрет; мир наводнится безвкусными книгами; литература станет пошлым
ремеслом, и когда тщеславие автора усугубится в его сознании пропорционально
его глупости, не останется ни одного бумагомараки, который не потребовал бы
выгравировать свой портрет на заглавном листе своего собрания сочинений.
Калликрат. Я вполне согласен, что большое количество книг может
представлять опасность; однако надо питать глубокую признательность к тем,
кто открыл секрет, позволяющий сделать их сбыт таким легким. Друзей выбирают
из многих.
Эвгемер. На самом деле среди этих многих есть большое число торговцев
Однако вы мне сказали: быть может, египтяне когда-нибудь отыщут истоки
своего Нила; это воскрешает во мне слабую надежду узнать в один прекрасный
день строение нашей Земли. Я отрекся от отклоняющихся атомов Эпикура; но
разве ваши мудрые варвары, изобретшие такое множество прекрасных вещей,
ничего не узнали о способе сотворения Земли? Исследуя птичье гнедо, можно
понять его строение, не зная при этом, что именно дает этим птицам жизнь,
инстинкт и их перья. Так неужели же нет никого, кто исследовал бы хорошенько
гнездо, в котором мы пребываем, - этот маленький уголок Вселенной, где
заперла нас природа?
Эвгемер. Кардет, о котором я вам говорил, высказал догадку, что наше
гнездо первоначально было покрывавшимся корой Солнцем.
Калликрат. Солнце, покрывшееся корой! Да вы шутите!
Эвгемер. Нет, это Кардет, несомненно, шутил, когда утверждал, будто наш
шар был некогда Солнцем, образованным тонкой материей, состоящей из шариков;
однако наши материи уплотнились, и мы утратили свой блеск и силу; после того
мы выпали из вихря, центр которого составляли, и попали в вихрь нашего
нынешнего Солнца. Наша Земля целиком покрыта рифленой и разветвленной
материей. В конце концов из звезд, которыми мы были, мы стали луной,
обладающей в качестве льготы вращающейся вокруг нас другой маленькой луной,
что должно нас утешить в нашей опале.
Калликрат. Вы спутываете все мои представления. Я ведь уже был готов
стать учеником вашего галла. Но я нахожу, что Эпикур, Аристотель и Платон
были значительно более рассудительны, чем ваш Кардет. Это ведь не
философская система, а бред человека, находящегося в горячечном состоянии.
Эвгемер. Некоторое время тому назад это именовали корпускулярной
философией, единственно истинной. Химеры эти имели даже своих комментаторов;
считалось, что геометр, Давший для своего времени нечто довольно дельное в
области оптики, вообще не может ошибаться.
Калликрат. А что открыли после него относительно образования нашего
шара?
Эвгемер. Было сделано открытие одним германским философом25,
о котором я немного уже вам говорил: это автор предустановленной гармонии,
согласно которой душа держит речь, в то время как тело, ничего в этой речи
не смыслящее, жестикулирует; иначе говоря, тело это отбивает время,
указываемое душой на циферблате, причем она не слышит боя часов. В
соответствии с теми же принципами он обнаружил, что началом существования
нашей планеты был пожар. Моря были приглашены, дабы погасить огонь, а все
составлявшее землю остекленело и осталось массой стекла.
Трудно поверить, что подобную систему выдумал математик, однако это
так.
Калликрат. Согласитесь: моего Эпикура нельзя упрекнуть в подобных
проделках. Я жду от вас истины, а не причуд.
Эвгемер. Прекрасно, я еще расскажу вам о философе, отлично написавшем
"Естественную историю" человека26. Ему принадлежит также
"Естественная история" Земли, но он выдает ее лишь за гипотетический
вымысел.
Он предполагает, что в один прекрасный день комета, проходящая вблизи
Солнца...
Калликрат. Как! Комета, которую Аристотель и мой Эпикур объявили
испарением Земли?
Эвгемер. Аристотель и ваш Эпикур очень плохо разбирались в кометах. У
них не было никакого прибора, который помог бы их глазам увидеть кометы и
измерить их путь. Галлы, касситеридцы и германцы, а также соседние с греками
народы создали для себя инструменты, содействующие открытию истины; с
помощью этих инструментов они узнали, что кометы представляют собой планеты,
циркулирующие вокруг Солнца по огромным кривым, приближающимся к параболе;
они высказали догадку, что среди этих светил существуют такие, которые
выполняют свой путь не менее чем за сто пятьдесят лет. Были предсказаны
сроки их возвращения, как предсказывают затмения; однако предсказания эти
нельзя было сделать с той же точностью: для этого многого недостает.
Калликрат. Я прошу их извинить мое невежество. Вы как будто сказали,
что одна из комет упала на Солнце: что же из этого воспоследовало? Разве она
не сгорела?
Эвгемер. Галльский философ предположил, что она только слегка задела
поверхность этой могучей звезды и унесла с нее кусок материи, из которого
образовалась Земля. Этого куска было вполне достаточно и для образования
других планет. Можно представить себе, что куски грубой материи, украденные
таким образом у Солнца, были достаточно горячи. Утверждают, что одна из
комет, проделывая свой путь вблизи этого светила, становится в две тысячи
раз более горячей, чем раскаленное докрасна железо, и может остыть лишь за
период в пятьдесят тысяч лет.
Из этого можно заключить, что наша Земля, не слишком-то горячая у обоих
своих полюсов, потратила более пятидесяти тысяч лет на свое охлаждение: ведь
полюсы ее холодны, как лед. Она прибыла с Солнца на то место, где сейчас
находится, совершенно остекленевшей, как это назвал германский философ;
именно с того времени начали изготовлять стекло из песка.
Калликрат. Мне чудится, будто я читаю греческих поэтов, рассказывающих,
почему Аполлон ежевечерно укладывается спать в море и почему Юнона иногда
усаживается на радугу. Скажите откровенно, не хотите ли вы меня заставить
поверить, будто Земля сделана из стекла и будто она явилась с Солнца
настолько горячей, что до сих пор не остыла в районе Эфиопии, в то время как
на земле лапландцев все замерзают?
Эвгемер. Но ведь автор выдает вам эту историю всего только за гипотезу.
Калликрат. В самом деле, - плачу вам гипотезой за гипотезу -уж не
любите ли вы греков так же сильно, как галлов? Что до меня, заверяю вас:
Минерва, богиня мудрости, вышедшая из головы Юпитера; Венера, рожденная из
божественного семени, упавшего на морское побережье, дабы навеки объединить
воду, воздух и землю; Прометей, явившийся затем, чтобы принести небесный
огонь Пандоре; Амур с его повязкой, стрелами и крылами; Церера, научившая
людей земледелию; Вакх, утишающий их страдания дивным напитком, - эти
очаровательные мифы, хитроумные эмблемы природы, вполне стоят
предустановленной гармонии, бесед со Словом и кометы, образовавшей нашу
Землю.
Эвгемер. Меня, как и вас, трогают эти волшебные аллегории; они принесут
вечную славу грекам и будут очаровывать народы; они будут запечатлены во
всех умах и будут воспеваться всеми устами, какие бы ни происходили смены
правлений, религий, нравов, постоянно изменяющие лицо Земли; но эти
прекрасные, вечные мифы, какими бы восхитительными они ни были, никак не
просвещают нас относительно основы вещей; они нас чаруют, но ничего не
доказывают. Амур с его повязкой, Венера и три Грации никогда не научат нас
предрекать затмения и понимать различие между осью экватора и осью
эклиптики. Сама красота этих образов отвращает наш взор и наши шаги от
тернистых тропок науки; это наслаждение нас изнеживает.
Калликрат. Так расскажите же мне обо всем, что изобрели полезного ваши
философы-варвары, совсем не изнеженные подобно нам, грекам.
Эвгемер. Я расскажу вам о том, что видел в Галлии во время последнего
своего путешествия.
БЫЛИ ЛИ ГОРЫ ОБРАЗОВАНЫ МОРЕМ?
Эвгемер. На расстоянии ста сорока четырех стадиев от океана, рядом с
городом Тур, на глубине десяти футов под землей можно обнаружить на
пространстве в сто тридцать миллионов кубических туазов несколько трухлявую
массу, напоминающую порошок талька; земледельцы пользуются ею для удобрения
своих полей. В этой вырытой шахте, часто увлажняющейся дождем и ключевой
водой, находят многочисленные реликты животных - рептилий, ракообразных или
панцирных.
Некий искусник27, гончар по профессии, титуловавший себя
изобретателем сельских терракотовых сосудов галльского короля, объявил, что
эта шахта дрянного талька, перемешанного с трухлявой почвой, не что иное,
как скопление рыб и ракушек, находящихся здесь со времен Девкалионова
потопа. Некоторые философы признали эту теорию; они лишь несколько отошли от
учения гончара и утверждали, что ракушки эти Должны были отложиться в
указанном подземелье за много тысяч веков До нашего греческого потопа.
Им возражали: если всемирный потоп принес в эту местность сто тридцать
миллионов кубических туазов рыб, почему он не принес тысячной доли такого
количества в другие места, удаленные на такое же расстояние от океана?
Почему эти моря, сплошь покрытые морскими свиньями не извергли из себя на
одни только наши берега хотя бы дюжину этих животных?
Следует признать, что указанные философы не разрешили своего сомнения;
однако они твердо стояли на том, что море залило в свое время земли не
только на расстояние вплоть до восьмиста сорока стадиев от своего побережья,
но и гораздо дальше. Спорам на эту тему нет конца. Наконец, галльский
философ Теллиамед28 заявил, что в течение пяти или шести тысяч
веков море было повсюду и именно оно породило все горы.
Калликрат. Вы мне сообщаете весьма необычные вещи; вы то заставляете
меня восхищаться вашими варварами, то вынуждаете над ними смеяться. Я с
большей легкостью поверил бы в то, что горы породили моря, чем в то, что
моря будто бы стали родительницами гор.
Эвгемер. Если, как утверждает Теллиамед, течения океана и морские
приливы постепенно породили Кавказ и Иммаус в Азии, Альпы и Апеннины в
Европе, они должны были также породить людей, чтобы заселить эти горы и их
долины.
Калликрат. Нет ничего более справедливого; однако сей Теллиамед кажется
мне немножко тронутым.
Эвгемер. Человека этого долгое время использовал в Египте его король
для гарантированной торговли, и он слыл весьма просвещенным ученым. Он не
осмеливается утверждать, будто сам видел морских людей, но он беседовал с
людьми, их видевшими; он считает, что эти морские люди, описание коих дают
нам многие путешественники, в конце концов стали земными людьми - такими,
каковы мы есть, - после того как море, схлынув с берегов, чтобы воздвигнуть
на них свои горы, бросило этих людей на произвол земной жизни. Точно также
Теллиамед считает или хочет заставить считать других, что наши львы,
медведи, волки, собаки произошли от морских собак, волков, медведей и львов
и все наши птичьи дворы были заселены одними летающими рыбами, постепенно
превратившимися в уток и кур.
Калликрат. А как он может обосновать эти нелепости?
Эвгемер. Он обосновывает их с помощью Гомера, повествовавшего о
тритонах и сиренах. Особенно эти сирены - обладательницы чарующего голоса:
они обучали музыке людей, когда жили на земле, вместо того чтобы обитать в
воде. Более того, всему миру известно: некогда Халдее, в реке Евфрат,
обитала щука, по имени Оаннес, дважды в дел; выходившая из воды, чтобы
наставлять народ; именно она и является покровительницей тех, кто
проповедует с кафедр. Дельфин, вынесший из моря на спине Ариона, стал
покровителем ямщиков. Этих свидетельств, несомненно, достаточно для создания
новой философии.
Но наибольшую опору эта философия имела в лице автора29
истории человека, вселенной и кунсткамеры великого короля; по крайней мере,
Он взял под свое покровительство горы, образованные течениями и приливами
морей; он придал силу этой идее Теллиамеда. Его сравнивали с вельможей,
вскармливающим в своих владениях сироту-подкидыша. Некоторые натуралисты
присоединились к нему, и эта система стала большой проблемой.
Калликрат. Мне очень хотелось бы знать, как они доказывают, что
Кавказские горы были порождены Понтом Эвксинским.
Эвгемер. Они ссылаются на то, что посреди земли хаттов в Германии была
найдена окаменевшая щука, на большом Альпийском хребте -- корабельный якорь
и целый корабль - в окрестной пропасти. Правда, история с этим кораблем была
рассказана всего лишь одним из тех бедных писак, кои стремятся за свою ложь
заработать немного денег; однако люди, склонные к системосозиданию, не
упустили случая заявить, что судно это со всеми своими снастями оказалось в
упомянутой расселине более чем за миллион -- миллион двести тысяч веков до
изобретения навигации и было оно построено во времена, когда море схлынуло с
вершин больших Альп для того, чтобы отправиться создавать Кавказские горы.
Калликрат. И это вы, Эвгемер, рассказываете мне такой вздор?
Эвгемер. Я вам сообщаю об этом, чтобы вы поняли, что мои варвары иногда
отдавались на волю своего воображения, так же как ваши греки.
Калликрат. Никогда ни один греческий философ не говорил ничего
подобного тому, что вы мне сейчас рассказали.
Эвгемер. Но как же, разве вы забыли, о чем недавно писал астроном
Бероз, коего я так часто встречал при дворе Александра?
Калликрат. А именно? Что такого необычного он написал?
Эвгемер. В своих "Древностях человеческого рода" он утверждал, будто
Сатурн явился к Ксиссутру и ему сказал: "Пятнадцатого числа месяца Эзи
человеческий род будет погублен потопом. Спрячьте хорошенько все ваши
сочинения в Сипаре, городе Солнца, дабы память о событиях не угасла (ведь
когда на Земле не останется ни души, сочинения станут особо необходимы);
постройте ковчег; взойдите на него с вашими Родичами и друзьями, пусть туда
же взойдут птицы и четвероногие, и запасите там провиант; когда же вас
спросят, куда вы хотите отправиться на вашем судне, ответствуйте: "К богам,
дабы молить их взять под свое покровительство человечество"".
Ксиссутр не преминул построить свой ковчег шириной в два стадия и
Длиной - в пять, иначе говоря, ширина его равнялась двумстам пятидесяти
геометрическим футам, а длина - шестиста двадцати пяти. Судно это, которому
предстояло отправиться в Черное море, было дрянным парусником. Наступил
потоп. Когда же он прекратился, Ксиссутр выпустил волю нескольких своих
птиц, но они, не найдя себе пропитания, вернулись на судно. Через несколько
дней он снова выпустил птиц, и когда они вернулись, лапки их были в грязи. В
следующий раз они совсем не вернулись. Тогда Ксиссутр поступил таким
образом: он сошел со своего судна, взгромоздившегося на одну из гор Армении,
- и больше его не видели: боги забрали его к себе.
Итак, вы видите, что во все времена существовало стремление развлекать
либо пугать людей то сказками, то рассуждениями. Халдеи вовсе не первые,
пускавшие в ход ложь, чтобы заставить себя послушать, греки -не последние;
Галлия перемешала вымыслы с истинами, подобно грекам, но не внесла в свои
мифы такую же, как у них, привлекательность; ложью пользовались и в
Германии, и на острове Касситерида.
Первый ниспровергатель греческой философии в Галлии, знаменитый Кардет
признавался в том, что вводил нас в заблуждение и, формируя вселенную из
игральных костей и создавая тонкую, шаровидную, ветвистую, рифленую и
пористую материю, просто шутил. Другие дошли в своей веселости до того, что
утверждали, будто со дня на день Вселенная вполне может быть разрушена
тонкой материей, из коей, по их мнению, возникает огонь.
Калликрат. Очевидно, тот, кто, посмеиваясь, готовит нам этот крах, не
принадлежит к семейству короля Ксиссутра. Несомненно, то один из философов,
заставивших наш мир возникнуть из воспламенившейся кометы: философы эти
хотели сделать смерть мира такой же, каким они сделали начало его жизни.
Однако подобная шутка кажется мне чересчур сильной. Я не люблю, когда
смеются над гибелью.
Эвгемер. И вы правы. Самое худшее, что эта идея - заставить нас всех
погибнуть от огня - есть не что иное, как воскрешение старого мифа о
Фаэтоне. Очень давно уже говорили о том, будто род человеческий однажды был
потоплен наводнением, а в другой раз погублен пожаром.
Рассказывают даже, что первые люди воздвигли два красивых столпа, один
- из камня, другой - из кирпича, дабы предупредить о катастрофе своих
потомков и дабы в случае беды кирпичный столп мог противостоять огню,
каменный же - воде.
Наши нынешние философы-варвары, являющиеся не только философами, но и
пророками, возвещают нам, что оба столпа окажутся совсем бесполезными, ибо
коль скоро одна комета образовала Землю, другая разобьет ее на тысячу кусков
вместе с ее великолепными монументами из камня и кирпича. Относительно этого
прорицания были написаны целые тома, содержащие много расчетов, на которые
было затрачено немало ума; по поводу этой жуткой катастрофы также было
немало веселья. Эти ученые галлы похожи на богов, рисуемых нам Гомером
хохочущими неудержимым смехом над вещами совсем не забавными.
Калликрат. Смеяться, кажется мне, подобает лишь богам Эпикура: ведь они
заняты только своими лакомствами и удовольствиями; но у богов Гомера, вечно
ссорящихся между собой и на небе, и на Земле, нет особой причины для смеха,
а уж у ваших галльских философов -- тем паче. Разве вы не сказали мне, что
их почти всегда распекают друиды? Это должно вернуть им серьезность.
Эвгемер. Да, многие из них были серьезны, и я осмелюсь вам сказать: они
серьезно занимались тем, чтобы принести весомую пользу.
Калликрат. Именно об этом я и хотел бы узнать. Я люблю лишь полезную
философию и предпочитаю архитектора, строящего мне приятный и удобный дом,
математику, возводящему в квадрат кривую до двойной кривизны, с которой мне
просто нечего делать.
Эвгемер. Варвары не только обнаружили свою проницательность в области
квадратур кривых и даже в самих своих ошибках при вычислениях, но и изобрели
новые искусства, без которых скоро не смогут обойтись сами греки; я изложу
вам это.
ИЗОБРЕТЕНИЯ ВАРВАРОВ, НОВЫЕ ИСКУССТВА И ИДЕИ
Калликрат. Скажите же мне поскорее, что столь полезного миру изобрели
эти варвары?
Эвгемер. Мы должны были бы испытывать к ним вечную признательность,
даже если бы они не изобрели ничего, кроме ветряных мельниц. Создателями
этих прекрасных механизмов не были ни касситеридцы30, ни готы, ни
кельты: их придумали арабы, обосновавшиеся в Египте; греки здесь совершенно
не при чем.
Калликрат. А как устроена эта прекрасная машина? Я слыхал разговоры, но
никогда ничего такого не видел.
Эвгемер. Она представляет собой дом, укрепленный на вертлюге и
вращающийся при каждом дуновении ветра; дом этот снабжен четырьмя большими
крыльями, не умеющими летать, но служащими затем, чтобы размалывать между
двумя каменными жерновами сжатое в поле зерно. Греки, а также мы, сицилийцы,
и даже римляне не пользуются этими крылатыми домами: мы только и знаем, что
утруждать руки наших рабов грубым помолом зерна, отбираемого нами у земли в
поте лица. Я надеюсь, что прекрасное искусство крылатых домов перекочует
однажды к нам.
Калликрат. Говорят, что именно нашей Сицилии боги оказала милость
даровать зерно и лишь оттуда оно получило частичное распространение в мире;
но наши эпикурейцы в это не верят. Они убеждены будто боги слишком заняты
своей вкусной едой, чтобы еще думать о нашей. В самом деле, если бы Церера
нам даровала пшеницу, она должна была бы подарить нам и ветряную мельницу.
Эвгемер. Что до меня, то я неизменно убежден не столько в том, что
Церера принесла пшеницу в Сиракузы, сколько в том, что великий Демиург дал
людям и животным пищу и способы ее добывания, необходимые для поддержания их
краткосрочной жизни, в соответствии с климатом, в каком те или иные живые
существа им были порождены.
Народы, населяющие берега Сены или Дуная, не владеют дивными плодами,
растущими по берегам Ганга. Природа не произрастила у них этого столь
вкусного и питательного риса, вкусовые качества коего усиливаются индийскими
пряностями или сахарным тростником. Наша северная Европа лишена прекрасных
пальм, которыми покрыта вся Азия, а также всевозможных золотых плодов,
являющих собой столь легкий вид пищи и такое освежающее питье. Необъятные
страны, коих Александр видел только границы, получили в удел кокосовый орех
- рассказы о нем вы слышали; плод этот дает ядро, превосходящее по вкусу наш
хлеб и молоко, а также жидкость, более приятную, чем наши лучшие вина; он
дает масло для ламп и очень твердую скорлупу, из которой делают вазы и
тысячи других небольших поделок; волокнистая кора, покрывающая это древо,
дает пряжу для холстов, из которых выкраиваются корабельные паруса; из его
древесины строят суда и дома, а его широкие, плотные листья служат этим
домам кровлей. Таким образом, один только вид плодового дерева питает,
утоляет жажду, одевает, дает жилье, средства передвижения и домашнюю утварь
целым народам, которым земля щедро поставляет эти дары без предварительной
обработки.
В Европе, где Сицилия является наиболее щедро одаренной страной, мы до
сих пор имеем только дикие плоды, ибо золотые яблоки Гесперид, прекрасные
плоды Персии, Серазонта и Эпира до сих пор не привились на нашем острове.
Источник нашей жизни и славы - зерно, которым мы так похваляемся. Печальная
слава и тяжкий источник! Быть может, были правы те, кто утверждал, что мы
оскорбили Цереру, и в наказание она обучила нас земледелию.
Сначала нужно извлечь из недр Земли и выковать руками наших циклопов
железо, назначение которого - разрывать ее лоно. Три четверти населения
нашей маленькой Европы вынуждены покупать в Азии и Африке семена для засева
своих тощих полей; и эти поля после огромных трудов, изнуряющих людей и
животных, дают в лучшие годы десятикратный урожай, обычно же - пятикратный и
шестикратный, а иногда - трехкратный. Когда такая скудная жатва проведена,
люди бывают выну-зкдены накидывать стога с помощью сильных взмахов вил,
причем в ходе этой грубой работы часть урожая гибнет.
Но сами по себе эти работы ничего не дают для питания человека.
Требуется отвезти полученное чахлое зерно к тем, кто орошает его своим
потом, размалывая его собственными руками с помощью жерновов. Однако и тогда
это еще не пища до тех пор, пока тесто не поставят на огонь в сводчатую
печь, где избыток жара может превратить его в порошок, а недостаток - в
бесполезное месиво.
Вот что такое хлеб, коим Церера облагодетельствовала людей, или,
вернее, который она заставила их покупать столь дорогой ценой! Он не более
похож на зерно, из коего его делают, чем алое платье - на барана, из шерсти
которого оно соткано. Но особенно обидно, что труженик едва пользуется
плодами стольких трудов. Не для него сеял обитатель берегов Дуная и
Борисфена, но для варвара, овладевшего его страной, хотя он не ведает даже,
как прорастает в земле зерно, и для друида или для ламы, требующих себе от
имени неба доли собранного урожая, рассчитывая при этом обесчестить или
принести в жертву на алтаре дочку доброго человека, пропитание которого он
пожирает.
Вы согласитесь со мной, по крайней мере, что математики, изобретшие
ветряную мельницу, освободили несчастного земледельца от самой тяжкой его
страды.
Калликрат. Я не сомневаюсь в том, что мода на ветряные мельницы будет
немедленно воспринята всеми народами, питающимися хлебом, и они будут
благословлять философию. Продолжайте, прошу вас, и дальше просвещать меня
относительно новых изобретений варваров.
Эвгемер. Я уже вам сказал, что они дали зрение тем, кто его совсем не
имел: они помогли старикам читать31; они показали всем людям
звезды, ранее бывшие постоянно скрытыми от их взора32; и все эти
благодеяния, восхитительно разнообразные, суть всего лишь следствия теоремы,
известной в Греции и гласящей, что угол падения равен углу отражения.
Калликрат. Вы изображаете ваших философов богами: они даруют людям хлеб
и говорят: "Да будет свет". А что они еще создали? Расскажите мне обо всем.
Эвгемер. Они сотворили искусство одним поворотом руки отпечатывать
целую книгу33. Благодаря этому средству наука может стать
всеобщим достоянием; книги на рынке будут стоить дешевле, чем съестные
припасы. Каждый получит в свое распоряжение Аристотеля за меньшую цену, чем
пулярку. В одном из разделов этого искусства достигнуто умение размножать
картину в тысячекратном или десятижды тысячекратном количестве; таким
образом, самый бедный из граждан сможет иметь у себя работы Зевксида и
Апеллеса. Искусство это называется гравюрой.
Калликрат. Только что ваши философы-изобретатели были богами, а сейчас
они - маги.
Эвгемер. Вы ближе к истине, чем думаете. В Европе есть страны, где это
пока малоизвестное искусство размножения картин и книг было принято за
колдовство; однако оно станет более обычным, чем ветряные мельницы, о
которых я уже говорил. Каждый пожелает напечатать книгу или размножить свой
портрет; мир наводнится безвкусными книгами; литература станет пошлым
ремеслом, и когда тщеславие автора усугубится в его сознании пропорционально
его глупости, не останется ни одного бумагомараки, который не потребовал бы
выгравировать свой портрет на заглавном листе своего собрания сочинений.
Калликрат. Я вполне согласен, что большое количество книг может
представлять опасность; однако надо питать глубокую признательность к тем,
кто открыл секрет, позволяющий сделать их сбыт таким легким. Друзей выбирают
из многих.
Эвгемер. На самом деле среди этих многих есть большое число торговцев