Страница:
Нет оправдания перед лицом Владыки.
Реки, преступный, - ложь тебе пойдет во вред, -
Один ли ты попрал Всевышнего запрет?
Адам
То не моя вина: жена великой лестью
Мой уклонила нрав к свершенному нечестью,
Растлила сердце мне; и дивный вид плода -
Причиной, что меня не обошла беда,
1650 Что я так низко пал что горько каюсь ныне.
Уриил
Жена, ты искони поставлена в рабыни,
Во преступленье кем был разум твой ведом?
Ева
Созданье Божье, змей прельстил меня плодом,
Уговорил меня отведать плод пригожий.
Уриил
О змей, лукавый зверь, готовься к мести Божьей!
Отныне проклят ты пред всем земным зверьем,
На чреве обречен ты иолзать на своем,
Всегда скользить в нору, терзаясь жалким страхом,
Все жизни дни твои одним питаться прахом,
1660 И пламена вражды да будут зажжены
Меж семенем твоим и семенем жены {60}:
Будь оным во главу язвим за вероломство,
А сам язвить в пяту начни ее потомство.
Жена, из-за тебя твой муж теперь в беде,
Не узришь ты конца своих скорбен страде,
Ты будешь мучиться, детей на свет рожая,
И рабством боль твою умножу, умножая.
Ты, кто внимал жене, забыв Господень гнев,
Запретный плод вкусил, веление презрев,
1670 Прими ярем труда, узнай, как оный страшен;
Днесь проклята земля, и возрастит средь пашен,
Тобой возделанных, волчцы и сорняки,
Посева задушив здоровые ростки.
Стирая пот со лба, вкушай свой хлеб, доколе
Во прах не снидешь вновь к первоначальной доле,
Но, чтоб существовать в юдоли вы могли,
Бог правила дает для проклятой земли:
Рожая, пьет жена пускай страданий чашу;
Здоровье бережа, как и стыдливость вашу,
1680 Бог из овечьих шкур сулит одежду вам.
Теперь - ступайте прочь. И, сим вослед словам.
Здесь, у Эдемских врат восстаньте, Херувимы;
Ослушники от них да будут прочь гонимы:
Храпите ревностно вы древа жизни ствол
Златой и дерзостный уймите произвол,
Содеянный людьми. Отныне и вовеки
От яблок жизни есть но будут человеки.
Ева
О, что за пламена восходят меж дерев!
Эдем горит! Замолк наш свадебный напев,
1690 Чу! звери все кричат и все рыдают птицы.
Ужасных факелов ужели вереницы
В честь нашу зажжены? Куда ж теперь, куда?
Адам
Потребно поспешать. Сей грозный дух суда
Не Уриил, по Бог, чей мы напрет презрели,
Сверх меры возгордясь, взалкав недолжной цели,
Во Эмпирей спеша - сподобились тюрьмы.
Паденью страшному теперь подверглись мы!
Где утешенье взять среди сего недуга?
В изгнанье поддержи меня, моя супруга.
1700 Земля колеблется. Бежать пора давно.
Тебя увидеть вновь - надежды не дано,
О, дивный райский сад! О, колыбель родная!
Мгновенья не продлить. Пойдем, тропы не зная,
Искать, где нас земля чужая приютит
И скудно пищу даст. О, слишком поздний стыд,
О, жизнь в раскаянье, о, горький труд неспорый!
Спеши за мной, жена, и будь моей опорой!
Окончен летний зной, грядут снега и студь.
Меч Божий гонит нас. Теперь - скорее в путь.
Трилогия Йоста ван ден Вондела - "Люцифер" (1654), - "Адам в изгнании"
(1664), "Ной" (1667) - впервые соединена в настоящем издании под одной
обложкой со своим главным нидерландским (хотя и написанным на латыни)
прототипом, драмой Гуго Гроция "Адам изгнанный" (1601). Таким образом,
русскому читателю предоставляется возможность не только ознакомиться с
текстом трилогии, но и сопоставить ранее изданный на русском языке
"Потерянный рай" Джона Мильтона с трагедиями Вондела и Гроция, послужившими
главными источниками для поэмы.
Перевод трилогии Вондела выполнен по изданию: Joost van den Vondel.
Volledige dichtwerken en oorspronkelijk proza. Verzorgd en ingeleid door
Albert Verwey. MCMXXXVII, H. J. W. Becht, Amsterdam. Издание это, выпущенное
к 350-летию со дня рождения Вондела, по сей день остается наиболее
достоверным источником текстов Вондела; оно, однако, практически лишено
справочного аппарата. Для контроля при переводе первых двух драм ограниченно
привлекалось авторитетное французское издание трагедий Вондела: Joost van
den Vondel. Cinq tragedies. Notice biographique et notes traduction vers par
vers dans les rythmes originaux par Jean Stals. Didier, Paris, 1969
(Collection Unesco d'oevres representatives, Serie Europeenne).Был
просмотрен также прежний перевод "Люцифера" на французский язык: J. van den
Vondel. Lucifer. Tr. par Ch. Simond. Paris, 1889; а также известный перевод
"Люцифера" на немецкий язык: Joost van den Vondel. Lucifer. Trauerspiel.
Leipzig, Brockhaus, 1869. В работе над переводом и справочным аппаратом
критически использованы многочисленные работы, начиная с комментариев ван
Леннепа в тридцатитомном варианте изданного им "полного Вондела" (Joost van
den Vondel. De werken. Uitg. door J. van Lennep. Deel 1-30. Leiden,
Sijthoff, 1888-1893) и до наших дней. Следует отметить, что в любом отдельно
взятом комментарии к драмам из числа изданных за последнее столетие, в
частности, крайне слабо до сих пор прослеживались древнегреческие и
византийские корни творчества Вондела, так что во многом комментарий в
настоящем издании содержит сведения, на родине поэта почти не известные.
Отдельного издания каких бы то ни было произведений Вондела на русском
языке до сего дня не существовало. Книга П. А. Корсакова "Йоост фон ден
Фондель" (СПб., 1838) давала крайне искаженный портрет "главного" писателя
Нидерландов. Свои переводческие усилия Корсаков был склонен направить на то,
что казалось ему "переводимым". К его немногочисленным удачам можно отнести
переводы стихотворений лучшего ученика Вондела, Иеремиаса де Деккера,
которые мы находим на страницах его "Опыта нидерландской антологии" (СПб.,
1844). Удачны были и его переводы некоторых басен Якоба Катса, но из Вондела
Корсаков перевел только два коротких и незначительных стихотворения.
В 1974 г. на страницах тома Библиотеки Всемирной Литературы "Поэзия
Возрождения" был опубликован перевод оды Вондела "Рейн", воспроизводящийся в
дополнениях к нашей книге. В 1983 г. на страницах антологического издания
"Из поэзии Нидерландов XVII века" (Художественная Литература, Ленинград)
"Рейн" был переиздан, к нему добавлены пять стихотворений, все они
воспроизводятся в нашем издании: "Молитва гезов", "Скребница", "Развратники
в курятнике", "Оливковая ветвь Густаву Адольфу" и "Счастливое мореплавание".
Переводчик трилогии Вондела пользуется возможностью сердечно
поблагодарить проф. Яна-Паула Хинрихса (университет в Лейдене),
предоставившего ряд труднодоступных материалов и неизменно
консультировавшего все спорные вопросы, возникавшие в процессе работы над
переводом, а также проф. Уильяма Федера (университет в Неймегене), любезно
предоставившего видеозаписи постановок "Люцифера" и "Адама в изгнании" на
сценах современных нидерландских театров, что разрешило ряд сомнений чисто
сценического характера.
Русский перевод монументальной драматической трилогии Йоста ван ден
Вондела переводчик считает долгой посвятить памяти своего учителя, поэта
Аркадия Акимовича Штейнберга (1907-1984), чей перевод "Потерянного рая"
Джона Мильтона был одной из побудительных причин создания публикуемой ныне
первой русской версии "Люцифера" вместе с последующими частями трилогии.
Три драмы Вондела на "космогонические" сюжеты - одновременно вершина и
финал его творчества. Представляется необходимым рассмотреть персонажей
каждой драмы, разобрать этимологию их имен и проследить эволюцию их образов
в процессе сценического действа.
ЛЮЦИФЕР. Основные источники легенды о Люцифере приводит сам Вондел в
"Обращении ко всем друзьям искусства и сценического действа", предваряющем
текст драмы. В действительности число источников неизмеримо больше, и часть
из них в настоящее время уже не может быть прослежена. Вондел указывает на
трагедию Гуго Греция "Страдающий Христос", но при этом без видимой логики
обходит его же "Адама изгнанного"; между тем достаточно сравнить
вступительный монолог Сатаны в этой драив (см. с. 335 наст, изд.) со всом
происходящим на сцене у Воадела - как в "Люцифере", так и в "Адаме в
изгнании", чтобы убедиться в преемственности. Несомненно также то, что на
Вондела оказали влияние поэмы "Неделя, или Сотворение мира" (1578) и "Вторая
неделя" (1584-1590) французского поэта Гийома дю Бартаса (1544-1590).
"Сочинения г-на дю Бартаса в переводе Захариаса Хейнса" вышли в 1621 г. в
нидерландском переводе уже четвертым изданием, - по поводу этой книги
имеется сонет Вондела (1622), а также подпись под изображение Хейнса. Сам
Захериас Хейнс был на 27 лет старше Вондела и принадлежал к "старшему
поколению" поэтов нидерландского "Золотого века", которое до истинного
расцвета национальной литературы не дожило. На драмы Вондела повлияли многие
теологические источники, частью восходящие к древней апокрифической
литературе; к примеру, произведения Оригена, изданные в 1536 г. в Базеле
Эразмом Роттердамским (об Оригене см. подробнее в примечаниях на с. 528
наст, изд.); возможно, что ому был известен и какой-то пересказ апокрифа
"Книга Еноха", полный текст которого был обнаружен лишь в конце XIX в.;
Вондел местами цитирует этот апокриф почти дословно. Можно предположить, что
Вондел пользовался каким-то греческим источником; он знал греческий язык и
переводил греческих классиков, а также изучал труды "восточных" отцов
церкви, писавших по-гречески (в отличие от "западных", писавших на латыни),
что для Нидерландов было относительной редкостью.
По Вонделу, причина отпадения Люцифера от Небес - нежелание признать
Человека вторым после Бога в Небесах, - ибо вторым в Небесах Люцифер считал
самого себя. Здесь Вондел неожиданно использует концепцию, принятую в
исламе, традицию, объясняющую низвержение Иблиса (т. е. опять-таки Люцифера)
с Небес наказанием за его нежелание поклониться новосотворенному существу -
Адаму; кстати, традиция эта служит доказательством того, что христианский
миф о низвержении Люцифера ко времени создания Корана полностью
сформировался. Истинная причина водворения на Небеса человека, предвещанного
устами Гавриила в I же действии драмы - т. е. грядущее явление Христа в
человеческой плоти, воскресение и вознесение - эта причина у Вондела
остается непонятной для Люцифера; Гавриил облекает свои слова в I и II
действиях в смутную форму пророчеств, понятных зрителю и туманных не только
для Люцифера, но и для всех Ангелов на сцене, которые, по Вонделу, лишены и
всеведения, и бессмертия. Кажется, непонятной причина "воцарения Человека"
остается и для самого Гавриила - во всяком случае, между "верными" и
"неверными" Ангелами разница лишь в том, что "неверные" считают возможным
обсуждать данный свыше приказ, а "верные" - повинуются, не пытаясь вникнуть
в смысл. Здесь - несомненный выпад против Реформации, и - как можно
истолковать, если не вникать в частности несколько путаной космогонии
Вондела, - довод в защиту Рима и католической церкви, "в лоне" которой
Вондел к моменту создания "Люцифера" пребывал уже около пятнадцати лет.
Поэтому толкование образа Люцифера как аллюзию к личности статхаудера (нем.
штатгальтера) Вильгельма Оранского Молчаливого, которого придерживались
русские исследователи творчества Вондела в XIX в., среди них А. И.
Кирпичников, не обосновано, ибо предполагало бы сочувствие Вондела к
Люциферу и "люциферистам", - если же нечто подобное у Вондела и есть, то это
только жалость и "моление за душу врага", подобное тому, какое воссылает
Рафаил в конце IV действия. Правда, мотив "сочувствия к люциферистам" сильно
подчеркнут в немецком переводе "Люцифера", появившемся в 1869 г. и шедшем на
сцене: надо думать, что исследователи этот перевод знали лучше, чем
оригинал. Толкование Люцифера как намек на Оливера Кромвеля обосновано еще
слабее: хотя известна ненависть Вондела к нему (ср. стихотворение "Протектор
Вервольф"), но в момент опубликования "Люцифера" Кромвель был еще жив, и
окончательную его судьбу никто с уверенностью предсказать не взялся бы.
Несколько обоснованнее точка зрения, что образ Люцифера - намек на
статхаудера Маурица Оранского, но еще вероятнее предположить прямую аллюзию
к личности Мартина Лютера, вождя и основателя Реформации, - может быть,
именно сходное звучание имен "Лютер" и "Люцифер" повлияло на выбор имени для
главного падшего Ангела: по различным версиям, он мог бы носить имя Самаил,
Шемихазай, Сатанаил и др. Имя "Люцифер" взято Вонделом из "Вульгаты"
(латинского перевода Библии, где оно служит эквивалентом "Утренней звезды",
или, по-русски, Денницы); им же воспользуется в "Потерянном рае" Джон
Мильтон.
"Потерянный рай" начинается в том самом месте, где "Люцифер"
заканчивается: после низвержения с Небес. Мильтон трактует различно с
Вонделом из числа важных вопросов, кажется, только пункт о (сотворении
Человека и Эдема. Герой Мильтона везде носит имя "Сатана", но о том, что это
не его подлинное имя, есть прямое указание в V книге "Потерянного рая", в
рассказе Рафаила:
Не спал и Сатана. Отныне так
Врага зови: на Небе не слыхать
Его былого имени теперь {*}.
{* Здесь и далее "Потерянный рай"
в переводе Арк. Штейнберга.}
О настоящем имени Сатаны Рафаил, рассказывающий у Мильтона Адаму и Еве
историю небесной битвы, едва ли не проговаривается:
Пройдя все эти области, они
Достигли Полночи - а Сатана -
Своей твердыни, вдалеке с горы
Сиявшей на огромной вышине,
Вздымались башни, грани пирамид
Из глыб алмазных, золотых кубов;
Сие звалось чертогом Люцифера
Великого на языке людей.
То же подтверждается уже прямо в песни X:
...Столицы горделивой Люцифера
(Так Сатану прозвали в честь звезды
Блестящей, сходной с ним).
Далеко не ясным остается у Вондела вопрос об ангельском чине, каким был
наделен Люцифер до отпадения. В I действии драмы, в монологе Гавриила,
изложена иерархия "девяти чинов ангельских" в полном согласии с трактатом
Псевдо-Дионисия Ареопагита (V-VI вв.), где чин Архангела оказывается
предпоследним, восьмым по счету, ниже коего стоят только простые Ангелы,
"духи грубые", по Вонделу. Вондел в "Обращении ко всем друзьям искусства и
ценителям сценического действа" (предваряющем драму, но написанном
несомненно позже нее), а также с конца IV действия и тексте самой драмы
называет Люцифера Архангелом, хотя по цитируемому Вонделом тексту из книги
пророка Иеэекииля Люцифер мог бы с тем же успехом числиться и Херувимом, т.
е. вторым чином из девяти. В то же время Вонделов Люцифер, наместник Небес,
"лишь перед Господом склоняющий главу", явно не чувствует над собой никакой
другой высшей силы. Вондел вводит на Небесах раздельную "исполнительную"
власть, отличную от титулатуры, вероятно, также и от духовной власти и от
воинской: небесное воинство возглавляет Михаил, Люциферу явно не
подчиненный.
Вплоть до конца IV действия Вондел, видимо, сам еще колеблется насчет
титула Люцифера, настойчиво именуя его "наместником", "статхаудером", что у
читателя и зрителя в Нидерландах немедленно вызывала ассоциацию со своими
собственными статхаудерами, последовательно сменявшими друг друга до 1650 г.
(и снова возникшими в 1672 г., еще при жизни Вондела, после кровавой
расправы над Яном де Виттом), в частности, с глубоко ненавистным Вонделу
Маурицем Оранским. С. С. Аверинцев пишет, что "Люцифер Вондела умеет быть
импозантным в своем тщеславии и рассуждает о необходимости исправить ошибку
Бога на пользу самому Богу". Однако в критике позиций протестантизма Вондел
стоит не на позициях ортодоксального католицизма, а скорее на позициях
"гроцианства", рассматривающего католическую церковь как наибольшую и
поэтому наиболее правомочную христианскую <секту.
В первой части трилогии принимают участие, помимо Люцифера, "верные" и
"неверные" Ангелы, во второй - те же персонажи с некоторыми переменами,
кроме того еще Адам и Ева, чьи имена самоочевидны; в третьей части, помимо
перешедших из первых двух драм трилогии Аполлиона и Уриила, фигурируют Ной с
сыновьями, ряд безымянных персонажей (нареченных "по должностям"), а также
князь Ахиман и княгиня Урания (о них см. ниже). Имена "верных" и "неверных"
Ангелов Вондел выбрал относительно произвольно; у Гроция в "Адаме изгнанном"
ангелы имен не носят. Гавриил, Рафаил и прочие персонажи данного мифа, как и
демонические имена Вельзевула, Аполлиона и т. д., взяты главным образом из
апокрифических книг и немногих упоминаний в каноническом тексте Библии.
Европейская драматургия знала подобные попытки и до Вондела - скажем, в
"Действе о Хананеянке" португальского драматурга Жила Висенте, появившемся
на сцене за 120 лет до "Люцифера", Сатана фигурировал у Люцифера в качестве
подручного! Однако строгая иерархия, особенно "адская", видимо, попала на
сцену у Вондеда впервые. Почти все персонажи перешли впоследствии в
"Потерянный рай" к Мильтону, где их количество, впрочем, было еще умножено.
У Вондела в драме "Самсон" (1660) также фигурирует еще один демон - "князь
бездны Дагон", а также и "Фадиил, ангел-хранитель Самсона".
ВЕЛЬЗЕВУЛ: "Баал-Зебуб", буквально - повелитель мух", имя божества
Филистимского Аккарона (4 Царств, I, 2). Вельзевул носит титул "князя бесов"
еще в синоптических Евангелиях, где эпизодически упоминается в бранном
смысле; отсюда и титул "князя", который получил Вельзевул у Вондела. Этот
"полковник" ("оверсте") Люциферова воинства, один из важнейших персонажей
драмы, постоянно провоцирующий самого Люцифера (которому иной раз
свойственно сомневаться в целесообразности и возможном успехе мятежа) -
фигурирует как действующее лицо только в первой части трилогии. Вельзевул
несомненно занимает у Вондела второе место после Люцифера в иерархии
мятежного воинства; в такой же роли появится он позднее в первой главе
"Потерянного рая":
...А рядом сверстника, что был вторым
По рангу и злодейству, а поздней
Был в Палестине чтим, как Вельзевул.
Здесь мы находим еще одно из весьма многочисленных подтверждений того
факта, что "Люцифер" Вондела - один из главных источников поэмы Мильтона. У
Вондела Вельзевул - "серый кардинал" при Люцифере, решительно не желающий
самолично возглавлять восстание; в III действии люциферисты с восторгом
готовы признать его своим главой, еще и не помышляя, что столь значительный
небесный вельможа, как "статхаудер" Люцифер, может возглавить их ряды.
Вельзевул несомненно стоит по рангу выше Аполлиона и Велиала, он наименован
"великой власти бог" (см. примеч. к ст. 715 "Люцифера"), именно он во многом
направляет тактику мятежного воинства, ловко подбрасывая Люциферу идеи,
которые тот немедленно и с охотой выдает за свои собственные. У Мильтона
подобной трактовки образа Вельзевула нет, это снизило бы монументальность
образа Сатаны; у Вондела же эта трактовка служит целям дополнительной
драматизации действия. Любопытно, что имя "Вельзевул" вошло в русский язык в
восточной традиции: в то время как западноевропейские языки восприняли
основную форму имени - "Беель-зебуб", т. е. "бог мух", в русский язык через
греческий вошла "оскорбительная форма", придуманная евреями, чтобы еще
сильнее унизить аккаронского идола, - "Беель-зевул", т. е. "бог навоза".
ВЕЛИАЛ: иначе "Велиар", т. е. "нечестивец", или же "зло, безбожие";
упоминается в книге Иова (XXXIV, 18), в Библии упоминаются также "дети
Велиала" (Суд. XIX, 22), а также сын, дочь Велиала; иногда этим словом
обозначаются смерть и погибель. В дохристианской литературе это слово -
скорее термин, чем имя собственное; в Новом завете оно превращается в имя
собственное: "Какое согласив между Христом и Велиалом?" (I Коринф., VI, 15).
Именно "нечестивец" Велиал Искушает во второй части трилогии Еву, приняв
образ змея, в первой же драме (во II действии) Люцифер дает ему
примечательную характеристику: "Сей верный лицемер, снуя меж ратыо Божьей,
// Обманет хоть кого лоснящеюся рожей", - предваряя будущие события в "Адаме
в изгнании". Нечто очень близкое встречаем мы затем у Мильтона во второй
песни "Потерянного рая", где Велиалу дается характеристика:
...сотворен
Для высшей славы и достойных дел,
Но лжив и пуст, хоть речь его сладка,
Подобно манне; ловкий словоблудец
За правду выдать мог любую ложь,
Мог исказить любой совет благой,
Столь мысли низменны его...
Велиал у Вондела - именно нечестивец, и образ его соответствует прямому
значению имени; из всех появляющихся в трилогии демонов несомненно именно
этот - низший по рангу (хотя тоже носит титул "князя"), что
продемонстрировано многократно: в "Люцифере" ему поручается наиболее черная
работа по совращению колеблющихся Ангелов в Ангельском Совете, во второй
части он совращает Еву в образе змея, - однако же с Люцифером он нигде лично
не общается, ему лишь передают от статхаудера поручения - Вельзевул в первой
части трилогии, Асмодей во второй; в последнем случае Асмодею как раз и
достаются все награды за работу Велиала; в начале "Люцифера" у Велиала
вообще положение "слуги слуги" - Вельзевул посылает его поглядеть, не
возвращается ли из своего путешествия па Землю Аполлион, занимающий в
иерархии Духов положение более высокое. Образ Велиала у Вондела - одна из
наиболее необычных трактовок библейской темы: вместо ультраразвратного духа,
мелкого и злого божка, символизирующего в обычном понимании некую злую
пустоту, - мы находим у Вондела трактовку образа Велиала как "адского
чернорабочего", по отсутствии персоны более значительной возглавляет он один
из флангов строя падших Ангелов во время генерального сражения.
АПОЛЛИОН: "Царем над собой имела она ангела бездны, имя ему по-еврейски
Аваддон, а по-гречески АПОЛЛИОН" ("Губитель") (Откр., IX, 14). В
ветхозаветной традиции АПОЛЛИОН-Аваддон, как и Велиал, еще скорей
нарицательное олицетворение пропасти преисподней, чем персонифицированный
образ, он - как бы "погибель сама по себе" (в новозаветной традиции, в
Откровении, он предстает царем саранчи, выходящей из преисподней). По
Вонделу, этот образ занимает в иерархии падших Ангелов третье место, за
Люцифером и Вельзевулом, именно его отправляет Люцифер "в разведку" на
Землю, в новосозданный мир для составления доклада; именно его призывает
Люцифер во II действии для принятия мер по совращению колеблющегося рядового
Ангельства, именно он отзывает Люцифера от решающей беседы с Рафаилом в IV
действии, имеппо он (см. рассказ Урии-ла в V действии первой драмы) "берет
командованье в руки" после низвержения Люцифера; наконец, именно ему - надо
думать, из-за того, что Люцифер пребывает в аду прикованным, - остается
царствование на Земле в последней части трилогии. То, что Люцифер
наличествует как действующее лицо во второй части трилогии, в данном случае
не имеет значения, ибо почти весь "Адам в изгнании" - кроме последнего
эпизода с появлением Уриила - хронологически размещается у Вондела прежде
эпилога "Люцифера". Хотя Аполлион и не фигурирует во второй части трилогии,
но в своем монологе в "Ное" вспоминает, как в эдемском саду "... стояли бы
биваком", т. е. в совращении человеческой четы он каким-то образом тоже
участвовал. Есть основания предполагать, что в "Адаме в изгнании" Аполлион
просто носит имя "Асмодей": именно Аполлион, летавший на Землю прежде всех
других демонов, в большей степени мог быть для Люцифера "экспертом" по
человеческой породе, о возможных заменах имей Ангелов см. примечание к ст.
2155 "Люцифера". Мильтон этого падшего ангела в "Потерянный рай" не допустил
(единственного из всех персонажей "Люцифера"), но он встречается в "Мастере
и Маргарите" М. А. Булгакова (Абадонна), куда, видимо, попал из сочинений
Сведенборга (1688-1782).
АСМОДЕЙ: этот демон появляется в Ветхом завете только в неканонической
"Книге Товита" в качестве специального противодеятеля браку людей; он не
дает совершиться свадьбе иудейской девицы Сарры, последовательно умерщвлял
се женихов (см, примеч. к ст. 1422 "Адама в изгнании"). Там же - и только
там в Ветхом завете - упоминается и Рафаил, исцеляющий и утешающий Ангел,
помогающий Товиту одолеть Асмодея. Именно Асмодея привлекает Люцифер па
предмет возможной порчи и совращения человеческого рода; возможно, что этим
именем здесь просто назван Аполлион (см. выше), но в данном случае демон
специально обозначен тем из имен, в котором содержится намек на его
губительную для человеческого брака природу. В поздней еврейской литературе
(в Талмуде) Асмодей - похотливый дьявол. ГАВРИИЛ: "сила Божья" (евр.) - один
из старших архангелов в христианской мифологии, "его назначение - раскрывать
смысл пророческих видений и ход событий" (С. С. Аверинцев). У Вондела
Гавриил - официальный Глашатай Божьих Тайн, герольд, сообщающий Ангелам не
Реки, преступный, - ложь тебе пойдет во вред, -
Один ли ты попрал Всевышнего запрет?
Адам
То не моя вина: жена великой лестью
Мой уклонила нрав к свершенному нечестью,
Растлила сердце мне; и дивный вид плода -
Причиной, что меня не обошла беда,
1650 Что я так низко пал что горько каюсь ныне.
Уриил
Жена, ты искони поставлена в рабыни,
Во преступленье кем был разум твой ведом?
Ева
Созданье Божье, змей прельстил меня плодом,
Уговорил меня отведать плод пригожий.
Уриил
О змей, лукавый зверь, готовься к мести Божьей!
Отныне проклят ты пред всем земным зверьем,
На чреве обречен ты иолзать на своем,
Всегда скользить в нору, терзаясь жалким страхом,
Все жизни дни твои одним питаться прахом,
1660 И пламена вражды да будут зажжены
Меж семенем твоим и семенем жены {60}:
Будь оным во главу язвим за вероломство,
А сам язвить в пяту начни ее потомство.
Жена, из-за тебя твой муж теперь в беде,
Не узришь ты конца своих скорбен страде,
Ты будешь мучиться, детей на свет рожая,
И рабством боль твою умножу, умножая.
Ты, кто внимал жене, забыв Господень гнев,
Запретный плод вкусил, веление презрев,
1670 Прими ярем труда, узнай, как оный страшен;
Днесь проклята земля, и возрастит средь пашен,
Тобой возделанных, волчцы и сорняки,
Посева задушив здоровые ростки.
Стирая пот со лба, вкушай свой хлеб, доколе
Во прах не снидешь вновь к первоначальной доле,
Но, чтоб существовать в юдоли вы могли,
Бог правила дает для проклятой земли:
Рожая, пьет жена пускай страданий чашу;
Здоровье бережа, как и стыдливость вашу,
1680 Бог из овечьих шкур сулит одежду вам.
Теперь - ступайте прочь. И, сим вослед словам.
Здесь, у Эдемских врат восстаньте, Херувимы;
Ослушники от них да будут прочь гонимы:
Храпите ревностно вы древа жизни ствол
Златой и дерзостный уймите произвол,
Содеянный людьми. Отныне и вовеки
От яблок жизни есть но будут человеки.
Ева
О, что за пламена восходят меж дерев!
Эдем горит! Замолк наш свадебный напев,
1690 Чу! звери все кричат и все рыдают птицы.
Ужасных факелов ужели вереницы
В честь нашу зажжены? Куда ж теперь, куда?
Адам
Потребно поспешать. Сей грозный дух суда
Не Уриил, по Бог, чей мы напрет презрели,
Сверх меры возгордясь, взалкав недолжной цели,
Во Эмпирей спеша - сподобились тюрьмы.
Паденью страшному теперь подверглись мы!
Где утешенье взять среди сего недуга?
В изгнанье поддержи меня, моя супруга.
1700 Земля колеблется. Бежать пора давно.
Тебя увидеть вновь - надежды не дано,
О, дивный райский сад! О, колыбель родная!
Мгновенья не продлить. Пойдем, тропы не зная,
Искать, где нас земля чужая приютит
И скудно пищу даст. О, слишком поздний стыд,
О, жизнь в раскаянье, о, горький труд неспорый!
Спеши за мной, жена, и будь моей опорой!
Окончен летний зной, грядут снега и студь.
Меч Божий гонит нас. Теперь - скорее в путь.
Трилогия Йоста ван ден Вондела - "Люцифер" (1654), - "Адам в изгнании"
(1664), "Ной" (1667) - впервые соединена в настоящем издании под одной
обложкой со своим главным нидерландским (хотя и написанным на латыни)
прототипом, драмой Гуго Гроция "Адам изгнанный" (1601). Таким образом,
русскому читателю предоставляется возможность не только ознакомиться с
текстом трилогии, но и сопоставить ранее изданный на русском языке
"Потерянный рай" Джона Мильтона с трагедиями Вондела и Гроция, послужившими
главными источниками для поэмы.
Перевод трилогии Вондела выполнен по изданию: Joost van den Vondel.
Volledige dichtwerken en oorspronkelijk proza. Verzorgd en ingeleid door
Albert Verwey. MCMXXXVII, H. J. W. Becht, Amsterdam. Издание это, выпущенное
к 350-летию со дня рождения Вондела, по сей день остается наиболее
достоверным источником текстов Вондела; оно, однако, практически лишено
справочного аппарата. Для контроля при переводе первых двух драм ограниченно
привлекалось авторитетное французское издание трагедий Вондела: Joost van
den Vondel. Cinq tragedies. Notice biographique et notes traduction vers par
vers dans les rythmes originaux par Jean Stals. Didier, Paris, 1969
(Collection Unesco d'oevres representatives, Serie Europeenne).Был
просмотрен также прежний перевод "Люцифера" на французский язык: J. van den
Vondel. Lucifer. Tr. par Ch. Simond. Paris, 1889; а также известный перевод
"Люцифера" на немецкий язык: Joost van den Vondel. Lucifer. Trauerspiel.
Leipzig, Brockhaus, 1869. В работе над переводом и справочным аппаратом
критически использованы многочисленные работы, начиная с комментариев ван
Леннепа в тридцатитомном варианте изданного им "полного Вондела" (Joost van
den Vondel. De werken. Uitg. door J. van Lennep. Deel 1-30. Leiden,
Sijthoff, 1888-1893) и до наших дней. Следует отметить, что в любом отдельно
взятом комментарии к драмам из числа изданных за последнее столетие, в
частности, крайне слабо до сих пор прослеживались древнегреческие и
византийские корни творчества Вондела, так что во многом комментарий в
настоящем издании содержит сведения, на родине поэта почти не известные.
Отдельного издания каких бы то ни было произведений Вондела на русском
языке до сего дня не существовало. Книга П. А. Корсакова "Йоост фон ден
Фондель" (СПб., 1838) давала крайне искаженный портрет "главного" писателя
Нидерландов. Свои переводческие усилия Корсаков был склонен направить на то,
что казалось ему "переводимым". К его немногочисленным удачам можно отнести
переводы стихотворений лучшего ученика Вондела, Иеремиаса де Деккера,
которые мы находим на страницах его "Опыта нидерландской антологии" (СПб.,
1844). Удачны были и его переводы некоторых басен Якоба Катса, но из Вондела
Корсаков перевел только два коротких и незначительных стихотворения.
В 1974 г. на страницах тома Библиотеки Всемирной Литературы "Поэзия
Возрождения" был опубликован перевод оды Вондела "Рейн", воспроизводящийся в
дополнениях к нашей книге. В 1983 г. на страницах антологического издания
"Из поэзии Нидерландов XVII века" (Художественная Литература, Ленинград)
"Рейн" был переиздан, к нему добавлены пять стихотворений, все они
воспроизводятся в нашем издании: "Молитва гезов", "Скребница", "Развратники
в курятнике", "Оливковая ветвь Густаву Адольфу" и "Счастливое мореплавание".
Переводчик трилогии Вондела пользуется возможностью сердечно
поблагодарить проф. Яна-Паула Хинрихса (университет в Лейдене),
предоставившего ряд труднодоступных материалов и неизменно
консультировавшего все спорные вопросы, возникавшие в процессе работы над
переводом, а также проф. Уильяма Федера (университет в Неймегене), любезно
предоставившего видеозаписи постановок "Люцифера" и "Адама в изгнании" на
сценах современных нидерландских театров, что разрешило ряд сомнений чисто
сценического характера.
Русский перевод монументальной драматической трилогии Йоста ван ден
Вондела переводчик считает долгой посвятить памяти своего учителя, поэта
Аркадия Акимовича Штейнберга (1907-1984), чей перевод "Потерянного рая"
Джона Мильтона был одной из побудительных причин создания публикуемой ныне
первой русской версии "Люцифера" вместе с последующими частями трилогии.
Три драмы Вондела на "космогонические" сюжеты - одновременно вершина и
финал его творчества. Представляется необходимым рассмотреть персонажей
каждой драмы, разобрать этимологию их имен и проследить эволюцию их образов
в процессе сценического действа.
ЛЮЦИФЕР. Основные источники легенды о Люцифере приводит сам Вондел в
"Обращении ко всем друзьям искусства и сценического действа", предваряющем
текст драмы. В действительности число источников неизмеримо больше, и часть
из них в настоящее время уже не может быть прослежена. Вондел указывает на
трагедию Гуго Греция "Страдающий Христос", но при этом без видимой логики
обходит его же "Адама изгнанного"; между тем достаточно сравнить
вступительный монолог Сатаны в этой драив (см. с. 335 наст, изд.) со всом
происходящим на сцене у Воадела - как в "Люцифере", так и в "Адаме в
изгнании", чтобы убедиться в преемственности. Несомненно также то, что на
Вондела оказали влияние поэмы "Неделя, или Сотворение мира" (1578) и "Вторая
неделя" (1584-1590) французского поэта Гийома дю Бартаса (1544-1590).
"Сочинения г-на дю Бартаса в переводе Захариаса Хейнса" вышли в 1621 г. в
нидерландском переводе уже четвертым изданием, - по поводу этой книги
имеется сонет Вондела (1622), а также подпись под изображение Хейнса. Сам
Захериас Хейнс был на 27 лет старше Вондела и принадлежал к "старшему
поколению" поэтов нидерландского "Золотого века", которое до истинного
расцвета национальной литературы не дожило. На драмы Вондела повлияли многие
теологические источники, частью восходящие к древней апокрифической
литературе; к примеру, произведения Оригена, изданные в 1536 г. в Базеле
Эразмом Роттердамским (об Оригене см. подробнее в примечаниях на с. 528
наст, изд.); возможно, что ому был известен и какой-то пересказ апокрифа
"Книга Еноха", полный текст которого был обнаружен лишь в конце XIX в.;
Вондел местами цитирует этот апокриф почти дословно. Можно предположить, что
Вондел пользовался каким-то греческим источником; он знал греческий язык и
переводил греческих классиков, а также изучал труды "восточных" отцов
церкви, писавших по-гречески (в отличие от "западных", писавших на латыни),
что для Нидерландов было относительной редкостью.
По Вонделу, причина отпадения Люцифера от Небес - нежелание признать
Человека вторым после Бога в Небесах, - ибо вторым в Небесах Люцифер считал
самого себя. Здесь Вондел неожиданно использует концепцию, принятую в
исламе, традицию, объясняющую низвержение Иблиса (т. е. опять-таки Люцифера)
с Небес наказанием за его нежелание поклониться новосотворенному существу -
Адаму; кстати, традиция эта служит доказательством того, что христианский
миф о низвержении Люцифера ко времени создания Корана полностью
сформировался. Истинная причина водворения на Небеса человека, предвещанного
устами Гавриила в I же действии драмы - т. е. грядущее явление Христа в
человеческой плоти, воскресение и вознесение - эта причина у Вондела
остается непонятной для Люцифера; Гавриил облекает свои слова в I и II
действиях в смутную форму пророчеств, понятных зрителю и туманных не только
для Люцифера, но и для всех Ангелов на сцене, которые, по Вонделу, лишены и
всеведения, и бессмертия. Кажется, непонятной причина "воцарения Человека"
остается и для самого Гавриила - во всяком случае, между "верными" и
"неверными" Ангелами разница лишь в том, что "неверные" считают возможным
обсуждать данный свыше приказ, а "верные" - повинуются, не пытаясь вникнуть
в смысл. Здесь - несомненный выпад против Реформации, и - как можно
истолковать, если не вникать в частности несколько путаной космогонии
Вондела, - довод в защиту Рима и католической церкви, "в лоне" которой
Вондел к моменту создания "Люцифера" пребывал уже около пятнадцати лет.
Поэтому толкование образа Люцифера как аллюзию к личности статхаудера (нем.
штатгальтера) Вильгельма Оранского Молчаливого, которого придерживались
русские исследователи творчества Вондела в XIX в., среди них А. И.
Кирпичников, не обосновано, ибо предполагало бы сочувствие Вондела к
Люциферу и "люциферистам", - если же нечто подобное у Вондела и есть, то это
только жалость и "моление за душу врага", подобное тому, какое воссылает
Рафаил в конце IV действия. Правда, мотив "сочувствия к люциферистам" сильно
подчеркнут в немецком переводе "Люцифера", появившемся в 1869 г. и шедшем на
сцене: надо думать, что исследователи этот перевод знали лучше, чем
оригинал. Толкование Люцифера как намек на Оливера Кромвеля обосновано еще
слабее: хотя известна ненависть Вондела к нему (ср. стихотворение "Протектор
Вервольф"), но в момент опубликования "Люцифера" Кромвель был еще жив, и
окончательную его судьбу никто с уверенностью предсказать не взялся бы.
Несколько обоснованнее точка зрения, что образ Люцифера - намек на
статхаудера Маурица Оранского, но еще вероятнее предположить прямую аллюзию
к личности Мартина Лютера, вождя и основателя Реформации, - может быть,
именно сходное звучание имен "Лютер" и "Люцифер" повлияло на выбор имени для
главного падшего Ангела: по различным версиям, он мог бы носить имя Самаил,
Шемихазай, Сатанаил и др. Имя "Люцифер" взято Вонделом из "Вульгаты"
(латинского перевода Библии, где оно служит эквивалентом "Утренней звезды",
или, по-русски, Денницы); им же воспользуется в "Потерянном рае" Джон
Мильтон.
"Потерянный рай" начинается в том самом месте, где "Люцифер"
заканчивается: после низвержения с Небес. Мильтон трактует различно с
Вонделом из числа важных вопросов, кажется, только пункт о (сотворении
Человека и Эдема. Герой Мильтона везде носит имя "Сатана", но о том, что это
не его подлинное имя, есть прямое указание в V книге "Потерянного рая", в
рассказе Рафаила:
Не спал и Сатана. Отныне так
Врага зови: на Небе не слыхать
Его былого имени теперь {*}.
{* Здесь и далее "Потерянный рай"
в переводе Арк. Штейнберга.}
О настоящем имени Сатаны Рафаил, рассказывающий у Мильтона Адаму и Еве
историю небесной битвы, едва ли не проговаривается:
Пройдя все эти области, они
Достигли Полночи - а Сатана -
Своей твердыни, вдалеке с горы
Сиявшей на огромной вышине,
Вздымались башни, грани пирамид
Из глыб алмазных, золотых кубов;
Сие звалось чертогом Люцифера
Великого на языке людей.
То же подтверждается уже прямо в песни X:
...Столицы горделивой Люцифера
(Так Сатану прозвали в честь звезды
Блестящей, сходной с ним).
Далеко не ясным остается у Вондела вопрос об ангельском чине, каким был
наделен Люцифер до отпадения. В I действии драмы, в монологе Гавриила,
изложена иерархия "девяти чинов ангельских" в полном согласии с трактатом
Псевдо-Дионисия Ареопагита (V-VI вв.), где чин Архангела оказывается
предпоследним, восьмым по счету, ниже коего стоят только простые Ангелы,
"духи грубые", по Вонделу. Вондел в "Обращении ко всем друзьям искусства и
ценителям сценического действа" (предваряющем драму, но написанном
несомненно позже нее), а также с конца IV действия и тексте самой драмы
называет Люцифера Архангелом, хотя по цитируемому Вонделом тексту из книги
пророка Иеэекииля Люцифер мог бы с тем же успехом числиться и Херувимом, т.
е. вторым чином из девяти. В то же время Вонделов Люцифер, наместник Небес,
"лишь перед Господом склоняющий главу", явно не чувствует над собой никакой
другой высшей силы. Вондел вводит на Небесах раздельную "исполнительную"
власть, отличную от титулатуры, вероятно, также и от духовной власти и от
воинской: небесное воинство возглавляет Михаил, Люциферу явно не
подчиненный.
Вплоть до конца IV действия Вондел, видимо, сам еще колеблется насчет
титула Люцифера, настойчиво именуя его "наместником", "статхаудером", что у
читателя и зрителя в Нидерландах немедленно вызывала ассоциацию со своими
собственными статхаудерами, последовательно сменявшими друг друга до 1650 г.
(и снова возникшими в 1672 г., еще при жизни Вондела, после кровавой
расправы над Яном де Виттом), в частности, с глубоко ненавистным Вонделу
Маурицем Оранским. С. С. Аверинцев пишет, что "Люцифер Вондела умеет быть
импозантным в своем тщеславии и рассуждает о необходимости исправить ошибку
Бога на пользу самому Богу". Однако в критике позиций протестантизма Вондел
стоит не на позициях ортодоксального католицизма, а скорее на позициях
"гроцианства", рассматривающего католическую церковь как наибольшую и
поэтому наиболее правомочную христианскую <секту.
В первой части трилогии принимают участие, помимо Люцифера, "верные" и
"неверные" Ангелы, во второй - те же персонажи с некоторыми переменами,
кроме того еще Адам и Ева, чьи имена самоочевидны; в третьей части, помимо
перешедших из первых двух драм трилогии Аполлиона и Уриила, фигурируют Ной с
сыновьями, ряд безымянных персонажей (нареченных "по должностям"), а также
князь Ахиман и княгиня Урания (о них см. ниже). Имена "верных" и "неверных"
Ангелов Вондел выбрал относительно произвольно; у Гроция в "Адаме изгнанном"
ангелы имен не носят. Гавриил, Рафаил и прочие персонажи данного мифа, как и
демонические имена Вельзевула, Аполлиона и т. д., взяты главным образом из
апокрифических книг и немногих упоминаний в каноническом тексте Библии.
Европейская драматургия знала подобные попытки и до Вондела - скажем, в
"Действе о Хананеянке" португальского драматурга Жила Висенте, появившемся
на сцене за 120 лет до "Люцифера", Сатана фигурировал у Люцифера в качестве
подручного! Однако строгая иерархия, особенно "адская", видимо, попала на
сцену у Вондеда впервые. Почти все персонажи перешли впоследствии в
"Потерянный рай" к Мильтону, где их количество, впрочем, было еще умножено.
У Вондела в драме "Самсон" (1660) также фигурирует еще один демон - "князь
бездны Дагон", а также и "Фадиил, ангел-хранитель Самсона".
ВЕЛЬЗЕВУЛ: "Баал-Зебуб", буквально - повелитель мух", имя божества
Филистимского Аккарона (4 Царств, I, 2). Вельзевул носит титул "князя бесов"
еще в синоптических Евангелиях, где эпизодически упоминается в бранном
смысле; отсюда и титул "князя", который получил Вельзевул у Вондела. Этот
"полковник" ("оверсте") Люциферова воинства, один из важнейших персонажей
драмы, постоянно провоцирующий самого Люцифера (которому иной раз
свойственно сомневаться в целесообразности и возможном успехе мятежа) -
фигурирует как действующее лицо только в первой части трилогии. Вельзевул
несомненно занимает у Вондела второе место после Люцифера в иерархии
мятежного воинства; в такой же роли появится он позднее в первой главе
"Потерянного рая":
...А рядом сверстника, что был вторым
По рангу и злодейству, а поздней
Был в Палестине чтим, как Вельзевул.
Здесь мы находим еще одно из весьма многочисленных подтверждений того
факта, что "Люцифер" Вондела - один из главных источников поэмы Мильтона. У
Вондела Вельзевул - "серый кардинал" при Люцифере, решительно не желающий
самолично возглавлять восстание; в III действии люциферисты с восторгом
готовы признать его своим главой, еще и не помышляя, что столь значительный
небесный вельможа, как "статхаудер" Люцифер, может возглавить их ряды.
Вельзевул несомненно стоит по рангу выше Аполлиона и Велиала, он наименован
"великой власти бог" (см. примеч. к ст. 715 "Люцифера"), именно он во многом
направляет тактику мятежного воинства, ловко подбрасывая Люциферу идеи,
которые тот немедленно и с охотой выдает за свои собственные. У Мильтона
подобной трактовки образа Вельзевула нет, это снизило бы монументальность
образа Сатаны; у Вондела же эта трактовка служит целям дополнительной
драматизации действия. Любопытно, что имя "Вельзевул" вошло в русский язык в
восточной традиции: в то время как западноевропейские языки восприняли
основную форму имени - "Беель-зебуб", т. е. "бог мух", в русский язык через
греческий вошла "оскорбительная форма", придуманная евреями, чтобы еще
сильнее унизить аккаронского идола, - "Беель-зевул", т. е. "бог навоза".
ВЕЛИАЛ: иначе "Велиар", т. е. "нечестивец", или же "зло, безбожие";
упоминается в книге Иова (XXXIV, 18), в Библии упоминаются также "дети
Велиала" (Суд. XIX, 22), а также сын, дочь Велиала; иногда этим словом
обозначаются смерть и погибель. В дохристианской литературе это слово -
скорее термин, чем имя собственное; в Новом завете оно превращается в имя
собственное: "Какое согласив между Христом и Велиалом?" (I Коринф., VI, 15).
Именно "нечестивец" Велиал Искушает во второй части трилогии Еву, приняв
образ змея, в первой же драме (во II действии) Люцифер дает ему
примечательную характеристику: "Сей верный лицемер, снуя меж ратыо Божьей,
// Обманет хоть кого лоснящеюся рожей", - предваряя будущие события в "Адаме
в изгнании". Нечто очень близкое встречаем мы затем у Мильтона во второй
песни "Потерянного рая", где Велиалу дается характеристика:
...сотворен
Для высшей славы и достойных дел,
Но лжив и пуст, хоть речь его сладка,
Подобно манне; ловкий словоблудец
За правду выдать мог любую ложь,
Мог исказить любой совет благой,
Столь мысли низменны его...
Велиал у Вондела - именно нечестивец, и образ его соответствует прямому
значению имени; из всех появляющихся в трилогии демонов несомненно именно
этот - низший по рангу (хотя тоже носит титул "князя"), что
продемонстрировано многократно: в "Люцифере" ему поручается наиболее черная
работа по совращению колеблющихся Ангелов в Ангельском Совете, во второй
части он совращает Еву в образе змея, - однако же с Люцифером он нигде лично
не общается, ему лишь передают от статхаудера поручения - Вельзевул в первой
части трилогии, Асмодей во второй; в последнем случае Асмодею как раз и
достаются все награды за работу Велиала; в начале "Люцифера" у Велиала
вообще положение "слуги слуги" - Вельзевул посылает его поглядеть, не
возвращается ли из своего путешествия па Землю Аполлион, занимающий в
иерархии Духов положение более высокое. Образ Велиала у Вондела - одна из
наиболее необычных трактовок библейской темы: вместо ультраразвратного духа,
мелкого и злого божка, символизирующего в обычном понимании некую злую
пустоту, - мы находим у Вондела трактовку образа Велиала как "адского
чернорабочего", по отсутствии персоны более значительной возглавляет он один
из флангов строя падших Ангелов во время генерального сражения.
АПОЛЛИОН: "Царем над собой имела она ангела бездны, имя ему по-еврейски
Аваддон, а по-гречески АПОЛЛИОН" ("Губитель") (Откр., IX, 14). В
ветхозаветной традиции АПОЛЛИОН-Аваддон, как и Велиал, еще скорей
нарицательное олицетворение пропасти преисподней, чем персонифицированный
образ, он - как бы "погибель сама по себе" (в новозаветной традиции, в
Откровении, он предстает царем саранчи, выходящей из преисподней). По
Вонделу, этот образ занимает в иерархии падших Ангелов третье место, за
Люцифером и Вельзевулом, именно его отправляет Люцифер "в разведку" на
Землю, в новосозданный мир для составления доклада; именно его призывает
Люцифер во II действии для принятия мер по совращению колеблющегося рядового
Ангельства, именно он отзывает Люцифера от решающей беседы с Рафаилом в IV
действии, имеппо он (см. рассказ Урии-ла в V действии первой драмы) "берет
командованье в руки" после низвержения Люцифера; наконец, именно ему - надо
думать, из-за того, что Люцифер пребывает в аду прикованным, - остается
царствование на Земле в последней части трилогии. То, что Люцифер
наличествует как действующее лицо во второй части трилогии, в данном случае
не имеет значения, ибо почти весь "Адам в изгнании" - кроме последнего
эпизода с появлением Уриила - хронологически размещается у Вондела прежде
эпилога "Люцифера". Хотя Аполлион и не фигурирует во второй части трилогии,
но в своем монологе в "Ное" вспоминает, как в эдемском саду "... стояли бы
биваком", т. е. в совращении человеческой четы он каким-то образом тоже
участвовал. Есть основания предполагать, что в "Адаме в изгнании" Аполлион
просто носит имя "Асмодей": именно Аполлион, летавший на Землю прежде всех
других демонов, в большей степени мог быть для Люцифера "экспертом" по
человеческой породе, о возможных заменах имей Ангелов см. примечание к ст.
2155 "Люцифера". Мильтон этого падшего ангела в "Потерянный рай" не допустил
(единственного из всех персонажей "Люцифера"), но он встречается в "Мастере
и Маргарите" М. А. Булгакова (Абадонна), куда, видимо, попал из сочинений
Сведенборга (1688-1782).
АСМОДЕЙ: этот демон появляется в Ветхом завете только в неканонической
"Книге Товита" в качестве специального противодеятеля браку людей; он не
дает совершиться свадьбе иудейской девицы Сарры, последовательно умерщвлял
се женихов (см, примеч. к ст. 1422 "Адама в изгнании"). Там же - и только
там в Ветхом завете - упоминается и Рафаил, исцеляющий и утешающий Ангел,
помогающий Товиту одолеть Асмодея. Именно Асмодея привлекает Люцифер па
предмет возможной порчи и совращения человеческого рода; возможно, что этим
именем здесь просто назван Аполлион (см. выше), но в данном случае демон
специально обозначен тем из имен, в котором содержится намек на его
губительную для человеческого брака природу. В поздней еврейской литературе
(в Талмуде) Асмодей - похотливый дьявол. ГАВРИИЛ: "сила Божья" (евр.) - один
из старших архангелов в христианской мифологии, "его назначение - раскрывать
смысл пророческих видений и ход событий" (С. С. Аверинцев). У Вондела
Гавриил - официальный Глашатай Божьих Тайн, герольд, сообщающий Ангелам не