— Что ты, дорогой. Чисто как брата спрашиваю: давно уехал или нет?
   Успокоив свою гордость, абхазец назвал примерно то же время, что и белобрысый славянин. Значит, старший в самом деле поспешил, чутье сработало. Даже не попытался организовать западню на судне — не верил, что удастся? Если не забрал с собой подручных, значит, ничего важного из них не выжмешь. Но прощупать для порядка надо.
   — Я еще перекинусь с ними парой слов, — Глеб кивнул в сторону каюты, где плоский монитор совсем еще недавно поочередно отображал «картинки"с датчиков.
   — Вообще-то они здесь гости.
   — Чего же ты брал с них деньги за постой? Нехорошо, брат, нарушать обычай гостеприимства. Не волнуйся, ничего плохого я им больше не сделаю, даже грозить не стану.
   Им и в самом деле не было нужды грозить: белобрысый поляк и его едва очухавшийся напарник и так были напуганы дальше некуда.
   Интересного они поведали мало. Обоих наняли на работу, ничего не объяснив по сути дела. Правда, предупредили, что она потребует внимательности и может оказаться не совсем безопасной. Обладатель бородки-эспаньолки прибыл в Севастополь совсем недавно, и сразу все закрутилось гораздо шустрей. Где он остановился — неизвестно. Не оставил ни координат, ни номера телефона. Если нужно, звонит сам.
   Тут вдруг один из конфискованных мобильников снова подал признаки жизни. Старший? Легок на помине? Долго не раздумывая, Глеб протянул трубку белобрысому, сопроводив свое движение выразительным взглядом. Тот принял собственный мобильник с явной неохотой.
   — Почему не отвечаете? Что у вас происходит? — спросил голос по-английски.
   — Все о'кей, — для большего правдоподобия интонаций белобрысый исхитрился изобразить на лице кривую улыбку.
   Но его старания, вне зависимости от их искренности, привели к обратному результату.
   — Он там, рядом? — поинтересовался голос в трубке.
   — Кто? — фальшиво изобразил недоумение белобрысый.
   Но Сиверов, уже забрал мобильник, понимая бесполезность продолжения игры. Наивно надеяться провести этого типа и заполучить сюда.
   — Я слушаю.
   — Неплохо придумано с дубликатом, — звонивший перешел на приличный русский язык. — Чем долго искать, лучше принести с собой.
   — А я оценил ваши датчики двойного назначения.
   — Жаль, вы меня не дождались, — продолжил он вполне миролюбиво. — Если люди оценили друг друга, они в состоянии договориться.
   — Мы с вами? Вряд ли. Я прекрасно понимаю, где в России можно получить квалификацию вроде вашей. И в каком стиле договариваются выпускники этого «университета».
   — Не знаю, как вы, а я давно уже блюду собственные интересы.
   — В жизни всегда приходится балансировать между верой и неверием. Доверять чужим словам было бы непростительной наивностью. Считать их ложью от первого до последнего — это уже паранойя. Реальность где-то посредине. «Он в самом деле неглуп», — отметил про себя Сиверов.
   — Ну, а практический вывод?
   — Думаю, встретимся, и очень скоро. Но встреча должна созреть. В русском языке много чудесных выражений; это — одно из моих любимых. Кстати, попробуйте там мандарины — чудесный сорт.

ГЛАВА 39

   Температура воды на глубине пятидесяти метров почти не зависела от времени года и стабильно колебалась между четырьмя и шестью градусами. Ледяные пальцы смерти сначала добрались до каждой клеточки Пеликановой кожи. Потом медленно, не производя разрывов, проникли сквозь нее внутрь, нащупали печень и почки, желудок и мочевой пузырь.
   Прикованный к трубе Пеликан не собирался сдаваться, остервенело дергал рукой с «браслетом». В толще воды он мог принять любое положение, как космонавт в невесомости. Повиснув под самым потолком, он уперся ногами в стену и стал расшатывать трубу обеими руками.
   Слишком большой диаметр, голыми руками не согнуть. Тогда Пеликан стал молотить ногой в переборку между внутренними помещениями — ту самую, куда входила труба. Переборка оказалась достаточно тонкой и к тому же основательно заржавела за годы пребывания под водой. За несколько минут пленнику удалось сорвать клепку в верхнем углу и погнуть листовой материал настолько, чтобы пролезть в соседний отсек. Наручники не стесняли свободы в этом направлении — достаточно было потянуть за цепочку, и браслет легко сдвинулся по трубе.
   Стало намного темней. Во-первых, отсветы наружных огоньков сюда не доходили, во-вторых, здесь скопилось гораздо больше мутного ила. Вдруг Пеликан затылком почувствовал движение сзади. Резко оглянулся: что-то большое и темное медленно приближалось к нему.
   Пеликан ждал глубоководного хищника вроде акулы. Он согласился бы, чтобы здесь появилась рыба с мощными зубами, способная перекусить человеческую кость. Пусть бы тварь отгрызла прикованную кисть, а он бы нашел потом способ с ней разделаться. Кровотечение тоже не страшно — освободившись, он бы сумел его остановить.
   Натолкнувшись на препятствие, темное и мягкое «нечто» стало медленно отдаляться. Свободной рукой Пеликан ухватился за неизвестный предмет, подтянул к себе, одновременно разворачивая. И отшатнулся, разглядев одутловатое лицо мужчины с приоткрытым ртом. Глядя прямо в глаза Пеликану, утопленник будто намеревался сообщить что-то важное.
   Выругавшись, киллер разжал пальцы. Даже не удивился сохранности тела — его сейчас заботило только собственное освобождение и все феномены природы интересовали только с точки зрения полезности.
   Ударами ног он пробил и согнул еще одну перегородку. Потом нашел огнетушитель старого образца — большой и достаточно тяжелый — и стал молотить с его помощью. Конечно, на суше удары получались бы эффективнее. Здесь же большая часть сил тратилась на преодоление сопротивления воды.
   Сердце Пеликана колотилось. Он дышал, как бегун после пробега, и стремительно «сжирал» смесь в баллонах. План был простой: добраться до конца трубы. Если она разветвляется или вварена в большую емкость, тогда остается самому кусать и грызть собственную руку. Но если толстая труба переходит в тонкую, шансы есть.
   Следующая перегородка оказалась гораздо прочнее предыдущих. Пеликан совершенно обессилел, прежде чем проник в очередное помещение. Но здесь его ждала удача. Труба заканчивалась фланцевым креплением — то ли в момент столкновения с сухогрузом, то ли при ударе о дно резьба болтов сорвалась, и конец торчал свободным.
   Пеликан стал бить по фланцу огнетушителем. Потом подобрал какой-то другой тяжелый предмет, даже не разобрав его назначения. Сварной шов ржавчина не тронула, не было никакой надежды, что он треснет от ударов. Пеликан старался согнуть выступающие края фланца и продеть через кольцо наручника свободную оконечность трубы.
   Мышцы икр от холода уже несколько раз прихватывали спазмы — ноги уже не участвовали в работе. Пеликан делал паузу, массировал икры закоченевшими пальцами и снова молотил по фланцу, представляя его головой противника. Потом спазмы прекратились, ноги ниже колен онемели и потеряли чувствительность.
 
***
 
   Люди из дайв-клубов вдоль побережья не смогли засечь сиверовского заплыва. Отправляясь под воду с крестом-дубликатом из пластика, Глеб порекомендовал «хозяевам» полуострова поручить миссию наблюдения своим людям и даже указал конкретные точки на трех возвышенных местах. Просил ничего не предпринимать на берегу, только зафиксировать приметы людей и номера машин. Потом на трассе за машинами можно проследить.
   Увидев крест в руках Сиверова, враги должны были послать людей на берег, на перехват. Так оно и случилось. Только вот люди эти прибыли на трех такси, о чем и сообщили Глебу Картавый с Али.
   — Отобрали тачки у водил. Обещали утром вернуть и пригрозили, чтоб не вздумали сообщать в милицию. Водилы приняли их за местных крутых. Нашим ребятам пару раз приходилось такое делать по необходимости. Короче, таксисты не стали поднимать шума, а мы…
   — А у вас не вышло проследить.
   — Тачки слишком быстро бросили. Они еще ночью отыскались на трассе. В одинаковом виде — с распахнутыми дверцами и ключом в замке зажигания.
   …Под утро Глеб снова взялся перечитывать последние лаврухинские письма. Ничего нового, ровным счетом ничего. Неужели удивительное стечение обстоятельств, которое свело его с Алисой в аэропорту, не принесет никакого сдвига? Хотя чаще всего так оно и бывает. Длинные цепочки случайностей заканчиваются либо плохо, либо вообще никак.
   «…Не все в жизни меняется к худшему. Гора ведь осталось такой же, ее невозможно ни перекрасить, ни взорвать, ни осквернить», — вспомнил он фразу из письма.
   Вскочив вдруг на ноги, Глеб сбежал по лестнице вниз. Ему требовалась срочная консультация. Он поспешил в пивной бар, где бокалы здесь не пахли рыбой, под столами не валялась чешуя. Он не стал слушать, как водитель описывает ночные невзгоды таксистов, о которых уже судачили по городу, прибавляя кучу небылиц.
   Глебу важно было застать на месте краснолицего человека с мощным загривком. Он сунул водителю еще гривен, чтобы тот проехал на запрещающий знак, остановил возле самого входа в бар.
   Вадимыч восседал на своем обычном месте под обширным навесом в углу. Как и при первой встрече, на нем не было другой одежды, кроме шорт и шлепанцев. Пожимая руку, Сиверов сразу задал вопрос — Глеб вез его с собой, как везут приготовленную дома еду, торопясь, чтоб, она не остыла в дороге.
   — Что наверняка не менялось на «Лазареве» за все время?
   Ему и раньше приходили в голову мысли о ремонте, который мог сыграть для креста роковую роль. Теперь он не сомневался: об этом же подумал и Лаврухин. Влюбленный в морской флот, он должен был знать, что самое надежное на германских судах крупного водоизмещения.
   — Пива будешь? — флегматично осведомился Вадимыч. — Свежее, только закачали.
   — Я в таком состоянии, когда собеседника хватают за грудки и трясут. Тебя обещаю трясти со всем уважением.
   — Нет уж, обойдемся. Я не в той кондиции, пиво из ушей потечет. Значит, тебя интересует… Так, момент… дай собраться с мыслями…
   Сиверов уже однажды приводил Вадимыча в чувство, но сейчас хозяин пивной выглядел получше.
   — Вообще, много чего не менялось. Немецкие верфи работали на совесть.
   — Задам вопрос по-другому. Что там было самым лучшим и надежным? Куда нос в любом случае не собирались совать?
   — К примеру, штурвал. Менять штурвал вообще не принято, дурной знак. Правда, «Лазарева» старый штурвал не уберег… Вообще, все рулевое управление — от штурвала до самого руля под кормой. Оно у фрицев всегда было сильной стороной.
 
***
 
   В Севастополе развелось много бродячих собак. Так всегда происходит, когда повседневная жизнь людей становится тяжелой. Не хватает пенсии, не хватает зарплаты. Породистых собак бросают на произвол судьбы, дворовых шавок перестают подкармливать.
   Рано утром крупная пятнистая сука — помесь дога с дворнягой — выбралась на пляж в поисках объедков, часто оставляемых людьми. Сезон купания уже заканчивался. Для местных вода стала холодновата, и только припозднившиеся с приездом туристы еще барахтались возле берега.
   Здесь пляж считался не самым лучшим — слишком каменистым. Сука ничего не нашла. Она была беременной и чувствовала слабость. Сейчас, как никогда раньше, ей важно было наесться вдоволь. Хотя бы один раз, а потом можно неделю голодать.
   Втянув ноздрями воздух, она учуяла человеческий дух. Повернула морду и заметила мужчину в чахлых кустах. Он почему-то разлегся не на солнце, как обычно делают это люди. Ничем съедобным от него не пахло, но собака все-таки решила приблизиться — в последнее время у людей появилось много еды, начисто лишенной запаха.
   Протрусив полтора десятка метров, она заинтересованно вытянула морду. Лежащий человек приоткрыл один глаз и тяжело сглотнул, отчего крупный кадык сдвинулся вверх-вниз. Потом он с трудом приподнял голову, упираясь руками в землю, потом приподнял грудь. И вдруг он впился зубами в шею беспородной суке.
   Она задергалась, пытаясь высвободиться. Но была настолько ошарашена поведением человека, что потеряла всякую волю к сопротивлению. Человеческий образ, впечатанный в собачий мозг тысячами и тысячами поколений, вдруг перевернулся, и она не смогла с этим справиться.
   Зубы незнакомца были не такими крупными и острыми, как у собак, с которыми ей приходилось драться за пищу. Его челюсти были слабее собачьих. Но ненасытная его жадность многократно превосходила жадность любого другого существа. Он терзал собачью шею, вгрызаясь все глубже, пока сука не испустила дух.
   Пеликан выпил всю кровь без остатка. Своим затуманенным, съежившимся умом он никогда бы не догадался о таком лекарстве. Ни один врач не выписал бы такой рецепт для человека, который выбрался с того света, пережив за час с небольшим смертельное переохлаждение, потом недостаток кислорода и под конец суровую декомпрессию.
   Даже одного из этих факторов хватило бы, чтоб загнать в гроб обычного дайвера. Но есть, видимо, доля правды в древнем поверье: часть жизненной силы убитого перетекает к убийце. Племя киллеров — одно из самых живучих на свете. Чем больше народу человек грохнул своими руками, тем труднее лишить жизни его самого.
   Кости Пеликана размягчились в воде, мышцы отказывались сокращаться. Одни только челюсти способны еще были сжиматься и разжиматься. Этими челюстями он выволок свое тело из моря, как выволакивают мокрую тряпку. Этими челюстями он загрыз беременную суку и напился ее горячей крови…
   Собачья кровь подняла его на ноги и привела в нанятую квартиру. Очнувшись, он увидел над собой удивленное лицо с тонкой вертикальной полоской волос посреди гладко выбритого подбородка.
   — Мои поздравления. Если ты выжил этой ночью, значит, долго будешь жить!
   — Можешь привести сюда двух девок помоложе? — после долгого молчания с трудом выговорил Пеликан.
   — Когда, сейчас? — тонкие брови Мушкетера сдвинулись вверх. — Желание пробудилось?
   — Можешь или нет?
   Действие собачьей крови медленно прекращалось. Пеликан терял контакт с собственным телом, переставал его чувствовать. Ему нужно было срочно согреться. От одной мысли о горячей ванне становилось еще хуже. Нет, соприкасаться с водой он сейчас не в состоянии. До сауны еще нужно добраться, а он не может даже пальцем шевельнуть и не желает, чтобы его носили, как парализованного.
   Пусть достанут молодых девок, пусть они разденутся догола и просто полежат рядом, прижимаясь к нему с двух сторон.

ГЛАВА 40

   Свой и чужой мобильники зазвонили почти одновременно. Глеб отдал предпочтение собственному.
   — Нужно срочно потолковать, — потребовал Козырь.
   — Обязательно. К вечеру освобожусь.
   — Не катит, поздно. Через час все будут в сборе. У народа вопросы накопились.
   «Трудовой народ, — усмехнулся про себя Сиверов, вспомнив всех восьмерых. — Ну, прямо соль земли».
   — Через час никак не выйдет. Обойдитесь в этот раз без меня, некогда мне обсуждать планы на будущую пятилетку.
   Он только что отдал оба баллона под заправку газовой смесью и с нетерпением ждал, когда их можно будет забрать. Предстоящее погружение будет последним в этом сезоне.
   — Смотри. Рискуешь.
   — В чем проблема? — у Глеба еще оставалась пара свободных минут.
   — Тут у народа серьезные сомнения. Чем дальше, тем больше.
   — Поганая штука. Для того, кто сомневается.
   — Я-то еще на твоей стороне, — Козырь был необычно словоохотлив. — Но вся история с угоном на ночь трех тачек народу сильно не по вкусу. Зачем-то прикатили на берег, потом укатили.
   — Это мне, господа, надо выставлять претензии. Наводку дал точную. А вы что вернули? Машины таксистам? Информации мизер… Погоди секунду, тут меня еще кто-то домогается. Взяв второй мобильник, Глеб уже предполагал, кого услышит.
   — Обдумал твою идею, — заявил знакомый голос, звонивший на «цитрусовоз». — Возможно, нам в самом деле следует действовать сообща.
   «Вот ведь выучился по-русски, собака, — подумал Глеб. — Какие словечки в обойме».
   — Вы ж поймите, я не настаиваю, — объяснил он. — Вольному воля.
   — А спасенному рай, — продолжил собеседник.
   Его акцент становился то слабее, то сильней. И это позволяло отличать заранее припасенные заготовки фраз от экспромтов на ходу.
   — Сейчас все уточним, — пообещал Сиверов. — Только докончу другой разговор. Достав из кармана вторую трубку, он приложил ее к уху.
   — Алло, слушаю.
   — Народ решил, что нам пытаются морочить голову. Какая-то каша заваривается, а мы понятия не имеем.
   — Теперь просто новые лица добавились. Могу описать приметы еще одного кадра — вы его не видели. Едва Глеб упомянул про большой выступающий кадык, как Козырь хмыкнул:
   — Пеликан, значит, пожаловал.
   — Так ты его знаешь?
   — Он уже являлся однажды новые порядки в жизнь проводить. Много нам крови попортил… Вот подъехал бы и рассказал про него народу. А то им подкинули парашу, будто ты по-прежнему на москвичей работаешь. Только методы поменял.
   — Подскочу, как удастся. Дела у меня. Это поважнее, чем ваши подозрения.
   Баллоны были уже «забиты под завязку». Взявшись за второй мобильник, Сиверов поблагодарил кивком парня из компрессорной и протянул деньги.
   — Так на чем мы остановились? — спросил он у знатока русской речи.
   — Вы, как я вижу, очень занятой человек. Со всех сторон осаждают выгодными предложениями?
   — По-разному. А у вас они есть?
   — Очень конкретные. Кажется, наша встреча созрела.
   — Так быстро?
   — Чтобы нам чувствовать себя спокойно, я назначаю время, а вы — место.
   — Возражений нет.
   — Сегодня вечером, около семи. Годится?
   — Есть шашлычная на трассе — «Платан». Пятнадцатый километр по дороге на Симферополь. Там в самом деле огромный платан, ему уже лет сто. Хороший ориентир. И шашлык хороший. Ну как, годится?
   — Вполне.
   …Готовясь к погружению, Сиверов обдумывал причины, по которым «плод» созрел. Человек с бородкой-эспаньолкой подозревает в нем опасного противника, догадывается о его связях со спецслужбой. ФСБ наверняка проходит в качестве первого варианта. Неужели он готов рискнуть собственной шкурой? Кто мог заверить его, что ФСБ не выдаст спецоперацию с убийством или захватом?
   Скорее всего это блеф. Никто не приедет в «Платан» угощаться шашлыком, и у хозяина заведения не будет причин благодарить за рекламу. Противник просто хочет потянуть время — лишь бы он, Сиверов, не предпринял резких шагов. Значит, что-то важное должно произойти до семи вечера.
 
***
 
   Глеб не ошибся. Мушкетер только что получил важное сообщение и точно так же, как и Сиверов, намеревался завершить всю операцию в ближайшие часы. Он готов был наобещать врагу что угодно: перейти в буддизм, сделать операцию по перемене пола.
   Пусть интерес его ненадолго переключится от «Лазарева». Пусть загрузит свою голову соображениями насчет скорой встречи. Как самому не попасть в капкан и заманить в него противника. Где поставить людей, брать ли с собой оружие.
   Свежие данные вызывают у корпорации большое доверие. Тянуть нельзя, нужно срочно их проверить и все подготовить к немедленной «эвакуации» с добычей. Как минимум до полвосьмого русский и его помощники будут ждать. В половине восьмого можно позвонить по мобильнику, извиниться за опоздание, пообещать, что вот-вот появишься. До начала девятого можно задурить им мозги. К этому времени образец стали уже будет находиться в нейтральных водах.
   …Еще до приезда Мушкетера был налажен контакт с двумя опытнейшими аквалангистами — главными инструкторами спецназа Украинского Черноморского флота. Украина не преминула ухватить свою долю при разделе советского наследства. Но корабли ее большую часть времени простаивали и ржавели на приколе. Средства на нужды флота благополучно разворовывались еще в Киеве, в штабных кабинетах. Вместо реальных маневров устраивались жалкие пародии — ширма для списания денег.
   Как и многие другие офицеры и матросы, спецназовцы тоже маялись без дела. Небольшую зарплату они получали более или менее стабильно. Кто-то притерпелся, спиваясь потихоньку, кто-то ушел в отставку и занялся доходным бизнесом.
   Но спецназ на то и спецназ, чтобы отличаться от других. Сюда обычно попадают люди не того склада, чтобы плыть по течению, вяло шевеля лапками. И таланты спецназовцев бывают востребованы гораздо чаще, чем флотских мичманов и даже капитанов первого ранга.
   Боевых аквалангистов уже нанимали для самой разной работы, в том числе для экспедиций на затонувшие суда. Все предложения просеивались двумя матерыми инструкторами. Самые выгодные они оставляли себе, а мелкие раскидывали между подчиненными.
   Новые заказчики не тревожили инструкторов раньше времени. К их услугам собирались обратиться в самый последний момент. Теперь момент настал, их срочно попросили явиться в дайв-клуб «Нептун».
   День в клубе не отличался ничем особенным. Какой-то загорелый до черноты пацан складывал в кучу пустые алюминиевые баллоны. На слоновью тушу «богатенького Буратино» из Харькова едва натягивали «костюмчик» на три размера меньше нужного. Прямо возле берега обслуживали еще одного «чайника», опустив в буквальном смысле на веревочке на глубину меньше десяти метров.
   Клуб «крышевали», как и все другие. Хозяин «Нептуна» получил приблизительные приметы людей, угнавших за ночь три такси, а также — особо и отдельно — описание узкой бородки-эспаньолки, на которую следовало немедленно среагировать.
   Но Мушкетер явился в клуб с чисто выбритым подбородком. Уже не в первый раз он проделывал этот фокус — в самый ответственный момент сбривал черную вертикальную линию. И на короткий срок становился неузнаваемым — ведь она успевала стать для противника главной приметой.
   При каждом уважающем себя дайв-клубе имелось нечто вроде террасы для отдыха с теплыми «прохладительными» напитками и дешевой мелочовкой из стандартного набора ларьков — сигареты, шоколадки, орешки в пакетиках. Трое собеседников равномерно распределились за круглым столом. Но даже при отсутствии самой характерной детали своей внешности Мушкетер отличался от двух других участников встречи.
   В нем проступал стиль. Привычка модно одеваться, ездить в спортивных авто, смаковать изысканные напитки. Такая привычка отражается во взгляде и манере разговора, даже если человек неделю просидел голышом в яме.
   — «Лазарев». Да. Бывали, знаем, — оба подводника впервые услышали о сути дела. Мушкетер объяснил, где следует искать. Оба кивнули, не нуждаясь в уточнениях.
   — На всякий случай надо иметь возможность себя защитить.
   — За этим дело не станет. Если б вы еще подсказали от кого, было бы совсем замечательно.
   — Вряд ли он сегодня сунется под воду, но на всякий случай… Это во всех отношениях серьезный противник. Я мог бы описать его снаряжение, но где гарантия, что он не выберет другое?
   — Серьезный противник? Таких, как мы, в Союзе подготовили не больше трех десятков. Все мы знаем друг друга в лицо и еще, слава богу, не забыли. В гидрокостюме и маске опознаем верней, чем на фотографии.
   — Остальные для нас не противники, — подытожил напарник.
   — Не знаю, какие курсы он проходил и где применял свои таланты. Но я бы вам все-таки порекомендовал по возможности не ввязываться в драку. А если крест уже у вас, считайте мою рекомендацию приказом. Надеюсь, я имею право на приказ в рамках нашего сотрудничества?
   — Успокойтесь, мы не бойцовые петухи, чтобы доказывать всему миру свое превосходство. Уже навоевались, пусть повоюют другие.
   — Запомните координаты, где вас подберут. Координаты обоих вполне устроили.
   — А дальше? Если б нас еще и высадили в удобном месте.
   — Вот этого обещать не могу. Обратный маршрут как-нибудь сами отрегулируйте.
   — До базы доберемся. Но вот крупные суммы не хотелось бы иметь в таком случае при себе. Вдруг подмокнут, где их потом сушить? Прищепками на веревку развешать?
   — Люблю людей с чувством юмора. Особенно когда у них есть за душой и другие способности. По десять процентов вам уже выдали.
   — Ну, это подъемные.
   — Первый раз слышу такое слово. Жаль, нету времени уточнять смысл. Вот еще, пересчитайте. Остальное по факту.
   Мушкетер покинул дайв-клуб. Боевым инструкторам следовало поторапливаться, чтобы в срок попасть на «рэк».
   — Помнишь, обговаривали надбавку с тем, с первым. Почему ты промолчал? Этот хрен в курсе, потому и уговаривал ни с кем не связываться.
   Первоначальный торг за услуги происходил еще до приезда Мушкетера. Тогда оба инструктора потребовали надбавки в случае, если им придется защищать свою жизнь. Представитель заказчика так и не дал твердого согласия, ссылаясь на невозможность подтвердить или опровергнуть факт нападения.
   — Сейчас не стоит открывать рот. Этот бы точно отказался. Пришлось бы разворачиваться и хлопать дверью. Или ты морально к этому готов?
   — А если в самом деле придется добавить еще покойника в этот мавзолей?
   — Так вот слушай. Скажем, что вопрос был с самого начала отрегулирован. Обещали нам надбавку и пусть платят. Лично я совсем не против, чтобы нам кто-нибудь попался. Потом обрежем ухо — вот и доказательство.
   — Жаль, у трупов не обрежешь. На воздухе все расползется. Помнишь, как одного подняли лет пять назад: пять минут на воздухе — и каша.