Воронкова Любовь Федоровна. Солнечный денек

   Девочки побежали. Ветер трепал их платья и волосы. И только успели они вскочить на крыльцо, как по крыше застучали крупные капли дождя.
   Дождь хлынул сразу, густой, шумный, хлынул так поспешно, что солнышко и спрятаться не успело. И оттого, что светило солнце, дождь блистал и сверкал, будто звонкое серебро падало с неба.
   Сразу по двору побежали ручьи, а возле коровника разлилась большая лужа.
   Перестал дождь так же сразу, как и начался, будто опрокинули на землю огромный ушат воды. Ещё ярче засияло солнце, ещё душистее запахла цветущая липа. По всей деревне звонко запели петухи.
   – Ух, и лужу нахлюпало! – сказала Таня. – Вот бы лодку пустить!
   – А лодка-то у нас где? – возразила Алёнка.
   На крыльце стояли большие дедовы галоши. Таня сбегала и принесла одну галошу:
   – Вот тебе и лодка!
   Галоша поплыла. Но вскоре в неё набралась вода. Галоша отяжелела, а потом вдруг повернулась набок, хлебнула воды, булькнула и утонула.
   В это время на крыльцо вышел дед.
   – Эй, бабка, – закричал он, – а где моя галоша?
   – Здравствуйте! – ответила бабушка. – Галоши растерял!
   – Да тут же они стояли! Одна здесь, а другой нет. Мне идти надо, а они куда-то галошу задевали!
   Таня и Алёнка торопливо шарили по дну лужи. Галошу вытащили, вылили из неё воду. Но как её подать деду, такую мокрую?
   А дед поворчал-поворчал и пошёл на конюшню в одной галоше.
   Тогда Таня потихоньку пробежала на крыльцо и поставила галошу. Потом они вместе с Алёнкой сели на бревно под солнышком сушиться.
   Немного погодя вышла бабушка, увидала галошу, покачала головой:
   – Совсем чудной старик становится: битый час галошу искал, а она на месте стоит!
   Тут Таня не выдержала.
   – Бабушка, – сказала она, – ты не говори на дедушку «чудной старик»! А как же он найдёт свою галошу, когда она у нас в луже утонула?
   Бабушка только руками развела. А Таня схватила дедову галошу и поставила её к печке – у печки она поскорее высохнет.

Маленький соколик

   Солнышко сошло с полуденной высоты, но пригревало ещё очень горячо. Так горячо, что видно было, как над землёй дрожит и струится знойный воздух.
   Таня с Алёнкой сидели на брёвнышках и слушали, как под навесом щебечут молодые ласточки. Вдруг на задворки прибежала Нюра.
   – Вы тут сидите и ничего не знаете, – закричала она, – а на конюшне жеребёнок родился!
   Все побежали на конюшню. Конюшня стояла на самом краю деревни, возле пруда. Она была большая, со стеклянными окошками. Лошадей в конюшне не было – все работали. Только в одном стойле стояла рыжая Зорька. Дед подстилал ей чистую солому. Он увидел ребятишек и заворчал:
   – Ну, чего пришли? Не видали вас!
   Но девочки всё-таки подошли поближе и увидели, что возле Зорьки стоит маленький жеребёночек.
   – Ух ты миленький! – воскликнула Таня. – Ух ты хорошенький! А на лбу звёздочка!.. Дедушка, дай я его поглажу.
   – Нет уж, не гладь, – сказал дед. – Видишь, он и так боится.
   Жеребёнок поводил ушами, косился на Таню, прижимался к матке. А дед ласково уговаривал его:
   – Ну-ну, Соколик, не пугайся! Мы тебя не обидим.
   Прихрамывая, шёл мимо конюшни счетовод Иван Сергеевич. Он пришёл с войны раненый, с тех пор с костылём ходит.
   – Эй, Мироныч! – крикнул он деду. – Говорят, у тебя прибыль сегодня?
   – А то как же! – гордо ответил дед. – Иди полюбуйся.
   Счетоводу жеребёнок понравился:
   – Ишь ты долгоногий какой! У нас в кавалерии такие были.
   Шла на пруд тётка Марья. Поставила вёдра среди дороги и тоже зашла в конюшню.
   – Вот и хорошо, – сказала она, – хозяйство наше прибавляется.
   Потом пришёл старик сторож. Ему тоже хотелось жеребёнка посмотреть. Но дед увидел, что много народу собралось, замахал рукой:
   – Нет уж, идите-ка, пожалуй! Нечего лошадь тревожить.
   Все пошли со двора.
   – Будь здоров, Мироныч, – сказали деду, – выхаживай коня.
   – Да уж выходим, – ответил дед, – не беспокойтесь!
   Но девочкам не хотелось уходить. Они ещё постояли у ворот, посмотрели, как жеребёночек ходит возле матки и помахивает хвостом. А хвост у него пушистый, кудрявый и ещё совсем маленький.

Новая кукла

   Таня и Алёнка прибежали к бабушке.
   – Бабушка, – закричала Таня, – мы Соколика видели!
   – Рыженький, – сказала Алёнка, – на лбу звёздочка, а ноги длинные-длинные!
   Но бабушка словно и не слышала. Она сидела у окна и шила. А около неё на лавке лежал мешочек с лоскутками. Алёнка тихонько толкнула Таню:
   – Спроси про куклу-то!
   – Бабушка, – сказала Таня, – ты всё какие-то заплатки пришиваешь, а про куклу и забыла совсем!
   – Забыла, как бы не так! – ответила бабушка. – А что же я, по-твоему, делаю?
   – А что – куклу? Да?
   Таня и Алёнка так и присмолились к бабушке, так и приклеились:
   – Бабушка новую куклу шьёт!
   А у бабушки кукла-то почти готова была. И руки и ноги сделаны, и светлая коса из чистого льна – заплетать можно. Осталось только одеть куклу да лицо нарисовать. Из синего сатина бабушка сшила кукле юбку, а кофту сделала из жёлтого атласа. Потом бабушка взяла чёрный карандаш, нарисовала кукле брови, глаза, нос. А красным карандашом нарисовала губы и сделала густой круглый румянец.
   – Нате, готова!
   Алёнка бережно взяла куклу. Она глядела на неё и глаз не могла отвести: до чего нарядна, до чего хороша!
   Тане тоже понравилась новая кукла.
   – А ту когда-нибудь тоже отыщем, – сказала она. – А то ведь как ей там одной… в лесу?
   Но счастливая Алёнка уже и думать забыла о старой кукле. Она только кивнула головой в ответ и пошла домой показывать всем свою румяную красавицу.

Дед рассказывает сказки

   Солнце медленно клонилось к дальнему лесу. Бабушка принесла молодой крапивы и стала рубить её в корытце под навесом. Поросёнок похрюкивал из закутки, словно спрашивал: а не мне ли там ужин готовится?
   Дед сидел на брёвнышках под берёзами, чинил хомуты и старую сбрую. От хомутов тепло пахло дёгтем и лошадью. Таня примостилась к деду.
   – Дедушка, – попросила она, – расскажи сказку!
   – Ну что ж, слушай, – ответил дед.
   И начал рассказывать:
   – Жил-был Иван-царевич. Едет он однажды по тёмному лесу, смотрит – бежит ему навстречу избушка на курьих ножках…
   – Эй, дед! – крикнула из-под навеса бабушка. – Ты что-то путаешь: избушка сроду не бегала.
   – Ну, у тебя не бегала, а у нас бегает, – ответил дед. – Чего же ей не бегать, раз у неё ноги есть!.. Правду я говорю, внучка?
   – Правду, – ответила Таня. – Ну, а дальше?
   – Дальше? Вот, сбила меня, старая… Давай я тебе лучше про Снегурочку расскажу… Вот жили старик со старухой, детей у них не было. Слепили они себе дочку из снега – Снегурушку. Принесли они дочку в избу. Старуха и говорит:
   «Давай её на печь посадим, пусть погреется».
   А старик:
   «Что ты, бабка, да ведь она же растает!»
   «Молчи, старый! Много ты знаешь!»
   И сделала по-своему – упрямая была: посадила Снегурушку на печь. Ну, Снегурушка-то – ах! ох! – да и растаяла!
   – Эй, дед, что-то ты подвираешь! – опять вмешалась бабушка. – Дело-то не так было.
   – Ну, у тебя не так, а у нас так. Правда, внучка?
   – Правда. Ещё рассказывай.
   – Ну, слушай. Вот жили старик со старухой…
   – А старуха упрямая была?
   – У! Очень даже. Спорщица была. Вот и заспорила она, что старику пашню пахать легче, чем ей в избе убираться. Тогда старик и говорит:
   «Ну что ж, пожалуйста! Поезжай ты пахать, а я буду убираться в доме».
   Остался старик дома. Встал пораньше, замесил хлебы, дал свинье корму, выпустил наседку с цыплятами. А потом печь затопил, хлебы испёк, обед в печку поставил и сидит старуху дожидается. Все дела поделал, а старухи всё нет и нет.
   «Что такое? – думает. – Там и пашни-то часа на два».
   К вечеру смотрит – идёт его старуха без сохи и без лошади. Одни вожжи в руках. Бросила вожжи старику и кричит:
   «У тебя и соха-то как чугунная вся – не поднимешь! У тебя и лошадь-то бешеная – не удержишь! И земля-то у тебя в поле каменная – не прорежешь! Еле-еле одну борозду провела».
   Тут бабушка не выдержала, вышла из-под навеса.
   – И всё-то было наоборот! – сказала она. – Старуха-то в поле справилась ещё получше старика, а вот старик-то в избе не справился! И печку растопить не сумел, и цыплят у него коршун потаскал, и опара у него из квашни ушла, и свинья у него в избу залезла да опару съела! Уж ты, дед, молчи лучше!
   – Не любит, когда про старух правду говорят, – подмигнул дед и улыбнулся.
   – Ну, а дальше? – спросила Таня.
   – Ну, а дальше они помирились, устроили пир. Патоку с имбирём варил дядя Симеон, бабушка Арина кушала – хвалила, а дедушка Елизар все пальчики облизал. И я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало.
   – Значит, ты облился весь?
   – Весь облился.
   – Ну, а дальше?
   – А дальше – сказка вся, больше плесть нельзя. Сказке – конец, а нам с тобою берёзовый ларец, в ларце плошки, да ложки, да губные гармошки…
   По улице шёл дядя Матвей. Он издали поздоровался с дедом и сказал с улыбкой:
   – Эва, хомутов-то набрал! Видно, у тебя лошадей много.
   – Все мои, – ответил дед. – Полна конюшня!
   Таня поглядела на деда: как это так – все лошади его?
   – Эй, дедушка, – сказала она, – ты и вправду что-то не так говоришь: лошади-то не твои, а колхозные!

Стадо идёт домой

   Солнце спускалось всё ниже да ниже. Докатилось оно до леса, посветило ещё немного и спряталось за ёлки.
   Сумерки вошли во двор. Трава стала влажной и прохладной, и закрылись на ночь алые цветы мальвы.
   За околицей послышалось блеянье овец и мычанье коров.
   – Скотину гонят, – сказала Тане бабушка. – Встречать помогай!
   Первой во двор вошла корова Милка, большая, белая, рога калачом. Важно, ни на кого не глядя, прошла Милка в свою закутку. Она знала, что там приготовлена ей свежая трава.
   Вслед за коровой вошла тёлочка Нежка. У Нежки жёлтая спина, а ноги белые, будто в чулочках. Она как вошла во двор, так и начала мычать. Это значит: давайте ей пойла.
   Бабушка вынесла ей пойло, а Таня стала загонять овец. Овцы прибежали гурьбой. Они очень боялись отстать друг от дружки. Бабушка закрыла в овчарнике овец, водворила на место тёлочку и ушла в избу.
   На дворе сразу затихло.
   Вот и дедушка убрал лошадей, идёт домой. Вошёл дедушка во двор, остановился под тополем.
   – Эко пахнет как! – сказал он. – Как вечер, так это дерево будто мёд на землю проливает!..

Серенький зверёк

   Засинело на улице. Тоненький светлый месяц заглянул в окна. Мать взяла подойник, зажгла фонарь и сказала Тане:
   – Пойдём со мной, дочка. Запоздала я сегодня корову доить, посвети мне.
   В коровнике тепло и как-то дремотно. Пахнет свежей травой, соломой. Шуршат овцы в овчарнике, корова жуёт жвачку и сердито сопит: и что это её нынче не Доят так долго?
   Наверху, на насестах, сидят куры. Они сидят бок о бок, прижавшись друг к другу мягкими перьями. Вот одна пошевелилась во сне, уронила пёрышко. А петух увидел огонёк, поднял голову и смотрит на Таню.
   Таня держит фонарь, а от фонаря и свет и тени. Длинные тени, до самой крыши. Покачаешь фонарь – и они качаются.
   Вдруг Таня перестала качать фонарь и затаила дыхание. В сумеречном свете фонаря она увидела какого-то зверька. Этот зверёк, серый, с длинным хвостом, бесшумно лез вверх по столбу на овчарник.
   – Мамушка, – прошептала Таня, – гляди, кто на овчарник-то полез!
   Мать подняла голову. Зверёк уже убежал. Но мать успела увидеть его.
   – А, так вот это кто яйца таскает – крыса! – сказала она. – Ну хорошо же. Вот мы завтра поставим капкан – так она живо забудет, как по гнёздам лазить!

Снежок разговаривает

   Бабушка процедила парное молоко, налила Тане полную кружку. Таня съела с молоком ломоть чёрного хлеба и вышла на крыльцо. На крыльце лежал Снежок. Увидев Таню, он застучал хвостом, обрадовался.
   – Миленький! – сказала Таня и уселась возле Снежка. Она обняла его за шею и прилегла головой к его длинной белой шерсти, в которой плотно засели репьи.
   Глаза у неё закрывались. От Снежка пахло псиной, но он был мягкий и тёплый, и Тане возле него было очень уютно…
   Чуть слышно шелестели берёзы над крыльцом.
   Тёплый ветерок приносил свежие лесные запахи.
   Откуда-то издалека слышались ей голоса матери и бабушки, звякала посуда на столе…
   «Ужинать собирают», – подумалось Тане.
   И вдруг Снежок повернулся к ней и прошептал ей на ухо:
   «А знаешь, твоя кукла там, в траве, лежит, возле кустиков… Я тебе её принесу завтра…»
   Вышла мать на крыльцо – звать Таню ужинать.
   – Глядите-ка, – сказала она, – наша Татьянка, никак, вместе со Снежком уснула!
   Она взяла Таню на руки, раздела её, уложила в постель и опустила полог.