Воронкова Любовь Федоровна. Солнечный денек

Любовь Федоровна Воронкова
Солнечный денёк

Бедовая курица

   Таня спала под светлым ситцевым пологом. Утром к маленькому сенному оконцу подошёл петух – да как запоёт!
   Таня и проснулась. Она подняла полог, посмотрела в оконце – солнышко уже высоко.
   Таня слезла с постели и в одной рубашонке вышла во двор.
   На дворе мать кормила кур:
   – Цып-цып-цыпа-а-а!
   Со всех сторон – и с усадьбы, и с улицы, и со двора – бежали и летели куры. Они хлопали крыльями и кудахтали.
   – Ну, как, Танюша, спала? – спросила мать. – Видно, крепко? Моя бригада уже наработалась – мы целый луг скосили и валы разбили, а ты только-только глаза открыла! Ну, расскажи, какие тебе сны снились.
   Таня посмотрела на синее небо, на зелёные берёзы… Посмотрела матери в лицо, в её весёлые глаза, улыбнулась и сказала:
   – Не знаю.
   Куры расторопно клевали корм. А одна – рябая, мохноногая – опоздала. Она спешила откуда-то издалека – шею вытянула, крылья распустила – да впопыхах и налетела на Таню. Таня даже покачнулась.
   – Вот бедовая! – сказала Таня. – Людей с ног сшибает.
   А мать засмеялась и поцеловала Таню в тёплые светлые завитки на макушке.
   – Эх ты, – сказала она, – хохлаточка моя! С курицей не справилась! Беги умойся да платье надень, а то бабушка скоро завтракать позовёт.

Ласточки

   Таня прошла через двор к палисаднику. Возле сирени на самом солнцепёке росли в палисаднике весёлые цветы мальвы. Таня подняла голову к розовым бутонам, – как они высоко растут! – взялась рукой за шершавый стебель; стебель покачнулся, и капелька росы из алого цветка упала ей прямо на лицо.
   – Ещё один расцвёл! – закричала Таня. – Мамушка, гляди – самый красный развернулся! Вот бы наш папка поглядел, если бы жив был, – он бы обрадовался!
   Мать сжала губы и ничего не ответила. У Тани отца не было – он погиб на войне.
   – А что, не правда? – сказала Таня. – Не обрадовался бы? А ты сама всегда говорила, что папка эти цветы любил!
   – Любил, – ответила мать.
   С шумом пролетела стайка маленьких чёрных ласточек, нагрянула на старую берёзу.
   – Любил он эти цветы… – повторила мать, – и ласточек любил. Ишь как кричат, как рты разевают! Уже оперились, а всё ещё у матери корму просят.
   Пролетела, просвистела синим крылом большая ласточка, поймала на лету козявку и сунула детёнышу в широкий жадный рот. Маленькая птичка трепыхнула крылышками и чуть с ветки не свалилась. А остальные ещё пуще подняли крик.
   В это время пришёл дедушка. Он убирал на конюшне лошадей, потому что он колхозный конюх.
   Дедушка стал мыть руки под рукомойником. А бабушка увидела из окна, что дед пришёл, и закричала:
   – Эй, народ честной, идите завтракать!

Танин пирожок

   Все сидели за столом: дедушка, бабушка, мать и Таня.
   На столе стоял большой медный самовар и фыркал паром. Рядом с ним дымился горшок топлёного молока с коричневой пенкой.
   Чашки у всех были разные. У бабушки – голубая, у матери – с ягодками, у Тани – с петушками.
   У деда не было чашки. Он пил чай из стакана. А на стакане была только одна синяя полоска.
   Бабушка достала из печки блюдо горячей картошки. Поставила на стол большую миску студня. А Тане на блюдце бабушка положила пухлый румяный пирожок. Таня обрадовалась.
   – Эй, дедушка, – крикнула она, – а у тебя пирожка нету! А у меня-то есть!
   – Подумаешь, пирожок! – ответил дед. – А зато я вижу синенькую птичку, а ты нет.
   – Где, где синенькая птичка?
   – Да вон, на берёзе сидит.
   Таня высунулась из окна. Посмотрела на одну берёзу, посмотрела на другую. И на липу посмотрела.
   – Где же эта птичка?
   А дед встал, вышел на крыльцо, и когда вернулся, то опять сказал, что видел синенькую птичку.
   – Да ты не слушай старого! – сказала бабушка. – Он нарочно.
   – Вот ведь какой ты, дед, – рассердилась Таня, – всё обманываешь!
   Она села на своё место, хотела взять пирожок, а пирожка-то нет! Таня посмотрела на всех по очереди – кто взял пирожок? Мать смеётся. Только у неё пирожка нет. И у бабушки пирожка нет… А дед удивляется:
   – Что? Пирожок пропал? Э, да не его ли я сейчас во дворе видел?
   – Как так – во дворе?
   – Да так. Я иду в избу, а пирожок мне навстречу. Я спрашиваю: «Ты куда?» А он говорит: «Я на солнышко, погреться». А ну погляди, нет ли его на крылечке.
   Таня выбежала на крылечко, смотрит – и правда! Лежит пирожок на перильцах. Лежит, греется на солнышке. Таня обрадовалась, схватила пирожок и прибежала обратно.
   – Нашла беглеца? – спросила мать. – Ну вот и хорошо. Садись чай пить. Да ешь скорей свой пирожок, а то как бы опять не сбежал!
   А бабушка покачала головой и проворчала тихонько:
   – Эх, старый! И всё бы ему шутки пошучивать!

Снежок

   На деревне звонил колокол. Это значит – колхозникам пора на работу. Мать повязалась платком, взяла грабли и пошла на луг. Дед отправился на конюшню посмотреть Зорьку. У Зорьки скоро должен родиться жеребёнок, поэтому дед всё ходит и смотрит и всё тревожится.
   Таня взяла куклу, обняла её и вышла на улицу. Эта кукла была не её – кукла была Алёнкина, в новеньком голубом платье. Алёнка только вчера сшила его.
   На зелёной лужайке среди улицы маленькие ребятишки играли в «каравай». Тут был и Ваня Берёзкин, и Дёмушка – Алёнкин брат, и Катя Перепёлкина, и Костя Беляк… С ними была пионерка Ариша Родионова; она учила ребятишек петь:

 
– Каравай, каравай,
Кого любишь, выбирай!
 

   Пионеры часто устраивали всякие игры с маленькими ребятишками. Ариша увидела Таню и позвала её:
   – Таня, иди с нами в «каравай» играть!
   – Иду! – откликнулась Таня. – Вот только куклу посажу куда-нибудь.
   Таня хотела посадить куклу около двора, на брёвнышко, но тут из-под крыльца выскочил Снежок, молодой лопоухий пёс с озорными глазами.
   Он уже успел сбегать на скотный двор, сунулся в свиную кормушку, промчался на реку к ребятам, которые ловили рыбу, и ухитрился стащить у них из ведра плотицу. Вернувшись, доел в своей плошке вчерашние щи, улёгся в холодке и решил вздремнуть. Но увидел Таню – не вытерпел и начал прыгать вокруг неё, хватать её за платье то с одного бока, то с другого.
   – Отстань, Снежок! – прикрикнула Таня. – Отстань, говорят!
   Она оттолкнула Снежка и нечаянно выронила куклу. А Снежок словно этого и ждал – подскочил, схватил куклу и помчался по улице.
   Ребятишки засмеялись.
   – Держи его! – закричал Дёмушка.
   Таня бросилась за Снежком:
   – Отдай куклу! Отдай куклу, озорник!
   Но Снежок припустился ещё сильнее. Наверно, он думал, что Таня играет с ним. Он промчался по улице, распугал гусей и за вётлами возле пруда свернул на усадьбу. Таня бежала за ним – сначала по дорожке, потом по траве до самого перелеска. Снежок бросился в кусты и скрылся. Таня видела только, как метнулся за кустами его белый лохматый хвост.
   Таня остановилась.

Таня въезжает в деревню

   Высокая трава со всех сторон окружала Таню. Тонкие лиловые колокольчики покачивались перед ней. Словно белые вырезные тарелочки, блестели в траве ромашки. Малиновая липкая дрёма легонько цеплялась за платье. Где-то внизу, в траве, на сто голосов стрекотали кузнечики.
   Таня оглянулась. Ничего не видно, только головки цветов пестреют перед глазами. Да ещё видны ольховые кусты, куда убежал Снежок, и ёлки вдали, высокие и хмурые…
   – Снежок! – позвала Таня. – Снежок, где ты?
   И пошла дальше, до самых кустов.
   Свежая зелёная тень лежала в кустах, и кругом было тихо-тихо.
   Тане стало страшно. Она повернула назад, попробовала бежать… Но куда побежишь, когда ни тропки нет, ни дорожки и дом неизвестно где! Таня вышла на бугорок, оглянулась и заплакала. Сначала она плакала потихоньку, а потом прибавила голосу. Ей казалось, что она теперь никогда не увидит мать, и бабушка больше не испечёт ей пирожка, и дед не встретит её у конюшни. И она закричала громко и отчаянно:
   – Мама-а! Мамушка-а!
   Но никто не отвечал ей, только орешник шептал что-то своими шершавыми листьями.
   Вдруг откуда-то издали сквозь кусты долетела к Тане песенка. Прозвенела и умолкла, словно ветерок унёс её. Таня обрадовалась: значит, где-то близко народ есть – и побежала туда, откуда донеслась песня. Пушистые пахучие цветы кивали Тане из-под кустов. На светлых полянках из травы поглядывали на Таню красные ягоды… Но Таня бежала не останавливаясь.
   Скоро берёзки и орешины расступились, и Таня вышла на широкий солнечный луг. Скошенная трава рядами лежала на лугу. А на дальнем конце луга колхозницы ворошили сено. И среди них Таня сразу увидела свою мамушку.
   Бежать по скошенному колко, и Таня тихонько пошла через луг.
   – Ты как сюда попала? – удивилась мать.
   – Снежок куклу утащил, – сказала Таня, – вот я за ним и побежала.
   – А где же кукла?
   – Не знаю. Он её спрятал где-то…
   – Вот какой негодный этот Снежок! – сказала мать. – Ну, мы ужо ему зададим!
   Мать разговаривала с Таней, а сама не переставала ворошить сено. Она шла в рядок с другими колхозницами; сено так и шумело под её быстрыми граблями.
   – Мамушка, – сказала Таня, – в кустах ягод много!
   – Ну вот, поди да посбирай.
   – А я одна боюсь… Пойдём с тобой?
   – Что ты, дочка! – сказала мать. – Да когда мне за ягодами ходить? Ведь я же бригадир. А наша бригада с Марьиной соревнуется. Что же, ты хочешь, чтобы твоя мамка отстающей была? Вон, посмотри, как в Марьиной бригаде работают, торопятся!
   Таня посмотрела на соседнюю делянку. Там колхозницы разбивали свежие, недавно скошенные валы. Таня оглянулась: у кого больше сена – у тётки Марьи или у матери? У матери, пожалуй, больше… Помочь бы, да граблей нет.
   – Иди-ка ты домой, Танюша, – сказала мать, – а то скоро жара начнётся.
   – А куда мне идти? – ответила Таня. – Я дороги не знаю.
   Тётка Наталья, которая шла рядом с матерью, засмеялась:
   – На край света зашла!
   А девушка Настя сказала:
   – Танюша, вот Серёжа Таланов с косьбы едет – он тебя подвезёт, беги к нему! – И закричала: – Серёжа! Подвези Танюшку домой!
   По дороге, по краю луга, шли две лошади, запряжённые в косилку. Металлические колёса косилки поблёскивали на солнце. Лошадьми правил парнишка. Он сидел, сдвинув на затылок рыжую кепку, и покрикивал:
   – Ну-ну, шевелись! Домой, на отдых – ну-ка!
   Серёжа посадил Таню на сиденье косилки, а сам пошёл рядом с вожжами в руках.
   И отсюда, с высоты косилки, Таня увидела вдали какие-то крыши, выглядывающие из-за кустов. Возле одной крыши стояли высокие берёзы, которые показались Тане очень знакомыми…
   – Это чей колхоз? – спросила Таня.
   – Вот так раз, – засмеялся Серёжа, – своей деревни не узнала!
   Тане стало очень весело. Оказывается, она совсем недалеко от дома. Ну конечно, это их деревня. И эти берёзки – их берёзки, которые у них во дворе растут. Таня подумала: вот как хорошо будет, когда она въедет на косилке в деревню! Только бы девчата были на улице.
   Всё случилось так, как хотелось Тане. Её подружки были на улице – и Нюра, и Алёнка, и маленькие ребятишки. Все они стояли и смотрели, как приехала на косилке Таня.

Неприятный разговор

   Серёжа ссадил Таню среди деревни. Ребятишки окружили её:
   – Где была?
   Таня начала рассказывать: она зашла далеко от дома, заблудилась в лесу; два волка выглядывали на неё из-за деревьев, хотели напасть, да побоялись…
   Вдруг Алёнка спросила:
   – А кукла моя где?
   Таня сразу замолчала, забыла и про лес и про волков. Она глядела на Алёнку и просто не знала, что сказать. Алёнка почуяла недоброе.
   – Отдавай куклу! – сказала она.
   В это время на крыльцо вышла бабушка.
   – Татьянка! – закричала она. – Иди слазь на чердак – собери яички!
   Таня встрепенулась.
   – Я тебе её после принесу! – сказала она Алёнке и побежала домой.
   Вот спасибо бабушке, вот выручила Таню!
   Таня подошла к лестнице на чердак, взялась за перекладину и остановилась.
   – Ну, что же ты? – спросила бабушка.
   – Боюсь… А вдруг лестница упадёт?
   – Лестница-то не упадёт, – сказала бабушка, – а вот лукошко-то с яйцами ты, пожалуй, уронишь. Полезем-ка вместе – кто яйца собирать, кто лукошко держать.
   На чердаке было тихо, светло. Солнышко сквозило из-под застрех, и в слуховое окно падали широкие светлые лучи. Под крышей висело много берёзовых веников – это бабушка и мать их на зиму заготовили. От веников шёл крепкий горьковатый запах. Возле стенок ютились соломенные плетушки. Это гнёзда для кур. Сюда куры приходят класть яйца.
   – Ну, давай яйца собирать, – сказала бабушка.
   Таня держала лукошко, а бабушка снимала с гнёзд и складывала в лукошко яйца. Со всех гнёзд собрали, только по одному яичку оставили в каждом гнезде – это чтобы курам охотнее было нестись. Потом бабушка сказала:
   – А загляни-ка вон в то гнёздышко: есть там что-нибудь?
   Таня взглянула:
   – Ни одного!
   – А скорлупки возле гнезда валяются?
   – Нет. Никаких скорлупок нету!
   – Что такое! Какой-то зверь повадился яйца таскать – подследить надо!
   Вдруг Таня ухватилась за бабушкин фартук: в одном из тёмных углов среди веников торчали длинные жёлтые колючки.
   – Бабушка! Вон он – зверь-то!
   – Да где такое? Где ты видишь?
   – Да вон он… Колючки торчат!
   – Фу, глупая! – сказала бабушка.
   Она подошла прямо к «зверю», схватила его за колючки и стащила вниз.
   Таня поглядела – а это старый деревянный гребень, на котором бабушка зимой кудельку прядёт.
   – Ну что? Страшный зверь?
   Таня засмеялась:
   – А я подумала – может, это он яйца таскает!

Поросёнок

   Таня подошла к слуховому оконцу, поглядела вниз – ух, до чего высоко!
   И отсюда она увидела, что Алёнка сидит у них во дворе на брёвнышке, дожидается Таню. Таня нахмурилась: вот беда! Ну что она скажет Алёнке? Хоть бы спрятаться от неё куда-нибудь…
   Таня слезла с чердака и через заднюю калитку пробралась в коровник. Оттуда она хотела пройти прямо на усадьбу да и убежать подальше.
   Но около овчарника Таня поскользнулась на соломе и схватилась за щеколду, чтобы не упасть. Щеколда вдруг выскочила, и дверь открылась.
   В овчарнике жил поросёнок. Поросёнок скучал в тесном и душном закутке. Когда дверь открылась, он сразу поднял пятачок, понюхал свежий воздух, радостно хрюкнул и со всех ног ринулся из овчарника.
   – Ай! – закричала во дворе Алёнка.
   Таня стояла за дверью овчарника и смотрела, как бушевал поросёнок. Он вертел головой, хрюкал и носился по двору взад и вперёд, взвизгивая от радости. Подбежал к скамейке – опрокинул её. Подбежал к тазу с водой – перевернул таз и воду пролил. А потом увидел Алёнку и быстро засеменил к ней. Алёнка вскрикнула, выбежала со двора, и синее платье её замелькало за палисадником.
   – Вот как! – засмеялась Таня. И тотчас закричала: – Бабушка, бабушка, скорей – поросёнок выскочил!

Сражение

   Танины куклы жили на полу под лавкой. Их горница с одной стороны была отгорожена бабушкиным сундучком, а с другой – полосатой занавеской.
   В горнице стоял деревянный чурбачок, на нём лежала перина и было постелено пёстрое одеяло. Это была кровать. Другой чурбачок был покрыт белым лоскутком – за этим чурбачком куклы обедали. А в жестяной коробке, которая была сундуком, хранились куклины платья.
   Куклы у Тани были тряпичные, с размалёванными щеками и с волосами из пакли. Таня хмуро сидела перед ними, подперев кулаком подбородок.
   «Может, Алёнке Грушу отдать? Жалко… У неё кофточка красная. Матрёшу? Тоже жалко. Дуньку? Вот Дуньку не жалко – она совсем чумазая и волосы у нее почти оторвались. Но Дуньку Алёнка не возьмёт, пожалуй».
   В это время в избу вошла Алёнка. Таня покраснела и тотчас задёрнула занавеску.
   – Давай мою куклу! – потребовала Алёнка. – Где она у тебя?
   – Она спит, – сказала Таня.
   – Где спит? Покажи!
   – Не покажу!
   – Ты что, не отдавать, да?
   Алёнка отдёрнула занавеску. Одни Танины куклы сидели в горнице, а её новой, нарядной не было.
   – Отдавай! – закричала Алёнка. – А то я сейчас твоих всех… Вот! Вот!
   И начала швырять Таниных кукол по всему полу. Грушу в красной кофточке она подкинула так высоко, что та пролетела через всю избу и шлёпнулась в кадушку с водой.
   Тогда Таня рассердилась.
   – Уходи из избы! – закричала она. – Уходи!
   Она схватила веник и замахнулась на Алёнку. Алёнка испугалась веника и побежала на улицу. На пороге она столкнулась с Таниной бабушкой.
   – Это что за война? – сказала бабушка.
   Таня и Алёнка закричали обе сразу:
   – Она моих кукол расшвыряла! А одна вон как намокла – даже полиняла вся!
   – А она мою куклу не отдаёт! Пусть отдаст!
   – Так чего ж ты Алёнке куклу не отдаёшь, а? – спросила бабушка.
   Таня опустила голову и заплакала. Бабушка обняла её:
   – Чего же тут плакать? Надо отдать, да и всё!
   Таня уткнулась в бабушкину кофту:
   – Да как же я отдам, когда её Снежок в кусты утащил!
   Бабушка погладила Таню по голове и сказала:
   – Вот нашли из-за чего ругаться да драться! Да я вам ужотко ещё лучше куклу сделаю!

На полдни

   Прозвонил колокол на обед. Мать пришла с работы и поставила грабли у крыльца.
   Таня выбежала к ней:
   – Мамушка! Ну, чья бригада больше сработала – твоя или Марьина?
   Мать улыбнулась:
   – Моя.
   – Ну, значит, теперь за ягодами можно?
   – Вот какая ты, дочка! – сказала мать с упрёком. – Мы-то свой участок убрали, а Марьина бригада ещё не управилась.
   – Ну и пусть они управляются!
   – А если дождь?
   – Ну и что же? Сено-то Марьино!
   – Не Марьино и не моё, а наше общее, колхозное. Мы свою делянку убрали – значит, надо Марьиной бригаде помочь. Чем больше мы сена уберём, тем больше скотины у нас в колхозе будет. А чем больше скотины, тем колхоз богаче. А чем колхоз богаче, тем и нам с тобой жить лучше! Поняла? Ну-ка, принеси из сеней холодной водицы – я руки вымою, да надо идти на полдни, корову доить!
   Мать вытерла фартуком потное, красное от загара лицо, вымыла руки, взяла подойник и пошла доить корову на луг, туда, где стадо полднюет – отдыхает в холодке, пережидает полуденную жару.
   Таня увязалась за ней. Кого бы ещё позвать? Разве Нюру Туманову? Нюре не очень-то хотелось идти по жаре, но она подумала, что хорошо бы искупаться, и пошла.
   Таня не знала, звать ей Алёнку или нет. Может, она теперь губы надула и сердится? Но Алёнка увидела, что девчата собрались на луг, и сама прибежала. А Дёмушку и звать не надо было – он и так нигде не отставал. Только Снежок остался дома. Он приподнял голову, посмотрел на них из-под крыльца и опять улёгся – не стоит бежать, в холодке лучше… К тому же и Таня больно оттаскала его за уши, когда он вернулся. Ну их, пусть идут.
   Но, когда девочки зашли за околицу, Снежку стало скучно. Он вскочил и пустился за ними, хлопая ушами.
   Шли через ржаное поле по горячей белой дорожке. Густая рожь стояла по сторонам – ничего не видно, только синее небо да высокие колосья над головой. Колосья задевали волосы матери, проводили ей по щекам своими шелковистыми усиками.
   – Хорошая нынче рожь, – сказала мать, – ишь как дружно колосится!
   За ржаным полем на цветущей луговине стояли маленькие домики. Это колхозная пасека. Пчёлы гудели над пёстрыми цветами.
   – Идите потихоньку, – предупредила мать. – Не бегайте, не сердите пчёл.
   Таня спряталась за мать, уцепилась за её юбку.
   Алёнка тоже шла осторожно и зорко поглядывала кругом – не летит ли откуда пчела.
   А Нюра и совсем затаила дыхание.
   Вдруг Дёмушка остановился и закричал:
   – Алёнка!
   Он стоял и отмахивался рукой от пчелы, которая гудела над его головой. Но чем больше он отмахивался, тем сердитее гудела пчела.
   Дёмушка побежал, и в эту минуту – раз! – пчела тяпнула его прямо за щеку. Да так больно, будто огнём обожгло. Дёмушка заревел.
   – Ничего, – сказала мать, – пройдёт!
   Дёмушка поплакал и перестал. А когда пришли на луг, где коровы отдыхали, то все увидели, что щека у Дёмушки раздулась, будто он засунул туда орех. Девочки поглядели на него и засмеялись:
   – Дёмушка, покажи, что ты за щеку спрятал?

На реке

   Стадо полдневало в лесочке у реки. Коровы стояли и лежали среди берёзок в холодке и лениво жевали жвачку. Две пёстрые коровы забрели по колено в воду и стояли там неподвижно. Доярки с колхозной фермы уже доили коров. Коровы с фермы были все крупные, чёрные с белым.
   На зелёной луговинке, под тенью берёзы, блестели большие светлые бидоны. Учётчик Петя Дроздов стоял возле этих бидонов. Доярки приносили к нему тяжёлые, полные молока подойники:
   – Это – от Зорьки…
   – Это – от Красотки…
   – Это – от Ласточки…
   А учётчик мерил молоко, чтобы знать, сколько какая корова даёт молока, и сливал надоенное в бидоны.
   Мать пошла искать свою корову. Белая черноглазая Милка лежала под кустом. Она увидела хозяйку, встала не спеша и протянула морду: корочка есть? Мать дала Милке корочку, погладила её и села доить.
   Девочки уже плескались в речке, брызгались и визжали на весь луг. Таня очень любила свою речку. Да и как было не любить её – такая она тихая, светлая, все камушки и раковинки на дне видны сквозь воду!
   Тут, где вода еле достаёт до колен, хорошо. А вон у того берега, под густыми вётлами, вода тёмная, и на дне шевелятся косматые водоросли. И, как нарочно, жёлтые бубенчики растут именно там. Из их стеблей можно делать очень красивые цепочки, а среди жёлтых лепестков у них есть твёрдые тёмно-зелёные кувшинчики, которые годятся для кукол. Но попробуй достань их!
   Вскоре на реку пришли ребята. Они прошли мимо девчонок на омут – не будут же они здесь, на мели, барахтаться! А Серёжа Таланов взял да и приплыл с омута, залез в осоку и начал рычать, будто какой-нибудь зверь. Девочки сначала испугались. А потом увидели, что это Серёжа, и пристали:
   – Достань бубенчиков!
   Серёжа стал на самом глубоком месте – там ему было чуть-чуть выше пояса.
   – И купаются тоже! – усмехнулся он. – Тут и окунуться-то негде. Эх, мелюзга!
   Но бубенчиков достал, бросил их на берег. А сам уплыл обратно на омут.
   Мать подоила корову, подошла к реке.
   – А ну-ка, вылезайте! – сказала она. – Ведь посинели, а всё-таки будут в реке сидеть, пока не выгонишь!

Дедова галоша

   После обеда мать снова ушла на покос. Бабушка легла на лежанку отдохнуть, а дед взял дерюжку и отправился куда-то искать холодку.
   Таня сунулась было к бабушке:
   – Бабушка, что же ты, про куклу-то забыла?
   Но бабушка отмахнулась от неё, как от мухи:
   – Да не забыла, сделаю… Уйди, дай отдохнуть!.. – и отвернулась к стенке.
   Тихо и сонно стало в избе. Таня вышла на улицу.
   Стояла жара. Солнце так припекало, что на дорожке у крыльца босыми ногами горячо было стоять. Птицы примолкли… Куры попрятались в тень под сиренью и лежали, раскрыв клювы от жары. Гуси столпились возле таза с водой, ныряли головами в воду, булькали. Потом гусак придумал: влез в таз и уселся. Вода полилась через край, а он, очень довольный, плескался и встряхивал крыльями. Когда он вылез, воды в тазу осталось на донышке, да и та была грязная-прегрязная.
   Таня заглянула под крыльцо:
   – Снежок, ты тут?
   Снежок лежал неподвижно, вытянув лапы. Он открыл один глаз, посмотрел на Таню и снова закрыл: не до тебя, пропадаю от жары!
   Таня встретила на улице Алёнку:
   – Пойдём за цветами на луг? Венков навьём!
   – Пойдём, – сказала Алёнка.
   Девочки пошли на луг. Но только дошли они до околицы, как вдруг вдоль деревни пролетел вихрь. Зашумели ветлы над прудом, закружились по дороге соломинки и клочки сена. Чёрная туча поднялась из-за сарая и надвинулась на небо.
   Мимо околицы к большим сараям, одна за другой, промчались грузовые машины, чуть не до облаков нагруженные сеном. Машины круто затормозили у раскрытого сарая. Из кабин торопливо вылезли колхозницы, приехавшие с покоса. Шофёры тоже выскочили. И все, с опаской поглядывая на тучу, принялись развязывать верёвки, которыми было перетянуто сено.
   Торопливо подошёл председатель колхоза Степан Петрович.
   – Давай скорей! – закричал он. – Туча близко!
   Сено свалили с машин, и все бросились убирать его. Сено поддевали вилами и таскали в сарай. И сам председатель таскал – он самые большие охапки поднимал на вилах.
   Около скотного двора доярки мыли бидоны.
   – Глядите, туча-то какая! – крикнул им учётчик Петя Дроздов. – А у сараев сено не убрано… Девчата, бросай бидоны, побежим помогать! Сено намочит!
   Доярки сунули под навес вёдра и бидоны и побежали вслед за Петей к сараям убирать сено.
   – Алёнка, а мы-то что стоим? – спохватилась Таня. – Давай и мы помогать!
   Они прибежали к сараю, схватили прислонённые к стене грабли и принялись сгребать сено, которое ветер уже успел разнести по лужайке.
   – Молодцы, молодцы, девчатки! – сказал им Степан Петрович. – Так и надо! Привыкайте о колхозном добре заботиться.
   И только убрали сено в сарай, только втащили последнюю охапку, как снова рванул вихрь, загудел и помчался по усадьбам.
   – Буря идёт, – сказала Алёнка. – Бежим скорее домой!