Воротников Михаил. Г К Жуков на Халхин-Голе

   После беседы в штабе корпуса Г. К. Жукову было ясно, что в случае расширения масштабов вторжения противника командование корпуса не готово предпринять радикальные ответные меры. Попытки объяснить неудачи объективными причинами в расчет не принялись.
   Георгий Константинович не мог поверить чужим оценкам сложившейся ситуации. Он решает лично разобраться в том, что происходит на Халхин-Голе. Выяснить причины неудач. Определить меры, которые следовало бы предпринять.
   Когда он прибыл на восточный берег реки Халхин-Гол, ему предоставили бронемашину (БА-10) из состава 9-й бронебригады. За командира машины был командир взвода В. П. Денисов. Он был моим однокашником по военному училищу. Позже он вспоминал: "Мне было сказано: что будешь возить и охранять большого начальника, смотри в оба". Заряжающего из машины высадили и его место занял Г. К. Жуков. При этом заметил: - "Будь готов, в случае чего открыть огонь из пушки и пулемета". Местность я знал хорошо. Ориентировался свободно. В местах остановок Жуков выходил из машины и с теми, кто его встречал, по траншеям пробирался в боевые порядки. С наступлением вечерних сумерок он уехал, поблагодарив меня за оказанную помощь. За три недели боев впервые мы видели такого большого командира. Мы поняли, что скоро все должно измениться к лучшему.
   Личное общение с бойцами и командирами позволило Г. К. Жукову объективно изучить и оценить обстановку, почувствовать политико-моральное состояние личного состава, характер и масштабы развертывания событий. В ходе бесед он характеризовал течение боя, называл недостатки, основным из которых считал слабое знание противника вследствие неудовлетворительной разведки.
   Позднее Георгий Константинович напишет: "Возвратившись на командный пункт и посоветовавшись с командованием корпуса, мы послали донесение наркому обороны. В нем кратко излагался план действий советско-монгольских войск: прочно удерживать плацдарм на правом берегу Халхин-Гола и одновременно подготовить контрудар из глубины. На следующий день был получен ответ. Нарком был полностью согласен с нашей оценкой обстановки и намеченными действиями.
   В этот же день был получен приказ наркома об освобождении комкора Н. В. Фекленко от командования 57-м особым корпусом и назначении меня командиром этого корпуса{22}.
   Это известие Георгий Константинович воспринял с энтузиазмом. Он трезво взвесил силы и средства, предполагаемый размах боевых действий и попросил наркома обороны усилить наши авиационные части, выдвинуть к месту событий не менее трех стрелковых дивизий и одной танковой бригады и значительно укрепить артиллерию.
   Одновременно комкор позаботился о повышении боеспособности имеющихся частей и соединений. В течение двух-трех недель ему удалось коренным образом изменить положение дел в войсках, навести порядок, повысить организованность и дисциплину, исполнительность. Требования к командному составу были предъявлены такие, что заставляли всех работать с полным напряжением сил.
   О том, что было до прибытия Жукова на Халхин-Голе, рассказывал мне политрук стрелковой роты отряда Быкова старший лейтенант А. С. Загурский, позднее ставший политруком танковой роты, которой довелось - мне командовать. Бой на восточной стороне Халхин-Гола они приняли одними из первых. Поначалу было нелегко. А когда обстрелялись, набрались кое-какого опыта, сами давали жару японцам.
   Бои расширялись. Они требовали новых методов руководства. Трудности возрастали. В самый напряженный момент не хватало боеприпасов, частые перебои были с питанием, взаимодействие между частями и подразделениями в бою практически отсутствовало, старших начальников в частях не видели, перед авиацией противника были беззащитны.
   Георгий Константинович лично убедился в этом и потребовал от начальника штаба корпуса комбрига А. М. Кущева принять незамедлительные меры к обеспечению частей на передовой всем необходимым. Он установил срок подготовки предложений по коренному изменению организации войскового тыла, с состоянием которого сам решил ознакомиться.
   Начальник одного из полевых госпиталей (фамилию его я, к сожалению, не запомнил) сразу же по прибытии комкора доложил, что не хватает людей для этапного сопровождения раненых на излечение. Острота этого вопроса усиливалась жарой, особенно в палатках. Не хватало питьевой воды, удаление тыловых госпиталей от мест боев измерялось сотнями километров. Способ эвакуации раненых был только один - автотранспортом, а санитарных машин не хватало.
   Выслушав начальника госпиталя, Г. К. Жуков обошел все палатки, побеседовал с ранеными, обещал поправить положение дел, подбодрил: "Вы все скоро будете в строю. Думаю, что успеете вернуться в части добивать японских захватчиков".
   Перед отъездом командующий собрал руководство госпиталя и специалистов-врачей. Он доказал, что людей много и сопровождать раненых есть кому, да только недостает организации, ответственности за порученное дело и инициативы.
   Забота о раненых у Георгия Константиновича была на особом счету. Позднее он напишет: "...боец, идя в бой, всегда должен быть уверен, что, если он погибнет, - его вынесут товарищи, будет ранен - вылечат".
   Командующий взял под особый контроль проблему тылового обеспечения. Этими вопросами занимались пятые отделы штабов дивизий, армий. Г. К. Жуков вводит понятия: "тыл полка, тыл дивизии, тыл армейской группы". Определилось их эшелонирование. Тыл стал элементом оперативного построения корпуса, армии...
   Центральной задачей Г. К. Жуков считал организацию управления. Надо было, чтобы командиры всех степеней хорошо знали противника, его действия, расположение, слабые и сильные стороны, которые надо учитывать, принимая решения. Надо было наладить хорошую связь со своими войсками, лично наблюдать их действия, чтобы вовремя прийти им на помощь новыми силами и решениями.
   Перестройку системы управления Г. К. Жуков начал с себя. Свой командный пункт он развернул на горе Хамар-Даба в зоне артиллерийского обстрела. С нее хорошо просматривалась местность, и на большую глубину наблюдалась панорама сражения. Он приблизил к войскам все командные пункты. Командир должен быть там, где сражаются его подчиненные, - такова основа устойчивости управления в бою.
   Не ожидая подхода свежих сил из Советского Союза, Г. К. Жуков решает организовать жесткую оборону на тактически выгодной местности, активизировать все виды разведки, чтобы можно было управлять обстановкой, избегая всяких неожиданностей со стороны противника. Изучая опыт ведения обороны на правой стороне Халхин-Гола, комкор особенно выделил действия -149-го мотострелкового полка майора И. М. Ремизова.
   Иван Михайлович Ремизов был на пять лет моложе Г. К. Жукова, но членом партии стал на год раньше, в 1918 году, когда вступил в Красную Армию. До этого участвовал в Великой Октябрьской революции. После сражался на фронтах гражданской войны против Колчака, Деникина, белополяков{23}.
   В условиях боев на Халхин-Голе возросло значение траншейной обороны. В полку Ремизова она выглядела более совершенной. Командир полка был инициативен, решителен, смел, в ходе боев совершенствовал оборону, исходя из убеждений, что она должна иметь значительную глубину и быть способной устоять против танков.
   И Г. К. Жукову, и И. М. Ремизову траншейная оборона была известна еще со времен гражданской войны. Г. К. Жуков принимает решение усовершенствовать структуру построения обороны с учетом новых вооружений. Он потребовал не распылять силы и средства по всему фронту, ликвидировать линейное построение боевых порядков, создавать взводные и ротные опорные пункты как по фронту, так и в глубину, объединять их в батальонные узлы сопротивления, усиливать противотанковыми средствами. Промежутки между опорными пунктами перекрывать инженерными заграждениями - минами, малозаметными препятствиями, фланговым и косоприцельным огнем.
   Левый фланг войск армейской группы прикрывала 6-я монгольская кавалерийская дивизия. В обороне она действовала как и все стрелковые части. При посещении этой дивизии Георгий Константинович подметил, что глубина обороны ее недостаточна. Правда, командование пыталось доказать, что в резерве находится целый кавалерийский полк и что ему поставлена задача обороняться во втором эшелоне, а при необходимости быть готовым конной атакой ударить противника во фланг. Комкор наглядно убедил монгольских друзей в недооценке опасности близкого расположения второго эшелона и в том, что оборона слабо развита в инженерном отношении. Он посоветовал побывать в. 149-м мотострелковом полку и посмотреть, как там решается эта задача.
   Как известно, оборона плацдарма на реке Халхин-Гол выстояла и с задачей справилась.
   "Наши уставы, существовавшие до войны, учили строить оборону по так называемой ячеечной системе, - отметил К. К. Рокоссовский. - Утверждалось, что пехота в ячейках будет нести меньше потерь от вражеского огня. Возможно, по теории это так и получалось, а главное, рубеж выглядел очень красиво, все восторгались. Но, увы! Война показала другое... Надо немедленно ликвидировать систему ячеек и переходить на траншеи"{24}. Жаль, что опыт траншейной обороны, полученный на Халхин-Голе, не стал достоянием всей Красной Армии к началу Великой Отечественной войны.
   По опыту Халхин-Гола, Великой Отечественной войны мы знаем, как наземные войска уязвимы от воздушного противника, особенно, если они имеют слабое авиационное подкрепление. Значение авиации на Халхин-Голе было особенно велико. Открытая степь затрудняла маскировку войск. Дневные передвижения советских и монгольских частей временами исключались совершенно. Только ночь могла сохранять тайну замыслов союзного командования. Надо было срочно организовать сильное воздушное прикрытие, отбить охоту японским летчикам безнаказанно проникать в глубь территории МНР, вести разведку нашей обороны и размещения резервов.
   Вскоре наша авиация получила значительное пополнение улучшенной материальной частью - прибыли модернизированные самолеты "И-16" и "Чайка", новые формирования военно-воздушных сил. Была прислана группа мастеров воздушного боя - одиннадцать Героев Советского Союза во главе с заместителем начальника ВВС Красной Армии комкором Я. В. Смушкевичем{25}. Почетного звания они были удостоены за подвиги в небе Испании и Китая. Когда в воздухе появились советские асы, их мастерство японские летчики почувствовали в первых же боях.
   Мне хорошо запомнился безоблачный день 22 июня.
   - Всем находиться в укрытиях! - передал команду дежурный по батальону. - Без команды из капониров не выходить. Имеет право передвигаться в рост только суточный наряд, и то - бегом.
   В этот день воздушная тревога объявлялась часто. Экипажи продолжали работать в танках и укрытиях. В предвечерние сумерки раздавалась новая команда: личный состав роты - на политинформацию! И вот мы впервые услышали о победе нашей авиации в воздушном бою.
   В районе озера Буир-Нур в воздушное пространство МНР проникли 20 японских самолетов, которые были встречены тридцатью нашими. Следующая группа из 30 японских самолетов, не успев долететь до района воздушного боя, тоже была перехвачена. Японцы терпели поражение и просили подкрепления. Третья воздушная волна их состояла из 45 машин. Тогда появились еще 60 наших самолетов.
   Японцы в этом бою недосчитались тридцати одной машины. Весть о их поражении в воздухе была встречена ликованием наших воинов.
   Воздушные налеты повторялись изо дня в день. Г. К. Жуков был обеспокоен этим. Он боялся, что противнику удастся обнаружить 11-ю танковую бригаду и 7-ю бронебригаду. Я. В. Смушкевичу была поставлена задача: встречать авиацию противника на дальних подступах к Тамцак-Булаку и навязывать ей воздушный бой.
   Японцы не унимались, меняли тактику, появлялись в разное время дня. Утро 1 июля. Тепло и солнечно. На небе ни облачка. На командном пункте внезапно раздался сигнал "Воздушная тревога!". Все укрылись в щелях. Только на командном пункте Я. В. Смушкевича герои-летчики продолжали стоять во весь рост. Они следили за воздушной обстановкой и держали в готовности эскадрильи для воздушных атак.
   В небе послышался приглушенный шум моторов. Далеко звенящие звуки усиливались, напоминая плавно нарастающую мощь громового раската. Девятка японских бомбардировщиков была на подходе к Тамцак-Булаку. Самолеты держали курс прямо на наш командный пункт.
   - Смотрите, они не одни, - послышались голоса. Выше потолком на ярком солнце поблескивали отдельными точками истребители врага.
   - Не выйдет, - громко произнес комбриг С. П. Денисов. - Они ждут появления наших истребителей... На их тактику ответим своей.
   С командного пункта ВВС, находящегося рядом с нами, без суеты, уверенно и расчетливо отдавались команды под-_ разделениям авиации. Вот вылетела первая небольшая группа разведчиков "И-16". Она атаковала японцев и тут же отошла в сторону. Группа прикрытия врага стремглав обрушилась на наших летчиков. Казалось, что гибель неизбежна. Но еще выше появились истребители Я. В. Смушкевича. Японцы, увлеченные боем с первой группой, не подозревали о нависшей над ними угрозе.
   - Заходи, заходи ему в хвост! За тобой никого нет! Атакуй огнем, не жди, когда нагонит!.. - доносились отрывистые команды группы наведения с земли.
   Вот один "японец" задымился. Сначала появился жидковатый хвост, затем клубы черного дыма закрыли половину машины, и взрыв разнес самолет на части.
   Буря восторга охватила нас. Строй японских бомбардировщиков стал рассыпаться. Мы видели, как один из них отделился и пошел вниз в полупике. Черными мелькающими точками посыпались бомбы. Это опорожнялось подбитое брюхо воздушного стервятника. Но его боевой удар пришелся по пустому месту. Не обращая внимания на то, что соседний самолет мечется под огнем двух советских истребителей, японец поспешно скрылся.
   Его примеру последовали и остальные, сбросив смертоносный груз куда попало. При этом налете одна бомба взорвалась вблизи чуть ли не единственного в этом юрточном городке дома, в котором размещался узел связи корпуса. От взрывной волны вылетели стекла, осыпалась штукатурка, некоторых связистов оглушило. Но работа узла продолжалась. Связь поддерживалась бесперебойно.
   Быть под бомбежкой - приятного мало. Но нельзя было не обратить внимания на то, что отдельные командиры явно пренебрегали укрытиями и мерами маскировки. Кто-то стоял во весь рост, рассматривая, что происходит в воздухе, кто-то ходил, как на прогулке. Авиационные начальники комбриг С. П. Денисов, полковник С. Е. Гусев, полковник И. А. Лакеев и другие управляли воздушным боем на незащищенном командном пункте.
   Начальник штаба комбриг А. М. Кущев вышел из юрты. Без фуражки, с картой в руке, прикрыв правой рукой глаза от слепящих лучей солнца, он посмотрел, что творится в небе, и пошел своим путем, не обращая никакого внимания на воздушную обстановку. Не покидал своего рабочего места и командир корпуса. Впоследствии Военный Совет резко осудил тех командиров, которые неразумно подставляли свои головы под пули и бомбы.
   Штаб корпуса работал с большим напряжением. Вот уже несколько дней подряд Г. К. Жуков неотлучно находился на командном пункте, работал до глубокой ночи, спал мало.
   Исполняя общий план, согласованный с Наркомом обороны: прочно удерживать плацдарм на правом берегу Халхин-Гола и одновременно подготовить контрудар из глубины - Георгий Константинович предпринял меры по оперативному использованию войск. Для улучшения организации обороны в районе реки подвижный резерв корпуса (11-я танковая бригада, 7-я мотобронебригада и 24-й мотострелковый полк) был подтянут ближе к району боев и размещен в 25-30 километрах западнее горы Хамар-Даба.
   По оценке противника Г. К. Жуковым, следовало ожидать наступления японцев крупными силами с далеко идущими целями. Еще не имея данных, где будет нанесен удар противником, командующий готовил подвижные силы к тому, чтобы парировать его наступление в любом направлении. Местность позволяла использовать бронетанковую технику всюду на предельных скоростях.
   При выработке этого решения Г. К. Жуков советовался с ближайшими помощниками. Начальник штаба комбриг А. М. Кущев выразил сомнение в целесообразности размещения резервов.
   - Чего вы боитесь? - спросил Жуков.
   - Активности японской авиации, - ответил начальник штаба.
   - Это не довод, - возразил командир корпуса. - Яков Владимирович, обратился он к командующему авиацией Смушкевичу, - вы сможете прикрыть движение колонн в район Хамар-Дабы от самолетов противника?
   - Сумеем, - ответил Смушкевич. - К исходу дня доложу план перебазирования некоторой части истребительной авиации.
   2 июля противник перешел в наступление, применив до 80 танков. К исходу дня на участке 149-го мотострелкового полка ему удалось вклиниться в нашу оборону. Появились пленные и подбитые танки японцев.
   Однако наступление их носило отвлекающий характер. Они хотели сковать наши части, нанести им потери, привлечь к этому участку внимание командования советских и монгольских войск. Главными же силами, под покровом ночи, они намеривались внезапно обойти левый фланг обороняющихся, переправиться через реку Халхин-Гол, захватить гору Баян-Цаган, закрепить ее за собой и ударом в южном направлении окружить и разгромить наши войска.
   "Для проведения этой операции противник перебросил из района Хайлара войска, предназначенные для действий в составе развертывавшейся 6-й армии"{26}. Главной силой явилась 23-я пехотная дивизия генерала Камацубара, бывшего военного атташе в Советском Союзе. Действия дивизии по захвату Баян-Цагана обеспечивались наступлением против наших частей на плацдарме и повышенной активностью многочисленной японской авиации. К моменту подхода наших резервов противник успел сосредоточить на горе Баян-Цаган более десяти тысяч штыков, около 100 орудий и до 60 орудий ПТО.
   Как только стало известно, что японцы в ночь на 3 июля сбили боевое охранение 6-й кавалерийской дивизии МНРА, переправились через реку Халхин-Гол, захватили гору Баян-Цаган, незамедлительно последовало решение о контрударе. План командующего сводился к тому, чтобы внезапным ударом разгромить противника на горе Баян-Цаган, одновременно сохранив и улучшив позиции наших и монгольских частей на правом берегу Халхин-Гола с тем, чтобы в последующем подготовить окончательный контрудар.
   Все резервы корпуса были подняты по боевой тревоге и получили задачу: выступить в общем направлении к горе Баян-Цаган и атаковать японцев. Это решение было предварительным. Конкретные задачи соединения и части получили от Г. К. Жукова на местности по мере подхода их к Баян-Цагану.
   О самом сражении на Баян-Цагане хорошо написано маршалом в его книге "Воспоминания и размышления". Остановлюсь лишь на отдельных моментах.
   Отдав в присутствии комиссара корпуса М. С. Никишева соответствующий приказ начальнику штаба А. М. Кущеву, Георгий Константинович с оперативной группой выехал в район Баян-Цагана. Меня он взял с собой в легковой автомобиль "Форд-8", выделенный монгольским правительством для командира корпуса.
   Темная ночь. Сижу в напряжении. Жуков молчит. Маршрут ему, видно, хорошо известен. Он уверенно регулирует скорость машины на разных участках, выбирая кратчайший путь к горе.
   Начало светать. На второй половине пути сделали остановку. Командующий вышел из машины. К нему подошли работники оперативной группы. После краткого разговора, Жуков вернулся к машине и, открыв дверцу, отрывисто спросил:
   - Сидите?
   - Сидим, товарищ командующий.
   Он сел на свое место. До меня с опозданием дошло, что я допустил полное непонимание своих функций. Следовало, конечно же, выйти из машины вслед за ним и быть где-то рядом. Ведь там наверняка говорили о том, что имело немаловажное значение для адъютанта командира корпуса. А я сижу в роли беспомощного пассажира.
   Забегая вперед, скажу, что вообще-то Г. К. Жуков никогда специально не посвящал своего адъютанта в серьезные служебные дела. В то же время требовал владеть оперативной обстановкой, всегда быть готовым к поездкам в войска. Позднее, когда наши отношения определились, и он убедился, что я его понимаю, он всего лишь один раз напомнил:
   - Вы мои указания записали?
   - Записал, товарищ командующий.
   - А фамилии тех трех бойцов?
   - Тоже записал.
   - Конечно, если не уверен в своей памяти - записывай. А вообще-то память надо тренировать.
   В ночь на 3 июля 11-я танковая бригада, 7-я мотоброневая бригада, 24-й мотострелковый полк, 8-й бронедивизион монгольской армии выступили в направлении Баян-Цагана. Для Г. К. Жукова наступил самый критический момент. Он должен был только выиграть сражение. В противном случае положение советских и монгольских войск существенно осложнилось бы.
   Позже он говорил: разгромив японцев, мы достигали перелома в пользу советских и монгольских войск, поднимали моральный дух, укрепляли уверенность в победе и создавали необходимые условия Для подготовки окончательного разгрома захватчиков. Вот поэтому надо было торопиться.
   Командующий многим рисковал. Красная Армия не имела опыта применения крупных танковых и механизированных соединений во взаимодействии с авиацией и подвижной артиллерией. Включение бронемашин в бой без пехоты противоречило требованиям существовавших уставов и сложившимся оперативно-тактическим взглядам.
   Но Г. К. Жуков действовал по обстановке. Он рассчитывал, что, благодаря внезапности, быстроте и стремительности, сумеет еще до подхода резервов противника разгромить его, не дав закрепиться. С этой целью в считанные минуты он уточнил на местности задачи войскам и организовал артиллерийское и авиационное обеспечение контрудара танковых войск.
   В 10 час. 45 мин. главные силы 11-й танковой бригады развернулись и с ходу атаковали японцев, нанося удар с северо-запада. Один ее батальон, во взаимодействии с бронедивизионом 8-й кавалерийской дивизии МНРА, с дивизионом 185-го тяжелого артиллерийского полка, атаковал противника с юга. Принимая такое решение, М. П. Яковлев не допускал мысли, что 24-й мотострелковый полк не выйдет к указанному времени на свой рубеж, и танкам придется сражаться одним без пехоты по времени больше, чем предполагалось. В результате 11-я танковая бригада по существу оказалась расчлененной японцами на две части, так как в разрыве боевого порядка должны были действовать полк Федюнинского и бригада Лесового, ввод в бой которых задержался. Это отрицательно сказалось на управлении, организации службы эвакуации и восстановлении выведенных из строя танков. Неустойчивая радиосвязь командиров батальонов и рот, отсутствие радиосвязи во взводе усложняли управление в этом важном звене, насчитывавшем 5 танков. Недостатки в управлении снижали боевые возможности танковых подразделений и увеличивали потери в личном составе и боевой технике. Однако внезапность и четкая организация танковой атаки, быстрота и натиск, неудержимое стремление танкистов к победе, инициатива и взаимовыручка в бою огнем и маневром ошеломили захватчиков.
   Полторы сотни наших танков без пехоты ринулись на противника. Г. К. Жуков принимает энергичные меры по оказанию помощи атакующим танкам огнем артиллерии и ударами авиации. Следом вступила в бой 7-я мотоброневая бригада и 8-й бронедивизион монгольской армии. Удар был настолько неожиданным, что японцы стали бомбить наступающие колонны только тогда, когда они уже. вышли в район Баян-Цагана. А артиллерийский огонь по танкам открыли только через 10 минут после начала атаки.
   - Где 24-й мотострелковый полк? - спросил командующий начальника войск связи А. И. Леонова{27}.
   - С ним связь потеряна...
   - Дайте карту, - потребовал от меня Жуков.
   Я подал ему свою карту. Она была чистой, без каких-либо пометок. Георгий Константинович прочертил рубеж выхода и от него стрелой обозначил направление наступления. Такова была задача 24-го полка.
   - Садитесь в броневичок, найдите полк и вручите его командиру эту карту. Здесь все написано. Полк должен быть вот здесь, - показал он рукой. Командир - майор Федюнинский. Только не попадите к японцам. Где идет бой видите сами. По возвращении доложите.
   Полк был найден мною довольно быстро и вскоре своей атакой активно поддержал продвижение танков. Когда я вернулся на командный пункт, Г. К. Жуков похвалил за оперативность.
   Внезапность контрудара обуславливалась смелостью замысла, решительностью, новизной тактики применения бронетанковых соединений. Стремление Г. К. Жукова к внезапности сопровождало его всю жизнь. Ему хорошо было известно из истории, что внезапностью пользовались полководцы всех времен. Однако не всем и не всегда удавалось достичь поставленной цели.
   Расчеты японцев на внезапность захвата Баян-Цагана и июльского наступления не оправдались. Их попытки разбить наши части закончились поражением.
   Жуковская внезапность носила творческий характер. Пути достижения ее в каждом конкретном случае разные. По его убеждению, момент внезапности сам по себе не является решающим фактором победы. Противник может быстро пережить неожиданность ударов, оправиться от понесенных потерь и неудач и принять такие меры, которые могут свести на нет достигнутое. При увязке взаимодействия частей на местности, особенно во время предварительного проигрыша предстоящей наступательной операции, Г. К. Жуков требовал: внезапность надо дополнять искусством ведения боя или сражения любого масштаба. К этому он относил скрытность проведения подготовительных мероприятий, создание превосходства сил и средств на главном направлении, твердость и непрерывность управления, применение оригинальных тактических и оперативных форм маневра, предвидение хода развития события, стремительность осуществления замысла, твердое знание огневых и ударных возможностей вооружения и умение маневрировать средствами подавления в ходе наступления. Именно такое искусство управления со стороны нашего командования и было проявлено в Баян-Цаганском сражении.