Совсем не случайным совпадением является то, что идеология национал-социализма делала упор на брак и детей. Один из его моряков говорил: «Лют всегда настаивал, чтобы мы заводили детей для того, чтобы выполнить наш долг перед Рейхом». Но было бы ошибкой думать, что Лют был примерным мужем и отцом только потому, что являлся убеждённым фашистом. Более вероятно другое объяснение. Привязанность, которую он выказывал, никогда не была вынужденной. Хотя Рейх говорил мужчине, что он должен иметь детей, никто не заставлял мужчину любить их. От офицера ожидали соблюдения внешних приличий, но никто не обязывал его быть действительно порядочным человеком. И уже совершенно точно – никто не заставлял офицеров громогласно заявлять о своих привязанностях, как это делал Лют.
Если ненависть к разврату заставляла Люта следить за своими моряками в порту, она же заводила его ещё дальше во время морских походов. Трудно объяснить это пуританство в его характере. Лют не являлся глубоко религиозным человеком. Он был окрещён в евангелистской лютеранской церкви, верил в бога, но не более того. Церковь Лют посещал редко. Однако его крайне заботило нравственное здоровье команды. Лют объявил войну порнографическим открыткам на переборках жилых отсеков. «Если ты голоден, не следует наклеивать изображения булок на стену», – говорил он. Он проверял книги, которые читали моряки, на предмет наличия в них грязных сцен и развратных картинок. Всё, что не соответствовало его стандартам, летело за борт. Перед выходом в море он на 3 дня запрещал все увольнения, чтобы матросы не занесли на лодку венерические болезни из борделей.
Офицерам жилось не лучше, чем матросам, а скорее, даже и хуже. «Вы не должны позволять им вешать портрет фюрера на левой переборке кают-компании, а на провой – девушку с коробки французских конфет. Это признак дурного вкуса». Он не позволял ругаться в кают-компании, «но не по моральным соображениям, а потому, что подобное трудно остановить, если оно начнётся. Люди очень быстро приобретают дурные привычки». Однако Лют был вынужден признать, что «офицеров следует почаще оставлять одних, чтобы дать им возможность поворчать на своего капитана».
Правильно это или нет, но подобное поведение было крайне рискованным на подводных лодках. Люта можно было считать неисправимо наивным человеком, либо наоборот – хитрейшим интриганом. Если бы он был первым, моряки быстро возненавидели бы его, начали пользоваться его слабостями, давали бы отпор попыткам вмешаться в их жизнь, игнорировали бы его внимание. Этого не происходило. Может быть, в некоторых отношениях Лют и оставался наивным, но в своих подводниках он не ошибался. Он прекрасно знал, что не офицеры научили матросов ругаться, что многие частенько посещают бордели. Поведение моряков могло его шокировать, но не удивить.
Поэтому, когда Лют пытался исправить их поведение, он делал это без злобы и надеялся хотя бы на уважение, если не на понимание. Он создал со своими моряками такие отношения, которые существуют между отцом и сыновьями. Лют ворчал, придирался, волновался, хвалил и наказывал. Он поощрял моряков не терять контакта с ним, даже если они переставали служить под его командованием. Если кому-то была нужна помощь, даже после того как он ушёл с его лодки, Лют считал себя обязанным протянуть человеку руку. Поведение Люта было подлинным воплощением отцовства.
Одновременно нити помощи протягивались и из дома Люта на Тойфельберг-штрассе в Нойштадте. Центром этой сети являлась Ильзе, которая старалась поддерживать жён офицеров Люта. Те, в свою очередь, старались помочь семьям каждого члена экипажа. «Одна большая семья», – отозвался кто-то из офицеров о Лютах. Эта характеристика, услышь её Лют, доставила бы ему большую радость.
21 октября 1940 года Лют сменил капитан-лейтенанта Вильгельма Амброзиуса в качестве командира подводной лодки U-43. Хотя Амброзиус и не был слишком известен, он всё-таки добился определённых успехов. В отличие от других лодок Люта, U-43 под руководством другого командира открыла свой боевой счёт. За 14 месяцев под командованием Амброзиуса были потоплены 9 судов водоизмещением 50000 тонн.
U-43 была одной из 8 океанских лодок серии IXА, введённых в строй в августе 1939 года на верфи «АГ Везер» в Бремене. U-38, на которой Лют служил под командованием Генриха Либе, принадлежала к этому же типу. U-43 имела длину 77 метров и водоизмещение 1153 тонны (в 3 раза больше, чем U-9). Её радиус действия составлял 8000 миль, то есть вдвое больше, чем для U-138. Лодка несла 22 торпеды и была вооружена 3 орудиями, одно из которых имело калибр 105 мм.
Как писал новый командир в своей книге «Boot Greift Wieder An», внутри она напомнила ему госпиталь. Экипаж из 48 человек располагался в 4 отсеках, а не в одном; сам командир имел отдельную каюту. «Разумеется, не настоящая каюта, а просто койка в маленьком закутке, отделённом от прохода занавеской. Писать мне приходилось на крошечном столе, а чтобы умыться, нужно было убрать стол и открыть раковину умывальника». В результате U-43 значительно отличалась от U-9 или U-138. «Ничего похожего на маленьких лодках не было. Там мы все спали в одном отсеке, капитан – как можно ближе к центральному посту, чтобы в случае необходимости оказаться там как можно быстрее. Запасные торпеды находились между нашими койками, и мы все были вынуждены сидеть скрестив ноги, как арабы».[46]
Лодка была построена всего год назад, и это уже начало сказываться. Лют вышел из Лориана в свой первый поход 10 ноября 1940 года, но вскоре обнаружилась течь в одной из топливных цистерн. За лодкой волочился длинный радужный хвост солярки. Лют немедленно вернулся в порт, и на ремонт потребовалась целая неделя.
17 ноября он снова вышел в море и полным ходом пошёл на запад, чтобы как можно быстрее удалиться от берега, так как вражеские самолёты начали атаки лодок, идущих в надводном положении. Это был первый поход Люта на U-43, и многие матросы тоже впервые попали на лодку этого типа. Поэтому Лют часто проводил аварийные погружения, маневрировал в подводном положении, заставлял перезаряжать торпедные аппараты. Времени для учений у него оказалось достаточно, так как почти месяц U-43 должна была вести метеорологические наблюдения. Её единственной обязанностью была передача рапортов о состоянии погоды в штаб подводных сил. Эту роль ненавидели все подводники. И ещё раз добавим, что подводная лодка эффективна, лишь когда используется активно, для уничтожения вражеских судов.[47]
Только через 2 недели, уже в декабре, Лют вернулся на поле боя. 1 декабря в 18.43 он перехватил сообщение командира U-101 Эрнста Мергенсона о находящемся неподалёку конвое. Вероятно, это был идущий на запад ОВ-251, который до долготы 17?5' W сопровождали старые эсминцы «Виконт» и «Вэнкуишер» и корвет «Дженшиэн», либо идущий на восток быстроходный конвой НХ-90, который встретили те же самые корабли, и который атаковал сам Мергенсон.
Лют направился в точку, указанную Мергенсоном, и всю ночь лодка шла полным ходом. Корабли конвоя ОВ-251 были замечены 2 декабря в 6.20. Встреча произошла на долготе 18?30' W, немного западнее точки поворота эскорта. Торговые суда больше не имели сопровождения, однако они ещё не успели рассыпаться, и с мостика U-43 были замечены несколько транспортов.[48]
Если бы Лют был осторожным, терпеливым и методичным командиром, он мог бы потопить несколько неохраняемых транспортов. Это было бы настоящее побоище. Но самоуверенность подвела Люта, U-43 потопила всего 2 транспорта и едва уцелела сама.
В 9.01 Лют поразил двумя торпедами теплоход «Пасифик Президент». Судно затонуло в течение 3 минут.
Через 40 минут он выпустил 2 торпеды в другое британское судно – танкер «Виктор Росс». Обе торпеды попали в цель, одна в носовую часть, другая – в кормовую. Танкер слегка осел, но тонуть не собирался. Более того, он продолжал двигаться, хотя и довольно медленно. Лют подошёл на расстояние 1500 метров, чтобы нанести решающий удар.
Он выпустил торпеду, но та прошла мимо. Тогда Лют подошёл к танкеру на расстояние всего 300 метров. Он попытался утопить его четвёртой торпедой, но танкер развернулся, чтобы протаранить лодку. Лют дал машинам «стоп», чтобы выпустить торпеду. Когда «Виктор Росс» начал разворачиваться на него, лодка стояла и не могла уклониться, давать задний ход было уже поздно. Противник знал это и шёл прямо на U-43, хотя она выпустила четвёртую торпеду. «Бессмысленная ситуация… глупая». Лют был вынужден срочно погружаться, прямо под форштевнем британского танкера.
Термин «срочное погружение» для подводников ненужная тавтология, любое погружение выполняется спешно. Однако стоящая на месте лодка не может погрузиться так же быстро, как имеющая ход, так как во втором случае ей помогают горизонтальные рули. Единственное, что мог сделать Лют – приказать заполнить балластные цистерны, чтобы лодка вертикально ушла под воду, пока тонущий «Виктор Росс» надвигался на неё.
Он находился близко, почти вплотную, но всё-таки промахнулся. Лют прошёл у него под кормой и проследил, как танкер тонет, задрав корму в воздух. Четвёртая торпеда попала в цель, и «Виктор Росс» затонул на глазах у немцев. Тем временем, остальные суда конвоя ОВ-251, которые находились на расстоянии от 3 до 5 миль, полным ходом удирали на запад.
Но Лют их не преследовал. В полдень U-43 имела стычку с одним из судов конвоя. Оно неожиданно выскочило из дождевого шквала и бросилось прямо на лодку, вынудив её погрузиться. Сброшенные глубинные бомбы повредили оба перископа, что Лют обнаружил, когда снова поднялся на поверхность.
Лют всё-таки продолжал следовать за конвоем на запад, однако на следующее утро он всё-таки был вынужден повернуть назад. Не потому, что не мог атаковать торговые суда, а потому, что в топливных цистернах открылась течь.
Корабли конвоя ОВ-251 вели себя очень агрессивно, и ни судно одно больше не было потоплено подводными лодками. Вскоре после этого отдел противолодочной войны британского Адмиралтейства детально проанализировал атаки конвоев ОВ-251 и НХ-90 и сделал следующие заключения:
«Подводная лодка «S».
59. 1 декабря в 11.24 лодка находилась в квадрате «56 – 57? N, 16 – 18? W».
Конвой ОВ-251 прошёл через южную часть этой зоны вечером 1 декабря.
Поэтому очень велика вероятность, что именно та лодка, которая утром 2 декабря торпедировала «Виктор Росс» и «Пасифик Президент». Она могла позднее потопить «Виктория Сити».
Вскоре после этого лодка, которой, предположительно, командует ВИКТОР ШЮТЦЕ, вернулась в Лориан».
Подобные рапорты делались на основе опроса множества свидетелей, анализа фактов и разведданных, однако они не всегда были точны. В этом верным оказалось лишь одно предположение. U-43 действительно находилась в указанном районе 1 декабря, и именно Лют потопил первые 2 судна. Однако не он потопил «Виктория Сити» (вероятно, это судно было потоплено U-140), и звали его не Виктор Шютце.
В бортовом журнале U-43 «Пасифик Президент» указан как «судно около 9000 тонн с 3 грузовыми люками в носовой части и 4 в кормовой, очень большое, длиной около 150 метров». Командиры подводных лодок в Северной Атлантике не имели ни времени, ни желания точно опознавать потопленные суда, если только они не могли сделать это с помощью захваченных корабельных документов или перехваченных сигналов бедствия. Злосчастный «Виктор Росс» был точно опознан рулевым Люта, который в мирное время сам плавал на этом судне. Поэтому за секунду до взрыва он безошибочно узнал жертву, хотя вряд ли это доставило ему удовольствие. Лют писал в книге «Boot Greift Wieder An»: «Гибель этого судна была для него трагедией как для моряка, и мы все его прекрасно понимали… Стыдно было топить германское судно, однако сейчас оно шло под британским флагом. Мы все жалели нашего рулевого, так как рулевой зависит от своего судна, как фермер зависит от плуга».
На бумаге всё это звучит очень трогательно. Однако любые слова – не более чем просто слова. И на самом деле они ни в коей мере не отражали действительные чувства Люта. Петерсен объяснял: «Лют был морским офицером, а не моряком торгового флота. Он не имел представления о невидимых узах, которые связывают людей, зарабатывающих себе не хлеб морским делом. Ни малейшего представления. И потому он не испытывал ни раскаяния, ни сожаления, уничтожая торговое судно». Бывшего моряка торгового флота Петерсена это беспокоило, и всё-таки он был вынужден признать, что подобные чувства Люта не беспокоили, и Петерсен ни разу не слышал от него ни единого слова сожаления о потопленных судах. «В этом отношении мы были совершенно разными людьми. Когда я впервые вышел в море, мне было пятнадцать, и любой корабль был для меня моим собственным… Смешно, не так ли? Я считал эти суда (и сегодня продолжаю считать) частью моей жизни, но подобные ощущения были чужды Люту. У меня всегда оставалось впечатление, что Люта не слишком беспокоила судьба моряков с потопленных им судов».
Вероятно, издатели книги «Boot Greift Wieder An», которые больше других были заинтересованы в том, чтобы представить Люта «самым человечным человеком» и надёжным товарищем в самой скверной ситуации, вложили эти слова сожаления в уста своего героя. Но следует отметить, что ближе к концу войны в Люте проснулось что-то человеческое. Вероятно, это стало результатом общения с такими людьми, как Теодор Петерсен.
А ведь Лют и Петерсен после U-138 служили вместе благодаря невероятному стечению обстоятельств. Лют не получил разрешения забрать на новую лодку никого из своей старой команды, так как экипаж U-43 уже был полностью укомплектован. Лют расстался с Францем Грамицки, который вскоре стал командиром U-138. Герберт Вольфарт получил новую лодку U-556 и просил Петерсена перейти к нему. В начале декабря Лют привёл U-43 в Лориан и провёл Рождество в Нойштадте. В январе Петерсен отправился на верфь «Блом и Фосс» и неожиданно столкнулся с Лютом и Отто Кречмером на вокзале Гамбург-Альтона. «Почему тебя не перевели на мою лодку?» – спросил Лют. Он счёл ответ Петерсена неубедительным и отозвал его из отпуска. Хотя на U-43 имелся старший рулевой, Лют привёз Петерсена с собой в Киль и добился нужного назначения.
Поэтому вполне понятно, что Лют пока ещё не знал никого из офицеров U-43. За время первого похода он мало что узнал об их качествах. Слишком многие были новичками. Первый вахтенный офицер Рихард Беккер только что был переведён на подводные лодки из частей береговой артиллерии. Это был дурной знак. Второй вахтенный офицер Ханс-Иоахим Швантке – «Негритос Швантке», как называл его Петерсен за сходство с Кларком Гейблом – тоже был никому не известен. Как вскоре выяснилось, ему пока не привелось побывать ни в одном бою. Изрядная часть команды только что закончила школу подводного плавания.
Петерсен был единственным знакомым в этой толпе чужаков. Лют его знал, не сомневался в нём и мог с ним поговорить. В море в военное время это нельзя переоценить. Два человека направились в Лориан через Париж, проведя там 2 дня. Они поднялись на Эйфелеву башню, побывали у Триумфальной арки, посетили Дворец инвалидов, прошлись по левому берегу Сены, где уличные художники нарисовали их портреты. Петерсен даже сумел затащить Люта в кабаре «Лидо», посмотреть шоу. «Оно называлось «Спорт». Ведущий объявлял: «Теннис», и выходила обнажённая девушка с теннисной ракеткой. Потом он объявлял: «Бокс», и выходила девушка, одетая только в боксёрские перчатки…» Петерсен полагал, что они прекрасно провели время. Бледный от возмущения Лют был шокирован.
Благодаря «Спорту» они опоздали на последний поезд в Лориан.
Глава 6
Если ненависть к разврату заставляла Люта следить за своими моряками в порту, она же заводила его ещё дальше во время морских походов. Трудно объяснить это пуританство в его характере. Лют не являлся глубоко религиозным человеком. Он был окрещён в евангелистской лютеранской церкви, верил в бога, но не более того. Церковь Лют посещал редко. Однако его крайне заботило нравственное здоровье команды. Лют объявил войну порнографическим открыткам на переборках жилых отсеков. «Если ты голоден, не следует наклеивать изображения булок на стену», – говорил он. Он проверял книги, которые читали моряки, на предмет наличия в них грязных сцен и развратных картинок. Всё, что не соответствовало его стандартам, летело за борт. Перед выходом в море он на 3 дня запрещал все увольнения, чтобы матросы не занесли на лодку венерические болезни из борделей.
Офицерам жилось не лучше, чем матросам, а скорее, даже и хуже. «Вы не должны позволять им вешать портрет фюрера на левой переборке кают-компании, а на провой – девушку с коробки французских конфет. Это признак дурного вкуса». Он не позволял ругаться в кают-компании, «но не по моральным соображениям, а потому, что подобное трудно остановить, если оно начнётся. Люди очень быстро приобретают дурные привычки». Однако Лют был вынужден признать, что «офицеров следует почаще оставлять одних, чтобы дать им возможность поворчать на своего капитана».
Правильно это или нет, но подобное поведение было крайне рискованным на подводных лодках. Люта можно было считать неисправимо наивным человеком, либо наоборот – хитрейшим интриганом. Если бы он был первым, моряки быстро возненавидели бы его, начали пользоваться его слабостями, давали бы отпор попыткам вмешаться в их жизнь, игнорировали бы его внимание. Этого не происходило. Может быть, в некоторых отношениях Лют и оставался наивным, но в своих подводниках он не ошибался. Он прекрасно знал, что не офицеры научили матросов ругаться, что многие частенько посещают бордели. Поведение моряков могло его шокировать, но не удивить.
Поэтому, когда Лют пытался исправить их поведение, он делал это без злобы и надеялся хотя бы на уважение, если не на понимание. Он создал со своими моряками такие отношения, которые существуют между отцом и сыновьями. Лют ворчал, придирался, волновался, хвалил и наказывал. Он поощрял моряков не терять контакта с ним, даже если они переставали служить под его командованием. Если кому-то была нужна помощь, даже после того как он ушёл с его лодки, Лют считал себя обязанным протянуть человеку руку. Поведение Люта было подлинным воплощением отцовства.
Одновременно нити помощи протягивались и из дома Люта на Тойфельберг-штрассе в Нойштадте. Центром этой сети являлась Ильзе, которая старалась поддерживать жён офицеров Люта. Те, в свою очередь, старались помочь семьям каждого члена экипажа. «Одна большая семья», – отозвался кто-то из офицеров о Лютах. Эта характеристика, услышь её Лют, доставила бы ему большую радость.
21 октября 1940 года Лют сменил капитан-лейтенанта Вильгельма Амброзиуса в качестве командира подводной лодки U-43. Хотя Амброзиус и не был слишком известен, он всё-таки добился определённых успехов. В отличие от других лодок Люта, U-43 под руководством другого командира открыла свой боевой счёт. За 14 месяцев под командованием Амброзиуса были потоплены 9 судов водоизмещением 50000 тонн.
U-43 была одной из 8 океанских лодок серии IXА, введённых в строй в августе 1939 года на верфи «АГ Везер» в Бремене. U-38, на которой Лют служил под командованием Генриха Либе, принадлежала к этому же типу. U-43 имела длину 77 метров и водоизмещение 1153 тонны (в 3 раза больше, чем U-9). Её радиус действия составлял 8000 миль, то есть вдвое больше, чем для U-138. Лодка несла 22 торпеды и была вооружена 3 орудиями, одно из которых имело калибр 105 мм.
Как писал новый командир в своей книге «Boot Greift Wieder An», внутри она напомнила ему госпиталь. Экипаж из 48 человек располагался в 4 отсеках, а не в одном; сам командир имел отдельную каюту. «Разумеется, не настоящая каюта, а просто койка в маленьком закутке, отделённом от прохода занавеской. Писать мне приходилось на крошечном столе, а чтобы умыться, нужно было убрать стол и открыть раковину умывальника». В результате U-43 значительно отличалась от U-9 или U-138. «Ничего похожего на маленьких лодках не было. Там мы все спали в одном отсеке, капитан – как можно ближе к центральному посту, чтобы в случае необходимости оказаться там как можно быстрее. Запасные торпеды находились между нашими койками, и мы все были вынуждены сидеть скрестив ноги, как арабы».[46]
Лодка была построена всего год назад, и это уже начало сказываться. Лют вышел из Лориана в свой первый поход 10 ноября 1940 года, но вскоре обнаружилась течь в одной из топливных цистерн. За лодкой волочился длинный радужный хвост солярки. Лют немедленно вернулся в порт, и на ремонт потребовалась целая неделя.
17 ноября он снова вышел в море и полным ходом пошёл на запад, чтобы как можно быстрее удалиться от берега, так как вражеские самолёты начали атаки лодок, идущих в надводном положении. Это был первый поход Люта на U-43, и многие матросы тоже впервые попали на лодку этого типа. Поэтому Лют часто проводил аварийные погружения, маневрировал в подводном положении, заставлял перезаряжать торпедные аппараты. Времени для учений у него оказалось достаточно, так как почти месяц U-43 должна была вести метеорологические наблюдения. Её единственной обязанностью была передача рапортов о состоянии погоды в штаб подводных сил. Эту роль ненавидели все подводники. И ещё раз добавим, что подводная лодка эффективна, лишь когда используется активно, для уничтожения вражеских судов.[47]
Только через 2 недели, уже в декабре, Лют вернулся на поле боя. 1 декабря в 18.43 он перехватил сообщение командира U-101 Эрнста Мергенсона о находящемся неподалёку конвое. Вероятно, это был идущий на запад ОВ-251, который до долготы 17?5' W сопровождали старые эсминцы «Виконт» и «Вэнкуишер» и корвет «Дженшиэн», либо идущий на восток быстроходный конвой НХ-90, который встретили те же самые корабли, и который атаковал сам Мергенсон.
Лют направился в точку, указанную Мергенсоном, и всю ночь лодка шла полным ходом. Корабли конвоя ОВ-251 были замечены 2 декабря в 6.20. Встреча произошла на долготе 18?30' W, немного западнее точки поворота эскорта. Торговые суда больше не имели сопровождения, однако они ещё не успели рассыпаться, и с мостика U-43 были замечены несколько транспортов.[48]
Если бы Лют был осторожным, терпеливым и методичным командиром, он мог бы потопить несколько неохраняемых транспортов. Это было бы настоящее побоище. Но самоуверенность подвела Люта, U-43 потопила всего 2 транспорта и едва уцелела сама.
В 9.01 Лют поразил двумя торпедами теплоход «Пасифик Президент». Судно затонуло в течение 3 минут.
Через 40 минут он выпустил 2 торпеды в другое британское судно – танкер «Виктор Росс». Обе торпеды попали в цель, одна в носовую часть, другая – в кормовую. Танкер слегка осел, но тонуть не собирался. Более того, он продолжал двигаться, хотя и довольно медленно. Лют подошёл на расстояние 1500 метров, чтобы нанести решающий удар.
Он выпустил торпеду, но та прошла мимо. Тогда Лют подошёл к танкеру на расстояние всего 300 метров. Он попытался утопить его четвёртой торпедой, но танкер развернулся, чтобы протаранить лодку. Лют дал машинам «стоп», чтобы выпустить торпеду. Когда «Виктор Росс» начал разворачиваться на него, лодка стояла и не могла уклониться, давать задний ход было уже поздно. Противник знал это и шёл прямо на U-43, хотя она выпустила четвёртую торпеду. «Бессмысленная ситуация… глупая». Лют был вынужден срочно погружаться, прямо под форштевнем британского танкера.
Термин «срочное погружение» для подводников ненужная тавтология, любое погружение выполняется спешно. Однако стоящая на месте лодка не может погрузиться так же быстро, как имеющая ход, так как во втором случае ей помогают горизонтальные рули. Единственное, что мог сделать Лют – приказать заполнить балластные цистерны, чтобы лодка вертикально ушла под воду, пока тонущий «Виктор Росс» надвигался на неё.
Он находился близко, почти вплотную, но всё-таки промахнулся. Лют прошёл у него под кормой и проследил, как танкер тонет, задрав корму в воздух. Четвёртая торпеда попала в цель, и «Виктор Росс» затонул на глазах у немцев. Тем временем, остальные суда конвоя ОВ-251, которые находились на расстоянии от 3 до 5 миль, полным ходом удирали на запад.
Но Лют их не преследовал. В полдень U-43 имела стычку с одним из судов конвоя. Оно неожиданно выскочило из дождевого шквала и бросилось прямо на лодку, вынудив её погрузиться. Сброшенные глубинные бомбы повредили оба перископа, что Лют обнаружил, когда снова поднялся на поверхность.
Лют всё-таки продолжал следовать за конвоем на запад, однако на следующее утро он всё-таки был вынужден повернуть назад. Не потому, что не мог атаковать торговые суда, а потому, что в топливных цистернах открылась течь.
Корабли конвоя ОВ-251 вели себя очень агрессивно, и ни судно одно больше не было потоплено подводными лодками. Вскоре после этого отдел противолодочной войны британского Адмиралтейства детально проанализировал атаки конвоев ОВ-251 и НХ-90 и сделал следующие заключения:
«Подводная лодка «S».
59. 1 декабря в 11.24 лодка находилась в квадрате «56 – 57? N, 16 – 18? W».
Конвой ОВ-251 прошёл через южную часть этой зоны вечером 1 декабря.
Поэтому очень велика вероятность, что именно та лодка, которая утром 2 декабря торпедировала «Виктор Росс» и «Пасифик Президент». Она могла позднее потопить «Виктория Сити».
Вскоре после этого лодка, которой, предположительно, командует ВИКТОР ШЮТЦЕ, вернулась в Лориан».
Подобные рапорты делались на основе опроса множества свидетелей, анализа фактов и разведданных, однако они не всегда были точны. В этом верным оказалось лишь одно предположение. U-43 действительно находилась в указанном районе 1 декабря, и именно Лют потопил первые 2 судна. Однако не он потопил «Виктория Сити» (вероятно, это судно было потоплено U-140), и звали его не Виктор Шютце.
В бортовом журнале U-43 «Пасифик Президент» указан как «судно около 9000 тонн с 3 грузовыми люками в носовой части и 4 в кормовой, очень большое, длиной около 150 метров». Командиры подводных лодок в Северной Атлантике не имели ни времени, ни желания точно опознавать потопленные суда, если только они не могли сделать это с помощью захваченных корабельных документов или перехваченных сигналов бедствия. Злосчастный «Виктор Росс» был точно опознан рулевым Люта, который в мирное время сам плавал на этом судне. Поэтому за секунду до взрыва он безошибочно узнал жертву, хотя вряд ли это доставило ему удовольствие. Лют писал в книге «Boot Greift Wieder An»: «Гибель этого судна была для него трагедией как для моряка, и мы все его прекрасно понимали… Стыдно было топить германское судно, однако сейчас оно шло под британским флагом. Мы все жалели нашего рулевого, так как рулевой зависит от своего судна, как фермер зависит от плуга».
На бумаге всё это звучит очень трогательно. Однако любые слова – не более чем просто слова. И на самом деле они ни в коей мере не отражали действительные чувства Люта. Петерсен объяснял: «Лют был морским офицером, а не моряком торгового флота. Он не имел представления о невидимых узах, которые связывают людей, зарабатывающих себе не хлеб морским делом. Ни малейшего представления. И потому он не испытывал ни раскаяния, ни сожаления, уничтожая торговое судно». Бывшего моряка торгового флота Петерсена это беспокоило, и всё-таки он был вынужден признать, что подобные чувства Люта не беспокоили, и Петерсен ни разу не слышал от него ни единого слова сожаления о потопленных судах. «В этом отношении мы были совершенно разными людьми. Когда я впервые вышел в море, мне было пятнадцать, и любой корабль был для меня моим собственным… Смешно, не так ли? Я считал эти суда (и сегодня продолжаю считать) частью моей жизни, но подобные ощущения были чужды Люту. У меня всегда оставалось впечатление, что Люта не слишком беспокоила судьба моряков с потопленных им судов».
Вероятно, издатели книги «Boot Greift Wieder An», которые больше других были заинтересованы в том, чтобы представить Люта «самым человечным человеком» и надёжным товарищем в самой скверной ситуации, вложили эти слова сожаления в уста своего героя. Но следует отметить, что ближе к концу войны в Люте проснулось что-то человеческое. Вероятно, это стало результатом общения с такими людьми, как Теодор Петерсен.
А ведь Лют и Петерсен после U-138 служили вместе благодаря невероятному стечению обстоятельств. Лют не получил разрешения забрать на новую лодку никого из своей старой команды, так как экипаж U-43 уже был полностью укомплектован. Лют расстался с Францем Грамицки, который вскоре стал командиром U-138. Герберт Вольфарт получил новую лодку U-556 и просил Петерсена перейти к нему. В начале декабря Лют привёл U-43 в Лориан и провёл Рождество в Нойштадте. В январе Петерсен отправился на верфь «Блом и Фосс» и неожиданно столкнулся с Лютом и Отто Кречмером на вокзале Гамбург-Альтона. «Почему тебя не перевели на мою лодку?» – спросил Лют. Он счёл ответ Петерсена неубедительным и отозвал его из отпуска. Хотя на U-43 имелся старший рулевой, Лют привёз Петерсена с собой в Киль и добился нужного назначения.
Поэтому вполне понятно, что Лют пока ещё не знал никого из офицеров U-43. За время первого похода он мало что узнал об их качествах. Слишком многие были новичками. Первый вахтенный офицер Рихард Беккер только что был переведён на подводные лодки из частей береговой артиллерии. Это был дурной знак. Второй вахтенный офицер Ханс-Иоахим Швантке – «Негритос Швантке», как называл его Петерсен за сходство с Кларком Гейблом – тоже был никому не известен. Как вскоре выяснилось, ему пока не привелось побывать ни в одном бою. Изрядная часть команды только что закончила школу подводного плавания.
Петерсен был единственным знакомым в этой толпе чужаков. Лют его знал, не сомневался в нём и мог с ним поговорить. В море в военное время это нельзя переоценить. Два человека направились в Лориан через Париж, проведя там 2 дня. Они поднялись на Эйфелеву башню, побывали у Триумфальной арки, посетили Дворец инвалидов, прошлись по левому берегу Сены, где уличные художники нарисовали их портреты. Петерсен даже сумел затащить Люта в кабаре «Лидо», посмотреть шоу. «Оно называлось «Спорт». Ведущий объявлял: «Теннис», и выходила обнажённая девушка с теннисной ракеткой. Потом он объявлял: «Бокс», и выходила девушка, одетая только в боксёрские перчатки…» Петерсен полагал, что они прекрасно провели время. Бледный от возмущения Лют был шокирован.
Благодаря «Спорту» они опоздали на последний поезд в Лориан.
Глава 6
Конец счастливых денёчков
Раннее утро 4 февраля 1941 года. Гавань Лориана ещё окутана тьмой. Подводные лодки чуть покачиваются на воде, их команды отдыхают на берегу. Часовые прохаживаются взад-вперёд, думая о чём-то своём. Еле виден старый парусник «Изер», привязанный к берегу толстыми цепями. На нём нет ни мачт, ни команды. «Изер» мёртв, но люди привели в порядок его корпус, чтобы использовать в качестве плавучей пристани.
Именно к этому причалу и пришвартована U-43. На борту лодки остались 6 человек. Вахтенный офицер сидит в унтер-офицерской кают-компании и читает. Каждый час он поднимается, лениво потягиваясь, и обходит все отсеки лодки. Больше ему делать нечего. Вся остальная вахта мирно спит на своих койках. Бодрствует лишь один человек, так как один вахтенный всё время должен находиться на верхней палубе. Это скучная обязанность. Смотреть вокруг не на что, а уйти нельзя. Вахтенный уныло слоняется по сходням с палубы лодки на «Изер» и обратно.
Весь остальной экипаж находится на берегу. Им вчера сообщили, что на рассвете U-43 выйдет в море, и они намерены с пользой провести последние часы, оставшиеся в их распоряжении. Кто-то напьётся, кто-то отоспится, кто-то… попрощается, назовём это так. Куда отправится лодка, они не знают. Лодки уходят в море, иногда они возвращаются, и в промежутке между этими событиями случиться может абсолютно все.
Часовой тоже не знает, куда пойдёт U-43. Он мёрзнет, потому что на дворе февраль. Он немного боится, потому что темно и он всё-таки оккупант в чужой стране. Никто в Лориане не относится к немцам так хорошо, как официантки. Вот и все его небогатые мысли.
Он слоняется в тишине, которую изредка нарушает шум автомобильного мотора и кваканье клаксона, обрывки пьяного гогота. Ничего больше. Затем он слышит совсем близко какой-то непонятный звук, буквально под боком – резкий громкий удар: «Трах!» Это пистолетный выстрел? Часовой замирает на месте, вскинув винтовку. Эхо прокатывается над водой, и снова воцаряется тишина. Он поворачивается и недоуменно вглядывается в темноту. Он и раньше слышал этот звук, только никак не может вспомнить, где и при каких обстоятельствах.
Затем шипение и неясное бульканье заставляют его посмотреть вниз. Инстинктивно он уже понял, что произошло – лопнул один из швартовых концов U-43. И как раз в этот момент или парой секунд позже часовой видит пенный водоворот в том месте, где находится кормовой торпедный люк. Прямо на глазах у него красно-белый флаг лодки уходит в воду. А вскоре вся кормовая часть U-43 исчезает в грязной воде гавани.
Остолбеневший от удивления часовой понимает, что лодка, которую он охраняет, тонет, и тонет очень быстро. С треском лопаются остальные швартовы. Часовой, спотыкаясь, бежит по сходне между «Изером» и U-43 и прыгает на перекосившуюся палубу гибнущей лодки. По трапу он карабкается на мостик и ныряет в люк. Там он начинает кричать, надеясь, что его не застрелят за то, что случилось.
Теодор Петерсен появился в гавани Лориана значительно позже. Вместо того чтобы сразу идти на свою лодку, он сначала заглянул на U-65, пришвартованную поодаль. U-43 должна была отправиться на юг и действовать возле Фритауна, расположенного на западном берегу Африки. U-65 только что вернулась из похода в этот район, и Петерсен надеялся одолжить у её капитана кое-какие карты.
Но экипаж U-65 все знал лучше. U-43 не отправится в Африку. Они только что видели, как лодка затонула. «Когда вы рассчитываете вернуться?» – серьёзно спросил один из офицеров. «Примерно через шесть недель», – ответил Петерсен. Тут они не выдержали и расхохотались, тыча пальцами на другой берег бухты. Там из воды жалко выглядывала самая верхушка рубки U-43. На берегу суетилась огромная толпа – водолазы, портовые рабочие, штабные офицеры. Какой уж здесь боевой поход…
Во второй половине дня с помощью кранов U-43 была поднята. Лют и Петерсен несколько часов слонялись вокруг неё, пока им не было разрешено спуститься вниз. В лужах грязной воды плавали карты, консервные банки, кофейные зёрна, одежда. Всё было покрыто жирными пятнами солярки. Зрелище, по словам Петерсена, было «неописуемым». Последствия для него и для Люта были ещё более плачевными. Если твоя лодка гибнет в море – это одно дело. Позволить ей затонуть в порту, под охраной, пришвартованной к плавучей базе, – совсем другое. Все спрашивали, как это могло случиться. И все желали знать, где в это время находился Лют, что он делал, и кто, чёрт побери, виноват?!
Потребовалось несколько дней, чтобы получить ответы на все вопросы. Проблема заключалась в клапанах. В лодках серии IXА их насчитывалось несколько сотен – клапана контроля направления и давления сжатого воздуха, вентиляционные клапана, выхлопные клапана дизелей, клапана перепуска забортной воды, пресной воды, системы охлаждения дизелей, клапана дифферентных цистерн, отливных помп, клапана топливопроводов, смазочного масла, клапана кислоты аккумуляторов. Целый лес сверкающих сталью маховиков, штоков и рычагов мог сбить с толка кого угодно, за исключением опытных подводников. (Даже механики иногда путались в этих дебрях.) 3 февраля после полудня кто-то имел глупость провернуть несколько маховиков таким образом, что в трюм лодки начала поступать вода. Течь была настолько мала, что её никто не заметил, однако U-43 приняла много воды ещё до того, как экипаж на ночь сошёл на берег.
В течение ночи и утра U-43 постепенно садилась. Сонная вахта этого не заметила. Ничего не увидел часовой на относительно прочной палубе «Изера». Вахтенный офицер ранее на подводных лодках не служил и прибыл на U-43 совсем недавно, поэтому он и не мог ничего заметить. Где-то около полуночи вода подошла к открытому кормовому люку погрузки торпед.
Штаб подводных сил ранее выпустил директиву, требуя в порту держать все люки закрытыми. Вахтенный офицер об этом не знал, и люк остался открытым на ночь. Когда U-43 погрузилась кормой, вода хлынула в кормовой торпедный отсек. Лодка начала тонуть всё быстрее и быстрее, обрывая швартовы.
Вахтенный офицер выскочил из лодки в считанные секунды, однако он не знал, что следует делать. Впрочем, было уже поздно делать вообще что-либо. Он отправил посыльного в казармы за помощью, но экипаж U-43 либо спал, либо был пьян до невменяемости. Поэтому посыльного высмеяли и послали подальше. Тем временем вода заполняла один отсек за другим. На маслянистой воде гавани закружились грязные пузыри и мусор, вынесенный из отсеков. Шестеро вахтенных стояли на пирсе и мрачно следили, как тонет их лодка.
На следующий день экипаж U-43 был построен на городской площади Лориана. Кое-кто раскаивался, зато остальные, особенно страдавшие от похмелья, втихомолку радовались. Большинство вообще не знало, что стряслось. Понурый Лют стоял перед строем. Его карьера могла кончиться в один момент. При этом Люту сильно не повезло – в этот день Дениц оказался в Лориане.
Дениц прибыл, и весь экипаж замер по стойке смирно. Однако он не обратил никакого внимания на моряков U-43. Вместо этого «дядя Карл» торжественно приветствует экипаж лодки, успешно завершившей поход, который выстроен на этой же площади. Лют и его матросы были вынуждены смотреть, как адмирал поздравляет другого капитана, часть экипажа получает награды. Петерсен сказал, что им вручили «много красивых медалек», но это было сказано, скорее, от огорчения. Экипажу U-43 пришлось пережить несколько унизительных минут. Наконец Дениц подошёл и к ним. «Вы, благодаря своей беспечности и небрежности, погубили ценную лодку. Вы потеряли моё доверие и поставили под угрозу наши планы войны на море». Половина экипажа осталась в Лориане, чтобы помогать чистить лодку, другая половина была отправлена в Германию на учёбу. «Никаких отпусков и увольнений», – закончил Дениц. После этого он повернулся и ушёл, оставив покрасневшего до корней волос Люта переживать позор.
Однако адмирал был прав. В феврале 1941 года у него осталось очень мало лодок. Особенно взбесило Деница то, что одна из лодок затонула прямо в порту как раз тогда, когда он убеждал Берлин развернуть их массовое строительство.[49]
Наказания не заставили себя ждать. Главными виновниками были признаны: вахтенный унтер-офицер, который оставил открытым торпедный люк и не принял спешных мер к спасению лодки; человек, которого он сменил, за то, что не передал приказ командования задраивать люки; Лют, как командир лодки. Сведений о том, каким именно наказаниям они подверглись, не сохранилось. Но, судя по всему, происшествие не повлияло на карьеру Люта. Наказанной оказалась та часть экипажа, которая осталась в Лориане отскребать лодку. Те, кто был направлен на обучение в Германию, «приятно провели время, катаясь на яхтах…»
Именно к этому причалу и пришвартована U-43. На борту лодки остались 6 человек. Вахтенный офицер сидит в унтер-офицерской кают-компании и читает. Каждый час он поднимается, лениво потягиваясь, и обходит все отсеки лодки. Больше ему делать нечего. Вся остальная вахта мирно спит на своих койках. Бодрствует лишь один человек, так как один вахтенный всё время должен находиться на верхней палубе. Это скучная обязанность. Смотреть вокруг не на что, а уйти нельзя. Вахтенный уныло слоняется по сходням с палубы лодки на «Изер» и обратно.
Весь остальной экипаж находится на берегу. Им вчера сообщили, что на рассвете U-43 выйдет в море, и они намерены с пользой провести последние часы, оставшиеся в их распоряжении. Кто-то напьётся, кто-то отоспится, кто-то… попрощается, назовём это так. Куда отправится лодка, они не знают. Лодки уходят в море, иногда они возвращаются, и в промежутке между этими событиями случиться может абсолютно все.
Часовой тоже не знает, куда пойдёт U-43. Он мёрзнет, потому что на дворе февраль. Он немного боится, потому что темно и он всё-таки оккупант в чужой стране. Никто в Лориане не относится к немцам так хорошо, как официантки. Вот и все его небогатые мысли.
Он слоняется в тишине, которую изредка нарушает шум автомобильного мотора и кваканье клаксона, обрывки пьяного гогота. Ничего больше. Затем он слышит совсем близко какой-то непонятный звук, буквально под боком – резкий громкий удар: «Трах!» Это пистолетный выстрел? Часовой замирает на месте, вскинув винтовку. Эхо прокатывается над водой, и снова воцаряется тишина. Он поворачивается и недоуменно вглядывается в темноту. Он и раньше слышал этот звук, только никак не может вспомнить, где и при каких обстоятельствах.
Затем шипение и неясное бульканье заставляют его посмотреть вниз. Инстинктивно он уже понял, что произошло – лопнул один из швартовых концов U-43. И как раз в этот момент или парой секунд позже часовой видит пенный водоворот в том месте, где находится кормовой торпедный люк. Прямо на глазах у него красно-белый флаг лодки уходит в воду. А вскоре вся кормовая часть U-43 исчезает в грязной воде гавани.
Остолбеневший от удивления часовой понимает, что лодка, которую он охраняет, тонет, и тонет очень быстро. С треском лопаются остальные швартовы. Часовой, спотыкаясь, бежит по сходне между «Изером» и U-43 и прыгает на перекосившуюся палубу гибнущей лодки. По трапу он карабкается на мостик и ныряет в люк. Там он начинает кричать, надеясь, что его не застрелят за то, что случилось.
Теодор Петерсен появился в гавани Лориана значительно позже. Вместо того чтобы сразу идти на свою лодку, он сначала заглянул на U-65, пришвартованную поодаль. U-43 должна была отправиться на юг и действовать возле Фритауна, расположенного на западном берегу Африки. U-65 только что вернулась из похода в этот район, и Петерсен надеялся одолжить у её капитана кое-какие карты.
Но экипаж U-65 все знал лучше. U-43 не отправится в Африку. Они только что видели, как лодка затонула. «Когда вы рассчитываете вернуться?» – серьёзно спросил один из офицеров. «Примерно через шесть недель», – ответил Петерсен. Тут они не выдержали и расхохотались, тыча пальцами на другой берег бухты. Там из воды жалко выглядывала самая верхушка рубки U-43. На берегу суетилась огромная толпа – водолазы, портовые рабочие, штабные офицеры. Какой уж здесь боевой поход…
Во второй половине дня с помощью кранов U-43 была поднята. Лют и Петерсен несколько часов слонялись вокруг неё, пока им не было разрешено спуститься вниз. В лужах грязной воды плавали карты, консервные банки, кофейные зёрна, одежда. Всё было покрыто жирными пятнами солярки. Зрелище, по словам Петерсена, было «неописуемым». Последствия для него и для Люта были ещё более плачевными. Если твоя лодка гибнет в море – это одно дело. Позволить ей затонуть в порту, под охраной, пришвартованной к плавучей базе, – совсем другое. Все спрашивали, как это могло случиться. И все желали знать, где в это время находился Лют, что он делал, и кто, чёрт побери, виноват?!
Потребовалось несколько дней, чтобы получить ответы на все вопросы. Проблема заключалась в клапанах. В лодках серии IXА их насчитывалось несколько сотен – клапана контроля направления и давления сжатого воздуха, вентиляционные клапана, выхлопные клапана дизелей, клапана перепуска забортной воды, пресной воды, системы охлаждения дизелей, клапана дифферентных цистерн, отливных помп, клапана топливопроводов, смазочного масла, клапана кислоты аккумуляторов. Целый лес сверкающих сталью маховиков, штоков и рычагов мог сбить с толка кого угодно, за исключением опытных подводников. (Даже механики иногда путались в этих дебрях.) 3 февраля после полудня кто-то имел глупость провернуть несколько маховиков таким образом, что в трюм лодки начала поступать вода. Течь была настолько мала, что её никто не заметил, однако U-43 приняла много воды ещё до того, как экипаж на ночь сошёл на берег.
В течение ночи и утра U-43 постепенно садилась. Сонная вахта этого не заметила. Ничего не увидел часовой на относительно прочной палубе «Изера». Вахтенный офицер ранее на подводных лодках не служил и прибыл на U-43 совсем недавно, поэтому он и не мог ничего заметить. Где-то около полуночи вода подошла к открытому кормовому люку погрузки торпед.
Штаб подводных сил ранее выпустил директиву, требуя в порту держать все люки закрытыми. Вахтенный офицер об этом не знал, и люк остался открытым на ночь. Когда U-43 погрузилась кормой, вода хлынула в кормовой торпедный отсек. Лодка начала тонуть всё быстрее и быстрее, обрывая швартовы.
Вахтенный офицер выскочил из лодки в считанные секунды, однако он не знал, что следует делать. Впрочем, было уже поздно делать вообще что-либо. Он отправил посыльного в казармы за помощью, но экипаж U-43 либо спал, либо был пьян до невменяемости. Поэтому посыльного высмеяли и послали подальше. Тем временем вода заполняла один отсек за другим. На маслянистой воде гавани закружились грязные пузыри и мусор, вынесенный из отсеков. Шестеро вахтенных стояли на пирсе и мрачно следили, как тонет их лодка.
На следующий день экипаж U-43 был построен на городской площади Лориана. Кое-кто раскаивался, зато остальные, особенно страдавшие от похмелья, втихомолку радовались. Большинство вообще не знало, что стряслось. Понурый Лют стоял перед строем. Его карьера могла кончиться в один момент. При этом Люту сильно не повезло – в этот день Дениц оказался в Лориане.
Дениц прибыл, и весь экипаж замер по стойке смирно. Однако он не обратил никакого внимания на моряков U-43. Вместо этого «дядя Карл» торжественно приветствует экипаж лодки, успешно завершившей поход, который выстроен на этой же площади. Лют и его матросы были вынуждены смотреть, как адмирал поздравляет другого капитана, часть экипажа получает награды. Петерсен сказал, что им вручили «много красивых медалек», но это было сказано, скорее, от огорчения. Экипажу U-43 пришлось пережить несколько унизительных минут. Наконец Дениц подошёл и к ним. «Вы, благодаря своей беспечности и небрежности, погубили ценную лодку. Вы потеряли моё доверие и поставили под угрозу наши планы войны на море». Половина экипажа осталась в Лориане, чтобы помогать чистить лодку, другая половина была отправлена в Германию на учёбу. «Никаких отпусков и увольнений», – закончил Дениц. После этого он повернулся и ушёл, оставив покрасневшего до корней волос Люта переживать позор.
Однако адмирал был прав. В феврале 1941 года у него осталось очень мало лодок. Особенно взбесило Деница то, что одна из лодок затонула прямо в порту как раз тогда, когда он убеждал Берлин развернуть их массовое строительство.[49]
Наказания не заставили себя ждать. Главными виновниками были признаны: вахтенный унтер-офицер, который оставил открытым торпедный люк и не принял спешных мер к спасению лодки; человек, которого он сменил, за то, что не передал приказ командования задраивать люки; Лют, как командир лодки. Сведений о том, каким именно наказаниям они подверглись, не сохранилось. Но, судя по всему, происшествие не повлияло на карьеру Люта. Наказанной оказалась та часть экипажа, которая осталась в Лориане отскребать лодку. Те, кто был направлен на обучение в Германию, «приятно провели время, катаясь на яхтах…»