Войнович Владимир Николаевич. Два товарища

- Ну, хорошо, пускай я ошиблась, пускай мне послышалось "хетуп", хотя
на самом деле ты сказал "петух".
- Да, я сказал "петух".
- Ну и ладно, пожалуйста, успокойся. Ты сказал "петух". - Бабушка
пожевала губами и все-таки не сдержалась: - Хотя, если бы ты старался быть
объективным...
Этот разговор мог кончиться плохо, но в это время в коридоре раздался
звонок, и я побежал открывать.
За дверью стоял Толик. Он был в коричневом, сшитом на заказ костюме, в
белой рубашке с галстуком. Сбоку на ремешке, перекинутом через плечо,
болтался транзисторный приемник.
- Вытирай ноги и проходи, - сказал я.
Толик нагнулся и стал развязывать шнурки на ботинках.
Из комнаты выглянула мама.
- Толя, что за глупости? - сказала она. - Зачем ты снимаешь ботинки?
Вытри ноги, и все.
- Ничего, ничего, - сказал Толик.
Он снял ботинки и, подойдя к маме, протянул ей руку.
- Здравствуйте, Екатерина Васильевна.
У него были черные эластичные носки с красной полоской.
Он вошел в комнату, огляделся, подошел к бабушке и, протянув руку ей,
сказал громко:
- Здравствуйте, бабушка.
- Здравствуй, Толя, - сказала бабушка и посмотрела на него с
нескрываемым восхищением. - Ты куда это так вырядился?
- Так, - сказал Толик, - просто переоделся.
- Садись, - сказала мама, подвигая к нему стул.
- Благодарю. - Толик подтянул штаны, - чтоб не вытягивались, положил
руки сначала на стол, потом его смутила белая скатерть, он снял руки со
стола и положил на колени.
- Толя, - спросила бабушка. - Кто тебе гладит костюм?
- Да я, соответственно, сам глажу.
- Почему соответственно? - спросила мама.
- Просто слово такое, - пояснил Толик.
- Какой аккуратный мальчик, - вздохнула с завистью бабушка. - Ты,
наверное, в брюках в постель не ложишься?
Толик смущенно кашлянул, шмыгнул носом и посмотрел на меня.
- Да ведь вообще не положено.
- Бабушка хочет сказать, - объяснил я, - что бывают счастливые люди, у
которых такие вот аккуратные внуки.
Толик сидел красный от смущения и от галстука, давившего шею. Он не
знал, как реагировать на мои слова, и промолчал.
- Чаю хочешь с вареньем? - спросила мама.
- Благодарю, - сказал Толик, - что-то не хочется. - Он
многозначительно посмотрел на меня, я понял, что светские манеры даются ему
с трудом.
- Сейчас пойдем, - сказал я.
- Куда это вы собрались? - спросила мама.
- Надо подышать воздухом.
Толик солидно кашлянул.
- Опять будете шляться до часу ночи, - сказала мама.
- Ладно, - сказал я, - никуда не денемся.
Я пошел в другую комнату и переоделся. Конечно, костюм мой был не так
уж выглажен, но какие-то складки еще оставались.
Когда я вошел, бабушка посмотрела на меня, потом на Толика и
вздохнула. Сравнение было явно не в мою пользу.
- Пошли, что ли, - сказал я.
Толик чинно встал, подошел к маме, протянул руку.
- До свиданья, Екатерина Васильевна, - сказал он громко.
Потом подошел к бабушке и протянул руку ей.
- До свиданья, бабушка, - сказал он еще громче.
Я пропустил его вперед. Пока Толик зашнуровывал ботинки, мама стояла в
дверях комнаты и, насмешливо усмехаясь, смотрела на нас обоих.
Выйдя на лестницу, Толик облегченно вздохнул и снова стал самим собой.
На площадке он подошел и посмотрел вниз.
- Слушай, а ты бы отсюда за миллион рублей прыгнул?
Я посмотрел вниз и отказался немедленно.
- А я бы, пожалуй, прыгнул, - сказал Толик.
- И ноги сломал бы.
- Зато миллион рублей, - сказал Толик. - Знаешь, я на эти деньги чего
купил бы?
- Костыли, - сказал я.
- Зачем костыли? - обиделся Толик. - Можно "Москвич" с ручным
управлением.
Мы вышли на улицу. Вечерело.
Солнце еще не зашло, но его не было видно. Оно просто пряталось где-то
за домами, и его лучи лежали под крышами самых высоких зданий. Мы шли в
сторону парка.
- Слушай, - неожиданно спросил Толик, - у тебя отец - хороший человек?
Вопрос был сложный. У меня самого отношение к нему было смутное.
Точнее, я к отцу своему относился по-разному. Но одно дело, что думал я сам
по этому поводу, и другое дело, что отвечал другим.
- Хороший, - сказал я, и это была правда, потому что отец мой был,
может быть, и не совсем хорошим, но скорее хорошим, чем плохим.
- А почему же он мать твою бросил?
- Он не бросил, просто они не сошлись характерами.
- А чего там сходиться-то? - усомнился Толик. - Чего сходиться? У меня
вот отец с кем хочешь сойдется характерами. Мать ему чего не так скажет, он
ей как врежет, она летит из угла в угол.
Отец Толика дядя Федя работал в бане пространщиком. Что значит это
слово - я не выяснил до сих пор, знаю только, что дядя Федя сторожил в бане
одежду клиентов, подавал желающим полотенце, похлопывал по спине и приносил
из буфета пиво в стеклянных кружках. За это он получал в зависимости от
объема услуг и щедрости клиента десять - пятнадцать копеек. Некоторые
давали больше, но таких было мало. Он работал через день по двенадцать
часов, но готов был работать и каждый день, если бы разрешили, не из любви
к профессии, а из-за этих самых гривенников, которых к концу смены
набиралось довольно много. Мать Толика несла эту мелочь в магазин к
знакомой кассирше и обменивала на бумажки, а когда бумажек набиралось
достаточно, дядя Федя шел в сберкассу и делал очередной вклад.
- А много у твоего отца денег? - спросил я у Толика.
- Много, - вздохнул Толик. - Я точно не знаю, но там, наверное, машины
на три уже наберется. И все мало ему. Я получку принесу, он все до копеечки
пересчитает и по расчетной книжке проверит. А чуть недосчитается - сразу по
шее.
- А как же ты на мотороллер собираешь? - спросил я.
- Выкручиваюсь, - сказал Толик. - Я говорю, что мастеру даю по десятке
с каждой получки... Слушай, - оживился он, - а ты своего отца не спрашивал,
сколько вот поэты или писатели зарабатывают?
- Не спрашивал. А зачем тебе?
- Так просто. Мне один чудак говорил: рубль за строчку. Это можно,
знаешь, сколько строчек написать.
- Сколько? - спросил я.
- Много, - ответил Толик и остановился. - Что это там такое?

На спортплощадке во дворе красного кирпичного здания школы возле
турника толпились какие-то люди.
- Может, соревнования? - предположил я.
- Не похоже, - усомнился Толик. - Пошли, поглядим.
Мы подошли ближе. Там к турнику было подвешено какое-то сооружение из
арматурной проволоки, как я потом понял - макет купола парашюта. От купола
шли стропы, соединявшиеся у брезентовых лямок с блестящими замками. Возле
турника толпилось человек пятнадцать ребят нашего с Толиком возраста. Рядом
на параллельных брусьях возвышался худощавый человек лет тридцати (по нашим
тогдашним представлениям, пожилой), в кожаной куртке на молниях и в старой
летной фуражке с облезлой кокардой. К куртке у него был прикручен большой
значок с изображением белого парашюта на синем фоне. Наискось через значок
шла блестящая металлическая цифра "600", а на цепочке болтался еще
треугольник, и там тоже было выцарапано какое-то число, не то "15", не то
"45" - я точно не разглядел.
Человек этот сидел на одном брусе и упирался левой ногой в
противоположную стойку, удерживая равновесие. Мы с Толиком сразу
догадались, что это инструктор по парашютному делу. Догадаться было,
конечно, нетрудно.
Держа в руках авторучку и раскрытый блокнот, инструктор следил за
ребятами, которые поочередно влезали в лямки, разворачивались влево, вправо
и спрыгивали на землю, уступая место следующим по очереди.
- Следующий! - выкрикивал инструктор и отмечал в блокноте очередную
фамилию.
Когда мы подошли, в лямках болтался высокий парень в клетчатой
ковбойке. У него были очень длинные ноги, и парень поднимал их, чтобы они
не волочились по земле.
- Развернись влево, - скомандовал инструктор.
Парень положил на грудь правую руку, потом левую, потом, подумав,
поменял их местами, потянул лямки на себя, и его длинное неуклюжее тело
послушно повернулось влево.
- Вправо, - сказал инструктор. - Да побыстрей. Если ты и в воздухе
будешь так долго соображать, тебе до самой земли времени не хватит.
- Что это вы делаете? - шепотом спросил Толик у остроносого парня в
синем берете.
- Тренируемся, - тоже шепотом ответил парень. - Прыгать с парашютом
будем.
- С турника, что ли? - насмешливо спросил Толик.
- Почему ж с турника? С самолета. Нас от военкомата направили, -
сказал парень и пошел к турнику, потому что подошла его очередь.
Пока он разворачивался вправо и влево, Толик зашел сбоку и внимательно
наблюдал. Парень расстегнул лямки и сполз на землю.
- Следующий, - сказал инструктор. Следующих не оказалось.
- Все, что ли? - спросил инструктор.
- Как все? А я? - неожиданно сказал Толик.
- А чего ж ты стоишь? - рассердился инструктор.
- Задумался, - объяснил Толик,
Он стащил с себя транзистор, сунул его мне и вышел вперед. Влез в эти
лямки, застегнул лямки и стал болтать ногами, ожидая указаний инструктора.
- Не болтай ногами, - строго сказал инструктор. - Это тебе не качели.
Развернись влево.
Толик решительно потянул за обе лямки, но у него почему-то ничего не
получилось, и он стал раскачиваться, пытаясь развернуться.
- Ты что? - закричал инструктор. - Не знаешь, как разворачиваться?
- Забыл, - сказал Толик, глядя на инструктора.
- Если забыл, надо спросить. В воздухе спрашивать будет некого. Положи
левую руку на грудь. Сверху правую. Берись за лямки. Тяни. Теперь вправо.
Вправо у Толика получилось совсем хорошо.
- Молодец, - похвалил инструктор. - Слезай. Как фамилия?
- Божко, - четко сказал Толик.
- Божко? Что-то я такой фамилии не помню.
- Пропустили, - нагло сказал Толик.
- Да? - Инструктор покорно пожал плечами и отметил что-то в блокноте.
- Может быть. Есть еще кто-нибудь?
Толик стал мне усиленно подмигивать и призывать знаками последовать
его примеру, и мне очень хотелось поступить так же, как он, но я не
решился.
Инструктор спрятал блокнот и ручку в карман и спрыгнул на землю.
- Сегодня в три часа ночи чтобы все были на бульваре у кинотеатра
"Восход". Ровно в три придет машина, поедем прыгать. Ясно?
- Ясно! - нестройным хором закричали парашютисты.
- Можете расходиться, - сказал инструктор и первым направился к
выходу.
Мы вышли на улицу. Я отдал Толику транзистор, он его на плечо вешать
не стал, а держал в руках и размахивал. Потом он его включил и стал
размахивать еще больше. Передавали Эдиту Пьеху по заявкам передовиков
Саратовской области.
- Выключи ты его, - попросил я. Настроение у меня было паршивое.
Толик посмотрел на меня и все понял.
- Слышь, Валера, ты не огорчайся, - сказал он. - Утром придем и вместе
прыгнем.
- Как же, прыгнем, - сказал я. - Тебя-то он в блокнот записал, а меня
нет.
- А чего ж ты растерялся? - сказал Толик. - Я же тебе подмигивал. В
общем, придем, а там видно будет. Ему все равно, есть ты в списке или нет.
Ты думаешь, он мне поверил, когда я сказал: пропустили? Да ему лишь бы
план. Понял? Я это точно знаю.
В этом смысле Толик действительно знал больше меня. И умел многое из
того, чего я не умел.

Мы идем по парку. Все аллеи запружены бесчисленными толпами желающих
убить длинный субботний вечер.
Уже стемнело. Включили электричество. В дальнем конце парка грянула
музыка - начались танцы. Мы прошли из конца в конец парка, постояли у
танцплощадки, попили из автомата воды с мандариновым сиропом, заглянули в
Зеленый театр, где шел концерт художественной самодеятельности гарнизонного
Дома офицеров.
Идем дальше. Дошли до главного входа, опять повернули в сторону
танцплощадки, но уже по другой аллее, по параллельной. Толик идет чуть
впереди, заложив руки в карманы, раздвигая прохожих плечом. А меня все
затирают, оттесняют от Толика, я отстаю, потом догоняю. Толик
оборачивается, замедляет шаг, поджидая.
- Что ты все отстаешь? - ворчит он. - Не можешь ходить по-человечески?
Будешь всем уступать дорогу - далеко не уйдешь.
На улице, в парке, везде, где много народу, Толик чувствует себя как
рыба в воде. Он идет, уверенно выбрасывая вперед длинные ноги, вертит
головой, здоровается с какими-то людьми, которых я даже не успеваю
заметить, и обращает внимание на всех девушек, идущих нам навстречу. И все
они, или почти все, поражают воображение Толика. Вот он схватил меня за
руку.
- Гляди, вон кадришка какая идет.