Войнович Владимир. Трибунал (сборник)

   Председатель. Вопрос снимается.
   Защитник. Ваша честь, я еще не задал вопрос, а вы уже…
   Председатель. Возражение снимается. Допрос окончен. Свидетель, вы можете идти.
   Горелкин. А, спасибо, спасибо! (Вскакивает с койки и порывается убежать.)
   Председатель. Свидетель, куда вы?
   Горелкин. Вы же сказали, что я могу идти.
   Председатель. Но я же не в буквальном смысле. Вы свободны, но ходить вам еще, наверное, нельзя. Вы лежите, а наши специалисты сейчас вас бережно отнесут.
   Защитник. Ваша честь, мне кажется, свидетель был в не очень тяжелом состоянии, раз он может ходить.
   Прокурор. Ваша честь, я протестую. Свидетель ходить не может.
   Защитник. Но он же сейчас сделал несколько шагов.
   Прокурор. Мало ли кто чего сделал. А может, он был в горячке. Так бывает. Я сам помню, у нас в Афгане голову кому-нибудь, бывало, прострелишь, ну даже совершенно насквозь, так он сначала вроде как упадет, а потом вскакивает и бежит, как курица, знаете, без головы бегает. (Смеется.)
   Председатель. Смешно было?
   Прокурор. Очень. Бежит, руками машет, как крыльями, а в голове дырка. (Смеется.)
   Председатель. Ну ладно, зачем вспоминать такое. Что было, то прошло. У вас есть вопросы к подсудимому?
   Прокурор. Есть. Скажите, обвиняемый, каким образом вам удалось проникнуть в это помещение?
   Подоплеков. Что это значит — проникнуть? Я не проник, я прошел, как все, через дверь.
   Председатель (мягко). Подсудимый, не надо говорить за всех. Нас сейчас интересуют не все, а только вы.
   Подоплеков. А я говорю, что прошел сюда, как все, — по билету.
   Прокурор. А кто вас снабдил билетом?
   Подоплеков. Меня никто не снабжал, я купил два билета за свои собственные деньги.
   Прокурор. Где купили?
   Подоплеков. У нашей сотрудницы Зеленой. Она раньше, когда наша фирма называлась еще НИИ, культоргом была и вот до сих пор проявляет инициативу, шарит по Интернету, достает дешевые билеты на что-нибудь и всем предлагает. Она тоже здесь находится. Если вы мне не верите, можете спросить у нее.
   Прокурор. Еще спросим. И когда же вы приобрели у нее эти билеты?
   Подоплеков. Недели две тому назад.
   Прокурор. То есть заблаговременно?
   Подоплеков. Я не понимаю, к чему вы клоните.
   Председатель. Подсудимый, вам не надо ничего понимать. Вам надо только отвечать на вопросы.
   Прокурор. А что же у этой вашей Зеленой были билеты только сюда или еще куда-нибудь?
   Подоплеков. Я не знаю. У нее бывают билеты на разные мероприятия. В другие театры, в кино, в зоопарк, в планетарий, иногда — в Лужники или на какие-то выставки.
   Прокурор. Но вы из всех возможностей выбрали только эту? Почему? Не потому ли, что именно эта площадка вам показалась наиболее подходящей для вашей акции?
   Защитник. Ваша честь, я протестую.
   Председатель. Протест отклоняется.
   Подоплеков. Я пришел сюда, потому что Зеленая мне сказала, мол, есть такая пьеса, называется «Трибунал», я подумал, может быть, что-то интересное, а если бы знал, что такая дурь и что со мной такое будут вытворять, разве я пошел бы?
   Прокурор. Логично. Каждый злоумышленник, совершая преступление, рассчитывает избежать наказания. Если бы он знал, что наказание неотвратимо, с преступностью давно было бы покончено.
   Председатель. А что бы мы тогда делали?
   Прокурор. Что?
   Председатель. Ничего. У защиты есть вопросы?
   Защитник. Есть. Скажите, Подоплеков, вы сожалеете о том, что произошло?
   Подоплеков. Еще бы не сожалеть! Да если бы я знал…
   Прокурор. Вот-вот. Если бы он знал…
   Защитник. У меня пока все.

Сцена четвертая

   Председатель. Для допроса вызывается свидетельница Подоплекова. Свидетельница, поднимитесь сюда!
   Лариса. Еще чего, буду я подниматься. Над мужем издеваетесь, так еще и я вам нужна.
   Председатель. Свидетельница, вы видели, что бывает с теми, кто отказывается выполнить распоряжения трибунала? Не заставляйте нас прибегать к силе вторично. Поднимайтесь.
   Лариса. Хорошо, я подчиняюсь. (Поднимается на сцену.)
   Председатель. Свидетельница, суд предупреждает вас, что на задаваемые вам вопросы вы должны отвечать только правду. За отказ от дачи показаний и за дачу ложных показаний вы будете привлечены к уголовной ответственности. Понятно?
   Лариса. Чего уж тут не понять?
   Председатель. Распишитесь у секретаря, что предупреждение вам сделано.
   Лариса расписывается.
   Председатель. Свидетельница, вы знакомы с подсудимым?
   Лариса. Как же мне быть с ним не знакомой, если я его жена?
   Председатель (мягко). Свидетельница, вы должны не комментировать вопросы, а отвечать на них — по возможности ясно и кратко. Сколько лет вы знакомы?
   Лариса. Пятнадцать лет.
   Председатель. А в браке как давно состоите?
   Лариса. Это как считать. Мы сначала два года без расписки жили.
   Прокурор. То есть незаконно?
   Лариса (сердится). Я вам говорю: не незаконно, а без расписки.
   Председатель. Свидетельница, не придирайтесь к словам. Без расписки — это и есть незаконно. И как же это с вами случилось?
   Лариса. Что «это»?
   Прокурор. Вас спрашивают, как вы впервые вступили на путь незаконных отношений с подсудимым?
   Лариса. Обыкновенно, как все.
   Председатель. Обобщать не надо, говорите конкретнее.
   Защитник. Ваша честь, а мне кажется, свидетельница говорит достаточно конкретно. Как все — это значит, что были влюбленные взгляды, встречи под липами, пение соловьев, стихи любимых поэтов, вздохи, касания…
   Лариса. Как здорово вы все описываете!
   Защитник. Вот видите, значит, так все и было?
   Лариса. Ну да, да, почти что. Правду сказать, всяких этих взглядов, лип, соловьев, стихов, вздохов не было. А касания были. Мы познакомились у моей подруги на дне рождения, сидели рядом, и он под столом положил мне руку сперва на коленку…
   Защитник. И вы, конечно, тут же дали ему отпор?
   Лариса. Ну да, я хотела дать отпор, а потом побоялась. Дашь, думаю, отпор, а потом с этим отпором одним и останешься.
   Прокурор. Логично.
   Председатель (заинтересованно). И что же потом?
   Лариса. Потом мы разговорились…
   Защитник (подсказывая). О стихах? О звездах?
   Лариса. Да нет. Совсем о другом. Он говорит, у него ключ есть. Товарищ в командировку уехал, квартира простаивает.
   Прокурор. И вы в тот же вечер согласились?
   Лариса. Ну да, в тот же. Потому что на следующий вечер его товарищ уже возвращался из командировки.
   Прокурор (выражая презрение). У меня больше нет вопросов.
   Лариса. А потом мы три года жили вместе, и я ему на расписку ни разу даже не намекнула. Но когда забеременела, он сам благородно мне предложил, и мы взялись за руки, как дети, и пошли в ЗАГС пешком.
   Председатель. Значит, в законном браке состоите…
   Лариса. …тринадцать лет.
   Председатель. Дети взрослые?
   Лариса. Света в пятом классе, а Игорь в детский сад ходит, в старшую группу.
   Председатель. Значит, вы вместе прожили большую жизнь. И наверное, никто другой не знает подсудимого так хорошо, как вы?
   Лариса. Да уж, конечно.
   Председатель. В таком случае расскажите нам все, что вам известно о подсудимом.
   Лариса. О подсудимом мне известно, что он очень верный муж, заботливый отец и вообще очень хороший человек.
   Прокурор (иронически). Прямо хоть икону с него рисуй.
   Председатель. Хороший человек или плохой, суд таких оценок не принимает.
   Защитник. Ваша честь, все-таки моральный облик, поведение подсудимого, репутацию его следует учитывать.
   Председатель. Учтем. Продолжайте, свидетельница.
   Лариса. Я не знаю, что продолжать.
   Прокурор. Ну, расскажите хотя бы, что вам известно об экстремистских взглядах вашего, с позволения сказать, мужа.
   Лариса. Ни о каких таких взглядах ничего не знаю.
   Прокурор. Ну, хорошо. Когда вам стало известно о намерении вашего мужа проникнуть сюда?
   Лариса. Вот опять — проникнуть. Мы не проникали, мы просто пришли. Леня как-то вернулся с работы…
   Председатель (мягко). Вы должны говорить не «Леня», а «подсудимый».
   Лариса. Для кого — подсудимый, а для меня — Леня. Леня как-то пришел…
   Председатель (строже). Свидетельница, а я вам еще раз говорю, вы должны называть его не «Леня», а «подсудимый».
   Лариса. А я вам говорю, что я не буду называть своего мужа подсудимым. Для меня он Леня, Ленечка.
   Председатель. Свидетельница, мне придется вас наказать.
   Подоплеков. Лара, я тебя прошу, не возражай им. Ты же видишь, это какие-то придурки. Если они и тебя схватят, с кем наши дети останутся?
   Лариса. Я понимаю. Я должна быть очень осмотрительной, но не могу же я тебя называть подсудимым. Я люблю тебя, Ленечка.
   Председатель (почти в истерике). Свидетельница, ну что же вы делаете? Я не хочу вас наказывать, но вы меня вынуждаете. Горелкин! Черт подери, где этот Горелкин? Неужели его уже вскрыли?
   Горелкин. Я здесь!
   Санитары вкатывают койку с Горелкиным.
   Подоплеков. Ваша честь, не надо Горелкина! Моя жена не подумала. Она, как бы сказать, политически незрелая и юридически неграмотная. Это моя вина. Я в Интернете сидел, все читал, а ей ничего не рассказывал. А ей самой некогда. Работа, дорога, пробки. А еще ведь надо сготовить, постирать, за Игорьком в садик сходить, у Светки уроки проверить. Лара, пожалуйста, не противься, называй меня как они хотят. Мне все равно будет приятно. Я люблю слышать твой голос, что бы ты им ни произносила.
   Лариса. Ленечка!
   Прокурор. Ды-ды-ды!
   Лариса (спохватившись). Подсудимый мой! Подсудимочкин! (Плачет.)
   Председатель (растрогавшись). Надо же! Какая любовь! Как она его любит! Почему меня никто так не любит?
   Секретарь (волнуясь). Ваша честь, разрешите возразить. Вас народ любит.
   Председатель. Народная любовь переменчива, как погода в октябре. Пока сидишь высоко, народ тебя превозносит, а слетишь с кресла — затопчет. Ну да ладно. Продолжим допрос. (Ларисе.) Значит, вы говорите, подсудимый пришел с работы и…
   Лариса. …и говорит, что достал билеты в театр. Я ему сразу сказала, что, наверное, какая-то чепуха, но потом подумала, что надо же когда-то выйти на люди, отвлечься от домашнего быта, от кухни, от стирки…
   Прокурор. Значит, вы даже не попытались отговорить его от этой безумной затеи?
   Лариса. Нет, не попыталась. Если б я знала…
   Прокурор (смеется). Ну вот опять. «Если б знала». Надо было знать. Ведь это преступление не могло совершиться случайно, по внезапному, необдуманному побуждению. Оно, безусловно, результат выношенных и законченных убеждений. Вы живете с подсудимым столько лет. Неужели за это время он ни разу не высказал вам своего неприятия нашей судебной системы, не высказал своей звериной, я бы сказал, ненависти ко всему нашему?
   Лариса. Да что это вы такое говорите?! Да зачем это он будет на себя такое наговаривать?
   Председатель. Ну зачем же наговаривать? Бывает, у человека накипело на душе, по службе обошли, премии лишили, зарплату задержали, в автобусе кто-нибудь на ногу наступил, ну и срывается. На людях еще как-то терпит, а домой придет — и сорвется. Ненавижу, говорит, этот народ, эту страну…
   Прокурор (подхватывает). Взял бы, говорит, ружье — и всех этих председателей, секретарей, прокуроров…
   Лариса. Да что вы! Да как можно! Да мой Леня, он не только секретарей и прокуроров — он даже мухи в жизни не обидел.
   Прокурор. Ха-ха, сейчас мы у мух еще справку попросим.
   Председатель. Свидетельница, поймите, перед вами не враги. Мы пришли сюда не для того, чтобы сделать кому-то плохо, а для того, чтобы разобраться во всем спокойно и объективно, чтобы помочь вашему мужу и вам. Но и вы должны помочь.
   Прокурор. Да-да, вы должны нам помочь помочь вам и тем самым помочь вашему так называемому мужу. Может быть, он такой скрытный, что даже от жены утаивал свои звериные взгляды. Но между мужем и женой бывают же такие интимные, понимаете, ли, ситуации, когда он не выдерживает и полностью раскрывает свою звериную сущность.
   Лариса. А-а, вы об этом. Это другое дело. Конечно, в интимной ситуации он да, иногда звереет.
   Прокурор (быстро). И что он вам тогда говорит?
   Лариса (взволнованно). Он ничего не говорит, он рычит.
   Прокурор. И тем самым выражает свою звериную ненависть?
   Лариса. Да что это вы такое говорите?! Да почему же ненависть? Он выражает свою звериную страсть ко мне. Он такой, знаете, неуемный. Я вот на двух работах работаю и целый день на ногах, а он, если первый домой пришел, не — успеешь дверь открыть — кидается прямо как зверь… Я говорю: «Леня, да что же ты делаешь?»
   Председатель. Не «Леня», а «подсудимый».
   Лариса (покорно). Да что же ты, говорю, подсудимый, делаешь!
   Председатель (нервно). Свидетельница, не надо так говорить! Вы волнуете членов суда. Вы оказываете на них воздействие. В такой обстановке просто невозможно работать. Суд удаляется в совещательную комнату.
   Секретарь. Прошу встать! Суд уходит.
   Прокурор и Секретарь скрываются за дверью туалета с вывеской «WC», а Председатель замешкался. Лариса вскакивает на сцену, приближается к клетке.
   Лариса. Леня!
   Подоплеков. Лара!
   Лариса. Ленечка, ты не беспокойся, я буду за тебя бороться, тебя освободят, ты вернешься домой.
   Подоплеков (обреченно). Нет, Лара, не надо себя тешить напрасными надеждами. Отсюда не возвращаются.
   Лариса. Леня, я тебя не понимаю, почему ты не веришь в наше правосудие? Ведь есть же у нас какие-то законы, и есть, я уверена, есть, есть честные неподкупные судьи. Мне рассказывали, в одном городе, не помню в каком, там есть один судья очень добрый и, ты себе представляешь, даже взяток, говорят, не берет, к телефону не подходит и судит всегда только по закону и справедливости. И этот тоже… ну в нем же есть что-то человеческое. Разберется, Леня, примет правильное решение, и справедливость рано или поздно восторжествует. Мой дедушка тоже в свое время пострадал, его расстреляли, а потом реабилитировали. Посмертно. Мама рассказывала, что это был праздник в нашей семье.
   Подоплеков. Не надо тебе таких праздников, Лара. Не жди меня, выходи замуж. Ты еще молодая, красивая, у тебя и зарплата неплохая. Ты еще встретишь какого-нибудь хорошего человека. Может быть, даже богатого. Будешь хорошо одеваться, ездить на дорогой машине. Только смотри, чтобы он не таскал тебя по театрам.
   Лариса. Не говори глупости, мне никто не нужен, кроме тебя, Ленечка, я тебя люблю, я буду за тебя бороться. Я добьюсь твоего освобождения.
   Председатель (остановился перед дверью туалета). Это что там за разговоры? Разве можно допускать контакты подсудимого со свидетелем? Остановите их. Есть там кто-нибудь?
   Голос Горелкина. Есть!
   Появляется Горелкин в больничных штанах, шлепанцах и в полицейском форменном пиджаке.
   Председатель. А, это вы, Горелкин? Врачи вас еще не вскрыли?
   Горелкин. Никак нет. Я с ними борюсь за свою жизнь. Но когда я слышу, что кого-то надо остановить…
   Председатель. Удалите, пожалуйста, подсудимого и отправляйтесь в реанимацию. Главное в вашем положении — это интенсивное лечение, уход и покой. (Скрывается за дверью.)
   Горелкин (зычно). Ну, разойдись! (Толкает клетку в глубь сцены.)
   Лариса (оставаясь на месте, простирает руки). Леня!
   Подоплеков. Лара, забудь меня! И детям не говори, что я арестован.
   Лариса. Но они же спросят, куда ты делся. Что я им скажу?
   Подоплеков (удаляясь). Скажи им… Скажи, что я попал под автобус.

Сцена пятая

   Секретарь (вышел из туалета, идет по направлению к Ларисе и, заглядывая в книгу, заучивает английские фразы). Хелло. Ай эм рашен ситизен. Ай вуд лайк ту бай сам кайнд оф модест вилла он Майями бич. (Наталкивается на Ларису.) О, сорри!
   Лариса. Что?
   Секретарь. А, это вы? Очень переживаете?
   Лариса. Я не переживаю. Я возмущена. Я просто дрожу от негодования. За что вы схватили моего мужа? Вы же знаете, что он ни в чем не виноват. За что вы его схватили?
   Секретарь. Лично я никого не хватал. Я канцелярская крыса. Я сижу и пишу протокол. Что скажут, то и пишу! Скажут: «Освободить» — я напишу: «Освободить». Скажут: «Расстрелять» — напишу: «Расстрелять». Но это я так, фигурально. Смертная казнь у нас отменена, и сейчас самое большое, что может грозить вашему мужу, — это пожизненное заключение.
   Лариса. Пожизненное?! За что?!
   Секретарь. Бессмысленный вопрос. Мой сосед на даче копал огород. Поднялась буря, свалила сосну, сосна упала, убила соседа. За что? Мой товарищ поехал в Таиланд отдохнуть, а там цунами, и он утонул. За что? А тетя моей бабушки не пила, не курила, а в двадцать восемь лет, вы представляете себе, заболела раком легких и умерла. За что?
   Лариса. Что вы сравниваете? Там воля Божья, а тут люди решают.
   Секретарь. Вот именно, что люди решают. Но если Бог допускает такую несправедливость, то чего же вы от людей-то хотите? Чтобы они были справедливее Бога?
   Лариса. Вы так говорите, чтобы оправдать то, что вы участвуете в этом безобразии.
   Секретарь. Велл, я участвую. А вы разве нет?
   Лариса (изумленно). Я? Ну да, ну в каком-то смысле, конечно, но все-таки у нас очень уж разные роли.
   Секретарь. Роли разные, а игра одна.
   Лариса. Но имеет же значение, кто какое участие в этой игре принимает.
   Секретарь. Вот именно! Имеет. Очень даже имеет. (Неожиданно наклоняется к Ларисе.) Ничего, вот Прокурор умрет, и тогда все будет хорошо.
   Лариса (видя в Секретаре тайного единомышленника). Да? А с чего бы ему умереть? Он прекрасно выглядит.
   Секретарь. Это только снаружи, а внутри он весь давно прогнил, можно даже сказать, разложился.
   Лариса (с надеждой). И думаете, он скоро умрет?
   Секретарь. Непременно умрет. Я еще в жизни не встречал ни одного бессмертного Прокурора.
   Лариса. Ну как же… Прокурор умрет, а Председатель?
   Секретарь. Так и Председатель умрет.
   Лариса. И тогда, вы думаете, что-то может перемениться к лучшему?
   Секретарь. Да, вот так.
   Лариса. Ну почему у нас все так устроено, что, если надеешься на перемены, надо дожить до того, чтобы кто-то умер?
   Секретарь. Такая традиция. Но я вам должен сказать, что, когда Председатель умрет, о нем напишут, что был он хорошим добрым человеком, любил людей, детей и животных, в душе был гуманист и всегда хотел только хорошего, но имел слишком мягкий характер.
   Лариса. И выносил мягкие приговоры?
   Секретарь. О, нет. Приговоры он выносит не мягкие. Понимаете, если он будет выносить мягкие приговоры, то все поймут, что у него мягкий характер. Поэтому он скрывает, что у него мягкий характер, и приговоры выносит суровые. (Заметив вышедшего из уборной Прокурора, шепотом.) А вот, кстати, и Прокурор. (Меняет тему, громко.) И вы напрасно пытаетесь таким образом добиться для своего мужа каких-то поблажек. Нельзя сосредотачиваться на своих мелких обидах. Оглянитесь вокруг, и вы увидите, сколько хорошего есть в нашей жизни. Строятся новые дороги и расширяются старые. Протяженность линий метро увеличилась на восемь процентов. Идет подготовка к Олимпийским играм и футбольному чемпионату. Взят курс на инновацию и модернизацию, скоро учителям повысят зарплаты, а ветераны Великой Отечественной войны получат по отдельной квартире.
   Лариса. Я вас не понимаю, что вы такое говорите? Если ветераны войны, которая кончилась семьдесят лет назад, до сих пор без квартир, то сколько же лет мне добиваться справедливости для своего мужа?
   Секретарь. Вам только муж ваш интересен, а на других вам наплевать. На то, что в аптеках не хватает нужных лекарств, а четверть населения страны живет за чертой бедности?
   Прокурор (приблизившись). В чем дело?
   Секретарь. Да вот гражданка утверждает, что муж ее ни в чем не виновен.
   Прокурор. Ну да, невиновен.
   Лариса. Вы согласны? Значит, вы снимаете ваши обвинения?
   Прокурор. С какой стати? Я же обвинитель.
   Лариса. Ну и что? Бывают же случаи, когда Прокурор убеждается, что подсудимый не совершал преступления и отказывается от обвинения?
   Прокурор. Бывают такие случаи? Где вы такое видели?
   Лариса. Вчера видела в каком-то сериале по телику.
   Прокурор. А-а, по телику. По телику и оправдать могут.
   Лариса. А в жизни нет? Даже если невиновен?
   Прокурор (Секретарю). Взрослая женщина, а не понимает, что невиновность — это еще не повод для оправдания.
   Уходит.
   Секретарь. Видите, какие у нас прокуроры. Но его самого можно оправдать. Он в Афгане был, он в Чечне воевал, он контуженный. Но мне, честному человеку, каково в такой системе работать?
   Лариса. Найдите себе работу в другой системе.
   Секретарь. Милая моя, да что же вы такое говорите? У нас у всех одна система. Если вы печете булки, чините сапоги, сидите в Госдуме, судите сами или вас судят, вы все равно участвуете в одном общем деле.
   Лариса. Ой, господи! По вашим словам, мы все, что бы мы ни делали, все равно все подлецы.
   Секретарь. Именно, именно — все подлецы. Одни больше, другие меньше, а в общем, какая разница?
   Лариса. Это у вас хорошая философия, удобная. Одни сажают, другие сидят, а в общем все участвуют в одном подлом деле. Какой же тогда выход для честного человека?
   Секретарь. Выход один. Валить отсюда, и как можно дальше. Вы думаете, для чего я учу чужой язык?
   Лариса. А для чего?
   Секретарь. Для того, чтобы… (Заметив подходящего Председателя, резко меняет тему.) Вы думаете, там вам будет лучше? Да там гораздо хуже. Произвол в Гуантанамо. Пытки заключенных. Ракеты средней дальности. Вмешательство во внутренние дела. Прослушивание частных разговоров. Акт Магнитского и расчленение русских сирот, вот куда вы нас зовете.
   Лариса (ошеломленно). Я? Я никуда вас не зову. Я хочу только, чтобы моего мужа, моего Леню чтобы освободили, и все. Он ни в чем не виновен.
   Председатель (подошел). О чем разговор?
   Секретарь. Да вот гражданка утверждает, что муж ее ни в чем не виновен.
   Председатель. Оставьте нас.
   Секретарь. Пожалуйста.
   Уходит.
   Лариса. Хамелеон.
   Председатель. Что, сильно переживаете?
   Лариса. Ну а как же мне не переживать? Сами подумайте. Еще вчера мы жили как нормальные люди. Работали, воспитывали детей, строили планы, в Турцию собирались на отдых. И вдруг ни с того ни с сего я лишаюсь мужа, дети — отца, отец — свободы. За что? За то, что он пришел в театр?
   Председатель. А вы считаете, этого мало?
   Лариса. А вы считаете, много? Если этого достаточно, то почему вы арестовали только моего мужа? Вон их сколько, все они пришли, проникли в данное помещение с заранее обдуманным намерением, а некоторые даже и по предварительному сговору, — почему вы их не хватаете?
   Председатель. Понятно почему. Потому что они сидят тихо, с места не вскакивают, не задают лишних вопросов и вообще молчат. Впрочем, все впереди.
   Лариса. Они молчат потому, что их лично пока что не трогают. А если любому из них ваш этот недорезанный сержант начнет заламывать руки да бить дубиной по голове, так в любом из них быстро проснется гражданское чувство.
   Председатель. Так вот в том-то и дело. Чтобы в них во всех это чувство не проснулось, надо брать кого-нибудь по отдельности и заранее. Тогда все невзятые будут знать, что карающий меч правосудия может опуститься на каждого. Поэтому благоразумный гражданин ведет себя осторожно, ни с какими вопросами не выскакивает. Он молча смотрит что ему показывают и хлопает, когда нужно. Или не хлопает. Но не лезет со своими неуместными вопросами.
   Лариса. И за вопросы надо его сажать?
   Председатель. Вот вы послушайте мнение старшего человека. Родство с Подоплековым ничего хорошего вам не даст. Но как только будет вынесен приговор, вас по вашему желанию сразу же с ним разведут. А вы еще молодая, красивая, полная сил, вы найдете себе кого-то другого, еще даже лучше вашего этого. Мы вам даже можем помочь подобрать кого-нибудь. Например, из недавно освобожденных.
   Лариса. Никто мне не нужен, кроме моего Лени. И если вы его посадите на долгие годы, я его буду ждать. А если ушлете его куда-нибудь далеко, я поеду за ним в Магадан, на Колыму, на Северный полюс.
   Председатель. Да ладно, «поеду». Декабристка нашлась. Так уж сильно любите?
   Лариса. Да вот, представьте себе, сильно.
   Председатель. Да? И чем это он вас так прельстил? Большими заработками?
   Лариса. Да какие там заработки. Зарплата, которую два месяца платят и три задерживают.
   Председатель. А тогда что еще? Это самое?
   Лариса. Да, и это самое. И не только. Он вообще верный муж, любящий отец, честный и благородный человек, наглому не уступит, слабого не обидит, у богатого копейки не возьмет, с бедным последним поделится. А меня любит, как в самом начале, когда мы жили еще без расписки.