Войскунский Евгений. Прощание на берегу

   Но почему-то подозрения Аси только усилились: бывает же так, что мыслям, принявшим определенное направление, трудно свернуть в сторону.
   Она, конечно, помнила совет мужа не докучать гостю вопросами, но расспрашивать сына никто запретить ей не мог. Игорь не делал тайны из того, что знал, но знал-то он слишком мало, а вернее, не знал ничего.
   Был тихий вечер. В черном небе вовсю распылались звезды, и в просветах между листвой деревьев была видна серебряная дорожка, положенная на море луной.
   Михаил сидел на веранде и читал газету, изредка комментируя напечатанное одобрительным или ироническим "хм". Ася накрыла на стол и кликнула Игоря.
   - Чего, мам? - Игорь появился с книгой в руке.
   - Что делает дядя Георгий?
   - Работает.
   - Заработался совсем. И что он без конца пишет, и днем, и ночью, хотела бы я знать?.. Позови его пить чай.
   Платонов вышел на веранду. Он был необычно оживлен.
   - Чай - это хорошо, - проговорил он, садясь на свое место. - Вечный и нетленный напиток, как сказал бы наш друг Филипп. Что пишут в газете, Михаил?
   - Да так, все то же. - Михаил отложил газету. - Бурение сверхглубокой на Новом плато продолжается. Международный симпозиум физиологов. Опять упоминают о загадочной смерти профессора Неймана.
   - Дай-ка газету. - Платонов пробежал отчет о симпозиуме. - Ты прав, все то же. О, клубничное варенье, превосходно! Ну, Михаил, как поживают твои старички?
   "Что это с ним? - подумал Михаил. - Нервное возбуждение или просто хорошее настроение?"
   Он стал рассказывать о новейших методах лечения старости в санатории "Долголетие", и Платонов слушал и задавал вопросы, свидетельствующие о знании предмета, и Ася все подкладывала ему клубничного варенья.
   - Да, - сказал Платонов задумчиво. - От Гиппократа и до наших дней люди бьются над проблемой долголетия... - Он посмотрел на Михаила, прищурив глаз. - Скажи-ка, племянник, в чем заключается, по-твоему, основная причина старения?
   - Сложный вопрос, дядя Георгий... В общем, я согласен с мнением, что старость - постепенная утрата способности живого вещества к самообновлению. Ведь общее развитие жизни связано с неизбежностью смерти, а что-то должно ее подготовить... - Михаил откинулся на спинку кресла, в голосе его появилась лекторская нотка. - Вы, наверное, знаете, что интенсивность обмена веществ у девятилетнего ребенка достигает пятидесяти процентов, а у старика в девяносто лет снижается до тридцати. Изменяется прием кислорода, выделение углекислоты, подвижные белки приобретают более устойчивые формы... Ну и все такое. Я хочу сказать, что организм в старости приспособляется к возрастным изменениям, и мы, гериатры, считаем своей главной задачей стабилизировать возможно дольше это приспособление.
   - Верно, Михаил. Но не приходило ли тебе в голову, что организм... Впрочем, ладно, - прервал Платонов самого себя. - Все это слишком скучная материя для Аси.
   - Да нет, пожалуйста. Я привыкла к таким разговорам, - сказала Ася. - Все хочу вас спросить: вы работаете в Ленинграде?
   - Недалеко от него - в Борках. Это научный городок...
   - Ну как же, - сказала Ася. - Кто не знает Борков. У нас в прошлом году лечился один крупный физик из Борков. Чудный был дядя, веселый и общительный, мы все прямо влюбились в него.
   Платонов внимательно посмотрел на нее и встретил испытующий ответный взгляд.
   - Ася, - сказал он, усмехнувшись какой-то своей мысли. - Ася и Михаил. Я сознаю, конечно, что веду себя не слишком вежливо. Свалился с неба дядюшка, живет третью неделю и хоть бы три слова рассказал о себе и о своей работе... Нет, нет, Михаил, помолчи, я знаю, что это именно так, хотя я очень ценю твою деликатность. Ну что ж. Пожалуй, пора мне кое-что рассказать...
   Он помолчал немного, потер ладонью лоб и начал:
   - Это пришло мне в голову много лет назад, а точнее - на третьем году войны. Вас тогда и в помине не было, а я был молод и здоров, как бык. Все началось с пустяка... Впрочем, в то время это для меня был не пустяк... Помнишь, Михаил, как у Диккенса? Королевский юрисконсульт спросил Сэма Уэллера, не случилось ли с ним в то утро чего-нибудь исключительного. А Сэм говорит, дескать, в то утро, джентльмены присяжные, я получил новый костюм, и это было совсем исключительное и необычное обстоятельство для меня. Так вот, в то утро я получил на складе новое кожаное пальто - "реглан", как их называли, и это было для меня тоже исключительное событие. Мы, молодые летчики, любили щегольнуть.
   Я прицепил к реглану погоны, пришил петлички, и тут меня и вызвали, а через четверть часа я был уже в воздухе. Так и не переоделся в летное. А еще через четверть часа я нос к носу столкнулся с фашистом и пошел в лобовую атаку. Тебе, Игорь, я рассказывал это девятнадцать раз, и ты знаешь; здесь все на нервах. Кто первый не выдержит, отвалит в сторону, тот и получит очередь в незащищенное место. Ну, сближаемся, он у меня ракурсом ноль в кольцах коллиматорного прицела, значит, и я у него тоже. Я из всех пулеметов - он тоже. Тут мне и досталось. Я сгоряча в первый момент не почувствовал, жму вперед, на него. А это, знаете, доли секунды. Он отвалил вверх, показал брюхо, и я ему всадил в маслорадиатор. Он задымил - это я еще видел. Задымил и пошел вниз. А как я посадил машину, не помню. Ребята говорили, полная кабина крови натекла. Вытащили меня - и в госпиталь. Шесть дырок в груди, сквозные. Ну, ладно. Полежал я, все зажило. Выписываюсь, Иду в каптерку. А мой новый реглан - до сих пор злюсь, как вспомню... Впереди-то дырки маленькие, а на спине - все разворотило. Я и думаю: что за чепуха, на мне все дырки зажили, а на реглане - так и зияют...
   Улавливаешь мысль, племянник?
   - Пока нет, - признался Михаил.
   - Я тоже не сразу понял. Только задумываться начал. Конечно, война, не до того, а я все же нет-нет, да и подумаю. Начал книжки специальные почитывать. А после войны ушел в запас, поступил на химический факультет, тогда-то и занялся всерьез. Понимаешь, вот, скажем, кожаная обувь. Изнашиваются подошвы. А живой человек ходит босиком, тоже протирает кожу, а она снова нарастает. И я подумал; нельзя ли сделать так, чтобы неживая кожа, подошва, тоже восстанавливалась?
   - Напрасный труд, - улыбнулся Михаил. - Кожа для подметок теперь почти не применяется. Синтетики...
   - Поди ты с синтетиками! - Платонов даже поморщился. - Экий ты, братец... Я же тебе про философскую проблему толкую. Ну-ка, посмотри на явление износа с высоких позиций. Все случаи можно свести к двум категориям. Первая постепенный износ, постепенное изменение качества. Пример - ботинки. Хоть из кожи, хоть из синтетики. Как только ступил в новых ботинках на землю начался износ. Точно определить, когда они придут в негодность, трудно. Индивидуальное суждение. Один считает, что изношены, и выкидывает. Другой подбирает их и думает: фу, черт, почти новые ботинки выбросили, дай-ка поношу... Михаил коротко рассмеялся.
   - Теперь возьми вторую категорию; ступенчатый износ, - продолжал Платонов. - Пример - электрическая лампочка накаливания. Вот я включаю свет. Можешь ли ты сказать, сколько часов горела лампочка? Когда она перегорит?
   - Действительно, - сказал Михаил. - Лампочка вроде бы не изнашивается. Она горит, горит - и вдруг перегорает.
   - Именно! - Платонов встал и прошелся по веранде, сунув руки в карманы. Вдруг перегорает. Ступенька, скачкообразный переход в новое качество... Разумеется, подавляющее большинство вещей подвержено первой категории износа - постепенной. И я стал размышлять: можно ли перевести подошвенную кожу в условия износа второй категории - чтобы ее износ имел не постепенный характер, а ступенчатый? Скажем так: носишь ботинки, носишь, а подошва все как новая. Затем истекает некий срок - ив один прекрасный день они мигом разваливаются. Никаких сомнений, можно ли их носить еще. Как электрическая лампочка - хлоп, и нет ее.
   Платонов внезапно замолчал. Он облокотился о перила и словно высматривал что-то в темноте сада.
   - Мысль интересная, - сказал Михаил. - Вещь все время новая до определенного срока.
   - И вы сделали такие ботинки, которые не изнашиваются? - спросила Ася.
   - Да.
   - Но как вы этого добились? - заинтересованно спросил Михаил.
   - Долгая история, дружок. В общем, мы после многолетних опытов добились, что кожа органического происхождения сама восстанавливает изношенные клетки. Но... видишь ли, подошва - не такая уж важная проблема. Дело в принципе, а он завел меня... и других... довольно далеко... - Платонов выпрямился. - Ну, об этом как-нибудь в другой раз.
   - Хотите еще чаю? - сказала Ася. - Я сразу подумала, что вы изобретатель. Выходит, можно делать и пальто, и другие вещи, и они все время будут как новые?
   - Можно делать и пальто... Ну, я пойду.
   - Опять будете работать всю ночь?
   - Возможно.
   Тут у садовой калитки постучали. Игорь побежал открывать.
   - Это дом Левицких? - донесся до веранды высокий женский голос.
   - Да, - ответил Игорь.
   - Скажите, пожалуйста, у вас живет Георгий Платонов?
   У Платонова взлетели брови, когда он услышал этот голос. Он медленно спустился с веранды и шагнул навстречу стройной молодой женщине в сером костюме, которая вслед за Игорем шла по садовой дорожке.
   - Георгий!
   Она кинулась к нему и уткнулась лицом ему в грудь, он взял ее за вздрагивающие плечи, глаза его были полузакрыты.
   - Зачем ты приехала? - сказал он. - Как ты меня нашла?
   Женщина подняла мокрое от слез лицо.
   - Нашла - и все...
   - Пойдем ко мне, поговорим.
   Он взял ее за руку и повел в свою комнату, на ходу пробормотав извинение.
   - Пожалуйста, - откликнулась Ася. Поджав губы, она посмотрела на мужа. Ну, что ты скажешь?
   - Какое у нее лицо, - тихо проговорил Михаил.
   - Хоть бы поздоровалась с нами... Однако у твоего старого дядюшки довольно молодые знакомые, ты не находишь?
   - Может быть, это его жена...
   - Жена? Значит, по-твоему, он сбежал от жены? Какой милый, резвый дядюшка!
   - Перестань, Ася. Разве ты не видишь. У них что-то произошло.
   - Вижу, вижу. Я все вижу. - Ася принялась споласкивать стаканы.
   Михаил спустился в сад, вынес из пристроечки шланг и приладил его к водяной колонке. Он старался не смотреть в окно Платонова, но боковым зрением видел, что там не горит свет.
   Тугая струя била из шланга, земля, трава и деревья жадно пили воду, и Михаил не жалел воды, чтобы они напились как следует.
   Потом он вернулся на веранду, снова сел за прибранный стол, и Ася сказала:
   - Надо идти спать. Он не ответил.
   - Что с тобой, Миша? Ты меня слышишь?
   - Да. Мне не хочется спать.
   Она подошла к нему сзади и обвила полными руками его шею.
   - Я бы хотела, чтобы он поскорее уехал, Миша. Не сердись на меня, но мне кажется... он вносит в нашу жизнь какую-то смуту... Так спокойно было, когда мы его не знали...
   Он погладил ее по руке.
   Послышались шаги. Ася отошла к перилам веранды и скрестила руки на груди. Что еще преподнесут эти двое?..
   Тихо отворилась стеклянная дверь. Платонов и женщина в сером костюме вышли на веранду.
   - Я должна извиниться перед вами, - сказала женщина, на милом ее лице появилась смущенная улыбка ребенка, знающего, что его простят. - Меня зовут Галина Куломзина, я некоторое время была ассистенткой Георгия Ильича в Борках.
   Михаил поспешно подвинул к ней плетеное кресло.
   - Садитесь, пожалуйста.
   - Спасибо. Я привыкла заботиться о Георгии и... Словом, я приплыла сюда на "Балаклаве" и обошла весь город. У вас такой чудесный город, только очень устаешь от лестниц...
   - Это верно. - Михаил улыбнулся. - К Кара-Буруну нужно привыкнуть.
   - Я не знала, где остановился Георгий, и спрашивала буквально у всех встречных, описывала его внешность... Смешное и безнадежное занятие, не правда ли?.. Я даже ездила в Халцедоновую бухту и обошла все пансионаты. Наконец, меня надоумили пойти в курортное управление. К счастью, одна женщина, задержавшаяся там на работе, знала, что к одной из ее сотрудниц... к вам, - она улыбнулась Асе, - приехал погостить родственник...
   "Это Шурочка", - подумала Ася и сказала вслух:
   - Все хорошо, что хорошо кончается.
   - Да... Я безумно устала, но, слава богу, я нашла его. - Галина долгим взглядом посмотрела на Платонова, неподвижно стоявшего у перил.
   - Налить вам чаю? - спросила Ася.
   - Минуточку, Ася, - вмешался Платонов. - Прежде всего:
   нельзя ли снять для Галины комнату здесь по соседству? Ася изумленно посмотрела на него.
   - Сейчас уже поздновато, - произнесла она с запинкой. - Но... почему бы вашей... ассистентке не остаться у нас? Игорь спит в саду, его комната свободна.
   - Конечно, - сказал Михаил. - Располагайтесь в комнате Игоря.
   - Благодарю вас, - Галина вздохнула. - Я так устала, что мне, право, безразлично...
   - Кстати, куда это Игорь запропастился? - Ася поглядела в сад. - Игорь!
   После того как незнакомая женщина кинулась к дяде Георгию, Игорь тихонько отступил в тень деревьев. Он пробрался в дальний угол сада и сел на выступ скалы. Смутное ощущение предстоящей разлуки охватило его. И Игорь подумал, что никогда и ни за что не женится, потому что там, где появляется женщина, сразу все идет кувырком.
   А наутро Платонов исчез.
   Первым это обнаружил Игорь. За три недели он привык, что дядя Георгий будил его ни свет ни заря, но в это утро он проснулся сам. По солнцу Игорь определил, что обычный час побудки давно миновал. С неприятным ощущением некоей перемены он, тихонько ступая босыми ногами, вошел в дом и приоткрыл дверь комнаты Платонова.
   Дяди не было. Приборы все были свалены в углу в беспорядочной куче.
   Ясно. Ушел в горы один.
   Горшей обиды Игорю никто и никогда не наносил. Чтобы не заплакать, он поскорее залез на ореховое дерево, самое высокое в саду, и стал смотреть на море, голубое и серебряное в тот ранний час. Из бухты выходил белый теплоход, медленно разворачиваясь вправо,
   "Балаклава", - подумал Игорь. И он представил себе, как в один прекрасный день уплывет на белом теплоходе из Кара-Буруна, а потом приедет в Борки и будет жить у дяди Георгия и помогать ему в работе. И он все время поглядывал на дорогу - не возвращается ли дядя Георгий, и заранее представлял себе, как он сухо ответит на дядино приветствие и немного поломается, перед тем как принять предложение идти на море.
   Тут на веранду вышла та, вчерашняя. На ней был легкий сарафан - белый с синим. Она озабоченно поглядела по сторонам и ушла в дом. Потом на веранде появился отец. Он тоже огляделся, поправил виноградную плеть и позвал:
   - Игорь!
   Игорь неохотно откликнулся.
   - Ну-ка, живо слезай, - сказал отец. - Ты видел утром дядю Георгия? Нет? Куда же он ушел?
   Голос у отца был необычный, и Игорь понял: что-то произошло.
   Потом они все стояли в комнате дяди Георгия. Михаил вертел в руках большой заклеенный пакет, на котором было четко неписано: "Михаилу Левицкому. Вскрыть не ранее чем утром 24 августа". Это означало - завтра утром...
   Вещей Платонова в комнате не было, он унес оба чемодана. Только приборы остались, да пустой ящик из-под ботинок, да две-три книжки.
   - Он что же - уехал не попрощавшись? - Ася покачала головой. - Не сказав ни слова...
   Галина смотрела на пакет в руках Левицкого. Не мигая, не отрывая взгляда, смотрела на пакет, в ее светло-карих глазах была тревога.
   - Уехал? - растерянно сказал Игорь.
   И тут он вспомнил про "Балаклаву", недавно отплывшую из Кара-Буруна.
   - Сейчас узнаем, - сказал Михаил и подошел к телефону, не выпуская ракета из рук.
   Он позвонил диспетчеру морского вокзала, и тот согласился запросить "Балаклаву" по радио.
   - Михаил Петрович, - сказала Галина высоким звенящим голосом. - Очень прошу вас, вскройте пакет.
   - Нет, Галина, - ответил он, - этого сделать я не могу.
   - Странные все-таки манеры, - пробормотала Ася. - В таком преклонном возрасте выкидывать такие номера... Галина посмотрела на нее.
   - Простите за неуместное любопытство... Вы просто не представляете, как это важно... Вы знаете, сколько лет Георгию... Георгию Ильичу?
   - Могу вам ответить, - сказал Михаил. - Дядя Георгий на двенадцать лет старше своей сестры, моей покойной матери. Ему семьдесят три - семьдесят четыре.
   - Семьдесят... Боже мой... - прошептала Галина и сжала ладонями щеки.
   Теперь настал черед Аси удивиться.
   - Вы работаете с ним вместе и не знали, сколько ему лет?
   - Он никогда не говорил... Я работала с ним недолго, четыре года... Но старожилы говорили, что он выглядел точно так же много лет назад. Я только знала - он старше Неймана...
   - Дядя Георгий работал с Нейманом? - изумился Михаил.
   - Да.
   - Но позвольте... Я хорошо знаком с работами профессора Неймана. Он занимался проблемой долголетия, и это меня весьма интересовало как гериатра. Но ведь дядя Георгий работал совсем в другой области. Он говорил об износе материалов - что-то о переводе постепенного износа в ступенчатую категорию. Что здесь общего?
   - Не могу сейчас... Не в состоянии говорить об этом... - На Галине прямо лица не было. - Но именно со ступенчатого износа они начали свое сумасшедшее исследование... - Она отвернулась к окну.
   - Что все-таки произошло с Нейманом? - спросила Ася с интересом. - В газетах писали - загадочная скоропостижная смерть, ничем не болел... Милочка, да что с вами? - вскричала она, увидев, что Галина плачет. - Ну, пожалуйста, успокойтесь... Игорь, быстро воды!
   - Не надо. - Галина прерывисто вздохнула. - Кажется, самые тяжкие мои опасения... Михаил Петрович, вскройте пакет! Михаил медленно покачал головой. Тут зазвонил телефон, и он проворно снял трубку.
   - Доктор Левицкий? - услышал он. - Говорит диспетчер морского вокзала. Я связался по УКВ с "Балаклавой", В списках пассажиров Георгий Платонов не значится.
   - Благодарю вас, - сказал Михаил и положил трубку. - На "Балаклаве" его нет.
   - Значит, он здесь! - воскликнул Игорь.
   - Да, из Кара-Буруна можно уехать только морем, - подтвердила Ася. Милая, не надо волноваться...
   - Я пойду. - Галина направилась к двери. - Пойду его искать.
   - Я с вами! - встрепенулся Игорь.
   - Минуточку. - Михаил встал у них на пути, его сухое тонкогубое лицо выглядело очень озабоченным, очень серьезным. - Послушайте меня, Галина. Давайте рассуждать логично. Георгий ушел с чемоданами - а они довольно тяжелы, естественно, он не станет бродить с такой поклажей по городу. Скорее всего, он остановился в гостинице или сдал чемоданы в камеру хранения вокзала. Я гораздо быстрее наведу справки по телефону, чем вы - рыская по городу. Прошу вас, наберитесь терпения. В городе всего три гостиницы.
   Галина кивнула, отошла к окну.
   - Игорь, тебе следовало бы пойти умыться, - негромко сказал Михаил и снял трубку.
   Он позвонил в отель "Южный" и в другие две гостиницы, и отовсюду ответили, что - нет, Георгий Платонов у них не останавливался.
   Михаил взглянул на часы, позвонил в санаторий "Долголетие" и попросил у главврача разрешения задержаться на час. Затем он вступил в сложные переговоры с администрацией морского вокзала, в результате которых выяснил, что человек по имени Георгий Платонов сегодня утром не сдавал в камеру хранения двух больших чемоданов.
   Все это время Галина неподвижно стояла у окна, а Игорь, и не подумавший идти умываться, машинально листал книжки, оставленные дядей Георгием.
   - Остается Халцедоновая, - сказал Михаил и вызвал коммутатор курорта.
   - Тише! - вдруг крикнула Галина. - В саду кто-то ходит... - Она высунулась в окно.
   Да, скрип ракушек под ногами...
   Галина побежала на веранду, все последовали за ней. По садовой дорожке к веранде шел грузный человек в белой сетке и грубых холщовых штанах, в сандалиях на босу ногу. Пот приклеил к его лбу прядь седых волос, крупными каплями стекал по темно-медному лицу.
   - Филипп! - Игорь понесся навстречу старому сапожнику.
   - Здравствуй, мальчик, - сказал Филипп, пересиливая одышку. Здравствуйте, все.
   Он поднялся на веранду и сел на стул. Четыре пары встревоженных глаз в упор смотрели на старика.
   - Было время, когда крутые подъемы вызывали у меня песню, - сказал Филипп, шумно и часто дыша.
   - Вы видели дядю Георгия? - нетерпеливо спросил Игорь. - Где он?..
   - Я копал под скалой червей для наживки, а солнце еще не встало, - сказал Филипп и почесал мизинцем лохматую седую бровь. - Тут он и пришел. В руках у него было по чемодану, а в зубах травинка. "Филипп, я собираюсь уехать, могу я на время оставить у вас чемоданы?" - "Ну, если в них нет атомной бомбы, так я ему сказал, - то поставьте их в тот уголок, под красавицей Гоффи". Мы сели и позавтракали помидорами и сыром. Он ел мало, а говорил еще меньше. Филипп сделал паузу и долгим одобрительным взглядом посмотрел на Галину. Сколько вам лет, спросил он меня, и я сказал - человеку не надо знать, сколько ему лет, потому что...
   - Где он? - прервала его Галина. - Если вы знаете, то просто скажите: где он?
   Филипп покачал головой.
   - Слишком просто, красавица, - сказал он. - Но вы узнаете все, что знаю я. Человек, который вас так интересует, вынул из чемодана ботинки и подарил их мне. Они не знают износа, сказал он, и это лучшее, что я могу вам подарить как специалисту. Я взял ботинки и, поскольку я не верю в вечность подошвы...
   - Боже мой, неужели нельзя по-человечески сказать: где он?
   - По-человечески? Ага, по-человечески... Ну, так он попрощался со мной за руку и пошел по Трехмильному проезду вверх. Прогуляться, - так он сказал. Я начал работать и размышлять;
   что же такое было у него на лице. Оно мне показалось странным. И я решил пойти сюда и сказать вам то, что вы услышали. По-человечески... Принеси мне воды, сынок.
   - Мама вам принесет! - Игорь уже сбегал с веранды. - Я знаю, где его искать! - донесся голос мальчика уже из-за деревьев. - Я найду!
   Хлопнула калитка.
   Филипп напился воды, посмотрел на Галину, кивнул и направился к калитке, и ракушки захрустели под его грузными шагами. Михаил пошел проводить старика.
   - Доктор, я все хочу попросить вас, - сказал Филипп, берясь за щеколду: Дайте мне что-нибудь, чтобы я меньше потел во сне.
   Игорь бежал по шероховатым плитам Трехмильного проезда, жесткая трава, торчащая из щелей, царапала его босые ноги. Он выскочил из дому в одних трусах, даже панамы не успел надеть, и теперь солнце начинало припекать ему голову.
   Он очень торопился.
   Дорога становилась все круче, Игорь запыхался и перешел с бега на быстрый шаг. Он старался экономно и правильно регулировать дыхание - как учил его дядя Георгий. Четыре шага - вдох, четыре шага - выдох.
   Игорь и сам не знал, что заставляло его так торопиться. До сих пор он жил в окружении вещей и явлений ясных и привычных, как свет дня. Но последние события - приезд незнакомой женщины, непонятное бегство дяди Георгия, визит Филиппа - сбили мальчика с толку. Ему хотелось одного; вцепиться в сильную руку дяди Георгия, и тогда снова все будет хорошо и привычно.
   Трехмильный проезд кончился. Влево уходила лесная дорога в Халцедоновую бухту, но Игорь знал, что дядя не любил этой дороги: он всегда предпочитал держаться ближе к морю. И Игорь без колебаний пошел направо по узкой тропинке, зигзагами сбегавшей в ущелье. Некоторое время он шел в тени моста электрички, продирался сквозь кусты дикого граната, потом, лавируя между стволами орехов, поднялся по противоположному склону ущелья и вышел к крутому обрыву над морем.
   Он чуточку передохнул и потер большой палец ноги, больно ушибленный о корень дерева,
   Затем Игорь двинулся по узкому карнизу - однажды они с дядей Георгием проходили здесь. Он старался не смотреть вниз, где под обрывом синело море, он медленно шел, прикасаясь левым плечом к скале и осторожно перешагивая кустики ежевики, тут и там стелющиеся по карнизу. В одном месте он увидел примятый кустик и раздавленные ягоды - это окончательно утвердило его в мысли, что дядя Георгий недавно здесь прошел.
   Да, он недалеко. Наверно, за тем выступом, за которым сразу открывается вид на пляжи Халцедоновой. Еще десяток метров...
   Дикий грохот и вой возникли так неожиданно, что Игорь вздрогнул. Это электричка, перелетев по стальному мосту через ущелье, мчалась по дороге, прорубленной в скалах, выше карниза, прямо над головой мальчика. Игорь знал, что отсюда электричку не увидит, но невольно задрал голову - ив тот же миг его правая нога встретила пустоту.
   Он сорвался...
   Его рука отчаянно цеплялась за карниз, но соскользнула с гладкого закругленного камня, и тут Игорь почувствовал, что живот прижат к колючему кусту. Он успел вцепиться руками в куст и повис над обрывом, тщетно пытаясь нащупать ногами опору.
   - Дядя Георги-и-и-ий!
   - И-и-и... - откликнулось горное эхо.
   Незадолго перед этим Георгий Платонов прошел по карнизу к тому месту за выступом скалы, откуда была видна Халцедоновая бухта.
   Здесь он остановился, прижался спиной к теплому камню, сдвинул кепи на затылок.
   Здесь никто его не видел, и ему не приходилось думать о выражении своего лица.
   Он был один - наедине со своими мыслями.
   Перед ним лежало огромное море, согретое южным солнцем. Он видел зеленые склоны гор, желтые пляжи и белые здания. В двух часах ходьбы его ждала прекрасная женщина...
   Но он был уже бесконечно далек от всего этого.
   Он знал, что напрасно тянет время, но никак не мог оторваться от своих мыслей о Галине.
   "Пойми, я должен был бежать от тебя. Ты мешала мне. Я нуждался хоть в каком-нибудь душевном равновесии, чтобы закончить работу. Но ты мне мешала, и вот я тайком уехал - бежал от тебя. Так было лучше - лучше для нас обоих. А потом та бы все поняла из моих записок, которые Михаил перешлет в Борки. И время залечило бы рану.