Шелестели на ветру серо-зеленые приземистые пальмы с бочкообразными волосатыми стволами. В пестрых киосках торговали мороженым, напитками, сувенирами и разной пляжной мелочью.
Я подошла к барьеру, отделявшему набережную от пляжа, облокотилась на него и стала смотреть на море. Над моей головой кричали чайки, из ресторана доносилась спокойная блюзовая мелодия. Неподалеку от меня остановились две девушки в купальных костюмах и стали кормить чаек кусочками хлеба.
Низко надо мной пролетела какая-то большая белая птица, кажется, альбатрос, и вдруг что-то выронила прямо к моим ногам.
Я опустила глаза и увидела, что это небольшой круглый хлебец. Сначала я небрежно откинула его кончиком ноги, но потом подняла и тоже стала кормить чаек.
Позже, когда птицы мне надоели, я снова прогуливалась по набережной, останавливаясь у киосков и разглядывая сувениры. В конце набережной начинался парк. Я решила зайти туда.
Возле парка мне навстречу попался высокий молодой человек в синих джинсах и белой майке. Его красивое загорелое лицо показалось мне смутно знакомым. Поравнявшись со мной, он замедлил шаг и как-то неопределенно поклонился. Я вежливо и спокойно кивнула в ответ.
– Простите, – сказал он, останавливаясь. – Я вас не сразу узнал. Это действительно вы?
– Да. А это вы. Мне еще издали ваше лицо показалось знакомым. Как давно мы не виделись!
– Я слышал, вы совсем пропали. Куда-то уезжали?
– Да, я была довольно далеко отсюда.
– Путешествовали?
– Нет, это было не путешествие.
– Деловая поездка?
– Что-то в этом роде. Но мне не хочется о ней вспоминать. Там были какие-то неприятности…
– А сейчас вы куда-нибудь спешите?
– Нет. Просто вышла прогуляться по на бережной.
– Можно, я составлю вам компанию? Мы так давно не виделись…
– Я буду только рада. Мне уже наскучило гулять одной. Впрочем, вы ведь знаете, я все гда скучаю… – Он пошел рядом.
– Вы любите море? – спросила я, чтобы наше молчание не показалось ему тоскливым.
– Да. А вы?
– Тоже. Человек, которого я любила и потеряла, очень любил море. Синее море.
– Как его звали?
– Зачем вам это знать? Это совершенно не важно, это было так давно, что я сама за была его имя.
Мы помолчали.
– Я тоже любил женщину и потерял ее.
Мою жену. Она умерла.
– Как жаль.
Мы вошли в парк и подошли к пруду со странными зелеными лебедями. Рядом в большой круглой беседке располагалось кафе.
– Не хотите ли выпить по чашечке кофе?
– Да, с удовольствием. Кажется, я сегодня утром не успела сделать это дома.
Мы уселись за столик так, чтобы видеть море в просветах между деревьями. К нам подошла молоденькая официантка.
– Двойной эспрессо? – спросил мой спутник.
– Да, как всегда.
Себе он взял большую чашку простого кофе. Я вспомнила, что он всегда пил простой кофе с большим количеством молока и сахара.
Неподалеку от нас крутилось под музыку огромное обзорное колесо с легкими открытыми кабинками. Я бездумно загляделась на него.
– Как вас зовут? – спросил он.
Стоит ли называть себя? А впрочем, почему бы и нет…
– Энн. А вас?
– Егор.
Никогда не встречала никого, кто бы носил такое имя.
– Вы ведь недавно приехали в этот город? – спросил Егор.
– Да, недавно. Но он уже успел мне надо есть.
– А хотите полюбоваться на него сверху?
Город того стоит, уверяю вас!
– С удовольствием.
Мы расплатились, встали и пошли к колесу. По деревянным ступенькам поднялись на помост, где кабинки задерживались на короткое время, чтобы люди могли занять места. Каждая кабинка была на одного человека. Мой знакомый пропустил меня вперед, а сам сел в следующую. Колесо двинулось, и моя кабинка, чуть подрагивая и покачиваясь, поплыла вверх.
Город сверху выглядел довольно нарядно, несколько больших парков и сады вокруг особняков очень украшали его. Особый шарм ему придавали старинные замки на холмах, окружавших город и бухту. Но как, однако, все это пригляделось и надоело! В сущности, все приморские курортные города похожи один на другой.
Колесо приостановилось, и моя кабинка зависла на самом верху. Отсюда была видна вся бухта. С одной стороны ее запирали высокие, с виду совершенно неприступные скалы, уходящие прямо в море, с другой далеко, до самого горизонта тянулась полоса желтых пляжей. Вдоль нее угадывалась почти такая же длинная полоса отмелей. Городские пляжи кое-где прерывались поросшими сосновым лесом дюнами. Довольно скучный ландшафт.
Моя кабинка пошла вниз и вскоре коснулась помоста. Я открыла дверку, вышла на помост, спустилась по ступенькам и пошла к выходу из парка. Я утомилась, и мне захотелось вернуться в пансион, принять душ и лечь в постель.
В пансионе портье, увидев меня, молча снял с доски ключ от моей комнаты и протянул его мне.
– Почты для меня не было?
– Нет, мадам. Сегодня не было.
Я поднялась к себе, разделась, приняла душ и легла в постель. Решила посмотреть перед сном телевизор, взяла с тумбочки пульт и принялась бездумно нажимать кнопки. По всем программам показывали совершеннейшую чушь, и я ни на чем не смогла задержать внимания. Тогда я достала снотворное и приняла две таблетки, чтобы уснуть сразу и наверняка. Мелькнула мысль: а не выпить ли все таблетки, сколько их там осталось в флаконе, чтобы завтра не просыпаться и не начинать еще один долгий и ненужный день? С этой мыслью я и уснула.
Утром я проснулась поздно, с разбитым телом и тяжелой головой, и решила, что больше так продолжаться не может. Надо взять себя в руки и отдыхать, как все нормальные люди, ведь для тоски и тревоги, в сущности, нет никаких оснований.
Решить – это, конечно, хорошо, но где взять силы? Для начала я позвонила портье и заказала завтрак в номер, а сама пошла в душ. Вода шла только теплая: как я ни крутила оба крана, я не смогла добиться ни холодной, ни горячей, так что шведский душ у меня не получился. Пока я мучилась с душем, остыл мой кофе. Что же касается аппетита, то его и не было. Выкатив столик с уже ненужным завтраком в коридор, я села к зеркалу, чтобы хоть как-то привести себя в порядок.
Мое лицо в зеркале мне определенно не нравилось. Конечно, оно было гладким, без единой морщинки или пятнышка. Прежде глаза у меня были голубые, а теперь стали фиалковыми. Изменился и разрез глаз: они стали больше и чуть подтянулись к вискам.
Волосы из светло-русых стали золотыми с рыжинкой, причем без помощи краски, естественным путем. Больше двадцати семи лет мне никак нельзя было дать, но в этих необычных фиалковых глазах застыла такая тоскливая усталость, что мне самой в них смотреть не хотелось. Я медленно и старательно расчесывала свои пышные волосы, отводя глаза от какого-то чужого и совсем мне не интересного отражения в зеркале.
Потом я долго выбирала костюм для сегодняшней прогулки, подбирала к нему туфли, украшения и сумочку. Наконец я была готова, и вопрос, как убить новый день, встал передо мной со всей убедительностью своей неразрешимости.
Услышав дежурный ответ портье: «Для вас, мадам, сегодня ничего нет», я кивнула, положила ключ на стойку и вышла из пансиона.
Для начала я решила пройтись по Главной улице, которая шла параллельно набережной через весь город. Я рассматривала шикарные витрины, но никаких покупок не делала. Потом меня вдруг соблазнила крохотная стрекозка из серебра со вставками из австралийского опала, сделанная в стиле модерн. Я открыла сумочку, чтобы посмотреть, хватит ли у меня наличных денег. Была только мелочь, но я захватила банковскую карточку. Можно было взять деньги в автомате, номер я помнила, он был очень простой – 666, а можно было купить стрекозку по карточке.
Пока я так стояла перед витриной ювелирного магазина и раздумывала, я вдруг заметила, что в витрине отражается противоположная сторона улицы, а там стоит какой-то господин и явно наблюдает за мной. Я отвернулась от витрины и быстро пошла прочь.
Только уличных знакомств мне не хватало!
Он догнал меня на перекрестке и тронул за плечо.
– Простите, вы меня не узнаете?
Лицо его показалось мне смутно знакомым, а в остальном он был похож на сотни других прохожих: довольно стройный, спортивного сложения, одет в джинсы и белую майку.
– Мы с вами где-то встречались?
– По-моему, да. Я уже давно иду за вами и по дороге пытаюсь вспомнить, где и когда.
– Так вы меня преследуете?
– Ну что вы! Зачем так грозно? Я просто хотел увидеть ваше лицо и попытаться при помнить, где же мы с вами встречались? Как вас зовут?
– А вам не приходит в голову, что вы просто заметили сходство с кем-то из действительных ваших знакомых?
– Нет. Вот вы говорите, а я и по голосу слышу, что мы были очень хорошо знакомы. Я узнаю все ваши интонации, я их как бы слышу еще до того, как вы открываете рот, что бы отчитать меня.
– Я вас не отчитываю. Но я, кажется, вспомнила, где мы с вами встречались.
– Так где же? Говорите скорей, прошу вас!
– Вы вчера были в городском парке?
– Да, вроде бы… Я часто хожу через парк, это как раз мой путь от пляжа к отелю.
– А вы вчера не катались на колесе обзора?
– Совершенно верно! Мне вдруг вчера пришла в голову мысль поглядеть на город с высоты птичьего полета!
– Так вот там мы с вами и виделись. И я вчера каталась на этом колесе, и по-моему, я вас тоже приметила.
– Чрезвычайно польщен. Мне кажется, по этому поводу стоит зайти в кафе и выпить по бокалу шампанского.
– С утра? Я слышала, русские говорят, что с утра шампанское пьют только лошади.
– Тогда, может быть, кофе?
– От кофе не откажусь. К тому же мне сегодня не удалось выпить кофе у себя дома.
– Ваша горничная бастует? – Я засмеялась.
– У меня никакой горничной нет и ни когда не было. – Мы пошли по улице и вскоре вышли на площадь, где вокруг фонтана были во множестве расставлены легкие столики с плетеными стульями. Мы сели и заказали кофе. Я – двойной эспрессо, а он – большую чашку простого кофе с двойной порци ей молока и сахара.
– Вы знаете, – сказал он, помешивая ложечкой свой ужасный напиток, – как-то не верится, что у вас никогда не было горничной. Вы одеты и говорите, как очень светская женщина.
– Увы, я очень обыкновенная женщина.
– А ваш муж, кто он?
– У меня нет мужа. Уже давно нет.
– Вы – вдова. Теперь я понимаю, откуда у вас такая грусть в глазах.
– Разве я не могу быть просто брошенной женой и грустить по этому поводу?
– Вы?! Никогда! Таких женщин не бросают! – А, так он обыкновенный ловелас.
Мне сразу стало скучно. Но он этого не заметил и продолжал разговор:
– Давайте познакомимся по-настоящему. Как вас зовут? – Стоит ли называть ему мое имя? А впрочем, какое это имеет значение…
– Хуанита. А вас как зовут?
– Жорж.
Никогда не встречала никого, кто бы носил такое имя. И зря я начала это знакомство, надо это прекращать.
– Видите, там, на углу стоит девушка и продает розы. Принесите мне, пожалуйста, одну белую розу.
Он встал, не говоря ни слова, и направился к девушке. Я тоже встала и пошла в другую сторону.
Я провела унылый и ничем не заполненный день: погуляла по набережной, послушала фальшивую игру уличного оркестра, потом спустилась на пляж, взяла шезлонг и даже немного поплавала. Вода была теплой, как остывший чай, и поэтому купанье не доставило мне ничего, кроме отвращения.
Я дремала в своем шезлонге, а рядом две молодые женщины вели громкий разговор.
Я совсем этого не хотела, но пришлось выслушать его от начала до конца.
– Дорогая! Я так рада тебя видеть! Ты довольна, что я тебя разыскала на этом все мирном лежбище?
– Нет, только что пришла.
– Ты уже купалась?
– Да, перекусила на набережной. Там, у греков, очень вкусные салаты из морских фруктов. У тебя новый купальник?
– Конечно. Я ему так и сказала, что на пляже люблю бывать одна или с подругами. Знаешь, он уже изрядно мне надоел.
– Кто тебе успел рассказать? Мы с ним только сегодня решили, что с завтрашнего дня переезжаем в один пансион и снимаем номер на двоих. Он такой забавный!
– Какой ужас! Не верю… Хотя, знаешь, дорогая, с произведениями искусства всегда так: ориентируешься на высокую цену и думаешь получить нечто подлинное кисти большого мастера, а тебе вручают мазню на чинающего недоучки, который оказался племянником галериста.
– Совершенно с тобой согласна. Во всяком случае, я свою маникюршу никогда не рекламирую, чтобы потом не оказаться в очереди по зади тех, кому имела глупость дать ее телефон.
– Ты права! Все мужчины обманщики, никому из них верить нельзя.
От их стрекотанья у меня разболелась голова, и я покинула пляж. Я нашла уютный с виду ресторанчик и решила поужинать: может быть, я просто голодна, и поэтому так болит голова?
Я села за пустой столик в углу зала, заказала луковый суп, шашлык из креветок и белое вино к ним. Я только покончила с супом, как ко мне подсел какой-то плохо выбритый субъект, весь в металле и коже, и сразу же пошел в атаку:
– Скучаешь, кошечка?
– Я не скучаю, я ужинаю. Этот столик, между прочим, уже занят.
– Вот и хорошо! Я тоже один. Мы сольем наши два одиночества в одном бокале и не много повеселимся.
– Вы не могли бы оставить меня в покое?
– Об этом не беспокойся, детка: я сегодня при деньгах. Выиграл на скачках. Тебе шампанское, а мне – виски.
– Вы что, простых слов не понимаете?
– Какое тебе дело до моего имени? Да я сам не помню, как меня зовут!
И он заржал на весь ресторан. Официант услышал и подошел к нам.
– Что угодно?
– Этот молодой человек подсел без приглашения за мой столик. Не могли бы вы предоставить ему другой?
– Сию минутку, мадам. Двойной эспрес– со… Желаете еще что-нибудь на десерт?
– Счет, пожалуйста.
Это он услышал. Я расплатилась по карточке. Все это время наглый тип сидел, вальяжно развалясь на стуле, и разглядывал меня в упор. Я встала, и он тотчас поднялся, явно готовый следовать за мной.
– Где у вас туалет? – вполголоса спросила я официанта. Он показал мне дверь за углом стойки бара. Я пошла к туалету, а тип остался ждать меня у выхода из ресторана.
Я прошла мимо туалета и толкнула наугад какую-то дверь без надписи. Она открылась, и я увидела перед собой тесный дворик, заставленный ящиками и бочками. Быстро перебежав его, я оказалась у ворот, выходящих на другую улицу. Больше в этом городе я одна в ресторан не пойду даже ранним утром.
Я подошла к пансиону, когда уже начало темнеть. Но и здесь меня поджидали. У входа стоял незнакомый человек с белой розой в руке. Увидев меня, он подошел, улыбаясь и протягивая розу.
– Вот ваша роза!
– Какая еще роза? Вы с ума сошли?
– Еще нет. Вы просили принести вам белую розу, я и принес. Пожалуйста!
– Кто вы такой и что вам от меня надо? Я сейчас позову портье, а он вызовет полицию!
– Не сердитесь, я сейчас все объясню!
– Хорошо. Объясняйте, – я поднялась на крыльцо и коснулась пальцем кнопки звонка, но не нажала. – Ну, что вы там хотели мне объяснить? Говорите. Я даю вам три минуты.
У незнакомца сделалось такое несчастное и растерянное лицо, что мне стало его жаль. К тому же лицо показалось мне смутно знакомым.
– Я не могу объясняться с вами прямо на улице. Может быть, мы пойдем в ресторан и поужинаем вместе?
– Я уже поужинала. И к тому же мне ка жется, что вы уже подходили ко мне сегод ня или вчера и даже без приглашения усажи вались за мой столик. Прекратите меня пре следовать!
– Пожалуйста, выслушайте меня! – его голос стал умоляющим и показался мне ис кренним.
– Хорошо, будь по-вашему. Я вас выслу шаю. Но для этого мы пройдем в бар моего пансиона, закажем кофе, и за ним вы расска жете мне, по какому праву все время оказы ваетесь у меня на пути. Согласны?
– Благодарю вас!
Мы вошли в фойе, и я вопросительно поглядела в глаза портье. Он помотал головой и подал мне ключ от номера. Я положила его в сумочку и направилась в бар, а мой преследователь – за мной.
Мы сели на высокие табуреты у стойки, над которой висело огромное зеркало, и заказали кофе: я – двойной эспрессо, а он – большую чашку простого кофе с молоком и сахаром.
– Я слушаю вас.
– Как вас зовут?
Стоит ли называть свое имя? Впрочем, почему бы и нет…
– Анни. А вас как?
– Юрий.
Никогда не встречала никого, кого бы так звали.
– Что вы хотели мне рассказать?
– Не рассказать, а спросить: где мы мог ли с вами встречаться? Мне так знакомо ваше лицо!
– Мне тоже знакомо ваше лицо. Мы встре чались на улице. На днях. И не раз и не два.
– Нет, не сейчас, а раньше?
– А где вы жили раньше?
– Я жил в другой стране. Но я не помню, что это за страна и что я там делал. Я был женат на красивой и разумной женщине.
Пока она была жива, все было прекрасно, я жил нормальной жизнью и был счастлив.
– У вас были дети?
– Да, сын. Но он исчез после смерти моей жены. Может быть, его взяли на воспитание ее или мои родственники? – он потер рукой лоб. – Нет, в точности я не помню.
– Как звали вашу жену?
– А в самом деле, как же ее звали? Лиззи? Марьяна? Руфь? Нет, не могу вспомнить…
– Чем вы занимаетесь в этом городе?
– Ничем… Просто стараюсь как можно веселее проводить свободное время.
– А в прошлом чем занимались?
– Кажется, я был моряком или рыбаком.
Мне часто снится море стального цвета, хо лодное и неприютное. А берег плоский и песчаный.
– Это может быть Балтика.
– Вы там бывали?
– Нет. По-моему, я об этом где-то читала.
Теперь ваша очередь спрашивать.
– Я уже знаю, что вы вдова. У вас была какая-нибудь профессия до того, как вы попали в этот город?
– Я не помню, чтобы я когда-нибудь вы нуждена была работать. Но я интересовалась искусством, ходила на выставки и, кажется, очень любила кино.
– А кем был ваш муж? Он, я думаю, был состоятельным человеком?
– Не помню. Скорее всего, да. Но он не занимался бизнесом, он был добрый и слабый человек.
– У вас были дети?
– Нет, детей не было.
– А как он погиб?
– Разбился самолет, в котором он летел домой. Или погибло судно, на котором он плыл. По-моему, мне так и не сообщили подробностей.
– Вы сказали, что любили искусство. А какую, например, музыку?
– Бах, Вивальди, Гайдн…
– Вы говорили о кино. Какие вы помните фильмы?
– Старые польские фильмы. «Пепел и алмаз», «Пейзаж после битвы», «Канал»… Помню, мне когда-то нравился русский режиссер Тарковский. «Сталкер», «Солярис»…
– Может быть, вы русская или полька?
– Определенно нет. Я ощущаю себя жительницей Западной Европы. Россия – это что-то далекое и чужое, какие-то неприятные ассоциации у меня с этим связаны.
– А какой вам запомнился пейзаж из прошлой жизни?
Я закрыла глаза, припоминая.
– Пейзаж… Знаете, мне тоже вспоминается серое море в дюнах.
– Значит, Прибалтика! Или Северная Германия! Мы с вами встречались на берегах Балтийского или Северного моря. И откройте, пожалуйста, глаза. Мне так нравится смотреть в них. Вам кто-нибудь говорил, что у вас необыкновенные фиалковые глаза?
Так он просто изысканный курортный ловелас, если не жиголо.
– Да будет вам! – я рассердилась и нарочно поглядела на него карими глазами.
– Зачем вы это сделали? Пожалуйста, вер нитесебе естественный цвет глаз!
Как он меня утомил! Естественный цвет глаз… А почему бы и не все остальное? Ну что ж, это будет даже забавно.
Я повернулась лицом к стойке бара, чтобы увидеть отражение своего лица, когда оно изменится, и сосредоточилась, прикрыв глаза. Когда я их открыла, я увидела в зеркале изможденное безгубое лицо старухи с воспаленными блекло-серыми глазами и седыми космами, висящими вдоль провалившихся щек.
– Это ты! Я нашел тебя!
Я обернулась к моему собеседнику. Он глядел на меня счастливыми глазами.
– Ты меня не узнаешь? Это же я, я! Ты звала меня Лопоухим!.. Смотри!
Он на миг закрыл глаза. Лицо его исказилось, поплыло, а потом превратилось в обтянутый пергаментной кожей череп с огромными торчащими ушами. Он открыл свои глупые зенки, и из них градом посыпались слезы.
– Лопоухенький! Чудище мое бесценное!
Где же тебя носило?
Мы вскочили, роняя стулья, и бросились в объятия друг друга.
Глава 10
Я подошла к барьеру, отделявшему набережную от пляжа, облокотилась на него и стала смотреть на море. Над моей головой кричали чайки, из ресторана доносилась спокойная блюзовая мелодия. Неподалеку от меня остановились две девушки в купальных костюмах и стали кормить чаек кусочками хлеба.
Низко надо мной пролетела какая-то большая белая птица, кажется, альбатрос, и вдруг что-то выронила прямо к моим ногам.
Я опустила глаза и увидела, что это небольшой круглый хлебец. Сначала я небрежно откинула его кончиком ноги, но потом подняла и тоже стала кормить чаек.
Позже, когда птицы мне надоели, я снова прогуливалась по набережной, останавливаясь у киосков и разглядывая сувениры. В конце набережной начинался парк. Я решила зайти туда.
Возле парка мне навстречу попался высокий молодой человек в синих джинсах и белой майке. Его красивое загорелое лицо показалось мне смутно знакомым. Поравнявшись со мной, он замедлил шаг и как-то неопределенно поклонился. Я вежливо и спокойно кивнула в ответ.
– Простите, – сказал он, останавливаясь. – Я вас не сразу узнал. Это действительно вы?
– Да. А это вы. Мне еще издали ваше лицо показалось знакомым. Как давно мы не виделись!
– Я слышал, вы совсем пропали. Куда-то уезжали?
– Да, я была довольно далеко отсюда.
– Путешествовали?
– Нет, это было не путешествие.
– Деловая поездка?
– Что-то в этом роде. Но мне не хочется о ней вспоминать. Там были какие-то неприятности…
– А сейчас вы куда-нибудь спешите?
– Нет. Просто вышла прогуляться по на бережной.
– Можно, я составлю вам компанию? Мы так давно не виделись…
– Я буду только рада. Мне уже наскучило гулять одной. Впрочем, вы ведь знаете, я все гда скучаю… – Он пошел рядом.
– Вы любите море? – спросила я, чтобы наше молчание не показалось ему тоскливым.
– Да. А вы?
– Тоже. Человек, которого я любила и потеряла, очень любил море. Синее море.
– Как его звали?
– Зачем вам это знать? Это совершенно не важно, это было так давно, что я сама за была его имя.
Мы помолчали.
– Я тоже любил женщину и потерял ее.
Мою жену. Она умерла.
– Как жаль.
Мы вошли в парк и подошли к пруду со странными зелеными лебедями. Рядом в большой круглой беседке располагалось кафе.
– Не хотите ли выпить по чашечке кофе?
– Да, с удовольствием. Кажется, я сегодня утром не успела сделать это дома.
Мы уселись за столик так, чтобы видеть море в просветах между деревьями. К нам подошла молоденькая официантка.
– Двойной эспрессо? – спросил мой спутник.
– Да, как всегда.
Себе он взял большую чашку простого кофе. Я вспомнила, что он всегда пил простой кофе с большим количеством молока и сахара.
Неподалеку от нас крутилось под музыку огромное обзорное колесо с легкими открытыми кабинками. Я бездумно загляделась на него.
– Как вас зовут? – спросил он.
Стоит ли называть себя? А впрочем, почему бы и нет…
– Энн. А вас?
– Егор.
Никогда не встречала никого, кто бы носил такое имя.
– Вы ведь недавно приехали в этот город? – спросил Егор.
– Да, недавно. Но он уже успел мне надо есть.
– А хотите полюбоваться на него сверху?
Город того стоит, уверяю вас!
– С удовольствием.
Мы расплатились, встали и пошли к колесу. По деревянным ступенькам поднялись на помост, где кабинки задерживались на короткое время, чтобы люди могли занять места. Каждая кабинка была на одного человека. Мой знакомый пропустил меня вперед, а сам сел в следующую. Колесо двинулось, и моя кабинка, чуть подрагивая и покачиваясь, поплыла вверх.
Город сверху выглядел довольно нарядно, несколько больших парков и сады вокруг особняков очень украшали его. Особый шарм ему придавали старинные замки на холмах, окружавших город и бухту. Но как, однако, все это пригляделось и надоело! В сущности, все приморские курортные города похожи один на другой.
Колесо приостановилось, и моя кабинка зависла на самом верху. Отсюда была видна вся бухта. С одной стороны ее запирали высокие, с виду совершенно неприступные скалы, уходящие прямо в море, с другой далеко, до самого горизонта тянулась полоса желтых пляжей. Вдоль нее угадывалась почти такая же длинная полоса отмелей. Городские пляжи кое-где прерывались поросшими сосновым лесом дюнами. Довольно скучный ландшафт.
Моя кабинка пошла вниз и вскоре коснулась помоста. Я открыла дверку, вышла на помост, спустилась по ступенькам и пошла к выходу из парка. Я утомилась, и мне захотелось вернуться в пансион, принять душ и лечь в постель.
В пансионе портье, увидев меня, молча снял с доски ключ от моей комнаты и протянул его мне.
– Почты для меня не было?
– Нет, мадам. Сегодня не было.
Я поднялась к себе, разделась, приняла душ и легла в постель. Решила посмотреть перед сном телевизор, взяла с тумбочки пульт и принялась бездумно нажимать кнопки. По всем программам показывали совершеннейшую чушь, и я ни на чем не смогла задержать внимания. Тогда я достала снотворное и приняла две таблетки, чтобы уснуть сразу и наверняка. Мелькнула мысль: а не выпить ли все таблетки, сколько их там осталось в флаконе, чтобы завтра не просыпаться и не начинать еще один долгий и ненужный день? С этой мыслью я и уснула.
Утром я проснулась поздно, с разбитым телом и тяжелой головой, и решила, что больше так продолжаться не может. Надо взять себя в руки и отдыхать, как все нормальные люди, ведь для тоски и тревоги, в сущности, нет никаких оснований.
Решить – это, конечно, хорошо, но где взять силы? Для начала я позвонила портье и заказала завтрак в номер, а сама пошла в душ. Вода шла только теплая: как я ни крутила оба крана, я не смогла добиться ни холодной, ни горячей, так что шведский душ у меня не получился. Пока я мучилась с душем, остыл мой кофе. Что же касается аппетита, то его и не было. Выкатив столик с уже ненужным завтраком в коридор, я села к зеркалу, чтобы хоть как-то привести себя в порядок.
Мое лицо в зеркале мне определенно не нравилось. Конечно, оно было гладким, без единой морщинки или пятнышка. Прежде глаза у меня были голубые, а теперь стали фиалковыми. Изменился и разрез глаз: они стали больше и чуть подтянулись к вискам.
Волосы из светло-русых стали золотыми с рыжинкой, причем без помощи краски, естественным путем. Больше двадцати семи лет мне никак нельзя было дать, но в этих необычных фиалковых глазах застыла такая тоскливая усталость, что мне самой в них смотреть не хотелось. Я медленно и старательно расчесывала свои пышные волосы, отводя глаза от какого-то чужого и совсем мне не интересного отражения в зеркале.
Потом я долго выбирала костюм для сегодняшней прогулки, подбирала к нему туфли, украшения и сумочку. Наконец я была готова, и вопрос, как убить новый день, встал передо мной со всей убедительностью своей неразрешимости.
Услышав дежурный ответ портье: «Для вас, мадам, сегодня ничего нет», я кивнула, положила ключ на стойку и вышла из пансиона.
Для начала я решила пройтись по Главной улице, которая шла параллельно набережной через весь город. Я рассматривала шикарные витрины, но никаких покупок не делала. Потом меня вдруг соблазнила крохотная стрекозка из серебра со вставками из австралийского опала, сделанная в стиле модерн. Я открыла сумочку, чтобы посмотреть, хватит ли у меня наличных денег. Была только мелочь, но я захватила банковскую карточку. Можно было взять деньги в автомате, номер я помнила, он был очень простой – 666, а можно было купить стрекозку по карточке.
Пока я так стояла перед витриной ювелирного магазина и раздумывала, я вдруг заметила, что в витрине отражается противоположная сторона улицы, а там стоит какой-то господин и явно наблюдает за мной. Я отвернулась от витрины и быстро пошла прочь.
Только уличных знакомств мне не хватало!
Он догнал меня на перекрестке и тронул за плечо.
– Простите, вы меня не узнаете?
Лицо его показалось мне смутно знакомым, а в остальном он был похож на сотни других прохожих: довольно стройный, спортивного сложения, одет в джинсы и белую майку.
– Мы с вами где-то встречались?
– По-моему, да. Я уже давно иду за вами и по дороге пытаюсь вспомнить, где и когда.
– Так вы меня преследуете?
– Ну что вы! Зачем так грозно? Я просто хотел увидеть ваше лицо и попытаться при помнить, где же мы с вами встречались? Как вас зовут?
– А вам не приходит в голову, что вы просто заметили сходство с кем-то из действительных ваших знакомых?
– Нет. Вот вы говорите, а я и по голосу слышу, что мы были очень хорошо знакомы. Я узнаю все ваши интонации, я их как бы слышу еще до того, как вы открываете рот, что бы отчитать меня.
– Я вас не отчитываю. Но я, кажется, вспомнила, где мы с вами встречались.
– Так где же? Говорите скорей, прошу вас!
– Вы вчера были в городском парке?
– Да, вроде бы… Я часто хожу через парк, это как раз мой путь от пляжа к отелю.
– А вы вчера не катались на колесе обзора?
– Совершенно верно! Мне вдруг вчера пришла в голову мысль поглядеть на город с высоты птичьего полета!
– Так вот там мы с вами и виделись. И я вчера каталась на этом колесе, и по-моему, я вас тоже приметила.
– Чрезвычайно польщен. Мне кажется, по этому поводу стоит зайти в кафе и выпить по бокалу шампанского.
– С утра? Я слышала, русские говорят, что с утра шампанское пьют только лошади.
– Тогда, может быть, кофе?
– От кофе не откажусь. К тому же мне сегодня не удалось выпить кофе у себя дома.
– Ваша горничная бастует? – Я засмеялась.
– У меня никакой горничной нет и ни когда не было. – Мы пошли по улице и вскоре вышли на площадь, где вокруг фонтана были во множестве расставлены легкие столики с плетеными стульями. Мы сели и заказали кофе. Я – двойной эспрессо, а он – большую чашку простого кофе с двойной порци ей молока и сахара.
– Вы знаете, – сказал он, помешивая ложечкой свой ужасный напиток, – как-то не верится, что у вас никогда не было горничной. Вы одеты и говорите, как очень светская женщина.
– Увы, я очень обыкновенная женщина.
– А ваш муж, кто он?
– У меня нет мужа. Уже давно нет.
– Вы – вдова. Теперь я понимаю, откуда у вас такая грусть в глазах.
– Разве я не могу быть просто брошенной женой и грустить по этому поводу?
– Вы?! Никогда! Таких женщин не бросают! – А, так он обыкновенный ловелас.
Мне сразу стало скучно. Но он этого не заметил и продолжал разговор:
– Давайте познакомимся по-настоящему. Как вас зовут? – Стоит ли называть ему мое имя? А впрочем, какое это имеет значение…
– Хуанита. А вас как зовут?
– Жорж.
Никогда не встречала никого, кто бы носил такое имя. И зря я начала это знакомство, надо это прекращать.
– Видите, там, на углу стоит девушка и продает розы. Принесите мне, пожалуйста, одну белую розу.
Он встал, не говоря ни слова, и направился к девушке. Я тоже встала и пошла в другую сторону.
Я провела унылый и ничем не заполненный день: погуляла по набережной, послушала фальшивую игру уличного оркестра, потом спустилась на пляж, взяла шезлонг и даже немного поплавала. Вода была теплой, как остывший чай, и поэтому купанье не доставило мне ничего, кроме отвращения.
Я дремала в своем шезлонге, а рядом две молодые женщины вели громкий разговор.
Я совсем этого не хотела, но пришлось выслушать его от начала до конца.
– Дорогая! Я так рада тебя видеть! Ты довольна, что я тебя разыскала на этом все мирном лежбище?
– Нет, только что пришла.
– Ты уже купалась?
– Да, перекусила на набережной. Там, у греков, очень вкусные салаты из морских фруктов. У тебя новый купальник?
– Конечно. Я ему так и сказала, что на пляже люблю бывать одна или с подругами. Знаешь, он уже изрядно мне надоел.
– Кто тебе успел рассказать? Мы с ним только сегодня решили, что с завтрашнего дня переезжаем в один пансион и снимаем номер на двоих. Он такой забавный!
– Какой ужас! Не верю… Хотя, знаешь, дорогая, с произведениями искусства всегда так: ориентируешься на высокую цену и думаешь получить нечто подлинное кисти большого мастера, а тебе вручают мазню на чинающего недоучки, который оказался племянником галериста.
– Совершенно с тобой согласна. Во всяком случае, я свою маникюршу никогда не рекламирую, чтобы потом не оказаться в очереди по зади тех, кому имела глупость дать ее телефон.
– Ты права! Все мужчины обманщики, никому из них верить нельзя.
От их стрекотанья у меня разболелась голова, и я покинула пляж. Я нашла уютный с виду ресторанчик и решила поужинать: может быть, я просто голодна, и поэтому так болит голова?
Я села за пустой столик в углу зала, заказала луковый суп, шашлык из креветок и белое вино к ним. Я только покончила с супом, как ко мне подсел какой-то плохо выбритый субъект, весь в металле и коже, и сразу же пошел в атаку:
– Скучаешь, кошечка?
– Я не скучаю, я ужинаю. Этот столик, между прочим, уже занят.
– Вот и хорошо! Я тоже один. Мы сольем наши два одиночества в одном бокале и не много повеселимся.
– Вы не могли бы оставить меня в покое?
– Об этом не беспокойся, детка: я сегодня при деньгах. Выиграл на скачках. Тебе шампанское, а мне – виски.
– Вы что, простых слов не понимаете?
– Какое тебе дело до моего имени? Да я сам не помню, как меня зовут!
И он заржал на весь ресторан. Официант услышал и подошел к нам.
– Что угодно?
– Этот молодой человек подсел без приглашения за мой столик. Не могли бы вы предоставить ему другой?
– Сию минутку, мадам. Двойной эспрес– со… Желаете еще что-нибудь на десерт?
– Счет, пожалуйста.
Это он услышал. Я расплатилась по карточке. Все это время наглый тип сидел, вальяжно развалясь на стуле, и разглядывал меня в упор. Я встала, и он тотчас поднялся, явно готовый следовать за мной.
– Где у вас туалет? – вполголоса спросила я официанта. Он показал мне дверь за углом стойки бара. Я пошла к туалету, а тип остался ждать меня у выхода из ресторана.
Я прошла мимо туалета и толкнула наугад какую-то дверь без надписи. Она открылась, и я увидела перед собой тесный дворик, заставленный ящиками и бочками. Быстро перебежав его, я оказалась у ворот, выходящих на другую улицу. Больше в этом городе я одна в ресторан не пойду даже ранним утром.
Я подошла к пансиону, когда уже начало темнеть. Но и здесь меня поджидали. У входа стоял незнакомый человек с белой розой в руке. Увидев меня, он подошел, улыбаясь и протягивая розу.
– Вот ваша роза!
– Какая еще роза? Вы с ума сошли?
– Еще нет. Вы просили принести вам белую розу, я и принес. Пожалуйста!
– Кто вы такой и что вам от меня надо? Я сейчас позову портье, а он вызовет полицию!
– Не сердитесь, я сейчас все объясню!
– Хорошо. Объясняйте, – я поднялась на крыльцо и коснулась пальцем кнопки звонка, но не нажала. – Ну, что вы там хотели мне объяснить? Говорите. Я даю вам три минуты.
У незнакомца сделалось такое несчастное и растерянное лицо, что мне стало его жаль. К тому же лицо показалось мне смутно знакомым.
– Я не могу объясняться с вами прямо на улице. Может быть, мы пойдем в ресторан и поужинаем вместе?
– Я уже поужинала. И к тому же мне ка жется, что вы уже подходили ко мне сегод ня или вчера и даже без приглашения усажи вались за мой столик. Прекратите меня пре следовать!
– Пожалуйста, выслушайте меня! – его голос стал умоляющим и показался мне ис кренним.
– Хорошо, будь по-вашему. Я вас выслу шаю. Но для этого мы пройдем в бар моего пансиона, закажем кофе, и за ним вы расска жете мне, по какому праву все время оказы ваетесь у меня на пути. Согласны?
– Благодарю вас!
Мы вошли в фойе, и я вопросительно поглядела в глаза портье. Он помотал головой и подал мне ключ от номера. Я положила его в сумочку и направилась в бар, а мой преследователь – за мной.
Мы сели на высокие табуреты у стойки, над которой висело огромное зеркало, и заказали кофе: я – двойной эспрессо, а он – большую чашку простого кофе с молоком и сахаром.
– Я слушаю вас.
– Как вас зовут?
Стоит ли называть свое имя? Впрочем, почему бы и нет…
– Анни. А вас как?
– Юрий.
Никогда не встречала никого, кого бы так звали.
– Что вы хотели мне рассказать?
– Не рассказать, а спросить: где мы мог ли с вами встречаться? Мне так знакомо ваше лицо!
– Мне тоже знакомо ваше лицо. Мы встре чались на улице. На днях. И не раз и не два.
– Нет, не сейчас, а раньше?
– А где вы жили раньше?
– Я жил в другой стране. Но я не помню, что это за страна и что я там делал. Я был женат на красивой и разумной женщине.
Пока она была жива, все было прекрасно, я жил нормальной жизнью и был счастлив.
– У вас были дети?
– Да, сын. Но он исчез после смерти моей жены. Может быть, его взяли на воспитание ее или мои родственники? – он потер рукой лоб. – Нет, в точности я не помню.
– Как звали вашу жену?
– А в самом деле, как же ее звали? Лиззи? Марьяна? Руфь? Нет, не могу вспомнить…
– Чем вы занимаетесь в этом городе?
– Ничем… Просто стараюсь как можно веселее проводить свободное время.
– А в прошлом чем занимались?
– Кажется, я был моряком или рыбаком.
Мне часто снится море стального цвета, хо лодное и неприютное. А берег плоский и песчаный.
– Это может быть Балтика.
– Вы там бывали?
– Нет. По-моему, я об этом где-то читала.
Теперь ваша очередь спрашивать.
– Я уже знаю, что вы вдова. У вас была какая-нибудь профессия до того, как вы попали в этот город?
– Я не помню, чтобы я когда-нибудь вы нуждена была работать. Но я интересовалась искусством, ходила на выставки и, кажется, очень любила кино.
– А кем был ваш муж? Он, я думаю, был состоятельным человеком?
– Не помню. Скорее всего, да. Но он не занимался бизнесом, он был добрый и слабый человек.
– У вас были дети?
– Нет, детей не было.
– А как он погиб?
– Разбился самолет, в котором он летел домой. Или погибло судно, на котором он плыл. По-моему, мне так и не сообщили подробностей.
– Вы сказали, что любили искусство. А какую, например, музыку?
– Бах, Вивальди, Гайдн…
– Вы говорили о кино. Какие вы помните фильмы?
– Старые польские фильмы. «Пепел и алмаз», «Пейзаж после битвы», «Канал»… Помню, мне когда-то нравился русский режиссер Тарковский. «Сталкер», «Солярис»…
– Может быть, вы русская или полька?
– Определенно нет. Я ощущаю себя жительницей Западной Европы. Россия – это что-то далекое и чужое, какие-то неприятные ассоциации у меня с этим связаны.
– А какой вам запомнился пейзаж из прошлой жизни?
Я закрыла глаза, припоминая.
– Пейзаж… Знаете, мне тоже вспоминается серое море в дюнах.
– Значит, Прибалтика! Или Северная Германия! Мы с вами встречались на берегах Балтийского или Северного моря. И откройте, пожалуйста, глаза. Мне так нравится смотреть в них. Вам кто-нибудь говорил, что у вас необыкновенные фиалковые глаза?
Так он просто изысканный курортный ловелас, если не жиголо.
– Да будет вам! – я рассердилась и нарочно поглядела на него карими глазами.
– Зачем вы это сделали? Пожалуйста, вер нитесебе естественный цвет глаз!
Как он меня утомил! Естественный цвет глаз… А почему бы и не все остальное? Ну что ж, это будет даже забавно.
Я повернулась лицом к стойке бара, чтобы увидеть отражение своего лица, когда оно изменится, и сосредоточилась, прикрыв глаза. Когда я их открыла, я увидела в зеркале изможденное безгубое лицо старухи с воспаленными блекло-серыми глазами и седыми космами, висящими вдоль провалившихся щек.
– Это ты! Я нашел тебя!
Я обернулась к моему собеседнику. Он глядел на меня счастливыми глазами.
– Ты меня не узнаешь? Это же я, я! Ты звала меня Лопоухим!.. Смотри!
Он на миг закрыл глаза. Лицо его исказилось, поплыло, а потом превратилось в обтянутый пергаментной кожей череп с огромными торчащими ушами. Он открыл свои глупые зенки, и из них градом посыпались слезы.
Где же тебя носило?
Мы вскочили, роняя стулья, и бросились в объятия друг друга.
Глава 10
Мы поселились в белой вилле на холме, неподалеку от моря, и больше друг с другом не расставались.
Днем мы бродили по городу, гуляли в парках, ходили на пляж. Облики спортивного красавчика и холеной леди мы сбросили с себя, как надоевшие карнавальные костюмы, и ходили по городским улицам в своем подлинном виде, похожие на двух старичков, сбежавших из приюта. На нас с удивлением посматривали прохожие, а некоторые откровенно смеялись и указывали на нас пальцем. В городе, где каждый мог принять любую внешность и менять ее так же легко, как меняет туалеты кинозвезда, такое не носили. Но прежий облик был нам дорог еще и потому, что вместе с ним к нам вернулась память.
– Ты очень красивая! – по десяти раз на день говорил мне Лопоухий, и его лягушачий рот умильно растягивался до ушей, а глаза сияли, как звезды. И мне была привычна и дорога каждая складочка на его нелепых ушах.
Вечера, а часто и добрую половину ночи, мы проводили у себя на веранде, сидя в плетеных креслах, глядя на сверкающий внизу город и предаваясь воспоминаниям. Мы вновь и вновь вспоминали пережитое вместе: жуткий лагерь, где мы узнали друг друга, бегство и полную опасностей жизнь в убогой каменной лачуге у черной скалы, потом долгий путь через пустыню и унылую жизнь в сером городе у серого моря.
– Помнишь, как ты сердилась, когда я сказал, что море должно быть синим?
– А ты помнишь, как смешно мы называ ли стулья? – «То, на чем сидят».
Опасный переход по дну моря теперь казался уже не таким страшным, ведь в конце концов все закончилось хорошо. Лопоухий рассказал, что он тогда сумел выбраться на берег сам и вынес меня на руках. Вынес, положил на песок и попытался привести в чувство, а потом отвлекся и ушел, позабыв меня на берегу. Он очень в этом раскаивался.
Лопоухий полюбил мои рассказы о Рае, о жизни в Долине, о моей райской семье. Он мог их слушать без конца, и мне приходилось повторять их по многу раз.
– Но ведь тут тоже хорошо, правда? – неизменно заканчивал он беседы о Рае. – Теперь мы никогда не расстанемся и вечно будем жить в этом городе, правда? – Но в его глазах была тревога.
Я успокаивала его как могла. Я видела, он понимает, что мне совсем не нравится этот роскошный благополучный город. Если бы не он, я бы давно ушла отсюда куда глаза глядят. Я могла бы разведать, например, что там находится за скалами, замыкающими бухту с одной стороны. Или предпринять путешествие по берегу моря, уйти за цепь городских и диких пляжей. Но я боялась даже начинать об этом разговор.
Мне и этот город, и эта вилла со стильной мебелью, садом и бассейном казались какой-то театральной декорацией. Не нравились мне и жители города. Они пытались наслаждаться жизнью, им было доступно все, что укладывалось в потребительское понятие «красивой жизни», даже собственный возраст и внешность. Они не болели и не умирали, но они изнывали от скуки и ничегонеделанья, от всеобщего ко всему и ко всем равнодушия. Здесь никто никого не любил.
Пары как-то случайно и бездумно сходились, иногда какое-то время жили вместе, томясь от тоски вдвоем и лениво скандаля, потом так же случайно и нечаянно расходились, а встретившись на другой день на улице, уже не узнавали друг друга. Никто ничего не помнил ни о себе, ни о других. Вообще ни о чем.
– Я вижу, что тебя что-то беспокоит, – тревожился мой друг. – Скажи мне, чего тебе не хватает? Ты же знаешь, я все для тебя сделаю, все для тебя достану.
Это я знала. Здесь любой мог «достать» все что угодно – достаточно было об этом просто подумать.
Однажды я сказала, что мне не хватает книг.
– Так у нас же есть библиотека! – радостно воскликнул Лопоухий.
Он тут же вскочил, схватил меня за руку и потащил к двери, которую я до сих пор считала дверью одной из комнат для гостей, и распахнул ее. За нею оказалась библиотека с книжными шкафами вдоль стен, большими окнами, столом посередине и двумя удобными креслами возле него.
В одном шкафу стояли детективы и женские романы, во втором – руководства по уходу за кожей и телом, учебники массажа, модные журналы, поваренные книги и прочий вздор. Целый шкаф занимали порнографические издания. Это меня отнюдь не удивило: я уже давно заметила, что души здесь, в этом городе, лишенные возможности грешить телесно, очень часто отличались какойто повышенной внешней похотливостью: ни дать ни взять сластолюбивые и бессильные старички и старушки.
Еще один книжный шкаф был забит жуткой советской макулатурой, начиная от фальшивых мемуаров фрейлины Вырубовой, творений Парфенова и Бабаевского и кончая желтенькими авто– и просто биографиями деятелей эпохи перестройки.
Поразил меня своим содержанием маленький резной шкафчик, стоявший в самом углу, поначалу вовсе мной не замеченный. Он имел два отделения: в одном тесно стояли старинные фолианты в кожаных переплетах с золотыми тиснениями, в другом были тоненькие яркие брошюрки. И те, и другие оказались руководствами по черной магии, колдовству, произведениями оккультистов и знаменитых экстрассенсов.
Днем мы бродили по городу, гуляли в парках, ходили на пляж. Облики спортивного красавчика и холеной леди мы сбросили с себя, как надоевшие карнавальные костюмы, и ходили по городским улицам в своем подлинном виде, похожие на двух старичков, сбежавших из приюта. На нас с удивлением посматривали прохожие, а некоторые откровенно смеялись и указывали на нас пальцем. В городе, где каждый мог принять любую внешность и менять ее так же легко, как меняет туалеты кинозвезда, такое не носили. Но прежий облик был нам дорог еще и потому, что вместе с ним к нам вернулась память.
– Ты очень красивая! – по десяти раз на день говорил мне Лопоухий, и его лягушачий рот умильно растягивался до ушей, а глаза сияли, как звезды. И мне была привычна и дорога каждая складочка на его нелепых ушах.
Вечера, а часто и добрую половину ночи, мы проводили у себя на веранде, сидя в плетеных креслах, глядя на сверкающий внизу город и предаваясь воспоминаниям. Мы вновь и вновь вспоминали пережитое вместе: жуткий лагерь, где мы узнали друг друга, бегство и полную опасностей жизнь в убогой каменной лачуге у черной скалы, потом долгий путь через пустыню и унылую жизнь в сером городе у серого моря.
– Помнишь, как ты сердилась, когда я сказал, что море должно быть синим?
– А ты помнишь, как смешно мы называ ли стулья? – «То, на чем сидят».
Опасный переход по дну моря теперь казался уже не таким страшным, ведь в конце концов все закончилось хорошо. Лопоухий рассказал, что он тогда сумел выбраться на берег сам и вынес меня на руках. Вынес, положил на песок и попытался привести в чувство, а потом отвлекся и ушел, позабыв меня на берегу. Он очень в этом раскаивался.
Лопоухий полюбил мои рассказы о Рае, о жизни в Долине, о моей райской семье. Он мог их слушать без конца, и мне приходилось повторять их по многу раз.
– Но ведь тут тоже хорошо, правда? – неизменно заканчивал он беседы о Рае. – Теперь мы никогда не расстанемся и вечно будем жить в этом городе, правда? – Но в его глазах была тревога.
Я успокаивала его как могла. Я видела, он понимает, что мне совсем не нравится этот роскошный благополучный город. Если бы не он, я бы давно ушла отсюда куда глаза глядят. Я могла бы разведать, например, что там находится за скалами, замыкающими бухту с одной стороны. Или предпринять путешествие по берегу моря, уйти за цепь городских и диких пляжей. Но я боялась даже начинать об этом разговор.
Мне и этот город, и эта вилла со стильной мебелью, садом и бассейном казались какой-то театральной декорацией. Не нравились мне и жители города. Они пытались наслаждаться жизнью, им было доступно все, что укладывалось в потребительское понятие «красивой жизни», даже собственный возраст и внешность. Они не болели и не умирали, но они изнывали от скуки и ничегонеделанья, от всеобщего ко всему и ко всем равнодушия. Здесь никто никого не любил.
Пары как-то случайно и бездумно сходились, иногда какое-то время жили вместе, томясь от тоски вдвоем и лениво скандаля, потом так же случайно и нечаянно расходились, а встретившись на другой день на улице, уже не узнавали друг друга. Никто ничего не помнил ни о себе, ни о других. Вообще ни о чем.
– Я вижу, что тебя что-то беспокоит, – тревожился мой друг. – Скажи мне, чего тебе не хватает? Ты же знаешь, я все для тебя сделаю, все для тебя достану.
Это я знала. Здесь любой мог «достать» все что угодно – достаточно было об этом просто подумать.
Однажды я сказала, что мне не хватает книг.
– Так у нас же есть библиотека! – радостно воскликнул Лопоухий.
Он тут же вскочил, схватил меня за руку и потащил к двери, которую я до сих пор считала дверью одной из комнат для гостей, и распахнул ее. За нею оказалась библиотека с книжными шкафами вдоль стен, большими окнами, столом посередине и двумя удобными креслами возле него.
В одном шкафу стояли детективы и женские романы, во втором – руководства по уходу за кожей и телом, учебники массажа, модные журналы, поваренные книги и прочий вздор. Целый шкаф занимали порнографические издания. Это меня отнюдь не удивило: я уже давно заметила, что души здесь, в этом городе, лишенные возможности грешить телесно, очень часто отличались какойто повышенной внешней похотливостью: ни дать ни взять сластолюбивые и бессильные старички и старушки.
Еще один книжный шкаф был забит жуткой советской макулатурой, начиная от фальшивых мемуаров фрейлины Вырубовой, творений Парфенова и Бабаевского и кончая желтенькими авто– и просто биографиями деятелей эпохи перестройки.
Поразил меня своим содержанием маленький резной шкафчик, стоявший в самом углу, поначалу вовсе мной не замеченный. Он имел два отделения: в одном тесно стояли старинные фолианты в кожаных переплетах с золотыми тиснениями, в другом были тоненькие яркие брошюрки. И те, и другие оказались руководствами по черной магии, колдовству, произведениями оккультистов и знаменитых экстрассенсов.