Вознесенский Вадим. Механист

Глава 2

   В глубокой темной пещере с обращенного острием вниз конуса гигантского сталактита срывается мутная капля. Во мраке не видно, какое расстояние ей необходимо преодолеть до дна, но слышно, как со звонким бульканьем она таранит водную гладь. Или, может быть, это была та, которая упала со сталактита тремя мгновениями раньше. А на острие уже набухает новая. Кап! Теряющиеся отражения звука убеждают – объем пещеры безграничен. Кап! Капля за каплей. Странно – эхо становится все гуще, басовитее, и теперь уже невидимый гонг глухо вибрирует диафрагмой под ударами обтянутого мехом жезла. В медленно, но неуклонно нарастающем ритме. Тьма. Умм! Удар за ударом. Они не слышатся, не фиксируются органами слуха – тактильно ощущаются, впитываются межклеточными мембранами. Порами, кожей, всем телом. Телом, наличие которого я только предполагаю. Нет рук, нет ног – есть некий, плавно растворяющийся в бесконечности, относительно разумный сгусток материи. Амебоподобно пульсирующий в такт ударам. Тьма. Так осознается смерть? Или это пульс стучит в висках? Теряющиеся в пространстве искры озноба. Смерть? Наверное, я улыбаюсь. Откуда тогда приходит боль? Покалывающие импульсы расходятся из черной дыры собственного Я и возвращаются вспышками спазмов. Гул ударов. «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою». Ха-ха-ха. Акт творения. Попробовать открыть глаза? Их нет. Не так. Понятия «зрение» еще не существует, как не придумали пока «осязание», «обоняние» и еще что-то там. Даже «слух» только формируется. Из завораживающей монотонности откровением свыше проступают слова. Далекие и невнятные. Какофония хрипящих, повизгивающих шепотков. Становятся четче. Постепенно. О Боже, вы слышали прекрасный голос Ангела? Переливающийся, мелодичный и отстраненно равнодушный одновременно – голос высшего существа. С едва уловимым, немного тягучим акцентом.
   – Мне кажется, вы перестарались.
   Пауза в тысячу лет…
 
   – Зато все достоверно. – Голос отвечающего кажется Вику смутно знакомым. – Хотя, признаться, я такого не ожидал.
   – Вас предупреждали – если он тот, кто мне нужен, то может оказаться чрезвычайно опасным.
   – И?..
   Без голосов Вику скучно и одиноко. К счастью, разговор возобновляется:
   – Это тот, кто вам нужен?
   – А ты получил обещанное?
   Резковатый смех, Вик его, кажется, раньше уже слышал.
   – Получили ли вы желаемое? Я хотел бы просить о… некотором пересмотре условий.
   – Основания.
   – Четыре трупа – один из них охранник…
   – Пять.
   – Мм, действительно. Трое калек – один из них непричастный раб…
   – И его судьба беспокоит тебя больше всего…
   – Естественно. – Хохоток. – Мне кажется, мы с вами одинаково недовольны результатом.
   – Твои проблемы – следствие твоих же ошибок.
   – Не спорю, недооценил.
   – А что мешало?
   – Увы… мы все привыкли считать, что любой механист не опасен без своих приспособлений.
   Смех Ангела чист, как прозрачный горный ручей.
   – Расскажи еще про Духа Машин… механист. Мы все пользуемся одними и теми же законами Природы, только по-разному. А сила человека – всегда лишь в нем самом.
   – Возможно. Последнее время он казался… надломленным. Совсем не таким, каким был год назад. Тогда его даже работать заставить не могли. Четыре недели. Я не подумал об этом.
   – Вы уговорили его всего за четыре недели?
   – Через целых четыре недели. Это очень много. Мамона ел с рук через десять дней.
   – А за прошедший год вам удалось преодолеть экран?
   – Жвала драконов! Нет! С другой стороны, последнее время интерес к нему сошел на нет. У ханских чиновников появились новые заботы.
   Фраза бьет звонкой пощечиной. Из прошлой жизни проталкивается мысль, пытавшаяся достучаться сквозь вязкий туман небытия. Вик хватается за нее как за соломинку и вспоминает. Ошибся. Полагая, что игра еще не закончена, он ошибся – о нем просто забыли. Голос Ангела:
   – Видишь, чего же ты хочешь от меня?
   – Мне придется списывать потери. Отчеты, всякого рода бюрократические проволочки. Это приведет к увеличению расходов.
   – Твоих расходов.
   – Конечно. Но ведь мы еще не все уладили с телом.
   – Мне он не нужен – оставь себе.
   Не нужен. Ведь это о Вике? Вторая пощечина окончательно приводит в чувство. И открывает нервные окончания для нахлынувшей боли. Проникающие ранения и переломы. Не в силах сдержаться, он выгибается дугой.
   – Мне кажется, ваш друг очнулся…
 
   С этого мгновения Вик четко осознает, кто он такой, что с ним произошло и что друзей у него на самом деле нет. Узнает второй голос. Желание открывать глаза пропадает.
   – Надо же, кто бы мог подумать? – отвечает Ангел.
   – Как просили, – усмехается Хозяин.
   – Это ни о чем не говорит. Сомневаюсь, что он выкарабкается.
   – У меня создается устойчивое впечатление, что вы торгуетесь.
   Ангел молчит. Загадочный голос интригует узника.
   – Вы говорили, что он похож, – продолжает Хозяин. – Вдруг все-таки?
   Ангел по-человечески хмыкает:
   – Ко всему, говорят, весьма неплохой механист.
   – Их ведь не так много в этом безумном мире?
   – Чернокнижников не любят. Те, кто еще кое-что знает, стараются все забыть.
   Хозяин рассуждает о таких предметах… Вику он казался более ограниченным. Стараются забыть. Что они знают? Видят во всем зло и разрушение, тащат на костер любого, кто пытается познать суть вещей.
   – Последний аргумент – если вы откажетесь, я буду вынужден принять меры, чтобы его состояние действительно соответствовало официальной информации.
   – С чего ты взял, что мне не все равно?
   Хозяин смеется. Странно, смеется без зла, без ехидства, на взгляд Вика – чистосердечно.
   – Барьер. Он безупречен. Я вижу каменную стену, блоки подогнаны с идеальной точностью, в швы невозможно просунуть лезвие. Полированный гранит – нерушимый, как Мировая гора. Но знаете что?
   – Да?
   – Цвет. Камень иногда темно-серый, с белыми прожилками, иногда непроницаемо агатовый, а иногда светлый, с розоватыми вкраплениями.
   Ангел смеется, и этот смех опускает существо с небес.
   – Эмоции. Не перестаю удивляться. Отсутствие систематизированного подхода порождает невообразимое многообразие индивидуальных интерпретаций. А так?
   – Сочащаяся влага, замшелая плоскость. Намного лучше.
   Узник не видит, но чувствует: Сам улыбается.
   – Но я не хочу открывать все свои секреты.
   – Мне казалось, мы честны друг с другом, так ведь? – наигранная угроза в пении Ангела.
   – Не надо, – серьезно просит Хозяин, – я уже имел возможность убедиться.
   Вик понимает, о чем они говорят. Сакральное зрение. Способности людей столь разнообразны, и даже схожие проявления у каждого выражаются по-своему. Если один видит чужую защиту монолитной стеной, то для другого она – бескрайняя водная гладь, для владельца, быть может, смерч, свитый в кокон воздушный поток. А Хозяину по штату положено уметь оценивать людей по мелочам, подвластными лишь ему методами. Всех, даже очень сильных. Кроме Вика. Его щит любым воспринимается одинаково – марево, головокружительная неопределенность, рефлекторно вызывающая тошноту и отвращение. Потому что он рукотворный, дословно, в прямом смысле, созданный руками. Вик ведь не видок – он механист. Старьевщик.
   Интересно, кто же все-таки его собеседник, тот, кого так интересует его личность?
   Наверное, стоит попытаться посмотреть. Если Мамона не выполнил обещания и не извлек глазные яблоки. Боль во всем теле такая, что определить источник совершенно невозможно и кажется, будто болит сам мозг.
   Что за равнодушие к самому себе? Слепота?
   Гнев и ужас придают сил, тьма сдается. Черноту разрезает узкая красноватая вертикальная нить, уголки глаз царапает спекшаяся кровь, слипшийся частокол ресниц разрывается, и полумрак кабинета Хозяина ослепляет солнечный полдень. Вик жмурится и повторяет попытку взглянуть на мир. Чуть медленнее. «И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы».
   Что ж все лезет-то? Общение с братьями-свидетелями о себе знать дает? Однако надо отдать должное – свет хорош.
   До Старьевщика доходит, отчего не удавалось сразу открыть глаза – мешают наполненные кровью мешки вместо век, а лицо опухло, как от пчелиных укусов. Вид у Вика – сошел бы за местного. Во рту кисловатый железный привкус, узник прощупал неповоротливым языком зубы. Хорошие новости – передние на месте, хоть и шатаются, коренные в порядке.
   Еще повоюем.
   Между тем приведшие в сознание голоса стихают. Пора познакомиться с Ангелом, только лицо обращено не в ту сторону – разговор слышен немного правее. Вик поворачивает голову, шипит от очередного укола боли, фокусирует зрение. Видит. Ангел.
   Длинные, чуть волнистые русые волосы. Собранные в пучок на затылке. Миндалевидные карие глаза, окруженные бархатной бахромой ресниц, тонкие правильные брови. Прямой нос с небольшой горбинкой, чуть выступающие скулы, полноватые, насыщенного цвета губы. Слегка ироничный взгляд. Широкие, свободные брюки защитного цвета и короткая, обтягивающая черная кожаная куртка, застегнутая под горло серебряными пряжками. Выступающие из-за плеч, нет, не крылья, длинные и тонкие рукояти двух клинков, перевитые алой нитью. Походный Ангел. Высокая грудь и тонкая талия. Девушка – Вик не разочарован. Не отказался бы от такого хранителя.
   Она тоже его рассматривает. Без особого интереса. Глубокие глаза. Зрачки расширяются, заполняя всю радужную оболочку. Заглядывает внутрь. Очень напористо – Вик чувствует едва уловимую щекотку мозга. Некоторое время девушка продолжает мысленный штурм, затем отворачивается, поднеся руку ко рту.
   – Так всегда с ним, – комментирует Хозяин. – Чем сильнее, тем противнее.
   Уж конечно. Это резонанс, дорогая. Активный контур – на термопаре. Вик и сам борется с приступом, эта штука работает в обе стороны. Аж зубы ломит. Не слабо.
   – Так берете? – интересуется Хозяин.
   Вик чувствует себя горбушей в торговом ряду.
 
   Его гостья помассировала виски и встряхнулась. Пришла в себя быстро, подтверждая наличие потенциала. И взгляд ее поменялся. Вик еще не понял, кто она, но для себя уже решил, что с ней будет лучше, чем на каторге. Был бы собакой – повилял хвостом.
   Хотя так худо – гори оно все…
   – Ладно, может, на что и сгодится. Чего хочешь?
   – Взгляд сквозь стену.
   Ангел Вика покачала головой:
   – Сложно, не потянешь.
   – А что-нибудь типа того?
   – Можно сделать, чтобы ты негатив улавливал.
   – Это как?
   – Избирательно будешь ощущать адресованные отрицательные всплески. Расстояние, преграды, расшифровка – с практикой придет. – Ангел потянулась с ленивой грацией кошки – на публику.
   – Усовершенствованная чувствительность жопы, – ухмыльнулся Хозяин, – пойдет.
   – Неделю надо. Этот доходяга пока оклемается. Анатома дай – пусть заштопает, и травника, а я потоки поляризую.
   Торгуются. Нетиповые способности – товар штучный и дорогостоящий. А хороший наставник, который за неделю способен основы вдолбить, – редкость неимоверная. Вику понятно, на что она Хозяина купила.
   Ну-ну…
   Механист даже не пытается подавить знакомый зуд под ложечкой. Наверное, их не излечить никакими экзорцизмами – бесов, шалящих даже в почти умирающем теле.
   – Меня… – Он с трудом разлепил потрескавшиеся губы.
   – Чего? – Собеседники снова повернулись в его сторону.
   – Меня… не… спросили… – Вик сегодня невероятно разговорчив.
   Хозяин усмехнулся:
   – Во как! Может, цену поднять?
   Девушка подошла поближе и присела на корточки.
   – Ты не убийца? – то ли спросила, то ли утвердила она.
   Вик вопроса не понял. Конечно, убийца – не маньяк, своих жертв не считает, но жизнь у него последнее время случалась насыщенная, и к смерти он относился равнодушно. Очень не нравится, когда тебя самого убивают, но это у всех так.
   Только прозвучал вопрос несколько иначе – словно с подвохом. Не «убийца» сказала Ангел, а как будто имя назвала – Убийца. С большой буквы. Механист на всякий случай промолчал.
   – Вик, а у тебя альтернатива одна – не хочешь, сгниешь здесь.
   – Разрешите поправить, – выглянул из-за ее спины Сам. – Официально ты, братец, мертв. Убит в потасовке с сокамерниками. И бумаги я по-любому исправлять не намерен. Понятно излагаю?
   Понятно. Вся эта мышиная возня с карцером – чтобы поссорить с Мамоной, дать ему повод убить чернокнижника на глазах у рабов и охраны. То есть в тюремном реестре Вик уже не значится, и отсюда ему теперь – или к Ангелу, или в глубокую штольню головой вниз.
   Заточенный в развалинах грудной клетки Вика черт снова упрямо боднул:
   – Варианты…
   – Увидеть солнце. – Девушка выпрямилась. – И пройти по следам Легенды. Повезет – останешься в живых.
   Такая альтернатива узнику пришлась по душе. Главное – самому не стать легендой.
   – Вик…тор…
   – Виктор? – переспросила его спасительница.
   Он кивнул головой. Если уж у нее возникло желание называть по имени не так, как принято, – Старьевщиком, барахольщиком, чернокнижником, падальщиком, грабителем гробниц, руинным шакалом, еще десятком прозвищ, – то пусть называет нормально, не какой-то собачьей кличкой.
   – Хорошо, Виктор, – поняла она без слов.
   В ответ своего имени не назвала. Ладно, определился Вик, будет теперь Ангелочек.
 
   Увидеть солнце после года жизни в неровном свете факелов и изредка при спокойном свечении газовых колб – нешуточное испытание для перестроившегося зрения. Ангелочек мгновенно сориентировалась и протянула Вику свои очки – узкую кожаную полоску с окулярами из затемненных стекол. Механист видел такие штуки у местных аборигенов в тундре и у кочевников в пустыне. Окуляры не только защищали роговицу от световой нагрузки, но и скрывали от окружающих отметины вокруг глаз в градациях от черно-фиолетового до желто-зеленого. До сих пор, кроме Ангела, Хозяина и тюремного травника, совмещающего в себе таланты анатома, Вика никто не видел – две недели, пока девушка втолковывала Самому свои премудрости, механист пролежал в потайной комнате начальственного кабинета. Выводил обоих Хозяин самолично каким-то тайным ходом. Пыльным трехчасовым маршрутом по заброшенным штольням с выходом на поверхность в добром десятке верст от тракта.
   Проведенное у Хозяина время приятным назвать было трудно. Лечили Вика, не сильно церемонясь, – он и сейчас походил на мумию правителя ранних эпох: бинты и небрежные швы широкими стежками. Вместе с тем, наблюдая со стороны процесс обучения, прошедшие дни механист нашел если не познавательными, то любопытными.
 
   – Направленный ток энергии, – знакомила девушка с теорией, – порождает в пространстве магнетическое возмущение, оно, в свою очередь, модулирует энергетический всплеск. И так – по затухающей, но бесконечной цепочке. Эфир пропитан этими колебаниями, несущими отпечатки источника.
   Сторонний наблюдатель, Вик мысленно усмехнулся – забавная трактовка закона электромагнитной индукции. Спросили бы у него – наверное, принимая во внимание трагическую гибель Палыча, он единственный человек в Каганатах, способный достаточно корректно разъяснить физику некоторых процессов в контексте явлений, считающихся трансцендентальными. Впрочем, нужна ли им физика, она сейчас не в почете.
   – Комплексный анализ такой информации, – продолжала Ангелочек, – требует невероятных затрат и подвластен разве что богам… Надмировым сущностям. Мы можем лишь научиться вычленять из массива некоторые шаблонные комбинации.
   Старьевщик порадовался: некоторый базис у девчушки есть – попозже можно было бы пообщаться.
   – Любое проявление, даже косвенно относящееся к конкретной личности, находится с данным субъектом в непосредственной мезомерной связи.
   Это было понятно – мезомерия, суть теория резонанса. Вызывало недоумение – откуда она знает такие слова? Впрочем, Вику же они тоже откуда-то известны…
   – Твоя задача – научиться правильно подхватывать настроенные на тебя потоки. Вообще, в каждом человеке зачаточно такая способность есть. Я помогу юстировать сознание, но маски придумывай сам.
   Маски – мысленные образы, помогающие восприятию полученных данных. Способ отображения – это, конечно, дело сугубо индивидуальное.
   Дальше шла практика или, как здесь говорят, выработка чуйки: прикладывание ладоней к вискам, направленная трансляция эмоций с дублирующим бормотанием вполголоса, коррекция – скучная рутина. Вик не вникал, насколько способным учеником оказался Хозяин, однако к концу недели тот уже ходил злой и взъерошенный:
   – Такое ощущение – здесь про меня каждая собака херню всякую думает. Знать бы, кто и что конкретно…
   «А ты чего ждал?» – улыбалась Ангелочек, да и Вик в своем углу тоже. Только таким заковыристым словечком можно характеризовать совершенно невнятный, но определенно негативный фон. Что ж, обладание способностью – это всегда бремя, пока не научишься толком распоряжаться.
   – В расчете?
   – Ну так.
 
   А теперь Вик ежился в морозном воздухе, любовался забытым видом сверкающего на солнце инея, пьянел от запаха свободы и пытался определить пору года. Взяли его во второй половине лета, внутренний календарь отсчитал примерно год пребывания на каторге – выходило, сейчас предположительно осень. Самое начало – в приполярье первый снег появляется рано. Или конец весны, но это навряд ли.
   – Какой месяц на дворе?
   – Вересень, мм, сентябрь, – отмахнулась спутница.
   Хорошего мало – заморозки быстро перейдут в морозы. Старьевщик скептически осмотрел обноски, выданные ему Хозяином на прощание. Исполосованная в драке с Мамоной куртка, наброшенная поверх видавшего виды свитера, являла собой лучший предмет гардероба. Вик глянул на разбитые, стоптанные ботинки и зарекся в последний раз вспоминать Латына и его обувь. Ангелочек выглядела не в пример презентабельнее – куталась в пушистый полушубок, словно не в тайгу, а на светский раут к Хану собралась. Поверх голенищ сапог меховые гетры до колен – загляденье. Внешний вид несколько портил рюкзак – безразмерный, перетянутый лямками, с пристегнутыми по бокам двумя тонкими недлинными мечами.
   Интересно, она ими пользоваться-то умеет или так – для красоты таскает? Алые шнуры и кисти, отметил Вик, очень эффектно оттеняли черные рукоятки.
   – Я в таких шмотках долго не протяну. – Механист ткнул пальцем в окаймленный ошметками засохшей крови разрез на боку куртки.
   – А мне что?
   – Наворожи чего-нибудь.
   Не то чтобы Вик верил, будто можно доставать из воздуха теплые вещи, но общий уровень у девчонки внушал уважение – судя по откату. Когда Вика пытались вскрыть мэтры ханской магистратуры, отдача не сильнее была, чем после ее экспериментов. А там специалисты – уровень гроссмастера.
   Ангелочек смерила механиста презрительным взглядом:
   – Ты же механист?
   – Так люди говорят.
   – А такой точно сделать сможешь?
   Легким движением она выдернула из-за спины один из мечей и, удерживая на раскрытой ладони, подала Вику эфесом вперед. Недавний узник сразу отметил изумительную балансировку оружия – не шатаясь, меч удерживался на ребре округлой гарды. Ангелочек тоже застыла, как на присяге. И на лезвии солнечные блики играют.
   Голубых кровей девица, куда уж нам. Вик демонстративно вытер лапы о замусоленный свитер, бесцеремонно ухватил рукоять в кулак, поднес почти к самому носу и прокашлялся, брызгая слюной во все стороны. Полностью осознавая, что кощунствует, такое оружие требовало другого отношения – бережного, благоговейного. Но что не сделаешь, чтобы проверить нервы напарника. К тому же слишком легко она его передала.
   Доверяет? Сомнительно. Недооценивает? Зря – придет время… Но пока вроде как союзники, да? Вик искоса глянул на спутницу.
   Ох и перекосило, бедную. В другой раз умнее будет. А меч хорош.
   Недлинный, лезвие чуть изогнуто, ковка многокомпонентная, невооруженным глазом видно, как бегут искры по рунам крупноколенчатого кованого узора. Мастерская работа. И это только снаружи, а что внутри?
   Вик не сдержался – он несколько раз интенсивно провел языком по краям резцов, потом приложил нагревшийся от трения кончик к правому верхнему зубу мудрости и задержал дыхание. Обратный ток – постепенно, как при медленном всплытии с глубины, исчезло ставшее привычным давление. Мир поменялся. Он не стал лучше, наоборот – сложнее, непонятнее и объемнее. Механист всегда боялся этого ощущения, дающего, однако, возможность Услышать и Познать. Ощущение своей персональной чуйки.
   Металл. Железо, графит, окалина и доломиты – классический рецепт булата. Что еще? Вик восхитился – в сплаве угадывались равномерные разводы ванадия, циркония, иттрия, еще какого-то редкоземелья.
   Ух ты! Вспышки вкраплений радиоактивного тория, названного так в честь ледового молота великого Тора. Ториты добывали и в катакомбах, побочно, основной материал все-таки кристаллы, только те забои слыли самыми безнадежными, в них свой век проживали за полгода. А Ангелочек не боится такие штуки с собой таскать? Скорее всего, подпитывающая руны энергия изотопов была подконтрольна и сбалансирована. Оружие с большой буквы и заоблачной цены. Вику бы такой инструмент, он бы и наговоренный узор на составляющие расплел…
   Дзинь! Звоночек. Механист ловит на себе заинтересованный взгляд спутницы и моментально втягивает в рот морозный воздух, охлаждая зубную коронку. Девчонка отбегает в сторону – ее рвет. Когда барьер включается внезапно – это вдвойне неприятно. Вик тоже приходит в себя, анализирует: проникновение поверхностное, похоже, гостья зацепила только эмоции – восторг и восхищение чужой работой.
   – Что, понравилось? – подтвердила его умозаключения как ни в чем не бывало вытирающая рот тонким батистовым платком Ангелочек. – Смог бы так?
   Хороший вопрос. Вик тоже решил сделать вид, что ничего не произошло. Меч. С подобным произведением искусства он столкнулся, пожалуй, впервые. Конечно, если иметь хорошую кузницу, инструмент, материал, ингредиенты и, самое главное, время – скопировал бы, наверное. Скопировал – и только. Почти нехотя протянул меч обратно. На мгновение вспыхнуло юношеское желание несколькими перекатами рубануть воздух, послушать, как поет сталь на ветру, – подавил, нечего до времени раскрываться.
   – Да, – вложил в ответ максимум невозмутимости.
   – Ну так сделай. Сейчас.
   Ха, сейчас! Вик лениво пояснил:
   – Это же технологический процесс. Без оборудования и компонентов…
   – Так чего тебе наворожить?
   Вик позволил себе улыбнуться, стоило огород городить – нет так нет. И все же легче из рукава задрипанную телогрейку с валенками вытащить, чем подобный шедевр выковать. В любом случае – спасибо, что показала.
   – Так хоть шарф дай.
   Ангел на секунду задумалась и размотала с шеи мягкий шерстяной шарф.
   – Это действительно не так просто, – начала девушка, – особенно здесь. Практически полная изоляция. У вас тут все за счет внутренних резервов и автономных источников.
   Если автономный источник – клинок из тория, то можно себя не стеснять. А насчет полной изоляции Вик не понял.
   – Видишь? – Ангелок достала из-за пазухи бесцветный камень величиной с кулак, мутноватый по всей поверхности и девственно прозрачный на месте небольшого скола.
   Еще бы – Вик таких наворочал за год. И размером намного побольше бывали. Очень намного. Спрос на них в обитаемых землях сумасшедший. Действительно, обостряет восприятие, прекрасно улавливает и аккумулирует информационные и эмоциональные потоки, незаменим при астральных запросах. По гармоничности на порядок превосходит остальные самоцветы, включая цитрины, раухтопазы, аметисты, халцедоны, сапфиры и даже черные морионы. Сверхчистый кварц, он же горный хрусталь. В свое время Вик ему тоже применение находил.
   – Не поверишь – увидела, не удержалась. Совершенная структура. У нас эти месторождения тысячу лет как иссякли, такая ценность – за бусинку можно караван купить. А вы по ним кирками.
   Механист фыркнул – а чем их, спрашивается, зубочисткой выковыривать? Есть месторождения – наверное, предкам этот кварц не особо нужен был. Золото с платиной-то подчистую выгребли. И вообще, что это за разговоры – у нас, у вас?
   – Такие, – она подбросила свой кристалл, – вообще под ногами валяются…
   Под ногами, не под ногами – учет тоже до бисеринки.