-- Дивный вечер, правда? Необыкновенно тепло для середины сентября. Ну,
не буду больше отнимать у вас время. Вы, вероятно, пойдете переодеваться к
ужину. Всего лишь черный галстук. Мы здесь не слишком чопорны. Да?
Вопрос был обращен к приблизившейся тени. Услышав знакомое
покашливание, я сразу понял, кто это.
-- Я хотел поговорить с мистером Вустером, сэр. Я к нему по поручению
миссис Траверс. Миссис Траверс шлет свои наилучшие пожелания и просит
передать вам, что она сейчас в голубой гостиной и будет рада видеть вас,
если вы сочтете возможным поспешить к ней туда. Она желала бы обсудить с
вами нечто важное. Спод фыркнул в темноте.
-- Стало быть, миссис Траверс уже прибыла?
-- Да, сэр.
-- И желает обсудить с мистером Вустером нечто важное.
-- Да, сэр.
-- Ха! -- издал Спод и удалился с резким, отрывистым смехом. Я встал.
-- Дживс, -- сказал я, -- вы должны выслушать меня и дать совет.
Интрига запутывается.
Я надел рубашку и трусы до колен.
-- Ну как, Дживс, -- спросил я, -- что посоветуете?
Пока мы шли к дому, я посвятил его в перипетии последних событий, потом
оставил его размышлять над ними в поисках выхода и быстро принял ванну.
Теперь я с надеждой глядел на Дживса, как тюлень, ожидающий, что ему кинут
кусок рыбы.
-- Придумали что-нибудь?
-- Увы, сэр, пока нет.
-- Вообще ничего?
-- Боюсь, что так, сэр.
Я издал жалобный стон и стал натягивать брюки. Этот блестящий ум
мгновенно находит идеальное решение для сложнейших головоломок, я так к
этому привык, что и представить себе не мог возможной неудачи, особенно в
нынешних обстоятельствах. Удар оказался слишком болезненным, и, когда я
надевал носки, у меня дрожали руки. Было странное ощущение, будто я весь
окоченел, и ход мыслей, и движения тела замедлились; казалось, кто-то
положил мои мозги, а заодно с мозгами и меня, в холодильник и забыл там на
несколько дней.
-- Может быть, Дживс, вы недостаточно ясно представляете себе картину в
целом? -- предположил я. -- Я слишком коротко пересказал вам, что произошло,
-- торопился погрузиться в ванну. Мне кажется, стоит сделать как в
детективах. Вы читаете детективы?
-- Не слишком часто, сэр.
-- Во всех детективах сыщик в какой-то момент обязательно начинает
систематизировать данные и для этого составляет список подозреваемых,
записывает мотивы преступления, где, кто, когда был, у кого есть алиби,
улики, и прочее. Давайте попробуем и мы. Возьмите бумагу и карандаш, Дживс,
будем сводить все воедино. Назовем документ "Вустер Б. Положение дел".
Написали?
-- Да, сэр.
-- Хорошо. Едем дальше. Пункт первый: тетя Далия грозит, что, если я не
украду корову и не передам ей, она отлучит меня от своего стола -- прощай
кулинарные шедевры Анатоля.
-- Да, сэр.
-- Пункт второй: если я украду корову и передам ей, Спод превратит меня
в отбивную.
-- Да, сэр.
-- Самое ужасное -- это пункт третий: если я украду корову и передам
тетке или не украду ее и не передам Гарольду Пинкеру, я не только
подвергнусь вышеупомянутой процедуре превращения в отбивную, но Стиффи к
тому же отдаст блокнот Финк-Ноттла сэру Уоткину Бассету. И вам, и мне
известно, чем это кончится. Так что вот. Таковы мои дела. Вникли?
-- Да, сэр. Без сомнения, обстоятельства сложились не слишком
благоприятно.
Я выразительно посмотрел на него.
-- Дживс, не надо испытывать мое терпение, особенно сейчас. Не слишком
благоприятно -- это же надо такое придумать! Кого это вы на днях поминали,
на чью голову обрушились все невзгоды мира?
-- Мону Лизу.
-- Знаете, если бы я сейчас встретил эту вашу Мону Лизу, я пожал бы ей
руку и сказал, что очень хорошо ее понимаю. Дживс, перед вами лягушка,
раздавленная бороной.
-- Да, сэр. Пожалуйста, чуть выше брюки, сэр, на четверть дюйма. В
просвете между ботинком и манжетой должен с небрежной элегантностью мелькать
носок. Эта тонкость чрезвычайно важна.
-- Так?
-- Безупречно, сэр. Я вздохнул.
-- Бывают минуты в жизни, Дживс, когда человек задает себе вопрос: "А
стоят ли брюки такого внимания?"
-- Это настроение пройдет, сэр.
-- Не с чего ему проходить. Если вы не распутаете этот клубок, всему
конец. Конечно, у вас просто не было времени как следует пораскинуть
мозгами, -- сказал я с некоторой надеждой. -- Пока я ужинаю, проанализируйте
все еще раз со всех возможных точек зрения. Вдруг на вас снизойдет
вдохновение. Такое ведь случается, правда? Вроде как озарит, да?
-- Да, сэр. Считается, что древнегреческий ученый Архимед открыл свой
знаменитый закон о поддерживающей силе жидкостей и газов совершенно
неожиданно для самого себя, когда садился утром в ванну.
-- Ну вот видите! И ведь не такой уж был гений. По сравнению с вами,
Дживс.
-- Необычайно одаренный человек, сэр. Его убил рядовой солдат, и мир до
сих пор скорбит о потере.
-- Надо же, какая незадача. Но что поделаешь, всякая плоть -- трава,
так, кажется?
-- Истинно так, сэр.
Я в задумчивости закурил сигарету и, выкинув из головы Архимеда --
сейчас не до него, снова стал размышлять о жуткой передряге, в которую попал
по милости вероломной Стиффи.
-- Знаете, Дживс, -- сказал я, -- если основательно задуматься, то
невольно поразишься, как сильно старается прекрасный пол напакостить мне.
Помните мисс Уикем и историю с грелкой?
-- Помню, сэр.
-- А Гледис -- забыл фамилию, -- которая уложила в постель своего
приятеля со сломанной ногой в моей квартире?
-- Да, сэр.
-- А Полину Стоукер, которая ворвалась посреди ночи в мой деревенский
домик в купальном костюме?
-- Помню, сэр.
-- Что за странные существа эти женщины, Дживс, что за странные
создания! Насколько коварнее и злее мужчин, насколько более жестоки. Но по
части жестокости Стиффи их всех переплюнет. Чье это имя ангел вписал в
золотые скрижали первым?
-- Праведника Абу Бен-Адема, сэр.
-- Вот-вот, в точности как Стиффи. Ее никто не перещеголяет. Что,
Дживс?
-- Я просто хотел спросить, сэр, когда мисс Бинг грозила передать
блокнот мистера Финк-Ноттла сэру Уоткину, ее глаза не поблескивали, -- может
быть, вы случайно заметили?
-- Вы имеете в виду лукавый блеск, то есть думаете, она попросту
дурачила меня? Нет, Дживс, ни намека на блеск. Поверьте, видел я холодные
глаза, много раз видел, но чтобы вместо глаз кусочки льда -- не доводилось.
Она не шутила, она диктовала условия сделки на полном серьезе. И притом
вполне отдавала себе отчет в том, что совершает низкий поступок -- даже по
меркам женщин, но ей было на это чихать. А корень зла -- эмансипация,
современные женщины возомнили себя пупом земли и считают, что им все
позволено. Разве во времена королевы Виктории такое было мыслимо?
Принц-консорт сурово осудил бы девушку, которая ведет себя как Стиффи, что
скажете, Дживс?
-- Вполне допускаю, что его королевское высочество мог не одобрить
поведение мисс Бинг.
-- Она бы и пикнуть не успела, как он согнул ее пополам и отшлепал по
попке лакированной штиблетой. А я бы посоветовал ему подвергнуть той же
процедуре и тетю Далию. Кстати, уж раз я ее вспомнил, надо, пожалуй, пойти
засвидетельствовать почтение престарелой родственнице.
-- Она с большим нетерпением ожидает вас, сэр, хочет побеседовать.
-- Признаюсь вам как на духу, Дживс: я отнюдь не разделяю этого ее
желания и без всякого удовольствия думаю о seance [Встреча, собрание (фр.)].
-- В самом деле, сэр?
-- Скорей наоборот. Видите ли, я перед чаем послал ей телеграмму, в
которой сообщил, что отказываюсь красть серебряную корову, а она телеграмму
не получила, потому что еще раньше уехала из Лондона. Иными словами, она
уверена, что племянник чуть ли не рвется с поводка, желая выполнить ее
команду, а племянник будет вынужден признаться, что план лопнул. Ей это ох
как не понравится, и я не стыжусь вам признаться, Дживс, что чем больше я
думаю о предстоящей беседе с ней, тем ощутимее у меня холодеют ноги.
-- Позвольте вам предложить, сэр, -- конечно, это всего лишь полумера,
но замечено, что в минуты растерянности и уныния полный вечерний костюм
часто помогает обрести душевное равновесие.
-- Думаете, мне следует надеть фрак и белую бабочку? Спод говорил --
черную и смокинг.
-- Считаю, что чрезвычайные обстоятельства оправдывают это небольшое
отклонение от этикета.
-- Может быть, вы правы.
И, конечно, он оказался прав. По части психологических тонкостей он
настоящий дока. Я облачился в полный парадный костюм и сразу же почувствовал
себя увереннее. Ноги потеплели, в глазах появился блеск, душа расправилась,
будто кто-то накачивал ее велосипедным насосом, Я обозревал в зеркале
произведенный эффект, легчайшими движениями пальцев поправляя бабочку и
мысленно повторяя в уме слова, которые готовился сказать тете Далии, если
она вспылит, и тут открылась дверь и вошел Гасси.
При виде его очкастой физиономии у меня сердце сжалось от сочувствия,
потому что с первого взгляда было ясно: он не в курсе последних событий.
Человек, которого Стиффи посвятила в свои планы, вел бы себя совсем не так.
Гасси же просто лучился благодушием. Мы с Дживсом обменялись понимающими
взглядами. "Если бы он только знал!" -- сказал мой взгляд, и в его глазах я
прочел те же слова.
-- Здорово! -- воскликнул Гасси. -- Ну ты и вырядился! Здравствуйте,
Дживс.
-- Добрый вечер, сэр.
-- Ну что. Берти, есть новости? Видел ее? Теперь мое сердце просто
разрывалось от сострадания. Я подавил горестный вздох. Какой тяжкий долг мне
предстоит выполнить! Я должен нанести старому другу удар прямо в солнечное
сплетение. Ну почему, почему я? Однако долг есть долг. Буду действовать как
хирург -- скальпелем.
-- Да, -- ответил я, -- видел. Я ее видел. Дживс, у нас есть бренди?
-- Нет, сэр.
-- А вы можете принести рюмку?
-- Разумеется, сэр.
-- Тогда принесите лучше бутылку.
-- Хорошо, сэр.
Он исчез, как дух, а Гасси с наивным изумлением уставился на меня.
-- Что все это значит? Зачем ты хочешь нахлестаться бренди еще до
ужина?
-- И в мыслях такого нет. Я попросил принести его для тебя, дружище,
несчастный ты страдалец, распятый на кресте мученик.
-- Я не пью бренди.
-- На сей раз выпьешь, клянусь, и потребуешь еще. Располагайся, Гасси,
поболтаем.
Усадил его в кресло и принялся молоть какую-то чушь о погоде и о видах
на урожай. Мне не хотелось обрушивать на него жуткое известие, пока под
рукой нет воскрешающего напитка. Я что-то плел с похоронным видом в надежде
подготовить его к худшему, и вдруг заметил, что он смотрит на меня как-то
подозрительно.
-- Берти, по-моему, ты пьян.
-- Ни в одном глазу.
-- Тогда почему ты несешь весь этот бред?
-- Заполняю паузу в ожидании Дживса с бренди. Ну вот, Дживс, спасибо.
Я принял из его рук полную до краев рюмку и осторожно зажал пальцы
Гасси вокруг ножки.
-- Дживс, сходили бы вы к тете Далии и сказали, что я не могу
встретиться с ней сейчас. Мне понадобится сколько-то времени.
-- Хорошо, сэр.
Гасси вдруг стал похож на озадаченного палтуса.
-- Гасси, -- сказал я, -- выпей бренди и приготовься слушать. У меня
дурные новости. По поводу блокнота.
-- По поводу блокнота?
-- Да.
-- Ты хочешь сказать, он не у нее?
-- Вот в том-то и загвоздка. Блокнот у нее, и она собирается отдать его
папаше Бассету.
Я ожидал взрыва чувств, и взрыв последовал. Глаза Гасси вылезли из
орбит и показались над оправой стекол, он вскочил с кресла, содержимое рюмки
выплеснулось, и в комнате запахло как субботним вечером в баре.
-- Что???
-- Увы, именно так обстоят дела.
-- Вот это фокус!
-- Да.
-- Надеюсь, ты шутишь?
-- К сожалению, нет.
-- Но почему?!
-- У нее есть на то свои причины.
-- Она просто не понимает, что за этим последует.
-- Все она понимает.
-- Но это конец!
-- Это уж точно.
-- О ужас, ужас!
Многие говорят, что в минуты трагических потрясений проявляется лучшее,
что есть в характере Вустеров. На меня снизошло странное спокойствие. Я
похлопал его по плечу.
-- Мужайся, Гасси! Вспомни Архимеда.
-- На кой черт?
-- Его убил рядовой солдат.
-- Ну и что?
-- Конечно, приятного мало, но я не сомневаюсь, что умер он с улыбкой.
Моя бестрепетность произвела должное воздействие. Он слегка притих. Не
стану утверждать, что нас можно было принять за французских аристократов,
которых везут в телеге под нож гильотины, но некое отдаленное сходство все
же наблюдалось.
-- Когда она тебе сказала?
-- Не так давно, на террасе.
-- Она не разыгрывала тебя?
-- Какое там.
-- А не было...
-- Озорного блеска в ее глазах? Не было. Никакого блеска не было и в
помине.
-- Слушай, может быть, есть способ ее остановить? Я знал, что он
заведет об этом разговор, но уж лучше бы не заводил. Нам предстояли долгие
бессмысленные препирательства.
-- Способ есть, -- сказал я. -- Она обещала, что откажется от своего
кошмарного намерения, если я украду у папаши Бассета серебряную корову.
-- Это тот сливочник, который он показывал нам вчера за ужином?
-- Тот самый.
-- Но зачем его красть?
Я объяснил ему положение дел. Он выслушал меня с большим вниманием, и
его лицо посветлело.
-- Ах вот оно что! Теперь я все понял. А раньше в толк не мог взять,
почему она так себя ведет. Казалось -- полная бессмыслица. Ну что ж,
отлично. Выход найден.
До чего же тяжко убивать воскресшую надежду! Но что делать, придется.
-- Не сказал бы, потому что я к этой проклятой корове и близко не
подойду.
-- Как? Почему?
-- Потому что тогда Родерик Спод превратит меня в отбивную, он мне
поклялся.
-- Господи, при чем тут Родерик Спод?
-- В деле серебряной коровы он выступает ее защитником. Несомненно, из
уважения к старикашке Бассету.
-- Хм! Не боишься же ты Родерика Спода?
-- Представь себе, боюсь.
-- Чушь собачья! Не может этого быть, уж я-то тебя знаю.
-- Ничего ты не знаешь. Он заходил по комнате туда-сюда.
-- Берти, ну почему надо бояться Спода? Здоровенная туша, пока он
повернется, тебя и след простыл.
-- Не имею ни малейшего желания состязаться с ним в беге.
-- И главное -- тебе вовсе не обязательно потом здесь оставаться.
Сделал дело -- и тут же смывайся. Пошли священнику записку после ужина, вели
в полночь быть в условленном месте, и с Богом. Рассчитаем время. От
двенадцати пятнадцати до двенадцати тридцати ты крадешь корову. Нет, накинем
еще десять минут -- мало ли что, -- это будет без двадцати час. Без четверти
ты уже в конюшне и заводишь автомобиль. Без десяти -- мчишься как ветер по
дороге в Лондон, все прошло без сучка и задоринки. Не понимаю, чего ты
боишься? Мне кажется, все так просто, маленький ребенок справится.
-- И все равно...
-- Ты отказываешься?
-- Отказываюсь.
Он подошел к каминной полке и принялся вертеть в руках статуэтку --
кажется, это была пастушка.
-- И это говорит Берти Вустер? Да.
-- Тот самый Берти Вустер, которым я так восхищался в школе, которого
все звали Сорвиголова Берти?
-- Да, тот самый.
-- В таком случае говорить нам больше не о чем.
-- Ты прав, не о чем.
-- Единственное, что нам остается, это изъять блокнот у интриганки
Бинг.
-- Как ты предполагаешь это осуществить?
Он нахмурился и стал думать. Клетки серого вещества пришли в движение.
-- Придумал! Слушай. Этот блокнот для нее сейчас большая ценность, так
ведь?
-- Так.
-- А раз так, она будет носить его с собой, как я носил.
-- Скорее всего.
-- Возможно, в чулке. Вот и великолепно.
-- Что же тут великолепного?
-- А ты не догадываешься, куда клонится ход моих мыслей?
-- Нет.
-- Тогда слушай. Ты затеешь с ней шутливую возню, вы станете носиться
друг за другом, увертываться, и ты сможешь очень естественно... ну, как бы в
шутку схватить за ногу...
Я резко оборвал его. Есть границы, которые нельзя переходить, и мы,
Вустеры, свято их чтим.
-- Гасси, ты предлагаешь мне схватить Стиффи за ногу?!
-- Ну да.
-- Ни за что.
-- Но почему?
-- Не будем углубляться в причины, -- ледяным тоном отрезал я. --
Несомненно, ты принял меня за кого-то другого.
Он с укором посмотрел на меня своими выпученными глазами -- наверно,
так глядел на него умирающий тритон, которому он забыл вовремя поменять
воду. Потом вроде как шмыгнул носом.
-- До чего же ты изменился, -- сказал он, -- совсем не тот, что был в
школе. Вконец деградировал. Ни прежнего задора, ни лихости, ни страсти к
авантюрам. Спился, надо полагать.
Он вздохнул и шваркнул пастушку об пол. Мы подошли к двери, я открыл
ее, и тут он снова оглядел меня.
-- Ты это что, к ужину так разоделся? Галстук-то белый зачем нацепил?
-- Дживс посоветовал, для бодрости духа.
-- Будешь чувствовать себя идиотом. Старый хрыч Бассет ужинает в
вельветовой домашней куртке, весь перед в пятнах от супа. Так что лучше
переоденься.
Пожалуй, он прав. Зачем выделяться, это дурной тон. Рискуя потерять
твердость духа, я принялся стаскивать фрак. И тут внизу в гостиной раздалось
пение, звонкий молодой голос исполнял под аккомпанемент фортепьяно старинную
английскую народную песню. Так мне показалось, и показалось правильно, если
судить по внешним симптомам. Певица то и дело выкрикивала "Эх, нанни,
нанни!" и прочие "тра-ля-ля!".
У Гасси от этих оглушительных звуков глаза за стеклами очков начали
дымиться. Чувствовалось, что эта последняя капля переполнила чашу его
терпения.
-- Стефани Бинг! -- с горечью произнес он. -- И она еще поет!
Он фыркнул и убежал. Я завязал черный галстук, и тут появился Дживс.
-- Миссис Траверс, -- официально доложил он.
-- О, черт! -- невольно вырвалось у меня.
Я и раньше знал, что она придет, еще до того, как Дживс о ней
возвестил, но ведь и несчастный прохожий, попавший под бомбежку, знает, что
его убьют, однако, когда бомба на него падает, ему от этого ничуть не легче.
Тетка была чрезвычайно возбуждена -- вернее сказать, просто не в себе,
и я поспешил со всей любезностью усадить ее в кресло и начал извиняться.
-- Простите меня, дражайшая старушенция, ради Бога, простите: я просто
не мог прийти к вам. Мы с Гасси Финк-Ноттлом обсуждали дела, которые кровно
затрагивают и его, и мои интересы. С тех пор, как мы с вами расстались,
произошло немало событий, и положение мое еще больше осложнилось --
печально, но должен в этом признаться. Образно говоря, передо мной
разверзлась адская бездна. И это не преувеличение, вы согласны, Дживс?
-- О да, сэр.
Она лишь отмахнулась от моих излияний.
-- Стало быть, у тебя тоже неприятности? Не знаю, что стряслось у вас
здесь, но на меня обрушилась трагедия, иначе не назовешь. Потому я сразу же
примчалась сюда. Нужно действовать немедленно, мой дом в опасности.
Наверное, даже на Мону Лизу не сваливалось столько несчастий разом. Да
уж, поистине пришла беда -- отворяй ворота.
-- Почему? Что случилось?
У нее перехватило горло. Наконец она с трудом выговорила
одно-единственное слово:
-- Анатоль!
-- Анатоль? -- Я сжал ее руку, стараясь успокоить. -- Не надо так
волноваться, вы не в себе, дорогая тетушка, по-моему, бредите, но
рассказывайте, рассказывайте, я совсем сбит с толку. При чем тут Анатоль?
-- Надо срочно принимать меры, иначе я его потеряю.
Словно чья-то ледяная рука сдавила мне сердце.
-- Потеряете?!
-- Да.
-- Ведь вы же удвоили ему жалованье?
-- Удвоила, и тем не менее. Выслушай меня, Берти. Перед тем, как мне
уехать сегодня днем из дому, Том получил письмо от сэра Уоткина Бассета. Я
сказала "перед тем, как мне уехать из дому", но на самом деле я и уехала-то
из-за этого письма. Знаешь, что в нем было написано?
-- Что?
-- В нем содержалось предложение обменять серебряную корову на Анатоля,
и Том сейчас серьезно обдумывает это предложение!
-- Что?! Помышлить невозможно!
-- Помыслить, сэр.
-- Благодарю вас, Дживс. Помыслить невозможно. Не верю. Чтобы дядя Том
хоть на миг всерьез отнесся к такой несусветной наглости? Никогда.
-- Говоришь, никогда? Плохо ты его знаешь. Помнишь дворецкого, который
служил у нас до Сеппингса? Помроя?
-- Еще бы мне его не помнить. Настоящий аристократ.
-- Сокровище.
-- Ему цены нет. До сих пор не понимаю, зачем вы его отпустили.
-- Том уступил его Бессингтон-Копам в обмен на шоколадницу в форме яйца
на трех изогнутых ножках.
Я пытался справиться с захлестнувшим меня отчаянием.
-- Неужели этот старый маразматик, этот осел -- простите, дядя Том --
пожертвует Анатолем ради такой мерзости?
-- Нет ни малейших сомнений: пожертвует.
Она поднялась и нервно подошла к каминной полке. Я видел, она ищет, что
бы такое разбить: надо дать выход накопившимся чувствам -- Дживс назвал бы
такое действие суррогатным, -- и я галантно указал ей на терракотовую
статуэтку молящегося отрока Самуила. Она деловито поблагодарила меня и
запустила пророком в противоположную стену.
-- Поверь мне, Берти, настоящий коллекционер -- одержимый, он пойдет на
все, лишь бы заполучить вожделенный экземпляр. Знаешь, что сказал мне Том,
когда попросил прочесть письмо сэра Уоткина? Он сказал, что с наслаждением
содрал бы со старого хрена Бассета шкуру живьем и собственноручно сварил его
в кипящем котле, однако альтернативы не видит, придется уступить. Он бы тут
же и написал ему, что согласен на сделку, да я помешала: заверила его, что
ты поехал в "Тотли-Тауэрс" специально для того, чтобы украсть корову, и что
с минуты на минуту она будет в его руках. Расскажи, Берти, как твои успехи?
Ты разработал план? Продумал каждую деталь? Нам нельзя терять времени.
Дорога каждая минута.
Ноги у меня стали ватные. Но надо открыть ей все, а там будь что будет.
Моя тетка грозная старуха, не дай Бог вывести ее из себя, вон как она
расправилась с отроком Самуилом.
-- Я как раз собирался поговорить с вами об этом, -- сказал я. --
Дживс, у вас документ, который мы составили?
-- Вот он, сэр.
-- Благодарю вас, Дживс. По-моему, будет очень кстати, если вы
принесете еще одну рюмку бренди.
-- Слушаю, сэр.
Он исчез, а я подал ей лист бумаги и попросил внимательно прочесть. Она
быстро пробежала глазами написанное.
-- Что за чепуха?
-- Сейчас поймете. Обратите внимание на заголовок: "Вустер Б. Положение
дел". В этих словах заключена вся суть. Здесь объясняется, -- сказал я,
отступая назад, чтобы в случае необходимости легче было дать деру, -- почему
я решительно отказываюсь красть корову.
-- Отказываешься?!
-- Сегодня днем я послал вам телеграмму и сообщил об этом, но вы и
телеграмма, конечно, разминулись.
Она глядела на меня с мольбой, как трепетно обожающая мать глядит на
своего слабоумного сына, который отмочил нечто выдающееся по степени
идиотизма.
-- Берти, голубчик, ты что же, пропустил мой рассказ мимо ушей? Не
понял, что речь идет об Анатоле?
-- Все я понял, не сомневайтесь.
-- Берти, у тебя помрачение рассудка? Я говорю "помрачение", потому
что...
Я поднял руку, прося внимания.
-- Позвольте мне объяснить вам, дражайшая тетушка. Как вы, несомненно,
помните, я говорил вам, что за последние несколько часов произошло немало
важных событий и расстановка сил изменилась. Первое: сэр Уоткин Бассет знает
о вашем замысле украсть корову и следит за каждым моим шагом. Второе: он
поделился своими подозрениями с приятелем -- этого приятеля зовут Спод.
Может быть, вас с ним познакомили, когда вы приехали?
-- Это такая квадратная туша?
-- Верно, туша, хотя гора было бы точнее. Так вот, сэр Уоткин Бассет,
как я уже сказал, поделился своими подозрениями со Сподом. и Спод пригрозил
мне лично, что, если корова исчезнет, он собственными руками сделает из меня
отбивную. Вот почему нам не на что надеяться.
Наступило довольно продолжительное молчание. Я видел, что она
обдумывает услышанное и неохотно соглашается, что Бертрам Вустер
отказывается помочь ей в трудную минуту не из пустого каприза. Она поняла, в
какую опасную ловушку я угодил, и содрогнулась от ужаса, -- а может, мне
только так показалось. В детстве я частенько получал от этой дамы по шее,
если она считала, что я провинился, и в последнее время я постоянно
чувствовал, что ее подмывает обойтись со мной как в старину. Но хоть она и
не скупилась на подзатыльники, в груди ее, я знаю, бьется доброе сердце, а
своего племянника Бертрама она любит глубоко и нежно и ни за что не
пожелает, чтобы ему подбили глаз и расквасили его красивый породистый нос.
-- Понятно, -- наконец произнесла она. -- Да, это, конечно, сильно
осложняет дело.
-- Безумно осложняет. Если вы назовете положение impasse [Тупик (фр.)],
я тотчас соглашусь с вами.
-- Говоришь, грозился сделать из тебя отбивную?
-- Именно так и сказал. Да еще повторил -- чтобы я лучше усвоил.
-- Нет, я ни за что на свете не допущу, чтобы этот хулиган тебя избил.
Тебе с таким громилой не тягаться. Ты и охнуть не успеешь -- он из тебя дух
вышибет. Разорвет на части, потом их не собрать.
Мне стало слегка не по себе.
-- Зачем же в таких красочных подробностях?
-- Он серьезно говорил, ты уверен?
-- Еще бы.
-- Может быть, он из тех, кто просто любит хорохориться... Я печально
улыбнулся.
-- Вижу, вижу, тетя Далия, куда вы клоните. Сейчас еще спросите, а не
заметил ли я в его глазах лукавого блеска. Нет, никакого блеска не заметил.
Поверьте, Родерик Спод будет неукоснительно следовать тактике, о которой
информировал меня во время нашей последней встречи, и все свои угрозы
выполнит.
-- Тогда плохи наши дела. Если только Дживс нас не спасет. -- Это она
адресовала моему дворецкому, который как раз появился с рюмкой бренди, -- не
очень-то он спешил. Я уже начал удивляться, что это его так долго нет?
-- Дживс, мы говорим о мистере Споде.
-- Да, мадам?
-- Мы с Дживсом уже обсудили, какой сильный и опасный враг Спод, --
горестно вздохнул я, -- и он признался, что не находит решения. Впервые этот
не буду больше отнимать у вас время. Вы, вероятно, пойдете переодеваться к
ужину. Всего лишь черный галстук. Мы здесь не слишком чопорны. Да?
Вопрос был обращен к приблизившейся тени. Услышав знакомое
покашливание, я сразу понял, кто это.
-- Я хотел поговорить с мистером Вустером, сэр. Я к нему по поручению
миссис Траверс. Миссис Траверс шлет свои наилучшие пожелания и просит
передать вам, что она сейчас в голубой гостиной и будет рада видеть вас,
если вы сочтете возможным поспешить к ней туда. Она желала бы обсудить с
вами нечто важное. Спод фыркнул в темноте.
-- Стало быть, миссис Траверс уже прибыла?
-- Да, сэр.
-- И желает обсудить с мистером Вустером нечто важное.
-- Да, сэр.
-- Ха! -- издал Спод и удалился с резким, отрывистым смехом. Я встал.
-- Дживс, -- сказал я, -- вы должны выслушать меня и дать совет.
Интрига запутывается.
Я надел рубашку и трусы до колен.
-- Ну как, Дживс, -- спросил я, -- что посоветуете?
Пока мы шли к дому, я посвятил его в перипетии последних событий, потом
оставил его размышлять над ними в поисках выхода и быстро принял ванну.
Теперь я с надеждой глядел на Дживса, как тюлень, ожидающий, что ему кинут
кусок рыбы.
-- Придумали что-нибудь?
-- Увы, сэр, пока нет.
-- Вообще ничего?
-- Боюсь, что так, сэр.
Я издал жалобный стон и стал натягивать брюки. Этот блестящий ум
мгновенно находит идеальное решение для сложнейших головоломок, я так к
этому привык, что и представить себе не мог возможной неудачи, особенно в
нынешних обстоятельствах. Удар оказался слишком болезненным, и, когда я
надевал носки, у меня дрожали руки. Было странное ощущение, будто я весь
окоченел, и ход мыслей, и движения тела замедлились; казалось, кто-то
положил мои мозги, а заодно с мозгами и меня, в холодильник и забыл там на
несколько дней.
-- Может быть, Дживс, вы недостаточно ясно представляете себе картину в
целом? -- предположил я. -- Я слишком коротко пересказал вам, что произошло,
-- торопился погрузиться в ванну. Мне кажется, стоит сделать как в
детективах. Вы читаете детективы?
-- Не слишком часто, сэр.
-- Во всех детективах сыщик в какой-то момент обязательно начинает
систематизировать данные и для этого составляет список подозреваемых,
записывает мотивы преступления, где, кто, когда был, у кого есть алиби,
улики, и прочее. Давайте попробуем и мы. Возьмите бумагу и карандаш, Дживс,
будем сводить все воедино. Назовем документ "Вустер Б. Положение дел".
Написали?
-- Да, сэр.
-- Хорошо. Едем дальше. Пункт первый: тетя Далия грозит, что, если я не
украду корову и не передам ей, она отлучит меня от своего стола -- прощай
кулинарные шедевры Анатоля.
-- Да, сэр.
-- Пункт второй: если я украду корову и передам ей, Спод превратит меня
в отбивную.
-- Да, сэр.
-- Самое ужасное -- это пункт третий: если я украду корову и передам
тетке или не украду ее и не передам Гарольду Пинкеру, я не только
подвергнусь вышеупомянутой процедуре превращения в отбивную, но Стиффи к
тому же отдаст блокнот Финк-Ноттла сэру Уоткину Бассету. И вам, и мне
известно, чем это кончится. Так что вот. Таковы мои дела. Вникли?
-- Да, сэр. Без сомнения, обстоятельства сложились не слишком
благоприятно.
Я выразительно посмотрел на него.
-- Дживс, не надо испытывать мое терпение, особенно сейчас. Не слишком
благоприятно -- это же надо такое придумать! Кого это вы на днях поминали,
на чью голову обрушились все невзгоды мира?
-- Мону Лизу.
-- Знаете, если бы я сейчас встретил эту вашу Мону Лизу, я пожал бы ей
руку и сказал, что очень хорошо ее понимаю. Дживс, перед вами лягушка,
раздавленная бороной.
-- Да, сэр. Пожалуйста, чуть выше брюки, сэр, на четверть дюйма. В
просвете между ботинком и манжетой должен с небрежной элегантностью мелькать
носок. Эта тонкость чрезвычайно важна.
-- Так?
-- Безупречно, сэр. Я вздохнул.
-- Бывают минуты в жизни, Дживс, когда человек задает себе вопрос: "А
стоят ли брюки такого внимания?"
-- Это настроение пройдет, сэр.
-- Не с чего ему проходить. Если вы не распутаете этот клубок, всему
конец. Конечно, у вас просто не было времени как следует пораскинуть
мозгами, -- сказал я с некоторой надеждой. -- Пока я ужинаю, проанализируйте
все еще раз со всех возможных точек зрения. Вдруг на вас снизойдет
вдохновение. Такое ведь случается, правда? Вроде как озарит, да?
-- Да, сэр. Считается, что древнегреческий ученый Архимед открыл свой
знаменитый закон о поддерживающей силе жидкостей и газов совершенно
неожиданно для самого себя, когда садился утром в ванну.
-- Ну вот видите! И ведь не такой уж был гений. По сравнению с вами,
Дживс.
-- Необычайно одаренный человек, сэр. Его убил рядовой солдат, и мир до
сих пор скорбит о потере.
-- Надо же, какая незадача. Но что поделаешь, всякая плоть -- трава,
так, кажется?
-- Истинно так, сэр.
Я в задумчивости закурил сигарету и, выкинув из головы Архимеда --
сейчас не до него, снова стал размышлять о жуткой передряге, в которую попал
по милости вероломной Стиффи.
-- Знаете, Дживс, -- сказал я, -- если основательно задуматься, то
невольно поразишься, как сильно старается прекрасный пол напакостить мне.
Помните мисс Уикем и историю с грелкой?
-- Помню, сэр.
-- А Гледис -- забыл фамилию, -- которая уложила в постель своего
приятеля со сломанной ногой в моей квартире?
-- Да, сэр.
-- А Полину Стоукер, которая ворвалась посреди ночи в мой деревенский
домик в купальном костюме?
-- Помню, сэр.
-- Что за странные существа эти женщины, Дживс, что за странные
создания! Насколько коварнее и злее мужчин, насколько более жестоки. Но по
части жестокости Стиффи их всех переплюнет. Чье это имя ангел вписал в
золотые скрижали первым?
-- Праведника Абу Бен-Адема, сэр.
-- Вот-вот, в точности как Стиффи. Ее никто не перещеголяет. Что,
Дживс?
-- Я просто хотел спросить, сэр, когда мисс Бинг грозила передать
блокнот мистера Финк-Ноттла сэру Уоткину, ее глаза не поблескивали, -- может
быть, вы случайно заметили?
-- Вы имеете в виду лукавый блеск, то есть думаете, она попросту
дурачила меня? Нет, Дживс, ни намека на блеск. Поверьте, видел я холодные
глаза, много раз видел, но чтобы вместо глаз кусочки льда -- не доводилось.
Она не шутила, она диктовала условия сделки на полном серьезе. И притом
вполне отдавала себе отчет в том, что совершает низкий поступок -- даже по
меркам женщин, но ей было на это чихать. А корень зла -- эмансипация,
современные женщины возомнили себя пупом земли и считают, что им все
позволено. Разве во времена королевы Виктории такое было мыслимо?
Принц-консорт сурово осудил бы девушку, которая ведет себя как Стиффи, что
скажете, Дживс?
-- Вполне допускаю, что его королевское высочество мог не одобрить
поведение мисс Бинг.
-- Она бы и пикнуть не успела, как он согнул ее пополам и отшлепал по
попке лакированной штиблетой. А я бы посоветовал ему подвергнуть той же
процедуре и тетю Далию. Кстати, уж раз я ее вспомнил, надо, пожалуй, пойти
засвидетельствовать почтение престарелой родственнице.
-- Она с большим нетерпением ожидает вас, сэр, хочет побеседовать.
-- Признаюсь вам как на духу, Дживс: я отнюдь не разделяю этого ее
желания и без всякого удовольствия думаю о seance [Встреча, собрание (фр.)].
-- В самом деле, сэр?
-- Скорей наоборот. Видите ли, я перед чаем послал ей телеграмму, в
которой сообщил, что отказываюсь красть серебряную корову, а она телеграмму
не получила, потому что еще раньше уехала из Лондона. Иными словами, она
уверена, что племянник чуть ли не рвется с поводка, желая выполнить ее
команду, а племянник будет вынужден признаться, что план лопнул. Ей это ох
как не понравится, и я не стыжусь вам признаться, Дживс, что чем больше я
думаю о предстоящей беседе с ней, тем ощутимее у меня холодеют ноги.
-- Позвольте вам предложить, сэр, -- конечно, это всего лишь полумера,
но замечено, что в минуты растерянности и уныния полный вечерний костюм
часто помогает обрести душевное равновесие.
-- Думаете, мне следует надеть фрак и белую бабочку? Спод говорил --
черную и смокинг.
-- Считаю, что чрезвычайные обстоятельства оправдывают это небольшое
отклонение от этикета.
-- Может быть, вы правы.
И, конечно, он оказался прав. По части психологических тонкостей он
настоящий дока. Я облачился в полный парадный костюм и сразу же почувствовал
себя увереннее. Ноги потеплели, в глазах появился блеск, душа расправилась,
будто кто-то накачивал ее велосипедным насосом, Я обозревал в зеркале
произведенный эффект, легчайшими движениями пальцев поправляя бабочку и
мысленно повторяя в уме слова, которые готовился сказать тете Далии, если
она вспылит, и тут открылась дверь и вошел Гасси.
При виде его очкастой физиономии у меня сердце сжалось от сочувствия,
потому что с первого взгляда было ясно: он не в курсе последних событий.
Человек, которого Стиффи посвятила в свои планы, вел бы себя совсем не так.
Гасси же просто лучился благодушием. Мы с Дживсом обменялись понимающими
взглядами. "Если бы он только знал!" -- сказал мой взгляд, и в его глазах я
прочел те же слова.
-- Здорово! -- воскликнул Гасси. -- Ну ты и вырядился! Здравствуйте,
Дживс.
-- Добрый вечер, сэр.
-- Ну что. Берти, есть новости? Видел ее? Теперь мое сердце просто
разрывалось от сострадания. Я подавил горестный вздох. Какой тяжкий долг мне
предстоит выполнить! Я должен нанести старому другу удар прямо в солнечное
сплетение. Ну почему, почему я? Однако долг есть долг. Буду действовать как
хирург -- скальпелем.
-- Да, -- ответил я, -- видел. Я ее видел. Дживс, у нас есть бренди?
-- Нет, сэр.
-- А вы можете принести рюмку?
-- Разумеется, сэр.
-- Тогда принесите лучше бутылку.
-- Хорошо, сэр.
Он исчез, как дух, а Гасси с наивным изумлением уставился на меня.
-- Что все это значит? Зачем ты хочешь нахлестаться бренди еще до
ужина?
-- И в мыслях такого нет. Я попросил принести его для тебя, дружище,
несчастный ты страдалец, распятый на кресте мученик.
-- Я не пью бренди.
-- На сей раз выпьешь, клянусь, и потребуешь еще. Располагайся, Гасси,
поболтаем.
Усадил его в кресло и принялся молоть какую-то чушь о погоде и о видах
на урожай. Мне не хотелось обрушивать на него жуткое известие, пока под
рукой нет воскрешающего напитка. Я что-то плел с похоронным видом в надежде
подготовить его к худшему, и вдруг заметил, что он смотрит на меня как-то
подозрительно.
-- Берти, по-моему, ты пьян.
-- Ни в одном глазу.
-- Тогда почему ты несешь весь этот бред?
-- Заполняю паузу в ожидании Дживса с бренди. Ну вот, Дживс, спасибо.
Я принял из его рук полную до краев рюмку и осторожно зажал пальцы
Гасси вокруг ножки.
-- Дживс, сходили бы вы к тете Далии и сказали, что я не могу
встретиться с ней сейчас. Мне понадобится сколько-то времени.
-- Хорошо, сэр.
Гасси вдруг стал похож на озадаченного палтуса.
-- Гасси, -- сказал я, -- выпей бренди и приготовься слушать. У меня
дурные новости. По поводу блокнота.
-- По поводу блокнота?
-- Да.
-- Ты хочешь сказать, он не у нее?
-- Вот в том-то и загвоздка. Блокнот у нее, и она собирается отдать его
папаше Бассету.
Я ожидал взрыва чувств, и взрыв последовал. Глаза Гасси вылезли из
орбит и показались над оправой стекол, он вскочил с кресла, содержимое рюмки
выплеснулось, и в комнате запахло как субботним вечером в баре.
-- Что???
-- Увы, именно так обстоят дела.
-- Вот это фокус!
-- Да.
-- Надеюсь, ты шутишь?
-- К сожалению, нет.
-- Но почему?!
-- У нее есть на то свои причины.
-- Она просто не понимает, что за этим последует.
-- Все она понимает.
-- Но это конец!
-- Это уж точно.
-- О ужас, ужас!
Многие говорят, что в минуты трагических потрясений проявляется лучшее,
что есть в характере Вустеров. На меня снизошло странное спокойствие. Я
похлопал его по плечу.
-- Мужайся, Гасси! Вспомни Архимеда.
-- На кой черт?
-- Его убил рядовой солдат.
-- Ну и что?
-- Конечно, приятного мало, но я не сомневаюсь, что умер он с улыбкой.
Моя бестрепетность произвела должное воздействие. Он слегка притих. Не
стану утверждать, что нас можно было принять за французских аристократов,
которых везут в телеге под нож гильотины, но некое отдаленное сходство все
же наблюдалось.
-- Когда она тебе сказала?
-- Не так давно, на террасе.
-- Она не разыгрывала тебя?
-- Какое там.
-- А не было...
-- Озорного блеска в ее глазах? Не было. Никакого блеска не было и в
помине.
-- Слушай, может быть, есть способ ее остановить? Я знал, что он
заведет об этом разговор, но уж лучше бы не заводил. Нам предстояли долгие
бессмысленные препирательства.
-- Способ есть, -- сказал я. -- Она обещала, что откажется от своего
кошмарного намерения, если я украду у папаши Бассета серебряную корову.
-- Это тот сливочник, который он показывал нам вчера за ужином?
-- Тот самый.
-- Но зачем его красть?
Я объяснил ему положение дел. Он выслушал меня с большим вниманием, и
его лицо посветлело.
-- Ах вот оно что! Теперь я все понял. А раньше в толк не мог взять,
почему она так себя ведет. Казалось -- полная бессмыслица. Ну что ж,
отлично. Выход найден.
До чего же тяжко убивать воскресшую надежду! Но что делать, придется.
-- Не сказал бы, потому что я к этой проклятой корове и близко не
подойду.
-- Как? Почему?
-- Потому что тогда Родерик Спод превратит меня в отбивную, он мне
поклялся.
-- Господи, при чем тут Родерик Спод?
-- В деле серебряной коровы он выступает ее защитником. Несомненно, из
уважения к старикашке Бассету.
-- Хм! Не боишься же ты Родерика Спода?
-- Представь себе, боюсь.
-- Чушь собачья! Не может этого быть, уж я-то тебя знаю.
-- Ничего ты не знаешь. Он заходил по комнате туда-сюда.
-- Берти, ну почему надо бояться Спода? Здоровенная туша, пока он
повернется, тебя и след простыл.
-- Не имею ни малейшего желания состязаться с ним в беге.
-- И главное -- тебе вовсе не обязательно потом здесь оставаться.
Сделал дело -- и тут же смывайся. Пошли священнику записку после ужина, вели
в полночь быть в условленном месте, и с Богом. Рассчитаем время. От
двенадцати пятнадцати до двенадцати тридцати ты крадешь корову. Нет, накинем
еще десять минут -- мало ли что, -- это будет без двадцати час. Без четверти
ты уже в конюшне и заводишь автомобиль. Без десяти -- мчишься как ветер по
дороге в Лондон, все прошло без сучка и задоринки. Не понимаю, чего ты
боишься? Мне кажется, все так просто, маленький ребенок справится.
-- И все равно...
-- Ты отказываешься?
-- Отказываюсь.
Он подошел к каминной полке и принялся вертеть в руках статуэтку --
кажется, это была пастушка.
-- И это говорит Берти Вустер? Да.
-- Тот самый Берти Вустер, которым я так восхищался в школе, которого
все звали Сорвиголова Берти?
-- Да, тот самый.
-- В таком случае говорить нам больше не о чем.
-- Ты прав, не о чем.
-- Единственное, что нам остается, это изъять блокнот у интриганки
Бинг.
-- Как ты предполагаешь это осуществить?
Он нахмурился и стал думать. Клетки серого вещества пришли в движение.
-- Придумал! Слушай. Этот блокнот для нее сейчас большая ценность, так
ведь?
-- Так.
-- А раз так, она будет носить его с собой, как я носил.
-- Скорее всего.
-- Возможно, в чулке. Вот и великолепно.
-- Что же тут великолепного?
-- А ты не догадываешься, куда клонится ход моих мыслей?
-- Нет.
-- Тогда слушай. Ты затеешь с ней шутливую возню, вы станете носиться
друг за другом, увертываться, и ты сможешь очень естественно... ну, как бы в
шутку схватить за ногу...
Я резко оборвал его. Есть границы, которые нельзя переходить, и мы,
Вустеры, свято их чтим.
-- Гасси, ты предлагаешь мне схватить Стиффи за ногу?!
-- Ну да.
-- Ни за что.
-- Но почему?
-- Не будем углубляться в причины, -- ледяным тоном отрезал я. --
Несомненно, ты принял меня за кого-то другого.
Он с укором посмотрел на меня своими выпученными глазами -- наверно,
так глядел на него умирающий тритон, которому он забыл вовремя поменять
воду. Потом вроде как шмыгнул носом.
-- До чего же ты изменился, -- сказал он, -- совсем не тот, что был в
школе. Вконец деградировал. Ни прежнего задора, ни лихости, ни страсти к
авантюрам. Спился, надо полагать.
Он вздохнул и шваркнул пастушку об пол. Мы подошли к двери, я открыл
ее, и тут он снова оглядел меня.
-- Ты это что, к ужину так разоделся? Галстук-то белый зачем нацепил?
-- Дживс посоветовал, для бодрости духа.
-- Будешь чувствовать себя идиотом. Старый хрыч Бассет ужинает в
вельветовой домашней куртке, весь перед в пятнах от супа. Так что лучше
переоденься.
Пожалуй, он прав. Зачем выделяться, это дурной тон. Рискуя потерять
твердость духа, я принялся стаскивать фрак. И тут внизу в гостиной раздалось
пение, звонкий молодой голос исполнял под аккомпанемент фортепьяно старинную
английскую народную песню. Так мне показалось, и показалось правильно, если
судить по внешним симптомам. Певица то и дело выкрикивала "Эх, нанни,
нанни!" и прочие "тра-ля-ля!".
У Гасси от этих оглушительных звуков глаза за стеклами очков начали
дымиться. Чувствовалось, что эта последняя капля переполнила чашу его
терпения.
-- Стефани Бинг! -- с горечью произнес он. -- И она еще поет!
Он фыркнул и убежал. Я завязал черный галстук, и тут появился Дживс.
-- Миссис Траверс, -- официально доложил он.
-- О, черт! -- невольно вырвалось у меня.
Я и раньше знал, что она придет, еще до того, как Дживс о ней
возвестил, но ведь и несчастный прохожий, попавший под бомбежку, знает, что
его убьют, однако, когда бомба на него падает, ему от этого ничуть не легче.
Тетка была чрезвычайно возбуждена -- вернее сказать, просто не в себе,
и я поспешил со всей любезностью усадить ее в кресло и начал извиняться.
-- Простите меня, дражайшая старушенция, ради Бога, простите: я просто
не мог прийти к вам. Мы с Гасси Финк-Ноттлом обсуждали дела, которые кровно
затрагивают и его, и мои интересы. С тех пор, как мы с вами расстались,
произошло немало событий, и положение мое еще больше осложнилось --
печально, но должен в этом признаться. Образно говоря, передо мной
разверзлась адская бездна. И это не преувеличение, вы согласны, Дживс?
-- О да, сэр.
Она лишь отмахнулась от моих излияний.
-- Стало быть, у тебя тоже неприятности? Не знаю, что стряслось у вас
здесь, но на меня обрушилась трагедия, иначе не назовешь. Потому я сразу же
примчалась сюда. Нужно действовать немедленно, мой дом в опасности.
Наверное, даже на Мону Лизу не сваливалось столько несчастий разом. Да
уж, поистине пришла беда -- отворяй ворота.
-- Почему? Что случилось?
У нее перехватило горло. Наконец она с трудом выговорила
одно-единственное слово:
-- Анатоль!
-- Анатоль? -- Я сжал ее руку, стараясь успокоить. -- Не надо так
волноваться, вы не в себе, дорогая тетушка, по-моему, бредите, но
рассказывайте, рассказывайте, я совсем сбит с толку. При чем тут Анатоль?
-- Надо срочно принимать меры, иначе я его потеряю.
Словно чья-то ледяная рука сдавила мне сердце.
-- Потеряете?!
-- Да.
-- Ведь вы же удвоили ему жалованье?
-- Удвоила, и тем не менее. Выслушай меня, Берти. Перед тем, как мне
уехать сегодня днем из дому, Том получил письмо от сэра Уоткина Бассета. Я
сказала "перед тем, как мне уехать из дому", но на самом деле я и уехала-то
из-за этого письма. Знаешь, что в нем было написано?
-- Что?
-- В нем содержалось предложение обменять серебряную корову на Анатоля,
и Том сейчас серьезно обдумывает это предложение!
-- Что?! Помышлить невозможно!
-- Помыслить, сэр.
-- Благодарю вас, Дживс. Помыслить невозможно. Не верю. Чтобы дядя Том
хоть на миг всерьез отнесся к такой несусветной наглости? Никогда.
-- Говоришь, никогда? Плохо ты его знаешь. Помнишь дворецкого, который
служил у нас до Сеппингса? Помроя?
-- Еще бы мне его не помнить. Настоящий аристократ.
-- Сокровище.
-- Ему цены нет. До сих пор не понимаю, зачем вы его отпустили.
-- Том уступил его Бессингтон-Копам в обмен на шоколадницу в форме яйца
на трех изогнутых ножках.
Я пытался справиться с захлестнувшим меня отчаянием.
-- Неужели этот старый маразматик, этот осел -- простите, дядя Том --
пожертвует Анатолем ради такой мерзости?
-- Нет ни малейших сомнений: пожертвует.
Она поднялась и нервно подошла к каминной полке. Я видел, она ищет, что
бы такое разбить: надо дать выход накопившимся чувствам -- Дживс назвал бы
такое действие суррогатным, -- и я галантно указал ей на терракотовую
статуэтку молящегося отрока Самуила. Она деловито поблагодарила меня и
запустила пророком в противоположную стену.
-- Поверь мне, Берти, настоящий коллекционер -- одержимый, он пойдет на
все, лишь бы заполучить вожделенный экземпляр. Знаешь, что сказал мне Том,
когда попросил прочесть письмо сэра Уоткина? Он сказал, что с наслаждением
содрал бы со старого хрена Бассета шкуру живьем и собственноручно сварил его
в кипящем котле, однако альтернативы не видит, придется уступить. Он бы тут
же и написал ему, что согласен на сделку, да я помешала: заверила его, что
ты поехал в "Тотли-Тауэрс" специально для того, чтобы украсть корову, и что
с минуты на минуту она будет в его руках. Расскажи, Берти, как твои успехи?
Ты разработал план? Продумал каждую деталь? Нам нельзя терять времени.
Дорога каждая минута.
Ноги у меня стали ватные. Но надо открыть ей все, а там будь что будет.
Моя тетка грозная старуха, не дай Бог вывести ее из себя, вон как она
расправилась с отроком Самуилом.
-- Я как раз собирался поговорить с вами об этом, -- сказал я. --
Дживс, у вас документ, который мы составили?
-- Вот он, сэр.
-- Благодарю вас, Дживс. По-моему, будет очень кстати, если вы
принесете еще одну рюмку бренди.
-- Слушаю, сэр.
Он исчез, а я подал ей лист бумаги и попросил внимательно прочесть. Она
быстро пробежала глазами написанное.
-- Что за чепуха?
-- Сейчас поймете. Обратите внимание на заголовок: "Вустер Б. Положение
дел". В этих словах заключена вся суть. Здесь объясняется, -- сказал я,
отступая назад, чтобы в случае необходимости легче было дать деру, -- почему
я решительно отказываюсь красть корову.
-- Отказываешься?!
-- Сегодня днем я послал вам телеграмму и сообщил об этом, но вы и
телеграмма, конечно, разминулись.
Она глядела на меня с мольбой, как трепетно обожающая мать глядит на
своего слабоумного сына, который отмочил нечто выдающееся по степени
идиотизма.
-- Берти, голубчик, ты что же, пропустил мой рассказ мимо ушей? Не
понял, что речь идет об Анатоле?
-- Все я понял, не сомневайтесь.
-- Берти, у тебя помрачение рассудка? Я говорю "помрачение", потому
что...
Я поднял руку, прося внимания.
-- Позвольте мне объяснить вам, дражайшая тетушка. Как вы, несомненно,
помните, я говорил вам, что за последние несколько часов произошло немало
важных событий и расстановка сил изменилась. Первое: сэр Уоткин Бассет знает
о вашем замысле украсть корову и следит за каждым моим шагом. Второе: он
поделился своими подозрениями с приятелем -- этого приятеля зовут Спод.
Может быть, вас с ним познакомили, когда вы приехали?
-- Это такая квадратная туша?
-- Верно, туша, хотя гора было бы точнее. Так вот, сэр Уоткин Бассет,
как я уже сказал, поделился своими подозрениями со Сподом. и Спод пригрозил
мне лично, что, если корова исчезнет, он собственными руками сделает из меня
отбивную. Вот почему нам не на что надеяться.
Наступило довольно продолжительное молчание. Я видел, что она
обдумывает услышанное и неохотно соглашается, что Бертрам Вустер
отказывается помочь ей в трудную минуту не из пустого каприза. Она поняла, в
какую опасную ловушку я угодил, и содрогнулась от ужаса, -- а может, мне
только так показалось. В детстве я частенько получал от этой дамы по шее,
если она считала, что я провинился, и в последнее время я постоянно
чувствовал, что ее подмывает обойтись со мной как в старину. Но хоть она и
не скупилась на подзатыльники, в груди ее, я знаю, бьется доброе сердце, а
своего племянника Бертрама она любит глубоко и нежно и ни за что не
пожелает, чтобы ему подбили глаз и расквасили его красивый породистый нос.
-- Понятно, -- наконец произнесла она. -- Да, это, конечно, сильно
осложняет дело.
-- Безумно осложняет. Если вы назовете положение impasse [Тупик (фр.)],
я тотчас соглашусь с вами.
-- Говоришь, грозился сделать из тебя отбивную?
-- Именно так и сказал. Да еще повторил -- чтобы я лучше усвоил.
-- Нет, я ни за что на свете не допущу, чтобы этот хулиган тебя избил.
Тебе с таким громилой не тягаться. Ты и охнуть не успеешь -- он из тебя дух
вышибет. Разорвет на части, потом их не собрать.
Мне стало слегка не по себе.
-- Зачем же в таких красочных подробностях?
-- Он серьезно говорил, ты уверен?
-- Еще бы.
-- Может быть, он из тех, кто просто любит хорохориться... Я печально
улыбнулся.
-- Вижу, вижу, тетя Далия, куда вы клоните. Сейчас еще спросите, а не
заметил ли я в его глазах лукавого блеска. Нет, никакого блеска не заметил.
Поверьте, Родерик Спод будет неукоснительно следовать тактике, о которой
информировал меня во время нашей последней встречи, и все свои угрозы
выполнит.
-- Тогда плохи наши дела. Если только Дживс нас не спасет. -- Это она
адресовала моему дворецкому, который как раз появился с рюмкой бренди, -- не
очень-то он спешил. Я уже начал удивляться, что это его так долго нет?
-- Дживс, мы говорим о мистере Споде.
-- Да, мадам?
-- Мы с Дживсом уже обсудили, какой сильный и опасный враг Спод, --
горестно вздохнул я, -- и он признался, что не находит решения. Впервые этот