Страница:
Глянул отец Николай на Ратко – а у того глаза не на месте.
– Но не стер же он, правда?
– Нет, сыне. Куда ему, этому султану! Ишь ты, а я и не приметил, как за делами да разговорами день прошел. Иди почивать, умаялся небось, а я пока потружусь. Только свечи мне поставь. Иди.
Осенил отец Николай Ратко крестным знамением, коснулся губами лба его – и вернулся к рукописям своим. Снилось Ратко всю ночь, что он витязь в сверкающих золотом чешуйчатых доспехах, а на голове у него – шлем с драконом. Мчится он по полю брани, разя мечом поганых, и попирает конь его тела их копытами немилосердно. И крик вырывается из гортани его – «Мортэ лор! Мортэ лор!»[45] Свистит ветер в ушах, струятся по плечам вороные кудри, а впереди из-за гор восходит алое солнце.
* * *
Наутро чуть свет побежал Ратко в храм полюбоваться еще разок на князя Милоша, а потом через кухню, на ходу закусив гибаницей, поспешил он в келью к отцу Николаю. Тот гулял по обыкновению, и прочел Ратко последнюю его запись:
Оторопел тот сперва. Но не будешь же сироту за такое лупцевать! Потому и ответствовал:
– Сбегай сперва к брату Ничифору за пергаментом да за чернилами, а потом поведаю я тебе, чем дело кончилось.
Бежал Ратко, не чуя ног под собой. И как только сосуд с чернилами не разбил? А когда прибежал, бухнул все на стол, уселся в углу кельи на овечьей шкуре, поджал худые ноги – и жадно внимал учителю.
– Вошло войско Махмуд-паши в Валахию и принялось разорять ее…
– Но как же?! Почему господарь оставил свой народ?!
– Терпение, сыне! Твою деревню разорили когда-то турки в таком же грабительском походе, и ни один из господарей за вас не вступился. Не всесильны они, господари. Только Господь всемогущ, запомни это. Ну так вот. Пограбили, пожгли да поубивали турки всласть, как повсюду они это делают. Много пленников взяли они, дабы потом продать их на рынках своих богомерзких. И вот на обратном пути, когда переправлялись турки через Дунай с награбленным добром и пленниками, налетел на них Дракула со всем своим войском – а и было его в те поры не больше трех тысяч всадников. Налетел – и одолел, турки и опомниться не успели. Десять тысяч турок убиты были на месте, еще столько же – при бегстве поспешном. Мало кто из турок добрался тогда до дома своего.
– Вот это да!
– Да, победа была неслыханной. Одолел Дракула турок, коих было в десять раз больше, нежели его воинов. Не бывало такого прежде. И мыслить стали другие господари – видать, не так уж и непобедимы эти турки, раз под силу смертному мужу одолеть их. Вернул Дракула все награбленное добро обратно и освободил людей. Убитых не мог он вернуть, но разве напрасной была их жертва? А уж какой злобой изошел султан после этого! Но Турция сильна была – она и теперь сильна, одолеть мы ее всё никак не можем. Выслал тогда султан Мухаммед на Валахию новое войско – в десять раз больше прежнего. Двести пятьдесят тысяч сабель! И сам пошел во главе. Кликнул тогда Дракула на битву рыцарей Ордена Дракона – короля венгерского Матиаша да побратима своего Штефана, господаря Молдавского. Да только не явились они – кто на засуху жаловался, кто на дожди. Стали их воинства на границах и ждут, пока с турками дело решится. Не устоять на сей раз господарю Владу. Стать Валахии пепелищем.
– И что же?
– Воистину, случилось чудо, сыне! Хорошо усвоил Дракула уроки битвы Косовской – так хорошо, что ни одной ошибки царя Лазаря не повторил. Твердо знал господарь Влад, что нельзя побить османов в открытом бою. Как бы ни были доблестны его воины – а не одолеть двадцати пяти тысячам двести пятьдесят.
– Но одолел же он их, одолел?
– То-то и оно, что одолел! С тех самых пор турки и заговорили о Дракуле-колдуне. Ан не было там никакого колдовства! Держи крепче оружие в руках, будь чист сердцем, думай головой, а не задом, – вот и все колдовство. Так слушай – летом 1462 года вступило в Южную Валахию несметное войско османское. Но что видит султан на месте цветущего края? Ни деревни, ни колосящегося поля, ни колодца, ни амбара. Ничего нет! Лишь черный дым от горящих полей застилает небо. Выжжена земля, отравлена вода, и нечего делать там ни людям, ни зверям. Идет так султан день, идет неделю. Пожрало войско его последние припасы, ибо шли налегке, уповая на легкую добычу. Надумал тогда султан подвозить пропитание для голодающего воинства своего по Дунаю. Но запирала вход в Дунай могучая крепость Килия, и красовался на ней герб венгерских королей. Тут-то король Матиаш и расстарался – ни одно турецкое судно не вошло в Дунай. Осадили турки Килию, да что толку-то! Крепости еще полгода стоять, а войско святым духом не накормишь. Но то был только зачин, ибо, когда ступили турки на дорогу, ведущую к столице валашской, начались дела пострашнее.
Как-то ночью завыли вокруг турецкого войска волки, а потом налетели на сонных турок всадники в турецкой одежде. То были воины Дракулы, и мчался он на коне впереди их, рискуя жизнью. Много турок полегло в ту ночь. Без малого тридцать тысяч. Бегали они по лагерю своему во тьме, как обезумевшие, а знаменитый чешуйчатый доспех господаря весь залит был поганой их кровищей. Не давала покоя Дракуле слава князя Милоша – она и теперь никому покоя не дает. Разыскал он шатер султана, ворвался в него прямо на коне да заколол того, кто лежал на султанском диване в красном халате, богато шитом золотом. Рассек ему Дракула ножом брюхо – от живота до самой бороды. Но хитер был султан Мухаммед, да и про битву Косовскую тоже не забыл. Посему ночевал султан не в своем шатре, а в шатре орта-баши янычар[46]. На диван же положил слугу в халате своем.
Остался султан жив в ту ночь, но ужас навсегда поселился в его сердце. Кровь залила шатер его, а халат богатый порезан был на мелкие лоскутки. Много воинов потерял султан в ту ночь, а тех, что остались, нечем было накормить. И когда опять наступила ночь и услышал султан волчий вой, страх завладел его сердцем безраздельно. Молвил он своим приближенным: «Невозможно отобрать страну у мужа, способного на такие деяния», бросил войско свое и бежал в Андрианополь. И случилось это в одном дневном переходе от валашской столицы. Тогда ударил в тыл бегущим османам господарь Влад и одолел их. Только малая часть турок выбралась из Валахии. Тогда и прозвали Дракулу турки «Казыклы»[47], ибо трупы врагов своих, по их же собственному обычаю, насадил он на колья.
Случилось невиданное! Одолел господарь Влад с его малым воинством турок. И гремела его слава по всему христианскому миру. Угнетенные воспряли духом, ибо показал он, что уязвимы османы и что ведом им страх. Сохранил господарь Влад страну свою и обитателей ее – насколько было это в его силах. Даже сами турки, никогда не признававшие поражений своих, в хрониках «Теварих-и аль-и осман»[48] написали про победу господаря Влада. Дабы избежать позора, въехал султан в Адрианополь ночью, как вор. А те турки, что обживали захваченный недавно Констинтинополь, убоялись гнева Дракулы и стали в спешке покидать город. И всегда, во всех сражениях, больших и малых, шел Дракула впереди воинства своего и сражался наравне с простыми воинами. За то возносились ему молитвы в храмах православных и украшал его лик стены церковные. Великому герою – великие почести.
– Что же было далее? Господарь Влад управлял своей страной, и она процветала?
– Эх, сыне! Если бы все было так, как в сказках!
* * *
Продолжил отец Николай свое повествование:
– Чем мудрее правитель, чем благороднее и удачливее, тем больше у него врагов. И зашипели повсюду змеями злые языки, подстрекаемые врагами Валахии. Начали говорить в народе, что Дракула – колдун, ибо не мог смертный муж свершить то, что он свершил. Называли его изувером, не имевшим прав на престол господарский. Кто только не предавал Дракулу! И венгры хитроумные, и побратим его, Штефан, господарь Молдавский, и бояре да воеводы валашские. Даже брат родной – Раду Красивый – и тот продал его туркам, как Иуда.
Хотели венгры завладеть Семиградьем да Валахией, истребить там веру православную и заменить ее латинской. Прикрывались они господарем Владом как щитом от османов и плели исподтишка тенета свои, звали на престол господарский князя Лайоту. Выехал в те поры Дракула с малым отрядом в замок Бран, что близ Брашова, на встречу с королем венгерским. Но была устроена в узком ущелье засада, и перебиты были воины господаря, а сам Дракула схвачен черным войском чешским, что служило злокозненным венграм. Злорадно писал про то турецкий летописец: «Казыклы, спасаясь от когтей льва, предпочел попасть в когти ворону-падальщику». Ежели подо львом разумел летописец султана, то в падальщики записан им был король венгерский Матиаш Хуньяди, родовое имя которого – Корвин – по-латыни значит «Ворон». Любил, ох любил этот ворон выклевывать глаза у воинов, павших на поле брани!
Так начались долгие годы заточения господаря Влада в венгерском плену. Прозябали отвага и рыцарство в застенках. И только сестра короля Матиаша Илона полюбила Дракулу, и по приказу ее был прорыт ход в темницу его, дабы она могла видеть своего возлюбленного. Хотел король Матиаш, чтобы Дракула принял веру католическую, но отказался тот наотрез. А Валахия под рукой Лайоты тем временем погружалась во тьму. Турки захватывали одну крепость за другой, и настолько обнаглели, что самой Венгрии угрожать стали. Вот тогда обратился к королю Матиашу Штефан, господарь Молдавский, с просьбой освободить узника и дать меч ему в руки для защиты страждущих земель христианских. Не мог король Матиаш отказать Штефану. Взял снова Дракула в руки свой меч, надел он снова свою кольчугу – и бежали турки пред ним, ибо боялись его более, нежели своих жестокосердных правителей.
Таким и было житие Влада, сына Влада, господаря Валахии – будто на острие меча. Посреди бушующего моря скалой возвышался он, и ничто, казалось, не могло сокрушить его. Но стал виновником гибели господаря случай. Однажды во время битвы с турками выехал господарь неожиданно из-за холма – а был он одет в турецкие одежды. Не ведали воины валашские, что это господарь их, и поразили его копьями в самое сердце.
Так погиб великий воин, рыцарь Ордена Дракона. Тело Дракулы новый господарь Раду – младший его брат, с коим прожил он немало лет у турок в заложниках, – выдал семейству Владову, а голову его, по обыкновению тогдашнему, отослал султану Мухаммеду. Погребли тело Дракулы в Снаговском монастыре, тихо и без почестей. Истинная доблесть всегда незаметна. И положили ему в гроб венец, который добыл он в славном городе Нюрнберге на рыцарском турнире – тот, что был искусно сделан из серебряных цветов и листьев тончайшей работы и украшен рубинами, сверкавшими на солнце, будто капли крови голубиной.
После смерти Дракулы пошло все наперекосяк. Захватили турки и Валахию, и Молдавию, и даже Венгрию. И предали они память Дракулы поруганию. Подсобили им в том хитроумные монахи латинские. Тогда и посбивали фрески с ликами Дракулы со стен церковных. И стало все так, как теперь – некому стада пасти, некому нивы возделывать, и пала тень полумесяца на Крест Господень.
Закончил свою историю отец Николай, и слезы полились у Ратко из глаз. Наутро пошел он чуть свет в храм Соборный искать, нет ли на стенах там ликов господаря валашского Влада. За этим делом и застал его игумен Прокопий.
– Что ищешь ты в храме, сын мой?
– Я ищу лик Влада Дракулы, господаря валашского.
– Чей-чей?! – переспросил игумен, и выпучились глаза его. – Кто сказал тебе, что потребно искать его здесь?!
Громогласны были слова игумена. Заробел Ратко.
– Отец Николай…
– Ужо дождется он у меня со своей ересью. Совсем стыд потерял! Пойдем, пусть сам поведает, как дошел до жизни такой, что послал отрока в храм Божий черта искать.
Не понял Ратко, что именно стряслось, но почуял, что нечто дурное. Долго и сердито говорил игумен Прокопий с отцом Николаем. Из-за двери не разбирал Ратко слов, но гудел голос игумена, как труба иерихонская. Когда удалился игумен, вошел Ратко в келью к учителю. Тот сидел за столом и глядел на чистый лист. Пал Ратко на колени:
– Прости меня, отче, что глупостью своею навлек я на тебя немилость. И в мыслях у меня того не было.
– Встань, сыне. Не твоя в том вина. Все стирается из памяти людской. Проходят века, люди забывают о том, что было. Про все забывают – про царей и воевод, про князей и простых людей, про зло и добро… И будет все так, как написано в этих книгах. Мыслил я, что незачем зло плодить. Но теперь я поведаю тебе истинную историю господаря валашского Влада Дракулы по прозванию Цепеш.
Обмакнул отец Николай перо в чернила и вывел на чистом пергаменте:
А дале такие шли слова:
* * *
Свидетельствуют о сем правдиво Михаэль Бехайм из Вены в своем «Великом изверге Дракола Вайда», итальянец Антонио Бонфини в «Венгерской хронике», иеромонах Ефросиний из Московии в «Сказании о Дракуле воеводе», да греки Дука, Критовул и Халкокондил. Сотня лет миновала с тех пор – а в народе по сей день говорят про деяния Дракулы, и кровь стынет в жилах у тех, кто слушает. Прозвание свое получил Влад оттого, что излюбленной забавой его было сажание людей на кол, ибо «Цепеш», как и «Казыклы», означает «Насаживающий». Занимался он сим богомерзким делом с утра до вечера и с вечера до утра не покладая рук. И не надо тебе, сыне, знать, что сие такое…
– Я знаю… Я видел… У нас в деревне… Турки…
– Тогда молчи, сыне, молчи. Ты слишком многое видел. Негоже это отроку. Но раз была на то воля Божья… Смерть на колу – страшная смерть. Ежели сделать все «правильно», то пять дней человек будет умирать – и все еще не будет мертв. «Искусству» сему научился Цепеш у турок, было у него время, ибо все отрочество смотрел он на то, как свершали они богомерзкое это дело под стенами замка Эгригёз. Так слушай же далее. Страшным изувером был Дракула. Даже турки боялись его пуще шайтана – а уж страшнее турок, как известно, нет никого. Помнишь, говорил я тебе про то, что не было при Дракуле в Валахии воров и что на площадях стояли золотые чаши, а никто их не крал? Почему, думаешь? Да потому как в десятке шагов от этих чаш высились колья с телами тех, кто покушался на них, и не убирали тела до тех пор, пока грифы да вороны не склевывали мертвую плоть. Помнишь историю про купца, которого обокрали и которому Дракула подложил дукат? Так вот, вора тогда нашли и посадили на кол, а сам Дракула ответствовал купцу так: «Ежели не сказал бы ты мне про дукат, то сидел бы сейчас рядом с ним».
А знаешь ли, почему в господарство Владово не было в Валахии людей бедных и убогих? Да потому что извел он их жестоко! Мыслил Дракула, что в стране его развелось слишком много попрошаек и увечных, от которых нет никакой пользы. Собрал он их всех на роскошную трапезу в хоромах богатых. После обильного угощения и возлияния спросил Дракула гостей своих, не хотят ли они быть навсегда избавлены от забот и голода? «Хотим! Хотим!» – донеслось в ответ. Тогда приказал Цепеш запереть выходы из хором тех и поджечь их. А помнишь ли историю про крестьянина и его нерадивую жену? Так вот – жену эту Цепеш посадил на кол, сперва обрубив руки за лень.
Однажды, посадив на кол сразу тридцать тысяч человек, уселся Цепеш трапезовать прямо посреди леса из кольев с телами казненных, дабы насладиться их предсмертными стонами. И увидал он, что один из бояр зажал нос, дабы избавиться от ужасного запаха растерзанных. Тогда Дракула приказал казнить его, посадив на самый высокий кол, дабы не беспокоил брезгливца неприятный запах. Вот, видишь, гравюра немецкая? Это Цепеш трапезует. А вот это – тела, насаженные на колья. А вот чан с человечьими головами, ибо говорят, что Дракула не токмо убивал людей, но и пожирал их. И кровь пил, как упырь. Будучи духом нечистым, не переносил он света солнечного, выходил из замка своего все больше по ночам, а наутро подсчитывали люди, кого умучал господарь. Умел он обращаться волком и нетопырем, мог вызывать грозу и нагонять туман – вот как велика была его темная сила! А про бояр честных не запамятовал? Еще бы не быть им честными!
В одеяниях черных взошел Влад, сын Влада, на престол господарский. После восшествия собрал Дракула всех бояр своих на пасхальный обед да задал им вопрос: скольким господарям служил каждый из них? Оказалось, что немалому числу: кто – пятнадцати, а кто – и семнадцати, лишь самые молодые служили всего семи господарям. И молвил тогда Цепеш: «А не ваше ль вероломство причиной тому, что недолго сидят господари на престоле валашском?» После этого всех бояр своих посадил Цепеш на кол.
Не смотрел Дракула на то, кто пред ним, какого рода-племени. Рубил он головы, сжигал, сдирал кожу, варил заживо, вспарывал животы у простолюдинов, бояр и даже у монахов. Любил он, чтобы колья различались по длине, толщине и цвету, а еще любил, чтобы из них составлялись фигуры разные, от вида коих даже у людей бывалых сердце замирало. Пришли как-то к Цепешу два монаха. Спросил он их, что говорят о нем в народе. Один монах сказал – мол, говорят, что злодей господарь, каких мало, и кровопийца. А другой сказал, что хвалят все его мудрое правление. И тогда посадил Дракула на кол обоих: первого за то, что хулу возвел на господаря, второго – за то, что господарю солгал. Вот тебе и змиевич…
Но хуже всего приходилось при дворе Дракулы посланникам из других стран. Отказались однажды послы турецкие снять чалмы свои пред господарем – де, таков обычай страны их, не обнажают они голов своих даже пред султаном. Похвалил господарь Влад обычай страны их и, дабы впредь не был он нарушен даже по случайности, приказал прибить чалмы к головам послов гвоздями. А другое посольство турецкое Юнус-бея и Хамза-паши, выехавшее приветствовать Дракулу, так и вовсе исчезло бесследно – так долго думали.
А вот еще случай был. Посланнику венгерскому во время трапезы показал Дракула позолоченный кол и спросил, зачем, по его мнению, это сделано. Ответствовал посол, что, вероятно, знатный боярин не угодил господарю, по какому почетному случаю кол и был позолочен. Похвалил господарь посланника за сообразительность и ответствовал, что кол предназначен для самого посла, дабы оказать ему высокую честь. Но умен был посол и сказал на это, что ежели виноват он пред господарем, то, стало быть, на колу ему самое место, и золото незачем было тратить на такую собаку. По нраву пришлись Цепешу таковы слова, осыпал он гостя дорогими дарами, сказав, что любой другой ответ привел бы досточтимого посланника венгерского прямо на оный кол. Даже попав в заточение в замок Вышеградский, не мог Цепеш ни дня прожить без любимой своей забавы. За неимением людей сажал он на кол в своей темнице крыс, мышей и птиц.
Закончил эти речи отец Николай и глянул на Ратко – были глаза у того огромны и темны, и жил в них ужас. Устыдился отец Николай, что напугал так отрока неразумного, и молвил:
– Давай-ка, сыне, ступай к себе, выспись хорошенько, а я потружусь покамест. Иди.
Осенил отец Николай Ратко крестным знамением, коснулся губами его лба и вернулся к рукописям своим. Еле-еле добрел Ратко до постели. И снилось ему всю ночь, что он воин дьявола, и тело у него драконье, все в чешуе, не пробиваемой ни копьями, ни стрелами, а на голове – шлем с черепом дракона. И мчится он по полю брани на огромном шерстистом волке, разя мечом проклятых турок, и попирает волк тела их своими когтистыми лапами немилосердно. И крик вырывается из гортани его: «Мортэ лор! Мортэ лор!» Свистит ветер в ушах, змеятся по плечам вороные кудри, а впереди из-за гор восходит кровавая луна.
* * *
Наутро чуть свет побежал Ратко в келью к отцу Николаю – успел только по пути прихватить его трапезу. Учитель в те поры прогуливался по окрестностям, и Ратко прочел последнюю его запись:
Памятны были Ратко слова сии. Все меняется в мире – одни турки остаются такими, каковы они есть, и ничто не в силах исправить их.
– А, ты здесь уже! – приветствовал его учитель, входя в келью. – Погоды нынче какие стоят! Не лучше ль тебе подняться в гору, сыне?
– Но не стер же он, правда?
– Нет, сыне. Куда ему, этому султану! Ишь ты, а я и не приметил, как за делами да разговорами день прошел. Иди почивать, умаялся небось, а я пока потружусь. Только свечи мне поставь. Иди.
Осенил отец Николай Ратко крестным знамением, коснулся губами лба его – и вернулся к рукописям своим. Снилось Ратко всю ночь, что он витязь в сверкающих золотом чешуйчатых доспехах, а на голове у него – шлем с драконом. Мчится он по полю брани, разя мечом поганых, и попирает конь его тела их копытами немилосердно. И крик вырывается из гортани его – «Мортэ лор! Мортэ лор!»[45] Свистит ветер в ушах, струятся по плечам вороные кудри, а впереди из-за гор восходит алое солнце.
* * *
Единою ж пусти по всей земли свое веление, да кто стар, иль немощен, иль чим вреден, иль нищ, вси да приидут к нему. И собрашась бесчисленое множество нищих и странных к нему, чающе от него великиа милости. Он же повеле собрати всех во едину храмину велику, на то устроену, и повеле дати им ясти и пити доволно; они ж ядше и возвеселишась. Он же сам приде к ним и глагола им: Что еще требуете? Они же вси отвещаша: Ведает, государю, Бог и твое величество, как тя Бог вразумит. Он же глагола к ним: Хощете ли, да сотворю вас беспечалны на сем свете, и ничим же нужни будете? Они же, чающи от него велико нечто, и глаголаша вси: Хощем, государю. Он же повеле заперети храм и зажещи огнем, и вси ту изгореша.
Наутро чуть свет побежал Ратко в храм полюбоваться еще разок на князя Милоша, а потом через кухню, на ходу закусив гибаницей, поспешил он в келью к отцу Николаю. Тот гулял по обыкновению, и прочел Ратко последнюю его запись:
«Весной 1462 года Махмуд-паша, великий визирь султана Мухаммеда, во главе армии из тридцати тысяч воинов вышел в карательный поход против господаря Влада Дракулы. Османы переправились через Дунай и напали на Валахию».– Что? Что дальше было? – накинулся Ратко на вошедшего учителя.
Оторопел тот сперва. Но не будешь же сироту за такое лупцевать! Потому и ответствовал:
– Сбегай сперва к брату Ничифору за пергаментом да за чернилами, а потом поведаю я тебе, чем дело кончилось.
Бежал Ратко, не чуя ног под собой. И как только сосуд с чернилами не разбил? А когда прибежал, бухнул все на стол, уселся в углу кельи на овечьей шкуре, поджал худые ноги – и жадно внимал учителю.
– Вошло войско Махмуд-паши в Валахию и принялось разорять ее…
– Но как же?! Почему господарь оставил свой народ?!
– Терпение, сыне! Твою деревню разорили когда-то турки в таком же грабительском походе, и ни один из господарей за вас не вступился. Не всесильны они, господари. Только Господь всемогущ, запомни это. Ну так вот. Пограбили, пожгли да поубивали турки всласть, как повсюду они это делают. Много пленников взяли они, дабы потом продать их на рынках своих богомерзких. И вот на обратном пути, когда переправлялись турки через Дунай с награбленным добром и пленниками, налетел на них Дракула со всем своим войском – а и было его в те поры не больше трех тысяч всадников. Налетел – и одолел, турки и опомниться не успели. Десять тысяч турок убиты были на месте, еще столько же – при бегстве поспешном. Мало кто из турок добрался тогда до дома своего.
– Вот это да!
– Да, победа была неслыханной. Одолел Дракула турок, коих было в десять раз больше, нежели его воинов. Не бывало такого прежде. И мыслить стали другие господари – видать, не так уж и непобедимы эти турки, раз под силу смертному мужу одолеть их. Вернул Дракула все награбленное добро обратно и освободил людей. Убитых не мог он вернуть, но разве напрасной была их жертва? А уж какой злобой изошел султан после этого! Но Турция сильна была – она и теперь сильна, одолеть мы ее всё никак не можем. Выслал тогда султан Мухаммед на Валахию новое войско – в десять раз больше прежнего. Двести пятьдесят тысяч сабель! И сам пошел во главе. Кликнул тогда Дракула на битву рыцарей Ордена Дракона – короля венгерского Матиаша да побратима своего Штефана, господаря Молдавского. Да только не явились они – кто на засуху жаловался, кто на дожди. Стали их воинства на границах и ждут, пока с турками дело решится. Не устоять на сей раз господарю Владу. Стать Валахии пепелищем.
– И что же?
– Воистину, случилось чудо, сыне! Хорошо усвоил Дракула уроки битвы Косовской – так хорошо, что ни одной ошибки царя Лазаря не повторил. Твердо знал господарь Влад, что нельзя побить османов в открытом бою. Как бы ни были доблестны его воины – а не одолеть двадцати пяти тысячам двести пятьдесят.
– Но одолел же он их, одолел?
– То-то и оно, что одолел! С тех самых пор турки и заговорили о Дракуле-колдуне. Ан не было там никакого колдовства! Держи крепче оружие в руках, будь чист сердцем, думай головой, а не задом, – вот и все колдовство. Так слушай – летом 1462 года вступило в Южную Валахию несметное войско османское. Но что видит султан на месте цветущего края? Ни деревни, ни колосящегося поля, ни колодца, ни амбара. Ничего нет! Лишь черный дым от горящих полей застилает небо. Выжжена земля, отравлена вода, и нечего делать там ни людям, ни зверям. Идет так султан день, идет неделю. Пожрало войско его последние припасы, ибо шли налегке, уповая на легкую добычу. Надумал тогда султан подвозить пропитание для голодающего воинства своего по Дунаю. Но запирала вход в Дунай могучая крепость Килия, и красовался на ней герб венгерских королей. Тут-то король Матиаш и расстарался – ни одно турецкое судно не вошло в Дунай. Осадили турки Килию, да что толку-то! Крепости еще полгода стоять, а войско святым духом не накормишь. Но то был только зачин, ибо, когда ступили турки на дорогу, ведущую к столице валашской, начались дела пострашнее.
Как-то ночью завыли вокруг турецкого войска волки, а потом налетели на сонных турок всадники в турецкой одежде. То были воины Дракулы, и мчался он на коне впереди их, рискуя жизнью. Много турок полегло в ту ночь. Без малого тридцать тысяч. Бегали они по лагерю своему во тьме, как обезумевшие, а знаменитый чешуйчатый доспех господаря весь залит был поганой их кровищей. Не давала покоя Дракуле слава князя Милоша – она и теперь никому покоя не дает. Разыскал он шатер султана, ворвался в него прямо на коне да заколол того, кто лежал на султанском диване в красном халате, богато шитом золотом. Рассек ему Дракула ножом брюхо – от живота до самой бороды. Но хитер был султан Мухаммед, да и про битву Косовскую тоже не забыл. Посему ночевал султан не в своем шатре, а в шатре орта-баши янычар[46]. На диван же положил слугу в халате своем.
Остался султан жив в ту ночь, но ужас навсегда поселился в его сердце. Кровь залила шатер его, а халат богатый порезан был на мелкие лоскутки. Много воинов потерял султан в ту ночь, а тех, что остались, нечем было накормить. И когда опять наступила ночь и услышал султан волчий вой, страх завладел его сердцем безраздельно. Молвил он своим приближенным: «Невозможно отобрать страну у мужа, способного на такие деяния», бросил войско свое и бежал в Андрианополь. И случилось это в одном дневном переходе от валашской столицы. Тогда ударил в тыл бегущим османам господарь Влад и одолел их. Только малая часть турок выбралась из Валахии. Тогда и прозвали Дракулу турки «Казыклы»[47], ибо трупы врагов своих, по их же собственному обычаю, насадил он на колья.
Случилось невиданное! Одолел господарь Влад с его малым воинством турок. И гремела его слава по всему христианскому миру. Угнетенные воспряли духом, ибо показал он, что уязвимы османы и что ведом им страх. Сохранил господарь Влад страну свою и обитателей ее – насколько было это в его силах. Даже сами турки, никогда не признававшие поражений своих, в хрониках «Теварих-и аль-и осман»[48] написали про победу господаря Влада. Дабы избежать позора, въехал султан в Адрианополь ночью, как вор. А те турки, что обживали захваченный недавно Констинтинополь, убоялись гнева Дракулы и стали в спешке покидать город. И всегда, во всех сражениях, больших и малых, шел Дракула впереди воинства своего и сражался наравне с простыми воинами. За то возносились ему молитвы в храмах православных и украшал его лик стены церковные. Великому герою – великие почести.
– Что же было далее? Господарь Влад управлял своей страной, и она процветала?
– Эх, сыне! Если бы все было так, как в сказках!
* * *
Единою ж приидоша к нему от Угорскыя земли два латинска мниха милостыни ради. Он же повеле их развести разно, и призва к себе единого от них, и показа ему округ двора множьство бесчисленое людей на колех и на колесех, и вопроси его: Добро ли тако сотворих, и како ти суть, иже на колии? Он же глагола: Ни, государю, зло чиниши, без милости казниши; подобает государю милостиву быти. А ти же на кольи мученици суть. Призвав же и другаго и вопроси его тако же. Он же отвеща: Ты, государь, от Бога поставлен еси лихо творящих казнити, а добро творящих жаловати. А ти лихо творили, по своим делом въсприали. Он же призвав перваго и глагола к нему: Да почто ты из монастыря и ис келии своея ходиши по великым государем, не зная ничто ж? А ныне сам еси глаголал, яко ти мученици суть. Аз и тебе хощу мученика учинити, да и ты с ними будеши мученик. И повеле его на кол посадити проходом.
Продолжил отец Николай свое повествование:
– Чем мудрее правитель, чем благороднее и удачливее, тем больше у него врагов. И зашипели повсюду змеями злые языки, подстрекаемые врагами Валахии. Начали говорить в народе, что Дракула – колдун, ибо не мог смертный муж свершить то, что он свершил. Называли его изувером, не имевшим прав на престол господарский. Кто только не предавал Дракулу! И венгры хитроумные, и побратим его, Штефан, господарь Молдавский, и бояре да воеводы валашские. Даже брат родной – Раду Красивый – и тот продал его туркам, как Иуда.
Хотели венгры завладеть Семиградьем да Валахией, истребить там веру православную и заменить ее латинской. Прикрывались они господарем Владом как щитом от османов и плели исподтишка тенета свои, звали на престол господарский князя Лайоту. Выехал в те поры Дракула с малым отрядом в замок Бран, что близ Брашова, на встречу с королем венгерским. Но была устроена в узком ущелье засада, и перебиты были воины господаря, а сам Дракула схвачен черным войском чешским, что служило злокозненным венграм. Злорадно писал про то турецкий летописец: «Казыклы, спасаясь от когтей льва, предпочел попасть в когти ворону-падальщику». Ежели подо львом разумел летописец султана, то в падальщики записан им был король венгерский Матиаш Хуньяди, родовое имя которого – Корвин – по-латыни значит «Ворон». Любил, ох любил этот ворон выклевывать глаза у воинов, павших на поле брани!
Так начались долгие годы заточения господаря Влада в венгерском плену. Прозябали отвага и рыцарство в застенках. И только сестра короля Матиаша Илона полюбила Дракулу, и по приказу ее был прорыт ход в темницу его, дабы она могла видеть своего возлюбленного. Хотел король Матиаш, чтобы Дракула принял веру католическую, но отказался тот наотрез. А Валахия под рукой Лайоты тем временем погружалась во тьму. Турки захватывали одну крепость за другой, и настолько обнаглели, что самой Венгрии угрожать стали. Вот тогда обратился к королю Матиашу Штефан, господарь Молдавский, с просьбой освободить узника и дать меч ему в руки для защиты страждущих земель христианских. Не мог король Матиаш отказать Штефану. Взял снова Дракула в руки свой меч, надел он снова свою кольчугу – и бежали турки пред ним, ибо боялись его более, нежели своих жестокосердных правителей.
Таким и было житие Влада, сына Влада, господаря Валахии – будто на острие меча. Посреди бушующего моря скалой возвышался он, и ничто, казалось, не могло сокрушить его. Но стал виновником гибели господаря случай. Однажды во время битвы с турками выехал господарь неожиданно из-за холма – а был он одет в турецкие одежды. Не ведали воины валашские, что это господарь их, и поразили его копьями в самое сердце.
Так погиб великий воин, рыцарь Ордена Дракона. Тело Дракулы новый господарь Раду – младший его брат, с коим прожил он немало лет у турок в заложниках, – выдал семейству Владову, а голову его, по обыкновению тогдашнему, отослал султану Мухаммеду. Погребли тело Дракулы в Снаговском монастыре, тихо и без почестей. Истинная доблесть всегда незаметна. И положили ему в гроб венец, который добыл он в славном городе Нюрнберге на рыцарском турнире – тот, что был искусно сделан из серебряных цветов и листьев тончайшей работы и украшен рубинами, сверкавшими на солнце, будто капли крови голубиной.
После смерти Дракулы пошло все наперекосяк. Захватили турки и Валахию, и Молдавию, и даже Венгрию. И предали они память Дракулы поруганию. Подсобили им в том хитроумные монахи латинские. Тогда и посбивали фрески с ликами Дракулы со стен церковных. И стало все так, как теперь – некому стада пасти, некому нивы возделывать, и пала тень полумесяца на Крест Господень.
Закончил свою историю отец Николай, и слезы полились у Ратко из глаз. Наутро пошел он чуть свет в храм Соборный искать, нет ли на стенах там ликов господаря валашского Влада. За этим делом и застал его игумен Прокопий.
– Что ищешь ты в храме, сын мой?
– Я ищу лик Влада Дракулы, господаря валашского.
– Чей-чей?! – переспросил игумен, и выпучились глаза его. – Кто сказал тебе, что потребно искать его здесь?!
Громогласны были слова игумена. Заробел Ратко.
– Отец Николай…
– Ужо дождется он у меня со своей ересью. Совсем стыд потерял! Пойдем, пусть сам поведает, как дошел до жизни такой, что послал отрока в храм Божий черта искать.
Не понял Ратко, что именно стряслось, но почуял, что нечто дурное. Долго и сердито говорил игумен Прокопий с отцом Николаем. Из-за двери не разбирал Ратко слов, но гудел голос игумена, как труба иерихонская. Когда удалился игумен, вошел Ратко в келью к учителю. Тот сидел за столом и глядел на чистый лист. Пал Ратко на колени:
– Прости меня, отче, что глупостью своею навлек я на тебя немилость. И в мыслях у меня того не было.
– Встань, сыне. Не твоя в том вина. Все стирается из памяти людской. Проходят века, люди забывают о том, что было. Про все забывают – про царей и воевод, про князей и простых людей, про зло и добро… И будет все так, как написано в этих книгах. Мыслил я, что незачем зло плодить. Но теперь я поведаю тебе истинную историю господаря валашского Влада Дракулы по прозванию Цепеш.
Обмакнул отец Николай перо в чернила и вывел на чистом пергаменте:
Сказание
о валашском господаре Владе Дракуле
по прозванию Цепеш
А дале такие шли слова:
«Был в Валашской земле господарь Влад, христианин веры православной, имя его по-валашски Дракула, а по-нашему – Дьявол. Так жесток и зломудр он был, что каково имя, такова была и жизнь его. 30 октября 1431 года от Рождества Христова, в канун Врачеви, увидел он свет в замке Сигишоара. То был славный день для отца его, господаря валашского Влада II, ибо пришла ему весть о том, что посвятил его король Сигизмунд в рыцари Ордена Дракона. Посему Влад, сын Влада, потомок Великого Басараба, получил такое диковинное имя да дракона на знамени. Не рождалось еще в земле Валашской столь кровавого и страшного правителя, коим был Дракула. И вскрикнула мать его, княгиня Василисса Молдавская, едва появился он на свет, пала на подушки, и отошла душа ее в выси горние, ибо прозрела она все зло, сотворенное ее сыном».
* * *
Единою ж яздящу ему путем, и узре на некоем сиромахе срачицю издрану худу и въпроси его: Имаши ли жену? Он же отвеща: Имам, государю. Он же глагола: Веди мя в дом твой, да вижю. И узре жену его, младу сущу и здраву, и глагола мужу ея: Не си ли лен сеялъ? Он же отвеща: Господи, много имам лну. И показа ему много лну. И глагола жене его: Да почто ты леность имееши к мужу своему? Он должен есть сеяти, и орати и тебе хранити, а ты должна еси на мужа своего одежю светлу и лепу чинити, а ты и срачици не хощеши ему учинити, а здрава суща телом. Ты еси повинна, а не мужь твой, аще ли бы муж не сеял лну, то бы муж твой повинен был. И повеле ей руце отсещи и труп ея на кол всадити.
«Был Влад Дракула злобен с юных лет, имел он дар погружать сердца людские во тьму. Колдовал он и поклонялся сатане, за что был отлучен от церкви. Воинское искусство его было от нечистого, ибо ни разу не был Дракула побежден на поле брани, и был он будто заговорен от сабель и стрел. Изуверство его не знало себе равных. Был Цепеш истым дьяволом. Роста был Дракула низкого, черты его были отвратительны. У него был большой нос крючком, как клюв грифа, и выпученные глаза, горевшие адским пламенем. Чернявые космы змеями сползали на широкие плечи. Околдовывал он женщин одним взглядом, уволакивал к себе в замок, где надругался и пил у них кровь. И был он силен, как бык, и нельзя было его убить обычным оружием. Ужаснулась измученная войнами страна, узрев такого господаря».
Свидетельствуют о сем правдиво Михаэль Бехайм из Вены в своем «Великом изверге Дракола Вайда», итальянец Антонио Бонфини в «Венгерской хронике», иеромонах Ефросиний из Московии в «Сказании о Дракуле воеводе», да греки Дука, Критовул и Халкокондил. Сотня лет миновала с тех пор – а в народе по сей день говорят про деяния Дракулы, и кровь стынет в жилах у тех, кто слушает. Прозвание свое получил Влад оттого, что излюбленной забавой его было сажание людей на кол, ибо «Цепеш», как и «Казыклы», означает «Насаживающий». Занимался он сим богомерзким делом с утра до вечера и с вечера до утра не покладая рук. И не надо тебе, сыне, знать, что сие такое…
– Я знаю… Я видел… У нас в деревне… Турки…
– Тогда молчи, сыне, молчи. Ты слишком многое видел. Негоже это отроку. Но раз была на то воля Божья… Смерть на колу – страшная смерть. Ежели сделать все «правильно», то пять дней человек будет умирать – и все еще не будет мертв. «Искусству» сему научился Цепеш у турок, было у него время, ибо все отрочество смотрел он на то, как свершали они богомерзкое это дело под стенами замка Эгригёз. Так слушай же далее. Страшным изувером был Дракула. Даже турки боялись его пуще шайтана – а уж страшнее турок, как известно, нет никого. Помнишь, говорил я тебе про то, что не было при Дракуле в Валахии воров и что на площадях стояли золотые чаши, а никто их не крал? Почему, думаешь? Да потому как в десятке шагов от этих чаш высились колья с телами тех, кто покушался на них, и не убирали тела до тех пор, пока грифы да вороны не склевывали мертвую плоть. Помнишь историю про купца, которого обокрали и которому Дракула подложил дукат? Так вот, вора тогда нашли и посадили на кол, а сам Дракула ответствовал купцу так: «Ежели не сказал бы ты мне про дукат, то сидел бы сейчас рядом с ним».
А знаешь ли, почему в господарство Владово не было в Валахии людей бедных и убогих? Да потому что извел он их жестоко! Мыслил Дракула, что в стране его развелось слишком много попрошаек и увечных, от которых нет никакой пользы. Собрал он их всех на роскошную трапезу в хоромах богатых. После обильного угощения и возлияния спросил Дракула гостей своих, не хотят ли они быть навсегда избавлены от забот и голода? «Хотим! Хотим!» – донеслось в ответ. Тогда приказал Цепеш запереть выходы из хором тех и поджечь их. А помнишь ли историю про крестьянина и его нерадивую жену? Так вот – жену эту Цепеш посадил на кол, сперва обрубив руки за лень.
Однажды, посадив на кол сразу тридцать тысяч человек, уселся Цепеш трапезовать прямо посреди леса из кольев с телами казненных, дабы насладиться их предсмертными стонами. И увидал он, что один из бояр зажал нос, дабы избавиться от ужасного запаха растерзанных. Тогда Дракула приказал казнить его, посадив на самый высокий кол, дабы не беспокоил брезгливца неприятный запах. Вот, видишь, гравюра немецкая? Это Цепеш трапезует. А вот это – тела, насаженные на колья. А вот чан с человечьими головами, ибо говорят, что Дракула не токмо убивал людей, но и пожирал их. И кровь пил, как упырь. Будучи духом нечистым, не переносил он света солнечного, выходил из замка своего все больше по ночам, а наутро подсчитывали люди, кого умучал господарь. Умел он обращаться волком и нетопырем, мог вызывать грозу и нагонять туман – вот как велика была его темная сила! А про бояр честных не запамятовал? Еще бы не быть им честными!
В одеяниях черных взошел Влад, сын Влада, на престол господарский. После восшествия собрал Дракула всех бояр своих на пасхальный обед да задал им вопрос: скольким господарям служил каждый из них? Оказалось, что немалому числу: кто – пятнадцати, а кто – и семнадцати, лишь самые молодые служили всего семи господарям. И молвил тогда Цепеш: «А не ваше ль вероломство причиной тому, что недолго сидят господари на престоле валашском?» После этого всех бояр своих посадил Цепеш на кол.
Не смотрел Дракула на то, кто пред ним, какого рода-племени. Рубил он головы, сжигал, сдирал кожу, варил заживо, вспарывал животы у простолюдинов, бояр и даже у монахов. Любил он, чтобы колья различались по длине, толщине и цвету, а еще любил, чтобы из них составлялись фигуры разные, от вида коих даже у людей бывалых сердце замирало. Пришли как-то к Цепешу два монаха. Спросил он их, что говорят о нем в народе. Один монах сказал – мол, говорят, что злодей господарь, каких мало, и кровопийца. А другой сказал, что хвалят все его мудрое правление. И тогда посадил Дракула на кол обоих: первого за то, что хулу возвел на господаря, второго – за то, что господарю солгал. Вот тебе и змиевич…
Но хуже всего приходилось при дворе Дракулы посланникам из других стран. Отказались однажды послы турецкие снять чалмы свои пред господарем – де, таков обычай страны их, не обнажают они голов своих даже пред султаном. Похвалил господарь Влад обычай страны их и, дабы впредь не был он нарушен даже по случайности, приказал прибить чалмы к головам послов гвоздями. А другое посольство турецкое Юнус-бея и Хамза-паши, выехавшее приветствовать Дракулу, так и вовсе исчезло бесследно – так долго думали.
А вот еще случай был. Посланнику венгерскому во время трапезы показал Дракула позолоченный кол и спросил, зачем, по его мнению, это сделано. Ответствовал посол, что, вероятно, знатный боярин не угодил господарю, по какому почетному случаю кол и был позолочен. Похвалил господарь посланника за сообразительность и ответствовал, что кол предназначен для самого посла, дабы оказать ему высокую честь. Но умен был посол и сказал на это, что ежели виноват он пред господарем, то, стало быть, на колу ему самое место, и золото незачем было тратить на такую собаку. По нраву пришлись Цепешу таковы слова, осыпал он гостя дорогими дарами, сказав, что любой другой ответ привел бы досточтимого посланника венгерского прямо на оный кол. Даже попав в заточение в замок Вышеградский, не мог Цепеш ни дня прожить без любимой своей забавы. За неимением людей сажал он на кол в своей темнице крыс, мышей и птиц.
Закончил эти речи отец Николай и глянул на Ратко – были глаза у того огромны и темны, и жил в них ужас. Устыдился отец Николай, что напугал так отрока неразумного, и молвил:
– Давай-ка, сыне, ступай к себе, выспись хорошенько, а я потружусь покамест. Иди.
Осенил отец Николай Ратко крестным знамением, коснулся губами его лба и вернулся к рукописям своим. Еле-еле добрел Ратко до постели. И снилось ему всю ночь, что он воин дьявола, и тело у него драконье, все в чешуе, не пробиваемой ни копьями, ни стрелами, а на голове – шлем с черепом дракона. И мчится он по полю брани на огромном шерстистом волке, разя мечом проклятых турок, и попирает волк тела их своими когтистыми лапами немилосердно. И крик вырывается из гортани его: «Мортэ лор! Мортэ лор!» Свистит ветер в ушах, змеятся по плечам вороные кудри, а впереди из-за гор восходит кровавая луна.
* * *
Учиниша же ему мастери бочкы железны; он же насыпа их злата, в реку положи. А мастеров тех посещи повеле, да никто ж увесть съделаннаго им окаанства, токмо тезоимениты ему диавол.
Наутро чуть свет побежал Ратко в келью к отцу Николаю – успел только по пути прихватить его трапезу. Учитель в те поры прогуливался по окрестностям, и Ратко прочел последнюю его запись:
«Весной 1462 года Махмуд-паша, великий визирь султана Мухаммеда, во главе армии из тридцати тысяч воинов вышел в карательный поход против господаря Влада Дракулы. Османы переправились через Дунай и напали на Валахию».
Памятны были Ратко слова сии. Все меняется в мире – одни турки остаются такими, каковы они есть, и ничто не в силах исправить их.
– А, ты здесь уже! – приветствовал его учитель, входя в келью. – Погоды нынче какие стоят! Не лучше ль тебе подняться в гору, сыне?