Вул Стефан. Живая смерть

   - Нет, - решительно прервала его Марта. - Не пытайтесь успокоить меня столь примитивным способом. В этих детях есть что-то ненормальное, и вы это прекрасно знаете. Ладно, оставим пока в стороне ту сцену, что вы только что наблюдали. Налицо кое-что посущественней.
   - И что же это такое?
   - Их развитие. Прошло всего три месяца со дня появления на свет этих близняшек, а они выглядят как годовалые. Ко всему прочему ещё и разговаривают.
   - Они говорят? Интересно, о чем же?
   - О! Ничего существенного, болтают всякий детский вздор. Например, просят кушать. Представляете - в трехмесячном-то возрасте!
   Жоаким нахмурился. Он проклинал себя за то, что не уделил большего внимания первым аномалиям, проявившимся на стадии утробного плода. Потому что, в конце концов, уже с самого начала все пошло не совсем так, как полагалось бы. Уж слишком быстро они сформировались тогда в младенцев.
   "Все было подпорчено ещё на старте, - так и сяк разжевывал про себя эту мысль Жоаким. - Но чем? Радиоактивным фоном? Или..."?
   - Марта, - обратился он к хозяйке замка. - Все это время вы неизменно держались со мной на определенной дистанции, вели себя слишком скрытно. Заметьте, мне до сих пор даже неизвестно, например, от чего конкретно умерла Лиза. На Венере, помнится, ваш посланец смутно упоминал о каком-то ядовитом животном. Но кто это был?
   - Ящерица. Крупная, ползающая по стенам. Но разве это дает нам какую-то путеводную нить?
   - Не исключено. Представим на минутку, что её яд повлиял на состав протоплазмы, оказал воздействие на гены. А мы даже не подозревали об этом.
   - Но при анализах ткани мы же в то время ничего подобного не обнаружили.
   - Неужели вы полагаете, что в микроскоп можно увидеть всё! Мне совершенно необходимо исследовать эту отраву, проследить, как она влияет на другие образцы...
   - Но на это уйдут ведь годы. А ребятишки тем временем успеют поразить нас уж и не знаю какими новыми выходками, как с точки зрения физиологии, так и развития речи. А вы постоянно будете плестись в хвосте событий.
   - Как знать. А может, я успею ещё разработать какую-нибудь спасительную сыворотку.
   - Которая действовала бы после гибели и возрождения ткани!
   - Почему бы и нет? Мы барахтаемся в совершенно неизвестных никому водах, и было бы неразумно чем-то пренебрегать.
   Марта горестно вздохнула:
   - Ну хорошо, Жоаким. Поступайте как сочтете нужным. Попросите Уго раздобыть вам настенную ящерицу. А там посмотрим... Не считаете ли вы, что мои дочурки на поверку окажутся монстрами?
   - По виду не скажешь.
   - Зато вполне тянут на таковых по поведению.
   В это мгновение из соседней комнаты раздался дружный писк. Все семеро требовали в унисон:
   - Хочу есть, хочу есть.
   Они распевали эту короткую фразу на мотив грустной народной песенки, причем выводили её не очень стройно, так, что ни один голос не забивал остальных. Так и хотелось сказать, что какой-то невидимый дирижер направлял их инстинктивный хорал.
   Жоаким и Марта устремились к колыбелям. Девочки, по-прежнему держась ручонками друг за друга, лежали с полуоткрытыми глазенками.
   Затем они все вместе, как по команде, разом открыли их и, разжав кулачки, поломали живую цепочку. Проснувшись, они заныли, прося накормить их, как самая что ни на есть обыкновенная малышня, подняв невообразимый гвалт, в котором совершенно смешались голоса и слова.
   Метиска Оуна вошла в детскую с охапкой бутылочек с сосками. Стала раздавать их, глуповато посмеиваясь.
   Марта потянула ученого в сторону.
   - Зрелище, прямо скажем, экстраординарное и несколько пугающее. В этом хоре было что-то внечеловеческое.
   Жоаким покачал головой.
   - Простое проявление телепатии, аналогичное той же самой потребности держаться за руки. Странно, пожалуй, лишь одно: судя по первому впечатлению, этот феномен проявляется только во сне. Обретя сознание, они вроде бы сразу же восстановили собственную индивидуальность. Было бы неплохо вам понаблюдать за этой их особенностью, делая соответствующие записи. И держите меня в курсе.
   Молодая женщина, неожиданно ухватив его за плечо, выдохнула трагическим тоном:
   - О! Жоаким, сделайте же что-нибудь, умоляю вас! Вы ведь обязательно что-нибудь придумаете, верно?

2

   Уго принес в клетке пойманную им ящерицу - длиной с руку, тонкую, не хуже змеи, с множеством крошечных лап. Переливчатым многоцветьем пестрела шкура. Так сказать, дитя буйного пламени. Она без устали разевала треугольную пасть, усеянную грозными ядовитыми зубами.
   Пришлось при помощи металлического пинцета вытаскивать голову пресмыкающегося через специально проделанное отверстие в клетке. Затем к морде поднесли затянутую мембраной чашечку. Ящерка немедленно её куснула, порвав пленку. Жоаким тем временем крепко прижал бортик сосуда к железам животного. По стеклу заструился яд.
   После ряда подобных манипуляций у Жоакима набралось с полстакана опалового цвета жидкости. Он приступил к поиску сыворотки-противоядия.
   Работа над ней затянулась. А пока биолог корпел над решением этой задачи, близнецы продолжали усиленно развиваться.
   Марта неоднократно фиксировала единство их психики в момент сна. Жоакиму это представлялось проявлением телепатии. Но его определение неточно передавало сущность явления. В этимологическом смысле было бы лучше назвать его скорее "симпатией", взаимным влечением друг к другу. И действительно, в зависимости от характера сновидений девочки все вместе, причем, одновременно реагировали на боль или что-то забавное, испытывали страх и удовольствие. Если одна из них вдруг произносила какое-то слово или делала жест, то все остальные в ту же секунду поступали точно так же.
   Они сохранили привычку держаться за руки. Движимая любопытством Марта как-то попыталась отучить их от этой мании, нарушить живую цепочку. Однако ей быстро пришлось отказаться от своего намерения, поскольку она не могла без тяжести на сердце наблюдать за тут же начинавшими удлиняться и змееобразно извиваться ручонками малышек, стремившимися любой ценой отыскать друг друга.
   А уж росли они буквально не по дням, а по часам, вызывая тем самым вполне понятное беспокойство. И отличались необыкновенной прожорливостью. Одновременно быстрыми темпами прогрессировал и их интеллект. Короче говоря, к шести месяцам они выглядели как двухлетки при речи и сообразительности детей семилетнего возраста.
   В остальном их поведение - игры и лепет - ничем не отличалось от присущих девочкам во всем мире.
   Читать они научились на удивление рано и целыми днями жадно заглатывали любые печатные издания, попадавшиеся им под руку. Они черпали там абсолютно неупорядочные и плохо усваиваемые знания. Испугавшись в начале их чрезмерно ранней интеллектуальной зрелости, Марта несколько подуспокоилась, убедившись, что они проявляли восприимчивость скорее к колдовскому очарованию самого произношения звуков, нежели к глубокому смыслу ими сказанного. Но затем её встревожила и эта магия слова. Ибо во внешне безобидных песенках, которые распевали её семь дочурок, водя хороводы, звучали, например, такие сочетания:
   САХАРНЫЙ ЗАМОК, ХОТЬ ТЫ И ЕСТЬ,
   РАСТЕЧЕШЬСЯ ВЕСЬ ГЛЮКОЗОЙ. И ТАКУЮ
   Ц ШЕСТЬ, АШ ДВЕНАДЦАТЬ И О ШЕСТЬ
   ПРОПОЕМ МЫ ОТХОДНУЮ.
   Или же голосили, играя старой священной крестовиной как скакалкой:
   ДОЛГA ОТ ЧЕЛОВЕКА К ЖИВОМУ БОГУ
   ЗОЛОТИСТО-КРАСНАЯ, ЖЕЛТАЯ ДОРОГА.
   ВКОНЕЦ ИЗВЕЛА СЕБЯ РАСА СИЯ
   СКАЧИ НА ПОРЯДОК ИЗ НЕБЫТИЯ.
   Марта отнимала у греховодниц крестовину и спрашивала:
   - Чего это вы поете, глупыши?
   - Песенку.
   - Понятно. Но какой у неё смысл?
   - Никакого.
   - И откуда только вы повытаскивали эти слова! Да знаете вы хотя бы, что они означают?
   Они замолкали с виноватым и смущенным видом. Прятались в уголок, где, держась за руки, тихим голосом принимались рассказывать друг другу какие-то истории. Время от времени все синхронно прыскали от смеха.
   Громадное удовольствие им доставляло гонять по коридорам паучиху Ванду. Та, похоже, боялась их как огня. Обычно предпочитала держаться подальше от тех мест, где они играли, и стоило хотя бы одной из девочек приблизиться, как она начинала злобно пощелкивать своими крючковатыми зубами. Но этот её очевидный страх необычайно распалял малышек. И они долгими часами травили гигантское насекомое. Не обращая внимания на запрет Марты, они выскакивали из апартаментов и мчались вслед за своей жертвой по шатким лестницам вплоть до развалин. Ванде, однако, всегда удавалось ускользать от близнецов, благодаря удивительной проворности.
   Они вымещали также свою далеко не всегда добрую детскую вредность и на няне, но это никогда не затягивалось надолго. Как правило, дружная семерка выплясывала вокруг нее, распевая: "Оуна - дурочка". Но метиска в ответ лишь по-идиотски улыбалась и смиренно ждала окончания этой, всегда однообразной, игры, которая быстро приедалась непоседам.

* * *

   В одно прекрасное утро эти живчики вроде бы потеряли всю присущую им настырность. Сбившись в тесную кучку, они отказывались принимать пищу. В ответ на все настойчивые увещевания Марты они хором отвечали:
   - Я не хочу.
   Напрасно Марта пыталась вытянуть из них иные, хоть какие-нибудь, слова. Близняшки упорно отказывались объяснить причину своей обеспокоенности.
   Когда постучали в дверь, девочек охватила дрожь и они ударились в слезы. А стоило престарелому Жоакиму ступить в комнату, как они разразились истерическими рыданиями и сломя голову выскочили в соседнее помещение. Жоаким между тем возвестил, обращаясь к Марте:
   - Мне удалось добиться успеха. Можем приступать в любое, на ваше усмотрение, время.
   И тут Марту осенило насчет резона испуга дочерей. На этот раз речь и в самом деле шла о телепатии. Они на расстоянии почувствовали намерения ученого в отношении их.
   - Предлагаю, - продолжал Жоаким, - проводить эксперимент с моей сывороткой не сразу на всех, а поочередно на каждой из девочек.
   Марта поинтересовалась, не представляет ли подобное вмешательство какой-либо опасности для близнецов. Биолог красноречивым жестом показал, что не имеет на этот счет ни малейшего представления.
   - Оно безвредно для нормальных детей. Но в сложившихся обстоятельствах не могу сказать, куда это нас заведет.
   С омертвевшей душой Марта отправилась на поиски одной из дочерей. Жоаким слышал, как удалялись её шаги, а голос настойчиво повторял:
   - Где вы? Отвечайте, когда зову. Куда вы попрятались?.. Оуна, вы их видели?
   - Ни-ет.
   Марта вскоре вернулась.
   - Не могу их отыскать, наверное, где-то затаились. Помогите мне.
   Они вдвоем обошли все апартаменты - никого! Но кто-то, видимо, сновал на верхних этажах - оттуда доносились едва различимые шорохи и беготня. Должно быть, они ускакали туда только им одним ведомыми ходами.
   Марта, позвонив Уго, отдала ему соответствующее распоряжение. Тот молча склонил голову и вскарабкался по лестнице, ступая гибко и уверенно. Вскоре потолок застонал от суматошных гонок наверху, раздались исступленные всхлипывания и стенания.
   Уго спустился, неся в охапку одну из девочек, отбивавшуюся от него, как разъяренная молодая чертовка. Проявляя солидарность с пойманной сестрой, шестеро остальных близнецов шли за ним на некотором удалении, заливаясь горючими слезами и беспрестанно повторяя:
   - Я не хочу, я не хочу.
   Пришлось основательно потрудиться, чтобы выпроводить их из лаборатории, а пленницу усыпить.
   Как только та успокоилась, Жоаким обнажил ей руку, выделил крупную вену и ввел в неё заранее приготовленный шприц.
   Едва сыворотка заструилась в кровопотоке девочки, как остальные шестеро с диким воплем умчались прочь по коридору.
   Чуть позже их обнаружили в детской, молчаливых, содрогавшихся мелкой дрожью, с холодной испариной на лбу. Все попытки вырвать из них хотя бы слово оказались напрасными.

* * *

   Для Марты эти тягостные сцены явились чудовищной пыткой. К вечеру у Жоакима состоялся с ней серьезный разговор.
   - Предлагаю, - заявил он, - держать этого ребенка в стороне от сестер. Если наша попытка удастся...
   - А вы считаете, что так и будет?
   - Стоит ли вам повторять, что я ровным счетом ничего на сей счет не знаю. Моя сыворотка, вероятно, спасла бы обычное дитя после укуса ящерицы. Погибшая Лиза выздоровела бы. Но в данном случае наша цель иная: всего лишь устранить у произвольно отобранного нами ребенка вызывающие тревогу явления. Мы изначально предположили, что этот феномен вызван уж не знаю каким отравлением протоплазмы ядом, проявления которого мы и намереваемся нейтрализовать. У нас не было достаточно времени для того, чтобы глубоко изучить последствия нашего эксперимента по воскрешению организма, - для этого понадобилось бы не одно поколение. Посему мы можем действовать только вслепую.
   "А теперь выслушайте меня, Марта, внимательно. С самого начала мы затеяли нечто безумное. Оба мы были немного не в себе: вы - из-за печали по погибшей дочери, я - по причине удивительнейшей перемены всего образа жизни. Но поговорим сейчас о вас.
   Страстное желание вызвать обратно к жизни Лизу и обязательно преуспеть в этом побудило вас в тайне от меня подтолкнуть эмбрион к почкованию. Мне не пристало порицать вас за это, потому что и впрямь три зародыша в колбах погибли. Ваша предосторожность, следовательно, оказалась не лишней. А теперь задумайтесь-ка вот над чем. На свет появились семь детей явно "ненормальных" - в этом мы наглядно убедились, не так ли?"
   Она согласно кивнула головой.
   - Если моя сыворотка или любое другое средство окажут искомое воздействие, вернув вам вполне нормальную Лизу, то что вы будете делать с остальными?.. Подождите, не спешите с ответом. Лучше тщательно обдумайте его. Не хотелось бы оказывать давление на ваше решение. И я попрошу вас только об одном: если все пройдет удачно, сосредоточьте всю вашу любовь на этом ребенке, ничем не отличающемся от остальных во всем мире. У вас была одна дочь, Марта. А сейчас я повседневно вижу, как ваши материнские чувства иссякают, распыляются и выходят из-под контроля. Вы не можете более определить, кто из них Лиза, и даже постоянно терзаетесь мучительным вопросом: а не предали ли вы её память, осквернив останки. Вас отчаянно кружит в буре противоречивых чувств, когда ужас вытанцовывает под ручку с любовью, а воспоминание о глубоком трауре соседствует с радостью обретения семерки новорожденных. Вы дезориентированы...
   "Так вот! Позвольте мне повториться: вы не восстановите душевное равновесие, если не сосредоточите все ваши чувства на одной-единственной девочке. А пока будем упорно, изо всех сил, работать над тем, чтобы спасти ту, что посапывает сейчас в лаборатории под охраной Уго".

3

   Ребенок проспал два дня. Пробудившись, улыбнулся Марте и попросил попить. Жоаким открыл банку с молоком.
   Утолив жажду, малышка тут же вознамерилась встать и пойти поиграть.
   - С сестричками? - обеспокоенно спросила Марта.
   Та мгновенно затряслась, как лист на ветру. Марта разнервничалась.
   - В чем дело? - допытывалась она у ребенка. - Что случилось? Уж не болит ли у тебя что, Лизочка?
   Жоаким с удовлетворением отметил, что она обратилась к девочке по имени. Марта уже давно избегала делать это. Видимо, определенная деликатность и неловкость мешали ей до сих пор называть Лизами семерых близнецов. Создавалось такое впечатление, что она пасовала перед необходимостью обозначить как-то по-своему каждую из них. Но зато сегодня:
   - Где тебе больно, Лизочка?
   Ребенок, однако, со слезами на глазах отрицательно качал головой. Она повторяла, что чувствует себя хорошо, но хотела бы поиграть.
   - Во что, моя прелесть?
   - Смотреть картинки.
   То было чрезвычайно спокойное занятие. Лучшего для выздоровления и желать не приходилось. Ее разместили в громадном кресле, завалив книжками в пестрых обложках.
   Понемногу она развеселилась и, с улыбкой указывая пальчиком на картинки, требовала пояснений. Щека к щеке с ней, Марта охотно повиновалась, казалось, купаясь в море счастья. Она заливисто смеялась, шутила, не выпуская вновь обретенную дочь из объятий. Порой её взгляд задерживался на Жоакиме. Это его несказанно волновало, ибо впервые за долгие месяцы выражение глаз хозяйки замка смягчилось. В нем было куда более выразительности, чем в коротком "спасибо", которым она одарила его после рождения близнецов.
   - Ну что, Жоаким! - вдруг произнесла она. - Да не стойте вы как статуя. Тут попадаются изображения венерианских животных, о которых я ничего не знаю. Подвигайтесь поближе. Объясните-ка лучше Лизе, как это утки-мандаринки ухитряются строить свои гнезда.
   И Жоаким склонился вместе с ней над книгой. От волнения его голос сразу охрип. У него мелькнула мысль, что в эти минуты он выглядит как отец Лизы. В сущности, он и был её родителем, только научным. И с Мартой они составляли чуть ли не семейную пару. Для старого лабораторного аскета это явилось открытием новых, очень могучих и нежных чувств.
   Уже тогда, когда они вместе с Мартой трудились над колбами с плазмой, он почувствовал себя связанным с ней узами общего дела. Но сейчас присутствие Лизы многократно их усилило.
   Лица мужчины и женщины, склоненные над одним ребенком, приобретали значение символа.
   В какой-то момент локон Марты коснулся его щеки. Он отпрянул, как от ожога, но не болезненного, а восхитительного. Выпрямившись, ученый облокотился о высокую спинку внушительного кресла. Внешне он сохранял хладнокровие, но внутренне содрогнулся от не вызывавшего сомнений откровения: он любил эту молодую женщину.
   Учитывая разницу в возрасте, он - это само собой подразумевалось никогда не смог бы даже заикнуться перед ней относительно обуревавших его чувств. Однако в груди сладко защемило - нечто значительное, но одновременно и причинявшее ему боль, какое-то стоическое и дурманившее наслаждение. Он так и будет всегда находиться при ней в качестве молчаливого влюбленного. Попытается до конца сыграть роль отца и платонического супруга. И не наилучшая ли это участь для него самого? Разве не предпочтительней она физической любви? Жоаким впервые в жизни ощутил себя безоговорочно счастливым человеком.

* * *

   Было решено, что до окончательного решения организационного вопроса с размещением, Жоаким предоставит свои комнаты Марте и Лизе. Сам же разместится в лаборатории.
   Последующие дни подтвердили, что дочь хозяйки замка постепенно выздоравливала (Жоаким предпочитал думать об этом как об изгнании бесов). Она вела себя совсем как обыкновенная девчушка и никогда даже не заговаривала о своих сестрицах. И все же в чистом небе имелось и облачко: стоило только хотя бы намекнуть при ней на существование близнецов, как Лиза начинала мелко дрожать, как если бы её организм сам инстинктивно отторгал прежнее чудовищное родство.
   Как-то ночью она принялась стонать во сне. Жоакиму было слышно сквозь стену, как Марта пыталась развеять кошмарные видения у девочки. Он поднялся с постели и, стоя босыми ногами на полу, вдруг уловил какие-то еле слышные шорохи, доносившиеся, похоже, из коридора. Подойдя к двери, он чутко прислушался. Там и в самом деле что-то происходило.
   До него донеслись едва различимый топот ног, а затем и приглушенные голоса, шелестевшие:
   - Чужая! Чужая! Ты сдохнешь, чужая!
   Схватив лампу, он резко распахнул дверь, поводя вокруг конусом света. И увидел, как шестеро близняшек умчались в своих ночных рубашонках в детскую.
   Ученый, недоумевая, вернулся в кровать. Но так и не смог сомкнуть глаз. Проделки негодниц неоднократно возобновлялись в течение всей ночи: сначала шепоток проклятий, направленных в сторону комнаты Лизы, - затем её метания со стонами. И каждый раз Жоаким поднимался, чтобы разогнать этих дьяволят.
   Наутро Лиза поднялась белее мела - следствие тревожного сна. Марта посетовала, но не выглядела чрезмерно озабоченной. Видимо, она не заметила истинной причины феномена, а Жоаким поостерегся делиться с ней своими опасениями.
   Тем не менее, он поставил в известность о случившемся Уго. Человек без ушей в ответ скорчил выразительную и свирепую гримасу, означавшую, что он обеспечит впредь надежную охрану.
   Вечером перед сном биолог слышал, как тот старательно повсюду позакрывал замки и стал прогуливаться по коридору. Ему почудилось также, что вдалеке раздалось злобное шипение разгневанных близнецов. В эту ночь Лиза спала спокойно.
   Однако в последующие недели она заметно осунулась, лицо все больше и больше бледнело, а сама девочка буквально таяла на глазах. Провели обстоятельное медицинское обследование, но какой-либо болезни не обнаружили.
   Как-то ночью Жоакима разбудила чья-то рука, настойчиво теребившая его за плечо. То был Уго, стоявший с лампой у постели. Приложив к губам палец, он знаком предложил ученому следовать за ним. Не говоря ни слова, тот повиновался.
   Накинув впопыхах халат, он поплелся за Уго в апартаменты. Там человек без ушей, пройдя через большую дверь, поднялся по трем каменным ступенькам. Нажал на барельеф из дерева: тотчас же часть стены повернулась на оси, открыв вход в наклонно уходивший куда-то вниз коридор.
   Оба они втянулись в него и в конце концов очутились в сумрачной комнатушке. Уго ещё раз приложил палец к губам и погасил лампу. Молча отдернул портьеру.
   Открылось громадное стекло. Оно было прозрачно только с одной стороны, поскольку сквозь него Жоаким увидел детскую, где обитали близнецы, а там, помнилось ему, на этом месте - над камином - возвышалось монументальное зеркало. И тут биолог стал свидетелем крайне странного спектакля.
   Шесть близняшек стояли, взявшись за руки, посредине залитой лунным светом комнаты. Было прекрасно видно, что их губы беззвучно шевелятся в каком-то заклинании.
   Уго приоткрыл небольшую ставенку, и до них донеслись монотонные причитания девчонок:
   - Ты сдохнешь, чужая. Ты сдохнешь, чужая...
   Жоаким почувствовал, как у него на лбу выступает холодный пот. Так вот откуда проистекало зло. Близнецы питали смертельную ненависть к той, которую разлучили с ними. Наделенные сверхъестественными способностями, они убивали её на расстоянии - медленно, но верно.
   Сцена тем более казалась плодом расстроенного воображения, что за то время, пока биолог их не видел, они существенно подросли. Сейчас эта шестерка выглядела года на два постарше, чем Лиза, которую они называли "чужой".
   Следовало обязательно что-то предпринять.

* * *

   У Жоакима состоялся тягостный разговор с Мартой. Отказываясь пожертвовать детьми, имевшими то же лицо, что и её бесценная дочь, она все же согласилась с предложением ввести им всем по очереди сыворотку, столь благотворно подействовавшую на первого, подвергшегося этой прививке, ребенка.
   В этом случае она получила бы семерых нормальных девочек, одна из которых была бы немного моложе остальных. Но тогда она вновь оказалась бы в положении, при котором была бы обязана полюбить их всех без исключения. Но, как уже однажды напоминал ей Жоаким, в прежней жизни у неё был всего один ребенок. И это уже отмечавшееся ранее, до появления Лизы, дробление материнского чувства несло в себе риск - опять дезориентировать её эмоциональную сферу, а, может, и затронуть рассудок.
   Молодая женщина заверяла, что чувствует в себе достаточно сил, чтобы вынести тяготы такой ситуации. Она привыкнет к ним, заявляла Марта, наделив семь копий своей дочери семью различными именами, вот и вся недолга.
   Но, как вскоре выяснилось, для проведения в жизнь даже такого, весьма сомнительного решения, было уже слишком поздно.

4

   Пришлось вновь пойти на энергичные меры и поручить Уго отловить одну из маленьких мятежниц. Но на сей раз схватка получилась намного более острой и завершилась трагически.
   Началось все с отчаянной гонки по всем апартаментам. Близнецы с невообразимой ловкостью вскакивали на комоды и ныряли под кровати. И когда казалось, что все в порядке и одна из них уже в руках, другая вдруг в последний момент ухитрялась подставить подножку или запустить в голову безделушкой, и все приходилось начинать сначала.
   Стоило Жоакиму позвать на помощь Уго, как девчонки хором завопили:
   - Оуна-дурочка! Оуна-дурочка!
   И метиска тотчас же явилась, тяжело топая своими плоскими ступнями. Улыбка мгновенно исчезла с её массивного, набрякшего лицо, Глаза свирепо засверкали, на лбу взбугрились складки - ни дать ни взять львица, устремившаяся на выручку своих львят. Ясно, что эти чертенята с помощью гипнотических приемов полностью поставили под контроль её недалекий ум.
   Из покрытого шрамами рта Уго вырвалось нечто вроде изумленного кудахтанья, когда между ним и девчонками горой воздвигнулся заслон в лице разъяренной Оуны. Но, быстро оправившись, он со спокойно решимостью схватил её за руку с очевидным намерением убрать метиску с дороги.
   Не тут-то было - похоже, всколыхнулась преисподняя! Широченная узловатая пятерня с глухим шумом врезала по лицу человека без ушей. Тот отступил на шаг, но тут же согнулся пополам после жестокого пинка вподдых. А спустя четверть секунды он уже беспомощно распластался на полу, а метиска победно оседлала его ноги, скрутив руки на груди.