Когда мы наконец вышли из пивной, я с удивлением обнаружила, что на улице сияет солнце. Мой дядя прямо-таки исходил любезностью по отношению к священнику. У мистера Уэйна, приятеля дяди, был такой вид, словно он мечтает только об одном — добраться до постели и заснуть. Что же до Адриана, то его лицо было совершенно непроницаемым.
   У ворот постоялого двора стоял фаэтон лорда Грейстоуна, запряженный лошадьми. Было ясно, что его уже починили. Я остановилась на пороге, чувствуя себя как груз, который никому не нужен.
   — Забирайтесь в фаэтон, Кейт, — обратился ко мне Адриан.
   Я осторожно взглянула на него: глаза его были холодны, словно воды Северной Атлантики.
   — Я собираюсь отвезти вас в мое поместье Ламбурн, — сообщил он голосом, в котором было не больше теплоты, чем в главах.
   Я пошла к фаэтону и вдруг вздрогнула, словно ужаленная, почувствовав на своей руке прикосновение руки моего дяди.
   — Позвольте мне помочь вам, леди Грейстоун, — сказал он со злобным торжеством.
   — Держитесь от нее подальше, Чарлвуд, — услышала я голос Адриана. Потом его руки ухватили меня за талию и вскинули на сиденье с такой легкостью, словно я ничего не весила. В следующую секунду лорд Грейстоун вскочил на сиденье рядом со мной, и гнедые резвой рысью понесли нас прочь из Ластера. Казалось, им самим хотелось покинуть эту пыльную деревеньку как можно скорее…
 
   Дорогой мы с лордом Грейстоуном почти все время молчали. Я произнесла всего лишь три слова: «Мне очень жаль». Взгляд, который Адриан бросил мне в ответ, был полон презрения. Впрочем, я его за это не винила.
   Дважды мы останавливались, чтобы перекусить и дать отдохнуть лошадям, однако кусок не лез в горло. Если бы я была плаксивой девушкой, то к тому времени, когда мы добрались до Лэмбурна, уже выплакала бы все глаза. Однако, как я однажды упоминала, я не из тех, кто любит хныкать. Когда мы свернули на обсаженную буками подъездную аллею Лэмбурн-Мэнор, одного из многих имений Грейстоунов, глаза мои оставались сухими, а губы и подбородок не дрожали.
   В день приезда в поместье Адриана я почти ничего вокруг не заметила и не запомнила, но потом, когда узнала Лэмбурн, я полюбила его всей душой, поэтому хочется рассказать о нем хотя бы немного прямо сейчас.
   Дом был старый и относительно небольших для жилища аристократа размеров, но смотрелся он на продуваемой всеми ветрами равнине Беркшир-Даунс просто замечательно. Поросший зеленью дерн вплотную подходил к его дверям, так что дом казался неотъемлемой частью пейзажа. Интерьер был таким же старым, как и само строение. Комнаты выглядели так, словно за последние сто лет краску в них ни разу не освежали. Тем не менее выцветшие стены и потолки мне понравились. Они создавали своеобразный уют, на них отдыхал глаз. Все комнаты были выдержаны в мягких пастельных тонах — голубой, розовый, малиновый, желтовато-белый с легким золотистым оттенком.
   Большую часть своих земель лорд Грейстоун сдавал в аренду окрестным фермерам, которые пасли лошадей, молочный скот и овец на богатых кормом пастбищах и выращивали пшеницу, ячмень и овес. В основной усадьбе работали несколько постоянных слуг. Кроме того, в имении было два конюха, которые ухаживали за лошадьми на конюшне.
   Разумеется, обо всем этом я узнала позже. В первый же день я успела обратить внимание лишь на то, что дом был сложен из очень необычного камня — серого с серебристым блеском. Кроме того, от моего внимания не укрылся тот факт, что слуги не смогли скрыть своего удивления, когда хозяин поместья представил им меня как свою жену.
   Экономка, которую звали миссис Ноукс, проводила меня в мою комнату. Позже я узнала, что, по понятиям Грейстоунов, комната эта была маленькой и весьма непрезентабельной, но мне она показалась большой и красивой.
   — Поскольку вы не привезли с собой свою служанку, я пришлю к вам Нэнси. Она поможет вам раздеться, миледи, — сказала экономка.
   — У меня нет служанки, миссис Ноукс, — ответила я, — и, кроме того, я привыкла раздеваться без посторонней помощи. Пожалуйста, не надо беспокоить Нэнси.
   — Какое же тут беспокойство, миледи? — в изумлении уставилась на меня миссис Ноукс.
   Тем не менее я отослала Нэнси обратно и, оставшись одна, обошла всю просторную комнату, восхищаясь удобной, обитой ситцем мебелью, которой она была обставлена, и старинным, несколько поблекшим от времени ковром. Между тем я искала дверь, соединявшую мою спальню с другой, смежной: мне приходилось слышать, что супруги, принадлежавшие к аристократическому обществу, обычно занимали расположенные рядом спальни, которые сообщались между собой. Тем не менее в моей комнате никакой другой двери, кроме входной, я не обнаружила. На сердце у меня стало немного полегче от того, что Адриан, слава Богу, не стал размещать меня в парной, так называемой супружеской спальне.
   Я подошла к окну с утепленной на зиму рамой и бросила взгляд на простиравшуюся за ним покрытую дерном равнину, на которой кое-где виднелись небольшие холмы. При виде этой мирной картины тревога поутихла.
   Я знала, что сделала ужасную вещь, и, разумеется, испытывала чувство вины и стыда за содеянное. С другой стороны, душа моя освободилась от парализующего необъяснимого страха, который я испытывала в присутствии дяди. Поразмыслив немного, я решила, что чувство вины и стыд все же лучше, чем страх. Придя к этому выводу, я умылась теплой водой, которую оставила миссис Ноукс.
   Потом мы с лордом Грейстоуном какое-то время сидели в уютной, застеленной персидским ковром столовой с украшенными лепниной стенами и потолком. В ожидании, пока нам подадут обед, мы о чем-то говорили, но при этом в лице лорда не было ничего, кроме холодной вежливости. Тем не менее в голову мне непонятно почему вдруг пришла глупая мысль: то, что произошло, не так уж и плохо. Окружающая обстановка как бы убеждала в том, что в поместье Лэмбурн я в безопасности.
   Когда мы закончили обедать, было уже около десяти часов.
   — Идите наверх, — сказал, обращаясь ко мне, Грейстоун. — Я присоединюсь к вам после того, как выпью бокал портвейна.
   Ощущение, которое я испытала после этих слов, было такое, словно меня ударили в живот. Я почувствовала, как глаза мои широко раскрываются. Заметив мою реакцию, лорд Грейстоун вопросительно приподнял бровь.
   — Д-да, милорд, — пробормотала я и выскользнула из столовой.
   Миссис Ноукс опять предложила мне помощь Нэнси, и я снова отказалась. Дождавшись, пока меня оставят одну, я осторожно вышла из своей комнаты, чтобы обследовать другие, двери которых выходили в коридор.
   То, что я увидела, не на шутку встревожило меня. Я выяснила, что меня не поселили в спаренную супружескую спальню по той причине, что таковой в доме просто не было. Моя комната значительно превосходила все остальные комнаты на этаже своими размерами, и я с ужасом поняла, что, скорее всего, это спальня самого графа Грейстоунского. В небольшой комнатке, расположенной сразу за той, в которой разместили меня, на бюро были разложены принадлежащие лорду Грейстоуну щетки для волос, но я сразу же поняла, что он вряд ли планирует провести ночь на стоящем в этой комнатке обитом ситцем кресле. Здесь, судя по всему, была гардеробная, а спать он скорее всего собирался в одной комнате со мной.
   «Ты же вышла замуж за этого человека, — сказала я себе, стоя посередине уютной спальни и глядя на широкую, удобную кровать. — Чего же ты в таком случае от него ждешь?»
   Надо признать, что я плохо представляла себе возможные последствия случившегося. Когда человек пытается от чего-то убежать, очень часто случается так, что у него просто нет времени понять, куда приведет это бегство. Предаваясь этим грустным мыслям, я услышала, как поворачивается дверная ручка. Крутнувшись на месте, я резко обернулась и увидела, как открывается тяжелая дубовая дверь и в комнату входит Адриан.
   Маска вежливости, которую он носил на лице, чтобы скрыть свои переживания от слуг, исчезла. Я сразу поняла, что лорд Грейстоун в ярости, и мышцы живота у меня так напряглись, что их едва не свело судорогой. Тем не менее я заставила себя выпрямиться и, подняв высоко голову, встретила надвигающуюся опасность лицом к лицу.
   Лорд Грейстоун пересек комнату и остановился прямо передо мной. «Господи, — подумала я, — какой же он огромный!» На какую-то секунду в душе у меня возникло искушение попросить у него пощады, попытаться объяснить, что я такая же жертва гнусного дядиного плана, как и он. Но я не могла найти для этого подходящих слов. Впрочем, даже если бы я нашла, в них заключалась бы ложь — мы оба знали, что я в результате нашей свадьбы не потеряла ровным счетом ничего, в то время как Адриан потерял все.
   Грейстоун смотрел на меня. Лицо его хранило суровую неподвижность, глаза сузились. Живот мой напрягся еще больше. Однако я испытывала не то чувство, которое одолевало меня в присутствии дяди. Мне сразу же стало ясно, что мой страх перед Адрианом какого-то другого рода, нежели перед лордом Чарлвудом. Мысль эта придала мне мужества, и я, немного взбодрившись, сказала:
   — Я уже говорила вам, милорд, что сожалею о случившемся. Я готова сделать для вас все, что вы захотите.
   Глаза Адриана на секунду метнулись в сторону кровати за моей спиной, потом снова впились в мое лицо.
   — В самом деле? — спросил он.
   Сердце мое отчаянно заколотилось. Мысль о том, что, возможно, придется лечь в постель с мужчиной, находящимся в состоянии бешенства, перепугала меня до смерти. Однако я решила, что не должна отказываться от своих слов и, привстав на цыпочки, чтобы казаться выше ростом, ответила утвердительно.
   — Вот как, — сказал Адриан и окинул меня с ног до головы таким взглядом, что я залилась краской. — Так вы беременны?
   Я растерянно посмотрела на него, сбитая с толку. Губы лорда Грейстоуна сложились в горькую усмешку.
   — Чарлвуд почувствовал бы, что отомстил мне в полной мере, если бы ему удалось не только повесить мне на шею нежеланную жену, но еще и подкинуть наследника, отцом которого является неизвестно кто.
   Кровь в моих жилах забурлила от вспыхнувшего в сердце гнева.
   — Я вовсе не беременна! — в ярости выкрикнула я Грейстоуну в лицо.
   — Разве? — переспросил он.
   В следующую секунду, прежде чем я успела сообразить, что происходит, он схватил меня за руки и притянул к себе. Инстинктивно я попыталась оттолкнуть его, упершись ладонями ему в грудь, но он так сжал мои руки, что невозможно было пошевелиться. В моем мозгу мелькнула мысль о том, что на теле останутся синяки от его пальцев. Я открыла рот, чтобы запротестовать, но раньше, чем я успела произнести хотя бы слово, губы его прижались к моим губам. Грубость его, по всей видимости, была лишь отражением ярости, которую он испытывал. Я, в свою очередь, тоже пришла в неистовство и попыталась пнуть его ногой. Тогда он легко, словно пушинку, поднял меня и, прижимая к груди, стал целовать, удерживая на весу. Я чувствовала себя совершенно беспомощной и задыхалась от бессильной злости, но при этом, как ни странно, совсем не испытывала страха. Изловчившись, я снова попыталась нанести лорду Грейстоуну удар ногой, но у меня и на этот раз ничего не вышло.
   Внезапно характер его поцелуев резко изменился. Губы его стали нежными и ласковыми, он наклонился вперед, причем в этом движении уже не было ничего угрожающего. Я почему-то обмякла, всякое желание сопротивляться разом оставило меня.
   Не знаю, сколько времени мы оставались в таком положении. Словно сквозь вату до моего слуха доносилось потрескивание огня, шум деревьев, которые раскачивал ветер за окном. Затем граф медленно, плавно опустил меня на пол, и я наконец-то снова почувствовала под ногами опору. Одновременно ладонь его правой руки мягким, поддерживающим движением охватила мой затылок. Я почувствовала, что он наклоняет мое тело назад, и закрыла глаза. В ту же секунду он внезапно оттолкнул меня так резко, что я едва не упала.
   — Нет, — сказал он хриплым голосом, дыша так тяжело, словно долго и быстро бежал.
   Вне себя от изумления я уставилась на него, пораженная тем, что произошло между нами.
   — Я не собираюсь превращать весь этот фарс в реальный брак, — пробормотал он сквозь зубы.
   В результате нашей борьбы шпильки из моей прически выпали, и волосы разметались по спине. Губы, судя по ощущениям, сильно вспухли. Я попятилась на несколько шагов и с достоинством сказала:
   — Не я была инициатором этих поцелуев, милорд.
   К этому времени лорд Грейстоун уже восстановил дыхание. Его волосы растрепались и свисали со лба непокорными прядями. Внезапно я ощутила приступ нестерпимого желания их погладить. Как ребенок, сопротивляющийся искушению, я скрестила руки на груди, засунув пальцы под мышки.
   — Вы пока останетесь здесь, в Лэмбурне, — сказал Адриан, проигнорировав мое замечание насчет поцелуя. — Брак наверняка будет признан действительным: Чарлвуд, само собой, позаботится об этом. Однако он не может заставить меня представить вас обществу как мою жену.
   Между дядей и Грейстоуном явно были какие-то старые счеты, но я сочла, что обстановка не подходит для того, чтобы расспрашивать об этом. Граф молча смотрел на меня, словно ожидая услышать какой-то ответ.
   — Ну что ж, хорошо, милорд, — вежливо сказала я.
   Судя по всему, моя покорность пришлась ему не по вкусу.
   — Я не собираюсь ночевать здесь, — заявил он. — Сию же минуту я отправлюсь верхом в Грейстоун-Эбби.
   Грейстоун-Эбби было основным поместьем графа. Как мне было известно, оно находилось неподалеку от Ньюбери, примерно в пятнадцати милях от Лэмбурна. На улице уже совсем стемнело, но я, разумеется, вовсе не собиралась уговаривать его остаться.
   — Да, милорд, — сказала я, стараясь держаться того же вежливого тона.
   Лорд Грейстоун выругался, и я невольно попятилась еще на шаг. Осознав это, я тут же снова шагнула вперед, опустила руки вдоль тела, выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза. У Адриана был такой вид, словно он собирался что-то мне сказать, но вместо этого он повернулся и вышел из комнаты. Дверь со стуком закрылась за ним. Я подошла к подоконнику, села на него и почувствовала, что меня бьет дрожь.

Глава 4

   — Ну, хотя бы немножко хлеба и сыра, миссис Ноукс, — упрашивала я. — Я замерзла, и мне нужно поесть, чтобы согреться.
   Я очень любила кухню в лэмбурнском доме Адриана. Там всегда было восхитительно тепло и уютно, большая железная плита источала божественные ароматы, а в большом камине всегда горел огонь. Я уселась за старый деревянный стол. Экономка, которая выполняла также обязанности кухарки, обернулась ко мне, уперев руки в широкие бедра.
   — Если бы вы имели хоть каплю благоразумия, миледи, вы бы понимали, что в такую погоду не следует выходить на улицу, — сварливым тоном заговорила она. — Вы такая худая, что даже в хорошую погоду мерзнете. А у нас всю последнюю неделю идет холодный дождь.
   Я послала миссис Ноукс заискивающую улыбку:
   — Я только сходила ненадолго на конюшню.
   Миссис Ноукс подошла к столу и взяла меня за руки, чтобы выяснить, не холодные ли они. Пальцы мои все еще не согрелись. Почувствовав это, она закудахтала, словно курица:
   — Если вы не будете беречь руки, заработаете себе цыпки. Хороша будет графиня Грейстоунская с цыпками на руках!
   — Даже если у меня и будут цыпки, об этом все равно никто никогда не узнает, — жизнерадостно возразила я, не обращая внимания на весьма красноречивый взгляд, который миссис Ноукс бросила на своего мужа, служившего в Лэмбурне кем-то вроде разнорабочего.
   — Миссис Ноукс права, миледи, — ворчливо заметил мистер Ноукс. — С лошадьми вполне могут управиться Уилли и Джордж. Вам нет никакой необходимости выходить на улицу в такое ненастье. — Он сдвинул кустистые седые брови и многозначительно добавил:
   — Особенно в этой вашей тоненькой старенькой мантилье.
   Я вздохнула. Мистер и миссис Ноукс были очень приятными людьми, и я очень привязалась к ним за те восемь месяцев, которые уже провела в Лэмбурн-Мэнор. Я знала, что они тоже меня любят. Тем не менее они по какой-то причине упорно обращались со мной как со своенравным и неразумным дитем. Правда, в разговоре они называли меня «миледи», однако из их уст это обращение звучало не как титул, а скорее как уменьшительно-ласкательное имя, которое дают ребенку.
   — Я всего лишь навестила Эльзу, — терпеливо возразила я. Эльза была великолепной гнедой кобылой чистых кровей, принадлежавшей Адриану. Когда он вступил в армию и отправился на войну с Наполеоном, он отправил кобылу в Лэмбурн, тучные пастбища которого были для лошадей настоящим раем. После того как ее перевезли в Лэмбурн-Мэнор, Эльза практически не ходила под седлом, и я решила вернуть ей былую форму, чтобы иметь возможность кататься. Это было довольно крупное, обладавшее завидным здоровьем животное, которое явно радовалось тому, что о нем вспомнили. Я Эльзу просто обожала.
   Миссис Ноукс недовольно фыркнула, но все же принесла мне тарелку горячего супа, ломоть чеддерского сыра и свежую булку. Я улыбнулась ей, взяла свою ложку и занялась супом.
   — Сегодня для вас есть письмо, — сказал чуть погодя мистер Ноукс, сидевший напротив меня за столом и расправлявшийся с очередной из дюжин чашек чая, которые он выпивал в течение дня.
   Я насторожилась.
   — Письмо? Для меня?
   — Я оставил его в библиотеке.
   Суп все еще был горяч, и приходилось каждый раз дуть на ложку, прежде чем отправить ее в рот. Поскольку мистер Но-укс не стал ничего больше говорить, я поняла, что письмо от Луизы. Если бы письмо пришло из Франции или Ирландии, мистер Ноукс обязательно бы это как-то прокомментировал.
   Миссис Ноукс подняла крышку стоящего на плите металлического чайника и тщательно изучила его содержимое. Принюхавшись, она удовлетворенно кивнула и снова повернулась ко мне.
   — Я тысячу раз вам говорила, миледи, что следует пригласить сюда вашу кузину. Пусть бы она пожила с вами в Лэмбурн-Мэнор. Нельзя, чтобы молодая леди все время была одна.
   — Ну вот, вы опять за свое, миссис Ноукс, — сказала я, дуя на очередную ложку супа. — Я была бы очень рада, если бы моя кузина жила со мной, но я не хочу злоупотреблять гостеприимством лорда Грейстоуна. И кроме того, — я бросила на милых стариков ласковый взгляд, — я здесь вовсе не одна. У меня есть вы.
   Супруги не обратили никакого внимания на мой комплимент. Они не считали себя подходящей компанией, поскольку были слугами.
   — Лорд Грейстоун вовсе не возражал бы против приезда вашей кузины, — заметил мистер Ноукс.
   — Вы не можете этого знать, — возразила я.
   — Кроме того, он не имел бы ничего против, если бы вы потратили немного денег и купили себе теплое пальто, — упрямо гнул свое старик.
   Я протестующе замотала головой:
   — Нет, я не буду тратить деньги милорда. Я живу в его доме и ем его хлеб. Довольно и этого.
   Старики уставились на меня, причем на лицах их застыло выражение безнадежности. Должна заметить, что, если они обращались со мной как с ребенком, то я относилась к ним скорее как к добрым бабушке и дедушке.
   — Не беспокойтесь обо мне, — сказала я. — Меня вполне устраивает мое положение.
   — Но это же не дело, — пробормотала миссис Ноукс и с грохотом поставила чайник обратно на плиту. — Со стороны милорда было нехорошо привезти вас сюда и оставить здесь одну, словно вас и на свете нет.
   — Я уверена, что ему очень хотелось, чтобы меня и на свете не было, — честно признала я. — И я не могу его за это винить.
   Я рассказала обоим старикам историю своего замужества, так что им было известно, почему Грейстоун так бесцеремонно бросил меня в полном одиночестве в Лэмбурн-Мэнор. Как ни странно, они по какой-то причине приняли мою сторону, хотя я все время объясняла им, что отнюдь не являюсь главной пострадавшей в этой истории.
   Разумеется, старики прониклись ко мне симпатией не сразу. Они всегда считали лорда Грейстоуна чуть ли не святым, и, когда я рассказала им, как мой дядя вынудил его на мне жениться, они первое время относились ко мне весьма прохладно. Так продолжалось примерно с месяц. Я прекрасно понимала их чувства и делала все возможное, чтобы доставлять как можно меньше хлопот. Перемена произошла, когда я заболела.
   Как-то раз я отправилась в деревню и на обратном пути вдруг почувствовала себя неважно. Деревня находилась в трех милях от Лэмбурн-Мэнор, и, когда я вернулась обратно в поместье, у меня так дрожали и подгибались ноги, что казалось, я вот-вот упаду и не смогу встать.
   Миссис Ноукс встретила меня на пороге.
   — Миледи! — воскликнула она. — Где вы были? Мы искали вас по всему имению!
   — Я ходила в деревню, — ответила я, с трудом различая миссис Ноукс за пеленой застилавшего глаза тумана.
   — Ходила? — ужаснулась она. — Но почему вы отправились пешком? Ведь Уилли мог отвезти вас.
   — Я не хотела никого беспокоить, — сказала я и упала в обморок прямо у ее ног.
   Миссис Ноукс послала за доктором, а потом просидела около меня всю ночь, периодически заставляя глотать отвратительного вкуса лекарство. Я была в таком состоянии, что пару раз в бреду принимала ее за свою мать. К тому времени, когда я выздоровела, мы с миссис Ноукс уже подружились.
   Изменение в ее отношении ко мне меня не слишком удивило. Я часто замечала, что люди очень привязываются к тем, кого они выхаживают во время болезни. Более того, я неоднократно испытывала это сама по отношению к лошадям, о которых заботилась, когда они недомогали.
   Покончив с супом, я отрезала себе кусок сыра.
   — А что у нас сегодня на обед? — поинтересовалась я, с удовольствием принюхиваясь к запаху, исходившему от самой большой кастрюли.
   — Тушеная баранина. Одно из ваших любимых блюд, миледи.
   Довольно хмыкнув, я проглотила кусок сыра и отрезала себе еще.
   — Вы превосходная кулинарка, миссис Ноукс.
   — Вряд ли вы можете оценить мое кулинарное мастерство по достоинству, миледи, — неодобрительно промолвила пожилая женщина. — Судя по тому, что вы мне про себя рассказываете, вы всю жизнь ели всякую дрянь в гостиницах.
   — Это не всегда была дрянь, — возразила я.
   Миссис Ноукс снова озабоченно закудахтала. Что бы я ни говорила, ее невозможно было убедить в том, что образ жизни, который я вела под опекой моего отца, вовсе не был таким уж ужасным и разрушительным для моего здоровья. Бросив очередной взгляд на стоящие на плите кастрюли, миссис Ноукс подошла к столу и уселась на свой любимый стул. Я подождала, пока она издаст облегченный вздох, всегда вырывавшийся из ее груди, когда ноги хотя бы на время избавлялись от веса тучного тела. Услышав его и на этот раз, я с трудом подавила улыбку.
   — Завтра приедет мистер Кроуфорд, — сказала после небольшой паузы миссис Ноукс.
   — Ну что же, это хорошо, — ответила я.
   Мистер Кроуфорд был поверенным графа Грейстоунского. Он вел финансовые дела его поместий. До этого он дважды бывал в Лэмбурне уже при мне, проверяя, все ли в порядке. Мне он казался очень приятным человеком.
   — Я накрою стол к обеду в столовой, — многозначительно сказала миссис Ноукс.
   Я знала, на что она при этом намекала.
   — Не беспокойтесь, миссис Ноукс, я не скажу ему, что обычно ем на кухне. Обещаю.
   Пожилая горничная кивнула, поджав губы. Тот факт, что я принимала пищу на кухне вместе с ней и с мистером Ноуксом, ужасно ее беспокоил. С одной стороны, она понимала, что мне может быть скучно обедать в столовой в полном одиночестве, однако в то же время сама мысль о том, что графиня Грейстоунская питается на кухне с прислугой, не давала ей покоя. Мне казалось, что дело не стоит выеденного яйца и что она зря беспокоится, но, однако же, я должна была признать, что понятия не имею о том, что такое быть графиней и как ей, то есть мне, следует себя вести.
   Я никогда не рассказывала миссис Ноукс, что на конюшне частенько играю в карты с Уилли и Джорджем, поскольку она пришла бы в ужас, если бы об этом узнала.
   — К приезду мистера Кроуфорда я надену мое голубое платье и изо всех сил буду стараться вести себя так, словно я настоящая леди, — заверила я миссис Ноукс.
   — Вы и есть леди, — с нажимом сказала экономка.
   Я подарила ей одну из моих самых обаятельных улыбок.
   — Вы необъективны, потому что хорошо ко мне относитесь, — сказала я и встала из-за стола. — Спасибо за суп и за сыр.
   Пройдя в библиотеку, я взяла письмо, которое мистер Ноукс оставил на каминной полке, рядом с часами, и прочла его, стоя у огня. После этого я снова медленно сложила листок бумаги, борясь в душе с чувством обиды и разочарования.
   Бедная Луиза, думала я. Ее капризные племянницы и племянники, за которыми ей приходилось присматривать, просто затерроризировали несчастную женщину, что было ясно видно из ее послания.
   Новость, которую я почерпнула из письма, была, увы, не слишком радостной. «Я ничего не слышала о человеке по имени Пэдди О’Грэди, — писала Луиза. — Как ты просила, я написала экономке в имение Чарлвуд, и мне ответили, что человек с таким именем не разыскивал тебя и не наводил о тебе справки и там, Кейт».
   Закусив губу от досады, я стала смотреть на языки пламени. Я большую часть зимы раздумывала о том, как погиб мой отец, и мне очень нужно было поговорить с Пэдди.
   Поразмыслив немного, я решила, что мне придется самой найти способ разыскать старого конюха.