Страница:
Вячеслав Денисов
Три доллара и шесть нулей
Все события, герои и персонажи в романе вымышлены. Совпадения с реальными лицами случайны.
Пролог
Первое, что приходит в голову человеку, впервые посетившему Тернов в начале лета 2003 года, а именно третьего июня, это восхищение. Выходя на перрон железнодорожного, всего несколько месяцев назад модерново отремонтированного вокзала, он видит голубые стекла семиэтажного здания, выступающего из-за обыкновенной «хрущевской» пятиэтажки. На обновление архитектуры прилегающих строений денег, как водится, не хватило, поэтому у приезжего возникает двоякое чувство. Великолепие вокзала, убогость окружающей его обстановки, и он, приезжий, начинает понимать смысл слов самого Никиты Сергеевича о том, что тот видит сияющие вершины коммунизма. Можно ли назвать сияющими вершинами коммунизма красивое здание с голубыми стеклами, приезжий не знает, поэтому свои стопы направляет именно туда. И речь в данном случае идет не просто о российских туристах, но и об иностранцах. Итак, что же за здание голубеет позади «хрущевки»?
Оно на самом деле великолепно. Семь этажей, каждый по три с половиной метра, вытянулись в небо и полностью закрывают собой девятиэтажки, вкопанные в землю Тернова за ним. Гранитное крыльцо, мраморная облицовка и скопление годовалых иномарок на стоянке. «Чтоб мы так жили», – думает с завистью иностранец и поднимает свой взор туда, где на флагштоке развеваемый ветром плещется флаг.
– Это здание строили ваши рабочие, – говорит иностранцу встретивший его для производства общих дел терновский торговец нефтью. – Если вы выполняете свои договорные обязательства так же красиво, как ваши строители, наша сделка обречена на успех с момента подписания контракта.
Пообщавшись с переводчиком, немец о чем-то долго говорит. Разглядывая современное здание довольно долгое время, что приводит в некоторое смятение сопровождающих, иностранец показывает на крышу строения и что-то лопочет на чужеземном, недоступном пониманию русского бизнесмена, уже готового заключить с приезжим сделку, языке.
– О чем это он? – спрашивает бизнесмен белокурого толмача, сидящего в арендованном «Мерседесе» на переднем сиденье.
– Да так... О местном колорите, – темнит толмач.
– А о флаге что спрашивает? – настаивает бизнесмен.
Переводчик усмехается:
– О флаге? Ничего! Кажется, вам и переводчик не нужен?
– А что он о колорите долдонит?
– Господин Бауэр обратил внимание на старинную архитектуру.
Русский поднимает голову и долго смотрит на крышу мэрии. Мысль о флаге его не оставляет, ибо он только что своими глазами видел, как немец показывал рукой на флагшток. Не разглядев ничего подозрительного, он все же решается на звонок. После обустройства иностранца в гостинице «Альбатрос», первое, что делает представитель большого российского капитала, это звонит градоначальнику и, ссылаясь на мнение иностранных граждан, сообщает, что над мэрией города Тернова развевается флаг чужого государства. Разъяренный голова сам выходит на улицу, разглядывает «триколор» и, не найдя ничего криминального, звонит бизнесмену. Он сообщает ему, что если в его адрес поступит еще одна такая шутка, то льгот на уплату акцизов за продажу нефти тому не видать.
Бизнесмен не успокаивается и начинает тревожить геральдическое общество Тернова, члены которого уже пятый месяц бьются над созданием герба и флага города, стоящего на реке Терновка. Получив странный звонок, они делегируют к мэрии своего представителя. Не обнаружив на стяге, над крышей мэрии, ни канадского кленового листа, ни ливанского кедра, ни звезд, представитель прибывает к коллегам и объявляет звонок бизнесмена глупой шуткой ретрограда, пытающегося сорвать работу по созданию символа сибирского города.
Бизнесмена это не останавливает. Веря на слово гражданину Германии, он направляет свой «Вольво» в Главное управление внутренних дел города и начинает тревожить начальника службы общественной безопасности. Он объясняет заместителю главного городского милиционера, что его прямая обязанность – успокаивать взбудораженное общественное мнение и не допускать возникновения предпосылок для западного юмора. Вскоре все встает на свои места. Посланный к новострою оперуполномоченный уголовного розыска Эйхель, простояв перед мэрией несколько минут, выкуривает сигарету и вынимает из кармана мобильный телефон. Раз задача поставлена, о ее выполнении или невыполнении нужно докладывать. И он докладывает, что у бизнесмена, коротающего время в приемной начальника СОБ, не все в порядке с головой. Флаг на месте. Он разноцветный. Полоса белая, полоса синяя и полоса красная, так что пусть торговец протрет свои очки, подъедет к мэрии, еще раз посмотрит на флагшток и успокоится. Да заодно довезет безлошадного оперативника до ГУВД. Ответ незамедлительно передается просителю, и отчаявшийся бизнесмен едет за милиционером. В ходе их короткого разговора, закончившегося в привокзальном кафе за бутылкой виски, бизнесмен долго пытается объяснить капитану, что немцы – не украинцы, они не ошибаются и система «свой – чужой» у них работает безотказно.
Уже ближе к обеду, когда солнце встало в зените и флаг стал плохо различим под режущими лучами, «Вольво» бизнесмена с опером на борту застыл на вокзальной стоянке.
– Чей флаг? – спрашивал милиционер восьмидесятого по счету прохожего с чемоданом, указывая на крышу мэрии. Опер уже порядком устал, поэтому сидел на заднем сиденье иномарки, высунув на улицу ноги. Он давно бы уже вернулся в управление, если бы не настойчивость бизнесмена.
– Я только что приехал. – Это был самый популярный ответ.
Второе место занимало предположение о том, что флаг принадлежит государству.
Пятеро приняли сторону немца и предположили, что флаг не российский, но на предложение назвать какое-нибудь государство лишь пожимали плечами.
За час до встречи с приехавшим немцем бизнесмен не выдержал. Пытаясь заглушить коньячно-висковый перегар, он закинул в рот таблетку «рондо» и произнес:
– Слышь, давай найдем тех, кто флаг вешал?
Через два часа, применив все доступные оперативно-разыскные мероприятия, оперативник и следующий за ним по пятам бизнесмен спускаются в подсобку мэрии. Задав еще пару вопросов, они находят в одном из помещений двоих рабочих. Слесаря и его помощника, которые к тому моменту уже опускали под стол вторую пустую бутылку. Увидев перед собой купюру в сто долларов, оба штатных служащих государственного учреждения готовы были не только дать объяснения, а еще раз подняться на крышу и вывесить тот флаг, который им выдадут щедрые молодые люди. Любой государственной принадлежности.
– Пошли на чердак и вы покажете, как крепили флаг, – сказал им опер. – Кстати, кто вам его вручил?
Слесарь пояснил, что ровно неделю назад первый зам мэра по фамилии Толбухин выдал им полотнище и велел заменить им старое, выцветшее. И это уже третий по счету, который слесарь меняет своими руками за последние два года. Поверив на слово, милиционер и бизнесмен поднялись на крышу вслед за рабочими.
– Знаю этого Толбухина... – бормотал задыхающийся после изрядной дозы спиртного спутник Эйхеля. – К нему без бабок в кабинет лучше не входить. Спросит, зачем к нему пришли, выдвигает ящик стола и идет к окну цветы поливать. Через минуту возвращается и, если в ящике конверта нет, отказывает. Если есть – подписывает...
– А если конверт без денег положить? – мгновенно сработал мозг Эйхеля. – Пока выяснится...
– Вы, Гена, мусора, вот так и соображаете. Главное – посадить, а там – хоть не освобождайся. Одним днем живете... Ты в мэрию раз в году заходишь, а мне там ежедневно приходится от кабинета к кабинету болтаться...
На самой крыше ничего не изменилось. На ветру трепетал трехцветный флаг, оттеняя своей свежей раскраской довольно серый с высоты птичьего полета вид города.
– Ну? – настоял оперативник.
– Что – ну? – бросил слесарь. – Взяли и привязали. Он, правда, чуть не сорвался, поэтому пришлось еще укрепить его проволокой.
– Показывай. Спускайте флаг и снова вешайте. – Капитан сам не знал, как в ходе перевешивания российский государственный флаг мог превратиться в символ другого государства, однако решил довести дело до конца.
Стяг был спущен и отвязан. Пощупав его, словно под материей скрывались другие символы, бизнесмен поморщился и, произнеся пять матов подряд, означавших его полное непонимание ситуации, отошел в сторону.
– Вешайте, – велел капитан.
Помня о ста долларах, которые еще до сих пор находились в кармане бизнесмена, слесарь подозвал помощника, и они принялись крепить полотнище.
– Толбухин сказал, красным нужно вешать книзу, – пояснил старший работ, после чего полотно взмыло вверх.
В то время, когда бизнесмен, поглядывая на часы, торопил события – он опаздывал на встречу с немцем, капитан милиции, оперуполномоченный отдела уголовного розыска по раскрытию преступлений, связанных с угонами автотранспорта по фамилии Эйхель, наблюдал за последними манипуляциями работников мэрии...
– Что это ты делаешь?! – настороженно бросил он, видя, как слесарь проворачивает флаг на верхнем блоке флагштока вместе со струной.
– Если я его не проверну, мне не хватит веревки, чтобы привязать струну к нижней части! – повернув потное лицо в сторону опера, прорычал тот. – Не видишь – полметра не хватает?!
– Мать моя... – пробормотал опер. – Он же перевернул флаг... И как давно ты вешаешь флаг страны вверх ногами?! Упомянутые тобой два последних года?!!
Слесарь выпрямился и вытер рукавом потный нос.
– Знаешь что?.. Шел бы ты туда... откуда пришел. Мне дают – я вешаю. Не дают – не вешаю. Сказали – перед тем, как вешать, красным книзу опусти, я опускаю. И поднимаю. А там – хоть не развевайся. Понял? – Немного успокоившись, добавил: – Честно говоря, такое впервые. Обычно эта веревка... – он указал на ту, которой фиксировалась струна, – была на два метра длиннее. А этот раз почему-то короче... Если флаг на блоке не провернуть, то не подтянешь бечеву. А если ее не подтянешь, флаг не закрепить. Он падать будет. Такие дела... Где доллары?
– Делай что хочешь, ущербный, но чтобы флаг страны через десять минут висел по-русски, – приказал капитан. Предугадывая непослушание, напоследок он пообещал привлечь обоих служащих к административной ответственности за употребление спиртных напитков в общественном месте.
Дело было сделано, ситуация разобрана, и теперь можно было докладывать начальству об ее изменении в лучшую сторону.
– Маразм, – заключил Гена Эйхель, спускаясь по чердачной лестнице. – Довезешь до Управы?
Последний вопрос был обращен к бизнесмену, только что расставшемуся с сотней. Он спускался следом, стараясь не испачкать в чердачной пыли дорогой итальянский костюм.
– Не вопрос. Только давай сначала в «Альбатрос» заскочим, а то я к немцу на встречу опаздываю. Знаешь, первый день, а впереди сделка серьезная. Если все будет тики-так, в городе откроется два десятка германских гаштетов. – Встретив непонимающий взгляд милиционера, он пояснил: – Ну, клубов пивных, закусочных...
– Как «Макдоналдс»?
– Что-то вроде того...
Эйхель против не был. Ни против гаштетов, ни против поездки в «Альбатрос». Судя по всему, рабочий день на сегодня уже сломан, да и начальник, послав его к мэрии, был в курсе. Так что осталось лишь заскочить в мэрию, отметиться, сдать пистолет и под каким-нибудь предлогом улизнуть домой. За последние пять месяцев у Эйхеля было всего шесть выходных, об этом знали все, поэтому никто не будет против, если он за два дня до заслуженного отпуска поработает по собственному плану. А на сегодня план был такой: объявить начальнику об оперативном контакте с «человеком» и исчезнуть из управления до завтрашнего дня. Дураку понятно, что если состоялась «встреча», то получена информация. А если таковая имеется, то редкий опер ее не проверит... Типичная отмазка для оперативника, стремящегося на несколько часов выйти из поля зрения начальства. Судя по времени на «Ориенте» малазийской сборки, что болтались на запястье Гены в момент выхода из мэрии, теперь эти «несколько» часов продлятся до завтрашнего утра.
Гостиница «Альбатрос» в двух минутах ходьбы от мэрии, и в пятидесяти метрах от входа в железнодорожный вокзал. Эйхеля устраивало то обстоятельство, что это по дороге к управлению, значит, пока делец ходит «по немцам», можно выйти и прикупить пару пирожков с капустой. Два бутерброда с ветчиной, коими закусывались несколько порций виски бизнесмена, для голодного желудка капитана оказались слабым утешением. Доехав до гостиницы, Леонид Мариноха, как представил себя требовательный к соблюдению всех тонкостей в государственных символах организатор гаштетов, выскочил из «Вольво» и направился к входу в «Альбатрос». А Гена Эйхель, окинув взглядом площадь, обнаружил самую ближнюю бабушку с армейским термосом цвета хаки и распахнул дверцу.
К машине он подошел одновременно с охранником из «Альбатроса».
– Это вы тот милиционер, который прибыл с господином Маринохой?
Такое определение Эйхелю не понравилось, ибо ко многому обязывало, поэтому он лишь поинтересовался:
– Кто спрашивает?
Превозмогая амбре тушеной капусты, исходившее от Гены, охранник сказал, что господин Мариноха просит милиционера, который сидит в его автомобиле «Вольво», немедленно войти в гостиницу, в двести пятый номер.
– Зачем?
Охранник переступил с ноги на ногу, как застоявшийся жеребец.
– У нас неприятность.
– Какая? – засунув остатки пирожка в рот, Гена вытер руки «сервисной» салфеткой, в которой ему подали пирожки, и зашвырнул ее в рядом стоящую урну.
– Он просит вас зайти... Дал мне хорошие чаевые... Поймите меня правильно.
– С каких это пор охранникам стали давать чаевые? – презрительно улыбнулся Гена. – А? Ты ему чемодан поднес? Или кофе приготовил?
– Так вы пойдете?
Сплюнув на асфальт, Гена посмотрел по сторонам и решительным шагом направился ко входу...
Охранник бежал впереди и раскрывал перед Геной двери – «сюда», «сюда, пожалуйста»...
Войдя в номер, Эйхель понял, что охранник был прав. Неприятности были налицо. Точнее – на лице. На лице человека, лежащего на кровати номера. Маленькое пулевое отверстие, из которого вытекла струйка крови. На стуле, сжимая голову руками, сидел Мариноха.
– Познакомь меня с телом, – сглотнув капустную слюну, попросил Эйхель своего коллегу.
Тот поднял красные, мутные от свершившегося глаза на милиционера. Казалось, он сошел с ума.
– Это Франк Бауэр. Тот немец, с которым я должен был заключать сделку по организации в Тернове сети ресторанов...
Да, тут есть от чего расстроиться. Вряд ли эта сделка состоится не только в ближайшем будущем, но и вообще. Рассматривая бездыханное тело немецкого предпринимателя, Эйхель сомневался в том, что после последних событий Тернов переполнят торговые представители из ФРГ. Скорее сбегут приехавшие раньше. Особенно из числа тех, кто организовывал в городе комбинаты питания.
И он понял еще одну вещь. Отпуск за границей откладывается.
Вынув из кармана сотовый телефон, Гена некоторое время стоял неподвижно, отколупывая языком прилипший к нёбу кусочек капусты. Нужно было время, чтобы оценить свои последующие действия. Начальник милиции общественной безопасности послал его рассмотреть над зданием городской ратуши флаг, а он нашел труп. Личное обнаружение тела убитого – не самый приятный момент в работе милиционера. Гораздо лучше, если это делают простые граждане. Собственно, так оно и вышло, однако, вместо того чтобы звонить «02», к телу подозвали его, Гену Эйхеля, старшего опера по раскрытию угонов автотранспорта. И звонить в прокуратуру придется именно ему.
Прожевав капустный листок, Эйхель быстро набрал номер транспортной прокуратуры. Любой другой позвонил бы в районную, однако капитану было известно, что гостиница «Альбатрос» до сих пор находится на балансе этой организации. Все преступления, совершаемые в гостинице и имеющие статус тяжких, попадали под подследственность транспортной прокуратуры. Ранее гостиница была ведомственной, в ней останавливались все, кто приезжал в город на конференции, собрания и совещания, связанные со слетом всех прокурорских кадров. Теперь название сменилось со «Звезды» на «Альбатрос», цены повысились в пять раз, и всех прокурорских из нее выселили. Однако какие бы преобразования ни шли внутри, снаружи она была неизменно покрыта гранитом и стояла там же, где ее оставил архитектор Чичков в начале девятнадцатого века – в пятидесяти метрах от входа на железнодорожный вокзал, в ведении транспортной прокуратуры. Вот теперь пусть транспортный прокурор Пащенко Вадим Андреевич сам и решает, что делать с телом немца.
– Как же это произошло?.. – пробормотал Мариноха, который до сих пор не мог поверить своим глазам. – Как же такое могло случиться? Как??
– Вскрытие покажет... – обреченно заверил Гена. – Алло!..
Ему на самом деле было от чего расстроиться...
Оно на самом деле великолепно. Семь этажей, каждый по три с половиной метра, вытянулись в небо и полностью закрывают собой девятиэтажки, вкопанные в землю Тернова за ним. Гранитное крыльцо, мраморная облицовка и скопление годовалых иномарок на стоянке. «Чтоб мы так жили», – думает с завистью иностранец и поднимает свой взор туда, где на флагштоке развеваемый ветром плещется флаг.
– Это здание строили ваши рабочие, – говорит иностранцу встретивший его для производства общих дел терновский торговец нефтью. – Если вы выполняете свои договорные обязательства так же красиво, как ваши строители, наша сделка обречена на успех с момента подписания контракта.
Пообщавшись с переводчиком, немец о чем-то долго говорит. Разглядывая современное здание довольно долгое время, что приводит в некоторое смятение сопровождающих, иностранец показывает на крышу строения и что-то лопочет на чужеземном, недоступном пониманию русского бизнесмена, уже готового заключить с приезжим сделку, языке.
– О чем это он? – спрашивает бизнесмен белокурого толмача, сидящего в арендованном «Мерседесе» на переднем сиденье.
– Да так... О местном колорите, – темнит толмач.
– А о флаге что спрашивает? – настаивает бизнесмен.
Переводчик усмехается:
– О флаге? Ничего! Кажется, вам и переводчик не нужен?
– А что он о колорите долдонит?
– Господин Бауэр обратил внимание на старинную архитектуру.
Русский поднимает голову и долго смотрит на крышу мэрии. Мысль о флаге его не оставляет, ибо он только что своими глазами видел, как немец показывал рукой на флагшток. Не разглядев ничего подозрительного, он все же решается на звонок. После обустройства иностранца в гостинице «Альбатрос», первое, что делает представитель большого российского капитала, это звонит градоначальнику и, ссылаясь на мнение иностранных граждан, сообщает, что над мэрией города Тернова развевается флаг чужого государства. Разъяренный голова сам выходит на улицу, разглядывает «триколор» и, не найдя ничего криминального, звонит бизнесмену. Он сообщает ему, что если в его адрес поступит еще одна такая шутка, то льгот на уплату акцизов за продажу нефти тому не видать.
Бизнесмен не успокаивается и начинает тревожить геральдическое общество Тернова, члены которого уже пятый месяц бьются над созданием герба и флага города, стоящего на реке Терновка. Получив странный звонок, они делегируют к мэрии своего представителя. Не обнаружив на стяге, над крышей мэрии, ни канадского кленового листа, ни ливанского кедра, ни звезд, представитель прибывает к коллегам и объявляет звонок бизнесмена глупой шуткой ретрограда, пытающегося сорвать работу по созданию символа сибирского города.
Бизнесмена это не останавливает. Веря на слово гражданину Германии, он направляет свой «Вольво» в Главное управление внутренних дел города и начинает тревожить начальника службы общественной безопасности. Он объясняет заместителю главного городского милиционера, что его прямая обязанность – успокаивать взбудораженное общественное мнение и не допускать возникновения предпосылок для западного юмора. Вскоре все встает на свои места. Посланный к новострою оперуполномоченный уголовного розыска Эйхель, простояв перед мэрией несколько минут, выкуривает сигарету и вынимает из кармана мобильный телефон. Раз задача поставлена, о ее выполнении или невыполнении нужно докладывать. И он докладывает, что у бизнесмена, коротающего время в приемной начальника СОБ, не все в порядке с головой. Флаг на месте. Он разноцветный. Полоса белая, полоса синяя и полоса красная, так что пусть торговец протрет свои очки, подъедет к мэрии, еще раз посмотрит на флагшток и успокоится. Да заодно довезет безлошадного оперативника до ГУВД. Ответ незамедлительно передается просителю, и отчаявшийся бизнесмен едет за милиционером. В ходе их короткого разговора, закончившегося в привокзальном кафе за бутылкой виски, бизнесмен долго пытается объяснить капитану, что немцы – не украинцы, они не ошибаются и система «свой – чужой» у них работает безотказно.
Уже ближе к обеду, когда солнце встало в зените и флаг стал плохо различим под режущими лучами, «Вольво» бизнесмена с опером на борту застыл на вокзальной стоянке.
– Чей флаг? – спрашивал милиционер восьмидесятого по счету прохожего с чемоданом, указывая на крышу мэрии. Опер уже порядком устал, поэтому сидел на заднем сиденье иномарки, высунув на улицу ноги. Он давно бы уже вернулся в управление, если бы не настойчивость бизнесмена.
– Я только что приехал. – Это был самый популярный ответ.
Второе место занимало предположение о том, что флаг принадлежит государству.
Пятеро приняли сторону немца и предположили, что флаг не российский, но на предложение назвать какое-нибудь государство лишь пожимали плечами.
За час до встречи с приехавшим немцем бизнесмен не выдержал. Пытаясь заглушить коньячно-висковый перегар, он закинул в рот таблетку «рондо» и произнес:
– Слышь, давай найдем тех, кто флаг вешал?
Через два часа, применив все доступные оперативно-разыскные мероприятия, оперативник и следующий за ним по пятам бизнесмен спускаются в подсобку мэрии. Задав еще пару вопросов, они находят в одном из помещений двоих рабочих. Слесаря и его помощника, которые к тому моменту уже опускали под стол вторую пустую бутылку. Увидев перед собой купюру в сто долларов, оба штатных служащих государственного учреждения готовы были не только дать объяснения, а еще раз подняться на крышу и вывесить тот флаг, который им выдадут щедрые молодые люди. Любой государственной принадлежности.
– Пошли на чердак и вы покажете, как крепили флаг, – сказал им опер. – Кстати, кто вам его вручил?
Слесарь пояснил, что ровно неделю назад первый зам мэра по фамилии Толбухин выдал им полотнище и велел заменить им старое, выцветшее. И это уже третий по счету, который слесарь меняет своими руками за последние два года. Поверив на слово, милиционер и бизнесмен поднялись на крышу вслед за рабочими.
– Знаю этого Толбухина... – бормотал задыхающийся после изрядной дозы спиртного спутник Эйхеля. – К нему без бабок в кабинет лучше не входить. Спросит, зачем к нему пришли, выдвигает ящик стола и идет к окну цветы поливать. Через минуту возвращается и, если в ящике конверта нет, отказывает. Если есть – подписывает...
– А если конверт без денег положить? – мгновенно сработал мозг Эйхеля. – Пока выяснится...
– Вы, Гена, мусора, вот так и соображаете. Главное – посадить, а там – хоть не освобождайся. Одним днем живете... Ты в мэрию раз в году заходишь, а мне там ежедневно приходится от кабинета к кабинету болтаться...
На самой крыше ничего не изменилось. На ветру трепетал трехцветный флаг, оттеняя своей свежей раскраской довольно серый с высоты птичьего полета вид города.
– Ну? – настоял оперативник.
– Что – ну? – бросил слесарь. – Взяли и привязали. Он, правда, чуть не сорвался, поэтому пришлось еще укрепить его проволокой.
– Показывай. Спускайте флаг и снова вешайте. – Капитан сам не знал, как в ходе перевешивания российский государственный флаг мог превратиться в символ другого государства, однако решил довести дело до конца.
Стяг был спущен и отвязан. Пощупав его, словно под материей скрывались другие символы, бизнесмен поморщился и, произнеся пять матов подряд, означавших его полное непонимание ситуации, отошел в сторону.
– Вешайте, – велел капитан.
Помня о ста долларах, которые еще до сих пор находились в кармане бизнесмена, слесарь подозвал помощника, и они принялись крепить полотнище.
– Толбухин сказал, красным нужно вешать книзу, – пояснил старший работ, после чего полотно взмыло вверх.
В то время, когда бизнесмен, поглядывая на часы, торопил события – он опаздывал на встречу с немцем, капитан милиции, оперуполномоченный отдела уголовного розыска по раскрытию преступлений, связанных с угонами автотранспорта по фамилии Эйхель, наблюдал за последними манипуляциями работников мэрии...
– Что это ты делаешь?! – настороженно бросил он, видя, как слесарь проворачивает флаг на верхнем блоке флагштока вместе со струной.
– Если я его не проверну, мне не хватит веревки, чтобы привязать струну к нижней части! – повернув потное лицо в сторону опера, прорычал тот. – Не видишь – полметра не хватает?!
– Мать моя... – пробормотал опер. – Он же перевернул флаг... И как давно ты вешаешь флаг страны вверх ногами?! Упомянутые тобой два последних года?!!
Слесарь выпрямился и вытер рукавом потный нос.
– Знаешь что?.. Шел бы ты туда... откуда пришел. Мне дают – я вешаю. Не дают – не вешаю. Сказали – перед тем, как вешать, красным книзу опусти, я опускаю. И поднимаю. А там – хоть не развевайся. Понял? – Немного успокоившись, добавил: – Честно говоря, такое впервые. Обычно эта веревка... – он указал на ту, которой фиксировалась струна, – была на два метра длиннее. А этот раз почему-то короче... Если флаг на блоке не провернуть, то не подтянешь бечеву. А если ее не подтянешь, флаг не закрепить. Он падать будет. Такие дела... Где доллары?
– Делай что хочешь, ущербный, но чтобы флаг страны через десять минут висел по-русски, – приказал капитан. Предугадывая непослушание, напоследок он пообещал привлечь обоих служащих к административной ответственности за употребление спиртных напитков в общественном месте.
Дело было сделано, ситуация разобрана, и теперь можно было докладывать начальству об ее изменении в лучшую сторону.
– Маразм, – заключил Гена Эйхель, спускаясь по чердачной лестнице. – Довезешь до Управы?
Последний вопрос был обращен к бизнесмену, только что расставшемуся с сотней. Он спускался следом, стараясь не испачкать в чердачной пыли дорогой итальянский костюм.
– Не вопрос. Только давай сначала в «Альбатрос» заскочим, а то я к немцу на встречу опаздываю. Знаешь, первый день, а впереди сделка серьезная. Если все будет тики-так, в городе откроется два десятка германских гаштетов. – Встретив непонимающий взгляд милиционера, он пояснил: – Ну, клубов пивных, закусочных...
– Как «Макдоналдс»?
– Что-то вроде того...
Эйхель против не был. Ни против гаштетов, ни против поездки в «Альбатрос». Судя по всему, рабочий день на сегодня уже сломан, да и начальник, послав его к мэрии, был в курсе. Так что осталось лишь заскочить в мэрию, отметиться, сдать пистолет и под каким-нибудь предлогом улизнуть домой. За последние пять месяцев у Эйхеля было всего шесть выходных, об этом знали все, поэтому никто не будет против, если он за два дня до заслуженного отпуска поработает по собственному плану. А на сегодня план был такой: объявить начальнику об оперативном контакте с «человеком» и исчезнуть из управления до завтрашнего дня. Дураку понятно, что если состоялась «встреча», то получена информация. А если таковая имеется, то редкий опер ее не проверит... Типичная отмазка для оперативника, стремящегося на несколько часов выйти из поля зрения начальства. Судя по времени на «Ориенте» малазийской сборки, что болтались на запястье Гены в момент выхода из мэрии, теперь эти «несколько» часов продлятся до завтрашнего утра.
Гостиница «Альбатрос» в двух минутах ходьбы от мэрии, и в пятидесяти метрах от входа в железнодорожный вокзал. Эйхеля устраивало то обстоятельство, что это по дороге к управлению, значит, пока делец ходит «по немцам», можно выйти и прикупить пару пирожков с капустой. Два бутерброда с ветчиной, коими закусывались несколько порций виски бизнесмена, для голодного желудка капитана оказались слабым утешением. Доехав до гостиницы, Леонид Мариноха, как представил себя требовательный к соблюдению всех тонкостей в государственных символах организатор гаштетов, выскочил из «Вольво» и направился к входу в «Альбатрос». А Гена Эйхель, окинув взглядом площадь, обнаружил самую ближнюю бабушку с армейским термосом цвета хаки и распахнул дверцу.
К машине он подошел одновременно с охранником из «Альбатроса».
– Это вы тот милиционер, который прибыл с господином Маринохой?
Такое определение Эйхелю не понравилось, ибо ко многому обязывало, поэтому он лишь поинтересовался:
– Кто спрашивает?
Превозмогая амбре тушеной капусты, исходившее от Гены, охранник сказал, что господин Мариноха просит милиционера, который сидит в его автомобиле «Вольво», немедленно войти в гостиницу, в двести пятый номер.
– Зачем?
Охранник переступил с ноги на ногу, как застоявшийся жеребец.
– У нас неприятность.
– Какая? – засунув остатки пирожка в рот, Гена вытер руки «сервисной» салфеткой, в которой ему подали пирожки, и зашвырнул ее в рядом стоящую урну.
– Он просит вас зайти... Дал мне хорошие чаевые... Поймите меня правильно.
– С каких это пор охранникам стали давать чаевые? – презрительно улыбнулся Гена. – А? Ты ему чемодан поднес? Или кофе приготовил?
– Так вы пойдете?
Сплюнув на асфальт, Гена посмотрел по сторонам и решительным шагом направился ко входу...
Охранник бежал впереди и раскрывал перед Геной двери – «сюда», «сюда, пожалуйста»...
Войдя в номер, Эйхель понял, что охранник был прав. Неприятности были налицо. Точнее – на лице. На лице человека, лежащего на кровати номера. Маленькое пулевое отверстие, из которого вытекла струйка крови. На стуле, сжимая голову руками, сидел Мариноха.
– Познакомь меня с телом, – сглотнув капустную слюну, попросил Эйхель своего коллегу.
Тот поднял красные, мутные от свершившегося глаза на милиционера. Казалось, он сошел с ума.
– Это Франк Бауэр. Тот немец, с которым я должен был заключать сделку по организации в Тернове сети ресторанов...
Да, тут есть от чего расстроиться. Вряд ли эта сделка состоится не только в ближайшем будущем, но и вообще. Рассматривая бездыханное тело немецкого предпринимателя, Эйхель сомневался в том, что после последних событий Тернов переполнят торговые представители из ФРГ. Скорее сбегут приехавшие раньше. Особенно из числа тех, кто организовывал в городе комбинаты питания.
И он понял еще одну вещь. Отпуск за границей откладывается.
Вынув из кармана сотовый телефон, Гена некоторое время стоял неподвижно, отколупывая языком прилипший к нёбу кусочек капусты. Нужно было время, чтобы оценить свои последующие действия. Начальник милиции общественной безопасности послал его рассмотреть над зданием городской ратуши флаг, а он нашел труп. Личное обнаружение тела убитого – не самый приятный момент в работе милиционера. Гораздо лучше, если это делают простые граждане. Собственно, так оно и вышло, однако, вместо того чтобы звонить «02», к телу подозвали его, Гену Эйхеля, старшего опера по раскрытию угонов автотранспорта. И звонить в прокуратуру придется именно ему.
Прожевав капустный листок, Эйхель быстро набрал номер транспортной прокуратуры. Любой другой позвонил бы в районную, однако капитану было известно, что гостиница «Альбатрос» до сих пор находится на балансе этой организации. Все преступления, совершаемые в гостинице и имеющие статус тяжких, попадали под подследственность транспортной прокуратуры. Ранее гостиница была ведомственной, в ней останавливались все, кто приезжал в город на конференции, собрания и совещания, связанные со слетом всех прокурорских кадров. Теперь название сменилось со «Звезды» на «Альбатрос», цены повысились в пять раз, и всех прокурорских из нее выселили. Однако какие бы преобразования ни шли внутри, снаружи она была неизменно покрыта гранитом и стояла там же, где ее оставил архитектор Чичков в начале девятнадцатого века – в пятидесяти метрах от входа на железнодорожный вокзал, в ведении транспортной прокуратуры. Вот теперь пусть транспортный прокурор Пащенко Вадим Андреевич сам и решает, что делать с телом немца.
– Как же это произошло?.. – пробормотал Мариноха, который до сих пор не мог поверить своим глазам. – Как же такое могло случиться? Как??
– Вскрытие покажет... – обреченно заверил Гена. – Алло!..
Ему на самом деле было от чего расстроиться...
Часть первая
Глава 1
Полный годовой отпуск работника с таким юридическим стажем, как у федерального судьи Центрального районного суда города Тернова Антона Павловича Струге, составляет пятьдесят пять суток. Чтобы увеличить его еще на несколько дней, можно подгадать под праздники или уйти на выходные, зная, что с понедельника ты уже свободен. Однако судья, у которого в производстве находится столько дел, никогда не позволит себе такой роскоши. Он разобьет его на два периода отдыха в течение года. Такое допускается, и потом, это выгодно. Нет сомнений, что такие страдания, как проблема разбивания отдыха судьями, вызывают неподдельное возмущение тех, чей отпуск определен законодательством в двадцать четыре дня. Однако не всякий решится поменяться своим местом со Струге. Именно поэтому мало кто возмущается и количеством предоставляемых судьям дней отпуска, и зарплатой, и прочими льготами. Впрочем, льготы – разговор отдельный. С проведением глобальной судебной реформы, направленной на укрепление государственного строя и на изменение жизни тех, в отношении кого проводится реформа, льготы действительно изменились. Что, собственно, и реформировало уровень жизни последних. Изменение проявилось в том, что отныне судьи стали получать меньше, а на социальные нужды тратить больше. Осталась одна льгота, которая самым чудовищным образом стала выделять класс судей как имущий. Бесплатный проезд на общественном транспорте. Тысячи жрецов Фемиды в таких убогих странах, как Германия, Франция и США, услышав о беспредельных правах российских судей, едва не разорвали свои мантии. Им-то, забытым и обездоленным, таких прав, как босяцкий проезд на автобусе, никто даже не предлагал. И лишь в розовых снах им снится, как они входят в автобус, а на предложение кондуктора предъявить билет за проезд злорадно смеются и предъявляют удостоверение судьи – «Обломись»...
Однако судебная реформа в той части, которая касается непосредственно материального благосостояния судьи, Антона Павловича не коснулась даже здесь. Несмотря на то, что его судейское удостоверение превратилось в проездной билет, ему от этого стало не легче. На работу и домой с работы он ездил на маршрутных такси и маршрутных автобусах, внутри которых расклеены плакаты с просьбой есть семечки вместе с шелухой и злорадно возвещающие о том, что «льготы не действуют». Не действуют, и все. Хоть убейся.
Как бы то ни было, через три дня наступал долгожданный отпуск, первая часть которого как раз приходилась на начало июня. Вторую половину Струге решил задействовать в декабре, по просьбе жены, Саши, как возможность съездить к ее маме, своей теще, на день рождения.
Доехав до своей остановки, Антон вышел и быстро дошел до дома. Собственно, чтобы попасть с остановки в свой подъезд, ему оставалось лишь перейти дорогу. Дом встретил его прохладой и легким ароматом Сашиных духов. Странно, но они не выветривались даже тогда, когда настежь открывались все окна. Едва теплый воздух с улицы, проникнув в квартиру, охлаждался о ее холодные стены, окна закрывались. Но даже тогда чувствовался этот аромат «Дюпон». Что поделать, Антон воспринимал близость жены как благодать не только по причине ее запаха дома. Саша присутствовала в его жизни во всем. Но сейчас она была еще на работе. Бросив у порога портфель – «потом разберусь» – и почувствовав, что в него начинает забираться привычная предотпускная ленца, он прошел в комнату и рухнул в кресло.
Позвонить сразу ему не удалось. Мешал Рольф – любимец Струге. Рольфом зовут немецкую овчарку, попавшую в руки Антона полгода назад. Из пятимесячного щенка кобель вымахал в огромную псину, но, судя по всему, останавливаться в росте еще не собирался. Оттолкнув его слюнявую, радостную морду от своей рубашки, Струге вынул из гнезда телефонную трубку и по памяти набрал номер. Не проходило дня, чтобы он хоть раз не разговаривал со своим другом детства Пащенко. Они вместе росли, вместе учились, потом, уже после армии, вместе следачили в транспортной прокуратуре. Чуть больше девяти лет назад их дороги разошлись: Струге ушел работать в суд, а Пащенко стал прокурором. Не было дня, чтобы Антон с Вадимом не перезванивались или не встречались. В выходные, если позволяли служебные дела, вместе играли в футбол на стадионе «Океан», где тренировался одноименный клуб из Тернова, иногда выбирались в город, чтобы за бокалом хорошего пива разобрать какую-нибудь жизненную ситуацию на запчасти. Разбирали, а потом собирали по своему усмотрению.
Вот и сейчас, когда день почти подходил к концу, снова должен был состояться звонок одного из них. Струге в течение дня не звонил Пащенко в одном случае – если он был в процессе. Пащенко не беспокоил Антона, если у него также были неотложные дела. Сегодняшний, четвертый перед отпуском день Струге провел, практически не выходя из зала судебного заседания. Уже неделю продолжался процесс, приговор по которому Антон планировал вынести в последний день перед уходом в отпуск. Часы на стене показывали начало седьмого вечера, и чтобы не ошибиться, Струге набрал номер мобильного телефона Вадима. «Так будет наверняка»...
– Здравствуй, Антон. – АОН прокурора работал безошибочно. – Перезвонить можешь?
Становилось ясно, что Пащенко завис в коллоидном растворе под названием «неотложное дело».
– Не вопрос, – согласился Антон. – Только когда освободишься, перезвонишь сам.
Заставлять себя ждать прокурор не стал. Струге не успел вымыть две чашки с засохшим на дне осадком кофе, как телефон призвал его к себе.
– Привет еще раз, – устало произнес Пащенко. – Ну, как настроение?
– Отменное. – Произнося этот неизменный ответ на подобный неизменный вопрос, судья чувствовал, что на этот раз не лукавит. – Слушай, забавная история происходит в нашем городе. Я уже второй день езжу на работу мимо мэрии и вижу одну и ту же забавляющую меня картину. Над городской ратушей развивается сербский флаг, а никому до этого нет дела. Мне как-то неудобно, может, ты позвонишь Мартынюку да сообщишь ему о том, что негоже у себя над головой вешать флаг страны, перевернутый вверх ногами?
– Наверное, ты – единственный из терновцев, кто это заметил, – после непродолжительной паузы ответил Вадим.
– Да? Наверное. Но я бы никогда не обратил на это внимания, если бы не Валька Хорошев. Помнишь его?
Пащенко быстро напряг память и вспомнил знакомую фамилию. Валентин Хорошев был их одноклассником. Потом он куда-то исчез, а после выяснилось, что он поступил в Новосибирское высшее военно-политическое училище.
– А почему ты Вальку вспомнил и при чем здесь сербский флаг?
Струге рассмеялся:
– Помнишь, НАТО долбило Югославию да делило территорию – куда англичане входят, куда немцы, а куда – американцы? А когда поделили да двинулись на распределенные зоны, неожиданно выяснилось, что в албанской Приштине уже русский десантный батальон. В то время, когда «натовцы» вешали на каски ветки и мазали рожи в боевую раскраску, наши уже катали по аэродрому девок на БТРах да жарили прямо на взлетной полосе, на решетках, праздничные чевапчичи. НАТО тогда сильно на Россию обиделась. Те миллиарды вбили, чтобы в Югославию войти, а русские лишь на солярку от Македонии до Приштины потратились...
– Валька? – устало напомнил Пащенко.
– А наш Валька Хорошев как раз и был заместителем того батальона. Он, когда рассказывал мне об этом, упоминал, как они дуру на всем пути гнали. Пока по Сербии ехали, российские флаги вверх ногами держали. Мол, свои, чтобы лишних восторгов не было. А когда в Приштину зашли, на албанскую территорию, флаги правильно повесили. Пока то да се, они на аэродром въехали. А о флагах потом вообще позабыли. Не до них было. Обратно ехали – кто с российским флагом едет, кто с сербским... – Вадим услышал, как Струге, выдерживая паузу, что-то пьет. – Мэрия наша, а флаг – сербский. Вот поэтому я и обратил внимание...
– Кроме тебя, еще кое-кто обратил на это внимание, на свою беду. – На этот раз Пащенко не шутил и веселый настрой друга поддерживать не собирался. – Но не из местных. Сейчас он мерзнет в городском морге. Проветриться не желаешь? Или жена будет против?
– Ее нет. – Допив нарзан, судья поставил бокал на столик. – Может, Рольфа с собой взять?..
Однако судебная реформа в той части, которая касается непосредственно материального благосостояния судьи, Антона Павловича не коснулась даже здесь. Несмотря на то, что его судейское удостоверение превратилось в проездной билет, ему от этого стало не легче. На работу и домой с работы он ездил на маршрутных такси и маршрутных автобусах, внутри которых расклеены плакаты с просьбой есть семечки вместе с шелухой и злорадно возвещающие о том, что «льготы не действуют». Не действуют, и все. Хоть убейся.
Как бы то ни было, через три дня наступал долгожданный отпуск, первая часть которого как раз приходилась на начало июня. Вторую половину Струге решил задействовать в декабре, по просьбе жены, Саши, как возможность съездить к ее маме, своей теще, на день рождения.
Доехав до своей остановки, Антон вышел и быстро дошел до дома. Собственно, чтобы попасть с остановки в свой подъезд, ему оставалось лишь перейти дорогу. Дом встретил его прохладой и легким ароматом Сашиных духов. Странно, но они не выветривались даже тогда, когда настежь открывались все окна. Едва теплый воздух с улицы, проникнув в квартиру, охлаждался о ее холодные стены, окна закрывались. Но даже тогда чувствовался этот аромат «Дюпон». Что поделать, Антон воспринимал близость жены как благодать не только по причине ее запаха дома. Саша присутствовала в его жизни во всем. Но сейчас она была еще на работе. Бросив у порога портфель – «потом разберусь» – и почувствовав, что в него начинает забираться привычная предотпускная ленца, он прошел в комнату и рухнул в кресло.
Позвонить сразу ему не удалось. Мешал Рольф – любимец Струге. Рольфом зовут немецкую овчарку, попавшую в руки Антона полгода назад. Из пятимесячного щенка кобель вымахал в огромную псину, но, судя по всему, останавливаться в росте еще не собирался. Оттолкнув его слюнявую, радостную морду от своей рубашки, Струге вынул из гнезда телефонную трубку и по памяти набрал номер. Не проходило дня, чтобы он хоть раз не разговаривал со своим другом детства Пащенко. Они вместе росли, вместе учились, потом, уже после армии, вместе следачили в транспортной прокуратуре. Чуть больше девяти лет назад их дороги разошлись: Струге ушел работать в суд, а Пащенко стал прокурором. Не было дня, чтобы Антон с Вадимом не перезванивались или не встречались. В выходные, если позволяли служебные дела, вместе играли в футбол на стадионе «Океан», где тренировался одноименный клуб из Тернова, иногда выбирались в город, чтобы за бокалом хорошего пива разобрать какую-нибудь жизненную ситуацию на запчасти. Разбирали, а потом собирали по своему усмотрению.
Вот и сейчас, когда день почти подходил к концу, снова должен был состояться звонок одного из них. Струге в течение дня не звонил Пащенко в одном случае – если он был в процессе. Пащенко не беспокоил Антона, если у него также были неотложные дела. Сегодняшний, четвертый перед отпуском день Струге провел, практически не выходя из зала судебного заседания. Уже неделю продолжался процесс, приговор по которому Антон планировал вынести в последний день перед уходом в отпуск. Часы на стене показывали начало седьмого вечера, и чтобы не ошибиться, Струге набрал номер мобильного телефона Вадима. «Так будет наверняка»...
– Здравствуй, Антон. – АОН прокурора работал безошибочно. – Перезвонить можешь?
Становилось ясно, что Пащенко завис в коллоидном растворе под названием «неотложное дело».
– Не вопрос, – согласился Антон. – Только когда освободишься, перезвонишь сам.
Заставлять себя ждать прокурор не стал. Струге не успел вымыть две чашки с засохшим на дне осадком кофе, как телефон призвал его к себе.
– Привет еще раз, – устало произнес Пащенко. – Ну, как настроение?
– Отменное. – Произнося этот неизменный ответ на подобный неизменный вопрос, судья чувствовал, что на этот раз не лукавит. – Слушай, забавная история происходит в нашем городе. Я уже второй день езжу на работу мимо мэрии и вижу одну и ту же забавляющую меня картину. Над городской ратушей развивается сербский флаг, а никому до этого нет дела. Мне как-то неудобно, может, ты позвонишь Мартынюку да сообщишь ему о том, что негоже у себя над головой вешать флаг страны, перевернутый вверх ногами?
– Наверное, ты – единственный из терновцев, кто это заметил, – после непродолжительной паузы ответил Вадим.
– Да? Наверное. Но я бы никогда не обратил на это внимания, если бы не Валька Хорошев. Помнишь его?
Пащенко быстро напряг память и вспомнил знакомую фамилию. Валентин Хорошев был их одноклассником. Потом он куда-то исчез, а после выяснилось, что он поступил в Новосибирское высшее военно-политическое училище.
– А почему ты Вальку вспомнил и при чем здесь сербский флаг?
Струге рассмеялся:
– Помнишь, НАТО долбило Югославию да делило территорию – куда англичане входят, куда немцы, а куда – американцы? А когда поделили да двинулись на распределенные зоны, неожиданно выяснилось, что в албанской Приштине уже русский десантный батальон. В то время, когда «натовцы» вешали на каски ветки и мазали рожи в боевую раскраску, наши уже катали по аэродрому девок на БТРах да жарили прямо на взлетной полосе, на решетках, праздничные чевапчичи. НАТО тогда сильно на Россию обиделась. Те миллиарды вбили, чтобы в Югославию войти, а русские лишь на солярку от Македонии до Приштины потратились...
– Валька? – устало напомнил Пащенко.
– А наш Валька Хорошев как раз и был заместителем того батальона. Он, когда рассказывал мне об этом, упоминал, как они дуру на всем пути гнали. Пока по Сербии ехали, российские флаги вверх ногами держали. Мол, свои, чтобы лишних восторгов не было. А когда в Приштину зашли, на албанскую территорию, флаги правильно повесили. Пока то да се, они на аэродром въехали. А о флагах потом вообще позабыли. Не до них было. Обратно ехали – кто с российским флагом едет, кто с сербским... – Вадим услышал, как Струге, выдерживая паузу, что-то пьет. – Мэрия наша, а флаг – сербский. Вот поэтому я и обратил внимание...
– Кроме тебя, еще кое-кто обратил на это внимание, на свою беду. – На этот раз Пащенко не шутил и веселый настрой друга поддерживать не собирался. – Но не из местных. Сейчас он мерзнет в городском морге. Проветриться не желаешь? Или жена будет против?
– Ее нет. – Допив нарзан, судья поставил бокал на столик. – Может, Рольфа с собой взять?..