- А ты, мама, в магазинчик, в магазинчик, - улыбался Корнилов. - Или Оле позвони в поликлинику. Она пойдет с работы и принесет что нужно.
   - В магазинчик! - проговорила мать. - А ты сам хоть раз за последний год заходил в магазинчик?
   "А ведь она права!" - подумал Игорь Васильевич.
   - От твоей магазинной картошечки больше половины в помои идет. Ее не натаскаешься. Ты у меня большой придумщик, - продолжала мать. - Это ж надо - позвони Оле! Да если после службы по магазинам ходить - вечера не хватит.
   Игорь Васильевич лениво отбивался от нападок, а сам нет-нет да и вспоминал про разговор с Кондрашовым. Неужели этого старпома убили из-за его жалобы в прокуратуру? А может быть, несчастный случай? Ведь не бандиты же члены экипажа "Ивана Сусанина"?! Наверное, люди проверенные. В загранку ходят.
   "В загранку ходят... В за-гран-ку, - Корнилов словно споткнулся об это слово. - Здесь есть что-то такое, в этой самой з а г р а н к е, подумал он. - Что-то есть. Или мы просто привыкли: если загранка - то уж и подозрительные связи, контрабанда, валюта... Нет, нет, сначала дело домыслы потом".
   Но уж слишком несоизмеримыми казались ему причина и следствие. Человек написал жалобу на капитана и его помощников, а его, этого человека, убивают.
   Но письмо-то уже написано! От него не отмахнешься, не спишешь в архив после смерти заявителя. Наоборот! Те, кто это письмо получил, будут внимательнее и строже во сто крат! Живого можно уговорить, убедить взять письмо назад, если он ошибается. В конце концов он и сам может одуматься. А бумага? Она подшита, имеет номер. Она хоть и все стерпит, но на нее надо ответить, даже если заявитель мертв.
   Корнилов встал из-за стола и подошел к телефону.
   - Ты что, уже? - изумилась мать. - А я-то радовалась, думала, аппетит хороший.
   - Хороший, мама. Хороший. Сейчас все уплету и добавки попрошу. Только хорошему человеку позвоню.
   Он набрал номер Кондрашова.
   - Вася, один вопрос. Члены экипажа знали о том, что старпом обратился с заявлением в прокуратуру и пароходство?
   - А-а!! - весело пропел следователь. - Чую, что ты уже вживаешься в образ! Так, кажется, говорят киношники и работники угрозыска?
   - Не морочь мне голову. У меня обед стынет, - буркнул Корнилов.
   - Знали, товарищ подполковник. Все знали. Еще за несколько дней до катастрофы.
   ...Приехав после обеда в управление, Корнилов прежде всего взялся изучать заявление Горина в прокуратуру.
   Старпом с "Ивана Сусанина" писал о том, что плавает на судне уже двенадцать лет. Начинал четвертым штурманом, старшим помощником ходит последние пять лет.
   "Интересно, - подумал Игорь Васильевич, - от четвертого штурмана до старпома за семь лет - нормальный рост или нет? А пять лет старпомом? Если сравнивать с нашими продвижениями по службе, то даже слишком стремительно. А как там у них, в пароходстве, надо узнать". Он сделал пометку на листке бумаги.
   Злоупотребления, в которых Горин обвинял капитана Бильбасова, старшего механика Глуховского, пассажирского помощника Коншина, штурмана Трусова и директора ресторана Зуева, были серьезными, и Корнилов подивился той легкости, с которой Вася Кондрашов заявил, что тюрьма им не грозит.
   Прежде всего, конечно, Бильбасов...
   За последние годы, писал старпом, капитан перестал считаться с экипажем, окружает себя подхалимами. От людей принципиальных, хороших штурманов избавляется, боясь конкуренции. Не раз допускал грубые нарушения судового устава, этики и даже законности. В 1975 году во время перехода из Пирея в Никозию, будучи в нетрезвом состоянии, избил иностранного пассажира, американца Арчибальда Бримана. Дело удалось замять только после того, как этому пассажиру преподнесли дорогой подарок. В том же году в Неаполе, капитан на целый час задержал теплоход, выручая из полиции старшего механика Леонида Глуховского, попавшего туда за пьяный дебош. В 1973 году во время круизного рейса вокруг Европы Бильбасов устроил большую попойку, справляя день рождения. Подарками, сделанными экипажу различными туристскими фирмами и советскими предприятиями, капитан распоряжается по своему усмотрению... Взял лично себе очень дорогой сервиз и телевизор... Одной пассажирке подарил из судового музея большого плюшевого медведя... дальше шло перечисление капитанских бесчинств такого же рода.
   "Из заграничных поездок капитан возит вещи для перепродажи. Это же делают Трусов, Глуховской и Зуев. О моральном облике Бильбасова говорит хотя бы один такой факт - он трижды был женат. Привлекался к уголовной ответственности, но скрыл это от руководителей пароходства. Пассажирский помощник, близкий друг капитана, вместе с ним пьет, имеет обыкновение во время рейсов заводить знакомства с женщинами. Груб с обслуживающим персоналом..."
   - О, господи помилуй! - вздохнул Корнилов. - Чего только не бывает на белом свете. Со стороны кажется: капитан дальнего плавания обязательно красивый и подтянутый - воплощение корректности, высоких понятий о чести, а тут...
   "Ну да ладно, мы свое дело сделаем, а разбираться со всей этой бытовщиной придется прокуратуре, - подумал он с некоторым облегчением. - И разбираться не один месяц. А как же очередные рейсы? С такими обвинениями в дальнее плавание не пошлют!" И снова сделал пометку на листе бумаги.
   Игорь Васильевич никогда не писал в блокнотах. Брал лист хорошей белой бумаги, складывал его пополам и записывал все необходимое своим не слишком крупным и не слишком разборчивым почерком. На листке бумаги получалось нагляднее, можно было все вопросы охватить разом, единым взглядом. Сопоставить их, сравнить. А в записной книжке, казалось ему, все дробилось, расплывалось по страницам. К тому же на каждое дело не будешь заводить записную книжку, а путать одно с другим Корнилов не любил. Так и хранились у него в сейфе пачки сложенных пополам листков бумаги. Каждый листок - дело. "Доживу до пенсии, - шутил подполковник, - начну по этим листкам писать мемуары".
   Он опять подумал о заявлении покойного старпома и поморщился: "Хорошо все-таки, что я работаю в уголовном розыске, а не занимаюсь разбором жалоб и служебных проступков!"
   Корнилов всегда считал, что копаться в мелких и гнусных делишках людей посложнее, чем работать с откровенными преступниками.
   "Никогда не знаешь до конца, с кем имеешь дело, - думал Корнилов. Но "клиентов"-то поставляют нам они! Колеблющиеся.
   Он вызвал Варвару, секретаря отдела. Спросил:
   - У тебя, Варюха, как с гражданским правом?
   Варвара училась на юрфаке. На вечернем отделении.
   - Зачетку показать? - улыбнулась она.
   - Мы, Варюха, строим свои отношения с сотрудниками на доверии. Следовало бы давно усвоить.
   - По гражданскому праву у меня трешник. На последней сессии схватила, - вздохнула Варя.
   - Н-да-а, - огорчился Корнилов. - А я-то хотел с тобой проконсультироваться. Ну да ладно, обойдусь.
   Варвара, иронически поджав губы, смотрела на подполковника. Но глаза у нее улыбались.
   - Да, а морское право изучают нынче в университете? - поинтересовался он.
   - Изучают. Факультатив. У меня пятерка!
   - Ух ты! Поздравляю. А кто у вас главный специалист?
   - Профессор Малинин.
   - Ну ладно, Варя. Ты меня еще проконсультируешь по гражданскому праву. Когда пятерку будешь иметь. А сейчас предупреди Бугаева и Лебедева, чтобы зашли ко мне через полчаса. В шестнадцать ноль-ноль.
   Варвара была уже в дверях, когда он спросил ее:
   - А с криминалистикой как у тебя?
   - Пятерка!
   - Смотри! Чтобы здесь было все в порядке. Закончишь университет, зачислим в отдел. Не морским же правом тебе заниматься.
   - А почему бы и нет? - спросила Варвара с вызовом. - Вы меня здесь опять чай заставите на совещаниях готовить.
   Корнилов погрозил ей пальцем.
   "Жаль, что Белянчикова нет, - подумал он, когда за Варварой закрылась деверь. - Его бы к этому делу подключить!"
   Юрий Евгеньевич уже неделю как загорал и купался в Прибалтике. Только что получил наконец майора. Успели перед отпуском отметить.
   Белянчиков был колючим и трудным человеком, иногда чересчур упрямым, но споры с ним, как ни странно, помогали подполковнику или укрепляться в собственном мнении, или быстро находить свою ошибку. К тому же Юрий Евгеньевич был до предела собран. Они с Корниловым были совершенно разные. Некоторые черты характера Юрия Евгеньевича даже раздражали подполковника, но с годами он научился не обращать на них внимания. Относился как к неизбежному злу. Главное, что человеком Белянчиков был надежным. Надежным во всех отношениях...
   В оставшееся до совещания время Игорь Васильевич наметил первоочередные дела. На листке появились новые записи:
   "Куда ехал Горин? Узнать дома, у соседей".
   "Съездить на место катастрофы".
   "Это я, пожалуй, сделаю сам, - решил Корнилов. У него было твердое правило - место происшествия он должен был знать досконально. - Может быть, там поблизости есть дома? Похожу, людей порасспрошу. И на Карельском перешейке я давно не был. Там сейчас красота! А не лукавите ли вы, товарищ подполковник? Может, потому и решили сами съездить, что озона глотнуть захотелось? - Но тут же он успокоил себя: - Нет, не лукавлю. Дело есть дело".
   "Познакомиться с характеристиками всех, кого обвинил старпом в своем письме. Выяснить все, что знают о них в пароходстве.
   Выяснить, где был в тот вечер каждый, о ком говорится в письме".
   Игорь Васильевич задумался. Ну что же, ничего не поделаешь. Хочешь не хочешь, а надо определить круг причастных к этому делу лиц. И те, кого обвинил Горин, - первые в этом круге.
   Ровно в шестнадцать часов пришли Бугаев и Лебедев. Уселись поудобнее. Бугаев, как всегда, придвинул к себе стопку чистой бумаги, начал рисовать смешные угловатые рожи. Лебедев сидел настороженно, словно ожидал, что его будут за что-нибудь ругать.
   - Семен, как продвинулось дело с квартирными кражами? - спросил подполковник.
   - Продвинулось очень далеко, Игорь Васильевич, - с наигранной бодростью ответил капитан.
   - Вот как? Чего же мне не докладываете? Вместе бы порадовались. Насколько я помню, в конце прошлой недели на Заневском проспекте обворовали две квар тиры.
   - Сегодня утром еще две кражи. Но уже в Гатчине. Почерк тот же. Бугаев с ожесточением принялся зачеркивать только что нарисованную рожицу.
   Корнилов вздохнул.
   - Вы соседей запрашивали? Нет у них похожих краж? - Квартирные кражи уже неделю не давали подполковнику покоя.
   Бугаев кивнул.
   - Запрашивал. Там тихо.
   - А нам тут еще одно дело подбросили. Прокуратура ведет. Подозрение на убийство...
   Игорь Васильевич подробно пересказал сотрудникам все, что узнал у Кондрашова о гибели старпома. Дал почитать дело и заявление Горина.
   - Ну и шуточки! Лихим надо быть человеком, чтобы на такое решиться! покачал головой Бугаев. - Это знаете ли... Я бы сказал, некоторое безрассудство.
   - А ты, Саша, почему молчишь? - обратился Корнилов к Лебедеву. Он всегда очень внимательно следил за первой реакцией своих помощников на события.
   Лебедев пожал плечами. Он был неразговорчив. Производил даже впечатление тугодума и увальня, но в деле был скор и очень приметлив. Мельком увидев фотографию человека, он узнавал его даже через несколько лет, в толпе.
   - Ну, роди чего-нибудь.
   - Родить-то нечего. Какое-то несуразное дело, - выдавил наконец Лебедев, и Корнилов обрадовался тому, какое точное слово нашел инспектор. Он был не согласен со следователем, который назвал дело неприятным. Приятных дел ни в прокуратуре, ни в угрозыске не бывает.
   - Несуразное, несуразное! - повторил он. - Ты в самую точку попал. И тем не менее нам им придется заняться.
   - Если люди непричастны к катастрофе - это легко проверяется, сказал Лебедев. Ободренный похвалой Корнилова, он вдруг разговорился: Проверяем, кто где находился в это время, выясняем алиби каждого...
   - И делаем вывод, что никакого убийства не было. Несчастный случай? ехидно спросил Бугаев.
   - Ну знаешь, не проверять же алиби их родственников и друзей!
   - Но можно сделать и другое предположение, - задумчиво сказал Корнилов. - Кто-то из экипажа испугался, что начнется большая проверка и вскроются его неблаговидные дела, о которых Горин знал, но почему-то не написал...
   - В этом что-то есть! - пробормотал Бугаев, и Лебедев кивнул головой, соглашаясь.
   - Идти будем с разных концов, - Корнилов пододвинул, к себе листок с записями. - Лебедев поедет в пароходство. Ты, Семен, выяснишь все о капитане...
   Отпустив сотрудников, Корнилов пригласил секретаря, поручил запросить сводку погоды за третье июля в районе Репина и Зеленогорска.
   "Одно дело разговоры про дождь, другое - точная справка, - решил он. - Если сегодня будет похожая погода, сгоняю на сорок девятый километр. Посмотрю, как там все выглядит в сумерках".
   Корнилов взглянул на календарь. Белые ночи-то идут на убыль! Сегодня пятое... Старпом разбился третьего. На сколько же день убавился? По календарю выходило, что на восемь минут. "Поеду пораньше, - подумал подполковник. - А может быть, взять с собой Олю? Совместить приятное с полезным. Она ведь тоже на Карельском давно не была".
   Корнилов обрадовался возможности съездить с женой, но тут же и отверг идею. Ему нужно быть внимательным, собранным. Люди в таких случаях мешали ему, отвлекали. Не только разговорами, репликами. Даже просто своим присутствием.
   Однако без помощи одного человека Корнилов обойтись не мог. Он позвонил начальнику ГАИ полковнику Седикову и попросил разыскать автоинспектора, который первым прибыл на место катастрофы. Седиков уже знал, что аварией на Приморском шоссе занялся угрозыск.
   - Пусть инспектор подъедет на сорок девятый, - сказал Игорь Васильевич Седикову. - Но не сейчас, а к двадцати трем.
   - Что-то ты на ночь глядя собрался? - удивился полковник.
   - На белую ночь глядя! - засмеялся Корнилов. - Хочу побывать на месте. Понюхать, чем морской воздух пахнет.
   - Мазутом нынче пахнет, Игорь Васильевич, - ответил Седиков. - А вообще-то вы, сыщики, неглупый народ, - сказал он с уважением. - Зря ничего не делаете. Может, и мне подъехать?
   - Отдыхай, товарищ начальник. Набирайся сил для борьбы за звание города самых дисциплинированных водителей!
   - Чтоб тебе!.. - Седиков беззлобно выругался и повесил трубку.
   Варвара принесла метеосводку. Третьего июля в Зе леногорске от двадцати одного тридцати до двадцати двух пятидесяти - проливной дождь, гроза. Температура воздуха двадцать один, температура воды девятнадцать, влажность девяносто один процент...
   - Ну а после дождя-то что? - прочитав сводку, спросил Корнилов. Облачно? Ясно?
   Варя пожала плечами.
   - Больше у них ничего нет.
   - Ну ладно! - Он махнул рукой. - Я вот к Васе Алабину хочу заехать. У нас в буфете апельсинчиков или яблок нет?
   - Какие сейчас апельсины? - засмеялась Варя. А в яблоках давно никаких витаминов нет. Да и не любит их Алабин. Уж если что покупать надо на рынок за черешней ехать.
   Корнилову сразу вспомнился разговор с матерью за обедом.
   А ты откуда знаешь, что Алабин любит? - спросил подполковник и внимательно посмотрел на Варю.
   - Знаю. Зато вы, Игорь Васильевич, хоть и заместитель начальника угрозыска, а многого не знаете.
   - Ну-ну-ну! - искренне удивился Корнилов. - Я, кажется, опять узнаю новости последним!
   Он и правда обо всех управленческих обыденных новостях узнавал в последнюю очередь. Так уж получалось, что сотрудники, даже те, с которыми он проработал долгие годы, стеснялись рассказывать ему о том, у кого и что происходило дома. О предстоящей свадьбе или о рождении ребенка он узнавал только тогда, когда Варвара, заходя с деловым видом к нему в кабинет, сообщала: "Игорь Васильевич, у капитана Никонова сын родился. Мы тут собираем по трешке..."
   - Значит, ты на Василии остановилась?
   Варвара покраснела:
   - Игорь Васильевич!
   - Ну это, знаешь, еще как начальство посмотрит! - продолжал Корнилов, не обращая внимания на ее смущение. - Алабин парень хоть куда, жених завидный, а тебе еще надо над собой работать. У тебя характерец... Даже мне грубишь.
   - Игорь Васильевич! - снова с укором сказала Варвара.
   - Рынок Некрасовский открыт? - спросил он.
   - Да.
   - Ну, слава богу. Он тут недалеко. А то небось служебную машину попросила бы, а я не дам. - Он достал десятку. - Купи ему черешни. Побольше.
   - Обойдется двумя килограммами, - сказала Варя. - Завтра я еще принесу. Значит, машину не дадите?
   Корнилов развел руками.
   4
   Василий Алабин, бывший сотрудник Управления уголовного розыска, проработал вместе с Корниловым недолго. Молодой, способный, он был назначен заместителем начальника угрозыска в Василеостровский район и, участвуя в прошлом году вместе с подполковником в задержании опасного преступника, был тяжело ранен. Больше месяца он лежал в реанимации, трижды его оперировали, и выжил он чудом. Поправлялся Василий медленно, и все уже считали, что вернуться на работу он не сможет, так и останется пенсионером. Но после двух месяцев, проведенных в Кисловодске, Алабин ожил.
   Вечером, уезжая из управления к старшему лейтенанту, Корнилов поинтересовался, не возвратились ли Бугаев и Лебедев. Обоих еще не было.
   Алабин сидел дома, разыгрывал партию Карпов - Портиш. Он выглядел уже не таким дистрофиком, как в первые дни после выхода из больницы, но цвет лица у него был землистый. Приходу подполковника. Василий обрадовался, засуетился, порываясь приготовить ужин, но Корнилов его остановил:
   - Вася, ты же знаешь, что меня жена все равно заставит дома ужин съесть, голоден я или сыт. Так что давай по кофейку... - Он пошел следом за Алабиным на кухню, положил пакет с черешней на стол.
   - Это тебе секретариат прислал.
   - Чегой-то она? - удивился Василий. - Я еще вчерашнюю не съел.
   - Ты, Вася, поднажми. Завтра она новую принесет. - Корнилов еще раз посетовал на свою невнимательность. Алабин даже не удивился, когда он передал ему черешню от имени Вари. Вероятно, все в управлении знают, что скоро свадьба, и Алабин считает что начальство тоже в курсе.
   - У твоей Варвары, - пустил подполковник еще один пробный шар, видать, своя теория, что лечить надо с помощью черешни.
   - А чего меня лечить? - улыбнулся Алабин, выключая кофеварку. - Мне врачи уже сказали: через месяц комиссия - и шагай на службу.
   - Поздравляю. Пора уже. А то ты чего-то толстеть начал.
   Они сели пить кофе. Алабин вынул из холодильника половину торта.
   "Видимо, тоже Варвара принесла, - подумал Корнилов, - или, наоборот, он ее тортами кормит".
   Вася опять за чем-то полез в холодильник, пошарил там и, ничего не достав, захлопнул. Вид у него был немного смущенный.
   - Не переживай, Василий, - усмехнулся Игорь Васильевич. - Тебе, наверное, врачи еще не разрешили, а с кофе я только коньяк пью.
   - Да у меня коньяка-то как раз и нет, - слегка порозовев, сказал тот. - А водку... К кофе-то... - И чтобы замять этот неловкий разговор, стал рассказывать, как приходили к нему два старичка из совета ветеранов.
   - Что они, чокнутые, что ли? Даже если б меня вчистую списали, какой я им ветеран? Заседать с ними в стариковской команде? Дудки!
   - Ну это ты, Василий, зря. - Корнилову стало чуточку обидно за стариков, и он подосадовал на старшего лейтенанта. - Ветераны нам очень много помогают. Не знаешь, не берись судить!
   - Лекции читают школьникам и домохозяйкам? - не сдавался Алабин.
   - Да ты что ж, не знаешь, что они по оперативной части много делают? Среди них знатные специалисты своего дела есть!
   - Может быть, и помогают, - нехотя согласился Алабин. - Только я-то тут при чем?
   - Ты у нас уже ветеран! - сказал Игорь Васильевич. - Не у каждого же нашего работника медаль "За отвагу" есть.
   - Ну, а как там наши? - засмущавшись, спросил Василий.
   - Живут наши. Да чего тебе рассказывать. У тебя ведь, наверное, побольше моего информации. Только вот о последнем деле, наверное, не знаешь... - Игорь Васильевич рассказал старшему лейтенанту про аварию на сорок девятом километре.
   Он пробыл у Алабина час, заехал домой, поужинал и в десять часов выехал по направлению к Зеленогорску...
   Подполковник сразу увидел место катастрофы. Метрах в десяти за указателем "сорок девятый километр" был расщеплен и основательно закопчен ствол огромной сосны. На земле чернело огромное пятно, словно кто-то разлил бочку с мазутом.
   Корнилов вылез из машины, посмотрел на часы. Без десяти одиннадцать. Рассеянный, чуть розоватый свет, казалось, исходил от золотистых сосновых стволов, подчеркивая голубоватые тени, залегающие в глубине леса.
   Пройдя шагов триста по обочине шоссе, Игорь Васильевич вернулся к месту происшествия, внимательно осмотрел каждый метр.
   Еще на одной сосне зияла свежая рана, лохмотьями висела кора, и веером торчали щепки. Обильно сочилась, заживляя больное место, смола. "Сюда он ударился вначале, - подумал подполковник. - Его развернуло и припечатало к той сосне. Около нее он и горел. Наверное, ехал с сигаретой? Но ехал он... - Корнилов покачал головой. - Скорость, наверное, была весьма приличная!"
   Неподалеку, на маленьком сухом взгорке, проросшем жиденькой травой, лежало толстое короткое бревно. Игорь Васильевич присел на него и вынул сигарету, но закуривать не стал. Пожалел дымить на таком благодатном, морском, настоянном на хвое воздухе. Шофер включил в машине радиоприемник. Тихая, неназойливая музыка поплыла среди сосен. Изредка, вздымая упругие волны нагретого за день воздуха, словно стремительные жуки, проносились мимо машины. Корнилов встречал и провожал взглядом каждую.
   ...Ослепить фарами старпома не могли. Совсем светло. И через полчаса еще не стемнеет. Поворот здесь хоть и крутой, но вот что странно, подумал подполковник: если кто-то поджидал старпома с булыжником в руке, Горин должен был бы его видеть. Этот человек скорее всего стоял в центре излучины, отсюда кинул камень, шофер инстинктивно зажмурился, не вывернул руль и... Машину еще пронесло метров тридцать.
   Да, каждому водителю, едущему из Ленинграда, хорошо был бы виден человек, кидавший камень. С другой стороны шоссе он стоять не мог - не видел бы сам, в кого бросать. И этот человек знал, что Горин поедет здесь поздним вечером...
   На ярком милицейском мотоцикле с коляской подъехал инспектор. Свернул с шоссе, поставил мотоцикл рядом с "Волгой". Спросил что-то у шофера. Тот кивнул на Корнилова. Подполковник взглянул да часы. Было ровно одиннадцать. Прошло всего десять минут, как он здесь, а казалось - часы.
   Старший лейтенант Коноплев пересказал Игорю Васильевичу все, что увидел, прибыв на место аварии. Подполковник, вспомнив его справку, прочитанную в деле, мысленно похвалил Коноплева за то, как точно и четко она была составлена.
   - Вы помните, Коноплев, кто был здесь, когда вы приехали?
   - А как же, товарищ подполковник! В протоколе указаны четыре водителя...
   - Это я читал. Но, может быть, кто-то торопился уехать. Да всех и невозможно в протокол внести.
   - Нет. К моему появлению только четыре машины стояли...
   - Каких-нибудь пьяных пешеходов не видали поблизости?
   - Людей в это время немало гуляет. Особенно молодежи. Но пьяных... Ну, таких, чтобы в глаза бросались, не видел. - Старший лейтенант задумался, словно пытался еще что-то припомнить. Лицо у него было круглое, обожженное морозами и солнцем, загорелое. Только у самых волос на лбу светлела полоса. От шлема.
   - А что вдруг такой интерес к аварии? - спросил он. - Прокуратура тут была, вы теперь. Если не секрет?
   - Врагов погибший себе много нажил. Вот и проверяем. А вы-то сами что думаете?
   Старший лейтенант пожал плечами.
   - Несчастный случай - ясное дело. Ведь у него скорость-то какая была?! Да что! Гнал как леший. Да я ж его сразу на заметку взял. В Солнечном дежурил - смотрю, идет с превышением. Я в Зеленогорск позвонил. А то, что он загорелся... - Инспектор на секунду задумался. - Редко, но бывает. - Он вздохнул. - Я тут на трассе всякого насмотрелся.
   - Давно в ГАИ?
   - В январе второй червонец разменял. Как с армии демобилизовался, так в органы... А этот случай простой. Может, кто впереди выскочил... Вы вот на пьяного пешехода намекали. Вынырнет внезапно из кустов на проезжую часть... Это дело обычное, но в таком разе тормозил бы погибший. А тормозного следа-то нету? Нету, товарищ подполковник. - Он смешно развел своими крупными ладонями.
   - Вам видней. Теперь уже время прошло...
   - Не было его. После того как пожар потушили и "скорая" пришла, я перво-наперво посмотрел. Не было. Покойник так с налету и вбухался. Может, с рулем что...
   - С рулем полный порядок. Экспертиза проверила.
   - Ну зазевался, асфальт мокрый. И понесло.
   - Все правильно говорите, старший лейтенант. Только откуда камень в салоне?
   Коноплев огорченно потер щеку.
   - Да, про булыжник мне говорили. Я-то ведь не заметил. Его после отыскали, когда весь автомобиль распатронили. Булыжник непонятный, товарищ подполковник. С собой-то кто ж в машине его повезет? Одна грязь от него.
   - Ну ладно, - сказал Корнилов. - Можете ехать. Я тут еще посижу немного. Если что в голову интересное придет - позвоните.
   Старший лейтенант уехал.
   Какой-то пожилой мужчина, оглянувшись по сторонам, перешел дорогу. Мужчина внимательно посмотрел на Корнилова, на машину, стоящую пооДаль, и пошел по дороге в глубь леса, туда, где среди деревьев виднелось несколько дач.
   - Товарищ, - негромко позвал подполковник. - Вы не смогли бы уделить мне несколько минут?