Страница:
Каждые пять минут он должен был связываться с новым диспетчером. Конечно же, вы не могли одновременно передавать и принимать сигналы. Это не было похоже на телефонную связь. Половина времени уходила только на то, чтобы убедиться, что вы с диспетчером слышите друг друга.
– Дружба-7, Дружба-7,это Канары. - Это был диспетчер с Канарских островов. - Сейчас 16:32:26. Мы слышим вас громко и четко, слышим вас громко и четко. Прием.
Гленн говорил:
– Это Дружба-7.Когда я был над зоной восстановления, то видел длинный кильватер в воде. Наверное, там были корабли.
– Дружба-7…Мы вас не слышим, вас не слышим. Прием.
– Дружба-7,это Кано. Времени по Гринвичу -16:33:00. Мы не… Это Кано. Прием.
-Дружба-7, Дружба-7,это Канары. Прием. Гленн отвечал:
– Привет, Канары, Дружба-7.Слышу вас громко, небольшие помехи. Вы меня слышите? Прием.
– Дружба-7, Дружба-7,это Канары. Прием.
– Привет, Канары. Слышу вас громко и четко. А как вы меня? Прием.
-Дружба-7, Дружба-7,это Канары. Прием.
– Привет, Канары. Дружба-7. Как слышите? Прием.
– Дружба-7, Дружба-7,это Канары, Канары. Вы меня слышите? Прием.
– Вас понял. Это Дружба-7.Слышу вас громко и четко. Прием.
– Дружба-7, Дружба-7,это Канары. Слышу вас тоже громко и четко. Отбой.
– Вас понял. Дружба-7.
- Дружба-7, Дружба-7,это диспетчер с Канар. Как слышите? Прием.
– Привет, диспетчер с Канар. Дружба-7.Слышу вас громко и четко. А вы меня?
В конце концов диспетчер с Канарских островов говорил:
– Слышу вас громко и четко. Мне дали инструкцию выяснить связь между поведением этих частиц, окружавших капсулу, и поведением контрольных двигателей. Как слышите? Прием.
– Это Дружба-7.Слышу вас нечетко. Сильные помехи. Прием.
– Вас понял. Мыс просит выяснить связь между поведением этих частиц, окружавших капсулу, и поведением одного из контрольных двигателей. Как поняли? Прием.
– Это Дружба-7.Не думаю, что частицы были от моих контрольных двигателей. Отбой.
Вот так - ровно пять минут на один вопрос и один ответ. Что ж, наконец-то они проявили хоть какой-то интерес к светлячкам. Они решили, что это связано с неисправностью двигателей.
Во всяком случае, он не особенно беспокоился: при необходимости можно было перейти на ручной контроль углового положения. Топлива, по идее, хватало. Все гудело, пищало и жужжало, как и обычно внутри капсулы. В наушниках раздавались все те же высокочастотные помехи. Он мог слышать, как по его компенсирующему костюму и шлему циркулирует кислород. Ощущения движения не было вовсе - он знал, что движется, только когда смотрел вниз, на землю. Даже теперь она проплывала очень медленно. А когда двигатели выбрасывали струи перекиси водорода, капсулу покачивало из стороны в сторону. Но это было совсем как на земле, на тренажере «Альфа». Он по-прежнему не чувствовал невесомости и сидел выпрямившись в кресле. С другой стороны была камера: когда он хотел перезарядить ее, то просто останавливал ее в пустом пространстве перед глазами. И она висела перед ним. Внизу повсюду виднелись небольшие вспышки - молнии в облаках над Атлантикой. Это зрелище впечатляло еще больше, чем заход солнца. Иногда разряды молнии происходили внутри облаков, и это выглядело как фонарик, который включают и выключают под одеялом. Порою молния сверкала поверх облаков, и это напоминало взрывы хлопушек. Это казалось необычным, но в таком зрелище все же не было ничего нового. Полковник авиации Дэвид Симонс за тридцать два часа в одиночку поднялся на аэростате на высоту сто две тысячи футов и видел то же самое.
Гленн теперь находился над Африкой, над темной стороной Земли, и двигался к Австралии. Диспетчер с Индийского океана сказал:
– Мы получили для вас сообщение из Центра управления полетом. Держите выключатель посадочных топливных баков в положении «выключено». Выключатель посадочных баков - в положении «выключено». Прием.
– Вас понял, - сказал Гленн. - Это Дружба-7.
Он хотел спросить почему. Но это нарушало кодекс чести - за исключением чрезвычайных ситуаций. Такие вопросы попадали в категорию нервной болтовни.
Над Австралией старина Гордо, Гордо Купер, приступил к той же теме:
– Ты подтверждаешь, что выключатель посадочного бака в отключенном положении? Прием.
– Подтверждаю, - сказал Гленн. - Выключатель посадочного бака в центральном отключенном положении.
– Ты не слышал каких-нибудь стуков на высоких скоростях?
– Нет.
– Такого ответа они и хотели.
Они по-прежнему ничего не объясняли, а Гленн не занимался нервной болтовней. Теперь на приборной панели загорелись две красные лампочки. Одна из них предупреждала о низком уровне топлива. Из-за рыскания капсулы оно почти закончилось. Что ж, пришла пора вступить в дело пилоту и правильно расположить капсулу перед вхождением в атмосферу… Другая лампочка сигнализировала об избытке воды в кабине. Она накапливалась как побочный продукт работы кислородной системы. Тем не менее Гленн продолжал заполнять карту контрольных проверок. Сейчас ему надо было немного поупражняться в растягивании эспандера, а затем измерить артериальное давление. Пилот-Пресвитерианин! Он проделал это без звука. Он растягивал эспандер, смотрел за красными лампочками, а потом вновь увидел рассвет. Два часа и сорок три минуты в полете, его второй рассвет над Тихим океаном, увиденный через перископ. Но он почти не наблюдал за ним. Он ждал нового появления своих светлячков. Заработал огромный реостат, земля вспыхнула пламенем, и тысячи светлячков закружились вокруг капсулы. Некоторые из них, казалось, находились на расстоянии целых миль. Их было огромное поле, галактика, микровселенная. В происхождении их сомневаться не приходилось: к капсуле они отношения не имели, а были частью космоса. Он снова потянулся за камерой: нужно сфотографировать их, пока хорошее освещение.
– Дружба-7, -раздался в наушниках голос диспетчера с острова Кантон. - Это Кантон. У нас тоже нет признаков того, что ваш посадочный бак разложен. Прием.
Гленн сразу же подумал: вот тут-то и пригодятся светлячки. Он расскажет им о светлячках, а они объяснят насчет посадочного бака. Но разве кто-нибудь говорил, что посадочный бак раскрылся?
– Вас понял, - сказал он. - Кто-нибудь докладывал, что посадочный бак разложен? Прием.
– Нет, - ответил диспетчер. - Нас просто попросили это проверить и поинтересоваться, не слышали ли вы каких-нибудь хлопков на высоких скоростях.
– Наверное, - сказал Гленн, - они подумали, что частицы, которые я видел, образовались из-за этого, но они… Их здесь тысячи - на много миль во всех направлениях, - и движутся очень медленно. Я видел их в том же самом месте на первой орбите. Прием.
Так разъяснилось это дело с посадочным баком.
Ему дали добро на третью - и последнюю - орбиту, когда он пролетал над Соединенными Штатами. Но он ничего не видел из-за облаков. Он накренил капсулу на шестьдесят градусов, чтобы смотреть прямо вниз, но увидел лишь облачную завесу. Она выглядела точно так же, как и из самолета на большой высоте. У него уже пропало настроение рассматривать пейзажи. Он стал думать о том, что ему предстоит сделать перед включением тормозных двигателей над Атлантикой, после того как он облетит вокруг мира еще один раз. Теперь надо было включить и двигатели, и гироскопы. Он несколько раз включил и выключил гироскопы, чтобы убедиться, что автоматическая система контроля углового положения снова заработала. Система давала сбои, и ему предстояло регулировать положение капсулы, используя в качестве ориентира горизонт. Он плыл над Америкой. Облака начали рассеиваться, и он мог разглядеть дельту Миссисипи. Ему казалось, что он смотрит на мир с хвоста бомбардировщика времен Второй мировой войны. Затем внизу стала проплывать Флорида. Внезапно он понял, что видит весь штат целиком. Он лежал внизу, словно на карте. Он дважды облетел вокруг мира за три часа и одиннадцать минут и только сейчас понял, насколько высоко он находится. Высота была примерно пятьсот пятьдесят тысяч футов. Он мог разглядеть Мыс - к этому времени он был уже над Бермудами.
– Это Дружба-7, -сказал он. - Я вижу внизу Мыс. Сверху он выглядит просто прекрасно.
– Вас понял, - отозвался с Бермуд Гас Гриссом.
– Как ты и говорил, - добавил Гленн.
– Именно, сынок, - ответил Гриссом. Да, это был разговор между братьями. Гленн скромно признал, что его товарищ Гриссом - один из трех американцев, видевших такое зрелище… а Гриссом назвал его «сынок».
Двадцать минут спустя он вновь пролетал над Африкой и солнце опять садилось, уже в третий раз. Оно потускнело, и Гленн… увидел кровь.Он увидел кровь над одним из окон. Он знал, что крови взяться неоткуда, но все же это была кровь. Раньше он ее не замечал - она была видна только под этим конкретным углом расположения реостата-солнца. Кровь и грязь. Грязь, должно быть, появилась после запуска эвакуационного отсека. А кровь… Наверное, жуки…Быть может, капсула при взлете врезалась в стаю жуков… или птиц…но в последнем случае он слышал бы удар. Должно быть, жуки, - но у жуков нет крови. А может, так преломлялись солнечные лучи… Потом он просто перестал об этом думать - переключился на другое. Еще один заход, еще одна оранжевая полоса вдоль линии горизонта, несколько желтых лент, голубых лент, чернота, бури, молнии - эти искры под одеялом… Все это почти не имело никакого значения. Предстоящая подготовка капсулы к запуску тормозных двигателей полностью завладела его сознанием. Чуть меньше чем через час заработают тормозные двигатели. Капсула продолжала медленно плыть, слегка покачиваясь в стороны. Кажется, гироскопы больше не играли никакой роли.
Он плыл дальше через ночь над Тихим океаном. Когда он достиг станции слежения на острове Кантон, он вновь повернул капсулу, чтобы увидеть последний рассвет через окно своими собственными глазами. Первые два он наблюдал через перископ, потому что летел задом наперед. Когда взошло солнце, вновь появились светлячки. Гленну казалось, будто он наблюдает восход солнца прямо из их гущи. Он снова стал докладывать на землю, что эти частицы вряд ли от капсулы, потому что часть их находилась в отдалении на несколько миль. И снова это никого не заинтересовало: ни на острове Кантон, ни на Гавайях, над которыми он вскоре оказался. Их занимало другое. Они готовили Гленну небольшой сюрприз, и вскоре он понял какой.
Он находился в полете уже четыре часа и двадцать одну минуту. Через двенадцать минут должны были включиться тормозные двигатели, чтобы замедлить вхождение капсулы в атмосферу. Еще минута и сорок пять секунд ушли на все эти «вы готовы?» и «вас понял», а также на установление связи с диспетчером на Гавайях. И тут последовал сюрприз.
– Дружба-7, -сказал диспетчер, - у нас есть сигнал сегмента 5-1 «Раскрытие посадочного бака». Мы подозреваем, что этот сигнал ошибочен. Тем не менее с Мыса просят вас проверить это - перевести выключатель посадочного бака в автоматическое положение и посмотреть, не загорится ли лампочка. Как поняли? Прием.
До него стало медленно доходить… Есть сигнал…И как долго? А ему даже ничего не сказали -держали в тайне! Я - пилот, а они отказываются сообщать мне данные о состоянии аппарата!Чувство оскорбления было даже сильнее гнева. Если посадочный бак раскрылся - а этого никак нельзя было увидеть, даже в перископ, потому что бак находился внизу, - то во время вхождения в атмосферу мог отскочить тепловой щит. А если тепловой щит отлетит, то пилот изжарится внутри капсулы, как бифштекс. Надо перевести выключатель в положение автоматического контроля; тогда, если бак открыт, загорится зеленая лампочка, и все станет ясно. Но слишком медленно это до него доходило!… Вот почему они расспрашивали его о положении выключателя - не хотели сообщать страшную правду слишком рано! Пусть завершит свои три орбиты, а тогда уж узнает плохие новости!
Кроме того, они еще хотели, чтобы он поигрался с выключателем. Ведь это глупо!Вполне могло оказаться, что с баком все в порядке, но случилось повреждение где-то в электросети - тогда манипуляции с автоматическим выключателем вызвали бы раскрытие бака. Но Гленн ничего не сказал об этом. Будем считать, что они приняли все это в расчет, иначе можно сорваться на испуганную нервную болтовню.
– О'кей, - сказал Гленн. - Если они это рекомендуют, то попробуем. Вы готовы?
– Да, как только будете готовы вы.
– Вас понял.
Он потянулся вперед и щелкнул выключателем… Лампочка не загорелась. Он тут же вернул выключатель в первоначальное положение.
– Отбой, - сказал он. - В автоматическом режиме лампочка не загорается. Я вернулся в положение «выключено». Прием.
– Вас понял. Это прекрасно. В таком случае, двигаемся дальше - вхождение в атмосферу будет нормальным.
Тормозные двигатели должны были включиться над Калифорнией, а к тому времени, как капсула спустится с орбиты и пройдет через атмосферу, Гленн окажется над Атлантическим океаном, возле Бермуд. Так было запланировано. Диспетчером в Калифорнии был Уолли Ширра. Меньше чем за минуту до того как толкнуть выключатель и запустить тормозные двигатели, Ширра сказал:
– Джон, сбрось тормозной пакет, когда будешь пролетать над Техасом. Как понял?
– Вас понял.
Но почему? Тормозной пакет оборачивался вокруг краев теплового щита и удерживал тормозные двигатели. Когда двигатели срабатывали, пакет слетал. Снова они обращались к теме теплового щита - без всяких объяснений. Но Гленну надо было сконцентрироваться на включении тормозных двигателей.
После запуска это была самая опасная часть полета. Если угол атаки капсулы окажется слишком маленьким, можно соскочить с верхнего слоя атмосферы и снова оказаться на орбите - до тех пор, пока не кончится запас кислорода. У вас больше не оставалось ракетных двигателей, чтобы снизить скорость. Если угол будет слишком отвесным, то нагревание из-за трения капсулы об атмосферу окажется настолько сильным, что человек сгорит в капсуле, а через две минуты капсула распадется на куски - с тепловым щитом или без него. Но главное не думать об этом. Поле сознания очень узкое, сказал Сент-Экзюпери. Что мне теперь делать?Наконец-то наступало время тест-пилота. Ах, да! Я был здесь раньше! И поэтому защищен!Я не попаду в передряги, из которых не смогу выбраться! Ему надо было проявить себя настоящим героем летных испытаний и попытаться выровнять капсулу самостоятельно, по горизонту, с помощью ручного контроля, или предпринять еще одну попытку использовать автоматический контроль. Пожалуйста, Господи… не дай мне нарушить правила. И что бы ответил Господь? (Попробуй автоматику, простофиля!) Он отсоединил и переустановил гироскопы. Он поставил рычаги управления на автоматический режим. Вот ответ на твои молитвы, Джон! Теперь приборы насмехались над тем, что он видел из окна и в перископ. Автоматика отлично работала при крене и вращении. Режим рыскания по-прежнему был отключен, так что Гленн исправил это вручную. Капсула поворачивалась вправо, а он подталкивал ее назад. Просто тренажер «Альфа»! То же самое! Такое же полное отсутствие ощущения движения… Когда он сосредоточивался на приборной панели и не смотрел на проплывавшую внизу землю, он вовсе не чувствовал, что проходит 17 500 миль в час… или даже пять миль в час. Гудящая маленькая кухня, вот и все… Он сидел в кресле, сжимая ручной тормоз; взгляд его был прикован к приборам… Вот она, настоящая жизнь, а не этот вечный бежевый цвет стен симулятора. Настоящее дело!
Ширра начал обратный отсчет перед запуском тормозных двигателей.
– Пять, четыре…
Гленн снова качнул капсулу назад с помощью рычага рыскания.
– …три, два, один, пуск.
Гленн дернул рычаг.
Тормозные двигатели включились по очереди: сначала первый, затем второй и третий. Звук был очень тихий, но в то же время Гленн почувствовал сильный толчок. В какой-то момент во время обратного отсчета он ощущал полное отсутствие движения. А уже в следующий - бум! бум! бум! -сильный толчок в спину. Он понял, что капсулу дернуло назад; теперь он вновь двигался в сторону Гавайских островов. Все так, как и должно быть! Чистое золото! Лампочка-индикатор тормозных двигателей загорелась зеленым светом. Все шло отлично. Скорость капсулы постепенно падала. Через одиннадцать минут она должна войти в земную атмосферу.
Ширра произнес:
– Не трогай посадочный пакет до Техаса.
И опять никаких объяснений! А сам Гленн догадаться не мог. Было только смутное чувство, что его зачем-то торопят. Но Гленн ничего по этому поводу не сказал, кроме «подтверждаю».
– Похоже, твое угловое положение в порядке, - сказал Ширра. - Трудно было его поддерживать?
– Да, я как следует помучился.
– Неплохо для работы на правительство, - сказал Ширра.
Это была одна из его любимых поговорок.
– У тебя есть время рассказать о сбрасывании тормозных двигателей? - спросил Гленн.
Это была завуалированная просьба каких-нибудь объяснений о посадочном пакете.
– В Техасе все узнаешь, - сказал Ширра. - Отбой.
Никто не собирался ему ничего объяснять! Не то чтобы мысль - нет, скорее чувствооскорбления стало расти.
Через три минуты вышла на связь станция слежения в Техасе:
-Дружба-7,это диспетчер Техаса. Мы рекомендуем вам сбросить посадочный пакет после завершения вхождения в атмосферу. Это значит, что вы должны перейти уровень 0,05 g, который ожидается в 04:43:53. Это означает также, что вы должны втянуть перископ вручную. Как поняли?
Он все понял.
– Это Дружба-7, -сказал Гленн. - Какова причина? У вас есть какая-нибудь причина? Прием.
– Не сейчас, - сказал техасский диспетчер. - Это решение Мыса. Вам дадут объяснение, когда вы окажетесь в зоне их видимости.
– Вас понял. Дружба-7.
Это было просто неслыханно. Картина начала прорисовываться…
Двадцать семь секунд спустя Гленн был уже над Мысом, и диспетчер голосом Алана Шепарда приказал ему убрать перископ вручную и приготовиться к вхождению в атмосферу.
Все это дело с посадочным баком и пакетом стало проясняться. За два часа, что длилась эта путаница, никто ничего не объяснил ему. Но если ему предстояло входить в атмосферу с посадочным пакетом, значит, по какой-то причине они хотели, чтобы все стропы были на месте. А возможная причина была только одна - что-то не в порядке с тепловым щитом. И они не собирались ему этого объяснять! Ему! -пилоту! Это было просто неслыханно! Это было…
В наушниках раздался голос Шепарда.
Пока Гленн убирал перископ, Шепард говорил:
– Мы не уверены, что твой посадочный бак закрыт. Нам кажется, что можно войти в атмосферу и с посадочным пакетом. Мы не видим тут никаких трудностей.
– Вас понял, - сказал Гленн.
Да, теперь он понимал. Если его посадочный бак раскрыт, значит, крепление теплового щита ослабло. Следовательно, щит может отлететь при вхождении в атмосферу - разве что стропы посадочного пакета удержат его на месте достаточно долго, чтобы установился правильный угол вхождения капсулы. А стропы скоро сгорят. Если тепловой щит отлетит, Гленн изжарится заживо. И если они не хотят, чтобы он - пилот! -знал об этом, значит, боятся, что он может впасть в панику. А если ему не нужнознать всю обстановку - лишь отдельные моменты, чтобы выполнять приказы, - значит, он вовсе не пилот!Эта цепочка мыслей промелькнула в мозгу Гленна так быстро, что он не успел бы в тот же самый момент высказать их словами. Его рассматривали как пассажира, как добавочный компонент, как инженера, рабочего котельного отделения автоматизированной системы. Как человека, у которого нет этой редкостной, невыразимой словами нужной вещи. Как будто нужная вещь вообще не имеет никакого значения! Это было попрание всего святого, причем за одно-единственное мгновение вспышки праведного негодования, когда Джон Гленн входил в земную атмосферу.
– Седьмой, это Мыс, - сказал Шепард. - Прием.
– Продолжай, Мыс, - ответил Гленн. - Связь прервалась…
– Мы советуем тебе…
Это было последнее, что он услышал, - началось вхождение в атмосферу. Он еще не чувствовал перегрузок, но трение и ионизация становились все сильнее, так что рация была теперь бесполезна. Капсулу начало сильно раскачивать, и Гленн боролся с качкой рычагами управления. Топлива для автоматической системы - перекиси водорода - осталось так мало, что Гленн даже не знал, работает ли система вообще. Капсула шла вниз. Тепловой щит находился снаружи капсулы, прямо за спиной Гленна. В окно он видел только абсолютно черное небо. Перископ был убран, поэтому на экране он тоже ничего не видел. Снаружи, где-то сверху, раздался глухой удар.Гленн посмотрел в окно и увидел строп. От посадочного пакета. Строп порвался!А следующим будет тепловой щит! Черное небо за окном начало становиться бледно-оранжевым. Строп, прижатый к окну, загорелся, а затем исчез. Вселенная приобрела ярко-оранжевый цвет. Это загорелся тепловой щит, не выдержав жуткой скорости снижения. Вот этого Шепард и Гриссом не видели. Они не входили в атмосферу на такой скорости. Тем не менее Гленн знал, что происходит. Ему пятьсот, тысячу раз рассказывали о том, как тепловой щит воспламенится, будет сгорать слой за слоем, испаряться, рассеивая в атмосферу тепло коронами пламени. Сейчас Гленн видел в окно только огонь. Он находился внутри огненного шара. Но вот мимо окна пролетел какой-то огромный горящий предмет. Затем еще один, еще… Капсулу затрясло… Разрушился тепловой щит! Он рассыпался на горящие куски - именно они пролетали сейчас за окном. Гленн попытался придать капсуле устойчивость с помощью ручного регулятора. Электродистанционное управление!Но крены и рыскания были слишком быстрыми… Этот «тренажер «Альфа» словно бы взбесился… Жара! Гленну казалось, что вся его нервная система была сейчас сосредоточена в спине. Если капсула начинала разрушаться и Гленну предстояло сгореть, то тепловая волна достигнет сначала спины. А позвоночник превратится в ленту раскаленного докрасна металла. Он уже знал, что будет испытывать и когда. Прямо сейчас!…Но ничего не происходило. Не было никакой жуткой жары и никаких горящих обломков… Да и тепловой щит не сгорел. Горящие куски были остатками посадочного пакета. Сначала сгорели стропы, а затем все остальное. Капсула продолжала раскачиваться, перегрузки нарастали. Он знал процесс увеличения g-уровня наизусть - тысячу раз проходил через него в центрифуге. Его прижимало к спинке кресла. Все труднее и труднее становилось действовать ручным регулятором. Гленн попытался прекратить раскачивание капсулы с помощью двигателей рыскания и двигателей крена, но раскачивания происходили слишком быстро. И вряд ли они шли на пользу капсуле.
Но вот красное свечение исчезло… Гленн выбрался из огненного шара… 7 g прижимали его к креслу… Он услышал голос диспетчера с Мыса:
– …Как слышно? Прием.
Это значило, что он прошел через ионосферу и теперь входил в нижние слои атмосферы.
– Громко и четко, а как вы?
– Вас понял, слышу вас громко и четко. Как себя чувствуете?
– Довольно неплохо.
– Вас понял. Ваша точка приземления находится в пределах одной мили от авианосца.
Что ж, неплохо.Не Йегер, конечно, но тоже неплохо. Он находился внутри полуторатонного куска неаэродинамичного металла. Он был на высоте сто тысяч футов и падал в океан, как огромное пушечное ядро. На такой высоте капсула уже утрачивала аэродинамические свойства. Ее ужасно трясло. В окно Джон видел мощный белый след инверсии, вьющийся по черному небу. Он падал со скоростью тысяча футов в секунду. Надвигался последний, решающий момент полета. Парашют либо раскроется, либо нет. Тряска все усиливалась. Посадочный пакет! Должно быть, часть пакета все еще была прикреплена к капсуле, и из-за этого ее потряхивало… Он не мог больше ждать. Парашют должен был раскрыться автоматически, но он не мог больше ждать. Тряска… Гленн потянулся, чтобы раскрыть парашют вручную, но он раскрылся автоматически, сначала буек, а затем главный парашют. Капсула повисла на парашюте, двигаясь по огромной дуге. Жара стояла ужасная, но парашют выдерживал. От его срабатывания Джона подбросило в кресле. Небо за окном было уже голубым. Продолжался все тот же день - солнечный день в Атлантике, возле Бермуд. Даже лампочка-индикатор посадочного бака горела зеленым светом. С посадочным баком все было в порядке. Со щитом тоже. Скорость снижения была правильной - сорок футов в секунду. Он слышал по рации болтовню экипажа спасательного судна. До приводнения оставалось только двадцать минут, только шесть миль. Он снова лежал на спине в своей кобуре. Небо за окном больше не было черным. Капсула раскачивалась под парашютом, Гленн смотрел вверх и видел облака, а над ними - синее небо. Ему было очень, очень жарко. Но это чувство было ему знакомо. Все эти бесконечные часы в тепловых камерах - ничего страшного, ты не погибнешь. Место посадки находилось лишь в трехстах милях от того места, где он стартовал - в тот же день, всего лишь пять часов назад. Приятный день посреди Атлантического океана недалеко от Бермудских островов. Солнце на небе поднялось только на семьдесят пять градусов. Было 2:45 пополудни. Оставалось только отсоединить все эти провода и шланги.
– Дружба-7, Дружба-7,это Канары. - Это был диспетчер с Канарских островов. - Сейчас 16:32:26. Мы слышим вас громко и четко, слышим вас громко и четко. Прием.
Гленн говорил:
– Это Дружба-7.Когда я был над зоной восстановления, то видел длинный кильватер в воде. Наверное, там были корабли.
– Дружба-7…Мы вас не слышим, вас не слышим. Прием.
– Дружба-7,это Кано. Времени по Гринвичу -16:33:00. Мы не… Это Кано. Прием.
-Дружба-7, Дружба-7,это Канары. Прием. Гленн отвечал:
– Привет, Канары, Дружба-7.Слышу вас громко, небольшие помехи. Вы меня слышите? Прием.
– Дружба-7, Дружба-7,это Канары. Прием.
– Привет, Канары. Слышу вас громко и четко. А как вы меня? Прием.
-Дружба-7, Дружба-7,это Канары. Прием.
– Привет, Канары. Дружба-7. Как слышите? Прием.
– Дружба-7, Дружба-7,это Канары, Канары. Вы меня слышите? Прием.
– Вас понял. Это Дружба-7.Слышу вас громко и четко. Прием.
– Дружба-7, Дружба-7,это Канары. Слышу вас тоже громко и четко. Отбой.
– Вас понял. Дружба-7.
- Дружба-7, Дружба-7,это диспетчер с Канар. Как слышите? Прием.
– Привет, диспетчер с Канар. Дружба-7.Слышу вас громко и четко. А вы меня?
В конце концов диспетчер с Канарских островов говорил:
– Слышу вас громко и четко. Мне дали инструкцию выяснить связь между поведением этих частиц, окружавших капсулу, и поведением контрольных двигателей. Как слышите? Прием.
– Это Дружба-7.Слышу вас нечетко. Сильные помехи. Прием.
– Вас понял. Мыс просит выяснить связь между поведением этих частиц, окружавших капсулу, и поведением одного из контрольных двигателей. Как поняли? Прием.
– Это Дружба-7.Не думаю, что частицы были от моих контрольных двигателей. Отбой.
Вот так - ровно пять минут на один вопрос и один ответ. Что ж, наконец-то они проявили хоть какой-то интерес к светлячкам. Они решили, что это связано с неисправностью двигателей.
Во всяком случае, он не особенно беспокоился: при необходимости можно было перейти на ручной контроль углового положения. Топлива, по идее, хватало. Все гудело, пищало и жужжало, как и обычно внутри капсулы. В наушниках раздавались все те же высокочастотные помехи. Он мог слышать, как по его компенсирующему костюму и шлему циркулирует кислород. Ощущения движения не было вовсе - он знал, что движется, только когда смотрел вниз, на землю. Даже теперь она проплывала очень медленно. А когда двигатели выбрасывали струи перекиси водорода, капсулу покачивало из стороны в сторону. Но это было совсем как на земле, на тренажере «Альфа». Он по-прежнему не чувствовал невесомости и сидел выпрямившись в кресле. С другой стороны была камера: когда он хотел перезарядить ее, то просто останавливал ее в пустом пространстве перед глазами. И она висела перед ним. Внизу повсюду виднелись небольшие вспышки - молнии в облаках над Атлантикой. Это зрелище впечатляло еще больше, чем заход солнца. Иногда разряды молнии происходили внутри облаков, и это выглядело как фонарик, который включают и выключают под одеялом. Порою молния сверкала поверх облаков, и это напоминало взрывы хлопушек. Это казалось необычным, но в таком зрелище все же не было ничего нового. Полковник авиации Дэвид Симонс за тридцать два часа в одиночку поднялся на аэростате на высоту сто две тысячи футов и видел то же самое.
Гленн теперь находился над Африкой, над темной стороной Земли, и двигался к Австралии. Диспетчер с Индийского океана сказал:
– Мы получили для вас сообщение из Центра управления полетом. Держите выключатель посадочных топливных баков в положении «выключено». Выключатель посадочных баков - в положении «выключено». Прием.
– Вас понял, - сказал Гленн. - Это Дружба-7.
Он хотел спросить почему. Но это нарушало кодекс чести - за исключением чрезвычайных ситуаций. Такие вопросы попадали в категорию нервной болтовни.
Над Австралией старина Гордо, Гордо Купер, приступил к той же теме:
– Ты подтверждаешь, что выключатель посадочного бака в отключенном положении? Прием.
– Подтверждаю, - сказал Гленн. - Выключатель посадочного бака в центральном отключенном положении.
– Ты не слышал каких-нибудь стуков на высоких скоростях?
– Нет.
– Такого ответа они и хотели.
Они по-прежнему ничего не объясняли, а Гленн не занимался нервной болтовней. Теперь на приборной панели загорелись две красные лампочки. Одна из них предупреждала о низком уровне топлива. Из-за рыскания капсулы оно почти закончилось. Что ж, пришла пора вступить в дело пилоту и правильно расположить капсулу перед вхождением в атмосферу… Другая лампочка сигнализировала об избытке воды в кабине. Она накапливалась как побочный продукт работы кислородной системы. Тем не менее Гленн продолжал заполнять карту контрольных проверок. Сейчас ему надо было немного поупражняться в растягивании эспандера, а затем измерить артериальное давление. Пилот-Пресвитерианин! Он проделал это без звука. Он растягивал эспандер, смотрел за красными лампочками, а потом вновь увидел рассвет. Два часа и сорок три минуты в полете, его второй рассвет над Тихим океаном, увиденный через перископ. Но он почти не наблюдал за ним. Он ждал нового появления своих светлячков. Заработал огромный реостат, земля вспыхнула пламенем, и тысячи светлячков закружились вокруг капсулы. Некоторые из них, казалось, находились на расстоянии целых миль. Их было огромное поле, галактика, микровселенная. В происхождении их сомневаться не приходилось: к капсуле они отношения не имели, а были частью космоса. Он снова потянулся за камерой: нужно сфотографировать их, пока хорошее освещение.
– Дружба-7, -раздался в наушниках голос диспетчера с острова Кантон. - Это Кантон. У нас тоже нет признаков того, что ваш посадочный бак разложен. Прием.
Гленн сразу же подумал: вот тут-то и пригодятся светлячки. Он расскажет им о светлячках, а они объяснят насчет посадочного бака. Но разве кто-нибудь говорил, что посадочный бак раскрылся?
– Вас понял, - сказал он. - Кто-нибудь докладывал, что посадочный бак разложен? Прием.
– Нет, - ответил диспетчер. - Нас просто попросили это проверить и поинтересоваться, не слышали ли вы каких-нибудь хлопков на высоких скоростях.
– Наверное, - сказал Гленн, - они подумали, что частицы, которые я видел, образовались из-за этого, но они… Их здесь тысячи - на много миль во всех направлениях, - и движутся очень медленно. Я видел их в том же самом месте на первой орбите. Прием.
Так разъяснилось это дело с посадочным баком.
Ему дали добро на третью - и последнюю - орбиту, когда он пролетал над Соединенными Штатами. Но он ничего не видел из-за облаков. Он накренил капсулу на шестьдесят градусов, чтобы смотреть прямо вниз, но увидел лишь облачную завесу. Она выглядела точно так же, как и из самолета на большой высоте. У него уже пропало настроение рассматривать пейзажи. Он стал думать о том, что ему предстоит сделать перед включением тормозных двигателей над Атлантикой, после того как он облетит вокруг мира еще один раз. Теперь надо было включить и двигатели, и гироскопы. Он несколько раз включил и выключил гироскопы, чтобы убедиться, что автоматическая система контроля углового положения снова заработала. Система давала сбои, и ему предстояло регулировать положение капсулы, используя в качестве ориентира горизонт. Он плыл над Америкой. Облака начали рассеиваться, и он мог разглядеть дельту Миссисипи. Ему казалось, что он смотрит на мир с хвоста бомбардировщика времен Второй мировой войны. Затем внизу стала проплывать Флорида. Внезапно он понял, что видит весь штат целиком. Он лежал внизу, словно на карте. Он дважды облетел вокруг мира за три часа и одиннадцать минут и только сейчас понял, насколько высоко он находится. Высота была примерно пятьсот пятьдесят тысяч футов. Он мог разглядеть Мыс - к этому времени он был уже над Бермудами.
– Это Дружба-7, -сказал он. - Я вижу внизу Мыс. Сверху он выглядит просто прекрасно.
– Вас понял, - отозвался с Бермуд Гас Гриссом.
– Как ты и говорил, - добавил Гленн.
– Именно, сынок, - ответил Гриссом. Да, это был разговор между братьями. Гленн скромно признал, что его товарищ Гриссом - один из трех американцев, видевших такое зрелище… а Гриссом назвал его «сынок».
Двадцать минут спустя он вновь пролетал над Африкой и солнце опять садилось, уже в третий раз. Оно потускнело, и Гленн… увидел кровь.Он увидел кровь над одним из окон. Он знал, что крови взяться неоткуда, но все же это была кровь. Раньше он ее не замечал - она была видна только под этим конкретным углом расположения реостата-солнца. Кровь и грязь. Грязь, должно быть, появилась после запуска эвакуационного отсека. А кровь… Наверное, жуки…Быть может, капсула при взлете врезалась в стаю жуков… или птиц…но в последнем случае он слышал бы удар. Должно быть, жуки, - но у жуков нет крови. А может, так преломлялись солнечные лучи… Потом он просто перестал об этом думать - переключился на другое. Еще один заход, еще одна оранжевая полоса вдоль линии горизонта, несколько желтых лент, голубых лент, чернота, бури, молнии - эти искры под одеялом… Все это почти не имело никакого значения. Предстоящая подготовка капсулы к запуску тормозных двигателей полностью завладела его сознанием. Чуть меньше чем через час заработают тормозные двигатели. Капсула продолжала медленно плыть, слегка покачиваясь в стороны. Кажется, гироскопы больше не играли никакой роли.
Он плыл дальше через ночь над Тихим океаном. Когда он достиг станции слежения на острове Кантон, он вновь повернул капсулу, чтобы увидеть последний рассвет через окно своими собственными глазами. Первые два он наблюдал через перископ, потому что летел задом наперед. Когда взошло солнце, вновь появились светлячки. Гленну казалось, будто он наблюдает восход солнца прямо из их гущи. Он снова стал докладывать на землю, что эти частицы вряд ли от капсулы, потому что часть их находилась в отдалении на несколько миль. И снова это никого не заинтересовало: ни на острове Кантон, ни на Гавайях, над которыми он вскоре оказался. Их занимало другое. Они готовили Гленну небольшой сюрприз, и вскоре он понял какой.
Он находился в полете уже четыре часа и двадцать одну минуту. Через двенадцать минут должны были включиться тормозные двигатели, чтобы замедлить вхождение капсулы в атмосферу. Еще минута и сорок пять секунд ушли на все эти «вы готовы?» и «вас понял», а также на установление связи с диспетчером на Гавайях. И тут последовал сюрприз.
– Дружба-7, -сказал диспетчер, - у нас есть сигнал сегмента 5-1 «Раскрытие посадочного бака». Мы подозреваем, что этот сигнал ошибочен. Тем не менее с Мыса просят вас проверить это - перевести выключатель посадочного бака в автоматическое положение и посмотреть, не загорится ли лампочка. Как поняли? Прием.
До него стало медленно доходить… Есть сигнал…И как долго? А ему даже ничего не сказали -держали в тайне! Я - пилот, а они отказываются сообщать мне данные о состоянии аппарата!Чувство оскорбления было даже сильнее гнева. Если посадочный бак раскрылся - а этого никак нельзя было увидеть, даже в перископ, потому что бак находился внизу, - то во время вхождения в атмосферу мог отскочить тепловой щит. А если тепловой щит отлетит, то пилот изжарится внутри капсулы, как бифштекс. Надо перевести выключатель в положение автоматического контроля; тогда, если бак открыт, загорится зеленая лампочка, и все станет ясно. Но слишком медленно это до него доходило!… Вот почему они расспрашивали его о положении выключателя - не хотели сообщать страшную правду слишком рано! Пусть завершит свои три орбиты, а тогда уж узнает плохие новости!
Кроме того, они еще хотели, чтобы он поигрался с выключателем. Ведь это глупо!Вполне могло оказаться, что с баком все в порядке, но случилось повреждение где-то в электросети - тогда манипуляции с автоматическим выключателем вызвали бы раскрытие бака. Но Гленн ничего не сказал об этом. Будем считать, что они приняли все это в расчет, иначе можно сорваться на испуганную нервную болтовню.
– О'кей, - сказал Гленн. - Если они это рекомендуют, то попробуем. Вы готовы?
– Да, как только будете готовы вы.
– Вас понял.
Он потянулся вперед и щелкнул выключателем… Лампочка не загорелась. Он тут же вернул выключатель в первоначальное положение.
– Отбой, - сказал он. - В автоматическом режиме лампочка не загорается. Я вернулся в положение «выключено». Прием.
– Вас понял. Это прекрасно. В таком случае, двигаемся дальше - вхождение в атмосферу будет нормальным.
Тормозные двигатели должны были включиться над Калифорнией, а к тому времени, как капсула спустится с орбиты и пройдет через атмосферу, Гленн окажется над Атлантическим океаном, возле Бермуд. Так было запланировано. Диспетчером в Калифорнии был Уолли Ширра. Меньше чем за минуту до того как толкнуть выключатель и запустить тормозные двигатели, Ширра сказал:
– Джон, сбрось тормозной пакет, когда будешь пролетать над Техасом. Как понял?
– Вас понял.
Но почему? Тормозной пакет оборачивался вокруг краев теплового щита и удерживал тормозные двигатели. Когда двигатели срабатывали, пакет слетал. Снова они обращались к теме теплового щита - без всяких объяснений. Но Гленну надо было сконцентрироваться на включении тормозных двигателей.
После запуска это была самая опасная часть полета. Если угол атаки капсулы окажется слишком маленьким, можно соскочить с верхнего слоя атмосферы и снова оказаться на орбите - до тех пор, пока не кончится запас кислорода. У вас больше не оставалось ракетных двигателей, чтобы снизить скорость. Если угол будет слишком отвесным, то нагревание из-за трения капсулы об атмосферу окажется настолько сильным, что человек сгорит в капсуле, а через две минуты капсула распадется на куски - с тепловым щитом или без него. Но главное не думать об этом. Поле сознания очень узкое, сказал Сент-Экзюпери. Что мне теперь делать?Наконец-то наступало время тест-пилота. Ах, да! Я был здесь раньше! И поэтому защищен!Я не попаду в передряги, из которых не смогу выбраться! Ему надо было проявить себя настоящим героем летных испытаний и попытаться выровнять капсулу самостоятельно, по горизонту, с помощью ручного контроля, или предпринять еще одну попытку использовать автоматический контроль. Пожалуйста, Господи… не дай мне нарушить правила. И что бы ответил Господь? (Попробуй автоматику, простофиля!) Он отсоединил и переустановил гироскопы. Он поставил рычаги управления на автоматический режим. Вот ответ на твои молитвы, Джон! Теперь приборы насмехались над тем, что он видел из окна и в перископ. Автоматика отлично работала при крене и вращении. Режим рыскания по-прежнему был отключен, так что Гленн исправил это вручную. Капсула поворачивалась вправо, а он подталкивал ее назад. Просто тренажер «Альфа»! То же самое! Такое же полное отсутствие ощущения движения… Когда он сосредоточивался на приборной панели и не смотрел на проплывавшую внизу землю, он вовсе не чувствовал, что проходит 17 500 миль в час… или даже пять миль в час. Гудящая маленькая кухня, вот и все… Он сидел в кресле, сжимая ручной тормоз; взгляд его был прикован к приборам… Вот она, настоящая жизнь, а не этот вечный бежевый цвет стен симулятора. Настоящее дело!
Ширра начал обратный отсчет перед запуском тормозных двигателей.
– Пять, четыре…
Гленн снова качнул капсулу назад с помощью рычага рыскания.
– …три, два, один, пуск.
Гленн дернул рычаг.
Тормозные двигатели включились по очереди: сначала первый, затем второй и третий. Звук был очень тихий, но в то же время Гленн почувствовал сильный толчок. В какой-то момент во время обратного отсчета он ощущал полное отсутствие движения. А уже в следующий - бум! бум! бум! -сильный толчок в спину. Он понял, что капсулу дернуло назад; теперь он вновь двигался в сторону Гавайских островов. Все так, как и должно быть! Чистое золото! Лампочка-индикатор тормозных двигателей загорелась зеленым светом. Все шло отлично. Скорость капсулы постепенно падала. Через одиннадцать минут она должна войти в земную атмосферу.
Ширра произнес:
– Не трогай посадочный пакет до Техаса.
И опять никаких объяснений! А сам Гленн догадаться не мог. Было только смутное чувство, что его зачем-то торопят. Но Гленн ничего по этому поводу не сказал, кроме «подтверждаю».
– Похоже, твое угловое положение в порядке, - сказал Ширра. - Трудно было его поддерживать?
– Да, я как следует помучился.
– Неплохо для работы на правительство, - сказал Ширра.
Это была одна из его любимых поговорок.
– У тебя есть время рассказать о сбрасывании тормозных двигателей? - спросил Гленн.
Это была завуалированная просьба каких-нибудь объяснений о посадочном пакете.
– В Техасе все узнаешь, - сказал Ширра. - Отбой.
Никто не собирался ему ничего объяснять! Не то чтобы мысль - нет, скорее чувствооскорбления стало расти.
Через три минуты вышла на связь станция слежения в Техасе:
-Дружба-7,это диспетчер Техаса. Мы рекомендуем вам сбросить посадочный пакет после завершения вхождения в атмосферу. Это значит, что вы должны перейти уровень 0,05 g, который ожидается в 04:43:53. Это означает также, что вы должны втянуть перископ вручную. Как поняли?
Он все понял.
– Это Дружба-7, -сказал Гленн. - Какова причина? У вас есть какая-нибудь причина? Прием.
– Не сейчас, - сказал техасский диспетчер. - Это решение Мыса. Вам дадут объяснение, когда вы окажетесь в зоне их видимости.
– Вас понял. Дружба-7.
Это было просто неслыханно. Картина начала прорисовываться…
Двадцать семь секунд спустя Гленн был уже над Мысом, и диспетчер голосом Алана Шепарда приказал ему убрать перископ вручную и приготовиться к вхождению в атмосферу.
Все это дело с посадочным баком и пакетом стало проясняться. За два часа, что длилась эта путаница, никто ничего не объяснил ему. Но если ему предстояло входить в атмосферу с посадочным пакетом, значит, по какой-то причине они хотели, чтобы все стропы были на месте. А возможная причина была только одна - что-то не в порядке с тепловым щитом. И они не собирались ему этого объяснять! Ему! -пилоту! Это было просто неслыханно! Это было…
В наушниках раздался голос Шепарда.
Пока Гленн убирал перископ, Шепард говорил:
– Мы не уверены, что твой посадочный бак закрыт. Нам кажется, что можно войти в атмосферу и с посадочным пакетом. Мы не видим тут никаких трудностей.
– Вас понял, - сказал Гленн.
Да, теперь он понимал. Если его посадочный бак раскрыт, значит, крепление теплового щита ослабло. Следовательно, щит может отлететь при вхождении в атмосферу - разве что стропы посадочного пакета удержат его на месте достаточно долго, чтобы установился правильный угол вхождения капсулы. А стропы скоро сгорят. Если тепловой щит отлетит, Гленн изжарится заживо. И если они не хотят, чтобы он - пилот! -знал об этом, значит, боятся, что он может впасть в панику. А если ему не нужнознать всю обстановку - лишь отдельные моменты, чтобы выполнять приказы, - значит, он вовсе не пилот!Эта цепочка мыслей промелькнула в мозгу Гленна так быстро, что он не успел бы в тот же самый момент высказать их словами. Его рассматривали как пассажира, как добавочный компонент, как инженера, рабочего котельного отделения автоматизированной системы. Как человека, у которого нет этой редкостной, невыразимой словами нужной вещи. Как будто нужная вещь вообще не имеет никакого значения! Это было попрание всего святого, причем за одно-единственное мгновение вспышки праведного негодования, когда Джон Гленн входил в земную атмосферу.
– Седьмой, это Мыс, - сказал Шепард. - Прием.
– Продолжай, Мыс, - ответил Гленн. - Связь прервалась…
– Мы советуем тебе…
Это было последнее, что он услышал, - началось вхождение в атмосферу. Он еще не чувствовал перегрузок, но трение и ионизация становились все сильнее, так что рация была теперь бесполезна. Капсулу начало сильно раскачивать, и Гленн боролся с качкой рычагами управления. Топлива для автоматической системы - перекиси водорода - осталось так мало, что Гленн даже не знал, работает ли система вообще. Капсула шла вниз. Тепловой щит находился снаружи капсулы, прямо за спиной Гленна. В окно он видел только абсолютно черное небо. Перископ был убран, поэтому на экране он тоже ничего не видел. Снаружи, где-то сверху, раздался глухой удар.Гленн посмотрел в окно и увидел строп. От посадочного пакета. Строп порвался!А следующим будет тепловой щит! Черное небо за окном начало становиться бледно-оранжевым. Строп, прижатый к окну, загорелся, а затем исчез. Вселенная приобрела ярко-оранжевый цвет. Это загорелся тепловой щит, не выдержав жуткой скорости снижения. Вот этого Шепард и Гриссом не видели. Они не входили в атмосферу на такой скорости. Тем не менее Гленн знал, что происходит. Ему пятьсот, тысячу раз рассказывали о том, как тепловой щит воспламенится, будет сгорать слой за слоем, испаряться, рассеивая в атмосферу тепло коронами пламени. Сейчас Гленн видел в окно только огонь. Он находился внутри огненного шара. Но вот мимо окна пролетел какой-то огромный горящий предмет. Затем еще один, еще… Капсулу затрясло… Разрушился тепловой щит! Он рассыпался на горящие куски - именно они пролетали сейчас за окном. Гленн попытался придать капсуле устойчивость с помощью ручного регулятора. Электродистанционное управление!Но крены и рыскания были слишком быстрыми… Этот «тренажер «Альфа» словно бы взбесился… Жара! Гленну казалось, что вся его нервная система была сейчас сосредоточена в спине. Если капсула начинала разрушаться и Гленну предстояло сгореть, то тепловая волна достигнет сначала спины. А позвоночник превратится в ленту раскаленного докрасна металла. Он уже знал, что будет испытывать и когда. Прямо сейчас!…Но ничего не происходило. Не было никакой жуткой жары и никаких горящих обломков… Да и тепловой щит не сгорел. Горящие куски были остатками посадочного пакета. Сначала сгорели стропы, а затем все остальное. Капсула продолжала раскачиваться, перегрузки нарастали. Он знал процесс увеличения g-уровня наизусть - тысячу раз проходил через него в центрифуге. Его прижимало к спинке кресла. Все труднее и труднее становилось действовать ручным регулятором. Гленн попытался прекратить раскачивание капсулы с помощью двигателей рыскания и двигателей крена, но раскачивания происходили слишком быстро. И вряд ли они шли на пользу капсуле.
Но вот красное свечение исчезло… Гленн выбрался из огненного шара… 7 g прижимали его к креслу… Он услышал голос диспетчера с Мыса:
– …Как слышно? Прием.
Это значило, что он прошел через ионосферу и теперь входил в нижние слои атмосферы.
– Громко и четко, а как вы?
– Вас понял, слышу вас громко и четко. Как себя чувствуете?
– Довольно неплохо.
– Вас понял. Ваша точка приземления находится в пределах одной мили от авианосца.
Что ж, неплохо.Не Йегер, конечно, но тоже неплохо. Он находился внутри полуторатонного куска неаэродинамичного металла. Он был на высоте сто тысяч футов и падал в океан, как огромное пушечное ядро. На такой высоте капсула уже утрачивала аэродинамические свойства. Ее ужасно трясло. В окно Джон видел мощный белый след инверсии, вьющийся по черному небу. Он падал со скоростью тысяча футов в секунду. Надвигался последний, решающий момент полета. Парашют либо раскроется, либо нет. Тряска все усиливалась. Посадочный пакет! Должно быть, часть пакета все еще была прикреплена к капсуле, и из-за этого ее потряхивало… Он не мог больше ждать. Парашют должен был раскрыться автоматически, но он не мог больше ждать. Тряска… Гленн потянулся, чтобы раскрыть парашют вручную, но он раскрылся автоматически, сначала буек, а затем главный парашют. Капсула повисла на парашюте, двигаясь по огромной дуге. Жара стояла ужасная, но парашют выдерживал. От его срабатывания Джона подбросило в кресле. Небо за окном было уже голубым. Продолжался все тот же день - солнечный день в Атлантике, возле Бермуд. Даже лампочка-индикатор посадочного бака горела зеленым светом. С посадочным баком все было в порядке. Со щитом тоже. Скорость снижения была правильной - сорок футов в секунду. Он слышал по рации болтовню экипажа спасательного судна. До приводнения оставалось только двадцать минут, только шесть миль. Он снова лежал на спине в своей кобуре. Небо за окном больше не было черным. Капсула раскачивалась под парашютом, Гленн смотрел вверх и видел облака, а над ними - синее небо. Ему было очень, очень жарко. Но это чувство было ему знакомо. Все эти бесконечные часы в тепловых камерах - ничего страшного, ты не погибнешь. Место посадки находилось лишь в трехстах милях от того места, где он стартовал - в тот же день, всего лишь пять часов назад. Приятный день посреди Атлантического океана недалеко от Бермудских островов. Солнце на небе поднялось только на семьдесят пять градусов. Было 2:45 пополудни. Оставалось только отсоединить все эти провода и шланги.