Страница:
Он рассмеялся, а я сбился с мысли и замолчал.
– Рыжий, ты что, в школе не учился? Это же всем известно! И древняя книга совсем не об этом. Тебе учиться нужно. Не то так и помрёшь неграмотным, в темноте и глупости.
У меня враз испортилось настроение. Непрошеные советы Каина меня разозлили.
– В школе я не учился, Каин. В наших краях как-то не додумались до такого развлечения. И что неграмотный – правда. Но, если я так тёмен и глуп, почему я тебя кормлю, а не наоборот?
Он промолчал и отвёл глаза. Прикинулся бдительным осматривал окрестности. Чудило! В зарослях не смотреть, а слушать надо! И принюхиваться. А всё туда же… в школе он учился! Грамотей!
– Давай-ка спать, светлый и умный. После отбоя пойдём к реке и, пока не переправимся, останавливаться не будем. Так что постарайся не думать, а спать.
– Ага! – сказал Каин, поднимаясь. – Я только к источнику схожу посуду вымою и воды напьюсь.
Нет, ну не псих?! А всё туда же, «образованный»…
– Посуду помой, конечно. А вот пить воду не стоит. Можно такую заразу подхватить – пожалеешь, что родился.
– Так я же из источника! Там, где мы купались…
– Если вода заразу убивает, почему думаешь, что не убьёт тебя? Чем ты лучше? Хочешь жить – извлекай воду из пищи.
Я поправил носки и ботинки, чтоб на солнце смотрели, вытрусил бушлат и улёгся на него, расслабился. Хорошо здесь. Не то что в этих городах, где дышать тошно, а жить тесно. Даже насморк пропал. Конечно! Здесь и воздух, и сам себе хозяин, и кругом всё простое и ясное…
Сквозь неплотно сомкнутые веки увидел, как Каин вернулся и тоже выставил обувь на солнышко для просушки. Я улыбнулся: «А может, и выживет. Потомок бродяг всё-таки…»
– Подъём! – сказал я. – Выдвигаемся к болоту. Как выйдем к реке, поворачивать назад будет поздно. Подумай хорошенько, ты готов? Как нога? Как себя чувствуешь?
Он уже обулся. Несколько раз подпрыгнул и сдержанно кивнул.
Завтракать не стали. Каин по жадности только раз укусил остывшее мясо полоза, скривился и сплюнул в траву.
– Протухло, что ли?
Я подал ему четверть тыквы и посоветовал тщательно прожевать мякоть:
– Вместо чистки зубов… только не глотай!
Через минуту мы вышли из тенистой прохлады рощи и окунулись во влажный, пропахший травами и пылью зной. Твёрдый грунт вскоре начал прогибаться, а спустя час за нами потянулись заметные следы с мутной болотной жижей.
– Ты уверен, что мы доберёмся до воды? – спросил Каин.
Он всё громче пыхтел у меня за спиной, заглушая чвакание болота, недовольно отпускающее ногу для следующего шага. Я не стал оборачиваться:
– Впереди – камыш. За ним выложим гать, а после – поплывём.
Слева едва заметно шевельнулся алый излом, чуть возвышающийся над коричневой поверхностью болота. Я немедленно взял правее, обходя крокодила по дуге. Теперь ближайшее чудовище располагалось справа от нас. Я его пока не видел, но был уверен, что хищник внимательно наблюдает, ожидая удобного положения, чтобы напасть. Не думаю, что в здешних краях крокодилы какие-то особенные. У себя, в Коврове, я бы вообще не волновался. Но тут следовало быть начеку: даже небольшая разница в повадках могла стоить жизни.
– Почему они не нападают? – хрипло спросил Каин.
– Они уже напали. Если обернёшься, увидишь, что путь назад отрезан. Всё побережье до самой воды поделено тварями на клетки. Каждый охраняет свою территорию. Загоняют добычу сообща, но едят порознь – кому Бог пошлёт…
Сзади послышался плеск и беспомощные ругательства.
Я остановился. Интересно, что его так разобрало: упоминание о заботе Бога об этих тварях или сообщение о том, что назад дороги нет? Обернулся: Каин барахтался в грязи, пытаясь подняться. Редкий дёрн был изодран, поэтому ноги разъезжались в стороны, не давая опоры, а руками ухватиться было не за что.
Я протянул ему дубинку:
– Держи, грамотей!
Кряхтя и постанывая, он выполз на траву. Здесь было не так скользко, и Каин сумел выпрямиться. Я огляделся: алые изломы позади нас выстроились дугой. Положение не казалось опасным, но нам следовало поторопиться.
– Рыжий, мы выберемся отсюда?
В его голосе было столько отчаяния, что пришлось ответить.
– Успокойся, Каин, – сказал я. – Проблемы у тебя внутри, а не снаружи нас. Сам посуди: ты упал, и нога… Не переживай: солнце придавит, грязь, что на тебе, задубеет, осыплется пылью, и будешь как новенький. Так что возьми себя в руки и давай убираться отсюда. Не то наши неторопливые загонщики поверят, что мы и впрямь – добыча.
Мы пошли чуть быстрее, замысловато петляя, чтобы всякий раз идти по границе владений зубастых тварей. Поэтому прошло долгих четыре часа, прежде чем послышалось шуршание камыша, а болотная вонь уступила запаху чистой речной воды. Я видел алые спины крокодилов, притаившихся у самых зарослей, слышал, как они недовольно пощёлкивают челюстями и шлёпают хвостами по грязи.
– По моей команде бежим вправо, – сказал я. – Меня обгонять не нужно, но постарайся не отставать. Всё понятно?
Каин что-то промычал в ответ, но такой уровень общения для нашей ситуации не годился:
– Тебе всё понятно, торговец? Это очень важно!
– Да понял я, – прохрипел он. – Бежим вправо. Не обгонять.
Я обернулся: парень казался испуганным и усталым. Пот на его лице смешивался с грязью. Он был похож на депа, каким его рисуют наши деревенские ребятишки.
– Сосредоточься, Каин, – сказал я. – Нам нужно быстро пробежать всего лишь две-три сотни метров. В зарослях камыша эти твари не охотятся. Там у них заповедник.
Он ничего не ответил. Только кивнул.
Тогда я крикнул «бежим» и помчался вправо, как и обещал. Частое хлюпанье рядом подсказывало, что Каин пока не отставал. Через две сотни шагов я круто свернул влево и столкнулся с ним. Мы едва не упали, но как-то обошлось. Вскоре над головами сомкнулись метёлки камыша.
Следовало пробежать ещё с десяток метров вглубь зарослей. Но пришлось остановиться, потому что Каин, ломая стебли, неожиданно повалился на грунт.
Я удивился. Здесь было суше скользкой грязи, по которой мы только что бежали. Но и далеко не степь, чтобы вот так, запросто, переходить в «положение лёжа».
– В чём дело? – спросил я, едва восстановилось дыхание.
– Нога…
Каин задрал штанину, и я увидел, что нога опухла, а само место укуса покраснело и сочилось сукровицей. Мешком сушёного подорожника я расплатился за постой в Серпухове, но кисет с целебной травой, разумеется, придержал. Кисет остался в шинели, шинель – у бронированного Данилы…
– Дурак ты, – сказал я. – Поверь, мне очень жаль, но скоро ты умрёшь.
Я не стал развивать эту мысль. Меня ждали несколько дел, откладывать которые значило составить компанию моему остроглазому, без пяти минут покойному другу.
Прежде всего, работая двумя ножами, я выкосил приличную территорию. Стерню, острыми кольями торчавшую из грунта, посбивал ногами, а сам камыш собрал в стог. Потом, заметно кривя на Восток, выкосил ложный коридор до самого выхода из зарослей. Как и ожидалось: моё появление было немедленно отмечено крокодилами. Я насчитал около двух десятков чудовищ. Смотреть, как они собираются возле прорубленной в зарослях тропы, не стал. Твари обладали умом, но сообразительными их считать не стоило. То, что проложенная дорога может оказаться ложной, они поймут не раньше, чем через тысячу лет. К этому времени меня здесь давно уже не будет.
Не обращая внимания на призывные взгляды Каина, я выкосил другую просеку, ведущую на Север, – кратчайшее направление к реке. Оставив нетронутыми последние метры зарослей, тихо прокрался к границе камыша и оценил расстояние до уреза воды. Шагов пятьдесят. Немного. Если бы не топь, можно было бы рвануть немедленно. Но я знал, что ровная поверхность песка и глины таит немало опасностей. Помимо того, что в ней легко увязнуть, – в глубине прятались гнёзда пиявок и медуз, наступив на которые, несчастный будет немедленно атакован всем ульем. Тысячи хищников в считаные мгновения облепят жертву.
Спастись от них можно только одним способом – уклониться от встречи.
Ширина реки в этом месте составляла не больше ста метров. Я видел буруны и пену у противоположного обрывистого берега, серого и сухого. Настораживало отсутствие следов недавних оползней. С одной стороны, это могло означать крепость склона. С другой – оползень мог созреть как раз к нашему приходу.
И как на эту стену вскарабкается Каин? С больной, опухающей ногой…
У подножия – та же топь, только под слоем воды. Первые два-три метра на руках… Какая чушь! О чём я думаю?! Главный вопрос: как его переправить на ту сторону? Речные твари чувствительны к человеческой крови. Так повелось ещё со времён Упадка, когда, по слухам, трупов было так много, что на них выросло не одно поколение химер…
И до воды нужно бежать быстро, бросая рубленый камыш под ноги. Две-три ходки, не меньше. И только на четвёртый заход гать подберётся к самой реке. И всё это на глазах у крокодилов. Чтобы понять, куда бежит добыча, много мозгов не нужно. А плавают эти твари не хуже меня… Нет, на ту сторону парню не выбраться. Во всяком случае, я ему не помощник. Пусть своего Бога просит…
Из-за спины донеслись крики Каина. Он звал меня.
С ножами в руках я выбежал на поляну и не узнал её. Над моим другом нависали два огромных корыта: на одном из них возвышался курень. Всё было каким-то серым, тусклым, нерадостным. Люди стояли в обеих посудинах. Они смотрели на нас сверху и молчали. На мгновение даже камыш онемел. И тогда Каин крикнул:
– Смотри, Рыжий. Господь меня не оставил. За мной прилетели…
ЧАСТЬ 2
1. ДАНИЛА ХОЛОДНЯК
2. РЫЖИЙ ХОНДА
– Рыжий, ты что, в школе не учился? Это же всем известно! И древняя книга совсем не об этом. Тебе учиться нужно. Не то так и помрёшь неграмотным, в темноте и глупости.
У меня враз испортилось настроение. Непрошеные советы Каина меня разозлили.
– В школе я не учился, Каин. В наших краях как-то не додумались до такого развлечения. И что неграмотный – правда. Но, если я так тёмен и глуп, почему я тебя кормлю, а не наоборот?
Он промолчал и отвёл глаза. Прикинулся бдительным осматривал окрестности. Чудило! В зарослях не смотреть, а слушать надо! И принюхиваться. А всё туда же… в школе он учился! Грамотей!
– Давай-ка спать, светлый и умный. После отбоя пойдём к реке и, пока не переправимся, останавливаться не будем. Так что постарайся не думать, а спать.
– Ага! – сказал Каин, поднимаясь. – Я только к источнику схожу посуду вымою и воды напьюсь.
Нет, ну не псих?! А всё туда же, «образованный»…
– Посуду помой, конечно. А вот пить воду не стоит. Можно такую заразу подхватить – пожалеешь, что родился.
– Так я же из источника! Там, где мы купались…
– Если вода заразу убивает, почему думаешь, что не убьёт тебя? Чем ты лучше? Хочешь жить – извлекай воду из пищи.
Я поправил носки и ботинки, чтоб на солнце смотрели, вытрусил бушлат и улёгся на него, расслабился. Хорошо здесь. Не то что в этих городах, где дышать тошно, а жить тесно. Даже насморк пропал. Конечно! Здесь и воздух, и сам себе хозяин, и кругом всё простое и ясное…
Сквозь неплотно сомкнутые веки увидел, как Каин вернулся и тоже выставил обувь на солнышко для просушки. Я улыбнулся: «А может, и выживет. Потомок бродяг всё-таки…»
* * *
На часах было пять тридцать, когда я растолкал Каина.– Подъём! – сказал я. – Выдвигаемся к болоту. Как выйдем к реке, поворачивать назад будет поздно. Подумай хорошенько, ты готов? Как нога? Как себя чувствуешь?
Он уже обулся. Несколько раз подпрыгнул и сдержанно кивнул.
Завтракать не стали. Каин по жадности только раз укусил остывшее мясо полоза, скривился и сплюнул в траву.
– Протухло, что ли?
Я подал ему четверть тыквы и посоветовал тщательно прожевать мякоть:
– Вместо чистки зубов… только не глотай!
Через минуту мы вышли из тенистой прохлады рощи и окунулись во влажный, пропахший травами и пылью зной. Твёрдый грунт вскоре начал прогибаться, а спустя час за нами потянулись заметные следы с мутной болотной жижей.
– Ты уверен, что мы доберёмся до воды? – спросил Каин.
Он всё громче пыхтел у меня за спиной, заглушая чвакание болота, недовольно отпускающее ногу для следующего шага. Я не стал оборачиваться:
– Впереди – камыш. За ним выложим гать, а после – поплывём.
Слева едва заметно шевельнулся алый излом, чуть возвышающийся над коричневой поверхностью болота. Я немедленно взял правее, обходя крокодила по дуге. Теперь ближайшее чудовище располагалось справа от нас. Я его пока не видел, но был уверен, что хищник внимательно наблюдает, ожидая удобного положения, чтобы напасть. Не думаю, что в здешних краях крокодилы какие-то особенные. У себя, в Коврове, я бы вообще не волновался. Но тут следовало быть начеку: даже небольшая разница в повадках могла стоить жизни.
– Почему они не нападают? – хрипло спросил Каин.
– Они уже напали. Если обернёшься, увидишь, что путь назад отрезан. Всё побережье до самой воды поделено тварями на клетки. Каждый охраняет свою территорию. Загоняют добычу сообща, но едят порознь – кому Бог пошлёт…
Сзади послышался плеск и беспомощные ругательства.
Я остановился. Интересно, что его так разобрало: упоминание о заботе Бога об этих тварях или сообщение о том, что назад дороги нет? Обернулся: Каин барахтался в грязи, пытаясь подняться. Редкий дёрн был изодран, поэтому ноги разъезжались в стороны, не давая опоры, а руками ухватиться было не за что.
Я протянул ему дубинку:
– Держи, грамотей!
Кряхтя и постанывая, он выполз на траву. Здесь было не так скользко, и Каин сумел выпрямиться. Я огляделся: алые изломы позади нас выстроились дугой. Положение не казалось опасным, но нам следовало поторопиться.
– Рыжий, мы выберемся отсюда?
В его голосе было столько отчаяния, что пришлось ответить.
– Успокойся, Каин, – сказал я. – Проблемы у тебя внутри, а не снаружи нас. Сам посуди: ты упал, и нога… Не переживай: солнце придавит, грязь, что на тебе, задубеет, осыплется пылью, и будешь как новенький. Так что возьми себя в руки и давай убираться отсюда. Не то наши неторопливые загонщики поверят, что мы и впрямь – добыча.
Мы пошли чуть быстрее, замысловато петляя, чтобы всякий раз идти по границе владений зубастых тварей. Поэтому прошло долгих четыре часа, прежде чем послышалось шуршание камыша, а болотная вонь уступила запаху чистой речной воды. Я видел алые спины крокодилов, притаившихся у самых зарослей, слышал, как они недовольно пощёлкивают челюстями и шлёпают хвостами по грязи.
– По моей команде бежим вправо, – сказал я. – Меня обгонять не нужно, но постарайся не отставать. Всё понятно?
Каин что-то промычал в ответ, но такой уровень общения для нашей ситуации не годился:
– Тебе всё понятно, торговец? Это очень важно!
– Да понял я, – прохрипел он. – Бежим вправо. Не обгонять.
Я обернулся: парень казался испуганным и усталым. Пот на его лице смешивался с грязью. Он был похож на депа, каким его рисуют наши деревенские ребятишки.
– Сосредоточься, Каин, – сказал я. – Нам нужно быстро пробежать всего лишь две-три сотни метров. В зарослях камыша эти твари не охотятся. Там у них заповедник.
Он ничего не ответил. Только кивнул.
Тогда я крикнул «бежим» и помчался вправо, как и обещал. Частое хлюпанье рядом подсказывало, что Каин пока не отставал. Через две сотни шагов я круто свернул влево и столкнулся с ним. Мы едва не упали, но как-то обошлось. Вскоре над головами сомкнулись метёлки камыша.
Следовало пробежать ещё с десяток метров вглубь зарослей. Но пришлось остановиться, потому что Каин, ломая стебли, неожиданно повалился на грунт.
Я удивился. Здесь было суше скользкой грязи, по которой мы только что бежали. Но и далеко не степь, чтобы вот так, запросто, переходить в «положение лёжа».
– В чём дело? – спросил я, едва восстановилось дыхание.
– Нога…
Каин задрал штанину, и я увидел, что нога опухла, а само место укуса покраснело и сочилось сукровицей. Мешком сушёного подорожника я расплатился за постой в Серпухове, но кисет с целебной травой, разумеется, придержал. Кисет остался в шинели, шинель – у бронированного Данилы…
– Дурак ты, – сказал я. – Поверь, мне очень жаль, но скоро ты умрёшь.
Я не стал развивать эту мысль. Меня ждали несколько дел, откладывать которые значило составить компанию моему остроглазому, без пяти минут покойному другу.
Прежде всего, работая двумя ножами, я выкосил приличную территорию. Стерню, острыми кольями торчавшую из грунта, посбивал ногами, а сам камыш собрал в стог. Потом, заметно кривя на Восток, выкосил ложный коридор до самого выхода из зарослей. Как и ожидалось: моё появление было немедленно отмечено крокодилами. Я насчитал около двух десятков чудовищ. Смотреть, как они собираются возле прорубленной в зарослях тропы, не стал. Твари обладали умом, но сообразительными их считать не стоило. То, что проложенная дорога может оказаться ложной, они поймут не раньше, чем через тысячу лет. К этому времени меня здесь давно уже не будет.
Не обращая внимания на призывные взгляды Каина, я выкосил другую просеку, ведущую на Север, – кратчайшее направление к реке. Оставив нетронутыми последние метры зарослей, тихо прокрался к границе камыша и оценил расстояние до уреза воды. Шагов пятьдесят. Немного. Если бы не топь, можно было бы рвануть немедленно. Но я знал, что ровная поверхность песка и глины таит немало опасностей. Помимо того, что в ней легко увязнуть, – в глубине прятались гнёзда пиявок и медуз, наступив на которые, несчастный будет немедленно атакован всем ульем. Тысячи хищников в считаные мгновения облепят жертву.
Спастись от них можно только одним способом – уклониться от встречи.
Ширина реки в этом месте составляла не больше ста метров. Я видел буруны и пену у противоположного обрывистого берега, серого и сухого. Настораживало отсутствие следов недавних оползней. С одной стороны, это могло означать крепость склона. С другой – оползень мог созреть как раз к нашему приходу.
И как на эту стену вскарабкается Каин? С больной, опухающей ногой…
У подножия – та же топь, только под слоем воды. Первые два-три метра на руках… Какая чушь! О чём я думаю?! Главный вопрос: как его переправить на ту сторону? Речные твари чувствительны к человеческой крови. Так повелось ещё со времён Упадка, когда, по слухам, трупов было так много, что на них выросло не одно поколение химер…
И до воды нужно бежать быстро, бросая рубленый камыш под ноги. Две-три ходки, не меньше. И только на четвёртый заход гать подберётся к самой реке. И всё это на глазах у крокодилов. Чтобы понять, куда бежит добыча, много мозгов не нужно. А плавают эти твари не хуже меня… Нет, на ту сторону парню не выбраться. Во всяком случае, я ему не помощник. Пусть своего Бога просит…
Из-за спины донеслись крики Каина. Он звал меня.
С ножами в руках я выбежал на поляну и не узнал её. Над моим другом нависали два огромных корыта: на одном из них возвышался курень. Всё было каким-то серым, тусклым, нерадостным. Люди стояли в обеих посудинах. Они смотрели на нас сверху и молчали. На мгновение даже камыш онемел. И тогда Каин крикнул:
– Смотри, Рыжий. Господь меня не оставил. За мной прилетели…
ЧАСТЬ 2
Чистое Поле. Брянск – Шостка
1. ДАНИЛА ХОЛОДНЯК
Удивительное дело – удача. Человек до самой смерти будет считать себя конченым неудачником, ни разу не задумавшись, что до своей жизни был одним из нескольких миллионов сперматозоидов, идущих в атаку на яйцеклетку. С этой точки зрения, все живущие – счастливчики по факту рождения. Так что вопрос о везении и неудачах носит относительный характер, но не абсолютный. Приказ начальника застал меня врасплох. Не Упадок, конечно, но заметный удар по моим планам на вечер.
Но вот он я – на барже Пека, в сытости и благодушии. Я лежу, я расслаблен, и мне хорошо. Голова чуть приподнята на жёстком тюфяке, набитом деревом. Запах опилок должен оказывать стимулирующий эффект на предмет бдительной бодрости. Или бодрой бдительности. Это как кому нравится. А сам тюфяк приподнимает плечи и голову. Чтоб лучше смотрелось и дальше виделось. Только равнодушен я и к бодрости, и к бдительности: то ли тонизирующие ароматы лимона и мяты выветрились, то ли обед был слишком плотным…
А чего мне должно быть «плохо»? Внедрение прошло на «отлично». Купец без второго слова зачислил в команду и предоставил транспорт. Тюфяк, плед, кухня, крем от щетины. Не экспедиция, а отпуск по случаю лёгкого ранения. А Сальтан меня скудоумием попрекал, «не можешь мыслить системно», «умрёшь-пропадёшь»…
Всё сложилось само собой, без всякой системы, и никто не умер!
И встретились как по расписанию: в тот же отбой, как вышли из Перехода, я в бинокль разглядел две леталки, плывущие от северо-востока. Спустя полтора часа караван пролетел в километре от нас. Выждав для верности ещё час, мы побежали. Грунт был плотным, трава – редкой, опасный кустарник обходили стороной. Булыга отгонял живность, и мы без приключений преследовали Мутного, изредка переходя с неспешной трусцы на быстрый шаг. Через три часа сцепка замедлила ход и замерла возле неглубокого ручья. Наверное, купец здесь всякий раз останавливался, потому что охрана с кольями не возилась: с баржи попрыгали люди и деловито зачалили оба транспорта к якорям, вбитым в землю в предыдущих походах.
Потом появились шалавы. Ничуть не смущаясь охранников, они голышом выкупались в ручье и долго растирали друг друга полотенцами, сушили волосы, расчёсывались. В бинокль все детали этого представления были хорошо видны, но ещё больше порадовало поведение пятёрки бойцов – вместо того чтоб следить за природой, не отводили глаз от девушек. Впрочем, им было на что посмотреть: ровный загар и всё такое… Только Тамила красивее этих потаскушек будет. Грудь, конечно, поменьше, и задница не такая… вызывающая. Зато живая у меня жёнушка. Не то что эти куклы с безупречными лицами. Впрочем, наверное, придираюсь: роскошные гривы, длинные ноги, тонкая талия… Дуры лакированные.
А вот ткани у Мутного – первый сорт. Я, конечно, не большой специалист, но как зашёл купец с девками в крепость на буксире, так эхо от спрямления фандра даже сюда докатилось. И сразу понятно: атаковать купца в палатке теперь можно только с лучемётом. А так: хоть кувалдой бей, хоть головой – толку никакого. Крепче камня пополам с железом. Видел я такие конструкции на древних развалинах. Умели делать до Упадка.
После ухода начальства охрана занялась делом: водные процедуры, приём пищи, подготовка к отдыху. Всё быстро, слаженно, буднично. Двоих оставили на вахте. Остальные забрались на баржу и тут же улеглись.
Мы, конечно, не стали им мешать. В том смысле, что не вмешивались, пока они не уснули.
Через час Булыга доложил, что скентовался с подходящей семейкой химер. Важно, что именно с «подходящей». Булыга – он такой! Кого хочешь позовёт. Чаще, конечно, его просят, чтоб не звал, а отпугивал. Но бывает и так, что без помощи враждебной фауны не обойтись. Вот как тогда, например. Через два часа к ручью вышли десятка полтора особей. Не самые кошмарные жупелы, но вздрогнуть было от чего: четыре ноги сливаются в одну длинную шею, на которой, воротником, – длинные крепкие щупальца. А на самом конце, в четырёх метрах над землёй – подсолнухом – выворачивающаяся наизнанку зубастая пасть. И где у этой твари глаза и уши или, скажем, перед или зад, не разобрать. Ничего не понятно.
Вахтенные не спали: криками разбудили товарищей. Те тоже не мешкали: похватали оружие, стали кругом. Это было их первой ошибкой. И последней. Потому что в Поле дважды ошибаются только счастливчики – обычным людям, чтобы умереть, достаточно одной попытки.
Когда монстры стащили вниз двоих, один из охранников перескочил на буксир, залез на палатку и принялся колотить мечом по крыше. Дурак, конечно. Или из далёкой провинции, не знает, что, когда фандр активирован, внутри ни фига не слышно. На учениях нас заставляли заворачиваться в тренчи, а вторые номера со страшной силой лупили молотками по спинам. Снаружи – грохот, как в кузне. А внутри тихо, будто в казарме во время сна старослужащих. И жарко, как в бане. Это энергию молотка фандр превращает в тепло. Когда-то я даже знал, как эта энергия называется. На курсах молодого бойца объясняли.
Только о законе сохранения я уже на ходу додумывал, когда мы бежали на «выручку». Булыга, в полном соответствии с планом, отстал, а вот мент порадовал резвостью: до места схватки мне оставалось не меньше двадцати метров, когда Иван вклинился в самую гущу химер…
И ничего особенного, между прочим. Мечами, конечно, он горазд махать, так ведь и я машу не хуже. Наше тактическое преимущество сказалось незамедлительно: минуты не прошло, как несколько тварей уже лежали бесформенными грудами. Чтобы защитить ноги, монстрам нужно было низко наклониться. Так что одной рукой угрожаешь, другой – рубишь. А если тварь не желает кланяться – рубишь ногу. Очень удобно. Молодец, Булыга! Приходящих монстриков вызвал.
Отогнал он их тоже вовремя. Едва упал последний защитник баржи, твари, не разворачиваясь, как стояли к нам фронтом, так и побежали в кусты. Так что с передом и задом я так и не разобрался. Впрочем, не больно-то и хотелось эти «тайны природы» разгадывать.
Кивнув измазанному жёлтой кровью Ивану, я осмотрелся: всё правильно, шустря к с купеческого шатра уже спустился и, заметно проседая на подгибающихся ногах, шёл к нам. Живым больше никто не притворялся.
«Спасённого» звали Феликс. Струхнул он изрядно. В нас видел героев: преданно заглядывал в глаза, тряс руки и приглашал в гости в Кириши. Когда Иван спросил, где это, – Феликс будто очнулся: ещё раз поблагодарил за спасение и приступил к похоронам. Стащил в кучу останки, принёс две лопаты и принялся копать яму. Сначала один. Потом с Иваном.
Классный мужик – Иван. Я ведь думал, что столичный пуриц будет права качать, ну как же: Москва! Школа милиции! Я ошибался. Все мои распоряжения Иван выполнял спокойно, быстро и без вопросов.
Вот только, когда я объяснил план ликвидации охраны Мутного, было видно, что он расстроился. Что-то ему не понравилось. Я даже догадываюсь, что. Но ведь победителей не судят?
Главное – всё получилось. Купец внимательно осмотрел мёртвых химер. К этому времени охрана уже покоилась под двумя метрами грунта, но место побоища всё равно произвело на него впечатление. Не сказал бы, что он сильно расшаркивался перед нами, но и скулу не воротил, в глаза смотрел спокойно и даже с какой-то печалью.
Странный он, купец этот. Великой крепости человек. Я же вижу. Движения ловкие, быстрые…
Шалавы вблизи оказались ещё страшнее, чем в бинокль: кожа чистая, ухоженная, волосы густые, пушистые, лоснятся, солнцем играют. Я, пока их не увидел, думал, что такие барышни только на упаднических картинах бывают… Умели же рисовать люди! Теперешние мазилы так не могут. Только в голову как-то не приходило, что такие девчонки могут однажды в натуре встретиться. Тамилка рядом с ними – Золушка, факт! Но ведь и сердце Золушки известно. А куклы – они и есть куклы. Разве что бродяге на загляденье. Он-то от давалок в восторге. Всё подле них трётся…
О бродяге – отдельный разговор.
Пополнение я опознал сразу: Рыжий с Каином. Как здесь очутились – понятно: бежали тем же Переходом, что и наша команда. Очень смущают одёжка и оружие. Неприятно.
Неправильно. Что сбежали – на то и ротозеи, вернусь – шкуру спущу. Но вот обувка, лепиха и дубинки подсказывают, что не просто так улетели, соколики. И часы у Рыжего приметные. Панамарёва часики. Но чтобы Панама свои бачата по доброй воле отдал? Проще Землю по новой в обход Солнца запустить. Вот и выходит, что бродяга не у Панамы вещички взял, а с тела снял. А это скверно. Очень. Это настолько хреново, что теперь чего ни сделаешь, всё будет в убыток.
К примеру: скрутить обоих и заставить купца повернуть на Брянск. И убийц бы доставил, и к Тамиле вернулся. Но как я в рапорте обосную, какого депа четверых москвичей в землю закопал? Булыга смолчит, не в первый раз друг друга покрываем. Но Иван молчать не будет. Или Ивана туда же? Не выйдет! Менты выше головы ходят. Мне туда даже на секундочку не прыгнуть.
А вот ещё вопрос: с какой радости я вообще к Мутному привязался? Рыжий купца впервые в жизни видит, по всему понятно. Выходит, режик не у него взял? Но сам-то Рыжий ничего не говорил, это Каин сказал… сказал, что ему «кажется». Дела. Тогда что я тут делаю? И зачем москвичей убил?
Нет уж. Пусть всё идёт, как движется. Тем более что бакланы меня не рифманули. С бродягой я вообще раз в жизни встречался, и то в спецформе. И перед Гудлаем никогда без шляпы и очков не рисовался, хоть и знаком с ним давно. Только голос. По голосу узнает, зараза. Он хитрый. И умный. Хотя бы потому, что, сколько его знаю, всегда прикидывался простаком.
Так что лучший вариант – избавиться от обоих, а купца довести до склада. Хорошо бы там оружие оказалось. Иначе жизни не хватит, чтоб отмыться. Даже если всю Москву фандром укрою – не простят. Не забудут…
А может, всех выкосить? Надо будет с Булыгой посоветоваться. Яд там какой-нибудь или воду особенную. Что-то же нужно делать? И деп с ним, с оружием: вернусь и сочиню что-нибудь полезное для Дружины. За сказки у нас лучше платят, чем за подвиги… Ага. Кажется, начинается. Булыга-то не спит. Точно, вон оно, облачко. Со стороны солнца заходит.
В бинокле «облако» разваливается на стаю сектов: огромные вполбашки глаза, радуга крыльев, вытянутое клювжало с загнутыми к голове шипами. Чтоб, значит, жертва с «крючка» не сорвалась. Кувыркающиеся циферки под «картинкой» обращаются в чёрточки: дальномеру не за что ухватиться, цели для него на таком расстоянии слишком мелкие.
А Рыжий в другую сторону смотрит. Ему бы приглядеться, что под солнцем делается, а он на юг зрение расходует. Тоже мне, дитя Поля…
И воевода, выходит, неправ. Как он уверенно мне Семёна клеил: «Дурак, не можешь мыслить системно!» Но вот же я мыслю! Варианты, сценарии… и результаты налицо, между прочим. Да сам он дурак! Правду говорят: большой бугор заметен не размерами, а крутизной.
Смотрю на южный горизонт: лёгкая дымка с размазанными по небу хвостами облаков… нет, секты интереснее.
Но вот он я – на барже Пека, в сытости и благодушии. Я лежу, я расслаблен, и мне хорошо. Голова чуть приподнята на жёстком тюфяке, набитом деревом. Запах опилок должен оказывать стимулирующий эффект на предмет бдительной бодрости. Или бодрой бдительности. Это как кому нравится. А сам тюфяк приподнимает плечи и голову. Чтоб лучше смотрелось и дальше виделось. Только равнодушен я и к бодрости, и к бдительности: то ли тонизирующие ароматы лимона и мяты выветрились, то ли обед был слишком плотным…
А чего мне должно быть «плохо»? Внедрение прошло на «отлично». Купец без второго слова зачислил в команду и предоставил транспорт. Тюфяк, плед, кухня, крем от щетины. Не экспедиция, а отпуск по случаю лёгкого ранения. А Сальтан меня скудоумием попрекал, «не можешь мыслить системно», «умрёшь-пропадёшь»…
Всё сложилось само собой, без всякой системы, и никто не умер!
И встретились как по расписанию: в тот же отбой, как вышли из Перехода, я в бинокль разглядел две леталки, плывущие от северо-востока. Спустя полтора часа караван пролетел в километре от нас. Выждав для верности ещё час, мы побежали. Грунт был плотным, трава – редкой, опасный кустарник обходили стороной. Булыга отгонял живность, и мы без приключений преследовали Мутного, изредка переходя с неспешной трусцы на быстрый шаг. Через три часа сцепка замедлила ход и замерла возле неглубокого ручья. Наверное, купец здесь всякий раз останавливался, потому что охрана с кольями не возилась: с баржи попрыгали люди и деловито зачалили оба транспорта к якорям, вбитым в землю в предыдущих походах.
Потом появились шалавы. Ничуть не смущаясь охранников, они голышом выкупались в ручье и долго растирали друг друга полотенцами, сушили волосы, расчёсывались. В бинокль все детали этого представления были хорошо видны, но ещё больше порадовало поведение пятёрки бойцов – вместо того чтоб следить за природой, не отводили глаз от девушек. Впрочем, им было на что посмотреть: ровный загар и всё такое… Только Тамила красивее этих потаскушек будет. Грудь, конечно, поменьше, и задница не такая… вызывающая. Зато живая у меня жёнушка. Не то что эти куклы с безупречными лицами. Впрочем, наверное, придираюсь: роскошные гривы, длинные ноги, тонкая талия… Дуры лакированные.
А вот ткани у Мутного – первый сорт. Я, конечно, не большой специалист, но как зашёл купец с девками в крепость на буксире, так эхо от спрямления фандра даже сюда докатилось. И сразу понятно: атаковать купца в палатке теперь можно только с лучемётом. А так: хоть кувалдой бей, хоть головой – толку никакого. Крепче камня пополам с железом. Видел я такие конструкции на древних развалинах. Умели делать до Упадка.
После ухода начальства охрана занялась делом: водные процедуры, приём пищи, подготовка к отдыху. Всё быстро, слаженно, буднично. Двоих оставили на вахте. Остальные забрались на баржу и тут же улеглись.
Мы, конечно, не стали им мешать. В том смысле, что не вмешивались, пока они не уснули.
Через час Булыга доложил, что скентовался с подходящей семейкой химер. Важно, что именно с «подходящей». Булыга – он такой! Кого хочешь позовёт. Чаще, конечно, его просят, чтоб не звал, а отпугивал. Но бывает и так, что без помощи враждебной фауны не обойтись. Вот как тогда, например. Через два часа к ручью вышли десятка полтора особей. Не самые кошмарные жупелы, но вздрогнуть было от чего: четыре ноги сливаются в одну длинную шею, на которой, воротником, – длинные крепкие щупальца. А на самом конце, в четырёх метрах над землёй – подсолнухом – выворачивающаяся наизнанку зубастая пасть. И где у этой твари глаза и уши или, скажем, перед или зад, не разобрать. Ничего не понятно.
Вахтенные не спали: криками разбудили товарищей. Те тоже не мешкали: похватали оружие, стали кругом. Это было их первой ошибкой. И последней. Потому что в Поле дважды ошибаются только счастливчики – обычным людям, чтобы умереть, достаточно одной попытки.
Когда монстры стащили вниз двоих, один из охранников перескочил на буксир, залез на палатку и принялся колотить мечом по крыше. Дурак, конечно. Или из далёкой провинции, не знает, что, когда фандр активирован, внутри ни фига не слышно. На учениях нас заставляли заворачиваться в тренчи, а вторые номера со страшной силой лупили молотками по спинам. Снаружи – грохот, как в кузне. А внутри тихо, будто в казарме во время сна старослужащих. И жарко, как в бане. Это энергию молотка фандр превращает в тепло. Когда-то я даже знал, как эта энергия называется. На курсах молодого бойца объясняли.
Только о законе сохранения я уже на ходу додумывал, когда мы бежали на «выручку». Булыга, в полном соответствии с планом, отстал, а вот мент порадовал резвостью: до места схватки мне оставалось не меньше двадцати метров, когда Иван вклинился в самую гущу химер…
И ничего особенного, между прочим. Мечами, конечно, он горазд махать, так ведь и я машу не хуже. Наше тактическое преимущество сказалось незамедлительно: минуты не прошло, как несколько тварей уже лежали бесформенными грудами. Чтобы защитить ноги, монстрам нужно было низко наклониться. Так что одной рукой угрожаешь, другой – рубишь. А если тварь не желает кланяться – рубишь ногу. Очень удобно. Молодец, Булыга! Приходящих монстриков вызвал.
Отогнал он их тоже вовремя. Едва упал последний защитник баржи, твари, не разворачиваясь, как стояли к нам фронтом, так и побежали в кусты. Так что с передом и задом я так и не разобрался. Впрочем, не больно-то и хотелось эти «тайны природы» разгадывать.
Кивнув измазанному жёлтой кровью Ивану, я осмотрелся: всё правильно, шустря к с купеческого шатра уже спустился и, заметно проседая на подгибающихся ногах, шёл к нам. Живым больше никто не притворялся.
«Спасённого» звали Феликс. Струхнул он изрядно. В нас видел героев: преданно заглядывал в глаза, тряс руки и приглашал в гости в Кириши. Когда Иван спросил, где это, – Феликс будто очнулся: ещё раз поблагодарил за спасение и приступил к похоронам. Стащил в кучу останки, принёс две лопаты и принялся копать яму. Сначала один. Потом с Иваном.
Классный мужик – Иван. Я ведь думал, что столичный пуриц будет права качать, ну как же: Москва! Школа милиции! Я ошибался. Все мои распоряжения Иван выполнял спокойно, быстро и без вопросов.
Вот только, когда я объяснил план ликвидации охраны Мутного, было видно, что он расстроился. Что-то ему не понравилось. Я даже догадываюсь, что. Но ведь победителей не судят?
Главное – всё получилось. Купец внимательно осмотрел мёртвых химер. К этому времени охрана уже покоилась под двумя метрами грунта, но место побоища всё равно произвело на него впечатление. Не сказал бы, что он сильно расшаркивался перед нами, но и скулу не воротил, в глаза смотрел спокойно и даже с какой-то печалью.
Странный он, купец этот. Великой крепости человек. Я же вижу. Движения ловкие, быстрые…
Шалавы вблизи оказались ещё страшнее, чем в бинокль: кожа чистая, ухоженная, волосы густые, пушистые, лоснятся, солнцем играют. Я, пока их не увидел, думал, что такие барышни только на упаднических картинах бывают… Умели же рисовать люди! Теперешние мазилы так не могут. Только в голову как-то не приходило, что такие девчонки могут однажды в натуре встретиться. Тамилка рядом с ними – Золушка, факт! Но ведь и сердце Золушки известно. А куклы – они и есть куклы. Разве что бродяге на загляденье. Он-то от давалок в восторге. Всё подле них трётся…
О бродяге – отдельный разговор.
Пополнение я опознал сразу: Рыжий с Каином. Как здесь очутились – понятно: бежали тем же Переходом, что и наша команда. Очень смущают одёжка и оружие. Неприятно.
Неправильно. Что сбежали – на то и ротозеи, вернусь – шкуру спущу. Но вот обувка, лепиха и дубинки подсказывают, что не просто так улетели, соколики. И часы у Рыжего приметные. Панамарёва часики. Но чтобы Панама свои бачата по доброй воле отдал? Проще Землю по новой в обход Солнца запустить. Вот и выходит, что бродяга не у Панамы вещички взял, а с тела снял. А это скверно. Очень. Это настолько хреново, что теперь чего ни сделаешь, всё будет в убыток.
К примеру: скрутить обоих и заставить купца повернуть на Брянск. И убийц бы доставил, и к Тамиле вернулся. Но как я в рапорте обосную, какого депа четверых москвичей в землю закопал? Булыга смолчит, не в первый раз друг друга покрываем. Но Иван молчать не будет. Или Ивана туда же? Не выйдет! Менты выше головы ходят. Мне туда даже на секундочку не прыгнуть.
А вот ещё вопрос: с какой радости я вообще к Мутному привязался? Рыжий купца впервые в жизни видит, по всему понятно. Выходит, режик не у него взял? Но сам-то Рыжий ничего не говорил, это Каин сказал… сказал, что ему «кажется». Дела. Тогда что я тут делаю? И зачем москвичей убил?
Нет уж. Пусть всё идёт, как движется. Тем более что бакланы меня не рифманули. С бродягой я вообще раз в жизни встречался, и то в спецформе. И перед Гудлаем никогда без шляпы и очков не рисовался, хоть и знаком с ним давно. Только голос. По голосу узнает, зараза. Он хитрый. И умный. Хотя бы потому, что, сколько его знаю, всегда прикидывался простаком.
Так что лучший вариант – избавиться от обоих, а купца довести до склада. Хорошо бы там оружие оказалось. Иначе жизни не хватит, чтоб отмыться. Даже если всю Москву фандром укрою – не простят. Не забудут…
А может, всех выкосить? Надо будет с Булыгой посоветоваться. Яд там какой-нибудь или воду особенную. Что-то же нужно делать? И деп с ним, с оружием: вернусь и сочиню что-нибудь полезное для Дружины. За сказки у нас лучше платят, чем за подвиги… Ага. Кажется, начинается. Булыга-то не спит. Точно, вон оно, облачко. Со стороны солнца заходит.
В бинокле «облако» разваливается на стаю сектов: огромные вполбашки глаза, радуга крыльев, вытянутое клювжало с загнутыми к голове шипами. Чтоб, значит, жертва с «крючка» не сорвалась. Кувыркающиеся циферки под «картинкой» обращаются в чёрточки: дальномеру не за что ухватиться, цели для него на таком расстоянии слишком мелкие.
А Рыжий в другую сторону смотрит. Ему бы приглядеться, что под солнцем делается, а он на юг зрение расходует. Тоже мне, дитя Поля…
И воевода, выходит, неправ. Как он уверенно мне Семёна клеил: «Дурак, не можешь мыслить системно!» Но вот же я мыслю! Варианты, сценарии… и результаты налицо, между прочим. Да сам он дурак! Правду говорят: большой бугор заметен не размерами, а крутизной.
Смотрю на южный горизонт: лёгкая дымка с размазанными по небу хвостами облаков… нет, секты интереснее.
2. РЫЖИЙ ХОНДА
Эту штуку они называют леталкой. Прямоугольное корыто: три шага в ширину, пять в длину. Высота бортов – по колено. У купца леталка побольше. Посудины между собой связаны верёвкой. Вот за эту верёвку «купец» нас и тянет.
Купеческая леталка называется «буксир». Наша – «баржа». И летим мы на высоте чуть выше моего роста. Ни толчков, ни тряски. Хорошо! Настораживают только бурые пятна. Они всюду: на бортах, полу… на крышках сундуков, чинно расставленных по углам. По цвету и запаху определённо – человеческая кровь. Похоже, тут совсем недавно кого-то прикончили. Возможно, даже в этом отбое. Над нами, от борта к борту и от кормы к носу, – деревянные арки. Так что небо в клетку. В широкую, правда. Сквозь ячейку шагнуть можно, не пригибаясь. Эти арки Феликс дважды назвал шпангоутами. А Иван их называет стрингерами. Чудаки. Не могут договориться, что ли?
Буксир раза в два больше нашей лохани будет. Посередине – курень. Огромный. Высокий. И никаких арок нет: ни стрингеров, ни шпангоутов. Впрочем, не исключено, что именно на эти арки и натянута ткань куреня. У них там свободные места только спереди и сзади. Феликс их называет кокпитами. Один, стало быть, носовой, его отсюда не видно. Зато второй, кормовой, к нам повёрнут, и временами мне кажется, что сквозь выпускной полог за нами наблюдают. А что? Если у них тут тряпки летают, жарят пищу и стилетом не пробиваются, то почему не быть ткани прозрачной с одной стороны?
В палатке живёт купец со своими жёнами. И жёны у него очень красивые. Дело даже не в лицах, фигуре, одежде. Это само собой. Как они ходят… плывут! Задница туда-сюда, как на пружинках. Даже страшно становится за эту красоту: вдруг отвалится?
С караваном мы уже один отбой. Похоже, что летят они по известному маршруту. Стояли у озера с чистой водой. Так эти женщины голыми при нас купались! Купцу по фигу, а ребята отворачивались. Ещё одна странность: если девушкам всё равно, отчего же не посмотреть? Если глаз радует?
Я даже ближе подошёл, разглядывал их. Слюни пускал. А они смеялись и водой брызгались. К себе звали. А что? Я бы выкупался. Только неудобно как-то. Они же купца жёны? А у меня такое напряжение в штанах, что только разденься…
Кстати, о напряжении. Южный горизонт затянут мутной пеленой, из которой в нашу сторону тянутся сиреневые клочья. Скверная примета. Очень похоже на приближение урагана. Дождь, град, шквальные порывы ветра.
Поднимаюсь на ноги и присматриваюсь: так и есть. Через пять-десять минут эта напасть будет над нами. Почему никто не бьёт тревогу? Какими бы устойчивыми ни были леталки, лучше приземлиться и зарыться поглубже.
Задираю голову. Так и есть: оба стервятника, присматривающие за купцом, наверное, от самой Москвы, уже удрали. Понятно: им сверху лучше видно, куда движется стихия.
Оглядываюсь. Булыга, Феликс и Каин дремлют, прикрывшись дерюгами. В последнем отбое глаз не сомкнули – несли дежурство. Данила что-то высматривает в бинокль на севере. Иван украдкой наблюдает за Данилой. Может, Ивану сказать? Данила, старший в команде, всё время чем-то недоволен: отмалчивается, хмурится и напряжённо думает. Прямо как мой Каин!
Но обратиться к Ивану я не успеваю: откинув полог, из куреня выходит Мария. У неё чёрные волосы, и она ниже другой жены купца, которую зовут Еленой.
У Елены волосы светлые, почти белые, а ещё высокая грудь. Но Мария мне нравится больше.
– Привет, Рыжик! – Ух ты! Это она со мной так разговаривает! – Как служба?
Пытаюсь ей ответить, но горло сдавило: чего-то хриплю, а что прохрипеть собирался, уже и не помню. Поэтому с минуту откашливаюсь, пытаясь унять сердце и восстановить дыхание.
Мария подходит к самому борту. Между нами только туго натянутый канат, кажется, протяни руку – и можно будет потрогать её волосы. Возникает сильное желание перебраться по канату на буксир. Интересно, что мне за это будет? Оглядываюсь: за нами наблюдает только Иван. Прислушивается…
– Да, – говорю и вдруг понимаю, что забыл, о чём она спросила. – Хорошо бы…
Она смеётся. Глаза блестят, влажные губы, милая улыбка… Вот это да! Я уже не хочу к началу Тьмы. Хочу быть купцом.
– Это правда, что ты из самого Мурома пешком идёшь?
– Из Коврова.
– Зачем?
– Хочу начало Тьмы увидеть… Хотел, – поправился я. – Раньше хотел.
– А что так, Рыжик? – смеётся Мария. – Передумал?
– Да. Теперь хочу быть с тобой.
– Ого! – У неё широко открылись глаза. Она по-прежнему улыбается, но как-то по-другому. До моих слов это была просто улыбка. А теперь это была улыбка именно мне, Рыжему из далёкого, побитого грязью и мухами Коврова. – Ты знаешь толк в комплиментах?
– Нет. Я не знаю, что такое комплименты. Просто ты очень красивая. Когда я на тебя смотрю, мне не хочется ни о чём думать. А когда тебя не вижу, могу думать только о тебе. Это волшебство какое-то?
Купеческая леталка называется «буксир». Наша – «баржа». И летим мы на высоте чуть выше моего роста. Ни толчков, ни тряски. Хорошо! Настораживают только бурые пятна. Они всюду: на бортах, полу… на крышках сундуков, чинно расставленных по углам. По цвету и запаху определённо – человеческая кровь. Похоже, тут совсем недавно кого-то прикончили. Возможно, даже в этом отбое. Над нами, от борта к борту и от кормы к носу, – деревянные арки. Так что небо в клетку. В широкую, правда. Сквозь ячейку шагнуть можно, не пригибаясь. Эти арки Феликс дважды назвал шпангоутами. А Иван их называет стрингерами. Чудаки. Не могут договориться, что ли?
Буксир раза в два больше нашей лохани будет. Посередине – курень. Огромный. Высокий. И никаких арок нет: ни стрингеров, ни шпангоутов. Впрочем, не исключено, что именно на эти арки и натянута ткань куреня. У них там свободные места только спереди и сзади. Феликс их называет кокпитами. Один, стало быть, носовой, его отсюда не видно. Зато второй, кормовой, к нам повёрнут, и временами мне кажется, что сквозь выпускной полог за нами наблюдают. А что? Если у них тут тряпки летают, жарят пищу и стилетом не пробиваются, то почему не быть ткани прозрачной с одной стороны?
В палатке живёт купец со своими жёнами. И жёны у него очень красивые. Дело даже не в лицах, фигуре, одежде. Это само собой. Как они ходят… плывут! Задница туда-сюда, как на пружинках. Даже страшно становится за эту красоту: вдруг отвалится?
С караваном мы уже один отбой. Похоже, что летят они по известному маршруту. Стояли у озера с чистой водой. Так эти женщины голыми при нас купались! Купцу по фигу, а ребята отворачивались. Ещё одна странность: если девушкам всё равно, отчего же не посмотреть? Если глаз радует?
Я даже ближе подошёл, разглядывал их. Слюни пускал. А они смеялись и водой брызгались. К себе звали. А что? Я бы выкупался. Только неудобно как-то. Они же купца жёны? А у меня такое напряжение в штанах, что только разденься…
Кстати, о напряжении. Южный горизонт затянут мутной пеленой, из которой в нашу сторону тянутся сиреневые клочья. Скверная примета. Очень похоже на приближение урагана. Дождь, град, шквальные порывы ветра.
Поднимаюсь на ноги и присматриваюсь: так и есть. Через пять-десять минут эта напасть будет над нами. Почему никто не бьёт тревогу? Какими бы устойчивыми ни были леталки, лучше приземлиться и зарыться поглубже.
Задираю голову. Так и есть: оба стервятника, присматривающие за купцом, наверное, от самой Москвы, уже удрали. Понятно: им сверху лучше видно, куда движется стихия.
Оглядываюсь. Булыга, Феликс и Каин дремлют, прикрывшись дерюгами. В последнем отбое глаз не сомкнули – несли дежурство. Данила что-то высматривает в бинокль на севере. Иван украдкой наблюдает за Данилой. Может, Ивану сказать? Данила, старший в команде, всё время чем-то недоволен: отмалчивается, хмурится и напряжённо думает. Прямо как мой Каин!
Но обратиться к Ивану я не успеваю: откинув полог, из куреня выходит Мария. У неё чёрные волосы, и она ниже другой жены купца, которую зовут Еленой.
У Елены волосы светлые, почти белые, а ещё высокая грудь. Но Мария мне нравится больше.
– Привет, Рыжик! – Ух ты! Это она со мной так разговаривает! – Как служба?
Пытаюсь ей ответить, но горло сдавило: чего-то хриплю, а что прохрипеть собирался, уже и не помню. Поэтому с минуту откашливаюсь, пытаясь унять сердце и восстановить дыхание.
Мария подходит к самому борту. Между нами только туго натянутый канат, кажется, протяни руку – и можно будет потрогать её волосы. Возникает сильное желание перебраться по канату на буксир. Интересно, что мне за это будет? Оглядываюсь: за нами наблюдает только Иван. Прислушивается…
– Да, – говорю и вдруг понимаю, что забыл, о чём она спросила. – Хорошо бы…
Она смеётся. Глаза блестят, влажные губы, милая улыбка… Вот это да! Я уже не хочу к началу Тьмы. Хочу быть купцом.
– Это правда, что ты из самого Мурома пешком идёшь?
– Из Коврова.
– Зачем?
– Хочу начало Тьмы увидеть… Хотел, – поправился я. – Раньше хотел.
– А что так, Рыжик? – смеётся Мария. – Передумал?
– Да. Теперь хочу быть с тобой.
– Ого! – У неё широко открылись глаза. Она по-прежнему улыбается, но как-то по-другому. До моих слов это была просто улыбка. А теперь это была улыбка именно мне, Рыжему из далёкого, побитого грязью и мухами Коврова. – Ты знаешь толк в комплиментах?
– Нет. Я не знаю, что такое комплименты. Просто ты очень красивая. Когда я на тебя смотрю, мне не хочется ни о чём думать. А когда тебя не вижу, могу думать только о тебе. Это волшебство какое-то?