-- Чего вам? - спросил он недружелюбно.
Вася улыбнулся своей приятной, обезоруживающей улыбкой:
-- Хотим сходить к Молчанову в гости ненадолго.
-- Вдвоем? - замполит слегка расслабился; упоминание Молчанова подействовало на него благотворно.
-- Да, вдвоем, и что?
-- А кто на позиции останется?
-- Леня, какого черта?.. - начал было я, но Вася мягко остановил меня, и, снова ласково улыбнувшись, сказал замполиту:
-- Какого черта, Леня?..
-- Ладно, проваливайте, только не мешайте спать. Лебедев до обеда проспит все равно, так что у вас куча времени.
Мы отправились пешком. Пока идти было легко и приятно. Еще бы спускаться с горы и подниматься на нее все-таки несколько разные вещи. Об возвращении я пока даже и не думал. Я все больше предвкушал предстоящую встречу. Давненько я не видел Игоря. Теперь жить станет повеселее. Из Молчанова всегда ключом бьет энергия, идеи, предложения, шутки, приколы и прочее, и прочее. С ним рядом служба не казалась такой тоскливой, столовская еда - такой омерзительной, а караул - таким бесконечным.
Когда мы, наконец, спустились, и прошли в зону ответственности второго блока, Вася решил, что ему в первую очередь надо зайти к Швецову. А вот я, лично, лишний раз заходить к нему не имел никакого желания. Поэтому Вася бодро помчался в расположение местной минометки, а я достаточно неторопливо, уже как бы даже и растягивая шаги, направился в сторону подъема. Правда, до расположения пехоты надо было пройти еще позиции артиллеристов, где руководил всем капитан Куценко.
Его подчиненные уже были все как один на ногах, и похоже, что-то усиленно организовывали. Это что-то чрезвычайно вкусно пахло. Я невольно замедлил шаг почти до полной остановки, и внезапно услышал знакомый смех. Так смеяться мог только один человек - Игорь.
Я подошел к небольшому обрывчику и посмотрел вниз. Да, это был он собственной персоной. Игорь лежал на траве рядом с капитаном Куценко, жевал стебелек и что-то быстро говорил. Меня они не замечали. Я присел на корточки и стал буравить их взглядом.
Наверное, они это почувствовали. Потому что Молчанов быстро обернулся, и взглянул в мою сторону.
-- Пашка! - заорал он, вскочив на ноги.
-- Игорь! - заорал я, скатываясь вниз.
Мы обнялись.
-- Ну и нюх у тебя, сирота, - завопил Игорь, - как ты так ухитряешься?! Прямо на шашлыки попал!
Шашлыки! О! Это звучало здорово. Мое подведенное брюхо проявило живую заинтересованность. Очень, очень живую заинтересованность.
-- Где же вы взяли барана? - спросил я. - Выменяли на ОЗК, как предшественники?
Молчанов уставился на меня диким взором:
-- С какого перепуга я должен менять вверенное мне Родиной имущество на паршивого барана? Купил, конечно, за деньги.
Куценко покатился со смеху, упал на спину и изобразил в воздухе велосипед.
-- Ты еще не слышал историю о сушильщиках мяса? - не отводя взгляда от Куценко, спросил я у Игоря.
-- Нет. Что за история?
Я рассказал ему все, что знал. В принципе, знал я действительно очень немного. Поэтому мое краткое сообщение разбавлял подробнейшими комментариями капитан Куценко. Пока мы таким образом веселились, незаметно подошел Вася. Серьезный Рац позволил себе только легкую улыбку, что, впрочем, никого не ввело в заблуждение - видеть Молчанова он был более чем рад.
-- А где остальные? - спросил Вася. - В частности, Аманат? Он должен мне бутылку коньяка.
-- Остальные наверху: папоротник дрыхнет после дежурства, Аманат с Дадашем личный состав приводят в чувство.
-- А что такое?
-- Разложились военнослужащие до безобразия. Турок вообще обленился... Кстати, а где Турок? Туро-о-о-о-к!! - заорал Игорь. - Тур-о-о-о-о-к!!!
А в ответ была тишина.
-- Поймаю - убъю гада. - Молчанов выразительно посмотрел на артиллериста. - Когда твой шашлык-машлык готов будет?
Куценко поколебался, но потом поднялся с травы и пошел к костру, поигрывая как тросточкой какой-то внушительных размеров дубиной. "О-го-го!" - подумал я.
-- Ну, рассказывай, - хлопнув Игоря по плечу, улыбнулся Вася, - как там Темир-Хан-Шура, стоит еще? Как наш кастрированный батальон?
Молчанов хмыкнул. Я обратил внимание на его обувь. В отличие от нас, всегда предпочитавших берцы сапогам или ботинкам, Игорь почему-то обожал ходить в сапогах. Ну, я бы еще понял, если бы это были хромовые офицерские. Но он носил обычную кирзу, хотя и с неуставным ремешком, как у навороченного дембеля.
-- Тоска там зеленая, - наконец начал рассказывать Игорь. - Просто скука. Жену оставил в Батайске, у родителей. Прикинь, кстати, она паспорт получила украинский, ее на блокпосту при выезде из Дагестана задержали и вцепились. Говорят - украинский снайпер. Хотели расстрелять на месте. Хорошо вместе с ней Люба Баринова ехала. У нее и военник был с собой, она насилу доказала, что вместе служили. Во блин, если бы не она - был бы сейчас холостой.
Я подумал, что на месте того мента, который прицепился к Галке, сам Игорь вел себя точно также; и я бы, наверное, не лучшим образом вел себя. А собственно говоря, паспорт украинский, человека этого первый раз в жизни видишь - откуда тебе знать, кто он такой? Говорят, что лучше отпустить десять виновных, чем осудить одного невиновного. Но, как показывает практика, обычно все происходит как раз с точностью до наоборот.
Игорь, похоже, оправился от ужасной картины, возникшей у него в голове под действием воображения, и вернулся к описаниям гарнизонной жизни.
-- В дежурке теперь второй дивизион заседает бессменно. Нам оставили КПП и КТП. Там тоже через день папоротники ходят. Мурад и Мага Рыжий... Поняли, да? Раз поставили меня дежурным по части. Кикелы какие-то через плац лазают. Я им говорю: "Здесь нельзя ходить!". Лыбятся, рожи корчат. Ни черта не понимают. Говорю: "Здесь нельзя ходить!!". Опять не понимают. Борзеют "Ты кто такой?!" - спрашивают. Пришлось достать пистолет. Стрельнул под ноги - сразу поняли. Сказал, что еще раз увижу - арестую на хрен и сдам ментам... Они своих ментов знаешь как боятся! Короче, чуть-чуть очистил от кикелов территорию. А так пусто. Солдат почти нет, вас нет, жены нет. Выпить не с кем.
-- А Петрович где? - спросил я в недоумении.
-- Петрович уехал в отпуск в свой Гомель. Это месяца на два, не меньше. Бариновы же тоже ухали. Насилу дождался отправки сюда. Блин, опух от скуки.
Сверху послышались крики и невнятные восклицания. Я поднял голову: к нам спускались папоротник, Дадаш и Аманат. Гаджиханов нежно прижимал к груди бутылку водки. Наверное, матери так не держат своих младенцев, как папоротник нес драгоценный сосуд.
-- Ну и где шашлык-машлык?! - закричал Аманат. Он размахивал руками, корчил страшные рожи, как будто старался кого-то напугать.
-- Ну, пошла вода в хату, - пробурчал Игорь, и громко сказал. - Это вам не лезгинка, это ума требует.
-- Лезгинка тоже ума требует, - обиделся Дадаш.
Замполит Дадаш был невысоким, строго говоря, попросту худым, лет ему можно было дать за сорок - не меньше. Но голосом он обладал громким, высококолеблющимся, переходящим в ультразвук. Одним своим криком он должен был, по идее, наводить на личный состав дикий ужас.
Если бы он сейчас начал спорить, я бы, наверное, не выдержал, и убежал бы куда глаза глядят, как несчастные матросы с кораблей, попавших в Бермудский треугольник. М-да...
Но, на мое счастье, Куценко сделал приглашающий жест, и мы дружно сорвались с места и, спотыкаясь и падая, помчались к костру.
Мяса было много. Игорь достал одноразовые стаканчики, Гаджиханов открыл бутылку и твердой рукой с точностью до капли разлил первую порцию. Мы чокнулись, и огненная жидкость заскользила вниз по моему желудку. Стало очень хорошо.
Не дав нам даже толком закусить, папоротник снова потребовал стаканы.
-- Куда ты гонишь?! - возмутился Молчанов. - Водки мало, а брагу еще не поставили. Не спеши, друг.
-- А где же вторая? - с недоумением спросил Аманат.
Игорь посмотрел на него тяжелым взглядом:
-- Ну специально же спрятал от папоротника! Блин, какого хрена ты не промолчал?
Прапорщик обиделся:
-- Ага! Хотели от меня скрыть и сами потихоньку выпить!
-- Да никто не хотел, - поморщился Игорь. - Но ты же сейчас выпьешь все, что горит, а что мы завтра будем делать?
-- Э-э-э-э-э!! Давай вторую сюда! До завтра еще дожить надо!
Мы с Васей невольно переглянулись. На его губах была усмешка. Наверняка на моих он увидел то же самое.
Первая бутылка ушла на ура. За второй отправились Аманат и Дадаш.
-- Ну, теперь вы рассказывайте, - попросил нас благодушный Молчанов. Что у вас тут случилось за этот месяц? Наслышаны, наслышаны...
Так как Вася никогда особой словоохотливостью не отличался, то отдуваться за двоих пришлось именно мне. Но это дело было мне по душе. Я упражнялся в остроумии, Изображал все в лицах. Сыпал параболами и гиперболами. Я вошел в такой раж, что смеяться начал даже Вася. На истории с похищением коровы у Игоря случился приступ истерического смеха. Вернувшиеся со второй бутылкой Аманат и Дадаш только в недоумении смотрели на него.
Куценко был весьма расслаблен. Между делом я отметил про себя, что много пить капитан не может. Он быстро напивался и начинал вести себя неадекватно. Вот и сейчас ему почему-то приспичило устроить показательные стрельбы. От этой глупой затеи его пока удерживал за плечи Игорь, но что будет, когда после второй бутылки он отпустит артиллериста, я представлял себе весьма смутно.
Впрочем, после второй бутылки, как я уже чувствовал по себе, мне это будет по барабану. Где-то в глубине души тревожила душу мысль: а сколько же времени мы здесь? Мы-то ведь ушли под честное слово. Но я рассчитывал на Васино благоразумие. Как выяснилось позже, он, в свою очередь, рассчитывал на мое.
Когда я открыл глаза, солнце клонилось к закату. Голова болела, во рту ощущался слегка подзабытый, но до боли знакомый гадостный привкус. Очень хотелось пить.
С трудом повернув голову, я обнаружил спящего рядом Васю. Больше никого на зеленой травке не было. Около палаток артиллеристов маячили человеческие фигуры, но никого знакомого там не просматривалось.
Я потряс Васю за плечо. Не сразу, с видимым усилием, но глаза он открыл. Еще пару минут они медленно принимали осмысленное выражение. Потом резким рывком он принял позу сидя, но тут же схватился за голову, и повалился обратно.
-- Паленая была водяра, - авторитетно заявил я. - С непаленой водяры у нас бы пленка не кончилась.
Вася молчал. Он потрясенно смотрел на закат.
-- Косач! Лебедев! - наконец сказал он, и свет померк в моих глазах.
Я тоже упал на спину. Бог мой! Мало того, что мы просрочили все нормативы ООН, так ведь еще тащиться пешком вверх, потом объясняться с этим занудой! И так далее...
Да уж... Ломка после кайфа была конкретная. Я с трудом поднялся на ноги, пошатался, и побрел к артиллеристам. Как оказалось, капитан Куценко все-таки пришел на позицию, чтобы открыть ураганный огонь. Но, подумав немного, решил слегка передохнуть. Чем он уже и занимался активно уже несколько часов.
Более крепкая компания в лице Игоря и иже с ним оставила более слабую, то есть нас с Куценко, принимать воздушные ванны, а сами отбыли в неизвестном направлении. С этими малоутешительными новостями я и вернулся к Васе.
Он все-таки сумел сесть, хотя и придерживал отваливающуюся голову руками.
Кряхтя и вздымая друг друга, мы таки поднялись, и нетвердыми шагами направились "домой". Шаг за шагом слабость исчезала, но голова от этого меньше болеть не стала. Не добавляла радости предстоящая встреча с Лебедевым.
Подъем в гору отнял последние силы. На дрожащих ногах и с языком на бок мы с Васей доползли до нашего КПП. Впрочем, на нем никого не было. Не считать же за "кого" грязного пулеметчика, который дрых в обнимку с родным РПК, широко открыв рот.
Мы спокойно дошли до палатки. Я спустился внутрь, и нос к носу столкнулся с чумазым Папеном.
-- Нас кто-нибудь спрашивал? - с замиранием сердца спросил я у него.
-- Нет, - ответил негритянин спокойно.
Я обалдел.
-- Никто не заходил: Лебедев там, замполит, ну, из других офицеров там, на худой конец?
-- Да нет же, говорю - никого не было! Их вообще сегодня как-то не видно было.
Я выбрался наружу, и в сильном недоумении сказал Васе, который в полном безразличии привалился спиной к палатке снаружи:
-- Ты будешь смеяться, но нас никто не искал!
-- Я не буду смеяться. Кому мы на хрен сегодня нужны!
И действительно - чего ради? Самый обычный день. Один из многих. Папен и компания драяли весь день посуду, чего-то еще делали - даже не могу представить, чем они весь день занимаются. Самое главное - не сбежали, все живы и здоровы, никто проверять их не приходил. Происшествий не случилось.
Лебедев с Косачем, наверное, радио весь день по рации слушали - даже за едой не выбирались. Есть же там какие-то денщики. По-моему, у Логвиненко в роте выпросили. Способный парнишка. Даже более чем способный - просто оторва.
С другой стороны - мало ли что? Кому-то надо бы на батарее оставаться. Но ведь одному уже не так интересно. Вместе с Васей сходить в гости к Молчанову - это совсем другое дело.
В памяти всплыло, что вроде Игорь говорил что-то о завтрашнем ужине. Типа, кажется, у них там будет хинкал и все такое.
Я спросил об этом у Васи. Он вяло покачал головой - ответил, что не помнит. Мне показалось, что выпил он больше меня - потому и отравился. Бедняга!
Меня осенило.
-- Пойдем к Сэму. Может у него что еще есть - для поправки здоровья?
Вася усмехнулся:
-- Так ведь он у Игоря. Он же и привез свое пойло. Ты что, думаешь, нас так развезло бы с двух бутылок?.. И потом, он же наверху. Ты к нему пешком собрался идти?
Я опешил с открытым ртом. Надо завязывать с водкой, к чертям собачьим такие провалы в памяти - симптом очень нехороший.
Папен был слабохарактерным, но сообразительным. Свой маневр он начал не просто издалека, а как бы выразиться?.. Издалечища!
-- Опять сухая пшенка, товарищ лейтенант! Лучшего ничего нет.
Я с отвращением посмотрел на месиво в котелке. С продуктами с каждым днем становилось все хуже и хуже. По сравнению с тем, как нас кормили в первые две недели, это выглядело просто убого. Сухая комковатая пшенка. Чай без сахара. Если это можно назвать чаем. Слабо выраженный вкус, отсутствующий запах, бледный цвет. Вкусные темные сухари, которыми я тренировал свои зубы раньше, исчезли из нашего рациона. А этот, так сказать, белый хлеб, почему-то вызывал у меня стойкое ощущение тошноты.
Короче, после вчерашних шашлыков предложенные блюда энтузиазма у меня не вызвали.
Высунувшийся по пояс из палатки Вася с брезгливым выражением лица посмотрел в мой котелок, пробормотал что-то непотребное себе под нос и снова исчез в палатке.
-- Чего-нибудь вкусненького хочется, - Папен посмотрел на меня снизу вверх умоляющим взглядом.
-- И что ты хочешь сказать? Я должен достать вам это вкусненькое? честно говоря, не хотел, но мой голос прозвучал даже уж как-то через чур саркастически.
-- Нет, - потряс меня Папен своим ответом, - мы вас сами угостим.
Я невольно открыл рот. Но быстро опомнился. Наверняка хитрый Папен придумал что-нибудь интересное. Изобретательности и изворотливости, прогрессу которых серьезно поспособствовали казарменные побои, у старины "негритянина" можно было только поучиться. Я с большим интересом посмотрел в его большие карие глаза.
-- Ну-ну, старый мошенник, выкладывай!
Папен как-то подбоченился, и несколько даже церемонно попросил меня к буссоли. Это заинтриговало меня еще больше. Папен и буссоль! Конечно, он прошел хабаровскую учебку, получил звание сержанта, но насколько я помнил, все время обучения он провел на погрузке - разгрузке угля. Его скорее можно было назвать экспертом по сортам этого вида топлива, чем по артиллерийским приборам. Однако... Вот он - факт! Налицо!
Папен аккуратно навел буссоль на некий объект, и предоставил мне возможность взглянуть на него. Собственно говоря, можно было и догадаться это было ни что иное, как кошара.
-- Ну и?.. - спросил я.
-- Мы сходим с утреца - пока все спят.
-- Кто это - мы?
-- Я, Рамир, Пимон и Алиев. Там обязательно должна быть мука, а может и еще чего съедобного. Лепешки будем печь. Наедимся!..
Мысль показалась мне заманчивой. Сходить что ли вместе с ними? Или пусть сами сбегают, а я, если что, буду Лебедеву или Косачу зубы заговаривать. Или не стоит? Может быть, это отсюда кажется близко, а на самом деле далеко, полдня только в одну сторону идти надо.
Спрашивать разрешения у Лебедева - смешно. Если не разноется насчет мародерства, что, впрочем, маловероятно, то уж почти все продукты заберет себе - это стопроцентно. Я эпизод с коровой хорошо запомнил.
-- Я поговорю с Рацем, и если он согласится, то завтра утром сходите.
-- А если не согласится? Может мы сами? Типа, сюрприз сделаем?
-- Никаких сюрпризов от командира батареи. Ты, Папен, смотри сам себя не обхитри... Да не думай, Рац согласится - это не проблема... Смотри сам не свисти никому. И остальным передай, чтобы держали язык за зубами.
-- А то! - блеснул белыми зубами на черном лице "негритянин", и свалил.
Я попробовал пожевать пшенку. Но с пересохшим горлом твердые куски разжевывать было проблематично. Я накрыл котелок крышкой, поставил его у входа, и полез внутрь палатки - к мирно сопящему Васе.
Изложение предложения Папена для Васи заняло у меня пару минут. Примерно столько же времени Рац обдумывал ситуацию, ковыряясь спичкой в зубах. Меня почему-то разбирал смех от мысли, что он там выковыривает? Можно подумать, пшенка застряла. Или он со вчерашних шашлыков до сих пор что-то во рту имеет?
Не прекращая перекатывать спичку из одного угла рта в другой, Вася однозначно высказал одобрение проекту. Но внес важное дополнение:
-- Пусть уж тогда и одеяла с матрасами принесут - если найдут, конечно.
Я крикнул Папена, и он появился так быстро, что я даже подумал, что он сидел у палатки, только этого вызова и ожидая.
Папен вопросительно уставился на нас. Вася жестом посадил его на сваленные в кучу броники, и начал инструктировать. Сержант послушно, как дрессированный слон, качал головой, но запоминал ли он хоть что-нибудь из сказанного, сказать было трудно. Внезапно Вася умолк, и попросил Папена повторить последнее предложение. Папен покряхтел, но общий смысл передал верно. Тогда Рац задал ему еще пару вопросов, и тоже получил достаточно вразумительные ответы.
Мы переглянулись, и я поднял вверх большой палец.
-- Тогда так, - сказал Вася, - завтра рано утром выдвигаетесь. И не позже 12 часов должны быть здесь... Часы есть?
Папен развел руками. Вася поморщился:
-- Ладно, дам свои. Пока свободен.
Я напомнил Рацу о предстоящем вечернем рауте.
-- Да помню я, помню! Опять пешком тащиться...
-- Хинкал. Водка. Молчанов. - Это уже я практически цитировал братьев Стругацких и их чудесную повесть "Понедельник начинается в субботу".
Вася тоже читал эту книгу, но очень давно. Поэтому юмора не оценил, а повернулся на другой бок и снова засвистел носом. Я же полез наружу позагорать.
Блокпост жил обычной утренней жизнью. Орал прапорщик; с топотом носились пехотинцы; загорали зенитчики, делал дыхательную гимнастику Косач. Верхушку горы, где обитали небожители Поленый и Маркелов, привычно окутывал туман.
Я расстелил бушлат и улегся на живот, подставив спину для обработки ультрафиолетовым лучам.
-- Пора, - потрепал меня за плечо Вася.
В палатке было сумрачно, в нее осторожно пытались пробраться языки тумана. Я спросил, сколько времени, и прищелкнул языком:
-- Слушай, а как же мы вернемся? Ведь это с ночевкой надо?
-- Я договорился с Лебедевым. У нас Логвиненко зайдет, посмотрит. Ему пару раз за ночь зайти не трудно. Он все равно ночью не спит.
-- А почему это он ночью не спит?
-- Во-первых - "сова". А во-вторых, за день так высыпается, что ночью уснуть уже не может... Да ладно тебе, заладил - почему, почему? Хочешь оставайся!
Ну уж дудки! Оставаться я не хотел. Мне желалось в теплую, дружескую атмосферу хорового пения и спиртных напитков, остроумия и веселья. Торчать одиноко всю ночь на знакомом до боли душевной пятачке я не желал. В то, что на нас нападут, как-то никто уже не верил. Причем трудно сказать - почему? Олимпийское спокойствие шло откуда-то сверху, а там, понятное дело, виднее, поэтому нижние чины, и мы в том числе, почувствовали некоторую расслабленность.
Ходить друг к другу в гости становилось хорошим тоном. В частности, третий блок и ПХД активно обменивались дружественными визитами; а мы - чем хуже? - налаживали постоянные контакты с блоком вторым. Лебедев никуда не ездил, потому что ему и здесь было хорошо. Как я чувствовал, они с Косачем спелись ни на шутку, и им вдвоем было хорошо друг с другом...
Ну что же - раз отпустили, надо идти. Я надел бронежилет, взял автомат, и отправился вслед за Рацем к нашему импровизированному КПП. Вася успел проинструктировать Солоху о том, что и как тому надо делать в случае чего, и мы пошли вместе с легким сердцем. При чем через некоторое время сообразили, что автоматически идем в ногу, хотя под ногами было довольно много самых разных камней. Я засмеялся.
Спуск занял у нас несколько больше времени, чем обычно. Дело в том, что по дороге мы обнаружили маленький огородик. Он находился несколько в стороне от привычных, наезженных и нахоженных путей, а потому уцелел от беспощадного набега наших "варваров". По всей видимости, огород был посажен владельцем сгоревшего домика. Того, который мы сожгли в первые дни по приезду. И хотя культурные растения в результате таких печальных событий остались без присмотра, благодаря обильным осадкам, теплому воздуху и жаркому солнцу, они более - менее выросли.
Мы с Васей внимательно осмотрели весь участок, радостно восклицая при каждом новом обнаруженном культурном виде: моркови, петрушке, свекле, луке. Я наткнулся даже на картофель. И горько усмехнулся - вездесущий и неистребимый колорадский жук деловито пожирал листья.
-- И сюда забрался, сволочь! - вслух сказал я.
-- Кто сволочь? - спросил Вася.
Я показал ему вредителя. Рац засмеялся.
-- Надо будет потом Папена сюда прислать.
-- Слушай, давай лука надергаем, и Игорю принесем! И петрушки. И морковки... Что мы, в самом деле, как бедные родственники ходим?
Мы нарвали столько, сколько могли унести в карманах, и отправились дальше очень довольные собой. Конечно, если бы мы и ничего не принесли, Молчанов бы тоже нас не выгнал. Но прикалывался бы долго. А теперь и мы могли кое-что ответить. Кроме того, где-то в глубине души теплилось радостное предвкушение - что принесут участники "похода за зипунами"?
Звучит несколько странно, но никакого беспокойства мы не испытывали. За эти недели в той стороне, куда отправились наши бойцы, мы не видели ни одного чеха. Как-то и в голову не приходило, что они могут скрытно перемещаться, так, что мы их не видим; сидеть днем в этих самых кошарах. Да мало ли!
Ну, если бы мне было лет тридцать, я бы, наверное, и задумался над этим. Но в свои двадцать три года подобные сомнения меня не посещали. Даже более того, если бы наши наткнулись на чехов, и что-то там сделали, я бы преподнес это как достижение. Разведпоход, или что-то в этом роде. Трудно сказать, чего в этом было больше - самонадеянности, глупости, циничного расчета?
Но ни я, ни Вася - мы были ни одни такие. При некотором размышлении, я точно могу сказать, что в такой же ситуация точно также, или хотя бы очень похоже, поступили бы и Сэм, и Логвиненко, и Рома Инин. Возможно, что Игорь бы так не поступил... Но у него были свои заморочки.
Когда мы, наконец, спустились к сгоревшему дому, и повернули в сторону второго блока, у меня появилась новая мысль.
"Собственно говоря, - подумал я, - наша дерьмократическая власть сама задала такие условия. С самого первого этапа войны. Когда в Грозный на верную смерть была брошена майкопская бригада. И в тот момент, когда десятки, нет, сотни солдат погибали почти каждый день на улицах этого проклятого города, остальные граждане справляли Новый Год: жрали водку, пили пиво, трескали мясо, и сыто рыгали. А потом, это особенно к господам журналюгам относится, выползали из-за стола, и начинали поливать нашу несчастную армию помоями. И их не смущала пролитая армией кровь. И никто ведь не заткнул им их поганые пасти... Никто... Значит, решили мы, этой крови мало. Нужно больше. Ну чем еще можно пронять отупевшего обывателя? Чем? Только кровью? Большой кровью?.. Мы удивляемся, почти переживаем, что нет боев, нет убитых и раненых. Звучит мерзковато, зато правда. Ведь если нет большой крови - значит, не воевали? Стыдно? Как же так - война без потерь? На большой земле не поймут!".
От этих мыслей я стал противен сам себе. Еще больше не хотелось, чтобы кто-то догадался, о чем я думаю.
Вася тоже молчал, и сосредоточенно жевал травинку. Я искоса взглянул на него. Его взгляд был очень далеко отсюда.
Впрочем, пустое. До логова Швецова осталось всего ничего. Оно было практически в двух шагах.
Честно говоря, визит оказался скомканным. Игорь был вне себя. Он долго и изобретательно материл пиджака - зенитчика, окопавшегося от него на той стороне склона.
-- Твою мать, - орал Игорь, - мародер хренов. Мы его к столу приглашаем, а он все отказывается. Ни мяса ему не надо, ни каши, ни хинкала - ничего. Я все никак в толк не возьму - в чем дело. А он оказывается, тут рэкетом занимается. Ходит в соседнюю кошару, и отбирает там сыр, сметану, молоко. И в две хари со своим сержантом ужирается... У них там сержант главный. Этот пиджачина ничего толком проблеять не может... Ну, ладно. Я сам наведу у них порядок. Я начальник блока - я с ними разберусь... Эти продукты будут на нашей кухне!
Вася улыбнулся своей приятной, обезоруживающей улыбкой:
-- Хотим сходить к Молчанову в гости ненадолго.
-- Вдвоем? - замполит слегка расслабился; упоминание Молчанова подействовало на него благотворно.
-- Да, вдвоем, и что?
-- А кто на позиции останется?
-- Леня, какого черта?.. - начал было я, но Вася мягко остановил меня, и, снова ласково улыбнувшись, сказал замполиту:
-- Какого черта, Леня?..
-- Ладно, проваливайте, только не мешайте спать. Лебедев до обеда проспит все равно, так что у вас куча времени.
Мы отправились пешком. Пока идти было легко и приятно. Еще бы спускаться с горы и подниматься на нее все-таки несколько разные вещи. Об возвращении я пока даже и не думал. Я все больше предвкушал предстоящую встречу. Давненько я не видел Игоря. Теперь жить станет повеселее. Из Молчанова всегда ключом бьет энергия, идеи, предложения, шутки, приколы и прочее, и прочее. С ним рядом служба не казалась такой тоскливой, столовская еда - такой омерзительной, а караул - таким бесконечным.
Когда мы, наконец, спустились, и прошли в зону ответственности второго блока, Вася решил, что ему в первую очередь надо зайти к Швецову. А вот я, лично, лишний раз заходить к нему не имел никакого желания. Поэтому Вася бодро помчался в расположение местной минометки, а я достаточно неторопливо, уже как бы даже и растягивая шаги, направился в сторону подъема. Правда, до расположения пехоты надо было пройти еще позиции артиллеристов, где руководил всем капитан Куценко.
Его подчиненные уже были все как один на ногах, и похоже, что-то усиленно организовывали. Это что-то чрезвычайно вкусно пахло. Я невольно замедлил шаг почти до полной остановки, и внезапно услышал знакомый смех. Так смеяться мог только один человек - Игорь.
Я подошел к небольшому обрывчику и посмотрел вниз. Да, это был он собственной персоной. Игорь лежал на траве рядом с капитаном Куценко, жевал стебелек и что-то быстро говорил. Меня они не замечали. Я присел на корточки и стал буравить их взглядом.
Наверное, они это почувствовали. Потому что Молчанов быстро обернулся, и взглянул в мою сторону.
-- Пашка! - заорал он, вскочив на ноги.
-- Игорь! - заорал я, скатываясь вниз.
Мы обнялись.
-- Ну и нюх у тебя, сирота, - завопил Игорь, - как ты так ухитряешься?! Прямо на шашлыки попал!
Шашлыки! О! Это звучало здорово. Мое подведенное брюхо проявило живую заинтересованность. Очень, очень живую заинтересованность.
-- Где же вы взяли барана? - спросил я. - Выменяли на ОЗК, как предшественники?
Молчанов уставился на меня диким взором:
-- С какого перепуга я должен менять вверенное мне Родиной имущество на паршивого барана? Купил, конечно, за деньги.
Куценко покатился со смеху, упал на спину и изобразил в воздухе велосипед.
-- Ты еще не слышал историю о сушильщиках мяса? - не отводя взгляда от Куценко, спросил я у Игоря.
-- Нет. Что за история?
Я рассказал ему все, что знал. В принципе, знал я действительно очень немного. Поэтому мое краткое сообщение разбавлял подробнейшими комментариями капитан Куценко. Пока мы таким образом веселились, незаметно подошел Вася. Серьезный Рац позволил себе только легкую улыбку, что, впрочем, никого не ввело в заблуждение - видеть Молчанова он был более чем рад.
-- А где остальные? - спросил Вася. - В частности, Аманат? Он должен мне бутылку коньяка.
-- Остальные наверху: папоротник дрыхнет после дежурства, Аманат с Дадашем личный состав приводят в чувство.
-- А что такое?
-- Разложились военнослужащие до безобразия. Турок вообще обленился... Кстати, а где Турок? Туро-о-о-о-к!! - заорал Игорь. - Тур-о-о-о-о-к!!!
А в ответ была тишина.
-- Поймаю - убъю гада. - Молчанов выразительно посмотрел на артиллериста. - Когда твой шашлык-машлык готов будет?
Куценко поколебался, но потом поднялся с травы и пошел к костру, поигрывая как тросточкой какой-то внушительных размеров дубиной. "О-го-го!" - подумал я.
-- Ну, рассказывай, - хлопнув Игоря по плечу, улыбнулся Вася, - как там Темир-Хан-Шура, стоит еще? Как наш кастрированный батальон?
Молчанов хмыкнул. Я обратил внимание на его обувь. В отличие от нас, всегда предпочитавших берцы сапогам или ботинкам, Игорь почему-то обожал ходить в сапогах. Ну, я бы еще понял, если бы это были хромовые офицерские. Но он носил обычную кирзу, хотя и с неуставным ремешком, как у навороченного дембеля.
-- Тоска там зеленая, - наконец начал рассказывать Игорь. - Просто скука. Жену оставил в Батайске, у родителей. Прикинь, кстати, она паспорт получила украинский, ее на блокпосту при выезде из Дагестана задержали и вцепились. Говорят - украинский снайпер. Хотели расстрелять на месте. Хорошо вместе с ней Люба Баринова ехала. У нее и военник был с собой, она насилу доказала, что вместе служили. Во блин, если бы не она - был бы сейчас холостой.
Я подумал, что на месте того мента, который прицепился к Галке, сам Игорь вел себя точно также; и я бы, наверное, не лучшим образом вел себя. А собственно говоря, паспорт украинский, человека этого первый раз в жизни видишь - откуда тебе знать, кто он такой? Говорят, что лучше отпустить десять виновных, чем осудить одного невиновного. Но, как показывает практика, обычно все происходит как раз с точностью до наоборот.
Игорь, похоже, оправился от ужасной картины, возникшей у него в голове под действием воображения, и вернулся к описаниям гарнизонной жизни.
-- В дежурке теперь второй дивизион заседает бессменно. Нам оставили КПП и КТП. Там тоже через день папоротники ходят. Мурад и Мага Рыжий... Поняли, да? Раз поставили меня дежурным по части. Кикелы какие-то через плац лазают. Я им говорю: "Здесь нельзя ходить!". Лыбятся, рожи корчат. Ни черта не понимают. Говорю: "Здесь нельзя ходить!!". Опять не понимают. Борзеют "Ты кто такой?!" - спрашивают. Пришлось достать пистолет. Стрельнул под ноги - сразу поняли. Сказал, что еще раз увижу - арестую на хрен и сдам ментам... Они своих ментов знаешь как боятся! Короче, чуть-чуть очистил от кикелов территорию. А так пусто. Солдат почти нет, вас нет, жены нет. Выпить не с кем.
-- А Петрович где? - спросил я в недоумении.
-- Петрович уехал в отпуск в свой Гомель. Это месяца на два, не меньше. Бариновы же тоже ухали. Насилу дождался отправки сюда. Блин, опух от скуки.
Сверху послышались крики и невнятные восклицания. Я поднял голову: к нам спускались папоротник, Дадаш и Аманат. Гаджиханов нежно прижимал к груди бутылку водки. Наверное, матери так не держат своих младенцев, как папоротник нес драгоценный сосуд.
-- Ну и где шашлык-машлык?! - закричал Аманат. Он размахивал руками, корчил страшные рожи, как будто старался кого-то напугать.
-- Ну, пошла вода в хату, - пробурчал Игорь, и громко сказал. - Это вам не лезгинка, это ума требует.
-- Лезгинка тоже ума требует, - обиделся Дадаш.
Замполит Дадаш был невысоким, строго говоря, попросту худым, лет ему можно было дать за сорок - не меньше. Но голосом он обладал громким, высококолеблющимся, переходящим в ультразвук. Одним своим криком он должен был, по идее, наводить на личный состав дикий ужас.
Если бы он сейчас начал спорить, я бы, наверное, не выдержал, и убежал бы куда глаза глядят, как несчастные матросы с кораблей, попавших в Бермудский треугольник. М-да...
Но, на мое счастье, Куценко сделал приглашающий жест, и мы дружно сорвались с места и, спотыкаясь и падая, помчались к костру.
Мяса было много. Игорь достал одноразовые стаканчики, Гаджиханов открыл бутылку и твердой рукой с точностью до капли разлил первую порцию. Мы чокнулись, и огненная жидкость заскользила вниз по моему желудку. Стало очень хорошо.
Не дав нам даже толком закусить, папоротник снова потребовал стаканы.
-- Куда ты гонишь?! - возмутился Молчанов. - Водки мало, а брагу еще не поставили. Не спеши, друг.
-- А где же вторая? - с недоумением спросил Аманат.
Игорь посмотрел на него тяжелым взглядом:
-- Ну специально же спрятал от папоротника! Блин, какого хрена ты не промолчал?
Прапорщик обиделся:
-- Ага! Хотели от меня скрыть и сами потихоньку выпить!
-- Да никто не хотел, - поморщился Игорь. - Но ты же сейчас выпьешь все, что горит, а что мы завтра будем делать?
-- Э-э-э-э-э!! Давай вторую сюда! До завтра еще дожить надо!
Мы с Васей невольно переглянулись. На его губах была усмешка. Наверняка на моих он увидел то же самое.
Первая бутылка ушла на ура. За второй отправились Аманат и Дадаш.
-- Ну, теперь вы рассказывайте, - попросил нас благодушный Молчанов. Что у вас тут случилось за этот месяц? Наслышаны, наслышаны...
Так как Вася никогда особой словоохотливостью не отличался, то отдуваться за двоих пришлось именно мне. Но это дело было мне по душе. Я упражнялся в остроумии, Изображал все в лицах. Сыпал параболами и гиперболами. Я вошел в такой раж, что смеяться начал даже Вася. На истории с похищением коровы у Игоря случился приступ истерического смеха. Вернувшиеся со второй бутылкой Аманат и Дадаш только в недоумении смотрели на него.
Куценко был весьма расслаблен. Между делом я отметил про себя, что много пить капитан не может. Он быстро напивался и начинал вести себя неадекватно. Вот и сейчас ему почему-то приспичило устроить показательные стрельбы. От этой глупой затеи его пока удерживал за плечи Игорь, но что будет, когда после второй бутылки он отпустит артиллериста, я представлял себе весьма смутно.
Впрочем, после второй бутылки, как я уже чувствовал по себе, мне это будет по барабану. Где-то в глубине души тревожила душу мысль: а сколько же времени мы здесь? Мы-то ведь ушли под честное слово. Но я рассчитывал на Васино благоразумие. Как выяснилось позже, он, в свою очередь, рассчитывал на мое.
Когда я открыл глаза, солнце клонилось к закату. Голова болела, во рту ощущался слегка подзабытый, но до боли знакомый гадостный привкус. Очень хотелось пить.
С трудом повернув голову, я обнаружил спящего рядом Васю. Больше никого на зеленой травке не было. Около палаток артиллеристов маячили человеческие фигуры, но никого знакомого там не просматривалось.
Я потряс Васю за плечо. Не сразу, с видимым усилием, но глаза он открыл. Еще пару минут они медленно принимали осмысленное выражение. Потом резким рывком он принял позу сидя, но тут же схватился за голову, и повалился обратно.
-- Паленая была водяра, - авторитетно заявил я. - С непаленой водяры у нас бы пленка не кончилась.
Вася молчал. Он потрясенно смотрел на закат.
-- Косач! Лебедев! - наконец сказал он, и свет померк в моих глазах.
Я тоже упал на спину. Бог мой! Мало того, что мы просрочили все нормативы ООН, так ведь еще тащиться пешком вверх, потом объясняться с этим занудой! И так далее...
Да уж... Ломка после кайфа была конкретная. Я с трудом поднялся на ноги, пошатался, и побрел к артиллеристам. Как оказалось, капитан Куценко все-таки пришел на позицию, чтобы открыть ураганный огонь. Но, подумав немного, решил слегка передохнуть. Чем он уже и занимался активно уже несколько часов.
Более крепкая компания в лице Игоря и иже с ним оставила более слабую, то есть нас с Куценко, принимать воздушные ванны, а сами отбыли в неизвестном направлении. С этими малоутешительными новостями я и вернулся к Васе.
Он все-таки сумел сесть, хотя и придерживал отваливающуюся голову руками.
Кряхтя и вздымая друг друга, мы таки поднялись, и нетвердыми шагами направились "домой". Шаг за шагом слабость исчезала, но голова от этого меньше болеть не стала. Не добавляла радости предстоящая встреча с Лебедевым.
Подъем в гору отнял последние силы. На дрожащих ногах и с языком на бок мы с Васей доползли до нашего КПП. Впрочем, на нем никого не было. Не считать же за "кого" грязного пулеметчика, который дрых в обнимку с родным РПК, широко открыв рот.
Мы спокойно дошли до палатки. Я спустился внутрь, и нос к носу столкнулся с чумазым Папеном.
-- Нас кто-нибудь спрашивал? - с замиранием сердца спросил я у него.
-- Нет, - ответил негритянин спокойно.
Я обалдел.
-- Никто не заходил: Лебедев там, замполит, ну, из других офицеров там, на худой конец?
-- Да нет же, говорю - никого не было! Их вообще сегодня как-то не видно было.
Я выбрался наружу, и в сильном недоумении сказал Васе, который в полном безразличии привалился спиной к палатке снаружи:
-- Ты будешь смеяться, но нас никто не искал!
-- Я не буду смеяться. Кому мы на хрен сегодня нужны!
И действительно - чего ради? Самый обычный день. Один из многих. Папен и компания драяли весь день посуду, чего-то еще делали - даже не могу представить, чем они весь день занимаются. Самое главное - не сбежали, все живы и здоровы, никто проверять их не приходил. Происшествий не случилось.
Лебедев с Косачем, наверное, радио весь день по рации слушали - даже за едой не выбирались. Есть же там какие-то денщики. По-моему, у Логвиненко в роте выпросили. Способный парнишка. Даже более чем способный - просто оторва.
С другой стороны - мало ли что? Кому-то надо бы на батарее оставаться. Но ведь одному уже не так интересно. Вместе с Васей сходить в гости к Молчанову - это совсем другое дело.
В памяти всплыло, что вроде Игорь говорил что-то о завтрашнем ужине. Типа, кажется, у них там будет хинкал и все такое.
Я спросил об этом у Васи. Он вяло покачал головой - ответил, что не помнит. Мне показалось, что выпил он больше меня - потому и отравился. Бедняга!
Меня осенило.
-- Пойдем к Сэму. Может у него что еще есть - для поправки здоровья?
Вася усмехнулся:
-- Так ведь он у Игоря. Он же и привез свое пойло. Ты что, думаешь, нас так развезло бы с двух бутылок?.. И потом, он же наверху. Ты к нему пешком собрался идти?
Я опешил с открытым ртом. Надо завязывать с водкой, к чертям собачьим такие провалы в памяти - симптом очень нехороший.
Папен был слабохарактерным, но сообразительным. Свой маневр он начал не просто издалека, а как бы выразиться?.. Издалечища!
-- Опять сухая пшенка, товарищ лейтенант! Лучшего ничего нет.
Я с отвращением посмотрел на месиво в котелке. С продуктами с каждым днем становилось все хуже и хуже. По сравнению с тем, как нас кормили в первые две недели, это выглядело просто убого. Сухая комковатая пшенка. Чай без сахара. Если это можно назвать чаем. Слабо выраженный вкус, отсутствующий запах, бледный цвет. Вкусные темные сухари, которыми я тренировал свои зубы раньше, исчезли из нашего рациона. А этот, так сказать, белый хлеб, почему-то вызывал у меня стойкое ощущение тошноты.
Короче, после вчерашних шашлыков предложенные блюда энтузиазма у меня не вызвали.
Высунувшийся по пояс из палатки Вася с брезгливым выражением лица посмотрел в мой котелок, пробормотал что-то непотребное себе под нос и снова исчез в палатке.
-- Чего-нибудь вкусненького хочется, - Папен посмотрел на меня снизу вверх умоляющим взглядом.
-- И что ты хочешь сказать? Я должен достать вам это вкусненькое? честно говоря, не хотел, но мой голос прозвучал даже уж как-то через чур саркастически.
-- Нет, - потряс меня Папен своим ответом, - мы вас сами угостим.
Я невольно открыл рот. Но быстро опомнился. Наверняка хитрый Папен придумал что-нибудь интересное. Изобретательности и изворотливости, прогрессу которых серьезно поспособствовали казарменные побои, у старины "негритянина" можно было только поучиться. Я с большим интересом посмотрел в его большие карие глаза.
-- Ну-ну, старый мошенник, выкладывай!
Папен как-то подбоченился, и несколько даже церемонно попросил меня к буссоли. Это заинтриговало меня еще больше. Папен и буссоль! Конечно, он прошел хабаровскую учебку, получил звание сержанта, но насколько я помнил, все время обучения он провел на погрузке - разгрузке угля. Его скорее можно было назвать экспертом по сортам этого вида топлива, чем по артиллерийским приборам. Однако... Вот он - факт! Налицо!
Папен аккуратно навел буссоль на некий объект, и предоставил мне возможность взглянуть на него. Собственно говоря, можно было и догадаться это было ни что иное, как кошара.
-- Ну и?.. - спросил я.
-- Мы сходим с утреца - пока все спят.
-- Кто это - мы?
-- Я, Рамир, Пимон и Алиев. Там обязательно должна быть мука, а может и еще чего съедобного. Лепешки будем печь. Наедимся!..
Мысль показалась мне заманчивой. Сходить что ли вместе с ними? Или пусть сами сбегают, а я, если что, буду Лебедеву или Косачу зубы заговаривать. Или не стоит? Может быть, это отсюда кажется близко, а на самом деле далеко, полдня только в одну сторону идти надо.
Спрашивать разрешения у Лебедева - смешно. Если не разноется насчет мародерства, что, впрочем, маловероятно, то уж почти все продукты заберет себе - это стопроцентно. Я эпизод с коровой хорошо запомнил.
-- Я поговорю с Рацем, и если он согласится, то завтра утром сходите.
-- А если не согласится? Может мы сами? Типа, сюрприз сделаем?
-- Никаких сюрпризов от командира батареи. Ты, Папен, смотри сам себя не обхитри... Да не думай, Рац согласится - это не проблема... Смотри сам не свисти никому. И остальным передай, чтобы держали язык за зубами.
-- А то! - блеснул белыми зубами на черном лице "негритянин", и свалил.
Я попробовал пожевать пшенку. Но с пересохшим горлом твердые куски разжевывать было проблематично. Я накрыл котелок крышкой, поставил его у входа, и полез внутрь палатки - к мирно сопящему Васе.
Изложение предложения Папена для Васи заняло у меня пару минут. Примерно столько же времени Рац обдумывал ситуацию, ковыряясь спичкой в зубах. Меня почему-то разбирал смех от мысли, что он там выковыривает? Можно подумать, пшенка застряла. Или он со вчерашних шашлыков до сих пор что-то во рту имеет?
Не прекращая перекатывать спичку из одного угла рта в другой, Вася однозначно высказал одобрение проекту. Но внес важное дополнение:
-- Пусть уж тогда и одеяла с матрасами принесут - если найдут, конечно.
Я крикнул Папена, и он появился так быстро, что я даже подумал, что он сидел у палатки, только этого вызова и ожидая.
Папен вопросительно уставился на нас. Вася жестом посадил его на сваленные в кучу броники, и начал инструктировать. Сержант послушно, как дрессированный слон, качал головой, но запоминал ли он хоть что-нибудь из сказанного, сказать было трудно. Внезапно Вася умолк, и попросил Папена повторить последнее предложение. Папен покряхтел, но общий смысл передал верно. Тогда Рац задал ему еще пару вопросов, и тоже получил достаточно вразумительные ответы.
Мы переглянулись, и я поднял вверх большой палец.
-- Тогда так, - сказал Вася, - завтра рано утром выдвигаетесь. И не позже 12 часов должны быть здесь... Часы есть?
Папен развел руками. Вася поморщился:
-- Ладно, дам свои. Пока свободен.
Я напомнил Рацу о предстоящем вечернем рауте.
-- Да помню я, помню! Опять пешком тащиться...
-- Хинкал. Водка. Молчанов. - Это уже я практически цитировал братьев Стругацких и их чудесную повесть "Понедельник начинается в субботу".
Вася тоже читал эту книгу, но очень давно. Поэтому юмора не оценил, а повернулся на другой бок и снова засвистел носом. Я же полез наружу позагорать.
Блокпост жил обычной утренней жизнью. Орал прапорщик; с топотом носились пехотинцы; загорали зенитчики, делал дыхательную гимнастику Косач. Верхушку горы, где обитали небожители Поленый и Маркелов, привычно окутывал туман.
Я расстелил бушлат и улегся на живот, подставив спину для обработки ультрафиолетовым лучам.
-- Пора, - потрепал меня за плечо Вася.
В палатке было сумрачно, в нее осторожно пытались пробраться языки тумана. Я спросил, сколько времени, и прищелкнул языком:
-- Слушай, а как же мы вернемся? Ведь это с ночевкой надо?
-- Я договорился с Лебедевым. У нас Логвиненко зайдет, посмотрит. Ему пару раз за ночь зайти не трудно. Он все равно ночью не спит.
-- А почему это он ночью не спит?
-- Во-первых - "сова". А во-вторых, за день так высыпается, что ночью уснуть уже не может... Да ладно тебе, заладил - почему, почему? Хочешь оставайся!
Ну уж дудки! Оставаться я не хотел. Мне желалось в теплую, дружескую атмосферу хорового пения и спиртных напитков, остроумия и веселья. Торчать одиноко всю ночь на знакомом до боли душевной пятачке я не желал. В то, что на нас нападут, как-то никто уже не верил. Причем трудно сказать - почему? Олимпийское спокойствие шло откуда-то сверху, а там, понятное дело, виднее, поэтому нижние чины, и мы в том числе, почувствовали некоторую расслабленность.
Ходить друг к другу в гости становилось хорошим тоном. В частности, третий блок и ПХД активно обменивались дружественными визитами; а мы - чем хуже? - налаживали постоянные контакты с блоком вторым. Лебедев никуда не ездил, потому что ему и здесь было хорошо. Как я чувствовал, они с Косачем спелись ни на шутку, и им вдвоем было хорошо друг с другом...
Ну что же - раз отпустили, надо идти. Я надел бронежилет, взял автомат, и отправился вслед за Рацем к нашему импровизированному КПП. Вася успел проинструктировать Солоху о том, что и как тому надо делать в случае чего, и мы пошли вместе с легким сердцем. При чем через некоторое время сообразили, что автоматически идем в ногу, хотя под ногами было довольно много самых разных камней. Я засмеялся.
Спуск занял у нас несколько больше времени, чем обычно. Дело в том, что по дороге мы обнаружили маленький огородик. Он находился несколько в стороне от привычных, наезженных и нахоженных путей, а потому уцелел от беспощадного набега наших "варваров". По всей видимости, огород был посажен владельцем сгоревшего домика. Того, который мы сожгли в первые дни по приезду. И хотя культурные растения в результате таких печальных событий остались без присмотра, благодаря обильным осадкам, теплому воздуху и жаркому солнцу, они более - менее выросли.
Мы с Васей внимательно осмотрели весь участок, радостно восклицая при каждом новом обнаруженном культурном виде: моркови, петрушке, свекле, луке. Я наткнулся даже на картофель. И горько усмехнулся - вездесущий и неистребимый колорадский жук деловито пожирал листья.
-- И сюда забрался, сволочь! - вслух сказал я.
-- Кто сволочь? - спросил Вася.
Я показал ему вредителя. Рац засмеялся.
-- Надо будет потом Папена сюда прислать.
-- Слушай, давай лука надергаем, и Игорю принесем! И петрушки. И морковки... Что мы, в самом деле, как бедные родственники ходим?
Мы нарвали столько, сколько могли унести в карманах, и отправились дальше очень довольные собой. Конечно, если бы мы и ничего не принесли, Молчанов бы тоже нас не выгнал. Но прикалывался бы долго. А теперь и мы могли кое-что ответить. Кроме того, где-то в глубине души теплилось радостное предвкушение - что принесут участники "похода за зипунами"?
Звучит несколько странно, но никакого беспокойства мы не испытывали. За эти недели в той стороне, куда отправились наши бойцы, мы не видели ни одного чеха. Как-то и в голову не приходило, что они могут скрытно перемещаться, так, что мы их не видим; сидеть днем в этих самых кошарах. Да мало ли!
Ну, если бы мне было лет тридцать, я бы, наверное, и задумался над этим. Но в свои двадцать три года подобные сомнения меня не посещали. Даже более того, если бы наши наткнулись на чехов, и что-то там сделали, я бы преподнес это как достижение. Разведпоход, или что-то в этом роде. Трудно сказать, чего в этом было больше - самонадеянности, глупости, циничного расчета?
Но ни я, ни Вася - мы были ни одни такие. При некотором размышлении, я точно могу сказать, что в такой же ситуация точно также, или хотя бы очень похоже, поступили бы и Сэм, и Логвиненко, и Рома Инин. Возможно, что Игорь бы так не поступил... Но у него были свои заморочки.
Когда мы, наконец, спустились к сгоревшему дому, и повернули в сторону второго блока, у меня появилась новая мысль.
"Собственно говоря, - подумал я, - наша дерьмократическая власть сама задала такие условия. С самого первого этапа войны. Когда в Грозный на верную смерть была брошена майкопская бригада. И в тот момент, когда десятки, нет, сотни солдат погибали почти каждый день на улицах этого проклятого города, остальные граждане справляли Новый Год: жрали водку, пили пиво, трескали мясо, и сыто рыгали. А потом, это особенно к господам журналюгам относится, выползали из-за стола, и начинали поливать нашу несчастную армию помоями. И их не смущала пролитая армией кровь. И никто ведь не заткнул им их поганые пасти... Никто... Значит, решили мы, этой крови мало. Нужно больше. Ну чем еще можно пронять отупевшего обывателя? Чем? Только кровью? Большой кровью?.. Мы удивляемся, почти переживаем, что нет боев, нет убитых и раненых. Звучит мерзковато, зато правда. Ведь если нет большой крови - значит, не воевали? Стыдно? Как же так - война без потерь? На большой земле не поймут!".
От этих мыслей я стал противен сам себе. Еще больше не хотелось, чтобы кто-то догадался, о чем я думаю.
Вася тоже молчал, и сосредоточенно жевал травинку. Я искоса взглянул на него. Его взгляд был очень далеко отсюда.
Впрочем, пустое. До логова Швецова осталось всего ничего. Оно было практически в двух шагах.
Честно говоря, визит оказался скомканным. Игорь был вне себя. Он долго и изобретательно материл пиджака - зенитчика, окопавшегося от него на той стороне склона.
-- Твою мать, - орал Игорь, - мародер хренов. Мы его к столу приглашаем, а он все отказывается. Ни мяса ему не надо, ни каши, ни хинкала - ничего. Я все никак в толк не возьму - в чем дело. А он оказывается, тут рэкетом занимается. Ходит в соседнюю кошару, и отбирает там сыр, сметану, молоко. И в две хари со своим сержантом ужирается... У них там сержант главный. Этот пиджачина ничего толком проблеять не может... Ну, ладно. Я сам наведу у них порядок. Я начальник блока - я с ними разберусь... Эти продукты будут на нашей кухне!