- А в этот день выбрали первого президента в истории страны! - вывернулась Юля.
   - Ага, выбрали... На свою голову... Так и надо праздновать День выборов первого президента, а не драть все подчистую у америкозов! - буркнул Борис, У них-то с названиями полный порядок. Всё на своих местах. Были раньше аглицкой колонией, отделились, вот и День независимости. А у нас? - он горестно махнул рукой, - Что ни крестьяне, то и обезьяне... Одно слово Евразия!
   - Да ладно тебе, - сказала Юля, успокаивающе положив свою руку поверх его руки, - Чего ты так развоевался?
   - Да бесит просто всё это. Ложь эта, фальшь везде и во всём... Ты посмотри, что творится! Президент наш доблестный в церкви крестится, только что не земные поклоны бьёт. А ведь совсем недавно от имени и по поручению и от себя лично нес гордый факел атеизма в массы. По заветам нашего Иллича-Святича, вечно молодого и бессмертного. Шавки эти его, что в парламенте да в аппарате... Как ни интервью по телеку, так и поют: ах, какими же они при старой власти все были чуть ли не диссидентами! Да как они всегда, да на всех партсобраниях... Хорошо, хоть не врут, что они еще тогда выступали за свержение "прогнившего коммунистического режима". Да то ли ещё будет! Или вопят на каждом углу : "да здравствует демократия, да здравствуют реформы"! Ну, с реформами, в принципе, всё ясно. Как же они могут не "да здравствовать"? При них же воровать в особо крупных размерах - просто рай. Клондайк! А демократия? Вякать можно всё, что угодно, пока это не касается их власти и денег, нажитых за счет этой власти. Попробуй-ка поинтересоваться у них насчет всего этого или в прессе хоть намек кинуть. Живо башку вместе с позвоночником вырвут, да так быстро, что Хищник из кино позавидует. А, что там говорить! У тебя скоро закончатся славные студенческие годы, придешь в Контору работать, там всю эту гниль сама увидишь.
   - У меня ещё экзамены... - вздохнула Юля, - Давай не будем о грустном. Ты хороший...
   - А ты - просто замечательная. Давай на брудершафт.
   - Мы вчера на брудершафт пили, - рассмеялась она, - Не помнишь?
   - Ничегошеньки, поэтому не считается. Да и что за брудершафты по пьяному делу? Так, блажь, - сказал он, наполняя бокалы и вставая со своего места,
   - Итак?
   Они выпили, переплетя руки; и отведя бокалы от лиц, не расплетая рук, их губы слились в далеко не братском, долгом поцелуе. Борис почувствовал, что всё её тело подалось ему навстречу. Не отрываясь от её губ, он поставил свой бокал на стол, взял бокал у неё из рук и поступил с ним аналогичным образом. Его руки сами, помимо его воли, сначала легли ей на плечи, а потом подхватили её и понесли. Куда? Он сам не знал этого, он даже не знал, имеет ли он на это право и не получит ли он сейчас по морде за то, что распускает руки. Хотя по морде это вряд ли. Юля явно ничего не имела против таких вольностей. Поэтому он выбрал единственно верное в таких случаях направление - в спальню...
   ...Потом они долго просто лежали в постели, глядя в потолок и не говоря друг другу ни слова. Борис курил, сосредоточенно пуская кольца табачного дыма и думал, что же последует далее. Должно же быть у всего этого какое то логическое продолжение? Со своими бывшими подружками он особенно не стеснялся, продолжение всегда было одно: три копейки на трамвай и ни в чем себе не отказывай. Но с Юлей он так расставаться не то, чтобы не мог, а именно не хотел. Сама того не зная (или все-таки зная?), она своим вот таким появлением в его жизни ухитрилась разбудить доселе дремавшее в нём чувство неудовлетворенности своим холостяцким положением...
   (Лирическое отступление.
   ...многие считают (и, будем честными до конца, в значительной степени оказываются правы!), что авторы, особенно начинающие, списывают личность главного героя чаще всего с самого себя, реже - со своих друзей, близких и просто знакомых. Я, в данном случае, можно сказать, не исключение. Да и проще так - писать о том, кого знаешь и о том, что знаешь. По крайней мере, вначале. Но в описании любого героя есть элемент надуманности (на то он и книжный герой, а не герой стенгазетной статьи на тему "На сегодняшнем пленарном заседании нашего актива". Да и там, к слову, тоже, кхм... ну Вы меня понимаете!..) Поэтому не надо думать, что автор так уж тяготится своим холостяцким положением. Да, скажу честно, я разведен! И не по своей инициативе. Но это к делу не относится. Да, какое-то сходство характера у меня и героя моей книги прослеживается. Но СХОДСТВО, и не более того. Тем паче, что герой мой по ходу пьесы будет выдавать (это я обещаю!) такие перлы что в словах, что в характере, да и в поступках тоже, что некоторым из Вас, а, может быть и всем, станет явно не по себе. Вполне может быть, что некоторые из вас завопят: "Да что же это делается, люди добрые! Как можно писать о такой мерзкой личности, да еще называть её Героем! Он же абсолютно... (тут может быть масса вариантов: антиобщественен, бессовестен, аморален и проч.) Да таких писак бить смертным боем надобно!.." и выбросят моё творение на помойку. Поэтому прошу не отождествлять меня с моим героем, мы в чем-то с ним похожи, а в чем-то - полные антагонисты. Сюжет, знаете ли :-).
   И вообще, как говаривал незабвенный Николай Васильевич, в смысле Гоголь: "И откуда только авторы берут такие сюжеты?.." :-)
   С уважением к возможным читателям - Автор.)
   - Я пойду, сварю кофе, - прервала затянувшееся молчание Юля и добавила, Не кури в постели!
   - А что такое? Тебя дым раздражает? - меланхолично поинтересовался Борис, не прекращая, однако, курить, - Привычка, знаешь ли. Сразу не отвыкнешь.
   - Дурацкая привычка. Меня не то, что бы раздражает, но это может стать причиной...
   - ...лесного пожара, - закончил он за неё, - Всё, тушу.
   - Насчет лесного - не знаю, - улыбнулась Юля, - Но вот будешь курить в постели пьяный, то себя-то запросто подпалишь.
   - И начальству придется устраивать сбор средств на покупку венка с надписью: "От сослуживцев". А ты ко мне на могилку раз в год приходить будешь?
   - Дурак! - беззлобно ругнулась она и вздохнула, набрасывая на себя рубашку Бориса, - Кто ж такими вещами шутит?
   - Ваш покорный слуга, мадемуазель. А кофе - это прелестно! Интересно, который сейчас час?
   - Семь часов доходит, - донёсся с кухни Юлин голос. Через некоторое время оттуда потянуло ароматами свежесваренного натурального, не суррогатного кофе, - Боря, кофе готов, иди сюда!
   Борис встал с кровати, оделся и вошел в кухню как раз в тот момент, когда Юля голыми руками схватилась за рукоятку джезвы, стоявшей на плите. Не надо быть великим Нострадамусом, чтобы предсказать следующие пять-десять секунд: естественно, она тут же обожглась и едва не разлила кофе по всей плите. Выругавшись, она схватилась обожженной рукой за мочку правого уха и исполнила перед Борисом несколько па, напомнивших ему ритуальные индейские танцы перед охотой, виденные им когда-то по телевизору в передаче "Танцы и песни народов мира".
   - Сочувствую. Прихватка на стене, на гвоздике, - сказал Борис.
   - Да я что-то задумалась, - сказала она, берясь за джезву на этот раз уже прихваткой, - Ситечко есть?
   - Само собой, - сказал Борис, доставая ситечко и протягивая его Юле. Чашки сейчас из комнаты принесу, они в серванте.
   Некоторое время они молча пили кофе и жевали бутерброды с ветчиной. Потом Борис взял со стола шоколадку дистанционного пульта и ткнул ей в экран стоящего на столе небольшого "Самсунга". Творение южнокорейского узкоглазого гения послушно включилось и дало возможность лицезреть усладительную картину полосатой радуги. Попрыгав по каналам, он с удивлением обнаружил, что все без исключения коммерческие каналы показывают то же самое. Центральные каналы работали, но по ним шла какая-то бодяга вроде "Вестей с полей", и Борис, негодуя на отечественное телевидение, переключился на телевидение кабельное, которое недавно за гроши провели в их подъезд предприимчивые молодые ребятапредприниматели. Кабельное "порадовало" ликбезом для сексуально неграмотной части населения Родины - крутили порнуху, причем такую, какую народ за откровенность метко и сочно прозвал "мясом".
   - Видишь, как у нас всё классно: утром детишки завтракают перед школой, смотрят телевизор. А там такая педерача для педеровиков. Они и обучаются в процессе приема пищи. Чтобы в школе, значитца, перед девицами из класса рылом в грязь не ударить, - сказал Борис, плюнув в сердцах и переключив телевизор на первый общегосударственный канал.
   - Нынешних детишек ничем этим уже не удивишь, - вздохнула Юля, - Они сами кого хошь и чему хошь научат. Сексуальная революция!
   - Эт точно, - согласился Борис, приканчивая последний бутерброд, - Может новости хоть вчерашние покажут?
   - Может и покажут... А чего ты там интересного надеешься увидеть? Каждый день одно и то же...
   - А вдруг?.. Возьмут и обрадуют. Скажут: президент подписал указ, по которому всем работникам силовых структур на сто процентов повышается зарплата! - мечтательно сказал он.
   - На двести!.. Размечтался. Держи карман шире. Так только в сказках бывает, - буркнула Юля, глядя на экран телевизора, где показывалось интервью с каким-то опойного вида мужичонкой. Мужик больше всего походил на деревенского алкаша, но корреспондент разговаривал с ним уважительно, называя его "фермером". Из разговора становилось ясно, что при развале колхоза "фермер" успел прихватизировать трактор, трех коров, энное количество кур и свиней и еще что-то. Что именно, узнать не удалось, потому что на экране вдруг появилась симпатичная дикторша, которую немного портило чрезвычайно серьёзное выражение лица. Замогильным голосом, от которого становилось жутковато задолго до того, как успеешь вникнуть в грозную суть сообщения, она произнесла, сверяясь с лежащей перед ней шпаргалкой:
   - Уважаемые граждане! Мы прерываем нашу программу для экстренного сообщения! Как нам только что стало известно, президент и правительство нашей страны досрочно сложили свои полномочия. Вплоть до выборов нового президента и формирования им нового кабинета министров власть переходит в руки Временного Комитета по Управлению Страной. На этот период приостанавливается деятельность всех без исключения партий и общественных движений. Временно приостанавливается деятельность парламента и парламентских организаций. В стране вводится режим чрезвычайного положения. Запрещены демонстрации, митинги, пикеты. Так же приостановлена деятельность негосударственных средств массовой информации. Временный Комитет убедительно просит граждан сохранять спокойствие и гражданскую выдержку. Позднее мы зачитаем обращение Временного Комитета к народу. Оставайтесь с нами и вы узнаете подробности из наших дальнейших сообщений!
   Ошеломлённый Борис переглянулся с Юлей и снова воззрился на экран телевизора. Дикторша исчезла, снова появился "фермер", рассказывающий корреспонденту о том, что он сделает, когда правительство объявит о начале приватизации земли. Борис машинально подумал о том, что по крайней мере, в ближайшее время "фермеру" предстоит облом. Землю теперь явно раздавать будут не скоро, так что мужик в пролёте, как фанера над Парижем. Вслух же он сказал первое пришедшее ему в голову:
   - Знаешь, киса, что сие в первую очередь означает?
   - Опять в стране бардак! Больше, вроде бы, ничего... - сказала Юля, продолжая смотреть в экран телевизора, - Чего тут особенного? Не в первый раз.
   - Не в первый раз, это само собой. Но ты учись мыслить шире. Сие в первую очередь означает, что наш с тобой отгул категорически накрылся. Что такое в нашей Конторе режим чрезвычайного положения, надеюсь, объяснять не надо? Сейчас явно всех обзванивают, скоро и до меня доберутся. А ты можешь прикинуться шлангом: дескать, дома меня - тю-тю и телевизор я включать боюсь! Типа "сами мы не местные, и в деревне у нас таких говорящих ящиков нету. А вдруг я его включу, а он как подзорвется!" Ну, или что-то в этом роде, сама придумай.
   - Ох ты, чёрт! Об этом я и не подумала. Нет уж, если тебя вызовут, я тоже... Ну, в смысле, на работу пойду, - решительно сказала она.
   - Отсюда отметишься? - прищурился Борис, -Я то не ханжа, но тебе это всё зачем? В этом отношении у нас не Контора, а деревня Конторкино. Через полчаса все будут в курсе, что ты ранним утром была у меня дома. Ну и, естественно, будут делать далеко идущие выводы. Мне-то по барабану, а вот тебе?
   Юля бросила на него огненный взгляд, способный испепелить и затем развеять пепел по ветру. На мгновение Борису показалось, что перед ним не его стажёрка, а сама королева Елизавета Английская. Она негодующе фыркнула и гордо произнесла, глядя ему прямо в глаза:
   - А мне плевать, что там будут за выводы делать! Никогда ещё не делала тайн из своих отношений с мужчинами. Хотя, если ты настаиваешь, я, само собой, уйду...
   "И ведь уйдёт!" - испугался Борис. Он уже успел пожалеть о том, что только что сказал. Но кто же знал, что она такая обидчивая. Просто на собственном опыте он уже неоднократно убеждался, что девушки при завязке новых отношений проходят минимум через пару-тройку этапов. Стадия первая: "Ты только никому не говори!"(от этой стадии за километр тянуло задержкой в золотом детстве). Стадия вторая, обратная предыдущей: настойчивое стремление поведать о своём романе всему миру. Третья стадия зависела от интеллектуального уровня девицы, были возможны всеразличнейшие вариации: от тихого, приличного расставания (в идеальном варианте), до рассказов опять же всему миру о том, какая Борис гадина. У этой же представительницы слабого пола комплексы подобного рода если и не отсутствовали полностью, то явно были сведены к минимуму. С одной стороны, это радовало, а с другой - заставляло в разговоре с ней внимательно следить за тем, что говоришь. Ибо если, по мнению человека, у него отсутствие комплексов, то это не что иное, как тоже своего рода комплекс. Поэтому он очень осторожно, боясь задеть её самолюбие, сказал:
   - Да ты что! Я ведь не к тому. Я ведь в смысле... Ну, в общем, чтобы тебе было удобнее. Если тебе всё равно...
   - Мне не всё равно. А насчёт удобнее... Я уже, кажется, достаточно сделала для того, чтоб ты понял: мне удобнее с тобой, - твёрдо сказала она и отвернулась к окну, где N-ское утро давно уже вступило в свои права. Она встала со стула и, не говоря более ни слова, подошла к окну, прислонилась к нему лбом и стала смотреть в него так внимательно, как будто бы там происходило что-то настолько интересное, что, по сравнению с этим, всё остальное на свете не имело ровным счётом никакого значения. Борис вздохнул, поднялся со стула, подошёл к ней сзади, обхватив руками её плечи и уткнулся носом ей в затылок, утонув лицом в её пышных, по утреннему растрёпанных волосах. Постояв так с минуту, он глухо спросил у неё, в общем то совсем и не надеясь получить ответ:
   - Не понимаю, зачем я тебе? На кой чёрт сдался? Опер без особых карьерных перспектив. Вредных привычек - как грязи по весне. И вообще...
   - Не знаю... Нет, не так. Точнее, не могу объяснить словами. Ты циник, прости, но это сразу бросается в глаза. Но при всём своём цинизме ты очень добрый. Настолько добрый, что твой цинизм скорее привлекает других, чем отталкивает. Мне с тобой хорошо, спокойно. Весело, наконец. Мы так мало знакомы, а я почему то уверена в том, что с тобой мне не надо врать, пытаться казаться в твоих глазах добродетельнее, чем я есть на самом деле. Я ведь тебе нравлюсь?
   - Да.
   -Такая, какая я есть? Вот сейчас, например?
   - Да.
   - Со всеми недостатками?
   - Угу. Хотелось бы только, чтобы ты их, эти недостатки, почаще проявляла. А то, по сравнению со мной, ты просто агнец божий! Меня это даже немного подавляет, - усмехнулся Борис.
   - Успеешь, насмотришься. Ещё взвоешь! - рассмеялась Юля, поворачиваясь от окна лицом к нему и чмокая его в щёку, - Сами в контору сдаваться пойдём, или подождём, пока позвонят?
   - Ещё чего! Сами... Им надо, а не нам. Позвонят, не переломятся.
   - Это в смысле - "инициатива наказуема"?
   - Схватываешь на лету. Именно наказуема. Как говорил один юморист: "И никакой инициативы на производстве! Ты придумал, тебя же заставят делать и тебе же достанется, за то что плохо сделал". Садимся допивать Мартини и доедать крабов с бутербродами. И смотреть телевизор... Хотя хрен его сейчас посмотришь. У них там, как говорится, на сегодня весь квас продан.
   - Может опять "Лебединое озеро" покажут, - мечтательно сказала Юля, - Я б его ещё раз посмотрела! Давно не видела.
   - Ага. А ещё покажут Хор мальчиков-туберкулёзников. Композиция "Лучше нету ТОГО свету", - хмыкнул Борис, - У меня в комнате видак стоит. Пошли, по кассетам покопаемся.
   - Эх, свела судьба княжну с крестьянином! Нет в тебе тяги к вечному и святому, - вздохнула она.
   - Насчёт крестьянства ты зря. Для меня всегда самой страшной домашней трудповинностью были именно поездки на родительский феод с целью отработки "барщины". Для предков мать-сыра земля как наркотик. Любят они в ней покопаться. А вот во мне совсем нет крестьянской жилки. Лучше пять раз подряд прибрать квартиру в одиночку. А насчёт святого и вечного - это верно. Классика - только под настроение, да и то отдельные её представители.
   - А я воспитана в музыкальной семье. Но видик, как альтернатива, в данный момент приветствуется, - сдалась Юля, - Если есть что путное посмотреть. А то я буржуйских боевиков видеть не могу.
   Борис фыркнул с отвращением. Боевики из "проклятого буржуинства" раздражали и его самого. По сути дела, смотреть там было нечего. Даже не начиная смотреть, можно было с точностью до ста одного процента сказать, что "хорошие" победят "плохих" и, как правило, "из последних сил". Оставались только вариации на тему, кто "хорошие", а кто "плохие", но и тут америкозы не баловали особым разнообразием. "Плохими" были маньяки, стандартные преступники, какие-нибудь там киберчудовища, либо просто банальные Борисовы соотечественники. Ряды "хороших" были несколько разнообразнее, но только по профессиям. По чисто человеческим качествам "хорошие" были как "трое из ларца, одинаковы с лица". То есть тупые, бескомпромиссные, удивительно некоммуникабельные в быту и общении с близкими. К ним более всего подходило определение, которое Борис однажды услышал от своего кадровика по поводу того, какими качествами должен обладать рядовой работник Конторы. Тот сказал, что "...рядовой сотрудник должен быть тупой и отважный...", причём сказал это так, что было не очень понятно, говорит он в всерьёз, или же шутит. Но, как бы то ни было, это определение удивительно точно характеризовало требования высшего руководства к подчиненным. Герои же боевиков, при всех своих закидонах, по этим критериям были в самую тютельку, что делало эти фильмы ещё менее смотрибельными для мало-мальски разумного человека. К тому же эту мутотень сейчас крутили по всем каналам как в виде отдельных фильмов, так и сериалов, так что тратиться на покупку кассет с этим барахлом было просто глупо.
   - У меня такого идиотизма в видеотеке нету. Зато есть масса отечественных старых комедяшек.
   - А "Иван Васильевич" есть? - загорелась Юля, - Миллион раз смотрела и ещё столько же смотреть могу!
   - Обижаешь! Это ж классика. Есть, и не только "Иван Васильевич". Покопаешься сама, выберешь, - сказал Борис, прихватывая фужеры, бутылку и направляясь в комнату, - Бутеры со стола прихвати, я сейчас там столик приготовлю.
   - Ага. Ты посмотри, какой день-то сегодня! - восторженно сказала она, отходя от окна, - Солнышко так и сияет.
   - В соответствии с происшедшим в стране, могу отметить следующее, -сказал Борис, задержавшись на выходе из кухни и переходя на дурашливо-пафосный тон, Сегодня всё, даже погода, говорит о том, что происшедшее суть есть перемена к чему то необычному. Это не просто утро, это утро новой жизни, утро нового мира!..
   - Включай свой видик, пророк несчастный! - рассмеялась Юля, беря поднос со снедью, - И стол в комнате давай освобождай. Я что, должна всё это в руках держать?
   - Бегу, бегу, бегу! - дурашливо засуетился он, скрываясь в комнате, - Для Вас, фройляйн, всё, что угодно!
   ...как говорят в иных фильмах или романах про войну, ни он, ни она и, наверное, никто во всей стране тогда не знал, что же именно за утро было в тот день. В какой новый мир вступили герои моей книги? И в новый ли? Не знаю. Поживем - увидим.
   Может, Юля и Борис правы? Действительно, не в первый раз в стране бардак такого рода и до сих пор эти перевороты дольше недели не вытягивали. А может?.. Ладно, не будем гадать. Недостойное это занятие. Будущее покажет.
   3.
   Телефонный звонок раздался около половины двенадцатого, как Борис, в принципе и предсказывал. Вполне логично предположив, что звонят из дежурки и мысленно матерно ругаясь, он снял трубку:
   - Отдел по ликвидации врагов народа слушает.
   В трубке хмыкнули и хрипловатый голос Рэма произнес:
   - Значит, я не ошибся номером. Вы по вызову работаете?
   - Всё для клиента! Как-никак - рыночная экономика. Хотите сделать заказ? зевнул Борис. Спать хотелось, как из ружья. Он посмотрел на Юлю, удобно расположившуюся на диване с дистанционкой и жестами попросил её сделать звук потише. Юля, особенно не мудрствуя, попросту выключила телевизор с видяшкой вовсе и с интересом уставилась на Бориса. Не переставая зевать, как лев на солнцепёке, тот продолжил в том же духе:
   - Правда, предупреждаю: сегодня у нас оплата по двойному тарифу. Плюс разъездные. Бензин нынче дорог, не укупишь.
   - Ладно, партайгеноссе, хорош дурака валять. Давай в Контору, общий вызов. Форма одежды номер шесть, субтропическая.
   - Это как? Прошу разжевать для неграмотных, - вздохнул Борис.
   - Майка-скатка, трусы на выпуск! - заржал Рэм и добавил несколько удивленно, - Ты чего дураком прикидываешься? Телевизор не видел, что ли?
   - Телевизор я видел. На картинке. Но даже если бы я его и не видел никогда в жизни, это всё равно, сэр, не даёт вам права беспокоить меня в законный выходной по разным мелочам. Тем более, с такими глупыми предложениями, как требование явиться на службу, - продолжал валять ваньку Борис.
   - Не знаю, что ты там на картинке видел, но отлично помню, что у тебя дома аж два телевизора! И ты за ними просиживаешь массу внеслужебного времени. Хочешь сказать, что именно сегодня ты решил изменить своим привычкам и не схватился за пульт сразу, как продрал свои шары после вчерашнего пьянства? Тогда тебе надо вызвать скорую! - начал раздражаться Рэм.
   - Ах, ты вот про что! Видишь ли, я забыл тебе сказать. На прошлой неделе я разобрал оба телевизора и из их деталей собрал детекторный приёмник. Теперь слушаю по нему "Голос Пекина", - Борис отставил трубку подальше от уха, но сделал это напрасно: Рэм орал громко и слышно его было настолько хорошо, что вполне можно было предположить, что у них было селекторное совещание. Глядя на Юлю, он виновато пожал плечами, кивнув на трубку и всем своим видом показывая, как он скорбит по поводу того, что его сослуживец такой несдержанный. И матершинник, к тому же: последняя фраза, донёсшаяся из трубки, была шедевром ненормативной лексики. Услышав её, Юля смущённо хихикнула, а Борис строго поинтересовался, снова поднеся трубку к уху:
   - Ты вроде не акушер и меня не принимал. Откуда такие подробности?
   - Из твоего личного дела, - перевел дух прооравшийся и немного успокоившийся Рэм, - Закончил юродствовать?
   - Закончил.
   - Ну и?..
   - Чего - "ну и"? Ты про "вести из столицы"?
   - Именно. Гриб и так тебя только к середине дня распорядился выдернуть.
   - Спасибо ему огромное! Отец-благодетель, а не начальник! - не удержался от сарказма Борис, - Передай ему мои самые искренние заверения в наиглубочайшей признательности!
   - Да ладно тебе. Тут такие подробности по линии УПС, обалдеешь! Вот командование и прыгает, - сообщил заговорщическим голосом Рэм, - Давай в Контору быстрее, всё равно ведь в покое не оставят. Я уж сказал, что до тебя дозвонился, - виновато добавил он.
   - Отмахнувшись от извинений Рэма и положив трубку телефона на базу, Борис плюхнулся на диван рядом с Юлей, с явным нетерпением ожидавшей от него подробностей, и задумчиво уставился на висевшую на стене копию картины "Л.И. Брежнев подписывает партбилет N1 на имя В.И. Ленина", подаренную ему на день рождения шутником приятелем, который, в свою очередь, спёр её из запасника своей бывшей школы, куда зашёл как-то на первое сентября поздравить учителей. Картина несколько не вписывалась в интерьер, как и слова Рэма о каких-то там подробностях по линии УПС не вписывались в сюжет обычных "банановых" переворотов, уже дважды происходивших в стране. УПС было не что иное, как Управление Правительственной Связи, и не в их привычках было посвящать посторонних в подробности сообщений из Центра. А посторонними они считали всех, включая даже работников самой Конторы. Хотя сами они вроде и числились с Конторой в одной упряжке, но жили обособленно, "своим муравейником", никого не пускали в своё "святая святых" и информацией делились не иначе, как только по непосредственному пинку сверху. Да, в общем-то, и не были оригинальны в своих действиях: информацией любого порядка всегда неохотно делились между собой и остальные подразделения их организации. И раз уж упээсовцы снизошли до того, что выпустили хотя бы часть сообщённого им из Центра наружу настолько открыто, что это было известно не только высшему руководству, но и среднему звену, вроде Рэма, то это говорило только о том, что происходило что-то действительно интересное или, по крайней мере, необычное. Во всяком случае, у Бориса, умудрённого служебным опытом, были все основания так предполагать. Но, само собой, легче на душе от таких предположений не становилось, а лишь появилось острое ощущение какой-то неопределённости, поэтому он хмуро перевёл свой взгляд с монументального полотна на Юлю, терпеливо ожидавшую от него разъяснений и буркнул: