Страница:
Как ни петляют американские историки, оказавшиеся перед высокой стеной секретности, все же можно в общих чертах представить если не выводы совещания у президента, то его общий тон. На это проливает свет директива Старка, направленная Киммелю 16 октября. "Отставка японского кабинета создала серьезную обстановку. Если будет сформировано новое правительство, оно, по-видимому, будет крайне националистическим и антиамериканским. Если у власти останется кабинет Коноэ, он будет действовать, имея другой мандат, не предусматривающий сближение с США. В любом случае наиболее возможна война между Японией и Россией (разрядка моя. - Н. Я.). Поскольку в Японии считают США и Англию ответственными за ее нынешнее отчаянное положение, есть вероятность того, что Япония может напасть и на эти две державы". О том, каковы были шансы последнего по сравнению с агрессией Японии против СССР, красноречиво говорит следующее: Старк изменил в проекте "вероятна" на "возможна" при подготовке директивы, а также предписал командующему Тихоокеанским флотом "принять должные меры предосторожности... но не провоцировать Японию"{218}.
Ход мысли Г. Старка виден из его письма 17 октября, в котором объяснялась отданная накануне директива: "Дорогой Киммель! Дела у нас здесь последние двадцать суток идут ни шатко ни валко, а впрочем, ты знаешь все, что мы делаем. Лично я не верю, что Япония может пойти на нас войной, и в директиве, посланной тебе, я говорю о "вероятности", больше того, я значительно смягчил в окончательной редакции представленный мне проект директивы. Быть может, я не прав, но надеюсь, что это не так. В любом случае после долгой возни в Белом доме решили, что нам все же нужно быть начеку... Ты, наверно, помнишь то письмо, мое письмо, в котором я сообщал мнение оперативного управления, предсказывавшего нападение Японии на Сибирь в августе. Тогда я писал, что Япония не сделает ни одного определенного шага в этом направлении, пока обстановка не прояснится. Я думаю, что все это произойдет автоматически"{219}. Действительно, во второй половине октября положение на советско-германском фронте было очень тяжелым для СССР.
Естественно, эти документы подробно обсуждались Киммелем и Шортом. Впоследствии генерал Шорт свидетельствовал: в штабах на Гавайях из них заключили, что "была очень большая вероятность войны между Россией и Японией... Это ослабило, с моей точки зрения, возможность немедленной войны между США и Японией, ибо они (в Вашингтоне. - Н. Я.), очевидно, считали наиболее вероятной японо-русскую войну"{220}. Напрасно скромничал генерал Шорт и сваливал все на Вашингтон. Его собственный разведотдел в ориентировке намерений Японии на 12.00 17 октября докладывал командованию, то есть тому же Шорту: "Основное направление политики Японии... останется неизменным, ожидается, что Япония скоро бросит военный вызов державе или группе держав, противодействующих этой политике". Затем перечислялись возможные действия Японии: "1. Нападение на Россию с востока. 2. Оказание давления на Индокитай и Таиланд для получения военных баз и гарантий экономического сотрудничества. 3. Нападение на английские владения на Дальнем Востоке. 4. Оборона против американского нападения в поддержку Англии"{221}. Вот так!
Английское правительство было всецело согласно с США, что Япония в ближайшее время нападет на СССР. Однако, рассматривая эту перспективу с точки зрения национальных интересов Англии, в Лондоне считали неразумным допустить, чтобы державы "оси" били своих противников "поодиночке" - в данном случае Советский Союз. Английское правительство осведомлялось, что "сделают Соединенные Штаты в случае нападения Японии на Россию".
Американские расчеты строились на том, что 18 октября правительство сформировал генерал Хидэки Тодзио. Он был тесно связан с Квантунской армией и рассматривался американскими политиками как сторонник Германии. Аналогичных взглядов придерживались и в Лондоне. Руководство английской разведки на Дальнем Востоке докладывало: "Новый премьер настроен всецело прогермански. Считается, что японцы бросятся на Владивосток и Приморье, как только предстанет неизбежным распад советского сопротивления... Пока русские сильнее в Сибири, несмотря на возможные изъятия войск оттуда, но Приморье и Владивосток могут быть, без всякого сомнения, захвачены японцами"{222}.
В Вашингтоне, да и в Лондоне было упущено из виду только то небольшое обстоятельство, что как Тодзио, так и новый министр иностранных дел Сигэнори Того, в прошлом посол в Москве, лучше, чем кто-либо другой в Токио, понимали силу Советского Союза и сложность войны против него.
22 октября Хэлл ответил англичанам: "Правительство США еще не решило, что делать в случае нападения Японии на СССР"{223}. Английское правительство в ответ высказалось за совместное предостережение (США, Англии и СССР) Японии "против блокады Владивостока или нападения на Сибирь". Соединенные Штаты отказались. Почему?
Хэлл, пишут Лангер и Глисон, "решил на время рассматривать японскую агрессию в целом, а не заниматься ее отдельными проявлениями. Тем не менее Вашингтон решил отныне направлять поставки в Россию через Архангельск, а не Владивосток"{224}. Объяснение "научных светил" из УСС и ЦРУ решительно ничего не проясняет. Дело было, конечно, в том, что влиятельные силы в Соединенных Штатах старались не сделать ничего, что могло бы отвратить Японию от агрессии против Советского Союза.
"Б-17": через Гавайи на Филиппины
В разведывательном управлении штаба армии США - Дж-2 - офицеры имели доступ ко всем материалам, к каким имел и президент. Они видели глобальные замыслы агрессоров - Германии и Японии - и понимали, что основной фронт второй мировой войны держит Красная Армия, защищающая на советской земле и американцев. Простой здравый смысл и элементарное чувство самосохранения подсказывали - нельзя допустить, чтобы на Востоке Советскому Союзу нанесли предательский удар в спину. Этими бесхитростными мыслями офицеры управления делились со своим правительством.
2 октября руководство управления направило "наверх" пространную аналитическую записку, в которой глубоко, со всех точек зрения рассмотрело позицию США в переговорах с Японией. К этому времени было известно, что главное препятствие на пути договоренности - это требование Хэлла, чтобы Япония вывела войска из Китая. На первый взгляд честнейшая позиция, продиктованная пламенной заботой о жертве агрессии - китайском народе, о чем внушительно трактовали тогда американские средства массовой информации с трескучими ссылками на благороднейшие традиции внешней политики США.
Люди военные, американские разведчики, однако, оставили в стороне риторику и написали вещи, определенно неприятные для политиков, а именно: "На этой стадии выполнения национального стратегического плана прекращение боевых действий в Китае, за которым последует вывод японских войск - 21 дивизии, 20 бригад и 1000 самолетов, - нанесет величайший ущерб нашим интересам. В случае возвращения в Японию таких сил они окажутся потенциально взрывными и их сможет поставить под контроль только военная олигархия. Эти милитаристские элементы подавят или уничтожат умеренные элементы, заменив их беспокойными шовинистами, не обладающими ни способностью, ни склонностью поддерживать дипломатические отношения с любой демократической страной.
Если японские войска будут переведены из Китая в Индокитай или в Маньчжоу-Го, они, несомненно, выплеснутся в прилегающие районы, и наши интересы окажутся под еще большей угрозой".
Разведчики подчеркивали, что с 1932 года Квантунская армия "была абсолютно независимой от перетасовок кабинета в Токио...
Из изложенного представляется необходимым сковать максимальные японские силы в Китае по крайней мере на ближайшее время. Другими словами, мы должны немедленно положить конец нашим попыткам добиться вывода японских сил из Китая...
США должны сделать все возможное для помощи России в борьбе против Гитлера. Поэтому любые шаги с нашей стороны, которые высвободят японские (прогерманские) силы для удара по России с тыла, безрассудны". Что касается американо-японской встречи в "верхах", то, по мнению управления, "ни встреча лидеров, ни экономические уступки в это время не принесут ощутимой выгоды Соединенным Штатам, если Япония до этой встречи не даст твердого обязательства порвать с державами "оси". Непосредственная цель Соединенных Штатов - любым путем ослабить Гитлера. Японская гарантия не нападать на Сибирь освободит Россию психологически и в военном отношении и даст ей возможность оказывать более сильное сопротивление Гитлеру. Имея в виду указанное, обязательным предварительным условием предлагаемого совещания должен быть окончательный разрыв Японии с осью и гарантия, искренность которой должна быть бесспорной, не нападать на Россию в Сибири"{225}.
Нам уже известно, что именно в день поступления аналитической записки в Белый дом - 2 октября - Рузвельт окончательно отклонил японское предложение о встрече с Коноэ. Но сделано это было вовсе не так, как ожидало управление: президент практически не объяснил мотивов. По всей вероятности, офицеры управления в результате этого начали подходить к пониманию смысла попыток Вашингтона не допустить, чтобы в Токио "поскользнулись" на внешнеполитической стезе.
В связи с падением правительства Коноэ неугомонные разведчики сочинили новый меморандум, направленный правительству 16 октября. Они сообщили: падение правительства - "логический результат того, что министр иностранных дел Тоёда не смог добиться ослабления американского экономического давления на Японию... и давления националистов в пользу прекращения японо-американских мирных переговоров". Кто от этого пострадает? Составители документа подчеркивали: "Теперь японская армия, а не флот будет оказывать решающее влияние. Командование армии не замедлит воспользоваться любым ослаблением сибирской армии, вызванной русскими неудачами в Европе"{226}. Иными словами, разведчики прозрачно намекнули, что они проникли в суть игры влиятельных кругов в Вашингтоне.
Если Белый дом, как мы видели, успокоился с появлением на посту премьера Тодзио, то разведывательное управление забило тревогу. 21 октября оно поторопилось доложить правительству: "В тот самый момент, когда Квантунская армия сочтет, что она превосходит Сибирскую армию по силам в соотношении 2 к 1, весьма вероятно, что она начнет наступление независимо от политики и намерений правительства в Токио. А если это соотношение станет 3 к 1 или больше, то вероятность станет неизбежностью". Доклад завершался категорическими рекомендациями: "В наших лучших интересах... принять все возможные меры, чтобы сохранить нынешнее равновесие в силах русских и Квантунской армии"{227}.
Влиятельные и компетентные офицеры в командовании американской армии изыскивали пути, разумеется в национальных интересах США, чтобы предотвратить ухудшение положения Советского Союза в результате японской агрессии. Соединенные Штаты имели полную возможность предостеречь Японию против нападения на СССР. Больше того, коль скоро это нападение представлялось Вашингтону неизбежным, такое предостережение было совершенно обязательно в интересах коалиционной войны против держав "оси". Слово оставалось за правительством США.
Оно прозвучало. 23 октября "Нью-Йорк таймс" оповестила, что отныне главный поток грузов в СССР будет направляться не через Владивосток, а через Архангельск. Газета объяснила, что Вашингтон таким образом стремится избежать инцидентов с Японией. На следующий день Белый дом возмутился и с негодованием опроверг объяснение газеты{228}, однако американские суда больше не появлялись на путях к Владивостоку.
Как видно из американской документации, на том и закончилась эскапада разведывательного управления, оно перестало досаждать правительству своими прожектами. По-видимому, офицерам, совершившим вылазку в политику, указали их место. Как именно, представить нетрудно - в армии нет недостатка в уставах, наставлениях и инструкциях. И, конечно, все это было проделано в отборных терминах просвещенной "демократии", существующей в США, утверждений о верховенстве политиков над военными, в чем и состояло, по официальной американской доктрине, их преимущество над тоталитарными режимами, погрязшими в тупом милитаризме.
Различие между профессиональными военными и высокими политиками выявляет отличие описанных рекомендаций разведчиков от советов президенту военного министра Г. Стимсона, направленных в те дни. 21 октября он обратился с пространной докладной к Рузвельту. Стимсон подробно обосновывал свою мысль, что единственное эффективное средство в руках США для обуздания Японии - сосредоточить на Дальнем Востоке и Тихом океане мощные силы бомбардировочной авиации. Он настаивал на всемерном усилении соединений бомбардировщиков на Филиппинах.
Стимсон, как и немало других высокопоставленных американских военных, переоценивал возможности бомбардировщиков "Б-17". Он писал: "Внезапно в юго-западной части Тихого океана открылась стратегическая возможность первостепенного значения, революционизировавшая все наши проблемы в этой области, накопившиеся за двадцать лет. Если раньше мы не могли влиять на события в этом регионе, то теперь мы наделены в высшей степени эффективным средством. Больше того, мы едва ли даже понимаем собственные возможности в этом отношении". Всего 128 бомбардировщиков "Б-17" считалось достаточным для отражения японского вторжения на Филиппины!
Американские авиаторы поразмыслили и решили, что этих сил хватит еще и на то, чтобы разгромить с воздуха важнейшие промышленные объекты Японии. Для вящей убедительности Стимсон распорядился графически изобразить на приложенной к докладной карте, как именно бесподобные "Б-17" расправятся с японскими городами. В радиусе круга с центром на Филиппинах с юга и другого с центром во Владивостоке (!) оказывался Токио. Радиус действия "Б-17" не позволял действовать только с Филиппин. Поэтому предполагались "челночные" операции - вылет с Филиппин, бомбардировка Японии, посадка у Владивостока и обратно. Увлеченный такой перспективой генерал Макартур потребовал выслать ему на Филиппины "600 полетных карт с местонахождением индустриальных объектов в самой Японии". Уже в ноябре он получил многие сотни листов подробных карт и приказал разослать их по аэродромам.
Хотя только в начале сентября 1941 года первые "Б-17" приземлились на филиппинских аэродромах и должно было пройти немало времени, прежде чем на островах собралось бы 128 потребных машин (промышленность только-только налаживала их выпуск), Стимсон и Маршалл внесли серьезнейшие коррективы в американские планы. Если до конца лета 1941 года штабные планировщики в соответствии с прежними планами исходили из того, что с началом войны с Японией Филиппины придется сдать, то с принятием на вооружение "Б-17" они с возрастающей уверенностью готовили операции с опорой на архипелаг. Следствием этого совершенно непонятного задним числом оптимизма было то, что Гавайи признавались глубоким тылом американского фронта на Тихом океане. Старшим авиационным начальникам на островах пришлось смириться с тем, что "Б-17" появлялись там, как прекрасный мираж, и тут же исчезали. Гавайи превращались в промежуточный аэродром на пути перегонки бомбардировщиков из Калифорнии на Филиппины.
Итак, "южная клешня" американской мощи (по выражению Стимсона) вытягивалась на 5000 миль на запад до Филиппин. После войны генерал Дж. Маршалл объяснил, что лежало в основе драматического изменения американских военных планов: "Если бы мы смогли создать более или менее надежную оборону Филиппин, особенно с помощью тяжелых бомбардировщиков, на которые авиаторы тогда возлагали величайшие надежды, мы считали, что сумели бы остановить японское продвижение и их вступление в войну вообще, ибо они не могли не опасаться за судьбы своих городов, если не смогут взять Филиппины"{229}.
Дальше - больше. Рисуя в самых радужных красках преимущества описанного образа действия, Стимсон так заключал докладную президенту: "Еще одна возможность открывается в северо-западной части Тихого океана. Гавань и порт Владивостока - одни из трех ворот России. Ворота в Архангельске могут захлопнуться в любой момент. Пропускная способность ворот через Персидский залив недостаточна. Близость Аляски к Сибири и Камчатке, возможности, которые там есть (хотя мы еще не удостоверились в них), дают нам случай использовать эти бомбардировщики в дополнение к указанным действиям с юга. Этот район может послужить базой для северной клешни американского влияния и мощи на этот раз не только для защиты против японской агрессии, но и для сохранения оборонительной мощи России в Европе... Контроль над западной частью Тихого океана, который будет таким образом установлен, явится едва ли не серьезнейшим предостережением Японии, равно как средством гарантии России. Есть все основания ожидать, что таким образом можно оторвать Японию от держав "оси"{230}.
Но расчеты эти и всяческие упования на то, что американская авиация разместится на нашей земле, делались без хозяина Сибири и Камчатки Советского Союза. Как бы ни были прекрасны в глазах американского обывателя побуждения Стимсона, это могло навлечь на советский Дальний Восток японскую агрессию.
Ничто не могло поколебать посвященных в Вашингтоне - нападение Японии на Советский Союз абсолютно гарантировано. Безраздельное господство этого убеждения затянуло вплоть до сегодняшнего дня поиски в США виновников внезапности нападения на Пёрл-Харбор, ибо разве не злой умысел, и он один, конкретных лиц повинен во всеобщем ослеплении пребывавших на высших постах в Вашингтоне? Упускается из виду куда более прозаическое объяснение: верили, потому что хотели верить.
В конце 70-х годов по следам за Уотергейтом в США обнаружили "архизлодея" - бывшего директора ФБР Э. Гувера! Летом 1941 года в США приехал югослав Д. Попов, завербованный немецким абвером. В Берлине он считался отличным агентом, на деле патриот Попов работал на английскую разведку под кличкой Трайскл. Среди поручений абвера был вопросник, составленный, несомненно, японцами и касавшийся оборонительных сооружений в Пёрл-Харборе. Попову, помимо прочего, поручалось выехать на Гавайи и убедиться во всем собственными глазами. Очевидно, что в данном случае германская разведка бралась помочь своим японским коллегам.
Дальше, по словам видного историографа английских спецслужб У. Стивенсона, случилось невероятное: по приезде в США английская разведка связала Попова с ФБР. "Он должным образом доложил, что, по мнению немцев, японские моряки твердо убеждены - они могут вывести из строя большую часть американского Тихоокеанского флота, используя тактику англичан в Таранто, применяя, как и англичане, торпеды, приспособленные для небольших глубин, и перед лицом казалось бы непреодолимого сопротивления, то есть в условиях Пёрл-Харбора". Попов передал ФБР вопросник о Пёрл-Харборе.
Увы, сокрушается Стивенсон, личность Трайскла возмутила Гувера, сама кличка ("трехколесный велосипед ". - Н. Я.) для него была оскорблением. "Кличку избрали из-за его сексуального атлетизма, - писал ядовито впоследствии Гувер (убежденный гомосексуалист), - он предпочитал находиться в постели с двумя женщинами одновременно..." Контакты Трайскла в высших сферах, экзотические вкусы и экстравагантный стиль жизни, по его мнению, служили отличной маскировкой. ФБР с отвращением взирало на это, игнорируя мнение английских защитников Трайскла, указывавших на выполненные им с блеском опасные поручения. Гувера не заинтересовал вопросник о Пёрл-Харборе! Видя отношение ФБР, английские разведчики мудро посоветовали Попову убраться из США и укрыли его в Канаде. С тем в небытие ушло предостережение Трайскла о Пёрл-Харборе"{231}.
В декабрьском номере за 1982 год ведущего исторического журнала "Америкэн хисторикл ревью" Дж. Братцел и Л. Рут из Мичиганского университета напечатали сенсационную статью "Пёрл-Харбор, микроточки и Э. Гувер" о результатах розысков в архиве Рузвельта в Гайд-парке и в материалах ФБР. Они утверждали, что Гувер не доложил Рузвельту сообщенное Поповым. "Вашингтон пост" обнародовал на своих страницах написанное ими для специализированного профессионального журнала, предпослав статье заголовок "Знал ли Гувер о Пёрл-Харборе? Историки заявляют: директор ФБР замолчал предупреждения". В статье, помимо прочего, сказано:
"В войне слов по поводу того, кого следует винить за внезапность японского нападения на Пёрл-Харбор 41 год тому назад, появляются новые факты, свидетельствующие о том, что покойный директор ФБР Эдгар Гувер несет долю ответственности за путаницу в разведывательных органах. В результате США не придали значения ни одному из предупреждений о том, что нападение неизбежно... Историки пишут, что Попов был принят Эдгаром Гувером, который отчитал его за поездку в Майами с незамужней девицей... и не доложил ни один из вопросов, которые ставили немцы о Пёрл-Харборе президенту". Игнорировало и предупреждение Попова и ФБР: "Ждите нападения на Пёрл-Харбор еще до конца года" и т. д.{232}
В ответ на эти статьи ФБР весной 1983 года рассекретило несколько документов (периода с 30 сентября по 8 ноября 1941 года) о пребывании Попова в США. Оказалось, что ФБР передало информацию Попова об интересе немцев к Пёрл-Харбору, но, "как отметил историк американских спецслужб Томас Ф. Трой, в то время США страшно опасались прежде всего саботажа (на Гавайях). В вопроснике не было и намека на то, что можно ожидать японского нападения с воздуха на Пёрл-Харбор"{233}. Все это, вероятно, так. Примечательно разве то, что в 1983 году ФБР защищало честь мундира своего покойного директора. Т. Трой в газетной статье, то есть рассчитанной на массового читателя, прошел мимо сказанного в специальных сочинениях, а именно: "Гувер лично приказал, чтобы Попову запретили выехать в Пёрл-Харбор, а тогда можно было бы точно выяснить мотивы держав "оси", и даже угрожал арестовать Попова по закону Манна, предусматривавшему уголовное преследование лиц, перевозящих женщин через границы штатов в аморальных целях"{234}.
Осенью 1941 года в ФБР были глубоко убеждены в своей правоте и шли в ногу с другими американскими спецслужбами. Как раз в ноябре вернулся в Вашингтон Э. Моурер. Донован собрал высших генералов выслушать его доклад. Моурер живо описал тревожные настроения в странах Дальнего Востока и заверил, что из нескольких дюжин влиятельных людей, с которыми он беседовал, только один нервный бизнесмен в Маниле ожидал войны Японии с США. Много спустя Моурер припоминал: "Я рассказал адмиралу Киммелю о том, что сказал мне этот человек, он рассмеялся от всей души... Большинство этих людей считали, что японцы нападут на Россию, только немногие думали, что японцы бросятся на юг - на Голландскую Ост-Индию и Сингапур. Я рассказал также о том чудаке (предсказавшем войну с США. - Н. Я.) и помню, как генералы обменялись понимающими взглядами"{235}. Надо думать, они полагали - докладчик транжирил время в поездке на слабоумного. Моурер представил в высшие вашингтонские инстанции докладную на 57 страницах. Документ, излагавший описанную речь перед генералами, был датирован 3 декабря!{236}
"Розовый код" и "код ветров"
Случилось так, что Соединенные Штаты и Япония приняли важнейшие решения в один день - 5 ноября. Им предшествовала цепь событий как в Вашингтоне, так и в Токио. Американское правительство понимало, что после прихода к власти кабинета Тодзио не за горами решительные шаги Японии. Нужно было заранее определить свою позицию, а для этого изучить соотношение военных и политических возможностей страны. 5 ноября командование вооруженных сил США представило президенту развернутые рекомендации. Высшие военные деятели вновь указали, что главная цель США - нанести поражение Германии, а в войне против Японии следует придерживаться стратегической обороны, ибо неограниченное наступление на Тихом океане поглотит ресурсы, необходимые для Европы. Схватки с Японией следует избегать до тех пор, пока США не накопят достаточных военных сил на Тихом океане.
Если же Япония в ближайшее время встанет на путь вооруженной агрессии, "тогда военные действия против Японии следует предпринять в одном или нескольких нижеследующих случаях: 1) открытый акт войны японских вооруженных сил против территории или подмандатных территорий Соединенных Штатов, Британского Содружества или Голландской Ост-Индии; 2) продвижение японских войск в Таиланд, к западу от 100° восточной долготы, или южнее 10° северной широты, или вторжение на Португальский Тимор, Новую Каледонию или острова Товарищества... 3) если войны с Японией нельзя избежать, тогда на время нее следует придерживаться установленных стратегических планов, то есть военные операции должны носить в основном оборонительный характер с целью удержания территории и ослабления японской экономики; 4) учитывая глобальную стратегию, японское продвижение против Куньмина, в Таиланде, за исключением указанного выше, или нападение на Россию не оправдывают вмешательства Соединенных Штатов против Японии" (разрядка моя. - Н. Я.). Исходя из всего этого, высшее командование вооруженных сил США считало, что отношения с Японией не следует вести к разрыву. Рекомендации завершала лаконичная фраза: "Никаких ультиматумов Японии не предъявлять"{237}. Ф. Рузвельт согласился с этими доводами.
Ход мысли Г. Старка виден из его письма 17 октября, в котором объяснялась отданная накануне директива: "Дорогой Киммель! Дела у нас здесь последние двадцать суток идут ни шатко ни валко, а впрочем, ты знаешь все, что мы делаем. Лично я не верю, что Япония может пойти на нас войной, и в директиве, посланной тебе, я говорю о "вероятности", больше того, я значительно смягчил в окончательной редакции представленный мне проект директивы. Быть может, я не прав, но надеюсь, что это не так. В любом случае после долгой возни в Белом доме решили, что нам все же нужно быть начеку... Ты, наверно, помнишь то письмо, мое письмо, в котором я сообщал мнение оперативного управления, предсказывавшего нападение Японии на Сибирь в августе. Тогда я писал, что Япония не сделает ни одного определенного шага в этом направлении, пока обстановка не прояснится. Я думаю, что все это произойдет автоматически"{219}. Действительно, во второй половине октября положение на советско-германском фронте было очень тяжелым для СССР.
Естественно, эти документы подробно обсуждались Киммелем и Шортом. Впоследствии генерал Шорт свидетельствовал: в штабах на Гавайях из них заключили, что "была очень большая вероятность войны между Россией и Японией... Это ослабило, с моей точки зрения, возможность немедленной войны между США и Японией, ибо они (в Вашингтоне. - Н. Я.), очевидно, считали наиболее вероятной японо-русскую войну"{220}. Напрасно скромничал генерал Шорт и сваливал все на Вашингтон. Его собственный разведотдел в ориентировке намерений Японии на 12.00 17 октября докладывал командованию, то есть тому же Шорту: "Основное направление политики Японии... останется неизменным, ожидается, что Япония скоро бросит военный вызов державе или группе держав, противодействующих этой политике". Затем перечислялись возможные действия Японии: "1. Нападение на Россию с востока. 2. Оказание давления на Индокитай и Таиланд для получения военных баз и гарантий экономического сотрудничества. 3. Нападение на английские владения на Дальнем Востоке. 4. Оборона против американского нападения в поддержку Англии"{221}. Вот так!
Английское правительство было всецело согласно с США, что Япония в ближайшее время нападет на СССР. Однако, рассматривая эту перспективу с точки зрения национальных интересов Англии, в Лондоне считали неразумным допустить, чтобы державы "оси" били своих противников "поодиночке" - в данном случае Советский Союз. Английское правительство осведомлялось, что "сделают Соединенные Штаты в случае нападения Японии на Россию".
Американские расчеты строились на том, что 18 октября правительство сформировал генерал Хидэки Тодзио. Он был тесно связан с Квантунской армией и рассматривался американскими политиками как сторонник Германии. Аналогичных взглядов придерживались и в Лондоне. Руководство английской разведки на Дальнем Востоке докладывало: "Новый премьер настроен всецело прогермански. Считается, что японцы бросятся на Владивосток и Приморье, как только предстанет неизбежным распад советского сопротивления... Пока русские сильнее в Сибири, несмотря на возможные изъятия войск оттуда, но Приморье и Владивосток могут быть, без всякого сомнения, захвачены японцами"{222}.
В Вашингтоне, да и в Лондоне было упущено из виду только то небольшое обстоятельство, что как Тодзио, так и новый министр иностранных дел Сигэнори Того, в прошлом посол в Москве, лучше, чем кто-либо другой в Токио, понимали силу Советского Союза и сложность войны против него.
22 октября Хэлл ответил англичанам: "Правительство США еще не решило, что делать в случае нападения Японии на СССР"{223}. Английское правительство в ответ высказалось за совместное предостережение (США, Англии и СССР) Японии "против блокады Владивостока или нападения на Сибирь". Соединенные Штаты отказались. Почему?
Хэлл, пишут Лангер и Глисон, "решил на время рассматривать японскую агрессию в целом, а не заниматься ее отдельными проявлениями. Тем не менее Вашингтон решил отныне направлять поставки в Россию через Архангельск, а не Владивосток"{224}. Объяснение "научных светил" из УСС и ЦРУ решительно ничего не проясняет. Дело было, конечно, в том, что влиятельные силы в Соединенных Штатах старались не сделать ничего, что могло бы отвратить Японию от агрессии против Советского Союза.
"Б-17": через Гавайи на Филиппины
В разведывательном управлении штаба армии США - Дж-2 - офицеры имели доступ ко всем материалам, к каким имел и президент. Они видели глобальные замыслы агрессоров - Германии и Японии - и понимали, что основной фронт второй мировой войны держит Красная Армия, защищающая на советской земле и американцев. Простой здравый смысл и элементарное чувство самосохранения подсказывали - нельзя допустить, чтобы на Востоке Советскому Союзу нанесли предательский удар в спину. Этими бесхитростными мыслями офицеры управления делились со своим правительством.
2 октября руководство управления направило "наверх" пространную аналитическую записку, в которой глубоко, со всех точек зрения рассмотрело позицию США в переговорах с Японией. К этому времени было известно, что главное препятствие на пути договоренности - это требование Хэлла, чтобы Япония вывела войска из Китая. На первый взгляд честнейшая позиция, продиктованная пламенной заботой о жертве агрессии - китайском народе, о чем внушительно трактовали тогда американские средства массовой информации с трескучими ссылками на благороднейшие традиции внешней политики США.
Люди военные, американские разведчики, однако, оставили в стороне риторику и написали вещи, определенно неприятные для политиков, а именно: "На этой стадии выполнения национального стратегического плана прекращение боевых действий в Китае, за которым последует вывод японских войск - 21 дивизии, 20 бригад и 1000 самолетов, - нанесет величайший ущерб нашим интересам. В случае возвращения в Японию таких сил они окажутся потенциально взрывными и их сможет поставить под контроль только военная олигархия. Эти милитаристские элементы подавят или уничтожат умеренные элементы, заменив их беспокойными шовинистами, не обладающими ни способностью, ни склонностью поддерживать дипломатические отношения с любой демократической страной.
Если японские войска будут переведены из Китая в Индокитай или в Маньчжоу-Го, они, несомненно, выплеснутся в прилегающие районы, и наши интересы окажутся под еще большей угрозой".
Разведчики подчеркивали, что с 1932 года Квантунская армия "была абсолютно независимой от перетасовок кабинета в Токио...
Из изложенного представляется необходимым сковать максимальные японские силы в Китае по крайней мере на ближайшее время. Другими словами, мы должны немедленно положить конец нашим попыткам добиться вывода японских сил из Китая...
США должны сделать все возможное для помощи России в борьбе против Гитлера. Поэтому любые шаги с нашей стороны, которые высвободят японские (прогерманские) силы для удара по России с тыла, безрассудны". Что касается американо-японской встречи в "верхах", то, по мнению управления, "ни встреча лидеров, ни экономические уступки в это время не принесут ощутимой выгоды Соединенным Штатам, если Япония до этой встречи не даст твердого обязательства порвать с державами "оси". Непосредственная цель Соединенных Штатов - любым путем ослабить Гитлера. Японская гарантия не нападать на Сибирь освободит Россию психологически и в военном отношении и даст ей возможность оказывать более сильное сопротивление Гитлеру. Имея в виду указанное, обязательным предварительным условием предлагаемого совещания должен быть окончательный разрыв Японии с осью и гарантия, искренность которой должна быть бесспорной, не нападать на Россию в Сибири"{225}.
Нам уже известно, что именно в день поступления аналитической записки в Белый дом - 2 октября - Рузвельт окончательно отклонил японское предложение о встрече с Коноэ. Но сделано это было вовсе не так, как ожидало управление: президент практически не объяснил мотивов. По всей вероятности, офицеры управления в результате этого начали подходить к пониманию смысла попыток Вашингтона не допустить, чтобы в Токио "поскользнулись" на внешнеполитической стезе.
В связи с падением правительства Коноэ неугомонные разведчики сочинили новый меморандум, направленный правительству 16 октября. Они сообщили: падение правительства - "логический результат того, что министр иностранных дел Тоёда не смог добиться ослабления американского экономического давления на Японию... и давления националистов в пользу прекращения японо-американских мирных переговоров". Кто от этого пострадает? Составители документа подчеркивали: "Теперь японская армия, а не флот будет оказывать решающее влияние. Командование армии не замедлит воспользоваться любым ослаблением сибирской армии, вызванной русскими неудачами в Европе"{226}. Иными словами, разведчики прозрачно намекнули, что они проникли в суть игры влиятельных кругов в Вашингтоне.
Если Белый дом, как мы видели, успокоился с появлением на посту премьера Тодзио, то разведывательное управление забило тревогу. 21 октября оно поторопилось доложить правительству: "В тот самый момент, когда Квантунская армия сочтет, что она превосходит Сибирскую армию по силам в соотношении 2 к 1, весьма вероятно, что она начнет наступление независимо от политики и намерений правительства в Токио. А если это соотношение станет 3 к 1 или больше, то вероятность станет неизбежностью". Доклад завершался категорическими рекомендациями: "В наших лучших интересах... принять все возможные меры, чтобы сохранить нынешнее равновесие в силах русских и Квантунской армии"{227}.
Влиятельные и компетентные офицеры в командовании американской армии изыскивали пути, разумеется в национальных интересах США, чтобы предотвратить ухудшение положения Советского Союза в результате японской агрессии. Соединенные Штаты имели полную возможность предостеречь Японию против нападения на СССР. Больше того, коль скоро это нападение представлялось Вашингтону неизбежным, такое предостережение было совершенно обязательно в интересах коалиционной войны против держав "оси". Слово оставалось за правительством США.
Оно прозвучало. 23 октября "Нью-Йорк таймс" оповестила, что отныне главный поток грузов в СССР будет направляться не через Владивосток, а через Архангельск. Газета объяснила, что Вашингтон таким образом стремится избежать инцидентов с Японией. На следующий день Белый дом возмутился и с негодованием опроверг объяснение газеты{228}, однако американские суда больше не появлялись на путях к Владивостоку.
Как видно из американской документации, на том и закончилась эскапада разведывательного управления, оно перестало досаждать правительству своими прожектами. По-видимому, офицерам, совершившим вылазку в политику, указали их место. Как именно, представить нетрудно - в армии нет недостатка в уставах, наставлениях и инструкциях. И, конечно, все это было проделано в отборных терминах просвещенной "демократии", существующей в США, утверждений о верховенстве политиков над военными, в чем и состояло, по официальной американской доктрине, их преимущество над тоталитарными режимами, погрязшими в тупом милитаризме.
Различие между профессиональными военными и высокими политиками выявляет отличие описанных рекомендаций разведчиков от советов президенту военного министра Г. Стимсона, направленных в те дни. 21 октября он обратился с пространной докладной к Рузвельту. Стимсон подробно обосновывал свою мысль, что единственное эффективное средство в руках США для обуздания Японии - сосредоточить на Дальнем Востоке и Тихом океане мощные силы бомбардировочной авиации. Он настаивал на всемерном усилении соединений бомбардировщиков на Филиппинах.
Стимсон, как и немало других высокопоставленных американских военных, переоценивал возможности бомбардировщиков "Б-17". Он писал: "Внезапно в юго-западной части Тихого океана открылась стратегическая возможность первостепенного значения, революционизировавшая все наши проблемы в этой области, накопившиеся за двадцать лет. Если раньше мы не могли влиять на события в этом регионе, то теперь мы наделены в высшей степени эффективным средством. Больше того, мы едва ли даже понимаем собственные возможности в этом отношении". Всего 128 бомбардировщиков "Б-17" считалось достаточным для отражения японского вторжения на Филиппины!
Американские авиаторы поразмыслили и решили, что этих сил хватит еще и на то, чтобы разгромить с воздуха важнейшие промышленные объекты Японии. Для вящей убедительности Стимсон распорядился графически изобразить на приложенной к докладной карте, как именно бесподобные "Б-17" расправятся с японскими городами. В радиусе круга с центром на Филиппинах с юга и другого с центром во Владивостоке (!) оказывался Токио. Радиус действия "Б-17" не позволял действовать только с Филиппин. Поэтому предполагались "челночные" операции - вылет с Филиппин, бомбардировка Японии, посадка у Владивостока и обратно. Увлеченный такой перспективой генерал Макартур потребовал выслать ему на Филиппины "600 полетных карт с местонахождением индустриальных объектов в самой Японии". Уже в ноябре он получил многие сотни листов подробных карт и приказал разослать их по аэродромам.
Хотя только в начале сентября 1941 года первые "Б-17" приземлились на филиппинских аэродромах и должно было пройти немало времени, прежде чем на островах собралось бы 128 потребных машин (промышленность только-только налаживала их выпуск), Стимсон и Маршалл внесли серьезнейшие коррективы в американские планы. Если до конца лета 1941 года штабные планировщики в соответствии с прежними планами исходили из того, что с началом войны с Японией Филиппины придется сдать, то с принятием на вооружение "Б-17" они с возрастающей уверенностью готовили операции с опорой на архипелаг. Следствием этого совершенно непонятного задним числом оптимизма было то, что Гавайи признавались глубоким тылом американского фронта на Тихом океане. Старшим авиационным начальникам на островах пришлось смириться с тем, что "Б-17" появлялись там, как прекрасный мираж, и тут же исчезали. Гавайи превращались в промежуточный аэродром на пути перегонки бомбардировщиков из Калифорнии на Филиппины.
Итак, "южная клешня" американской мощи (по выражению Стимсона) вытягивалась на 5000 миль на запад до Филиппин. После войны генерал Дж. Маршалл объяснил, что лежало в основе драматического изменения американских военных планов: "Если бы мы смогли создать более или менее надежную оборону Филиппин, особенно с помощью тяжелых бомбардировщиков, на которые авиаторы тогда возлагали величайшие надежды, мы считали, что сумели бы остановить японское продвижение и их вступление в войну вообще, ибо они не могли не опасаться за судьбы своих городов, если не смогут взять Филиппины"{229}.
Дальше - больше. Рисуя в самых радужных красках преимущества описанного образа действия, Стимсон так заключал докладную президенту: "Еще одна возможность открывается в северо-западной части Тихого океана. Гавань и порт Владивостока - одни из трех ворот России. Ворота в Архангельске могут захлопнуться в любой момент. Пропускная способность ворот через Персидский залив недостаточна. Близость Аляски к Сибири и Камчатке, возможности, которые там есть (хотя мы еще не удостоверились в них), дают нам случай использовать эти бомбардировщики в дополнение к указанным действиям с юга. Этот район может послужить базой для северной клешни американского влияния и мощи на этот раз не только для защиты против японской агрессии, но и для сохранения оборонительной мощи России в Европе... Контроль над западной частью Тихого океана, который будет таким образом установлен, явится едва ли не серьезнейшим предостережением Японии, равно как средством гарантии России. Есть все основания ожидать, что таким образом можно оторвать Японию от держав "оси"{230}.
Но расчеты эти и всяческие упования на то, что американская авиация разместится на нашей земле, делались без хозяина Сибири и Камчатки Советского Союза. Как бы ни были прекрасны в глазах американского обывателя побуждения Стимсона, это могло навлечь на советский Дальний Восток японскую агрессию.
Ничто не могло поколебать посвященных в Вашингтоне - нападение Японии на Советский Союз абсолютно гарантировано. Безраздельное господство этого убеждения затянуло вплоть до сегодняшнего дня поиски в США виновников внезапности нападения на Пёрл-Харбор, ибо разве не злой умысел, и он один, конкретных лиц повинен во всеобщем ослеплении пребывавших на высших постах в Вашингтоне? Упускается из виду куда более прозаическое объяснение: верили, потому что хотели верить.
В конце 70-х годов по следам за Уотергейтом в США обнаружили "архизлодея" - бывшего директора ФБР Э. Гувера! Летом 1941 года в США приехал югослав Д. Попов, завербованный немецким абвером. В Берлине он считался отличным агентом, на деле патриот Попов работал на английскую разведку под кличкой Трайскл. Среди поручений абвера был вопросник, составленный, несомненно, японцами и касавшийся оборонительных сооружений в Пёрл-Харборе. Попову, помимо прочего, поручалось выехать на Гавайи и убедиться во всем собственными глазами. Очевидно, что в данном случае германская разведка бралась помочь своим японским коллегам.
Дальше, по словам видного историографа английских спецслужб У. Стивенсона, случилось невероятное: по приезде в США английская разведка связала Попова с ФБР. "Он должным образом доложил, что, по мнению немцев, японские моряки твердо убеждены - они могут вывести из строя большую часть американского Тихоокеанского флота, используя тактику англичан в Таранто, применяя, как и англичане, торпеды, приспособленные для небольших глубин, и перед лицом казалось бы непреодолимого сопротивления, то есть в условиях Пёрл-Харбора". Попов передал ФБР вопросник о Пёрл-Харборе.
Увы, сокрушается Стивенсон, личность Трайскла возмутила Гувера, сама кличка ("трехколесный велосипед ". - Н. Я.) для него была оскорблением. "Кличку избрали из-за его сексуального атлетизма, - писал ядовито впоследствии Гувер (убежденный гомосексуалист), - он предпочитал находиться в постели с двумя женщинами одновременно..." Контакты Трайскла в высших сферах, экзотические вкусы и экстравагантный стиль жизни, по его мнению, служили отличной маскировкой. ФБР с отвращением взирало на это, игнорируя мнение английских защитников Трайскла, указывавших на выполненные им с блеском опасные поручения. Гувера не заинтересовал вопросник о Пёрл-Харборе! Видя отношение ФБР, английские разведчики мудро посоветовали Попову убраться из США и укрыли его в Канаде. С тем в небытие ушло предостережение Трайскла о Пёрл-Харборе"{231}.
В декабрьском номере за 1982 год ведущего исторического журнала "Америкэн хисторикл ревью" Дж. Братцел и Л. Рут из Мичиганского университета напечатали сенсационную статью "Пёрл-Харбор, микроточки и Э. Гувер" о результатах розысков в архиве Рузвельта в Гайд-парке и в материалах ФБР. Они утверждали, что Гувер не доложил Рузвельту сообщенное Поповым. "Вашингтон пост" обнародовал на своих страницах написанное ими для специализированного профессионального журнала, предпослав статье заголовок "Знал ли Гувер о Пёрл-Харборе? Историки заявляют: директор ФБР замолчал предупреждения". В статье, помимо прочего, сказано:
"В войне слов по поводу того, кого следует винить за внезапность японского нападения на Пёрл-Харбор 41 год тому назад, появляются новые факты, свидетельствующие о том, что покойный директор ФБР Эдгар Гувер несет долю ответственности за путаницу в разведывательных органах. В результате США не придали значения ни одному из предупреждений о том, что нападение неизбежно... Историки пишут, что Попов был принят Эдгаром Гувером, который отчитал его за поездку в Майами с незамужней девицей... и не доложил ни один из вопросов, которые ставили немцы о Пёрл-Харборе президенту". Игнорировало и предупреждение Попова и ФБР: "Ждите нападения на Пёрл-Харбор еще до конца года" и т. д.{232}
В ответ на эти статьи ФБР весной 1983 года рассекретило несколько документов (периода с 30 сентября по 8 ноября 1941 года) о пребывании Попова в США. Оказалось, что ФБР передало информацию Попова об интересе немцев к Пёрл-Харбору, но, "как отметил историк американских спецслужб Томас Ф. Трой, в то время США страшно опасались прежде всего саботажа (на Гавайях). В вопроснике не было и намека на то, что можно ожидать японского нападения с воздуха на Пёрл-Харбор"{233}. Все это, вероятно, так. Примечательно разве то, что в 1983 году ФБР защищало честь мундира своего покойного директора. Т. Трой в газетной статье, то есть рассчитанной на массового читателя, прошел мимо сказанного в специальных сочинениях, а именно: "Гувер лично приказал, чтобы Попову запретили выехать в Пёрл-Харбор, а тогда можно было бы точно выяснить мотивы держав "оси", и даже угрожал арестовать Попова по закону Манна, предусматривавшему уголовное преследование лиц, перевозящих женщин через границы штатов в аморальных целях"{234}.
Осенью 1941 года в ФБР были глубоко убеждены в своей правоте и шли в ногу с другими американскими спецслужбами. Как раз в ноябре вернулся в Вашингтон Э. Моурер. Донован собрал высших генералов выслушать его доклад. Моурер живо описал тревожные настроения в странах Дальнего Востока и заверил, что из нескольких дюжин влиятельных людей, с которыми он беседовал, только один нервный бизнесмен в Маниле ожидал войны Японии с США. Много спустя Моурер припоминал: "Я рассказал адмиралу Киммелю о том, что сказал мне этот человек, он рассмеялся от всей души... Большинство этих людей считали, что японцы нападут на Россию, только немногие думали, что японцы бросятся на юг - на Голландскую Ост-Индию и Сингапур. Я рассказал также о том чудаке (предсказавшем войну с США. - Н. Я.) и помню, как генералы обменялись понимающими взглядами"{235}. Надо думать, они полагали - докладчик транжирил время в поездке на слабоумного. Моурер представил в высшие вашингтонские инстанции докладную на 57 страницах. Документ, излагавший описанную речь перед генералами, был датирован 3 декабря!{236}
"Розовый код" и "код ветров"
Случилось так, что Соединенные Штаты и Япония приняли важнейшие решения в один день - 5 ноября. Им предшествовала цепь событий как в Вашингтоне, так и в Токио. Американское правительство понимало, что после прихода к власти кабинета Тодзио не за горами решительные шаги Японии. Нужно было заранее определить свою позицию, а для этого изучить соотношение военных и политических возможностей страны. 5 ноября командование вооруженных сил США представило президенту развернутые рекомендации. Высшие военные деятели вновь указали, что главная цель США - нанести поражение Германии, а в войне против Японии следует придерживаться стратегической обороны, ибо неограниченное наступление на Тихом океане поглотит ресурсы, необходимые для Европы. Схватки с Японией следует избегать до тех пор, пока США не накопят достаточных военных сил на Тихом океане.
Если же Япония в ближайшее время встанет на путь вооруженной агрессии, "тогда военные действия против Японии следует предпринять в одном или нескольких нижеследующих случаях: 1) открытый акт войны японских вооруженных сил против территории или подмандатных территорий Соединенных Штатов, Британского Содружества или Голландской Ост-Индии; 2) продвижение японских войск в Таиланд, к западу от 100° восточной долготы, или южнее 10° северной широты, или вторжение на Португальский Тимор, Новую Каледонию или острова Товарищества... 3) если войны с Японией нельзя избежать, тогда на время нее следует придерживаться установленных стратегических планов, то есть военные операции должны носить в основном оборонительный характер с целью удержания территории и ослабления японской экономики; 4) учитывая глобальную стратегию, японское продвижение против Куньмина, в Таиланде, за исключением указанного выше, или нападение на Россию не оправдывают вмешательства Соединенных Штатов против Японии" (разрядка моя. - Н. Я.). Исходя из всего этого, высшее командование вооруженных сил США считало, что отношения с Японией не следует вести к разрыву. Рекомендации завершала лаконичная фраза: "Никаких ультиматумов Японии не предъявлять"{237}. Ф. Рузвельт согласился с этими доводами.