– Не может человек без мечты. Человек без мечты – что?
– Что?
Неужели ей показалось и слово «красавица» произнесено не было?
– Млекопитающее. Согласна?
Нилка готова была подписаться кровью под каждым словом, каждой буквой, произнесенной богочеловеком, но только покраснела в ответ.
– Ты хочешь сказать, что случайно поступила учиться в эту бурсу?
Оскорбившись за альма-матер, Нинка немного пришла в себя.
– Не случайно. Мне здесь нравится.
– А-а, вот, значит, как, – снова блеснул голливудской улыбкой скаут, – тебе здесь нравится, потому что ты мечтала сюда поступить?
– Конечно! – Нилка почувствовала, что обрела почву под ногами. – Я всегда мечтала стать мастером-закройщиком, как бабушка.
– Вот, значит, как. Ну, теперь ты станешь модельером-закройщиком. Сносная мечта. А еще о чем мечтаешь?
Про Париж и Европу Нилка бы не созналась даже под пыткой. Она потупилась и молча вертела в ладони яблоко.
– Хорошо. Тогда я попытаюсь угадать. Можно? – Снова улыбка, только уже прицельно бьющая по неискушенной Нилке.
– Можно, – выдавила она.
– Только чур ты мне помогаешь.
– Как?
– Как в детстве: горячо – холодно. Помнишь?
– Помню. – Нилка недоверчиво улыбнулась.
– Ну что, поехали?
– Куда? – струсила Нилка.
– Эх, да что ж это такое? – возмутился неотразимый селекционер моделей. – Как можно мечтать о чем-то, будучи такой трусихой, а?
Выпад показался Нилке более чем странным: одно с другим в ее сознании не вязалось. Ну, трусиха. Так ведь чужих мужчин нужно бояться. А при чем здесь мечта?
– А при чем здесь мечта? – озвучила она свое сомнение.
– Как при чем? – обрадовался Валежанин, будто только и ждал этого вопроса. – Как при чем? Трус мечтать не может по определению. Трус только и может, что трястись от страха, чтобы не дай бог что-то изменилось в его жизни. А что такое мечта?
– Что?
– Мечта – это перемены. Большие, если мечта большая, и маленькие, если мечта маленькая. Например, – с воодушевлением продолжал Валежанин, – ты мечтаешь о котенке. Это маленькая мечта, и перемены она повлечет за собой небольшие: лоток, мисочки, корм и разодранные обои. А вот большая мечта – выбор профессии, например, – влечет за собой серьезные перемены в жизни. Согласна?
Нилка смущенно молчала. Ей было стыдно, как богоотступнице: она не была согласна с вершителем судеб – скаутом Валежаниным. С ее трусливой точки зрения, мечта и цель были разными вещами.
– Что молчим? – не отставал богочеловек.
– Мечта может никогда не стать реальностью, – отважилась возразить Нилка.
– А-а, вот, значит, как! – Валежанин с интересом уставился на собеседницу. – Ты хочешь сказать, что у тебя была не мечта, а цель? Поэтому ты здесь? И это значит, что ты вовсе не трусиха? Я угадал?
Польщенная Нилка застенчиво улыбнулась:
– Примерно.
– Тогда ты оценишь мое предложение, – коварно подошел к интересующей его теме Валежанин и торжественно замолчал.
– Какое? – заерзала Нилка.
– Я предлагаю тебе работу модели. Оплачу учебу на курсах, возьму в штат и все такое. Подробности обговорим потом. Ну как?
Нилка боялась пошевельнуться: для ее неокрепшей психики два предложения за один день и машинка «Зингер» были слишком серьезным испытанием.
Да еще этот неотразимый мачо совсем не следит за речью. Сначала «красавица», теперь «модель» – это же… это… ах, да что там говорить! Она даже мечтать о таком не смела!
Радость омрачалась только одним соображением: техникум-то она не окончила. Ей еще год корпеть над учебниками. Вряд ли бабушка одобрит, если она не доучится.
На Нилкином лице отразилась борьба, скаут, он же Вельзевул, поспешил закрепить результат:
– Что такое модельер-закройщик в сравнении с Клаудией Шиффер, например, или нашей Натальей Водяновой? Отстой! Если, конечно, ты не кутюрье вроде Лагерфельда или Кардена. Ты Лагерфельд?
– Н-нет, не знаю, – промямлила Нилка.
– Вот и я говорю. Не Лагерфельд. Тогда зачем тебе эти выкройки, лекала и рулоны тканей?
– Но ведь неизвестно, смогу я стать звездой подиумов или не смогу.
– А я зачем? – искренне изумился скаут. Чем-то он сейчас напомнил Нилке Карлсона.
– Но ведь не вы же будете дефилировать?
– Верно, – коварно усмехнулся Вельзевул-Валежанин, – но именно я тебя этому научу.
– А как же техникум? – Нилка опасливо покосилась на колонны за спиной.
– Возьмешь отпуск.
– Какой отпуск? Что вы? У нас через неделю сессия начинается.
– Ну, больничный.
– Где же я его возьму?
Нилка не понимала, как реагировать на предложение. Не может же богочеловек быть таким… наивным.
Валежанин хлопнул себя по коленям красиво вылепленными ладонями:
– Дьявол, ну, хочешь, я тебе больничный организую? Нет, не в том смысле, – успокоил он Нилку, увидев ее вытянувшуюся физиономию, – привезу справку, что ты страдаешь анорексией.
– Что?
– Или шизофренией – выбирай.
Нилка снова начала краснеть, и Валежанин вдруг развеселился:
– Даю тебе время на размышление – цени. И держи. – Он протянул визитку.
Все было сказано. Семя, брошенное в благодатную почву, само потянется в рост – никаких сомнений на Нилкин счет у Валежанина не было.
…Ничего удивительного в том, что ее пригласила к себе Варенцова, Нилка не усмотрела – наоборот. Чего-то в этом духе она и ожидала.
Теперь у нее, Неонилы Кива, начнется другая жизнь. Теперь ей воздастся по трудам – это неизбежно. Теперь она просто обречена входить под фанфары в высокие кабинеты и принимать заслуженные почести…
Постучав в двойную деревянную дверь и дождавшись разрешения, Нилка вошла с видом скромницы, встала у края стола и потупилась в ожидании похвал.
Фанфары почему-то молчали.
Старуха окинула Нилку мутным взглядом поверх очков и скрипучим голосом прокаркала:
– Что?
Неужели ей показалось и слово «красавица» произнесено не было?
– Млекопитающее. Согласна?
Нилка готова была подписаться кровью под каждым словом, каждой буквой, произнесенной богочеловеком, но только покраснела в ответ.
– Ты хочешь сказать, что случайно поступила учиться в эту бурсу?
Оскорбившись за альма-матер, Нинка немного пришла в себя.
– Не случайно. Мне здесь нравится.
– А-а, вот, значит, как, – снова блеснул голливудской улыбкой скаут, – тебе здесь нравится, потому что ты мечтала сюда поступить?
– Конечно! – Нилка почувствовала, что обрела почву под ногами. – Я всегда мечтала стать мастером-закройщиком, как бабушка.
– Вот, значит, как. Ну, теперь ты станешь модельером-закройщиком. Сносная мечта. А еще о чем мечтаешь?
Про Париж и Европу Нилка бы не созналась даже под пыткой. Она потупилась и молча вертела в ладони яблоко.
– Хорошо. Тогда я попытаюсь угадать. Можно? – Снова улыбка, только уже прицельно бьющая по неискушенной Нилке.
– Можно, – выдавила она.
– Только чур ты мне помогаешь.
– Как?
– Как в детстве: горячо – холодно. Помнишь?
– Помню. – Нилка недоверчиво улыбнулась.
– Ну что, поехали?
– Куда? – струсила Нилка.
– Эх, да что ж это такое? – возмутился неотразимый селекционер моделей. – Как можно мечтать о чем-то, будучи такой трусихой, а?
Выпад показался Нилке более чем странным: одно с другим в ее сознании не вязалось. Ну, трусиха. Так ведь чужих мужчин нужно бояться. А при чем здесь мечта?
– А при чем здесь мечта? – озвучила она свое сомнение.
– Как при чем? – обрадовался Валежанин, будто только и ждал этого вопроса. – Как при чем? Трус мечтать не может по определению. Трус только и может, что трястись от страха, чтобы не дай бог что-то изменилось в его жизни. А что такое мечта?
– Что?
– Мечта – это перемены. Большие, если мечта большая, и маленькие, если мечта маленькая. Например, – с воодушевлением продолжал Валежанин, – ты мечтаешь о котенке. Это маленькая мечта, и перемены она повлечет за собой небольшие: лоток, мисочки, корм и разодранные обои. А вот большая мечта – выбор профессии, например, – влечет за собой серьезные перемены в жизни. Согласна?
Нилка смущенно молчала. Ей было стыдно, как богоотступнице: она не была согласна с вершителем судеб – скаутом Валежаниным. С ее трусливой точки зрения, мечта и цель были разными вещами.
– Что молчим? – не отставал богочеловек.
– Мечта может никогда не стать реальностью, – отважилась возразить Нилка.
– А-а, вот, значит, как! – Валежанин с интересом уставился на собеседницу. – Ты хочешь сказать, что у тебя была не мечта, а цель? Поэтому ты здесь? И это значит, что ты вовсе не трусиха? Я угадал?
Польщенная Нилка застенчиво улыбнулась:
– Примерно.
– Тогда ты оценишь мое предложение, – коварно подошел к интересующей его теме Валежанин и торжественно замолчал.
– Какое? – заерзала Нилка.
– Я предлагаю тебе работу модели. Оплачу учебу на курсах, возьму в штат и все такое. Подробности обговорим потом. Ну как?
Нилка боялась пошевельнуться: для ее неокрепшей психики два предложения за один день и машинка «Зингер» были слишком серьезным испытанием.
Да еще этот неотразимый мачо совсем не следит за речью. Сначала «красавица», теперь «модель» – это же… это… ах, да что там говорить! Она даже мечтать о таком не смела!
Радость омрачалась только одним соображением: техникум-то она не окончила. Ей еще год корпеть над учебниками. Вряд ли бабушка одобрит, если она не доучится.
На Нилкином лице отразилась борьба, скаут, он же Вельзевул, поспешил закрепить результат:
– Что такое модельер-закройщик в сравнении с Клаудией Шиффер, например, или нашей Натальей Водяновой? Отстой! Если, конечно, ты не кутюрье вроде Лагерфельда или Кардена. Ты Лагерфельд?
– Н-нет, не знаю, – промямлила Нилка.
– Вот и я говорю. Не Лагерфельд. Тогда зачем тебе эти выкройки, лекала и рулоны тканей?
– Но ведь неизвестно, смогу я стать звездой подиумов или не смогу.
– А я зачем? – искренне изумился скаут. Чем-то он сейчас напомнил Нилке Карлсона.
– Но ведь не вы же будете дефилировать?
– Верно, – коварно усмехнулся Вельзевул-Валежанин, – но именно я тебя этому научу.
– А как же техникум? – Нилка опасливо покосилась на колонны за спиной.
– Возьмешь отпуск.
– Какой отпуск? Что вы? У нас через неделю сессия начинается.
– Ну, больничный.
– Где же я его возьму?
Нилка не понимала, как реагировать на предложение. Не может же богочеловек быть таким… наивным.
Валежанин хлопнул себя по коленям красиво вылепленными ладонями:
– Дьявол, ну, хочешь, я тебе больничный организую? Нет, не в том смысле, – успокоил он Нилку, увидев ее вытянувшуюся физиономию, – привезу справку, что ты страдаешь анорексией.
– Что?
– Или шизофренией – выбирай.
Нилка снова начала краснеть, и Валежанин вдруг развеселился:
– Даю тебе время на размышление – цени. И держи. – Он протянул визитку.
Все было сказано. Семя, брошенное в благодатную почву, само потянется в рост – никаких сомнений на Нилкин счет у Валежанина не было.
…Ничего удивительного в том, что ее пригласила к себе Варенцова, Нилка не усмотрела – наоборот. Чего-то в этом духе она и ожидала.
Теперь у нее, Неонилы Кива, начнется другая жизнь. Теперь ей воздастся по трудам – это неизбежно. Теперь она просто обречена входить под фанфары в высокие кабинеты и принимать заслуженные почести…
Постучав в двойную деревянную дверь и дождавшись разрешения, Нилка вошла с видом скромницы, встала у края стола и потупилась в ожидании похвал.
Фанфары почему-то молчали.
Старуха окинула Нилку мутным взглядом поверх очков и скрипучим голосом прокаркала:
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента