Яковлева Анна. Жених для ящерицы

   – После факультетской кафедры меня забрали на Север, – объяснил, ничего не объяснив, Жуков.
   Мы засиделись, и Арсений вынужден был после затянувшегося обеда везти меня обратно на ферму.
   А вечером, когда я сидела на диване с котом Тришем, без остатка погруженная в муки Франчески, решившейся бросить родной город и уехать от Рэя, подальше от безответной любви, в калитку позвонили.
   С досадой отложив книжку, я вышла на крыльцо и обнаружила за забором улыбающегося Арсения.
   – Какими судьбами? – удивилась я, впуская псевдоистопника.
   – Да вот, был у твоего соседа, того, помнишь, который тебя грязью обрызгал.
   – Соседа? – еще больше удивилась я. – Ты хочешь сказать, что тот мерзкий тип, который облил меня грязью, теперь живет в соседнем доме?
   – Ну да, – поражаясь моей бестолковости, объяснил Арсений, – я же забрал у него документы. Посмотрел адрес – Майская, одиннадцать. Оказавшись поблизости, не смог не навестить тебя. Понимаешь?
   – Мог, – не согласилась я, – но раз уж ты здесь, проходи. Чай будешь?
   Арсений протянул увесистый пакет:
   – У меня есть вино.
   – У меня нет закуски, я не ждала гостей.
   – Не напрягайся, я не голодный, – порадовал Жуков, – это для создания доверительной атмосферы.
   Арсений, довольный собой, подмигнул мне.
   В пакете, кроме вина, оказалась коробка дорогих конфет и фрукты. Я отдала должное – Арсений продумал детали создания доверительной атмосферы. Это настораживало.
   – У тебя уютно, – пройдясь по дому, сообщил Жуков, – правда, мужских рук не хватает.
   Гость остановился возле двери, ведущей в спальню. Ручка двери висела на одном гвозде. Меня это не напрягало, а Арсений зачем-то взял и оторвал ручку совсем.
   – Вот, так-то лучше, – протягивая мне фурнитуру советского образца, заявил гость.
   Я насупилась и проворчала:
   – Мешала она тебе, что ли? Висела и висела себе. – Не люблю, когда кто-то пытается навязать мне свои вкусы.
   Жуков обнял меня за талию и мягко увлек в направлении кухни:
   – Все, все, больше ничего ломать не буду. Если только ледяную стену между нами. Но ее не ломать нужно, а отогревать сердечным теплом.
   Я послала Жукову убийственный взгляд, после которого «не каждая птица долетит до середины…», но он остался неуязвим.
   Увидев мое приспособление для открывания бутылок, Арсений покачал головой, но справился, вино открыл, даже пробка не раскрошилась (у нас с Дашкой любая попытка откупорить вино оканчивалась тем, что мы просовывали плотницким инструментом остатки раскрошившейся пробки в бутылку, а потом отплевывались от крошек, плавающих в вине).
   Я подала два высоких стакана из чешского стекла, пока гость наполнял их белым десертным вином, вымыла фрукты и открыла конфеты.
   Мы расположились за столом друг напротив друга, Жуков поднял фужер и произнес тост:
   – За самую очаровательную и непредсказуемую женщину Заречья.
   Тост был так себе, я поддержала его из вежливости.
   Далее Жуков очистил мандарин, разломал на дольки и протянул мне половину.
   – А ты руки-то мыл? – заподозрив повышенную бактериологическую обсемененность, спросила я.
   – Хочешь, при тебе вымою, чтоб ты видела?
   Он подошел к мойке, выдавил средство для мытья посуды, вымыл руки, вернулся к столу и очистил следующий мандарин. Опять протянул мне половину.
   Я с подозрением воззрилась на консультанта:
   – Не переигрывай.
   – Витя, откуда столько скепсиса?
   – Если бы ты видел себя со стороны, вопросов бы не задавал.
   – Неужели я неубедителен в роли влюбленного мужчины?
   – Нет, неубедителен.
   Масленые глазки Арсения заскользили по мне.
   – А что я здесь делаю, по-твоему?
   – Я догадываюсь, но хочу, чтобы ты сам сказал мне об этом.
   И тут как-то случилось, что Жуков коршуном набросился на меня.
   Оказавшись прижатой к стене, я почувствовала на губах его стремительный, агрессивный поцелуй.
   Дальше все завертелось и едва не вышло из-под контроля. Губы мои были заняты, руки тоже, и тело, собственно, мне уже не подчинялось. Оно подчинялось этому захватчику Жукову!
   Я собрала волю в кулак и оттолкнула Арсения:
   – Ну ты и жук! Ты здесь совсем не ради моих прекрасных глаз, а ради земельных паев!
   – Глупости! Но ты решай, пока цена подходящая, а то прощелкаешь – будешь жалеть, – усталым голосом посоветовал Арсений, не сводя с меня хищного взгляда.
   – Я учту, – стараясь не смотреть на завоевателя, буркнула я.
   Жуков отбыл, а я вернулась к Франческе, которая добилась потрясающих успехов в модельном бизнесе, продолжая хранить верность Рэю.
 
   Весна перла изо всех щелей, мне повсюду мерещились младенцы (не кровавые, нет, наоборот – счастливые, кружевные) и как никогда хотелось покинуть бомбоубежище, где было тихо и пусто и не было ни одного младенца (да что там – младенца, даже эмбриона, и то не было).
   Цейтнот и природная лень пробудили во мне мыслителя, и я придумала блицметод достижения цели: Дамой можно не быть, Даму можно сыграть.
   То есть притворяться долго – это лицедейство, требующее профессионализма, а я не обладала и малой толикой актерского таланта, как Дашка – здравым смыслом. Но притвориться ненадолго – это под силу каждой.
   Я надеялась, что долго прикидываться Дамой не придется – получу свое, и все, маски прочь.
   И тут я снова немного запуталась.
   Дама – она какая? Сильная, надменная, холодная пожирательница сердец? Тогда как быть с авторами, утверждающими, что сильного мужчину привлекают слабые женщины? Значит, придется притворяться:
   а) слабой, милой дурочкой,
   б) Дамой.
   Как вам образ Дамы-дурочки?
   Ясно, что образ нуждался в доработке, и я обложилась журналами.
   Как теоретику, мне было известно, что в арсенале соблазнительницы обязательно присутствует короткая юбка (годятся кожаные шорты), шпильки, красная помада и декольте критических размеров. Вся моя сущность восставала против такого экстрима.
   Листая журналы, я искала ответ на вопрос: как можно соблазнить мужчину, не прибегая к короткой юбке, карминной помаде, декольте критических размеров и вихлянию бедрами? Может быть, представители сильного пола реагируют еще на что-то, чему я могу научиться? Или интеллект не играет никакой роли в деле соблазнения нужного самца?
   Книжки, написанные авторами-женщинами, в один голос уверяли: имеет.
   Умная женщина с рациональным складом ума может получить желаемое, не прибегая к дешевым, затасканным приемам.
   Нужно только смотреть в рот намеченной жертве, искренне восхищаться, не боясь переборщить, грубо льстить и во всем демонстрировать беспомощность. Всего-то!
   Раз плюнуть деревенской жительнице, прожившей большую часть жизни без мужчины в собственном доме с огородом!
   И, словно издеваясь надо мной, авторы-мужчины утверждали обратное: для того, чтобы заставить мужчину охотиться, надо играть с ним (как не вспомнить Дарью?), провоцировать, быть остроумной, ядовитой, стервозной – роковой женщиной.
   На ум приходили Манон Леско и Шэрон Стоун – женщины, коллекционирующие разбитые сердца, кошельки и виллы с яхтами.
   Дама пугала вероломством.
 
   Следуя инструкциям, я должна была отрабатывать технику обольщения на коллегах, попутчиках в автобусе, покупателях в магазинах, прохожих и прочее, и прочее…
   Последовательно: взгляд в упор, полуулыбка, смущение.
   Сколько я ни тренировалась, держать взгляд не могла, трусила и прятала глаза. К слову сказать, подопытные мужчины смущались не меньше моего, нервничали и тоже прятали глаза.
   Между тем все продолжалось без изменений – я ездила на работу, брала пробы, выдавала анализы, по-прежнему задавала себе вопрос: «Господи, ну почему я не ящерица?» – и, как солдат на плацу, отрабатывала походку топ-модели, все реже вспоминая об авторе послания.
   Весна – лучшее время для обольщения – проходила впустую.
   «Неужели все зря?» – спрашивала я себя.
   С веранды, где обычно я сидела, погруженная в размышления о жизни, был виден по-зимнему голый сад, за садом как на ладони лежал двор дома номер 11.
   «Через месяц-полтора соседний дом полностью закроет зелень», – без видимой связи подумала я.
   Вдруг за забором наметилось движение: дверь открылась, в проеме мелькнул парень с голым торсом, на улицу вырвался лабрадор – палевый красавец.
   – Тихон, гуляй, – велел хозяин пса и приступил к упражнениям на перекладине под притолокой.
   Я успела несколько раз сбиться, пока считала, сколько раз подтянется этот деятель.
   Затем сосед вышел на крыльцо, положил одну ногу на перила, потянул руку к носку. Поменял ногу. Я затаила дыхание: тело у парня было просто великолепным. Гойко Митич, Сильвестр Сталлоне – ни дать ни взять.
   Меня прошиб озноб, кожа стала гусиной. «Вот это да-а!» – выдохнула я, решив в срочном порядке установить дипломатические отношения с приграничной территорией и выяснить, чем занимается сосед. Что у него с лицом, что с голосом? Может быть, он спасатель? Или пожарный? Или десантник?
   Воображение рисовало пылающий Дом малютки, заложников в Дагестане, подорвавшуюся на противотанковой мине БМП или сбитый в Грузии украинскими инструкторами противовоздушной обороны наш самолет-разведчик.
   Сосед с рельефной фигурой продолжал растяжки – теперь он садился на шпагат.
   «Вряд ли он вообще помнит, что устроил кому-то грязевую ванну, – без труда убедила я себя, – сейчас пойду и посмотрю ему в правый глаз».
   Я накинула цветастую шаль и по всем правилам дефиле выплыла на крыльцо.
   В тот же миг брутальный сосед кинулся в дом, будто его застали за развратными действиями в голом виде!
   Забытый на улице Тихон возмущенно затявкал, просясь в дом.
 
   «Успокойся! – уговаривала я себя всю дорогу на работу. – Мало ли что ему показалось! Это ничего не значит. Он, скорее всего, не рассчитывал, что в половине пятого утра кто-то может его увидеть. И что? Ну увидел кто-то, подумаешь, нежности какие! Барышня в бане, что ли?»
   В лаборатории я окунулась в работу, и анализы полностью вытеснили из головы соседа и его неадекватную реакцию.
   Я уже отдала справку Василию Митрофановичу и собиралась уходить домой, когда ко мне заглянул Гена Рысак и предупредил:
   – Витольда Юрьевна, ты мне нужна. Минут через пятнадцать зайди.
   – Зайду, – кивнула я.
   – Ты что-то решила с паями твоим и матушки? – встретил меня вопросом наш горе-управляющий.
   – Ген, тебе не все равно? – закусила я удила.
   – Ты понимаешь, что твое упрямство мешает нашим планам?
   – Нет, не понимаю, – честно призналась я, разглядывая управляющего.
   В окружении телефонных аппаратов, два из которых не работали, карты на стене (как будто Гена планировал крестовый поход на авторов земельной реформы), когда-то желтых коротких штор и офисной мебели в духе загнивающего социализма Гена являл собой странный гибрид апологета коммунизма и делового человека.
   – Ну что ж тут непонятного. Клиньями никто не будет покупать землю, – пустился в объяснения Геннадий Павлович, – ваши с мамой участки вклиниваются в общую площадь – ни себе, ни людям. Значит, тебе придется выходить из состава учредителей. Собрание должно подобрать тебе подходящий по размеру другой участок, равноценный. Головняк, Витольда, ей-богу! Может, уступишь?
   – А почему ты со мной об этом разговор затеял?
   – А кто должен его затевать?
   – Покупатель, Гена, покупатель!
   Я с осуждением посмотрела на Геннадия Павловича: до чего жалкий тип! Какие-то брючата, ворот клетчатой рубашонки подхвачен узлом нелепого пестрого галстука, а ботинки – прослезиться хочется. Ну какой из него Рысак? На моей памяти Гена никогда не был рысаком, даже в молодости.
   Геннадий Павлович смутился под моим откровенно оценивающим взглядом и неохотно признался:
   – Меня Жуков попросил поговорить с тобой.
   – Гена, ты взрослый мальчик, чего ты стесняешься послать этого жука?
   – Да нет, собственно, я не стесняюсь, – пробубнил Гена, а я подумала: «Хороший ты парень, Гена, но не Король».
   Может, потренировать на Гене свое умение соблазнять? Или это слишком легкая добыча?
 
   Не понимаю, что на меня нашло? Утром сходила в душ, удобрила себя кремами, вышла на веранду с чашкой чаю. Сидела как на иголках, каждую минуту поглядывала на соседний двор: непроницаемые окна, наглухо задраенная дверь. Ожидание оказалось бесплодным, ни Тихона, ни мужественного соседа я так и не увидела. Как вымерли.
   День стремительно прибывал, зацветали фруктовые деревья, сирень набрала цвет, скоро, совсем скоро соседний двор утонет в зелени, мне ни-чего-шеньки не будет видно!
   Я посмотрела на Триша.
   Время идет, а я все там же и с теми же. Даже бойкий консультант Жуков куда-то пропал.
   Внезапно я поняла, что не могу больше ни минуты терпеть это роковое единство места, времени и действия.
   Решительно поднялась со стула, прошла в ванную, вспугнув Триша с его любимого места – с кресла на веранде, распахнула подвесной шкаф и нашла косметичку.
   Так, что у нас имеется в арсенале соблазнения?
   Доисторический блок компактной пудры, тюбик туши «Мэйбеллин», оказавшийся непригодным к употреблению, и блеск для губ. И все. Неудивительно: ничего приличного в моей косметичке не водилось даже в институтские времена. Я подняла глаза к зеркалу. «Права Дашка, я похожа на жертву маньяка», – призналась я себе.
 
   Арсений объявился через неделю.
   Выглядел консультант настоящим щеголем: отличная кожаная куртка, как бы потертая в некоторых местах, качественные джинсы, кожаная спортивная обувь.
   В лаборатории сразу изменилась температура, влажность и атмосферное давление.
   – Привет! – сунулся с поцелуем Арсений.
   В этот момент я разводила кислоту и приказала глазами Арсению заткнуться.
   Жуков боком протиснулся мимо, не преминув прижаться к моему бедру, присел на стул в углу у окна и с интересом огляделся.
   – А это что? – спросил он, когда я сняла перчатки и выключила вытяжной шкаф.
   – Что?
   Арсений показал на колбу с надписью «С₂Н₅ОН».
   – То самое, – похвалила я консультанта, – спирт это, Арсений, ты не ошибся.
   Жуков шарил по мне таким взглядом, что беременность была почти реальной.
   Сегодня я собиралась на работу с особой тщательностью.
   Чуть подкрасила ресницы, нанесла на веки какие-то многозначительные тени (Франция, «хамелеон»), терракотовые румяна на скулы и блеск для губ, оказавшийся весьма кстати. Волосы захватила заколкой, выпустив живописный хвост.
   Никакой особой цели я не преследовала, поверьте.
   Просто… Из чистого гуманизма!
   Подумала: хорошо бы расшевелить Гену Рысака.
   Чтобы управляющий распрямил плечи, вспомнил, что он мужчина, приоделся, приободрился, приударил и еще что-нибудь сделал, но не наполовину, а до конца, по-настоящему. Хватит паллиативов! Вся наша ферма, Заречье и жизнь в целом – сплошной паллиатив, сделка с собой.
   Гена, как на грех, заглянул не вовремя, я считала кислотность молока и пустить в ход технику обольщения не могла.
   – Какой ты сегодня симпатичный, Геннадий Палыч! – проворковала я, прислушиваясь к звуку собственного голоса. Готова побиться об заклад: таким голосом Ева подбивала Адама сорвать яблоко.
   Гена от неожиданности забыл, зачем явился, а когда я приготовилась гипнотизировать его правый глаз, пошел пятнами и выскочил из лаборатории.
   – А ты похожа на жрицу – такое у тебя загадочное лицо, – подхалимски улыбнулся Жуков.
   – Ничего не выйдет, – срезала я консультанта.
   – Ты о чем?
   – Об алкоголе, сексе и земельных паях.
   Арсений похлопал глазками.
   – Не понимаю, о чем ты. Я чисто по-дружески заскочил поболтать, – стушевался под моим проницательным взглядом Арсений. – О чем задумалась?
   Жуков плохо переносил неопределенность.
   – Да, ерунда, – нахмурилась я, – ты что-то говорил обо мне соседу?
   – Какому? Твоему?
   – Ну не своему же!
   – Да. Рассказал, как он уделал твое пальто и едва не переехал тебя. Посоветовал не попадаться тебе на глаза.
   – Добрый мальчик. Спасибо, – проворчала я, – за заботу. То-то я смотрю, бедный шарахается от меня как от чумы.
   – Ха! – воскликнул довольный Жуков. – Наверняка он женофоб! С такой-то рожей!
   – Бери выше – ксенофоб!
   Мне некогда было болтать – пора было выдавать анализы, время поджимало, уже несколько раз заглядывал Василий Митрофанович – не мог отвезти молоко на пищекомбинат без моей справки.
   – Давай я тебя подожду, и пообедаем вместе где-нибудь, – предложил Арсений.
   – Давай, – согласилась я и подумала: «Почему нет? Не поросячий хвостик этот Арсений, как-никак директор консалтинговой компании, консультант по слияниям (вот, кстати, еще один аргумент) и объединениям. Вполне годится, чтобы стать донором. К тому же он будет думать, что это он меня соблазнил…»
 
   Обедали мы с Жуковым все в том же «Багратионе», в ресторанчике грузинской кухни.
   Опять от меня несло коровником, опять у нас была на обед бутылка испанского сухого вина, опять у меня во рту горело пламя от соусов, а Арсений пытался завоевать мое доверие перспективными планами:
   – Я привез для тебя «Положение о лаборатории». Мне нужны твои документы, копия диплома там, трудовой – короче, сама знаешь. Напишешь заявление, я заберу все с собой, вернусь с приказом, и приступишь.
   – А где будет лаборатория?
   – В областном центре.
   – О-о, так далеко ездить? – огорчилась я.
   От нашего городка до областного центра всего двадцать минут езды. Но дело не в расстоянии, а в сервисе: зимой придется мерзнуть на остановках, летом умирать от жары в автобусах.
   – Сдай на права, машину дадим тебе, будешь ездить сама.
   – На права? – У меня вытянулось лицо.
   – Да. Тебя это пугает?
   – Признаться, да – пугает.
   – Ха! Это же не Москва! – в своей манере завопил Жуков. – Чего бояться?
   Я вспомнила соседа-убийцу за рулем:
   – Хватает придурков на дороге.
   – Это ты о Шумахере, твоем соседе?
   – Да.
   – Между прочим, он парень боевой, по-моему, списан по состоянию здоровья.
   Я расширенными глазами смотрела на Жукова, впитывала информацию как губка:
   – Откуда знаешь?
   – Военный билет держал в руках… А чего это ты порозовела?
   – От вина, – лихо соврала я, а воображение опять услужливо подбросило вариации на тему героического прошлого странного соседа, – может, списан по контузии? Тогда ему пить совсем нельзя. Ни капли. Вот идиот!
   – Ты не слишком близко к сердцу принимаешь прошлое этого типа? – Арсений впился в меня взглядом, от которого хотелось прикинуться ветошью.
   – Неужели? Мне кажется, меня непосредственно касается его пагубная страсть к алкоголю.
   Жуков усмехнулся и как-то слишком проникновенно предупредил:
   – Не влюбись.
   Я вскинула брови:
   – По-твоему, я извращенка?
   – Женщины – существа странные, чем больше жалости вызывает мужик, тем верней его шансы. Я не хочу, чтобы он разбил тебе сердце.
   – Знаешь, мне иногда хочется, чтобы кто-то разбил мое сердце, но это вряд ли случится – я слишком рациональна.
   Жуков как-то посерьезнел и сдавленно произнес:
   – Ты мне очень нравишься, Витя.
   – А по-моему, тебе нравятся мои земельные паи.
   – Ну что ты заладила: паи, паи… – скривился Арсений, – я готов ради тебя на всякие безрассудства, а ты – паи!
   – С тестостероном – это не ко мне.
   – У меня все серьезно! – запальчиво возразил Жуков.
   – Арсений Иванович, ты женатый человек, и вообще у меня другие планы.
   – Витя, давай ты родишь ребенка, я тебя не брошу, буду помогать, – понес ахинею Арсений, хватая меня за руку.
   – Справку о состоянии здоровья принесешь – тогда поговорим, – попыталась отшутиться я.
   – Я здоров как бык, вынослив как верблюд. Ты сможешь убедиться в этом, Витя, когда пожелаешь, – перешел на интимный шепот Жуков.
   Только зоопарка мне не хватало!
   – Арсений, успокойся, – прошипела я, пытаясь вырвать руку, но Арсений точно с ума сошел. Он целовал мою ладонь, подносил ее то ко лбу, то опять к губам. Я беспомощно озиралась по сторонам – хоть бы официантка появилась!
   – Ты чудо, Витя, – бормотал Жуков, – ты меня так заводишь!
   Признание Жукова всколыхнуло в душе подозрение: что-то похожее я недавно слышала или читала…
   Аноним?!
   С губ уже готово было сорваться обвинение, но я обуздала эмоции: письмо я получила до знакомства с Жуковым.
   Рука Арсения оказалась у меня на коленях, и я поблагодарила себя за то, что пренебрегла рекомендациями психологов носить юбки.
   – Жуков, прекрати, – придушенным шепотом я пыталась остановить осатаневшего консультанта.
   – Пойдем в машину. – Жуков бросил на стол купюру и потащил меня из зала.
   Где-то я дала промашку, почему все так повернулось?
   Кожаный салон «ауди» не казался мне подходящим местом для любви, я уперлась как ишак, не позволяя втолкнуть себя в машину. Физиономия у меня покраснела, волосы растрепались от сопротивления – Жуков обхватил меня сзади за талию и держал крепко, не выпускал, прижимаясь все сильней. Еще немного – и этот маньяк изнасилует меня прямо на подножке своей машины! «Бедные ящерицы», – не к месту вспомнила я.
   – Арсений Иванович! – совсем близко раздался приятный мужской голос.
   Жуков выпустил меня из своих лап и даже присел от неожиданности.
   – Максим Петрович?
   Я обернулась к собеседнику Жукова, хлопнула вразнобой глазами и постаралась взять себя в руки.
   Вот это да!
   «Смотреть в правый глаз, – как в лихорадке вспоминала я инструкцию по обольщению, – смотреть в правый глаз, правый глаз отвечает за левое полушарие, левое полушарие – это эмоции. Куда? Куда?! Не смей отводить глаза! Улыбайся! Так, посмотрела вниз. Посмотрела вниз, теперь опять в правый глаз. Что там дальше? Блин! Не помню. Кажется, надо внимательно слушать…»
   Что? Что такое? Он о чем-то спросил?
   – Вы меня слышите? – донесся издалека бархатный низкий голос.
   – Отлично! – восхищенно хлопая глазами, улыбнулась я.
   Ну вот, очевидно, ляпнула что-то не то – посмотрел на меня странным взглядом. Мелочи, главное – зацепить. Для этого годится все, в том числе и невпопад сказанное слово.
   Какой экземпляр! Мм!
   Все мои мечты воплотились в этом начинающем седеть статном великане с высоким лбом, густыми бровями, пронзительным взглядом карих глаз на бледном лице с порочным ртом. А руки какие!
   Кольцо на безымянном пальце? Ерунда!
   Я не представляю угрозу его семье – у меня другая цель.
   Плевать, что на мне нет юбки с разрезом, блузки в обтяжку и туфель на шпильке. Макияж… Макияжа тоже почти нет, но будем считать, что все наоборот: юбка с разрезом, шпильки, блузка в обтяжку и прозрачный макияж присутствуют.
   Он поведется.
   Не зря же я перелопатила горы макулатуры по искусству соблазнения, училась быть не просто женщиной, а Дамой.
   Глядя на твидовый пиджак, на расстегнутую верхнюю пуговицу белоснежной сорочки, открывающую крепкую шею, на выбритый до синевы подбородок и вишневые сумасшедшие губы, я поняла: какое счастье, что я не тля и не американская ящерица! Пусть эти твари размножаются, как задумала природа – однополым зачатием, а я буду размножаться… тоже как задумала природа!
   «Смотри в правый глаз!» – умоляла я себя, забыв, что от меня несет коровником, что я только что на глазах у Максима Петровича чуть не подверглась насилию со стороны Жукова, растрепана и скорее похожа на не очень удачливую девочку по вызову, чем на Даму.
   «Смотри в правый глаз», – преодолевая дурноту, заставляла я себя.
   Максим Петрович, оценивая, мазнул по мне взглядом и опять обратился к Жукову:
   – Познакомь с девушкой, Арсений Иванович.
   – А-а, это, э-э, наш будущий начальник химлаборатории, Витольда Юрьевна, – проблеял Жуков. Уровень адреналина в крови еще зашкаливал, дышал Арсений как после восхождения по отвесному склону Казбека.
   Я протянула ладонь Максиму Петровичу:
   – Можно Витольда.
   – Максим, – с дежурной улыбкой на устах пожал мне руку красавец-мужчина. Если в этой безупречной с виду голове окажутся мозги, то я короную его.
   «Не оценивай, будь доброжелательной, мужчины боятся оценок!» – просила я себя, хватаясь как за соломинку за технику обольщения.
   Как обычно, в решающий момент силы изменили мне: колени дрожали, во рту пересохло, ладони вспотели. Представлять обольщение и обольщать – не одно и то же.
   – Приятно было познакомиться, мне пора, – заявила я, трусливо озираясь по сторонам.
   Через дорогу находилась остановка, и я хотела только одного: юркнуть в автобус, поскорей оказаться дома и устроиться с книжкой на диване.
   – Витольда Юрьевна, – окликнул Максим Петрович, – подождите!
   Я оглянулась.
   Мужчины, склонив головы набок, рассматривали меня, как товар в витрине.
   «Не забыть сказать Жукову, что на фоне Максима Петровича он не смотрится», – сказала я себе и приободрилась.
   – Да?
   – Ну, если уж вы здесь, то, может, проедем в офис? Документы у вас с собой?
   – А! Конечно!
   На ватных ногах я двинулась назад, глянула в черные, без зрачка, глаза и провалилась. «О господи, – взмолилась я, – не могу, не могу смотреть на него! Что же делать?»
   – Моя машина к вашим услугам.
   Я проследила взгляд Максима Петровича, и мы направились к лимузину.
   «Так тебе и надо, козел», – ныряя в салон, подумала я о Жукове и тут же испытала приступ вины:
   – А Жукова мы не берем?
   В конечном счете разве не я мечтала о богатом выборе доноров? К тому же мужчины – существа стадные: не будет одного – не будет и второго.
   – А зачем он нам нужен? – заговорщицки подмигнул Максим Петрович, осторожно касаясь моего локтя. – Мне показалось, он не по-джентельменски с вами обошелся. Я не прав?
   Ответить я не успела.
   – Я за вами! – завопил Жуков, и я поняла, что зря о нем беспокоюсь.
   Машина мягко тронулась с места и уже через десять минут парковалась перед трехэтажным зданием в купеческом стиле.
   По широкой лестнице мы поднялись на площадку верхнего этажа, на которую выходили четыре звукоизолирующие двери из массива.
   На одной я прочитала: «Француз Максим Петрович – председатель Ассоциации фермерских хозяйств».
   С такой фамилией председательствовать в Дворянском клубе, а не у фермеров.
   Максим Петрович отпер замок и распахнул передо мной дверь.
   Ого!
   Современный офис ассоциации, обставленный со сдержанным шиком, поражал воображение: стильный и дорогой, он скорее походил на штаб-квартиру правящей партии, чем на офис добровольно объединившихся нищих фермерских хозяйств. «Откуда деньги?» – успела подумать я.
   – Присаживайтесь, – пригласил хозяин кабинета, и я с некоторой робостью присела к столу совещаний, оказавшись по правую руку от Максима Петровича.
   События разворачивались чересчур стремительно для моего привыкшего к тихой незаметной жизни организма. В сознании не помещалось, что это воплощение мечты, темпераментный, харизматический мужчина, по предварительной оценке настоящий Король, – теперь мой начальник.
   – Кофе? Чай?
   – Кофе.
   – Фаина Романовна, – подняв трубку, небрежно бросил Француз, – два кофе.
   Мы переглядывались и улыбались друг другу: я – смущенно, Француз – покровительственно.
   Когда в кабинете появилась полная дама средних лет, мы с Максимом Петровичем практически уже были близкими людьми.
   – Здравствуйте, – кивнула дама, глядя поверх очков.
   Максим Петрович принял поднос с чашками и с напускной суровостью распорядился:
   – Оформите Витольду Юрьевну начальником лаборатории, оклад мы обсудим позже.
   Я протянула документы, Фаина Романовна покинула кабинет.
   Установилась вязкая тишина. Максим Петрович со значением поглядывал на меня, под этими взглядами сердце в груди било в набат, кофе не проглатывался.
   – Ха! Вы уже тут кофе хлещете! – уличил нас Жуков, влетев в кабинет. – Есть еще чашка?
   – С собой носить надо, – проворчал Максим Петрович.
   Арсений плюхнулся с другой стороны стола, напротив меня и тут же принялся сверлить меня взглядом.