– Здесь все же убирают чаще, чем раз в неделю, – заметил я.
– Ну, это внутренние дела постояльцев. Я в это не вмешиваюсь, – небрежно бросил на ходу Евлампий.
– А много здесь живет народу? – спросил я.
– Увидите сами, – невнятно пробормотал Евлампий. Он явно не был расположен обсуждать детали.
Пройдя с десяток метров, мы остановились у одной из комнат. Евлампий порылся в кармане и вручил мне тяжелый длинный ключ.
– Вот ваша комната, проходите, располагайтесь. Завтра утром в девять ноль-ноль жду вас у себя.
С этими словами он повернулся и собрался уходить.
– Подождите, – в отчаянии закричал я. – Вы еще ничего мне не объяснили. Где здесь что, как мне устроиться, и вообще: что значит «завтра к девяти на работу»? Куда, каким образом? Вы автобус за мной пришлете что ли?
Не останавливаясь, Евлампий бросил мне через плечо:
– Справа от входа за углом стоит телефон-автомат. Зайдете в будку, и наберете мой номер. Там есть справочник.
– А как… – ошарашено начал я.
– Разберетесь, не маленький.
С этими словами Евлампий, вроде не прибавляя шага, тут же оказался в конце коридора, и не успел я остановить его, как он исчез на лестнице. Звука шагов я не услышал, и стало ясно, что пытаться догнать его бесполезно. «Вот подонок, – подумал я, – это у него называется все покажу и объясню. Похоже, таков местный стиль общения, и надо к этому привыкать. Ничего, прорвемся, – успокоил я себя. – Уж если ты привык к невоспитанным израильтянам, то черти тебе будут нипочем. Посмотрим, что они мне приготовили».
Я открыл дверь и понял, что для выживания мне надо будет воскресить в памяти навыки, приобретенные в общаге университета. В небольшой комнате стояла трехногая продавленная кровать. Вместо четвертой ноги на меня смотрел обломок кирпича, вызывая в памяти ностальгические воспоминания студенческой молодости. Кроме этого ветерана в комнате стоял небольшой, явно шатающийся стол и пара стульев, на которые, понятное дело, без предварительной разведки я садиться не стану. Стенной шкаф находился сразу возле входа. Внутренне содрогнувшись в ожидании того, что я там увижу, я открыл дверцу. Меня ждал сюрприз. Облезлый снаружи шкаф оказался буквально забит всем необходимым. У меня никогда не было подобного гардероба, и лишь огромным усилием воли я подавил в себе желание немедленно начать рассматривать и примерять все это великолепие.
Следующим и последним предметом обстановки был холодильник. Увидев его, я понял, насколько проголодался. Был уже вечер, а я за весь день успел только позавтракать. Да и что это был за завтрак? Как обычно, чашка крепкого кофе, чтобы не заснуть за рулем, и маленький, чисто символический бутерброд. Плюс к этому мой завтрак содержал две ритуальные ложки густой сметаны. Это, по моей личной теории, должно уменьшить вредное воздействие на желудок первой утренней сигареты, которую я в обязательном порядке выкуривал перед выходом из дома. Несмотря на многолетний, как водительский, так и курительный стаж, я так и не привык курить за рулем, предпочитая потерять лишние пять-десять минут дома, но зато получить полное удовольствие от курения, когда меня ничто не отвлекает. «Кстати, – подумал я, – а что у нас с сигаретами?» На этот вопрос ответа пока не было.
Холодильник оправдал мои робкие надежды. После стольких лет жизни в Израиле, в котором еда является национальным видом спорта, удивить меня ее обилием уже невозможно. Мои хозяева и не пытались это сделать. Они просто загрузили холодильник всем необходимым. На меня глядел привычный набор продуктов, а в глубине смутно виднелись и более редкие деликатесы. Итак, стиль отношения к наемным работникам начинал проясняться. «Черти – они и есть черти», – подумал я и отправился искать санузел.
Удобства, как и обещал Евлампий, нашлись в конце коридора. Обставлено все было со спартанским минимализмом, однако все необходимое для того, чтобы привести себя в порядок, я там увидел. Жуткого вида сантехника, выполненная по советским стандартам тридцатых годов, работала исправно. Искупавшись, я вернулся к себе в комнату и переоделся в привычный спортивный костюм, который нашел в шкафу. Там же оказался и ряд выдвижных ящичков, – я не сразу их заметил. В первом обнаружился полный набор туалетных и бритвенных принадлежностей. Что характерно – именно тех фирм, которыми я обычно пользовался. «Ну, с бритьем можно подождать до утра», – здраво рассудил я.
Я подошел к холодильнику, вытащил оттуда упаковку замороженных стейков и пачку масла. Затем нашел пустой пакет и положил в него все это, побросав туда же всякую зелень. Из морозилки достал литровую бутылку водки. Этикетка на бутылке была мне незнакома, но бутыль выглядела солидно. Я рассудил, что травить поддельной водкой меня здесь не будут. Зажав бутылку подмышкой, я открыл дверь и выглянул в коридор. Прислушался к голосам, доносящимся из кухни, подумал, вернулся в комнату, снова открыл холодильник и добавил в пакет баночку красной икры, коробку маринованной селедки и салями. Мне надо было познакомиться с будущими коллегами, а в таком деле хорошая закуска еще никому не мешала. Наконец я решил, что полностью готов, и отправился на поиски кухни.
Кухню я нашел по голосам в противоположном конце коридора. Она представляла собой небольшую чистую комнату, покрашенную, как и сам коридор, масляной краской того особенного тусклого цвета, которая встречалась во всех общественных зданиях в Советском Союзе. Подобную краску описал в свое время Гоголь, назвав ее «какая-то голубенькая вроде серенькой». У стены стояла старая газовая плита, рядом с ней в стену была вмонтирована раковина с отколовшейся эмалью. В раковине была навалена гора грязной посуды. В углу громоздился старый обшарпанный кухонный шкаф. У другой стены стоял обеденный стол.
За столом на стульях сидели двое: невысокий коренастый мужчина лет тридцати-тридцати пяти, с внешностью борца или боксера, и симпатичная женщина того же возраста с длинными распущенными черными прямыми волосами. Несмотря на очевидную красоту, в ее лице было что-то отталкивающее, хотя я бы затруднился точно сформулировать, что именно. Это впечатление было мимолетным, и быстро прошло. Одета она была в простенький домашний халат, какие в массовом порядке шила советская промышленность в шестидесятые годы. Такая модель успешно скрывала индивидуальность женской фигуры, низводя их обладательниц до некого среднего уровня строительницы коммунизма, которой секс ни к чему.
Мужчина, наоборот, имел приятную, располагающую к себе внешность. Густые светлые волосы были подстрижены «ежиком», что делало его круглую голову похожей на большой мяч для тенниса. Только в глазах у него стояла какая-то непреходящая тревога. Мужчина носил полинявший спортивный костюм неописуемого фиолетового цвета, в который в те же шестидесятые одевали спортсменов. Штаны на коленях пузырились, резинки на манжетах рукавов были растянуты и обвисли. Невообразимые домашние шлепанцы, из которых торчали босые пятки, завершали картину домашнего уюта коммунальной квартиры.
Дверь была открыта; я остановился, разглядывая сидевших на кухне. Они были так увлечены разговором, что не замечали меня.
– Мне нужно мясо, – говорил мужчина, с отвращением ковыряя остывшую яичницу в тарелке перед собой. – Это не еда.
– А кто слопал днем все котлеты? Мне даже пообедать было нечем. А теперь я должна снова придумывать тебе мясной ужин?
– Не надо ничего придумывать. Я сам пожарю.
– Тебе лишь бы жарить. Не дам тебе ничего. У меня остался последний кусок мяса, а до следующего пайка еще три дня. Сейчас все слопаешь, а потом будем на одной картошке сидеть, так что ли?
Я решил, наконец, показаться:
– Добрый вечер! Можно к вам?
Мои, казалось бы, такие простые слова, произвели эффект разорвавшейся бомбы. Сидевший спиной ко мне мужчина, резко вскочил на ноги и развернулся лицом ко мне. Стул вылетел из-под него и с грохотом приземлился у другой стены. В мгновение его сжатые кулаки метнулись вверх, он принял стойку, которая мне очень не понравилась. Из такой стойки удобно бить противника, в то же время не подставляя себя под удар. Поскольку кроме меня других противников у мужчины не наблюдалось, то я инстинктивно отпрянул назад и поднял руки. Бутылка водки, зажатая у меня подмышкой, поползла, ускоряясь, вниз. Я только и успел выдохнуть: «Ой!». На наше счастье, реакция у мужчины оказалась лучше. Прямо из своей стойки он нырнул ко мне под ноги и, вытянув правую руку, поймал бутылку в нескольких сантиметрах от пола. Такое усилие не прошло для него даром. Он потерял равновесие и шлепнулся на пол, держа, однако, бутылку перед собой на весу.
– Ну, ваще! – сидя на полу, емко сформулировал он и рассмеялся. – Кто ж так с продуктом обращается?!
Я, понял, что бить меня не будут, и рассмеялся в ответ. К этому моменту женщина также успела прийти в себя и подошла ко мне.
– Здравствуйте! Простите его, пожалуйста. Он после войны стал нервным. Вообще-то он нормальный, только вот не любит, когда к нему неожиданно подходят со спины. – Обернувшись к поднимающемуся с пола мужчине, она продолжила: – Ну, вставай уже, псих ты мой ненаглядный. Принимай гостя.
Мужчина уже стоял на ногах и протягивал мне руку:
– Сергей…
Я представился в ответ. Сергей продолжал:
– Вы не обижайтесь, это у меня после Афгана. Обычно я безопасный.
Женщина за его спиной фыркнула и тоже подошла ко мне:
– Я Марина. Рада вас здесь видеть. Проходите, пожалуйста.
За промежуток времени, который мне понадобился, чтобы пройти от двери к столу, поставить на него пакет с едой и сесть на свободный стул, Марина успела задать мне кучу вопросов:
– Скажите, а кто вы? Вы к нам надолго? Вы будете здесь жить? Ой, как я рада! Я сто лет уже не видела нормальных людей. А вы здесь будете работать? А кто вы по специальности? А откуда вы? Оставайтесь на нашем этаже, никуда не переходите. А то мы тут вдвоем с Серегой. А как вы сюда попали?
Я предпочел не вмешиваться в этот поток слов, а молча стал вытаскивать продукты. Присутствующие уставились на них.
– Это откуда? – спросил Сергей.
– Из холодильника, – непонимающе ответил я.
– Из какого холодильника? – Сергей с Мариной переглянулись.
– Из холодильника в моей комнате, – ответил я. – А что, у вас в комнате не так?
– У нас в комнате не так, – как-то отчужденно ответил Сергей.
Они замолчали. Я непонимающе смотрел на них. Сергей поставил на стол бутылку, которую все еще держал в руке. Они поднялись.
– Ну ладно, вы, наверное, устали. Не будем вам мешать, – пробормотали они, и пошли к выходу из кухни.
– Постойте, я собирался с вами поужинать. Познакомиться, посидеть по-человечески. Куда же вы?
Сергей с Мариной переглянулись. Марина подошла к столу и вопросительно взглянула на меня.
– Пожалуйста, – не дожидаясь ее вопроса, заговорил я. – Приготовьте нам ужин. А мужчинам, – добавил я, обращаясь к Сергею, – не помешает перед сном немного выпить.
– Вот, так можно жить, – проговорил Сергей. Он протянул руку и свернул пробку с горлышка бутылки.
– Ага, налаживается жизнь, налаживается, – усмехнулась Марина, вспомнив неизвестный мне анекдот. – Ты бы хоть рюмки достал сначала. И подожди, пока я накрою.
Она быстро и умело стала распаковывать продукты и накрывать на стол. Я присоединился к ней. Тем временем Сергей приготовил рюмки и разлил водку:
– Ну, за встречу!
Мы выпили и набросились на еду. Ужин прошел весело. Сергей с Мариной были искренне мне рады, и через полчаса мы уже болтали как старые знакомые. Я вкратце рассказал свою историю о том, как попал сюда. Судя по реакции слушателей, их истории не особенно отличались от моей. Я уже знал, что Марина с Сергеем не были супружеской парой, как я решил вначале. Они познакомились только здесь. Сергей прибыл сюда первым, месяца два назад, а еще через месяц здесь появилась и Марина. Кроме них в общежитии больше никого не было. Немудрено, что они так мне обрадовались.
Более подробно расспросить их не удалось – разговор получался слишком сумбурным, и стало ясно, что если не сконцентрироваться на чем-то одном, то мы так ничего и не выясним. По обоюдному согласию мы отложили истории о прошлой жизни на потом, и переключились на обсуждение событий сегодняшнего дня. Я описал во всех деталях свое собеседование в кабинете у шефа, и то, как я оттуда выбирался. Рассказ сопровождался взрывами хохота и сочувственными репликами слушателей. Когда я закончил свой рассказ, ко мне уже относились как к своему. В ответ я попросил Сергея с Мариной рассказать, сталкивались ли они с чем-нибудь подобным.
– Мы прошли точь-в-точь через такое же интервью, – начал Сергей.
– У них здесь все так. Придумают пакость и повторяют ее без конца, – вставила Марина, которая не могла вынести, что Сергей рассказывает что-то без ее участия. – Да ты и сам это скоро заметишь. У них все расписано до малейших деталей, и они в точности выполняют инструкции.
– И как же вы выбирались? Вы были вместе?
– Нет, каждый проходил в одиночку. Это золотое правило, – продолжала Марина.
– Давай уже точнее. У них здесь два золотых правила, – перебил ее Сергей. Я отметил, что всего за месяц совместной жизни эти двое успели обзавестись всеми вторичными семейными признаками: ругались на кухне и перебивали друг при разговоре.
– Правило первое – устрой другому гадость, как только подвернется возможность. Правило второе – никогда и никому не помогай выпутываться из неприятностей. Вот, пожалуй, и весь здешний моральный кодекс, – задумчиво продолжил Сергей, прикуривая сигарету. (Мои любимые сигареты тоже нашлись в очередном ящике шкафа. Мы втроем набросились на них еще в самом начале вечера, и теперь потрошили уже вторую пачку.) – У меня тоже была эта подсказка, но я не сразу обратил на нее внимание.
– Не заметил Эллу? Не верю! – тоном маститого режиссера перебил я Сергея.
– Нет, Эллочку-то я, конечно, разглядел! – глаза Сергея хищно засверкали. – Такое чудо природы я бы никогда не пропустил. Хороша. Я бы даже сказал, чертовски хороша.
Я почувствовал легкий приступ ревности. Марина что-то прошипела про себя. А Сергей, справившись с воспоминаниями, продолжал:
– Понимаешь, я человек конкретный. И вообще, не мастер я на такие чудеса. Перед тем, как уйти, Тихон завел со мной разговор, как мне казалось тогда, не относящийся к делу. Он сказал, что пока я буду здесь, может возникнуть ситуация, с которой я должен буду справиться самостоятельно. У них, мол, здесь все заняты своими делами, и просьбы о помощи не приветствуются. Здесь заведено так: справляешься сам – значит все хорошо. А не справился с ситуацией – будь добр, предоставь место другому. Конкуренция страшная. Только и ждут, когда кто-нибудь споткнется. Сразу набросятся и затопчут.
– Ну, черти, одно слово, – не удержавшись, подтвердила Марина.
Сергей напустил на себя сердитый вид:
– Молчи, женщина, когда джигиты разговаривают! Саша, ну что мне с ней делать?
– Паранджа. Надень на нее паранджу. Очень, говорят, способствует, – авторитетно объявил я. Однако, перехватив взгляд Марины, почувствовал, что перегибаю палку, и тут же добавил, обратившись уже непосредственно к ней: – Э-э, такую, знаешь, приталенную, с декольте. Или можно мини. Тебе очень пойдет.
Марина снисходительно приняла мою беспардонную лесть:
– Ладно, Сергей, рассказывай, только без твоих аналитических рассуждений. Эти уж мне писатели, все норовят проанализировать каждый шаг, для всего ищут объяснение и причину.
– Писателей? Сергей, ты пишешь? – изумился я.
– А, потом, потом. Дай мне рассказать о собеседовании…
– Пишет он, пишет, – подтвердила Марина. Затем достала очередную сигарету, прикурила и стала усиленно ей пыхать: мол, я тут не при чем, сижу, курю, никого не трогаю.
– Короче, оставил он меня одного. Я понял, что на помощь мне никто не придет, и надо выбираться своими силами.
– Ну… – я очень надеялся, что Сергей повторил мои эксперименты по проникновению сквозь стену. Это бы развеяло мои подозрения о своем неожиданно прорезавшемся идиотизме, – …и что ты сделал? Тоже о стенку бился?
– Да нет, я же говорю: я – человек простой. Походил по кабинету и все осмотрел. Над самым столом там есть вентиляционная решетка. Ты ее не видел?
– Нет, – сдавленным голосом произнес я. Диагноз о моем скоропостижном идиотизме подтвердился. – Пол-то исследовал, а вот наверх я не посмотрел.
– А зря. Я поставил кресло на стол, и оттуда достал до решетки. Снял ее, ухватился за край, подтянулся и попал в вентиляционную шахту. Она оказалось достаточно большой, чтобы я смог пролезть. Через несколько метров увидел другую решетку, вынул ее и спрыгнул прямо на голову Евлампию. Ему это, по-моему, не очень понравилось. Но он ничего не сказал.
– Слушай, может, поэтому он нас так плохо кормит? – оживилась Марина.
– А я вот завтра ему пригрожу, что еще раз на него спрыгну, если он не начнет нас кормить по-человечески.
– Да, да, поговори с ним. А то, видишь ли, пайки у них ограничены, перебои с поставкой земной пищи. А когда хотят, то оказывается, у них все есть. Слушай, – обратилась она ко мне, – может быть, тебя, как иностранца, по другой категории поселили?
– Ага, – усмехнулся я. – По самой высшей. Рядом с сортиром. Особая привилегия, меньше бегать приходится.
– Действительно, Марин, ну какая другая категория, когда он в той же общаге, через стенку от нас?
– Ну и что? Ты же знаешь чертей. Поместили нарочно рядом, а холодильник забили всякими деликатесами, чтобы мы смотрели, как он лопает, а сами слюнку глотали! – Марина, как женщина, тонко чувствовала любые адские замыслы.
– Ну, это внутренние дела постояльцев. Я в это не вмешиваюсь, – небрежно бросил на ходу Евлампий.
– А много здесь живет народу? – спросил я.
– Увидите сами, – невнятно пробормотал Евлампий. Он явно не был расположен обсуждать детали.
Пройдя с десяток метров, мы остановились у одной из комнат. Евлампий порылся в кармане и вручил мне тяжелый длинный ключ.
– Вот ваша комната, проходите, располагайтесь. Завтра утром в девять ноль-ноль жду вас у себя.
С этими словами он повернулся и собрался уходить.
– Подождите, – в отчаянии закричал я. – Вы еще ничего мне не объяснили. Где здесь что, как мне устроиться, и вообще: что значит «завтра к девяти на работу»? Куда, каким образом? Вы автобус за мной пришлете что ли?
Не останавливаясь, Евлампий бросил мне через плечо:
– Справа от входа за углом стоит телефон-автомат. Зайдете в будку, и наберете мой номер. Там есть справочник.
– А как… – ошарашено начал я.
– Разберетесь, не маленький.
С этими словами Евлампий, вроде не прибавляя шага, тут же оказался в конце коридора, и не успел я остановить его, как он исчез на лестнице. Звука шагов я не услышал, и стало ясно, что пытаться догнать его бесполезно. «Вот подонок, – подумал я, – это у него называется все покажу и объясню. Похоже, таков местный стиль общения, и надо к этому привыкать. Ничего, прорвемся, – успокоил я себя. – Уж если ты привык к невоспитанным израильтянам, то черти тебе будут нипочем. Посмотрим, что они мне приготовили».
Я открыл дверь и понял, что для выживания мне надо будет воскресить в памяти навыки, приобретенные в общаге университета. В небольшой комнате стояла трехногая продавленная кровать. Вместо четвертой ноги на меня смотрел обломок кирпича, вызывая в памяти ностальгические воспоминания студенческой молодости. Кроме этого ветерана в комнате стоял небольшой, явно шатающийся стол и пара стульев, на которые, понятное дело, без предварительной разведки я садиться не стану. Стенной шкаф находился сразу возле входа. Внутренне содрогнувшись в ожидании того, что я там увижу, я открыл дверцу. Меня ждал сюрприз. Облезлый снаружи шкаф оказался буквально забит всем необходимым. У меня никогда не было подобного гардероба, и лишь огромным усилием воли я подавил в себе желание немедленно начать рассматривать и примерять все это великолепие.
Следующим и последним предметом обстановки был холодильник. Увидев его, я понял, насколько проголодался. Был уже вечер, а я за весь день успел только позавтракать. Да и что это был за завтрак? Как обычно, чашка крепкого кофе, чтобы не заснуть за рулем, и маленький, чисто символический бутерброд. Плюс к этому мой завтрак содержал две ритуальные ложки густой сметаны. Это, по моей личной теории, должно уменьшить вредное воздействие на желудок первой утренней сигареты, которую я в обязательном порядке выкуривал перед выходом из дома. Несмотря на многолетний, как водительский, так и курительный стаж, я так и не привык курить за рулем, предпочитая потерять лишние пять-десять минут дома, но зато получить полное удовольствие от курения, когда меня ничто не отвлекает. «Кстати, – подумал я, – а что у нас с сигаретами?» На этот вопрос ответа пока не было.
Холодильник оправдал мои робкие надежды. После стольких лет жизни в Израиле, в котором еда является национальным видом спорта, удивить меня ее обилием уже невозможно. Мои хозяева и не пытались это сделать. Они просто загрузили холодильник всем необходимым. На меня глядел привычный набор продуктов, а в глубине смутно виднелись и более редкие деликатесы. Итак, стиль отношения к наемным работникам начинал проясняться. «Черти – они и есть черти», – подумал я и отправился искать санузел.
Удобства, как и обещал Евлампий, нашлись в конце коридора. Обставлено все было со спартанским минимализмом, однако все необходимое для того, чтобы привести себя в порядок, я там увидел. Жуткого вида сантехника, выполненная по советским стандартам тридцатых годов, работала исправно. Искупавшись, я вернулся к себе в комнату и переоделся в привычный спортивный костюм, который нашел в шкафу. Там же оказался и ряд выдвижных ящичков, – я не сразу их заметил. В первом обнаружился полный набор туалетных и бритвенных принадлежностей. Что характерно – именно тех фирм, которыми я обычно пользовался. «Ну, с бритьем можно подождать до утра», – здраво рассудил я.
Я подошел к холодильнику, вытащил оттуда упаковку замороженных стейков и пачку масла. Затем нашел пустой пакет и положил в него все это, побросав туда же всякую зелень. Из морозилки достал литровую бутылку водки. Этикетка на бутылке была мне незнакома, но бутыль выглядела солидно. Я рассудил, что травить поддельной водкой меня здесь не будут. Зажав бутылку подмышкой, я открыл дверь и выглянул в коридор. Прислушался к голосам, доносящимся из кухни, подумал, вернулся в комнату, снова открыл холодильник и добавил в пакет баночку красной икры, коробку маринованной селедки и салями. Мне надо было познакомиться с будущими коллегами, а в таком деле хорошая закуска еще никому не мешала. Наконец я решил, что полностью готов, и отправился на поиски кухни.
Кухню я нашел по голосам в противоположном конце коридора. Она представляла собой небольшую чистую комнату, покрашенную, как и сам коридор, масляной краской того особенного тусклого цвета, которая встречалась во всех общественных зданиях в Советском Союзе. Подобную краску описал в свое время Гоголь, назвав ее «какая-то голубенькая вроде серенькой». У стены стояла старая газовая плита, рядом с ней в стену была вмонтирована раковина с отколовшейся эмалью. В раковине была навалена гора грязной посуды. В углу громоздился старый обшарпанный кухонный шкаф. У другой стены стоял обеденный стол.
За столом на стульях сидели двое: невысокий коренастый мужчина лет тридцати-тридцати пяти, с внешностью борца или боксера, и симпатичная женщина того же возраста с длинными распущенными черными прямыми волосами. Несмотря на очевидную красоту, в ее лице было что-то отталкивающее, хотя я бы затруднился точно сформулировать, что именно. Это впечатление было мимолетным, и быстро прошло. Одета она была в простенький домашний халат, какие в массовом порядке шила советская промышленность в шестидесятые годы. Такая модель успешно скрывала индивидуальность женской фигуры, низводя их обладательниц до некого среднего уровня строительницы коммунизма, которой секс ни к чему.
Мужчина, наоборот, имел приятную, располагающую к себе внешность. Густые светлые волосы были подстрижены «ежиком», что делало его круглую голову похожей на большой мяч для тенниса. Только в глазах у него стояла какая-то непреходящая тревога. Мужчина носил полинявший спортивный костюм неописуемого фиолетового цвета, в который в те же шестидесятые одевали спортсменов. Штаны на коленях пузырились, резинки на манжетах рукавов были растянуты и обвисли. Невообразимые домашние шлепанцы, из которых торчали босые пятки, завершали картину домашнего уюта коммунальной квартиры.
Дверь была открыта; я остановился, разглядывая сидевших на кухне. Они были так увлечены разговором, что не замечали меня.
– Мне нужно мясо, – говорил мужчина, с отвращением ковыряя остывшую яичницу в тарелке перед собой. – Это не еда.
– А кто слопал днем все котлеты? Мне даже пообедать было нечем. А теперь я должна снова придумывать тебе мясной ужин?
– Не надо ничего придумывать. Я сам пожарю.
– Тебе лишь бы жарить. Не дам тебе ничего. У меня остался последний кусок мяса, а до следующего пайка еще три дня. Сейчас все слопаешь, а потом будем на одной картошке сидеть, так что ли?
Я решил, наконец, показаться:
– Добрый вечер! Можно к вам?
Мои, казалось бы, такие простые слова, произвели эффект разорвавшейся бомбы. Сидевший спиной ко мне мужчина, резко вскочил на ноги и развернулся лицом ко мне. Стул вылетел из-под него и с грохотом приземлился у другой стены. В мгновение его сжатые кулаки метнулись вверх, он принял стойку, которая мне очень не понравилась. Из такой стойки удобно бить противника, в то же время не подставляя себя под удар. Поскольку кроме меня других противников у мужчины не наблюдалось, то я инстинктивно отпрянул назад и поднял руки. Бутылка водки, зажатая у меня подмышкой, поползла, ускоряясь, вниз. Я только и успел выдохнуть: «Ой!». На наше счастье, реакция у мужчины оказалась лучше. Прямо из своей стойки он нырнул ко мне под ноги и, вытянув правую руку, поймал бутылку в нескольких сантиметрах от пола. Такое усилие не прошло для него даром. Он потерял равновесие и шлепнулся на пол, держа, однако, бутылку перед собой на весу.
– Ну, ваще! – сидя на полу, емко сформулировал он и рассмеялся. – Кто ж так с продуктом обращается?!
Я, понял, что бить меня не будут, и рассмеялся в ответ. К этому моменту женщина также успела прийти в себя и подошла ко мне.
– Здравствуйте! Простите его, пожалуйста. Он после войны стал нервным. Вообще-то он нормальный, только вот не любит, когда к нему неожиданно подходят со спины. – Обернувшись к поднимающемуся с пола мужчине, она продолжила: – Ну, вставай уже, псих ты мой ненаглядный. Принимай гостя.
Мужчина уже стоял на ногах и протягивал мне руку:
– Сергей…
Я представился в ответ. Сергей продолжал:
– Вы не обижайтесь, это у меня после Афгана. Обычно я безопасный.
Женщина за его спиной фыркнула и тоже подошла ко мне:
– Я Марина. Рада вас здесь видеть. Проходите, пожалуйста.
За промежуток времени, который мне понадобился, чтобы пройти от двери к столу, поставить на него пакет с едой и сесть на свободный стул, Марина успела задать мне кучу вопросов:
– Скажите, а кто вы? Вы к нам надолго? Вы будете здесь жить? Ой, как я рада! Я сто лет уже не видела нормальных людей. А вы здесь будете работать? А кто вы по специальности? А откуда вы? Оставайтесь на нашем этаже, никуда не переходите. А то мы тут вдвоем с Серегой. А как вы сюда попали?
Я предпочел не вмешиваться в этот поток слов, а молча стал вытаскивать продукты. Присутствующие уставились на них.
– Это откуда? – спросил Сергей.
– Из холодильника, – непонимающе ответил я.
– Из какого холодильника? – Сергей с Мариной переглянулись.
– Из холодильника в моей комнате, – ответил я. – А что, у вас в комнате не так?
– У нас в комнате не так, – как-то отчужденно ответил Сергей.
Они замолчали. Я непонимающе смотрел на них. Сергей поставил на стол бутылку, которую все еще держал в руке. Они поднялись.
– Ну ладно, вы, наверное, устали. Не будем вам мешать, – пробормотали они, и пошли к выходу из кухни.
– Постойте, я собирался с вами поужинать. Познакомиться, посидеть по-человечески. Куда же вы?
Сергей с Мариной переглянулись. Марина подошла к столу и вопросительно взглянула на меня.
– Пожалуйста, – не дожидаясь ее вопроса, заговорил я. – Приготовьте нам ужин. А мужчинам, – добавил я, обращаясь к Сергею, – не помешает перед сном немного выпить.
– Вот, так можно жить, – проговорил Сергей. Он протянул руку и свернул пробку с горлышка бутылки.
– Ага, налаживается жизнь, налаживается, – усмехнулась Марина, вспомнив неизвестный мне анекдот. – Ты бы хоть рюмки достал сначала. И подожди, пока я накрою.
Она быстро и умело стала распаковывать продукты и накрывать на стол. Я присоединился к ней. Тем временем Сергей приготовил рюмки и разлил водку:
– Ну, за встречу!
Мы выпили и набросились на еду. Ужин прошел весело. Сергей с Мариной были искренне мне рады, и через полчаса мы уже болтали как старые знакомые. Я вкратце рассказал свою историю о том, как попал сюда. Судя по реакции слушателей, их истории не особенно отличались от моей. Я уже знал, что Марина с Сергеем не были супружеской парой, как я решил вначале. Они познакомились только здесь. Сергей прибыл сюда первым, месяца два назад, а еще через месяц здесь появилась и Марина. Кроме них в общежитии больше никого не было. Немудрено, что они так мне обрадовались.
Более подробно расспросить их не удалось – разговор получался слишком сумбурным, и стало ясно, что если не сконцентрироваться на чем-то одном, то мы так ничего и не выясним. По обоюдному согласию мы отложили истории о прошлой жизни на потом, и переключились на обсуждение событий сегодняшнего дня. Я описал во всех деталях свое собеседование в кабинете у шефа, и то, как я оттуда выбирался. Рассказ сопровождался взрывами хохота и сочувственными репликами слушателей. Когда я закончил свой рассказ, ко мне уже относились как к своему. В ответ я попросил Сергея с Мариной рассказать, сталкивались ли они с чем-нибудь подобным.
– Мы прошли точь-в-точь через такое же интервью, – начал Сергей.
– У них здесь все так. Придумают пакость и повторяют ее без конца, – вставила Марина, которая не могла вынести, что Сергей рассказывает что-то без ее участия. – Да ты и сам это скоро заметишь. У них все расписано до малейших деталей, и они в точности выполняют инструкции.
– И как же вы выбирались? Вы были вместе?
– Нет, каждый проходил в одиночку. Это золотое правило, – продолжала Марина.
– Давай уже точнее. У них здесь два золотых правила, – перебил ее Сергей. Я отметил, что всего за месяц совместной жизни эти двое успели обзавестись всеми вторичными семейными признаками: ругались на кухне и перебивали друг при разговоре.
– Правило первое – устрой другому гадость, как только подвернется возможность. Правило второе – никогда и никому не помогай выпутываться из неприятностей. Вот, пожалуй, и весь здешний моральный кодекс, – задумчиво продолжил Сергей, прикуривая сигарету. (Мои любимые сигареты тоже нашлись в очередном ящике шкафа. Мы втроем набросились на них еще в самом начале вечера, и теперь потрошили уже вторую пачку.) – У меня тоже была эта подсказка, но я не сразу обратил на нее внимание.
– Не заметил Эллу? Не верю! – тоном маститого режиссера перебил я Сергея.
– Нет, Эллочку-то я, конечно, разглядел! – глаза Сергея хищно засверкали. – Такое чудо природы я бы никогда не пропустил. Хороша. Я бы даже сказал, чертовски хороша.
Я почувствовал легкий приступ ревности. Марина что-то прошипела про себя. А Сергей, справившись с воспоминаниями, продолжал:
– Понимаешь, я человек конкретный. И вообще, не мастер я на такие чудеса. Перед тем, как уйти, Тихон завел со мной разговор, как мне казалось тогда, не относящийся к делу. Он сказал, что пока я буду здесь, может возникнуть ситуация, с которой я должен буду справиться самостоятельно. У них, мол, здесь все заняты своими делами, и просьбы о помощи не приветствуются. Здесь заведено так: справляешься сам – значит все хорошо. А не справился с ситуацией – будь добр, предоставь место другому. Конкуренция страшная. Только и ждут, когда кто-нибудь споткнется. Сразу набросятся и затопчут.
– Ну, черти, одно слово, – не удержавшись, подтвердила Марина.
Сергей напустил на себя сердитый вид:
– Молчи, женщина, когда джигиты разговаривают! Саша, ну что мне с ней делать?
– Паранджа. Надень на нее паранджу. Очень, говорят, способствует, – авторитетно объявил я. Однако, перехватив взгляд Марины, почувствовал, что перегибаю палку, и тут же добавил, обратившись уже непосредственно к ней: – Э-э, такую, знаешь, приталенную, с декольте. Или можно мини. Тебе очень пойдет.
Марина снисходительно приняла мою беспардонную лесть:
– Ладно, Сергей, рассказывай, только без твоих аналитических рассуждений. Эти уж мне писатели, все норовят проанализировать каждый шаг, для всего ищут объяснение и причину.
– Писателей? Сергей, ты пишешь? – изумился я.
– А, потом, потом. Дай мне рассказать о собеседовании…
– Пишет он, пишет, – подтвердила Марина. Затем достала очередную сигарету, прикурила и стала усиленно ей пыхать: мол, я тут не при чем, сижу, курю, никого не трогаю.
– Короче, оставил он меня одного. Я понял, что на помощь мне никто не придет, и надо выбираться своими силами.
– Ну… – я очень надеялся, что Сергей повторил мои эксперименты по проникновению сквозь стену. Это бы развеяло мои подозрения о своем неожиданно прорезавшемся идиотизме, – …и что ты сделал? Тоже о стенку бился?
– Да нет, я же говорю: я – человек простой. Походил по кабинету и все осмотрел. Над самым столом там есть вентиляционная решетка. Ты ее не видел?
– Нет, – сдавленным голосом произнес я. Диагноз о моем скоропостижном идиотизме подтвердился. – Пол-то исследовал, а вот наверх я не посмотрел.
– А зря. Я поставил кресло на стол, и оттуда достал до решетки. Снял ее, ухватился за край, подтянулся и попал в вентиляционную шахту. Она оказалось достаточно большой, чтобы я смог пролезть. Через несколько метров увидел другую решетку, вынул ее и спрыгнул прямо на голову Евлампию. Ему это, по-моему, не очень понравилось. Но он ничего не сказал.
– Слушай, может, поэтому он нас так плохо кормит? – оживилась Марина.
– А я вот завтра ему пригрожу, что еще раз на него спрыгну, если он не начнет нас кормить по-человечески.
– Да, да, поговори с ним. А то, видишь ли, пайки у них ограничены, перебои с поставкой земной пищи. А когда хотят, то оказывается, у них все есть. Слушай, – обратилась она ко мне, – может быть, тебя, как иностранца, по другой категории поселили?
– Ага, – усмехнулся я. – По самой высшей. Рядом с сортиром. Особая привилегия, меньше бегать приходится.
– Действительно, Марин, ну какая другая категория, когда он в той же общаге, через стенку от нас?
– Ну и что? Ты же знаешь чертей. Поместили нарочно рядом, а холодильник забили всякими деликатесами, чтобы мы смотрели, как он лопает, а сами слюнку глотали! – Марина, как женщина, тонко чувствовала любые адские замыслы.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента