Страница:
----------------------------------------------------------------------------
Перевод с английского Л.Володарской
WILLIAM BUTLER YEATS
THE UNICORN FROM THE STARS
Уильям Батлер Йейтс. Звездный единорог. Пьесы
М., "Текст", 2001
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
1922
Действующие лица:
Десима
Септимус
Нона
Королева
Премьер-министр
Епископ
Режиссер
Буфетчик
Старый попрошайка
Старики, Старухи, Горожане, Крестьяне, Актеры и т.д.
Сцена I: Перекресток трех улиц
Сцена II: Тронная зала
Перекресток, на который выходят три улицы. Одна улица просматривается
довольно далеко, она поворачивает, и видна голая стена, освещенная фонарем.
На фоне этой стены видны головы и плечи двух Стариков. Они высовываются из
верхних окон домов, стоящих напротив друг друга по обе стороны улицы. На них
шаржированные маски. Немного ближе к одной из сторон сцены большой камень, с
которого садятся на коня. На дверях дверные молотки.
Первый Старик. Видишь королевский замок? У тебя глаза получше.
Второй Старик. Только ту часть, что над крышами домов, ведь он стоит на
горе.
Первый Старик. Уже светает? Башню видишь?
Второй Старик. Башню-то вижу, а вот наши узкие улицы еще долго будут
темными.
Пауза.
А ты слышишь что-нибудь? У тебя-то слух получше.
Первый Старик. Нет. Все тихо.
Второй Старик. Человек пятьдесят прошли час назад, целая толпа, и шли
они торопко.
Первый Старик. Ночью было тихо, ни шепотка, ни вздоха.
Второй Старик. И видно никого не было, кроме старого Буфетчикова пса,
который только что вылез из мастерской бочара Малачи.
Первый Старик. Тихо. Я слышу шаги людей. Их много. Наверно, идут сюда.
Пауза.
Нет, пошли другой дорогой. Пронесло.
Второй Старик. Молодые задумали какое-то озорство - и молодые, и
немолодые.
Первый Старик. Почему им не лежится в постели? Почему им не поспать
часов семь-восемь? Хорошо было, когда я мог спать десять часов подряд. Они
тоже узнают цену сну, когда им будет под девяносто.
Второй Старик. Им так долго не прожить. Нет у них нашего здоровья и
нашей силы. Они быстро стареют, потому что все время из-за чего-то
волнуются.
Первый Старик. Тихо! Я опять слышу шаги. Они приближаются. Лучше нам
убраться. Мир стал злым, и никогда не знаешь, что тебе сделают или скажут.
Второй Старик. Да. Надо закрыть окна и сделать вид, будто мы спим.
Головы Стариков исчезают. Вдалеке слышен удар дверного молотка, потом все
стихает, потом слышен еще один удар совсем близко. Опять воцаряется тишина.
И через некоторое время показывается Септимус, красивый мужчина лет тридцати
пяти. Он так пьян, что едва стоит на ногах.
Септимус. Отвратительное место, нехристианское место. (Колотит
молотком.) Открывайте, открывайте. Я хочу спать.
Третий Старик высовывается в окно, тоже на верхнем этаже.
Третий Старик. Ты кто? Чего тебе надо?
Септимус. Септимус я. Жена у меня плохая, поэтому впустите меня, дайте
мне поспать.
Третий Старик. Ты пьян.
Септимус. Пьян! И ты бы пил, будь у тебя такая жена.
Третий Старик. Проваливай.
Он закрывает окно.
Септимус. Неужели в этом городе нет ни одной христианской души? (Стучит
дверным молотком в дверь Первого Старика, но ответа нет.) Никого? Все умерли
или тоже напились - из-за плохих жен! Но одна-то христианская душа должна
найтись.
Колотит дверным молотком в дверь по другую сторону сцены. В окно
высовывается Старуха.
Старуха (визгливо). Кто там? Чего надо? Случилось что?
Септимус. Да, так и есть. Случилось. Моя жена спряталась, или убежала,
или утопилась.
Старуха. Какое мне дело до твоей жены? Ты пьян!
Септимус. Ей нет дела до моей жены! А я говорю тебе, что моя жена
должна по приказу Премьер-министра представлять в полдень в большом зале
Замка, а ее нигде нет.
Старуха. Уходи! Уходи! Говорю тебе, уходи. (Закрывает окно.)
Септимус. Так тебе и надо, Септимус, а ведь ты играл перед Кубла-ханом!
Септимус! Драматург и поэт!
Старуха опять открывает окно и выливает из кувшина воду на голову Септимусу.
Вода! Я весь мокрый... Придется спать на улице. (Ложится.), Плохая, жена...
У других тоже плохие жены, но им не приходится спать на улице под открытым
небом, да еще облитым холодной водой из кувшина, целым водопадом холодной
воды из кувшина, им не приходится дрожать от холода на рассвете, им нечего
опасаться, что на них наступят, о них споткнутся, их покусают собаки, и все
оттого, что их жены куда-то спрятались.
Появляются двое Мужчин примерно такого же возраста, как Септимус. Они стоят,
не шевелясь, и глядят на небо.
Первый Мужчина. Знаешь, друг, а невысокая, со светлыми волосами - та
еще штучка.
Второй Мужчина. Никогда не доверяй тем, у кого светлые волосы. Я всегда
смотрю, чтоб были каштановые.
Первый Мужчина. Слишком долго мы проваландались, и с каштановой и со
светленькой.
Второй Мужчина. На что ты смотришь?
Первый Мужчина. Смотрю, как первые лучи золотят башню Замка.
Второй Мужчина. Лишь бы моя жена не узнала.
Септимус (садится). Несите меня, ведите меня, тащите меня, толкайте
меня, катите меня, волочите меня, но доставьте меня туда, где я мог бы от
души выспаться. Отнесите меня в хлев - Спаситель тоже спал в хлеву.
Первый Мужчина. Ты кто? Твое лицо мне незнакомо.
Септимус. Септимус я, актер, драматург, на весь мир знаменитый поэт.
Второй Мужчина. Это имя, сэр, мне незнакомо.
Септимус. Незнакомо?
Второй Мужчина. А вот мое имя тебе наверняка знакомо. Меня зовут
Питером Розовым. Пеликаном по самой знаменитой из моих поэм, а моего друга
зовут Счастливым Томом. Он тоже поэт.
Септимус. Знаменитые поэты - и плохие.
Второй Мужчина. Ты бы тоже хотел стать знаменитым, да у тебя не
получается.
Септимус. Плохие знаменитые поэты.
Первый Мужчина. Лежи, где лежишь, если не желаешь быть вежливым.
Септимус. Да плевать мне сейчас на все, кроме Венеры и Адониса, а также
других планет на небе.
Второй Мужчина. Ну и наслаждайся один их обществом.
Мужчины уходят.
Септимус. Ограблен, если так можно выразиться, раздет, если так можно
выразиться, кровоточу, если так можно выразиться, - а они проходят мимо по
другой стороне улицы.
Появляется толпа Горожан и Крестьян. Сначала их немного, потом все больше и
больше, пока сцена не заполняется взволнованной толпой.
Первый Горожанин. Вон лежит человек.
Второй Горожанин. Отодвинь его.
Первый Горожанин. Да это актер из труппы, которая будет представлять в
Замке. Они вчера приехали.
Второй Горожанин. Пьян, наверно. Первая же телега с молоком его
раздавит до смерти или покалечит.
Третий Горожанин. Оттащите его подальше. Пусть мы собрались пролить
кровь, но ему-то погибать ни к чему. Его смерть может навлечь на нас
проклятье.
Первый Горожанин. Тогда помоги.
Они пытаются оттащить Септимуса поближе к дому.
Септимус (бурчит). Не дают поспать! Толкают! Бросили на самых камнях!
Нехристи!
Септимус лежит возле самой стены.
Третий Горожанин. Итак, мы друзья? Все согласны?
Первый Горожанин. Эти люди пришли ночью из деревень. Им почти ничего не
известно, Против они не будут, но хотят знать все.
Первый Крестьянин. Так оно и есть. Мы с народом, но мы хотим все знать.
Второй Крестьянин. Мы хотим знать, но мы с народом.
Раздаются голоса: "Мы хотим все знать, но мы с народом", и проч. Все кричат
одновременно.
Третий Горожанин. А ты, крестьянин, когда-нибудь видел Королеву?
Первый Крестьянин. Нет.
Третий Горожанин. Наша Королева - ведьма, злая ведьма, и мы больше не
хотим, чтоб она была нашей Королевой.
Третий Крестьянин. Не верится, что дочь нашего короля стала ведьмой.
Третий Горожанин. А ты видел Королеву, крестьянин?
Третий Крестьянин. Нет.
Третий Горожанин. И никто не видел. Ни один из нас ни разу ее не видел.
Семь лет она не показывается из большого черного дома на высокой горе. С
того дня, как умер ее отец, она живет за закрытыми дверьми. Но теперь нам
известно, почему они закрыты. Темной ночью она водится с нечистью.
Третий Крестьянин. В моей деревне говорят, что она святая и молится за
всех нас.
Третий Горожанин. Этот слух распустил Премьер-министр. Он - умный
человек и повсюду разослал своих людей, чтоб они распускали нужные слухи.
Первый Крестьянин. Это правда. Нас, крестьян, всегда обманывают. Мы
ведь не обучены грамоте, как городские.
Крестьянин-верзила. В Библии сказано, что ведьм надо убивать. На
прошлое Сретенье я собственными руками убил одну ведьму.
Третий Горожанин. Когда она умрет, нашим королем станет
Премьер-министр.
Второй Горожанин, Нет, нет, он не сын короля.
Второй Крестьянин. Я бы послал глашатая в другие страны. Говорят, в
Аравии много королей.
Третий Крестьянин. Люди не должны молчать. Если бы тебе или мне пришло
в голову прятаться или что-то скрывать, о нас бы тоже стали плохо говорить.
Я как все, и я хочу знать.
Третий Горожанин. Ну же, буфетчик, поднимись на этот камень и расскажи
все, что знаешь.
Буфетчик поднимается на камень.
Буфетчик. Я живу вблизи Замка. Мой сад и другие сады в округе как раз
подходят к горе, на которой стоит королевский Замок. И у одного из соседей в
саду пасется коза.
Первый Горожанин. Бродяга Майкл. Знаю его.
Буфетчик. Коза все время удирает. Однажды Бродяга Майкл поднялся рано
утром, чтоб проверить силки, а козы нет как нет. Он полез на гору,
поднимался все выше и выше, пока не оказался у самой стены, и там-то он
увидел свою козу, которая была вся в поту и дрожала, словно ее напугали до
смерти. Ему послышалось как будто конское ржанье, а потом вроде белый конь
пробежал мимо, но только это был не конь, а единорог. Майкл на всякий
случай, если вдруг кролик попадется, прихватил с собой ружье, а тут ему
померещилось, что единорог бежит прямо на него, и он выстрелил. Единорог
исчез, а на большом камне остались пятна крови.
Третий Горожанин. Когда знаешь с кем Королева якшается после полуночи,
понятно, почему она носа к нам не кажет.
Третий Крестьянин. Не верю я этим россказням. Ваш Бродяга Майкл - врун.
Ясно одно - не хочет она показаться на люди. Когда-то я знавал парня,
который, когда ему исполнилось двадцать пять лет, отказался вставать с
постели. И он не заболел, вот уж нет, просто сказал, что жизнь - юдоль слез,
и сорок четыре года пролежал на кровати, пока его не понесли хоронить на
церковное кладбище. Кто только не докучал ему, приходили и священник, и
врач, а он знай твердит: "Жизнь - юдоль слез". Как он спрятался ото всех,
так и она, поверьте, спряталась, с тех пор как ее отца не стало, чтоб ее по
утрам будить. Кто ж ее осудит?
Крестьянин-верзила. Это ведьминский обычай. Им-то известно, где искать
себе товарищей в полночные часы одиноких ночей. Поблизости от меня тоже жила
ведьма, та, что я убил на Сретенье. А у нее был бесенок в обличье рыжей
кошки, так каждую ночь он выпивал три капли крови из ее головы, прежде чем
подавал голос петух. Кровью, они кормятся, потому что без крови становятся
бесплотными видениями и тенями, а стоит им напиться крови, и они посильнее
вас или меня будут.
Третий Крестьянин. Мой сосед не был колдуном, просто ему надоело
работать. Он сказал: "Жизнь - юдоль слез". И сколько ни донимали его
священник и врач, он стоял на своем.
Первый Горожанин. Мы никому не позволим действовать, не имея
доказательств, но послушайте Буфетчика и, когда вы выслушаете его до конца,
сами скажете, что ее ни на день больше нельзя оставлять в живых.
Буфетчик. Не по душе мне рассказывать, но вы все женатые люди. На
другое утро после того, как парень полез на гору за своей козой, но еще на
час раньше, когда небо было еще темное, он вновь взобрался на гору и пошел
вдоль стены среди камней и кустов, как вдруг увидел свет в оконце прямо над
своей головой. Стена-то там старая, вся в дырах, где в нее попадали снаряды,
вот он и полез наверх, ставя ноги в эти дыры, пока не оказался рядом с
окном. И когда заглянул в него, то увидел внутри саму Королеву!
Первый Крестьянин. Он рассказал, какая она?
Буфетчик. Он еще не то рассказал, ведь она в это время совокуплялась с
большим белым единорогом.
Толпа начинает шуметь.
Второй Крестьянин. Не хотелось бы мне, чтобы нами правил сын единорога,
хоть вы и скажете мне, что он всего лишь наполовину единорог.
Первый Крестьянин. Против народа я не пойду, но я бы не стал ее
убивать, если бы Премьер-министр обещал будить ее по утрам и поставил бы
стражу, чтобы не допускать к ней единорога.
Крестьянин-верзила. Я задушил своими руками старую ведьму, а сегодня я
задушу молодую.
Септимус (медленно поднимается и влезает на камень, с которого спрыгнул
Буфетчик). Я не ослышался? Тут кто-то сказал, будто единорог нечистое
животное? Ну нет, единорог - самое благородное животное, и о нем сказано в
Библии. У него молочно-белая кожа, и молочно-белый рог, и молочно-белые
копыта, а еще у него голубые глаза, и он танцует на солнце. Никому не
позволю ругать его, пока я жив. В "Великом бестиарии Парижа" написано, что
единорог - чистое животное, что он - самое чистое животное на всем свете.
Первый Крестьянин. Уберите его с камня, он пьян.
Септимус. Ну да, я пьян, очень пьян, но это еще не причина, чтобы я
разрешил кому-нибудь поносить единорога.
Второй Горожанин. Послушаем его. Все равно нам нечего делать до восхода
солнца.
Септимус. Я никому не позволю клеветать на единорога. Ни моим друзьям,
ни поэтам, никому. Поохотиться на него - одно дело, если уж вам хочется,
хотя он настырен и опасен. Поедем на высокие плато Африки, где он живет, и
там прострелим ему голову, но, я слова плохого не скажу о нем, и если
кто-нибудь заявит, будто единорог нечист, то будет иметь дело со мной, ибо я
утверждаю, что его чистота равна его красоте.
Крестьянин-верзила. Да он совсем пьян.
Септимус. Нет, уже не пьян. На меня снизошло вдохновение.
Второй Горожанин. Давай, давай. Мы никогда больше не услышим ничего
такого.
Крестьянин-верзила. Слезай. Хватит с меня. Нам пора за работу.
Септимус. Слезай, ты говоришь, а если у меня божественным промыслом
распушились перья на груди и раскрылись белые крылья? Ага! Теперь я понял.
Вы нашли себе спокойное местечко, чтобы безнаказанно клеветать на
единорога, но вам не повезло, потому что я вам не позволю.
Он спрыгивает с камня и бросается на толпу, которая старательно обходит его.
В немилосердном этом городе я защищу благородного, молочно-белого,
легконогого единорога.
Крестьянин-верзила. Не стой у меня на дороге.
Септимус. Почему это?
Первый Крестьянин. Не трогай его.
Второй Крестьянин. Никакого насилия - иначе удача отвернется от нас.
Все пытаются оттащить Крестьянина-верзилу.
Септимус. Я не пущу вас на смерть. Разве можно говорить о грязи, даже о
пятнышке на молочно-белом героическом звере, который купается, едва забьют
барабаны на восходе солнца и на восходе луны, да еще когда появляется на
небе Большая Медведица? Более того, нельзя ни слова ни сказать, ни
прошептать, ни тем более крикнуть тому, кто сам между двумя купаниями, а вас
непременно мыли, когда вы родились, и наверняка обмоют, когда вы умрете.
Крестьянин-верзила бьет Септимуса.
Первый Горожанин. Ты убил его.
Крестьянин-верзила. Может, да, а может, и нет - пусть себе лежит. Одну
ведьму я задушил на Сретенье, другую задушу сегодня. Плевать мне на него!
Третий Горожанин. Обойдем город с восточной стороны. Плетельщики корзин
и сит уже, верно, вышли на улицы.
Четвертый Горожанин. Оттуда недалеко до ворот Замка.
Они уходят в одну из боковых улиц, но вскоре, чего-то испугавшись, в
замешательстве возвращаются.
Первый Горожанин. Вы и вправду его видели?
Второй Горожанин. С кем же спутаешь страшного старика?
Третий Горожанин. Я стоял рядом, когда семь лет назад призрак говорил
через него.
Первый Крестьянин. Никогда не видел его прежде. В моих краях он не
объявлялся, и я не знаю, какой он из себя. Но слышал о нем, от многих слышал
о нем.
Первый Горожанин. Глаза у него становятся будто стеклянными, он впадает
в транс, и душа покидает его. Тогда-то призрак занимает ее место и говорит
его голосом. Мы не знаем, чей это призрак.
Третий Горожанин. В тот раз, когда я был рядом, старик сказал: "Принеси
пук соломы, у меня спина чешется". А потом вдруг улегся на спину, глаза у
него широко открылись, стали стеклянными, и он закричал по-ослиному. Тогда
умер король, и дочь короля стала Королевой.
Первый Крестьянин. Говорят, Иисус въехал в Иерусалим на осле, поэтому
осел знает, кто настоящий король. Старик ходит повсюду, и никто не смеет ему
ни в чем отказать.
Крестьянин-верзила. И мне никто не помешает взять ее за горло. Потом я
сожму пальцы посильнее. Пусть старик лежит на соломе и кричит по-ослиному,
потому что она умрет, пока он будет кричать.
Первый Крестьянин. Смотрите! Это он там на горе! Сумасшедший старик!
Второй Крестьянин. Ни за что на свете не хотелось бы мне оказаться с
ним рядом. Пойдемте на рыночную площадь. Она большая, и на ней не так
страшно.
Крестьянин-верзила. Я не боюсь, но пойду с вами, чтобы своими руками ее
задушить.
Уходят все, кроме Септимуса. В это время Септимус уже сидит, его голова в
крови. Он трогает окровавленную голову, а потом смотрит на кровь на своих
пальцах.
Септимус. Нехристи! Сначала меня выкидывают на улицу, а потом чуть было
не убивают. А ведь я пьян, значит мне нужна забота. Всем людям, кто бы они
ни были, время от времени нужна забота. Даже моя жена была когда-то слабым
младенцем, и ей были нужны молоко, улыбка, любовь. Как будто я вдруг
оказался посреди реки и, скажем, тону.
Появляется Старый Попрошайка с длинными спутанными волосами и бородой,
одетый в лохмотья.
Старый Попрошайка. Хочу соломы.
Септимус. А все Счастливый Том и Питер по прозвищу Розовый Пеликан. Они
знаменитые плохие поэты, поэтому, возревновав к моей славе, настроили против
меня народ. (Вдруг видит Старого Попрошайку.) Я знаю одно лекарство, но,
чтобы приготовить его, надо взять чистую камфару, хинную корку, молочай и
мандрагору и смешать с двенадцатью унциями растворенных жемчужин и четырьмя
унциями золотого масла. Это лекарство вмиг останавливает кровь. Старик, у
тебя его нет?
Старый Попрошайка. Хочу соломы.
Септимус. Понятно, понятно. Но мы все равно будем друзьями.
Старый Попрошайка. Хочу соломы.
Септимус. А может, оно и к лучшему, если я истеку кровью. Но в таком
случае, друг мой, чтобы опозорить Счастливого Тома и Питера Розового
Пеликана, необходимо умереть где-нибудь, где люди подхватят мои последние
слова. Стало быть, мне нужна твоя помощь.
Поднимается на ноги, шатаясь, подходит к Старому Попрошайке и повисает на
нем.
Старый Попрошайка. Ты разве не знаешь меня? Не боишься? Когда на меня
находит, у меня чешется спина. Я ложусь и катаюсь на соломе, а когда
закричу, сменится владелец короны.
Септимус. А! На тебя снисходит вдохновение. Тогда мы с тобой братья.
Послушай, я немного отдохну, а потом мы вместе пойдем на гору. Моя спальня в
Королевском Замке.
Старый Попрошайка. Ты дашь мне соломы?
Септимус. Асфодели! Кстати, из классиков кто только не писал об этих
цветах? Все же, если отдаешь предпочтение асфоделям...
Они уходят, но еще некоторое Время слышится голос Септимуса,
разглагольствующего об асфоделях. Первый Старик открывает окно и стучит
костылем в окно на противоположной стороне улицы. Второй Старик открывает
окно.
Первый Старик. Все кончилось. Они ушли. Мы можем поговорить.
Второй Старик. Уже весь Замок освещен лучами солнца, да и на улице
стало светлее.
Первый Старик. Пора старому псу Буфетчика появиться на улице.
Второй Старик. Вчера он нес в зубах кость.
Тронная зала в Замке. Между колоннами позолоченные резные двери, кроме одной
стороны, где находится большое окно. Утреннее солнце светит в окно, но между
колоннами темно. По мере того как идет время, свет, поначалу сумеречный,
становится более ярким и тени исчезают. В резные двери видны длинные
коридоры, один из которых ведет из Замка на улицу. В конце этого коридора
открытая дверь и виден начинающийся солнечный день. Посреди залы на
возвышении со ступенями стоит трон. Премьер-министр, пожилой человек с
нетерпеливыми движениями и речами, разговаривает с Актерами, среди которых
Нона, красивая, приятная, спокойная женщина лет тридцати пяти - по-видимому,
она главная среди Актеров.
Премьер-министр. Вам не обмануть меня. Пьесу я выбрал сам и помню, что
она называется "Трагическая история Ноева потопа". Я выбрал ее потому, что,
когда Ной бьет свою жену, чтобы заставить ее войти в ковчег, все все
понимают, все довольны, все узнают своих упрямых жен, любовниц, сестер. И
теперь, когда для государства так важно, чтобы все были довольны, пьесу,
видите ли, нельзя поставить. Ведущая актриса, видите ли, пропала, но вы не
приводите ни одного разумного довода, почему ее не может заменить другая
актриса. Но я-то знаю, в чем дело: вы не хотите играть пьесу, которую выбрал
я. Вам хочется скучную поэтическую пьесу с длинными монологами. Нет, мне
нужна моя пьеса - и никакая другая. Репетиция должна начаться немедленно, а
представление начнется ровно в полдень.
Нона. Сэр, мы искали ее всю ночь и не нашли. Кое-кто слышал, как она
сказала, что лучше утопиться, чем играть женщину старше тридцати. А ведь
Ноева жена совсем старуха, и мы боимся, как бы она и вправду не утопилась.
Десима, очень привлекательная женщина, высовывает голову из-под трона, где
она прячется.
Премьер-министр. Чепуха! Вы просто сговорились. Почему нет режиссера?
Он за все отвечает. Можете ему передать, если пьеса не будет поставлена, я
упрячу его на год в тюрьму, а вас всех вышвырну из страны.
Нона. Ах, сэр, он ничего не может сделать. Она вертит им, как хочет.
Премьер-министр. Вертит им, как хочет. Я знаю таких, как она. Весь мир
готовы разорвать в клочья, лишь бы не уступить мужу или любовнику. Знаю я
таких. Пустоголовая нахалка с сушеным горохом вместо мозгов. Конечно же, ему
с ней не справиться, но мне-то какое до этого дело?
Десима убирает голову.
Он пойдет в тюрьму - кому-то ведь надо идти в тюрьму. А теперь идите и
кричите всюду ее имя. Зовите нахалку. Громче. Громче.
Актеры уходят, крича: "Где ты, Десима?"
Ох, Адам, ну зачем ты заснул в саду? Тебе бы надо было знать, что, пока ты
лежишь там и ни о чем не подозреваешь, Небесный Старик обязательно сыграет с
тобой какую-нибудь шутку.
Входит Королева. Она юная, у нее по-монашески аскетичное и робкое лицо.
Одета она в плохо сидящее парадное платье.
Королева. Я выйду к разгневанному народу и расскажу, как вы обращаетесь
со мной. У меня почти не осталось сомнений в том, что я готова к
мученичеству. Молитвы мне помогли. Да, я почти уверена.
Премьер-министр. Ах!
Королева. Мне столько же лет, сколько было моей покровительнице, святой
Октеме, когда она приняла мученичество в Антиохии. Вы помните, что единорог
был так доволен ее аскетизмом, что запрыгал от восторга, отчего она выпала
из седла, и толпа затоптала ее до смерти. Правда, если бы не единорог,
толпа убила бы ее еще раньше.
Премьер-министр. Вы не станете мученицей. У меня есть план. Я могу
усмирить их гнев словами. Кто шил это платье?
Королева. Это платье моей матери. Она надевала его на коронацию. Зачем
мне новое? Я не заслужила новых платьев. У меня много грехов.
Премьер-министр. Неужели есть грехи у яйца, которое не было снесено и
не было согрето?
Королева. Мне хочется быть такой же, как святая Октема.
Премьер-министр. Ну и платье! Впрочем, уже поздно. Ничего не поделаешь.
Некоторым, может быть, даже, понравится. Но других надо завоевать
очарованием, достоинством, королевскими манерами. Ну, а насчет платья я
что-нибудь придумаю, как-нибудь объясню. Помните, они ни разу не видели
вашего лица, и вы произведете плохое впечатление, если выйдете к ним с
опущенной, как сейчас, головой.
Королева. Хотела бы я вернуться к моим молитвам.
Премьер-министр. Пройдитесь! Позвольте мне, ваше величество, посмотреть
на вашу походку. Нет, нет и нет. Вы должны показать, что вы королева. Ах!
Если бы видели королев, которых видел я - они умели, себя подать. Сущие
драконихи, но манеры, манеры! У вас должен быть соколиный взор, взор
хищницы.
Королева. Там булыжники. Если бы я могла пройтись там босиком, то это
была бы благословенная епитимья. Единорогу особое удовольствие доставили
окровавленные ступни святой Октемы.
Премьер-министр. Проклятый сон Адама! Босиком! Босиком - вы сказали?
Пауза.
Нет времени снимать башмаки и чулки. Если вы выглянете в окно, то увидите,
что толпа с каждой минутой все больше теряет терпение. Пошли! (Подает
Королеве руку.)
Королева. У вас есть план, как справиться со злой толпой, чтобы я не
стала мученицей?
Премьер-министр. Я открою вам свой план, но не сейчас.
Они уходят. Входит Нона с бутылкой вина и вареным омаром, оставляет их
посреди залы на полу. Приложив палец к губам, становится в дверях лицом к
зрительному залу.
Десима (крадучись, выбирается из своего тайника и напевает).
"Ушел тайком, - так пела мать, -
Зазвав в постель меня", -
Перевод с английского Л.Володарской
WILLIAM BUTLER YEATS
THE UNICORN FROM THE STARS
Уильям Батлер Йейтс. Звездный единорог. Пьесы
М., "Текст", 2001
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
1922
Действующие лица:
Десима
Септимус
Нона
Королева
Премьер-министр
Епископ
Режиссер
Буфетчик
Старый попрошайка
Старики, Старухи, Горожане, Крестьяне, Актеры и т.д.
Сцена I: Перекресток трех улиц
Сцена II: Тронная зала
Перекресток, на который выходят три улицы. Одна улица просматривается
довольно далеко, она поворачивает, и видна голая стена, освещенная фонарем.
На фоне этой стены видны головы и плечи двух Стариков. Они высовываются из
верхних окон домов, стоящих напротив друг друга по обе стороны улицы. На них
шаржированные маски. Немного ближе к одной из сторон сцены большой камень, с
которого садятся на коня. На дверях дверные молотки.
Первый Старик. Видишь королевский замок? У тебя глаза получше.
Второй Старик. Только ту часть, что над крышами домов, ведь он стоит на
горе.
Первый Старик. Уже светает? Башню видишь?
Второй Старик. Башню-то вижу, а вот наши узкие улицы еще долго будут
темными.
Пауза.
А ты слышишь что-нибудь? У тебя-то слух получше.
Первый Старик. Нет. Все тихо.
Второй Старик. Человек пятьдесят прошли час назад, целая толпа, и шли
они торопко.
Первый Старик. Ночью было тихо, ни шепотка, ни вздоха.
Второй Старик. И видно никого не было, кроме старого Буфетчикова пса,
который только что вылез из мастерской бочара Малачи.
Первый Старик. Тихо. Я слышу шаги людей. Их много. Наверно, идут сюда.
Пауза.
Нет, пошли другой дорогой. Пронесло.
Второй Старик. Молодые задумали какое-то озорство - и молодые, и
немолодые.
Первый Старик. Почему им не лежится в постели? Почему им не поспать
часов семь-восемь? Хорошо было, когда я мог спать десять часов подряд. Они
тоже узнают цену сну, когда им будет под девяносто.
Второй Старик. Им так долго не прожить. Нет у них нашего здоровья и
нашей силы. Они быстро стареют, потому что все время из-за чего-то
волнуются.
Первый Старик. Тихо! Я опять слышу шаги. Они приближаются. Лучше нам
убраться. Мир стал злым, и никогда не знаешь, что тебе сделают или скажут.
Второй Старик. Да. Надо закрыть окна и сделать вид, будто мы спим.
Головы Стариков исчезают. Вдалеке слышен удар дверного молотка, потом все
стихает, потом слышен еще один удар совсем близко. Опять воцаряется тишина.
И через некоторое время показывается Септимус, красивый мужчина лет тридцати
пяти. Он так пьян, что едва стоит на ногах.
Септимус. Отвратительное место, нехристианское место. (Колотит
молотком.) Открывайте, открывайте. Я хочу спать.
Третий Старик высовывается в окно, тоже на верхнем этаже.
Третий Старик. Ты кто? Чего тебе надо?
Септимус. Септимус я. Жена у меня плохая, поэтому впустите меня, дайте
мне поспать.
Третий Старик. Ты пьян.
Септимус. Пьян! И ты бы пил, будь у тебя такая жена.
Третий Старик. Проваливай.
Он закрывает окно.
Септимус. Неужели в этом городе нет ни одной христианской души? (Стучит
дверным молотком в дверь Первого Старика, но ответа нет.) Никого? Все умерли
или тоже напились - из-за плохих жен! Но одна-то христианская душа должна
найтись.
Колотит дверным молотком в дверь по другую сторону сцены. В окно
высовывается Старуха.
Старуха (визгливо). Кто там? Чего надо? Случилось что?
Септимус. Да, так и есть. Случилось. Моя жена спряталась, или убежала,
или утопилась.
Старуха. Какое мне дело до твоей жены? Ты пьян!
Септимус. Ей нет дела до моей жены! А я говорю тебе, что моя жена
должна по приказу Премьер-министра представлять в полдень в большом зале
Замка, а ее нигде нет.
Старуха. Уходи! Уходи! Говорю тебе, уходи. (Закрывает окно.)
Септимус. Так тебе и надо, Септимус, а ведь ты играл перед Кубла-ханом!
Септимус! Драматург и поэт!
Старуха опять открывает окно и выливает из кувшина воду на голову Септимусу.
Вода! Я весь мокрый... Придется спать на улице. (Ложится.), Плохая, жена...
У других тоже плохие жены, но им не приходится спать на улице под открытым
небом, да еще облитым холодной водой из кувшина, целым водопадом холодной
воды из кувшина, им не приходится дрожать от холода на рассвете, им нечего
опасаться, что на них наступят, о них споткнутся, их покусают собаки, и все
оттого, что их жены куда-то спрятались.
Появляются двое Мужчин примерно такого же возраста, как Септимус. Они стоят,
не шевелясь, и глядят на небо.
Первый Мужчина. Знаешь, друг, а невысокая, со светлыми волосами - та
еще штучка.
Второй Мужчина. Никогда не доверяй тем, у кого светлые волосы. Я всегда
смотрю, чтоб были каштановые.
Первый Мужчина. Слишком долго мы проваландались, и с каштановой и со
светленькой.
Второй Мужчина. На что ты смотришь?
Первый Мужчина. Смотрю, как первые лучи золотят башню Замка.
Второй Мужчина. Лишь бы моя жена не узнала.
Септимус (садится). Несите меня, ведите меня, тащите меня, толкайте
меня, катите меня, волочите меня, но доставьте меня туда, где я мог бы от
души выспаться. Отнесите меня в хлев - Спаситель тоже спал в хлеву.
Первый Мужчина. Ты кто? Твое лицо мне незнакомо.
Септимус. Септимус я, актер, драматург, на весь мир знаменитый поэт.
Второй Мужчина. Это имя, сэр, мне незнакомо.
Септимус. Незнакомо?
Второй Мужчина. А вот мое имя тебе наверняка знакомо. Меня зовут
Питером Розовым. Пеликаном по самой знаменитой из моих поэм, а моего друга
зовут Счастливым Томом. Он тоже поэт.
Септимус. Знаменитые поэты - и плохие.
Второй Мужчина. Ты бы тоже хотел стать знаменитым, да у тебя не
получается.
Септимус. Плохие знаменитые поэты.
Первый Мужчина. Лежи, где лежишь, если не желаешь быть вежливым.
Септимус. Да плевать мне сейчас на все, кроме Венеры и Адониса, а также
других планет на небе.
Второй Мужчина. Ну и наслаждайся один их обществом.
Мужчины уходят.
Септимус. Ограблен, если так можно выразиться, раздет, если так можно
выразиться, кровоточу, если так можно выразиться, - а они проходят мимо по
другой стороне улицы.
Появляется толпа Горожан и Крестьян. Сначала их немного, потом все больше и
больше, пока сцена не заполняется взволнованной толпой.
Первый Горожанин. Вон лежит человек.
Второй Горожанин. Отодвинь его.
Первый Горожанин. Да это актер из труппы, которая будет представлять в
Замке. Они вчера приехали.
Второй Горожанин. Пьян, наверно. Первая же телега с молоком его
раздавит до смерти или покалечит.
Третий Горожанин. Оттащите его подальше. Пусть мы собрались пролить
кровь, но ему-то погибать ни к чему. Его смерть может навлечь на нас
проклятье.
Первый Горожанин. Тогда помоги.
Они пытаются оттащить Септимуса поближе к дому.
Септимус (бурчит). Не дают поспать! Толкают! Бросили на самых камнях!
Нехристи!
Септимус лежит возле самой стены.
Третий Горожанин. Итак, мы друзья? Все согласны?
Первый Горожанин. Эти люди пришли ночью из деревень. Им почти ничего не
известно, Против они не будут, но хотят знать все.
Первый Крестьянин. Так оно и есть. Мы с народом, но мы хотим все знать.
Второй Крестьянин. Мы хотим знать, но мы с народом.
Раздаются голоса: "Мы хотим все знать, но мы с народом", и проч. Все кричат
одновременно.
Третий Горожанин. А ты, крестьянин, когда-нибудь видел Королеву?
Первый Крестьянин. Нет.
Третий Горожанин. Наша Королева - ведьма, злая ведьма, и мы больше не
хотим, чтоб она была нашей Королевой.
Третий Крестьянин. Не верится, что дочь нашего короля стала ведьмой.
Третий Горожанин. А ты видел Королеву, крестьянин?
Третий Крестьянин. Нет.
Третий Горожанин. И никто не видел. Ни один из нас ни разу ее не видел.
Семь лет она не показывается из большого черного дома на высокой горе. С
того дня, как умер ее отец, она живет за закрытыми дверьми. Но теперь нам
известно, почему они закрыты. Темной ночью она водится с нечистью.
Третий Крестьянин. В моей деревне говорят, что она святая и молится за
всех нас.
Третий Горожанин. Этот слух распустил Премьер-министр. Он - умный
человек и повсюду разослал своих людей, чтоб они распускали нужные слухи.
Первый Крестьянин. Это правда. Нас, крестьян, всегда обманывают. Мы
ведь не обучены грамоте, как городские.
Крестьянин-верзила. В Библии сказано, что ведьм надо убивать. На
прошлое Сретенье я собственными руками убил одну ведьму.
Третий Горожанин. Когда она умрет, нашим королем станет
Премьер-министр.
Второй Горожанин, Нет, нет, он не сын короля.
Второй Крестьянин. Я бы послал глашатая в другие страны. Говорят, в
Аравии много королей.
Третий Крестьянин. Люди не должны молчать. Если бы тебе или мне пришло
в голову прятаться или что-то скрывать, о нас бы тоже стали плохо говорить.
Я как все, и я хочу знать.
Третий Горожанин. Ну же, буфетчик, поднимись на этот камень и расскажи
все, что знаешь.
Буфетчик поднимается на камень.
Буфетчик. Я живу вблизи Замка. Мой сад и другие сады в округе как раз
подходят к горе, на которой стоит королевский Замок. И у одного из соседей в
саду пасется коза.
Первый Горожанин. Бродяга Майкл. Знаю его.
Буфетчик. Коза все время удирает. Однажды Бродяга Майкл поднялся рано
утром, чтоб проверить силки, а козы нет как нет. Он полез на гору,
поднимался все выше и выше, пока не оказался у самой стены, и там-то он
увидел свою козу, которая была вся в поту и дрожала, словно ее напугали до
смерти. Ему послышалось как будто конское ржанье, а потом вроде белый конь
пробежал мимо, но только это был не конь, а единорог. Майкл на всякий
случай, если вдруг кролик попадется, прихватил с собой ружье, а тут ему
померещилось, что единорог бежит прямо на него, и он выстрелил. Единорог
исчез, а на большом камне остались пятна крови.
Третий Горожанин. Когда знаешь с кем Королева якшается после полуночи,
понятно, почему она носа к нам не кажет.
Третий Крестьянин. Не верю я этим россказням. Ваш Бродяга Майкл - врун.
Ясно одно - не хочет она показаться на люди. Когда-то я знавал парня,
который, когда ему исполнилось двадцать пять лет, отказался вставать с
постели. И он не заболел, вот уж нет, просто сказал, что жизнь - юдоль слез,
и сорок четыре года пролежал на кровати, пока его не понесли хоронить на
церковное кладбище. Кто только не докучал ему, приходили и священник, и
врач, а он знай твердит: "Жизнь - юдоль слез". Как он спрятался ото всех,
так и она, поверьте, спряталась, с тех пор как ее отца не стало, чтоб ее по
утрам будить. Кто ж ее осудит?
Крестьянин-верзила. Это ведьминский обычай. Им-то известно, где искать
себе товарищей в полночные часы одиноких ночей. Поблизости от меня тоже жила
ведьма, та, что я убил на Сретенье. А у нее был бесенок в обличье рыжей
кошки, так каждую ночь он выпивал три капли крови из ее головы, прежде чем
подавал голос петух. Кровью, они кормятся, потому что без крови становятся
бесплотными видениями и тенями, а стоит им напиться крови, и они посильнее
вас или меня будут.
Третий Крестьянин. Мой сосед не был колдуном, просто ему надоело
работать. Он сказал: "Жизнь - юдоль слез". И сколько ни донимали его
священник и врач, он стоял на своем.
Первый Горожанин. Мы никому не позволим действовать, не имея
доказательств, но послушайте Буфетчика и, когда вы выслушаете его до конца,
сами скажете, что ее ни на день больше нельзя оставлять в живых.
Буфетчик. Не по душе мне рассказывать, но вы все женатые люди. На
другое утро после того, как парень полез на гору за своей козой, но еще на
час раньше, когда небо было еще темное, он вновь взобрался на гору и пошел
вдоль стены среди камней и кустов, как вдруг увидел свет в оконце прямо над
своей головой. Стена-то там старая, вся в дырах, где в нее попадали снаряды,
вот он и полез наверх, ставя ноги в эти дыры, пока не оказался рядом с
окном. И когда заглянул в него, то увидел внутри саму Королеву!
Первый Крестьянин. Он рассказал, какая она?
Буфетчик. Он еще не то рассказал, ведь она в это время совокуплялась с
большим белым единорогом.
Толпа начинает шуметь.
Второй Крестьянин. Не хотелось бы мне, чтобы нами правил сын единорога,
хоть вы и скажете мне, что он всего лишь наполовину единорог.
Первый Крестьянин. Против народа я не пойду, но я бы не стал ее
убивать, если бы Премьер-министр обещал будить ее по утрам и поставил бы
стражу, чтобы не допускать к ней единорога.
Крестьянин-верзила. Я задушил своими руками старую ведьму, а сегодня я
задушу молодую.
Септимус (медленно поднимается и влезает на камень, с которого спрыгнул
Буфетчик). Я не ослышался? Тут кто-то сказал, будто единорог нечистое
животное? Ну нет, единорог - самое благородное животное, и о нем сказано в
Библии. У него молочно-белая кожа, и молочно-белый рог, и молочно-белые
копыта, а еще у него голубые глаза, и он танцует на солнце. Никому не
позволю ругать его, пока я жив. В "Великом бестиарии Парижа" написано, что
единорог - чистое животное, что он - самое чистое животное на всем свете.
Первый Крестьянин. Уберите его с камня, он пьян.
Септимус. Ну да, я пьян, очень пьян, но это еще не причина, чтобы я
разрешил кому-нибудь поносить единорога.
Второй Горожанин. Послушаем его. Все равно нам нечего делать до восхода
солнца.
Септимус. Я никому не позволю клеветать на единорога. Ни моим друзьям,
ни поэтам, никому. Поохотиться на него - одно дело, если уж вам хочется,
хотя он настырен и опасен. Поедем на высокие плато Африки, где он живет, и
там прострелим ему голову, но, я слова плохого не скажу о нем, и если
кто-нибудь заявит, будто единорог нечист, то будет иметь дело со мной, ибо я
утверждаю, что его чистота равна его красоте.
Крестьянин-верзила. Да он совсем пьян.
Септимус. Нет, уже не пьян. На меня снизошло вдохновение.
Второй Горожанин. Давай, давай. Мы никогда больше не услышим ничего
такого.
Крестьянин-верзила. Слезай. Хватит с меня. Нам пора за работу.
Септимус. Слезай, ты говоришь, а если у меня божественным промыслом
распушились перья на груди и раскрылись белые крылья? Ага! Теперь я понял.
Вы нашли себе спокойное местечко, чтобы безнаказанно клеветать на
единорога, но вам не повезло, потому что я вам не позволю.
Он спрыгивает с камня и бросается на толпу, которая старательно обходит его.
В немилосердном этом городе я защищу благородного, молочно-белого,
легконогого единорога.
Крестьянин-верзила. Не стой у меня на дороге.
Септимус. Почему это?
Первый Крестьянин. Не трогай его.
Второй Крестьянин. Никакого насилия - иначе удача отвернется от нас.
Все пытаются оттащить Крестьянина-верзилу.
Септимус. Я не пущу вас на смерть. Разве можно говорить о грязи, даже о
пятнышке на молочно-белом героическом звере, который купается, едва забьют
барабаны на восходе солнца и на восходе луны, да еще когда появляется на
небе Большая Медведица? Более того, нельзя ни слова ни сказать, ни
прошептать, ни тем более крикнуть тому, кто сам между двумя купаниями, а вас
непременно мыли, когда вы родились, и наверняка обмоют, когда вы умрете.
Крестьянин-верзила бьет Септимуса.
Первый Горожанин. Ты убил его.
Крестьянин-верзила. Может, да, а может, и нет - пусть себе лежит. Одну
ведьму я задушил на Сретенье, другую задушу сегодня. Плевать мне на него!
Третий Горожанин. Обойдем город с восточной стороны. Плетельщики корзин
и сит уже, верно, вышли на улицы.
Четвертый Горожанин. Оттуда недалеко до ворот Замка.
Они уходят в одну из боковых улиц, но вскоре, чего-то испугавшись, в
замешательстве возвращаются.
Первый Горожанин. Вы и вправду его видели?
Второй Горожанин. С кем же спутаешь страшного старика?
Третий Горожанин. Я стоял рядом, когда семь лет назад призрак говорил
через него.
Первый Крестьянин. Никогда не видел его прежде. В моих краях он не
объявлялся, и я не знаю, какой он из себя. Но слышал о нем, от многих слышал
о нем.
Первый Горожанин. Глаза у него становятся будто стеклянными, он впадает
в транс, и душа покидает его. Тогда-то призрак занимает ее место и говорит
его голосом. Мы не знаем, чей это призрак.
Третий Горожанин. В тот раз, когда я был рядом, старик сказал: "Принеси
пук соломы, у меня спина чешется". А потом вдруг улегся на спину, глаза у
него широко открылись, стали стеклянными, и он закричал по-ослиному. Тогда
умер король, и дочь короля стала Королевой.
Первый Крестьянин. Говорят, Иисус въехал в Иерусалим на осле, поэтому
осел знает, кто настоящий король. Старик ходит повсюду, и никто не смеет ему
ни в чем отказать.
Крестьянин-верзила. И мне никто не помешает взять ее за горло. Потом я
сожму пальцы посильнее. Пусть старик лежит на соломе и кричит по-ослиному,
потому что она умрет, пока он будет кричать.
Первый Крестьянин. Смотрите! Это он там на горе! Сумасшедший старик!
Второй Крестьянин. Ни за что на свете не хотелось бы мне оказаться с
ним рядом. Пойдемте на рыночную площадь. Она большая, и на ней не так
страшно.
Крестьянин-верзила. Я не боюсь, но пойду с вами, чтобы своими руками ее
задушить.
Уходят все, кроме Септимуса. В это время Септимус уже сидит, его голова в
крови. Он трогает окровавленную голову, а потом смотрит на кровь на своих
пальцах.
Септимус. Нехристи! Сначала меня выкидывают на улицу, а потом чуть было
не убивают. А ведь я пьян, значит мне нужна забота. Всем людям, кто бы они
ни были, время от времени нужна забота. Даже моя жена была когда-то слабым
младенцем, и ей были нужны молоко, улыбка, любовь. Как будто я вдруг
оказался посреди реки и, скажем, тону.
Появляется Старый Попрошайка с длинными спутанными волосами и бородой,
одетый в лохмотья.
Старый Попрошайка. Хочу соломы.
Септимус. А все Счастливый Том и Питер по прозвищу Розовый Пеликан. Они
знаменитые плохие поэты, поэтому, возревновав к моей славе, настроили против
меня народ. (Вдруг видит Старого Попрошайку.) Я знаю одно лекарство, но,
чтобы приготовить его, надо взять чистую камфару, хинную корку, молочай и
мандрагору и смешать с двенадцатью унциями растворенных жемчужин и четырьмя
унциями золотого масла. Это лекарство вмиг останавливает кровь. Старик, у
тебя его нет?
Старый Попрошайка. Хочу соломы.
Септимус. Понятно, понятно. Но мы все равно будем друзьями.
Старый Попрошайка. Хочу соломы.
Септимус. А может, оно и к лучшему, если я истеку кровью. Но в таком
случае, друг мой, чтобы опозорить Счастливого Тома и Питера Розового
Пеликана, необходимо умереть где-нибудь, где люди подхватят мои последние
слова. Стало быть, мне нужна твоя помощь.
Поднимается на ноги, шатаясь, подходит к Старому Попрошайке и повисает на
нем.
Старый Попрошайка. Ты разве не знаешь меня? Не боишься? Когда на меня
находит, у меня чешется спина. Я ложусь и катаюсь на соломе, а когда
закричу, сменится владелец короны.
Септимус. А! На тебя снисходит вдохновение. Тогда мы с тобой братья.
Послушай, я немного отдохну, а потом мы вместе пойдем на гору. Моя спальня в
Королевском Замке.
Старый Попрошайка. Ты дашь мне соломы?
Септимус. Асфодели! Кстати, из классиков кто только не писал об этих
цветах? Все же, если отдаешь предпочтение асфоделям...
Они уходят, но еще некоторое Время слышится голос Септимуса,
разглагольствующего об асфоделях. Первый Старик открывает окно и стучит
костылем в окно на противоположной стороне улицы. Второй Старик открывает
окно.
Первый Старик. Все кончилось. Они ушли. Мы можем поговорить.
Второй Старик. Уже весь Замок освещен лучами солнца, да и на улице
стало светлее.
Первый Старик. Пора старому псу Буфетчика появиться на улице.
Второй Старик. Вчера он нес в зубах кость.
Тронная зала в Замке. Между колоннами позолоченные резные двери, кроме одной
стороны, где находится большое окно. Утреннее солнце светит в окно, но между
колоннами темно. По мере того как идет время, свет, поначалу сумеречный,
становится более ярким и тени исчезают. В резные двери видны длинные
коридоры, один из которых ведет из Замка на улицу. В конце этого коридора
открытая дверь и виден начинающийся солнечный день. Посреди залы на
возвышении со ступенями стоит трон. Премьер-министр, пожилой человек с
нетерпеливыми движениями и речами, разговаривает с Актерами, среди которых
Нона, красивая, приятная, спокойная женщина лет тридцати пяти - по-видимому,
она главная среди Актеров.
Премьер-министр. Вам не обмануть меня. Пьесу я выбрал сам и помню, что
она называется "Трагическая история Ноева потопа". Я выбрал ее потому, что,
когда Ной бьет свою жену, чтобы заставить ее войти в ковчег, все все
понимают, все довольны, все узнают своих упрямых жен, любовниц, сестер. И
теперь, когда для государства так важно, чтобы все были довольны, пьесу,
видите ли, нельзя поставить. Ведущая актриса, видите ли, пропала, но вы не
приводите ни одного разумного довода, почему ее не может заменить другая
актриса. Но я-то знаю, в чем дело: вы не хотите играть пьесу, которую выбрал
я. Вам хочется скучную поэтическую пьесу с длинными монологами. Нет, мне
нужна моя пьеса - и никакая другая. Репетиция должна начаться немедленно, а
представление начнется ровно в полдень.
Нона. Сэр, мы искали ее всю ночь и не нашли. Кое-кто слышал, как она
сказала, что лучше утопиться, чем играть женщину старше тридцати. А ведь
Ноева жена совсем старуха, и мы боимся, как бы она и вправду не утопилась.
Десима, очень привлекательная женщина, высовывает голову из-под трона, где
она прячется.
Премьер-министр. Чепуха! Вы просто сговорились. Почему нет режиссера?
Он за все отвечает. Можете ему передать, если пьеса не будет поставлена, я
упрячу его на год в тюрьму, а вас всех вышвырну из страны.
Нона. Ах, сэр, он ничего не может сделать. Она вертит им, как хочет.
Премьер-министр. Вертит им, как хочет. Я знаю таких, как она. Весь мир
готовы разорвать в клочья, лишь бы не уступить мужу или любовнику. Знаю я
таких. Пустоголовая нахалка с сушеным горохом вместо мозгов. Конечно же, ему
с ней не справиться, но мне-то какое до этого дело?
Десима убирает голову.
Он пойдет в тюрьму - кому-то ведь надо идти в тюрьму. А теперь идите и
кричите всюду ее имя. Зовите нахалку. Громче. Громче.
Актеры уходят, крича: "Где ты, Десима?"
Ох, Адам, ну зачем ты заснул в саду? Тебе бы надо было знать, что, пока ты
лежишь там и ни о чем не подозреваешь, Небесный Старик обязательно сыграет с
тобой какую-нибудь шутку.
Входит Королева. Она юная, у нее по-монашески аскетичное и робкое лицо.
Одета она в плохо сидящее парадное платье.
Королева. Я выйду к разгневанному народу и расскажу, как вы обращаетесь
со мной. У меня почти не осталось сомнений в том, что я готова к
мученичеству. Молитвы мне помогли. Да, я почти уверена.
Премьер-министр. Ах!
Королева. Мне столько же лет, сколько было моей покровительнице, святой
Октеме, когда она приняла мученичество в Антиохии. Вы помните, что единорог
был так доволен ее аскетизмом, что запрыгал от восторга, отчего она выпала
из седла, и толпа затоптала ее до смерти. Правда, если бы не единорог,
толпа убила бы ее еще раньше.
Премьер-министр. Вы не станете мученицей. У меня есть план. Я могу
усмирить их гнев словами. Кто шил это платье?
Королева. Это платье моей матери. Она надевала его на коронацию. Зачем
мне новое? Я не заслужила новых платьев. У меня много грехов.
Премьер-министр. Неужели есть грехи у яйца, которое не было снесено и
не было согрето?
Королева. Мне хочется быть такой же, как святая Октема.
Премьер-министр. Ну и платье! Впрочем, уже поздно. Ничего не поделаешь.
Некоторым, может быть, даже, понравится. Но других надо завоевать
очарованием, достоинством, королевскими манерами. Ну, а насчет платья я
что-нибудь придумаю, как-нибудь объясню. Помните, они ни разу не видели
вашего лица, и вы произведете плохое впечатление, если выйдете к ним с
опущенной, как сейчас, головой.
Королева. Хотела бы я вернуться к моим молитвам.
Премьер-министр. Пройдитесь! Позвольте мне, ваше величество, посмотреть
на вашу походку. Нет, нет и нет. Вы должны показать, что вы королева. Ах!
Если бы видели королев, которых видел я - они умели, себя подать. Сущие
драконихи, но манеры, манеры! У вас должен быть соколиный взор, взор
хищницы.
Королева. Там булыжники. Если бы я могла пройтись там босиком, то это
была бы благословенная епитимья. Единорогу особое удовольствие доставили
окровавленные ступни святой Октемы.
Премьер-министр. Проклятый сон Адама! Босиком! Босиком - вы сказали?
Пауза.
Нет времени снимать башмаки и чулки. Если вы выглянете в окно, то увидите,
что толпа с каждой минутой все больше теряет терпение. Пошли! (Подает
Королеве руку.)
Королева. У вас есть план, как справиться со злой толпой, чтобы я не
стала мученицей?
Премьер-министр. Я открою вам свой план, но не сейчас.
Они уходят. Входит Нона с бутылкой вина и вареным омаром, оставляет их
посреди залы на полу. Приложив палец к губам, становится в дверях лицом к
зрительному залу.
Десима (крадучись, выбирается из своего тайника и напевает).
"Ушел тайком, - так пела мать, -
Зазвав в постель меня", -