Борис Юдин
Так говорил Никодимыч

   «Не желая многого, они ограничивались тем, что существует…»
Дао дэ цзин, гл. 15

 

   Вот уже и вечереет. И кости доминошные трудно рассмотреть. И допито всё. А домой ещё рановато. Ну что там дома делать? С бабой поругаться ещё успеется. Куда она, баба, уйдёт?
   – Никодимыч, а Никодимыч! Стравил бы что?
   И Никодимыч не торопясь закуривает, прокашливается для солидности, и начинает…
   Тут у одного мужика хобби было. Прямо скажем, страстная страсть. Уж очень он рыбалку любил. Правду сказать, он не так уж эту рыбалку любил, а сам процесс. Вот, сядет он на берегу в тенёчке, вот, удочку свою закинет, вот, внедрит стакашек и начинает природой любоваться. Хорошо-то как! Лучше и быть не может! А там, смотришь, и вечер. И домой пора. Вот, едет он обычно в электричке к себе домой и всё думает:
   – Ну, блин, погоди! В следующий раз я тебя, паскуду, обязательно поймаю. Куда ты денешься? Деться-то тебе некуда.
   Это он всё о золотой рыбке думал и недвусмысленно грозился её поймать.
   – А как эта евоная любовь к рыбалке возникла? – спросите вы.
   А очень даже просто. Когда наш мужик ещё в школе напрасно учился и был не мужиком, а несмышлёным мальчонкой, прочитал он «Сказку о рыбаке и рыбке». Там в этой сказке золотая рыбка все старческие дурацкие фантазии осуществляет. Вот эта неправдоподобная история и втемяшилась ему в башку. Колом не выбьешь. Всё бывало, сидит и мечту мечтает, как он эту рыбку поймает, что он ей скажет и что она ему в ответ, и как она начнёт всякие его желания исполнять. Только никому он про это не рассказывал, потому что расскажи, так тут охотников до халявы найдётся, как комаров. Даже бабе своей не признавался. Пусть, думал, ей сюрприз будет.
   Он первое время не столько ловлей занимался сколько поиском места. Потому что такая рыбка – это тебе не шпрота. В консервной банке жить не будет. Вот, мотался он, мотался, да и нашёл одну замечательную речушку. Не то чтобы очень полноводную. Нет. Воды в ней – ну ровно хорошему мужику с утра пописать. А было в этой Переплюйке что-то такое замысловатое, что наш мужик только глянул и определил:
   – Вот здесь она, родимая, и живёт. Больше негде ей прятаться, только тут.
   И стал наш мужик на эту речушку ездить. Поначалу только по выходным. Потом и работу бросил. Какая тут к чёрту, работа, когда счастье само в руки так и прёт? Только бы не оплошать, да между пальцев не пропустить. Баба его поначалу всё ворчала, а потом бросила: очень уж этот мужик больно драться умел.
   Да!.. О чём это я?.. А-а! Вспомнил!
   Вот, и в этот самый день приехал мужик, сел под свой кустик, удочку забросил, рюмочку выпил, крякнул, и только собрался картинами природы полюбоваться, как у него клюнуло. Клюнуло и повело. Мужик даже глазам своим не поверил. Столько лет он на этом месте рыбалил, ни разу не клевало. А тут только сел – и на тебе.
   Вот он по всем правилам подсёк, да вывел. Смотрит, а на крючке сиклявка какая-то. Не то малёк, не то головастик. Вот мужик эту кильку сраную с крючка снял, подержал на ладони, подержал, да и обратно в речку выбросил. Пусть, мол, себе растёт, да размножается. Потом вздохнул, да ещё стакашок принял. Не для пьянки, а для поддержания настроения. И такое на него настроение накатило хорошее, что потянулся мужик, да и скажи:
   – Эх! Тёлку бы сейчас!
   Только мужик такие вот слова произнёс, как чует, что ему кто-то мокрой тряпкой сзади по волосам провёл. Ну, думает мужик, счас, как ляпну промеж глаз, так больше не захочет. Оборачивается он с таким боевым настроением и смотрит – стоит перед ним тёлочка, ноги растопыркой и всё норовит мужика в морду лизнуть. А в глазах столько любви и тоски, что хоть ведром зачёрпывай, да продавай пацанью на розлив постаканно. Мужик на неё:
   – Кыш! Кыш!
   А она стоит, как будто в землю вросла и всё норовит мужика в физию лизнуть.
   Вот мужик и решил себе, что тёлка эта сумасшедшая. Извернулся и бежать. Тёлка за ним. Вот мужик бежал, бежал, запыхался, остановился, да выругался:
   – Сука!
   Глядь – поглядь, бежит на него здоровенная собачища! Ростом, наверное, со слона, не меньше. Завалила нашего мужика на землю, встала лапами на грудь и лицо лижет. А сама дышит горячо и зубов у неё в пасти, как у крокодила. Вот мужик терпел, терпел, да и говорит:
   – Чтоб ты сдохла!
   Собака эта только хвостом дёрнула, упала на мужика и не дышит. Вот наш мужик кое-как из-под этой суки-собаки выскребся, пыль на коленках ладошкой стряхнул, да и чесать к электричке что было сил! Даже за снастями своими возвращаться не стал. И когда он уже спокойно сидел в вагоне, его вдруг и осенило:
   – Ёлы-палы! – думает, – Это же я эту паскудную рыбку поймал всё-таки. Это я на такую шмокодявку половину своей жизни угробил? Ох, мудило я, мудило!
   И так этот случай мужику душу перевернул до полного разочарования, что бросил он свою рыбалку, на работу устроился и деньги в семью носить начал.
   А вы говорите, чудес нету…
 
   – Это кто же такое говорит? – спросил Серёга, и налил ещё по-маленькой. Потому что сегодня его очередь была разливать. – Конечно, всякие чудеса случаются. Вот у меня, например, в прошлом году случай был – не поверите.
   – А вот, когда тебе товарищи слово дадут, тогда и расскажешь свой случай – перебил Никодимыч – А пока что тебе слова не давали. Так что варежку захлопни и слушай.
 
   Вот тут как-то повезло одному мужику несказанно. Забогател. Воспарил – рукой не достанешь. И всёго-то у него немерено: и бабы, и водка, и друзья, и машины… Птичье молоко и то – бидонами. Чё говорить – в Президенты подумывал податься, как только лишнее время будет.
   И вот едет как-то этот мужик по окраине. Смотрит: магазинчик стоит. И вывеска на нём «Вино». А наш мужик как раз водкой торговал. На ней, родимой, и поднялся.
   Дай, думает, зайду. Посмотрю, чем конкуренты, мать их так, торгуют.
   И выходит из своей тачки. Просит охрану не суетиться, а сам к лавчонке этой.
   А у крылечка старушка-божий одуванчик стоит.
   – Помоги, милок, моему горю. Я, – говорит, – Васильевна, меня, – говорит, – тут все знают. Я вон там в богадельне живу.
   – А какое же такое у тебя горе? – Спрашивает наш мужик. А сам морду воротит. Потому что пахнет от этой Васильевны чисто русским духом.
   – А вот какое горе – рассказывает старушонка. – завезли сегодня в этот магазин дешёвый лосьон. «Берёзовая вода» называется. А мне енти супостаты не продают. Им, видишь ли, какой-то начальник запретил. Так возьми ж ты мне, сынок, пару флакончиков. Тебе дадут.
   Говорит так старушка, а сама к нашему мужику свою сморщенную лапку тянет. А в лапке – денежка.
   Ну, мужик старухой гнушался, а денежкой нет. Взял он денежку, и говорит:
   – Хорошо, старая. Будет тебе и берёзовая вода и берёзовый веник на закуску.
   Говорит так, а сам думает:
   – Хрен тебе, старая, а не парфюмерия. Алкоголь – это яд. Про это даже газеты пишут. А денежка мне и самому пригодится.
   Вот, пошаландался мужик по магазину. Выходит, а старушка к нему:
   – Купил? – спрашивает.
   Мужик только морду молча отвернул. И в машину. И по газам. Едет, а ему по мобиле звонят. Так и так, говорят, горит Ваш спиртзавод синим пламенем.
   Мужик туда. Точно. Горит заводик, как пионерский костёр. Пожарных собралось!.. Как тараканов в кухне. И стоят себе. Покуривают да посмеиваются.
   Мужик к пожарному начальнику:
   – Что такое? Почему не тушите?
   А тот так спокойненько отвечает:
   – А мы и не будем тушить. Потому что ты старушку Васильевну обобрал.
   Плюнул мужик. И в банк. Там ему большой кредит обещан был. Приезжает, а ему банковский начальник:
   – Не будет тебе, мужик, кредита. Ты у старушки Васильевны денежку украл.
   Разъярился мужик и попёр к пахану, который его фирму крышевал. Жалуется. А пахан и говорит:
   – Не будет тебе никакой такой крыши. Ты у старушки Васильевны денежку зажал. И ваще, ты нам должен денег хренову тучу. Два дня тебе на отдачу.
   – Облезете! – думает наш мужик. – У меня все бабки и недвижимость на жене. Так что облезете.
   А тут и баба евоная звонит:
   – Уезжаю от тебя, – говорит, – с концами. И деньги со мной. И дом я уже продала. Потому что ты, подлец, старушку Васильевну обманул.
   А тут ещё и начальник охраны приходит:
   – Не будем мы больше тебе служить. Ты старушку Васильевну обидел.
   Ну, понятно, от таких новостей схватился наш мужик за сердце. Хрюкнул пару раз да и помер.
   Вот стоит мужик на небе перед апостолом Петром. Стоит и мечту мечтает, чтобы в рай ему попасть. А Пётр этот ключи на пальце покрутил и говорит:
   – В рай тебе, мужик, сам понимаешь, нельзя. Ты же старушку Васильевну обобрал. Ступай-ка ты, браток, в ад.
   Вот приходит мужик в ад, а привратник ему и говорит:
   – А на кой чёрт ты тут нам нужен? Ты же старушку Васильевну того… И вилами мужика как ткнёт больно!
   Закричал мужик диким криком. Аж у самого в голове загудело. А когда откричался, смотрит – стоит он перед той самой старушкой Васильевной и она, бедолага, руку с денежкой тянет. Тут зарадовался мужик:
   – Так она, ведьма старая, меня просто заморочила!
   Не стал мужик деньги брать. Побежал в магазин. Купил там для этой Васильевны ящик берёзовой воды да ещё бутылку пива прибавил.
 
   – А дальше-то что, Никодимыч? – спросил слесарь Федька. – Дальше – то оно как развивалось?
   – А дальше сказка окончилась. Суровая правда жизни началась. Совеститься начал наш мужик. Ну, его свои и грохнули. Кому он такой нужен? – Потянулся Петрович, аж кости хрустнули. – Тут уж так выходит, что каждому своё нужно. А что одному прямо горит, как надо, то другому вообще по барабану…
 
   Тут вот такая история вышла. В то доброе старое время, когда на простой народ ещё Перестройку со свободой не придумали.
   Жил-был один мужик. В семье жил. Он ваще большой семенитель был. Мужик этот. Да…
   Ну и вот.
   Идет этот мужик как-то в дом, семью. Неторопясь. Потому как после работы. А тут подскакивает к нему соседка Нинка, что продавщицей в посудном магазине. У неё ещё три года тому назад мужик ушёл к еёной лучшей подружке.
   Так вот, подскакивает эта самая Нинка, хватает нашего мужика за рукав и шепчет пронзительно:
   – Ты, – говорит, – Иваныч, забеги ко мне завтра с заднего хода. Я тебе по-соседски чайник со свистком оставила.
   – А на хрена этому чайнику свисток? – удивляется мужик, – Он же чайник, а не мент.
   – Дурак ты, дурак, Иваныч! – говорит вредная Нинка, – И уши солёные. Это специальный такой чайник. Его на плиту поставишь, а он соловьём заливается. Это для комфорту придумано.
   – Понятно, что для комфорту – отвечает мужик, – непонятно только с чего это он поёт. С какой такой радости.
   – А Нинка опять язвит, зараза:
   – Вот ты попробуй голой жопой на плиту сесть. А я послушаю, как запоёшь.
   Мужик подумал минут несколько и согласился:
   – Хорошо, говорит, Нинка. Это тебе большая спасиба за заботу. Приду, как велено. Только ты засохни, ради Бога. А то я тебе твой поганый язык оторву и куда надо засуну.
   Она и умолкла, потому что мужиков характер знала.
   А мужик домой пришёл да и говорит:
   – Так и так, – говорит – Нинку встретил. Обещала поющий чайник достать по блату. Брешет, что чайник этот стоит на плите и соловьём заливается, мать его.
   Мужикова баба сразу зарадовалась:
   – Я, – говорит, – о таком чуде, прям, всю жизнь мечтала. А то готовить жрачку на вас, оглоедов, так скучно, что и не рассказать.
   Вот мужик назавтра к Нинке этой в заднюю дверь колотнулся, чайник взял и домой приволок. Собрались всей семьёй в кухне. Поставили обнову на плиту. Сидят, слушают. Слушали, слушали, а потом мужикова тёща и говорит:
   – А ведь не поёт. Или это только я не слышу?
   А мужикова баба сразу народ подзуживать стала:
   – Эта стерва Нинка бракованный товар подсунула. Ей за такое башку отвинтить надо.
   Тогда мужик схватил этот чайник с плиты и кричит:
   – Разберёмся, что к чему! – кричит.
   Ну, и пошли на разборку всей семьёй. Тесть мужиков по дороге где-то кол раздобыл:
   – Ох, держите меня! – кричит, – Ох, зашибу ненароком!
   Пришли. Сели. Мужик и говорит:
   – Это что ж ты, соседушка, такое мне подсунула? Обещала, что предмет кричать будет, а он молчит, да и всё. За это и личность помять можно. И тесть тут же колом над головой крутит, слова всякие выговаривает про паразитов трудового народа.
   – Не может такого быть, – говорит Нинка, – потому что не может. Давай испытаем. Если что – я деньги верну с удовольствием, потому что вы, темнота, настоящего комфорту недостойны.
   Ладно. Испытывать, так испытывать. Поставили чайник на плиту. Ждут. Не поёт!
   – Ну, что? Видишь теперь? – спрашивает мужик.
   А Нинка, гадюка, потешается:
   – Эх, темнота вы деревенская! Он же кричит только когда закипит. А так молча варится.
   А баба мужикова и отвечает:
   – А мне, к примеру, такой комфорт нужен, как соломина в заднице. Он и даром мне такой чайник не нужен, не то, чтобы за деньги. А тесть ихний всё колом крутит:
   – Ох, православные! – кричит, – Не дайте согрешить! Не доводите.
   Тут Нинка, конечно, не выдержала. Не перенесла оскорблений личности. Отдала деньги.
   Мужик на эти деньги тут же принёс. И обмыли всей семьёй победу над коварным врагом, как положено.
   Так и живут до сих пор со старым чайником. И ничего. Никто от этого не болеет.
   – Ты кончай заливать, Никодимыч! – обиделся Василий. – Ты… это… блин… и того… обидно выходит. Ты клевету с напраслиной на людей-то не возводи. Это каждый может. Ты душевное что-нить, короче.
   – Хорошо – согласился Никодимыч – будет тебе душевное, раз просишь.
 
   Тут вот, лет несколько тому назад несчастный случай приключился. Да вы знаете этого мужика. Его весь посёлок знал. Иваном Петровичем звали. Помнит кто? Нет? Ну и не надо.
   Так вот. Приключился с этим самым Иван Петровичем несчастный случай. Нежданно, так сказать, негаданно.
   И вот что ещё надо сказать. Был у этого самого Иван Петровича талант. Даже не талант, а Дар Божий. Он плевать умел. Ты погоди, Колька, зубы скалить. Ты сам подумай своей дурной головой. Вот ты просто так плюёшь? Просто так. А Петрович этот в цель умел плевать. Целенаправленно, так сказать.
   Ладно. Расскажу по порядку, раз ты не понимаешь.
   Говорят, что ещё в роддоме, когда нормальные младенцы орать начинают, Петрович взял, да и плюнул. И так ловко, что попал акушерке прямо в глаз. Та Петровичевой мамаше прямо сказала, что мальчик еёный Божий Дар имеет. И что из этого дара ничего хорошего не выйдет. Прям как в воду глядела, зараза!
   Но тогда на эти злобные слова никто и внимания не обратил. Только когда этот несчастный случай произошёл, все сразу вспомнили. Вспомнили, и ахнули. Ахнули, да поздно.
   Так вот. Стал этот Петрович расти подрастать. И всё время талант свой развивал да холил. Тренировался, так сказать. Другие детки в игры играют или дерутся на радость родителям. А Петрович только сидит и поплёвывает. И всё норовит попасть, куда ни взглянет. Нарисует, бывало на листе бумаги муху, прилепит этот лист на стенку, сидит и плюёт.
   К зрелому возрасту натренировался так, что и не поверите. На лету муху плевком сбивал.
   Вот натренировался этот Петрович, окреп духом, так сказать, и начал со своего таланту пользу иметь. Начал ходить по пивным и спорить на кружку пива, что любую муху на лету плевком собьёт.
   – Это нам – раз плюнуть, – говаривал.
   И надо сказать, жил-поживал этот Петрович из – за своего таланту, как кошка в лукошке. Другие килятся, работу работают, то да сё. А он по пивным расхаживает и поплёвывает. Сыт, пьян и нос в табаке.
   И вот на тебе! Несчастный случай.
   Поспорил как-то в одном кабаке этот Петрович на конкретную муху. Что собьёт её с третьего плевка. А муха эта возьми, да и заезжему мужику на лоб сядь. Только Петрович прицелился, как мужик этот взял и муху прихлопнул. Что с него возьмёшь? Имел полное право. Да ещё и приезжий. Наш мужик такого себе никогда не позволил бы. Наши все Петровича знали. А этот приезжий. Да…
   Так вот, как только этот приезжий мужик муху убил своей грязной лапой, так тут же стало Петровичу плохо. Сердце такой обиды и надругательства над профессией не выдержало. Брык с катушек на пол, да и помер.
   А кого винить? Некого. Несчастный случай потому как.
   Сам–то этот Петрович мужик пустой был, но с талантом. Вот таланту и жалко. На похоронах народу было… Поп даже на могилке речь двинул, что прощаемся, мол, с человеком, у которого был Божий дар.
 
   – Ну, это нам раз плюнуть тоже! – закричал неугомонный Серёга. Потом плюнул в пролетавшую муху, но попал Михалычу в бороду. За что и получил плюху. Но драки в этот раз не вышло – настроение не то было.
   А Никодимыч тем временем продолжал:
 
   – Вот один мужик как-то из гостей шёл. Он у другого мужика, у сменщика своего, на смотринах был. Сынишка у сменщика народился. Что уж тут поделаешь – жизнь. Вот они, как счастливые родители, после крестин смотрины-то и устроили. Всё по-человечески было. Чин чинарём. Мужики так разошлись, что и вправду наследника смотреть хотели. Да Федькина баба не дала.
   – Куда, – говорит, – вы прётесь? Глаза залили уже, и прётесь.
   И не дала посмотреть, зараза. Ну, да это ничего. И без того занятия нашлись.
   Вот к ночи, когда народ поуспокоился, когда кто куда отдохнуть залёг, наш мужик домой к себе засобирался.
   – Не могу, – говорит, – спать, где попадя. С детства, – говорит, – не приучен.
   Вот Федька, мужиков сменщик, сначала давай мужика не пускать.
   – Куда ты пойдёшь, дурила? – говорит. Заблудишься или ещё как.
   Такими словами этот Федька мужика отговаривал, а потом отчаялся, и провожать пошёл.
   – Не могу, говорит, – терпеть, чтобы мой гость, мать его так, пропал безвременно в ночи.
   И провожает.
   Вот мужик с Федькой сколько-то несколько прошли. Песни все, что знали, перепели. Особенно хорошо у них про рябину выходило. Прямо душевно получалось. Вот они все свои песни перепели. Глядь-поглядь: стоят в чистом поле. А где – неизвестно. И ночь. И не видно вообще чистое это поле, или гадили под ноги какие звери-человеки. Вот наш мужик нашарил под ногами газетки кусок, изловчился и поджёг эту бумажку. Вроде как факел вышел.
   Вот мужик смотрит, и видит, что стоит в этом чистом поле дверь. И ничего нет больше. Стоит дверь – и всё. Мужик дверь за ручку потрогал, она и подалась. Только хотел наш мужик эту дверь открыть, как Федька, евоный сменщик, крик кричать начал.
   – Ты что? – кричит он, как потерпевший, – Ты что? Погибели своей хочешь? А вдруг там Неизвестно что?
   Тут наш мужик и призадумался. Присели они с Федькой сменщиком на корточки. Закурили. Мужик подумал и говорит:
   – А вдруг там что хорошее?.. Надо бы глянуть. Вдруг – раз! И счастья полные штаны!
   А Федька и говорит:
   – Хорошо, – говорит. Тогда я первый пойду. Как хозяин. Потому что вдруг, что плохое, так на гостя валить грех. Только смотри, если что плохое – ответишь.
   – Срал я на твои права, – ответствует наш мужик. – Это ты дома хозяином был, а здесь место общего пользования. Это я по запаху сообразил. А какое такое право ты имеешь мне в общественном месте указывать? Если там что хорошее, так оно всё, как есть, моё. Потому как я первый эту дверину увидел. А если уж что похуже, так поделим.
   И после таких слов начал наш мужик тую дверь открывать. Начал, да не успел. Федька, евоный сменщик, нежданно-негадано как залепит мужику в ухо.
   – Ах ты, куркуль поганый, – кричит, – олигарх хренов!
   И месит нашего мужика почём зря.
   – Убери, – орёт, – свои грязные лапы от совместной собственности.
   Ну тут и понеслась косая в баню!
   Бились, прям как шведы под Полтавой. Не на живот бились. А потом сомлели оба. И упали. И лежат.
   В общем, проснулись оба двое в вытрезвиловке.
   Менты говорят, что в дом какой-то ломились. Всемирного счастья для всего человечества требовали.
   Ну, что тут сделаешь? Штраф проплатили, да опохмеляться пошли.
   А как опохмелились, так стали соображать. Дверь была? Была. Открывалась? Открывалась. А что там за этой дверью было известно? Нет. Неизвестно. Но наверно что-нибудь хорошее. Иначе кто бы дверь в чистом поле ставил? Никто.
   Соображали, соображали, да так и не сообразили, что там за дверью этой было.
   Уж как потом искали эту дверь и вместе, и порознь, и трезвыми, и пьяными! Да где там! Не нашли. Пропала, как и не было. Просто ум свихнуть можно.
   Так и осталось это необъяснимой загадкой природы.
   А вдруг и вправду что хорошее там было?
   – А чё? Может оно что и было хорошее – поразмыслил Михалыч – конечно, было, только спрятали его от народа. Оно всегда так. Что получше – прячут.
   – Это конечно – согласился Никодимыч – без этого, понятное дело, никак. Припрятать, да сожрать тайком – это первое дело. А то как же.
   Вот, жил-был один мужик.
   И вот, когда он ещё мужиком не стал, а сопливым пацаном был, пил он пиво со своими дружбанами детства. Вот пил этот будущий мужик пиво, и заметил, что взрослые мужики портвейн жрут почём зря.
   И взял тогда себе этот мужичок в голову, что надо только постараться, подрасти, деньжат подзаработать, и можно будет пить портвейн сколько влезет.
   Вот такую себе жизненную цель поставил этот пацан, и стал этой цели добиваться.
   Другой бы на его месте подобивался бы день-два, да и бросил. А наш был упорный. Тут же перестал с пацаньём собак по заугольям гонять, и в училище пошёл, чтобы повысить культурный уровень и образоваться.
   Все думали, что блажит мальчонка, а он взял, да и закончил эту школу с дипломом.
   Вот закончил он эту учёбу, специалистом стал работать, портвейн свой заветный начал попивать. Только всё ему неймётся. Взял и двинул дальше – на инженера. Потому что тогда можно себе водочку попивать и в ус не дуть. А что? Ходи себе в галстучке.
   Ладно.
   Вот упёрся этот упрямый мужик, и стал инженером. Ходит, рукой водит, а вечерами водочку пьёт.
   Всё, кажется, как надо быть. Только мужику всё мало. Решил он в начальники выбиться, чтобы можно было коньяки пить без разбору. И уважение опять же. И положение.
   Не знаю, как там он этого положения добивался. Знал бы – сам в начальниках расхаживал. Только лет через несколько стал этот мужик коньяк жрать и колбасой закусывать. Вот, пьёт наш мужик коньяк, а тут Перестройка – трах-бах! И видит мужик, что зря старался. Потому что некоторые пьют не просто коньяк, а что душа пожелает.
   Ну и вот.
   Стал мужик опять упираться. В бизнесмены пролезать.
   И что же вы думаете? Пролез. Прямо неимоверные усилия приложил, но своего добился.
   И вот как-то пришёл этот мужик к себе домой, открыл бар. А там всякого горючего наставлено… пей–не хочу!
   Вот смотрел мужик на всё это, смотрел всю ночь; а к утру вдруг понял, что пить-то ему и не хочется. И такая обида у этого мужика возникла, что взял он и помер.
   Потому что смысл жизни потерял.
   А вы как думали?
 
   – Сейчас уже вот что учёные придумали – снова возник Серёга. – Сейчас придумали, чтоб человек жил сколько хочет. Правда, пока что на обезьянах с крысами испытывают. Но обещают, что скоро и до людей доберутся.
   – Технический прогресс, говоришь Серёга, идёт со страшной силой?
   Никодимыч помолчал, глядя как на карнизе голубь топчет свою подругу, затянулся несколько раз, и продолжил:
   – Прогресс – это оно, конечно… Только неясно какая от этого прогресса польза?
 
   Тут вот один мужик со своею бабой жил. Толковый мужик был. В хлам не напивался, как некоторые, а норму соблюдал. И, понятное дело, начал наживать себе барахлишко всякое. То да сё… Обстановку обставил, тачку купил, шмутьё всякое… Даже до того докатился в своих неуёмных потребностях, что начал бизнесом заниматься: по Турциям всяким катался и всякий ненужный товар привозил для личной выгоды..
   А бабе своей велел не работать, дома сидеть и хранить семейный очаг почём зря.
   Вот она и хранила. Сидит, бывало, дома и мечты мечтает. И о том, и о сём, и о том, о чём вообще рассказать стыдно.
   Вот мечтает она свои бессовестные мечты, а мужик тем временем жнёт там, где не сеял. И, надо сказать, хорошо это у него выходит.
   Вот прошло там сколько несколько времени, закрутел наш мужик, как яйца в кипятке. Расфуфырился. И до того докатился, что купил мобилы себе и бабе своей. Чтобы в ногу со временем и всякий комфорт со всеми удобствами.
   Только вместо комфорта у него сплошной конфуз вышел.
   Сидит как-то его баба ввечеру вся себе в мечтах, по-обыкновению. А тут её мужик звонит на мобилу, дескать, так и так, дорогая, очень сильно занят, что не продыхнуть. Домой, значит, не жди и не надейся.
   Не знаю точно причину, и врать не хочу, а только после такой замечательной речи оставил этот мужик свою мобилу включённой. Может, он её вообще ещё выключать не научился, может, ещё что? Не знаю. Знаю одно: в тот самый момент был этот мужик у своей крали, и получал, сами понимаете, удовольствие близкое к половому.
   Он свою порцию удовольствия получал, а баба его тем временем по мобиле слушала. До тех пор слушала, пока мобила эта не устала, и не отключилась сама по себе.
   Вот приходит этот мужик домой, а баба евоная сидит, окостеневши с мобилой в руках.
   Мужик поначалу не въехал, и начал бабу свою в чувство сознания приводить. Только зря это он делал. Ей Богу, зря. Потому что вся нажитая непосильным трудом бытовая техника, типа кастрюль и сковородок, оказалась на мужиковой голове. Не говоря уже про крики и обидные слова.
   Понятное дело, мужик такого безобразия не ожидал. Поэтому опешил даже и потерял способность к сопротивлению. Потому что дураку ясно, кто был в доме добытчиком. А раз мужик деньги не все сразу пропивает, а только частями, то баба должна своё бабье дело знать и сидеть, морду прижавши. А эта баба, как белены объевшись, орёт и размахивает всякими предметами роскоши. Сорвалась с поводка, значит. Потому что мужик её на долгое время неосторожно одну без присмотра оставлял. А раз не сумел за бабой присмотреть, получай по полной.