Страница:
Она быстро опустила веки и принялась изучать свою тарелку.
– Даже за Рейлингкорт?
Как он жаждал этой непреклонной шотландской красоты! Он хотел видеть ее сдобренной сиянием солнца, мечтал провести свои дни в стране вечного лета, в лугах, усеянных цветами, без всякой ответственности, без вторжения жестокой действительности.
– Рейлингкорт был единственной собственностью без ограничений в праве отчуждения, – сказал он. – Поэтому я мог им свободно распоряжаться. В том не было никакой жертвы.
– Вы отдали Рейлингкорт – дом, фермы и все, что там есть, маленькому Томасу Макноррину в обмен на несколько высокогорных равнин вокруг Глен-Рейлэка. Это стоит только части вашего имения. Почему? Ратли, вероятно, подумал, что заключил сделку с простаком.
– Уиндраш может позволить себе некоторые потери. Разве внук Ратли стал бы когда-нибудь следить за своими шотландскими поместьями? Герцог уже позаботился о его воспитании. Он думал, что его внук будет приезжать в Дуначен только развлекаться: охотиться, удить рыбу и устраивать балаган с переодеванием в подражание предкам. Можно представить, в какой ад может превратиться долина, когда мальчик достигнет совершеннолетия.
– Поэтому вы и отдали ему большой дом в Англии? – спросила Кэтриона.
– Вкупе с винокурней это должно обеспечить внуку герцога приличный доход. – Доминик помешал чай. – Я же многим обязан тем горам с летними пастбищами. Поэтому Глен-Рейлэк никогда не станет подножным кормом для овец из южных долин. Больше там никогда не будет чисток, и Макноррины будут сами распоряжаться своими горами.
– Разве после этого я не должна была приехать и поблагодарить вас?
– Нет, если ваш приезд не имеет другой цели! – Ложка сердито зазвенела о чашку. – Это так?
Она подняла глаза и встретилась с его пристальным взглядом.
– Вы забыли о моем замужестве.
Доминик сделал глубокий вдох с твердым намерением не выдать голосом своего огорчения, хотя знал, что у него все равно ничего не получится.
– Я должен сделать вид, что это мне безразлично, поинтересоваться тем, кто жених, и поздравить?
Нож ударился о ее тарелку.
– Вы уже поздравили меня этой ночью.
Что, если сейчас обнять ее и поцеловать? Сможет ли она отказать?
– Я пытался прикрыться гордостью, которой теперь у меня мало осталось. Кто этот человек?
– Алан Фрезер.
Один из ее клана. Из своих. О Боже! Способен ли Алан Фрезер сделать ее счастливой? Любит ли он ее? Знает ли он, что она была в любовных отношениях с английским распутником и покинута им?
– И вы согласились?
Кэтриона сидела молча, положив руки на стол и внимательно разглядывая их.
– Я поставила одно условие, – медленно проговорила она.
Доминик вскочил со стула. Чашка звонко стукнулась о стол, расплескав свое содержимое.
– Боже милостивый! Разве мы не научены горьким опытом? Неужели случайности так и будут править нами?
Резким движением Кэтриона откинула голову назад; глаза ее сверкали.
– Но я же заключила сделку не с вами! Что вам до нее?
– В самом деле, что? – громко воскликнул Доминик. – Я признаюсь, что раньше никогда этого не делал. Я не препятствовал ни одной из моих любовниц выходить замуж, если они находили себе избранника. Мы расставались спокойно, когда отношения прекращались или когда я пресыщался!
Ладонь застыла над скатертью, будто высеченная из мрамора. Участившееся дыхание Кэтрионы заставляло ее судорожно подниматься и опускаться, на бледных скулах рдело по малиновому пятну.
– Вы поступали, как и подобало английскому аристократу, но разве теперь вам кто-то ставит условия? Вы не можете уехать отсюда и отречься от своих обязанностей, да я бы и не стала просить вас. И все равно у меня нет защиты от вас.
– Так вот почему вы выходите замуж за Фрезера? – Доминик хотел прикоснуться к ней, но боялся показаться чересчур сентиментальным. – Теперь Шотландия нас разлучит навсегда?
Кэтриона отвела взгляд.
– Вы разлучите нас, милорд!
– Лорд Уиндраш! – Салфетка упала из его руки на край стола и сложилась как белые лепестки цветка. – Боже, для меня это пустой звук! Но есть бесчисленные души, зависящие от этого титула, не считая свиты слуг в домах и поместьях, фермеров, арендаторов. Мой брат Джек вложил много средств в самый разный бизнес во всех уголках страны. Теперь все свалилось на меня, подобно идущему вперед большому кораблю. И земельные дела тоже на моем попечении. Если все пустить на самотек, сотни невинных людей могут потерять заработок и их дети останутся голодными. Это не то, что я искал или чего хотел, и я бы снял с себя эту ответственность, если бы мог.
Кэтриона прикрыла глаза.
– Место в палате лордов дает большие привилегии. Вы можете влиять на законы, финансы, торговлю – все, с чем связано будущее Британии и Европы. От вас зависит развитие винокурен, вы можете изменять тарифы на виски. В ваших руках большие ресурсы, способные спасти жизнь огромному множеству людей. И вы станете уверять меня, что вам этого не хочется? Почему вы не можете быть со мной честным?
Доминик круто повернулся и посмотрел на хрупкие плечи под белым муслином.
– О Боже, Кэтриона, я всегда был честен с вами! Это вы все скрывали от меня и отказывались мне верить. С того дня как мы встретились, вы не открывали мне своих секретов. Чтоб мне сгореть в аду, если я не прав! Вы никогда не были со мной откровенны.
– Я не могла. – Голос ее звучал как-то надтреснуто, словно ломающийся ледок. – Глен-Рейлэк висел на волоске. Как я могла доверять вам, англичанину, когда вы запугивали и принуждали меня с самого начала? Я отправляла вас обратно, но вы меня не слушали, и тогда я воспользовалась вашей силой и добротой, потому что нуждалась в этом. А теперь я не могу обременять вас, поскольку и так кругом вам обязана. Я больше не приду к вам со своими нуждами. Но почему вы отрицаете, что положение изменилось? Почему вы пытаетесь убедить меня, что вам не нравится быть графом и пользоваться властью?
– О Боже! Конечно, в какой-то степени это льстит мне. Но вы думаете, я хочу этого? Я бы отказался от всего, что есть здесь, – он обвел рукой комнату, – вместе с титулами, благополучием и ответственностью, если бы это привело вас ко мне.
– Но вы не можете. – Она сидела неподвижно, темные волосы, ускользнувшие от заколок, змейками вились у нее по щеке. – И не сможете никогда. Я уже сказала, что не жду от вас этого. Вы должны оставаться в Лондоне, который так любите, это место, где у вас есть возможность в полной мере проявить свои способности.
Он хотел разбить китайский фарфор, взять кувшин с водой и бросить его в окно, чтобы увидеть, как обожженная глина превратится в тысячу осколков. Вместо этого его левая рука сомкнулась вокруг спинки кресла.
– От этого я мог бы и отказаться, но все остальное напрямую связано с титулом. Мой собственный капитал вложен в винокурни Глен-Рейлэка. Доход от этого дела в первые десять лет обещан Ратли для Томаса. Если я откажусь от графства, что я смогу предложить вам? Только нищету и еще в придачу – убогого сухоручку. – Доминик жестом остановил ее, когда она попыталась возразить. – Я говорю это не из жалости к себе! Я был офицером, у меня нет другого ремесла. Как я могу просить вас выйти за меня замуж? Обрекать жену и детей на жалкое существование...
Кэтриона уронила руки, и синий цвет ее глаз засиял в лучах солнца. Не скрывая облегчения, она выдохнула:
– А вы бы сперва спросили будущую жену. Возможно, она ни в чем не стала бы вам перечить, за исключением одного: она никогда не позволила бы вам жить вдали от Лондона, довольствуясь подачками Ратли, не позволила бы ради нее жертвовать собой, своей душой, отказавшись от дарованного судьбой предназначения. В этом вы правы.
– Значит, для нас всякое будущее исключено? Я привязан к Лондону, вы – к Дальнему Северу. Мое предназначение – мой же бич? Я готов отказаться от всего, чтобы жениться на вас, но, оказывается, и это не решит дела...
– Вы, как всегда, все переиначиваете, Доминик Уиндхэм, – сердито сказала Кэтриона, – и опять пытаетесь подтолкнуть меня к безумной сделке с судьбой. То, что вы себе предрекаете, никогда не случится – в этом я уверена. И потом – разве только вы заслуживаете страданий? Я также виновата. Разве есть такой грех, в котором не было бы моей вины, разве только вы можете приносить жертвы?
– Не понимаю, о чем вы говорите... – Доминик резко повернулся.
– Простите, но в этих вещах я откровеннее вас. – Кэтриона потупилась. – Я приехала сюда из-за вас, из-за того, что существует между нами. Я пришла к вам потому, что меня мучила тоска. Это было невыносимо. Я отрицала свои чувства и без конца внушала себе, что не люблю вас. – Ресницы ее увлажнились и заблестели. – Вы думаете, я не способна смирить себя, отбросить ради вас свою гордость и тщеславие, не могу быть честной? Я с радостью приму вас – таким, какой вы есть, со всем, что делает вас Домиником Уиндхэмом, с вашим английским титулом, вашим упрямством, гордостью и покалеченной рукой. Со всем этим!
Доминик почувствовал привычное жжение в правой руке.
– Увы, мне не нужно любви из жалости.
Кэтриона вскочила и протянула к нему обе руки.
– Из жалости? Упрямый глупец! О Боже, вы ничуть не изменились – такой же неуемный галантный герой, настроенный на встречу с драконом, даже несмотря на угрозу испепеляющего огня! Почему вы не хотите поверить, что я без всякой жалости могу любить вас? Разве вам недостаточно этого? И разве этого недостаточно мне?
Доминик замер.
– Достаточно – для чего?
– Чтобы жить с вами в Англии, в Лондоне! В сточной канаве, если потребуется, хотя в этом не будет никакой надобности. А что, если мне нравится тоже, что и вам: театр, политика, новости из мира науки?
Доминик поднял упавшее кресло и, оседлав его, прижался лбом к его спинке. Надежда оживала подобно вздымающейся волне, подхватывая его с такой силой, что он испугался.
– Я боюсь, вдруг вы умрете здесь, как дерево, у которого обрубили корни!
Кэтриона прижала обе руки к груди и повернулась к нему лицом.
– Так вот что вас удерживает?! – воскликнула она. – Вы думаете, я не смогу покинуть Шотландию ради вас?
Его лицо побледнело.
– Вы сами сказали, что ваше сердце умрет внутри вас, что вам не хватит смелости столкнуться лицом к лицу с новой жизнью, что вы не мыслите себя без ваших гор.
Кэтриона тряхнула головой.
– Это правда. Но тогда я думала, что расстанусь с Россширом навсегда. Теперь я познала новое чувство, неудержимое, как морская волна. Страстное желание не покидает меня. А те холмы я всегда ношу здесь, в моем сердце. Пока я знаю, что существует Ачнадрочейд и черные коровы щиплют траву в круглых впадинах, я не умру как дерево с обрубленными корнями – неужели вы не можете этого понять! Откуда я могла знать, что история моего народа преподаст мне неправильный урок? Какая может быть привязанность к месту без любви? Что мне дом без мужчины моего сердца? Моя душа прикипела к вам. Вы – мои корни и моя жизнь. Я не смогу жить без вас!
– Тогда почему, черт побери, вы обещали Алану выйти за него замуж? – Доминик с силой отшвырнул кресло, и ножки его подломились. – Довольно с меня сделок! Я могу только предложить мое сердце. К какому бесчестью вы принуждаете меня? Я вдребезги разбил свою гордость и с радостью расстанусь со всеми почестями, но я не могу предать Алана Фрезера и после этого жить спокойно!
Кэтриона вскочила, но при этом не успела разжать руки, которыми вцепилась в скатерть, та соскользнула со стола, и столовое серебро водопадом посыпалось на пол. Тарелки с золотой каймой, фужеры разлетелись, не выдержав удара, на мелкие кусочки, чашки превратились в осколки.
– И я не могу! – Кэтриона сияла улыбкой, которая притягивала словно магическая радуга. У Доминика перехватило дыхание. – Не могу и не буду. Я не предаю Алана, потому что мое сердце принадлежит вам, а не ему. Несмотря на то что вы англичанин, я с великой радостью признаюсь, что люблю вас! Вы можете продолжать жить здесь, в Лондоне, и я останусь с вами, если вы только этого пожелаете.
Китайский фарфор и стекло хрустели у него под ногами, пока Доминик подходил к ней, чтобы заключить ее в объятия. Страсть взыграла еще сильнее, как весенний сок, побежавший под корой дерева, заставляющий вмиг распуститься листья, так как он знал, что стоит ему сейчас поцеловать Кэтриону, и она ответит с таким же жаром, как пламя, с ревом пожирающее сухую древесину. Но теперь он хотел предложить ей нечто гораздо более существенное. В коридоре послышался звук шагов.
– Слуга! – Кэтриона замерла. – Он идет убирать со стола!
– Какого черта! Здесь и так чисто.
Он отстранился от нее и зашагал к двери. Ключ со щелчком повернулся в замке. Доминик вернулся и наклонился к ней.
– Вы сказали однажды, что я порочен. – Он закрыл глаза. – Вероятно, это так. Я возложил добродетель на ступени греха и потребовал в награду ваше сердце. – Он опустился на колени. – Я люблю вас больше жизни! Сознаюсь, я не хотел этого. Я был полон гордости, тщеславия и высокомерия. Вы многому научили меня. Я понял, что такое настоящая любовь, и все равно остаюсь жалким англичанином. Скажите, можете вы любить меня со всеми моими грехами? Можете вы ради меня расстаться с Шотландией? Вы выйдете за меня, Кэтриона?
– А как вы думаете? Зачем же еще я здесь? – Ее чистый голос звенел как колокольчик. – Я выйду за вас замуж! С радостью! С гордостью!
Глава 20
– Даже за Рейлингкорт?
Как он жаждал этой непреклонной шотландской красоты! Он хотел видеть ее сдобренной сиянием солнца, мечтал провести свои дни в стране вечного лета, в лугах, усеянных цветами, без всякой ответственности, без вторжения жестокой действительности.
– Рейлингкорт был единственной собственностью без ограничений в праве отчуждения, – сказал он. – Поэтому я мог им свободно распоряжаться. В том не было никакой жертвы.
– Вы отдали Рейлингкорт – дом, фермы и все, что там есть, маленькому Томасу Макноррину в обмен на несколько высокогорных равнин вокруг Глен-Рейлэка. Это стоит только части вашего имения. Почему? Ратли, вероятно, подумал, что заключил сделку с простаком.
– Уиндраш может позволить себе некоторые потери. Разве внук Ратли стал бы когда-нибудь следить за своими шотландскими поместьями? Герцог уже позаботился о его воспитании. Он думал, что его внук будет приезжать в Дуначен только развлекаться: охотиться, удить рыбу и устраивать балаган с переодеванием в подражание предкам. Можно представить, в какой ад может превратиться долина, когда мальчик достигнет совершеннолетия.
– Поэтому вы и отдали ему большой дом в Англии? – спросила Кэтриона.
– Вкупе с винокурней это должно обеспечить внуку герцога приличный доход. – Доминик помешал чай. – Я же многим обязан тем горам с летними пастбищами. Поэтому Глен-Рейлэк никогда не станет подножным кормом для овец из южных долин. Больше там никогда не будет чисток, и Макноррины будут сами распоряжаться своими горами.
– Разве после этого я не должна была приехать и поблагодарить вас?
– Нет, если ваш приезд не имеет другой цели! – Ложка сердито зазвенела о чашку. – Это так?
Она подняла глаза и встретилась с его пристальным взглядом.
– Вы забыли о моем замужестве.
Доминик сделал глубокий вдох с твердым намерением не выдать голосом своего огорчения, хотя знал, что у него все равно ничего не получится.
– Я должен сделать вид, что это мне безразлично, поинтересоваться тем, кто жених, и поздравить?
Нож ударился о ее тарелку.
– Вы уже поздравили меня этой ночью.
Что, если сейчас обнять ее и поцеловать? Сможет ли она отказать?
– Я пытался прикрыться гордостью, которой теперь у меня мало осталось. Кто этот человек?
– Алан Фрезер.
Один из ее клана. Из своих. О Боже! Способен ли Алан Фрезер сделать ее счастливой? Любит ли он ее? Знает ли он, что она была в любовных отношениях с английским распутником и покинута им?
– И вы согласились?
Кэтриона сидела молча, положив руки на стол и внимательно разглядывая их.
– Я поставила одно условие, – медленно проговорила она.
Доминик вскочил со стула. Чашка звонко стукнулась о стол, расплескав свое содержимое.
– Боже милостивый! Разве мы не научены горьким опытом? Неужели случайности так и будут править нами?
Резким движением Кэтриона откинула голову назад; глаза ее сверкали.
– Но я же заключила сделку не с вами! Что вам до нее?
– В самом деле, что? – громко воскликнул Доминик. – Я признаюсь, что раньше никогда этого не делал. Я не препятствовал ни одной из моих любовниц выходить замуж, если они находили себе избранника. Мы расставались спокойно, когда отношения прекращались или когда я пресыщался!
Ладонь застыла над скатертью, будто высеченная из мрамора. Участившееся дыхание Кэтрионы заставляло ее судорожно подниматься и опускаться, на бледных скулах рдело по малиновому пятну.
– Вы поступали, как и подобало английскому аристократу, но разве теперь вам кто-то ставит условия? Вы не можете уехать отсюда и отречься от своих обязанностей, да я бы и не стала просить вас. И все равно у меня нет защиты от вас.
– Так вот почему вы выходите замуж за Фрезера? – Доминик хотел прикоснуться к ней, но боялся показаться чересчур сентиментальным. – Теперь Шотландия нас разлучит навсегда?
Кэтриона отвела взгляд.
– Вы разлучите нас, милорд!
– Лорд Уиндраш! – Салфетка упала из его руки на край стола и сложилась как белые лепестки цветка. – Боже, для меня это пустой звук! Но есть бесчисленные души, зависящие от этого титула, не считая свиты слуг в домах и поместьях, фермеров, арендаторов. Мой брат Джек вложил много средств в самый разный бизнес во всех уголках страны. Теперь все свалилось на меня, подобно идущему вперед большому кораблю. И земельные дела тоже на моем попечении. Если все пустить на самотек, сотни невинных людей могут потерять заработок и их дети останутся голодными. Это не то, что я искал или чего хотел, и я бы снял с себя эту ответственность, если бы мог.
Кэтриона прикрыла глаза.
– Место в палате лордов дает большие привилегии. Вы можете влиять на законы, финансы, торговлю – все, с чем связано будущее Британии и Европы. От вас зависит развитие винокурен, вы можете изменять тарифы на виски. В ваших руках большие ресурсы, способные спасти жизнь огромному множеству людей. И вы станете уверять меня, что вам этого не хочется? Почему вы не можете быть со мной честным?
Доминик круто повернулся и посмотрел на хрупкие плечи под белым муслином.
– О Боже, Кэтриона, я всегда был честен с вами! Это вы все скрывали от меня и отказывались мне верить. С того дня как мы встретились, вы не открывали мне своих секретов. Чтоб мне сгореть в аду, если я не прав! Вы никогда не были со мной откровенны.
– Я не могла. – Голос ее звучал как-то надтреснуто, словно ломающийся ледок. – Глен-Рейлэк висел на волоске. Как я могла доверять вам, англичанину, когда вы запугивали и принуждали меня с самого начала? Я отправляла вас обратно, но вы меня не слушали, и тогда я воспользовалась вашей силой и добротой, потому что нуждалась в этом. А теперь я не могу обременять вас, поскольку и так кругом вам обязана. Я больше не приду к вам со своими нуждами. Но почему вы отрицаете, что положение изменилось? Почему вы пытаетесь убедить меня, что вам не нравится быть графом и пользоваться властью?
– О Боже! Конечно, в какой-то степени это льстит мне. Но вы думаете, я хочу этого? Я бы отказался от всего, что есть здесь, – он обвел рукой комнату, – вместе с титулами, благополучием и ответственностью, если бы это привело вас ко мне.
– Но вы не можете. – Она сидела неподвижно, темные волосы, ускользнувшие от заколок, змейками вились у нее по щеке. – И не сможете никогда. Я уже сказала, что не жду от вас этого. Вы должны оставаться в Лондоне, который так любите, это место, где у вас есть возможность в полной мере проявить свои способности.
Он хотел разбить китайский фарфор, взять кувшин с водой и бросить его в окно, чтобы увидеть, как обожженная глина превратится в тысячу осколков. Вместо этого его левая рука сомкнулась вокруг спинки кресла.
– От этого я мог бы и отказаться, но все остальное напрямую связано с титулом. Мой собственный капитал вложен в винокурни Глен-Рейлэка. Доход от этого дела в первые десять лет обещан Ратли для Томаса. Если я откажусь от графства, что я смогу предложить вам? Только нищету и еще в придачу – убогого сухоручку. – Доминик жестом остановил ее, когда она попыталась возразить. – Я говорю это не из жалости к себе! Я был офицером, у меня нет другого ремесла. Как я могу просить вас выйти за меня замуж? Обрекать жену и детей на жалкое существование...
Кэтриона уронила руки, и синий цвет ее глаз засиял в лучах солнца. Не скрывая облегчения, она выдохнула:
– А вы бы сперва спросили будущую жену. Возможно, она ни в чем не стала бы вам перечить, за исключением одного: она никогда не позволила бы вам жить вдали от Лондона, довольствуясь подачками Ратли, не позволила бы ради нее жертвовать собой, своей душой, отказавшись от дарованного судьбой предназначения. В этом вы правы.
– Значит, для нас всякое будущее исключено? Я привязан к Лондону, вы – к Дальнему Северу. Мое предназначение – мой же бич? Я готов отказаться от всего, чтобы жениться на вас, но, оказывается, и это не решит дела...
– Вы, как всегда, все переиначиваете, Доминик Уиндхэм, – сердито сказала Кэтриона, – и опять пытаетесь подтолкнуть меня к безумной сделке с судьбой. То, что вы себе предрекаете, никогда не случится – в этом я уверена. И потом – разве только вы заслуживаете страданий? Я также виновата. Разве есть такой грех, в котором не было бы моей вины, разве только вы можете приносить жертвы?
– Не понимаю, о чем вы говорите... – Доминик резко повернулся.
– Простите, но в этих вещах я откровеннее вас. – Кэтриона потупилась. – Я приехала сюда из-за вас, из-за того, что существует между нами. Я пришла к вам потому, что меня мучила тоска. Это было невыносимо. Я отрицала свои чувства и без конца внушала себе, что не люблю вас. – Ресницы ее увлажнились и заблестели. – Вы думаете, я не способна смирить себя, отбросить ради вас свою гордость и тщеславие, не могу быть честной? Я с радостью приму вас – таким, какой вы есть, со всем, что делает вас Домиником Уиндхэмом, с вашим английским титулом, вашим упрямством, гордостью и покалеченной рукой. Со всем этим!
Доминик почувствовал привычное жжение в правой руке.
– Увы, мне не нужно любви из жалости.
Кэтриона вскочила и протянула к нему обе руки.
– Из жалости? Упрямый глупец! О Боже, вы ничуть не изменились – такой же неуемный галантный герой, настроенный на встречу с драконом, даже несмотря на угрозу испепеляющего огня! Почему вы не хотите поверить, что я без всякой жалости могу любить вас? Разве вам недостаточно этого? И разве этого недостаточно мне?
Доминик замер.
– Достаточно – для чего?
– Чтобы жить с вами в Англии, в Лондоне! В сточной канаве, если потребуется, хотя в этом не будет никакой надобности. А что, если мне нравится тоже, что и вам: театр, политика, новости из мира науки?
Доминик поднял упавшее кресло и, оседлав его, прижался лбом к его спинке. Надежда оживала подобно вздымающейся волне, подхватывая его с такой силой, что он испугался.
– Я боюсь, вдруг вы умрете здесь, как дерево, у которого обрубили корни!
Кэтриона прижала обе руки к груди и повернулась к нему лицом.
– Так вот что вас удерживает?! – воскликнула она. – Вы думаете, я не смогу покинуть Шотландию ради вас?
Его лицо побледнело.
– Вы сами сказали, что ваше сердце умрет внутри вас, что вам не хватит смелости столкнуться лицом к лицу с новой жизнью, что вы не мыслите себя без ваших гор.
Кэтриона тряхнула головой.
– Это правда. Но тогда я думала, что расстанусь с Россширом навсегда. Теперь я познала новое чувство, неудержимое, как морская волна. Страстное желание не покидает меня. А те холмы я всегда ношу здесь, в моем сердце. Пока я знаю, что существует Ачнадрочейд и черные коровы щиплют траву в круглых впадинах, я не умру как дерево с обрубленными корнями – неужели вы не можете этого понять! Откуда я могла знать, что история моего народа преподаст мне неправильный урок? Какая может быть привязанность к месту без любви? Что мне дом без мужчины моего сердца? Моя душа прикипела к вам. Вы – мои корни и моя жизнь. Я не смогу жить без вас!
– Тогда почему, черт побери, вы обещали Алану выйти за него замуж? – Доминик с силой отшвырнул кресло, и ножки его подломились. – Довольно с меня сделок! Я могу только предложить мое сердце. К какому бесчестью вы принуждаете меня? Я вдребезги разбил свою гордость и с радостью расстанусь со всеми почестями, но я не могу предать Алана Фрезера и после этого жить спокойно!
Кэтриона вскочила, но при этом не успела разжать руки, которыми вцепилась в скатерть, та соскользнула со стола, и столовое серебро водопадом посыпалось на пол. Тарелки с золотой каймой, фужеры разлетелись, не выдержав удара, на мелкие кусочки, чашки превратились в осколки.
– И я не могу! – Кэтриона сияла улыбкой, которая притягивала словно магическая радуга. У Доминика перехватило дыхание. – Не могу и не буду. Я не предаю Алана, потому что мое сердце принадлежит вам, а не ему. Несмотря на то что вы англичанин, я с великой радостью признаюсь, что люблю вас! Вы можете продолжать жить здесь, в Лондоне, и я останусь с вами, если вы только этого пожелаете.
Китайский фарфор и стекло хрустели у него под ногами, пока Доминик подходил к ней, чтобы заключить ее в объятия. Страсть взыграла еще сильнее, как весенний сок, побежавший под корой дерева, заставляющий вмиг распуститься листья, так как он знал, что стоит ему сейчас поцеловать Кэтриону, и она ответит с таким же жаром, как пламя, с ревом пожирающее сухую древесину. Но теперь он хотел предложить ей нечто гораздо более существенное. В коридоре послышался звук шагов.
– Слуга! – Кэтриона замерла. – Он идет убирать со стола!
– Какого черта! Здесь и так чисто.
Он отстранился от нее и зашагал к двери. Ключ со щелчком повернулся в замке. Доминик вернулся и наклонился к ней.
– Вы сказали однажды, что я порочен. – Он закрыл глаза. – Вероятно, это так. Я возложил добродетель на ступени греха и потребовал в награду ваше сердце. – Он опустился на колени. – Я люблю вас больше жизни! Сознаюсь, я не хотел этого. Я был полон гордости, тщеславия и высокомерия. Вы многому научили меня. Я понял, что такое настоящая любовь, и все равно остаюсь жалким англичанином. Скажите, можете вы любить меня со всеми моими грехами? Можете вы ради меня расстаться с Шотландией? Вы выйдете за меня, Кэтриона?
– А как вы думаете? Зачем же еще я здесь? – Ее чистый голос звенел как колокольчик. – Я выйду за вас замуж! С радостью! С гордостью!
Глава 20
Она подошла к Доминику и положила ему руки на плечи.
– Алан Фрезер сделал мне предложение только из галантности – я все равно не смогла бы полюбить его, потому что уже давно подарила свое сердце вам. Он это знал, но им двигало благородство, поэтому я не могла ни отказать, ни согласиться. Я сказала, что дам ответ в течение месяца. Я не могла ничего обещать ему, не переговорив сперва с вами.
– Месяц? С какого числа? О Боже! Когда истекает срок?
– Сегодня! – Она засмеялась. – Сегодня ровно месяц. И если вы хотите жениться на мне, милорд, то это действительно счастливое совпадение. Вы получили мой ответ день в день.
– Но зачем? Зачем нужно было прибегать к подобным вещам?
– А как еще я могла приехать сюда? Я боялась, что вы будете чувствовать себя в некотором роде обязанным, и не хотела, чтобы вы предлагали мне руку исключительно из жалости. Я не рискнула бы поставить вас в такое положение. Если мы поженимся, то на равных условиях, так как знаем, что не можем жить врозь. Теперь я в этом убедилась.
Он наклонился и поцеловал ее руку.
– А что мы скажем Алану?
– Мы найдем ему другую девушку и освободим его, поскольку он воспринимал это только как свой долг. Он любит вас и считает, что обязан вам – вот почему он хотел, чтобы я не чувствовала себя покинутой. Но что же вы до сих пор на коленях? – Она смахнула ладонью влагу со щеки. – Предложение уже принято.
– Какой идиот делает предложение посреди осколков? Разве так завоевывают жену? Бить китайский фарфор, ломать вещи, а потом прокладывать к ней дорогу! Не стоит ли мне постоять подольше в наказание?
– Наказание уже свершилось. – Кэтриона огляделась и покачала головой. – Для нас обоих. Наш завтрак на полу, мы разлили чай на ковер. Вставайте, а то заболят колени.
Он оттолкнулся и сел на пятки, а затем бесшабашно перекатился на спину и широко раскинул руки. Ямочки на его щеках углубились. Фонтан смеха, чистого и прекрасного, вырвался у него из груди, заставляя его кататься по полу, всхлипывая от радости.
– Все мышцы болят, – проговорил он наконец, все еще не отдышавшись. – Все до единой, черт бы их побрал! Я стал слаб, как котенок.
– В таком случае я бы охотнее увидела большущего кота, а не маленького котенка в моей постели.
Доминик приподнялся и, схватив ее за руку, притянул к себе.
– Не сейчас. Только когда поженимся. Хотя, смею вас заверить, там, где надо, сила уже набирается.
Кэтриона быстро глянула вниз.
– И вы дадите этому добру пропасть? О, упрямый мужчина!
Он взял ее лицо в обе руки.
– Я в состоянии управлять собой, хотя и сгораю заживо. Просто мне хочется с этим повременить.
Шрам на правой ладони щекотал ей щеку. Она повернула голову и поцеловала его.
– Я уже была вашей любовницей. Почему мы должны ждать?
– Потому что это лучший способ отпраздновать наш брак.
– А я было подумала... – Внутренний голос предостерегал, но она оставила его без внимания. – Я подумала, что брачные ночи не доставят вам того удовольствия...
– Я хочу, чтобы у нас с вами была настоящая брачная ночь. Называйте это предрассудком, но я боюсь. Если я снова согрешу, что-нибудь да случится. Я потеряю вас! Думаю, мне нужно доказать себе, что я могу терпеть. Впрочем, есть одна вещь, которую я все-таки буду делать сызнова. Я хотел бы также, чтобы в нашу первую брачную ночь мы сотворили ребенка.
Так начался отсчет трех недель, странных, неестественных, напряженных.
Доминик сразу решил, что бракосочетание должно состояться в Глен-Рейлэке. Хотя Кэтриона добровольно изъявила желание венчаться в Лондоне, он понимал, что на родине ей это будет куда приятнее: они поженятся на ее священной земле, и покрытые снегом вершины станут их свидетелями. Две почтенные матроны, Дейрдра и Мейрид, будут представлять сторону невесты, Алан и Дэвид Фрезеры – жениха.
Но прежде чем покинуть Лондон, новоиспеченному графу предстояло завершить самые неотложные дела. На это время Кэтриона переехала в усадьбу Найджела, недалеко от Пиккадилли, где он обычно жил во время пребывания в Лондоне. Маркиз и маркиза де Ривол были чрезвычайно одаренной парой, оба прекрасно музицировали. Втроем они проводили много часов в музыкальной гостиной. Кэтриона как зачарованная слушала и восторгалась гармонией этого необыкновенного дуэта.
– Опять что-то русское или, может быть, индийское? – Доминик непринужденной находкой вошел в комнату. – Господи, нет чтобы сыграть что-нибудь знакомое – марш, например, или одну из песен, которые наши парни пели на полуострове!
Все засмеялись.
Он заходил каждый день, как положено в период ухаживания, и это повергало ее в смущение. Начинать все от стартовой черты, говорить с ним о самых обыденных вещах, шутить, смеяться и одновременно сознавать, что ты любишь, – не странно ли?
Кэтриона видела желание в его глазах и отвечала столь же пылкими взглядами, однако Доминик не позволял себе ничего, кроме поцелуев. Когда его прикосновения разжигали в ней страсть, он ронял голову ей на плечо и тут же отодвигался смеясь.
– Я намерен держаться до конца, – серьезно говорил он, хотя при этом на щеках у него всякий раз обозначались ямочки. – Ведь мы не должны грешить в доме лорда и леди Ривол, верно? Как-никак они собираются быть у нас на бракосочетании.
Он ходил с ней в музеи, галереи, парки. Лондон, огромный, шумный, действовал на нее ошеломляюще. Рядом с Домиником ей все было в радость, весь этот сплав истории, науки, культуры и бизнеса. Может, это лучший путь для шотландских горцев – войти вот так в новое столетие, избежав гибели.
В планах будущих супругов на первом месте стояло строительство коттеджа над Глен-Рейлэком, около пещеры Калема, – там они собирались проводить бесконечные дни лета. С началом сезона возобновлялась работа парламента, и в это время Доминику надлежало быть в Лондоне. Весной и осенью предполагался объезд владений, управлявшихся через сеть доверенных агентов графства. Таким образом, Кэтриона получала возможность жить в лучшую пору года в своей любимой Шотландии, не расставаясь с ним. Это было настолько идеально, что временами она не верила в реальность происходящего.
Однажды лорд и леди Стэнстед вместе с Эндрю и миссис Макки заехали навестить их. Доминик на ковре играл с мальчиком – Эндрю смеялся и дубасил новоиспеченного графа своими упругими кулачками. Кэтриона наблюдала за Розмари, надеясь, что она счастлива со своим мужем и ребенком.
Перед уходом Розмари задержалась около нее.
– Да, – сказала она ей на ухо. – Я рада за вас с Домиником. Он сейчас нуждается в уходе. Вы ведь позаботитесь о нем?
Кэтриона с улыбкой кивнула. Между ними больше не будет игр, никаких сделок с любовью.
Доминик быстро поправлялся. День ото дня он становился сильнее, пальцы его обретали подвижность. Он то и дело заставлял ее смеяться: подшучивал над ней с присущими ему сумасбродством и остроумием, ловил на слове, и все это получалось у него с естественной легкостью. Но Кэтриона прекрасно понимала, что он храбрится и что до полного выздоровления еще далеко. Несмотря на веселое настроение, она чувствовала, что на него давит груз забот. Кроме того, в нем ощущалась какая-то неясная тревога. Это беспокоило и мучило ее. Почему он сказал однажды: «Хватит с меня брачных ночей!»? Когда Доминик окрепнет, она должна все выяснить, прежде чем они дадут клятву. Правда, она боялась, что его непомерная гордость не позволит ему открыться, однако если оставить червоточину, недоверие полностью съест их счастье.
Шло время, но важный разговор все еще не состоялся. Между тем уже готовилась настоящая шотландская свадьба. Брачный договор, отосланный в Инвернесс, вернулся в Лондон, и теперь нужно было отправляться в Глен-Рейлэк заниматься остальными приготовлениями.
Они решили, что Кэтриона поедет вперед с Найджелом и Франс в сопровождении слуг и горничных, но до самого дня отъезда она так ничего и не спросила.
– Я полагаюсь на тебя. – Доминик ласково погладил ее по щеке. – Мне нужно заехать на несколько дней в Девоншир, но я надеюсь успеть к нашей свадьбе.
Кэтриона высунулась из окошка кареты прямо под начавшийся дождь и поцеловала его. Вода струилась на плечи и волосы, крупные капли стекали по лицу. Рот его был мокрый и прохладный, но стоило их губам соприкоснуться, и ей показалось, что они вот-вот зашипят, как вскипевший чайник.
– Я запомню ваше обещание, лорд Уиндраш. Только посмейте не приехать – в противном случае Изабель Макноррин нашлет проклятия на вашу красивую голову!
Доминик засмеялся и помахал ей рукой. Кэтриона смотрела, как дождь захлестывает его высокую фигуру, пока он не исчез из виду.
Доминик работал день и ночь, желая поскорее освободиться, чтобы ничто не отвлекало его во время медового месяца. Разлука с Кэтрионой была для него невыносима, но только пребывая в этом аду, он прочувствовал всю полноту своего счастья. Произошло чудо, и теперь он должен стараться не спугнуть его.
Отъезд в Глен-Рейлэк оттягивался, и время казалось ему нескончаемым. Наконец он прибыл в Инвернесс, на полтора дня позже запланированного. Когда экипаж привез его в Дуначен, близилась полночь. Свадьба была назначена на утро.
В замке уже веселились – громкие звуки музыки через открытые двери лились наружу.
Войдя в большой холл, Доминик был ослеплен тысячью свечей. Несколько секунд он стоял, привыкая к свету. Множество рук протянулось, чтобы поприветствовать его, а хор голосов показался ему чересчур громким.
Люди говорили по-гэльски и по-английски:
– Добро пожаловать, лорд Уиндраш! С приездом! Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, прекрасно, – отвечал он смеясь и пожимая руки. – Спасибо вам всем!
– А я уже было решила, что ты передумал, – сказал ему на ухо очаровательный голос. – Оставил меня одну перед алтарем.
– Кэтриона! – Доминик повернулся и схватил ее в объятия.
Когда он поцеловал ее, раздались аплодисменты. Только спустя минуту до него дошло, что он произнес имя невесты на ее родном языке.
Доминик вошел в церковь под громкие звуки волынок; Алан и Дэвид Фрезеры в сине-зеленых килтах шли рядом с ним. Найджела и Франс он увидел стоящими среди шотландцев, некоторые из них были ему знакомы – он встречал их во время своих странствий по горам.
Однако стоило Кэтрионе появиться в дверях, и Доминик уже не видел ничего, кроме ее лица. Он почти не слышал торжественных слов и в завершающий момент только улыбнулся в бездонную синеву ее глаз, произнося сердцем древние клятвы. Ну почему, черт возьми, он не может отрешиться от мысли, что в этом пристальном взгляде по-прежнему что-то сокрыто? Неужели страх?
«О, Кэтриона, не надо теперь ничего от меня таить!»
На выходе из храма их встретил оглушительный треск – это десятки пистолетов выстрелили в воздух. К свадебной фиесте зажарили целую говяжью тушу и несколько баранов. Тостам не было конца, а когда разрезали торт, началась шутливая борьба за лучшие куски. Потом заиграли дудки и скрипки. Доминик, разгоряченный виски, пригласил Кэтриону на танец.
– Я даже не представляю, что будет дальше, – прошептал он ей на ухо. – У меня здесь нет своего дома. К тому же я изрядно напился.
– О! – Яркий румянец заиграл на ее белой коже. – Пьяный ты или трезвый, не имеет значения. Скоро здесь соберется дружная компания и отведет нас на гумно, потому что новобрачным в первую ночь не положено спать в доме. Там они разденут нас и оставят с добрыми пожеланиями.
– А зачем на гумно? – спросил Доминик, закружив ее в танце, но Кэтриона почему-то избегала встречаться с ним взглядом.
– Я думаю, дело в том, что это великолепное место для воспроизведения потомства, – наконец проговорила она.
Сказав это, Кэтриона затрепетала: дрожь струилась по телу, вздымая волну желания, проникая в кровь.
Один танец сменял другой, в приглашениях не было недостатка. Лорд Ривол уступил место Алану Фрезеру. Краешком глаза она видела, как Доминик танцевал с Франс и потом с Мейрид, которая уже оправилась от потрясения и вернулась в Ачнадрочейд, в заново построенный дом вместе со своим здоровым младенцем.
– Алан Фрезер сделал мне предложение только из галантности – я все равно не смогла бы полюбить его, потому что уже давно подарила свое сердце вам. Он это знал, но им двигало благородство, поэтому я не могла ни отказать, ни согласиться. Я сказала, что дам ответ в течение месяца. Я не могла ничего обещать ему, не переговорив сперва с вами.
– Месяц? С какого числа? О Боже! Когда истекает срок?
– Сегодня! – Она засмеялась. – Сегодня ровно месяц. И если вы хотите жениться на мне, милорд, то это действительно счастливое совпадение. Вы получили мой ответ день в день.
– Но зачем? Зачем нужно было прибегать к подобным вещам?
– А как еще я могла приехать сюда? Я боялась, что вы будете чувствовать себя в некотором роде обязанным, и не хотела, чтобы вы предлагали мне руку исключительно из жалости. Я не рискнула бы поставить вас в такое положение. Если мы поженимся, то на равных условиях, так как знаем, что не можем жить врозь. Теперь я в этом убедилась.
Он наклонился и поцеловал ее руку.
– А что мы скажем Алану?
– Мы найдем ему другую девушку и освободим его, поскольку он воспринимал это только как свой долг. Он любит вас и считает, что обязан вам – вот почему он хотел, чтобы я не чувствовала себя покинутой. Но что же вы до сих пор на коленях? – Она смахнула ладонью влагу со щеки. – Предложение уже принято.
– Какой идиот делает предложение посреди осколков? Разве так завоевывают жену? Бить китайский фарфор, ломать вещи, а потом прокладывать к ней дорогу! Не стоит ли мне постоять подольше в наказание?
– Наказание уже свершилось. – Кэтриона огляделась и покачала головой. – Для нас обоих. Наш завтрак на полу, мы разлили чай на ковер. Вставайте, а то заболят колени.
Он оттолкнулся и сел на пятки, а затем бесшабашно перекатился на спину и широко раскинул руки. Ямочки на его щеках углубились. Фонтан смеха, чистого и прекрасного, вырвался у него из груди, заставляя его кататься по полу, всхлипывая от радости.
– Все мышцы болят, – проговорил он наконец, все еще не отдышавшись. – Все до единой, черт бы их побрал! Я стал слаб, как котенок.
– В таком случае я бы охотнее увидела большущего кота, а не маленького котенка в моей постели.
Доминик приподнялся и, схватив ее за руку, притянул к себе.
– Не сейчас. Только когда поженимся. Хотя, смею вас заверить, там, где надо, сила уже набирается.
Кэтриона быстро глянула вниз.
– И вы дадите этому добру пропасть? О, упрямый мужчина!
Он взял ее лицо в обе руки.
– Я в состоянии управлять собой, хотя и сгораю заживо. Просто мне хочется с этим повременить.
Шрам на правой ладони щекотал ей щеку. Она повернула голову и поцеловала его.
– Я уже была вашей любовницей. Почему мы должны ждать?
– Потому что это лучший способ отпраздновать наш брак.
– А я было подумала... – Внутренний голос предостерегал, но она оставила его без внимания. – Я подумала, что брачные ночи не доставят вам того удовольствия...
– Я хочу, чтобы у нас с вами была настоящая брачная ночь. Называйте это предрассудком, но я боюсь. Если я снова согрешу, что-нибудь да случится. Я потеряю вас! Думаю, мне нужно доказать себе, что я могу терпеть. Впрочем, есть одна вещь, которую я все-таки буду делать сызнова. Я хотел бы также, чтобы в нашу первую брачную ночь мы сотворили ребенка.
Так начался отсчет трех недель, странных, неестественных, напряженных.
Доминик сразу решил, что бракосочетание должно состояться в Глен-Рейлэке. Хотя Кэтриона добровольно изъявила желание венчаться в Лондоне, он понимал, что на родине ей это будет куда приятнее: они поженятся на ее священной земле, и покрытые снегом вершины станут их свидетелями. Две почтенные матроны, Дейрдра и Мейрид, будут представлять сторону невесты, Алан и Дэвид Фрезеры – жениха.
Но прежде чем покинуть Лондон, новоиспеченному графу предстояло завершить самые неотложные дела. На это время Кэтриона переехала в усадьбу Найджела, недалеко от Пиккадилли, где он обычно жил во время пребывания в Лондоне. Маркиз и маркиза де Ривол были чрезвычайно одаренной парой, оба прекрасно музицировали. Втроем они проводили много часов в музыкальной гостиной. Кэтриона как зачарованная слушала и восторгалась гармонией этого необыкновенного дуэта.
– Опять что-то русское или, может быть, индийское? – Доминик непринужденной находкой вошел в комнату. – Господи, нет чтобы сыграть что-нибудь знакомое – марш, например, или одну из песен, которые наши парни пели на полуострове!
Все засмеялись.
Он заходил каждый день, как положено в период ухаживания, и это повергало ее в смущение. Начинать все от стартовой черты, говорить с ним о самых обыденных вещах, шутить, смеяться и одновременно сознавать, что ты любишь, – не странно ли?
Кэтриона видела желание в его глазах и отвечала столь же пылкими взглядами, однако Доминик не позволял себе ничего, кроме поцелуев. Когда его прикосновения разжигали в ней страсть, он ронял голову ей на плечо и тут же отодвигался смеясь.
– Я намерен держаться до конца, – серьезно говорил он, хотя при этом на щеках у него всякий раз обозначались ямочки. – Ведь мы не должны грешить в доме лорда и леди Ривол, верно? Как-никак они собираются быть у нас на бракосочетании.
Он ходил с ней в музеи, галереи, парки. Лондон, огромный, шумный, действовал на нее ошеломляюще. Рядом с Домиником ей все было в радость, весь этот сплав истории, науки, культуры и бизнеса. Может, это лучший путь для шотландских горцев – войти вот так в новое столетие, избежав гибели.
В планах будущих супругов на первом месте стояло строительство коттеджа над Глен-Рейлэком, около пещеры Калема, – там они собирались проводить бесконечные дни лета. С началом сезона возобновлялась работа парламента, и в это время Доминику надлежало быть в Лондоне. Весной и осенью предполагался объезд владений, управлявшихся через сеть доверенных агентов графства. Таким образом, Кэтриона получала возможность жить в лучшую пору года в своей любимой Шотландии, не расставаясь с ним. Это было настолько идеально, что временами она не верила в реальность происходящего.
Однажды лорд и леди Стэнстед вместе с Эндрю и миссис Макки заехали навестить их. Доминик на ковре играл с мальчиком – Эндрю смеялся и дубасил новоиспеченного графа своими упругими кулачками. Кэтриона наблюдала за Розмари, надеясь, что она счастлива со своим мужем и ребенком.
Перед уходом Розмари задержалась около нее.
– Да, – сказала она ей на ухо. – Я рада за вас с Домиником. Он сейчас нуждается в уходе. Вы ведь позаботитесь о нем?
Кэтриона с улыбкой кивнула. Между ними больше не будет игр, никаких сделок с любовью.
Доминик быстро поправлялся. День ото дня он становился сильнее, пальцы его обретали подвижность. Он то и дело заставлял ее смеяться: подшучивал над ней с присущими ему сумасбродством и остроумием, ловил на слове, и все это получалось у него с естественной легкостью. Но Кэтриона прекрасно понимала, что он храбрится и что до полного выздоровления еще далеко. Несмотря на веселое настроение, она чувствовала, что на него давит груз забот. Кроме того, в нем ощущалась какая-то неясная тревога. Это беспокоило и мучило ее. Почему он сказал однажды: «Хватит с меня брачных ночей!»? Когда Доминик окрепнет, она должна все выяснить, прежде чем они дадут клятву. Правда, она боялась, что его непомерная гордость не позволит ему открыться, однако если оставить червоточину, недоверие полностью съест их счастье.
Шло время, но важный разговор все еще не состоялся. Между тем уже готовилась настоящая шотландская свадьба. Брачный договор, отосланный в Инвернесс, вернулся в Лондон, и теперь нужно было отправляться в Глен-Рейлэк заниматься остальными приготовлениями.
Они решили, что Кэтриона поедет вперед с Найджелом и Франс в сопровождении слуг и горничных, но до самого дня отъезда она так ничего и не спросила.
– Я полагаюсь на тебя. – Доминик ласково погладил ее по щеке. – Мне нужно заехать на несколько дней в Девоншир, но я надеюсь успеть к нашей свадьбе.
Кэтриона высунулась из окошка кареты прямо под начавшийся дождь и поцеловала его. Вода струилась на плечи и волосы, крупные капли стекали по лицу. Рот его был мокрый и прохладный, но стоило их губам соприкоснуться, и ей показалось, что они вот-вот зашипят, как вскипевший чайник.
– Я запомню ваше обещание, лорд Уиндраш. Только посмейте не приехать – в противном случае Изабель Макноррин нашлет проклятия на вашу красивую голову!
Доминик засмеялся и помахал ей рукой. Кэтриона смотрела, как дождь захлестывает его высокую фигуру, пока он не исчез из виду.
Доминик работал день и ночь, желая поскорее освободиться, чтобы ничто не отвлекало его во время медового месяца. Разлука с Кэтрионой была для него невыносима, но только пребывая в этом аду, он прочувствовал всю полноту своего счастья. Произошло чудо, и теперь он должен стараться не спугнуть его.
Отъезд в Глен-Рейлэк оттягивался, и время казалось ему нескончаемым. Наконец он прибыл в Инвернесс, на полтора дня позже запланированного. Когда экипаж привез его в Дуначен, близилась полночь. Свадьба была назначена на утро.
В замке уже веселились – громкие звуки музыки через открытые двери лились наружу.
Войдя в большой холл, Доминик был ослеплен тысячью свечей. Несколько секунд он стоял, привыкая к свету. Множество рук протянулось, чтобы поприветствовать его, а хор голосов показался ему чересчур громким.
Люди говорили по-гэльски и по-английски:
– Добро пожаловать, лорд Уиндраш! С приездом! Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, прекрасно, – отвечал он смеясь и пожимая руки. – Спасибо вам всем!
– А я уже было решила, что ты передумал, – сказал ему на ухо очаровательный голос. – Оставил меня одну перед алтарем.
– Кэтриона! – Доминик повернулся и схватил ее в объятия.
Когда он поцеловал ее, раздались аплодисменты. Только спустя минуту до него дошло, что он произнес имя невесты на ее родном языке.
Доминик вошел в церковь под громкие звуки волынок; Алан и Дэвид Фрезеры в сине-зеленых килтах шли рядом с ним. Найджела и Франс он увидел стоящими среди шотландцев, некоторые из них были ему знакомы – он встречал их во время своих странствий по горам.
Однако стоило Кэтрионе появиться в дверях, и Доминик уже не видел ничего, кроме ее лица. Он почти не слышал торжественных слов и в завершающий момент только улыбнулся в бездонную синеву ее глаз, произнося сердцем древние клятвы. Ну почему, черт возьми, он не может отрешиться от мысли, что в этом пристальном взгляде по-прежнему что-то сокрыто? Неужели страх?
«О, Кэтриона, не надо теперь ничего от меня таить!»
На выходе из храма их встретил оглушительный треск – это десятки пистолетов выстрелили в воздух. К свадебной фиесте зажарили целую говяжью тушу и несколько баранов. Тостам не было конца, а когда разрезали торт, началась шутливая борьба за лучшие куски. Потом заиграли дудки и скрипки. Доминик, разгоряченный виски, пригласил Кэтриону на танец.
– Я даже не представляю, что будет дальше, – прошептал он ей на ухо. – У меня здесь нет своего дома. К тому же я изрядно напился.
– О! – Яркий румянец заиграл на ее белой коже. – Пьяный ты или трезвый, не имеет значения. Скоро здесь соберется дружная компания и отведет нас на гумно, потому что новобрачным в первую ночь не положено спать в доме. Там они разденут нас и оставят с добрыми пожеланиями.
– А зачем на гумно? – спросил Доминик, закружив ее в танце, но Кэтриона почему-то избегала встречаться с ним взглядом.
– Я думаю, дело в том, что это великолепное место для воспроизведения потомства, – наконец проговорила она.
Сказав это, Кэтриона затрепетала: дрожь струилась по телу, вздымая волну желания, проникая в кровь.
Один танец сменял другой, в приглашениях не было недостатка. Лорд Ривол уступил место Алану Фрезеру. Краешком глаза она видела, как Доминик танцевал с Франс и потом с Мейрид, которая уже оправилась от потрясения и вернулась в Ачнадрочейд, в заново построенный дом вместе со своим здоровым младенцем.