Юлия Фирсанова
Божественная дипломатия

Глава 1
О плохих вестях и обязанностях

   Гибкая фигурка девчушки-подростка лет двенадцати на вид возникла в дверном проеме малой гостиной третьего этажа замка Лоуленда. Привычным жестом засунув за острое эльфийское ушко вьющуюся прядь рыжевато-каштановых волос, выбившихся из длинной толстой косы, девчушка оглядела комнату любопытными карими глазами.
   В лучах утреннего света, льющихся сквозь прозрачный тюль, золотистая гостиная казалась еще более теплой и уютной: стены, обитые желтой тканью с набивным рисунком из мелких букетов полевых трав соломенного цвета, ковер на полу, напоминающий густой янтарь, мебель и паркет из дерева с явным шафрановым отливом, кресла и диваны, ткань которых на два тона темнее стен.
   Здесь хорошо было бы посидеть на диванчике, листая книгу со сказками, иллюстрированную подвижными картинками, и лопая орешки в меду, но сейчас Бэль думала не о мирных забавах, она кое-кого искала. Почти мгновенно обнаружив «потерю» по подозрительному блеску стекла на паркете, девчушка воскликнула, сморщив слегка вздернутый остренький носик:
   – Дик, проказник, вот ты где! Ой, что ты делаешь?
   Существо, идеально гармонировавшее с цветовой гаммой гостиной, более всего напоминало небольшой золотистый и неимоверно пушистый шарик на лапках. «Шарик» столкнул с сервировочного столика очередной бокал, задумчиво послушал, с каким хрустальным звоном он разлетелся на искрящиеся в солнечном свете летнего утра осколки. Потом глянул на хозяйку огромными синими глазами и взмахнул длиннющими ресницами.
   Редкостный дикати, или попросту Дик – совершенное существо для домашнего содержания, не требующее никакого особого ухода и никакой пищи, кроме чистой энергии света, имел одну небольшую слабость. Он обожал звон разбитого стекла, предпочтительно хрусталя, и тащил в свое укромное гнездышко, устроенное в большой плетеной корзинке рядом с постелью Бэль, самые красивые разноцветные осколки.
   – Ох, Дик, ну что мне с тобой делать, – вздохнула принцесса, невольно копируя ворчание нянюшки, и тут же, заслышав в коридоре чьи-то приближающиеся шаги, скомандовала: – Бежим, пока нам не попало!
   Схватив зверюшку в охапку, девчушка пулей вылетела из гостиной через вторую дверь, распахнутую в соседнюю комнату, только взметнулась колоколом длинная юбка синего платья. Но, прежде чем убежать достаточно далеко, Бэль еще успела услышать сдавленный вопль слуги, узревшего последствия игры крошки-дикати, самого безвредного и безобидного животного на свете.
   Нрэн, купивший сестренке зверька шесть лет назад, очень скоро, увидев осколки своего любимого белого сервиза с золотой росписью, совершенно точно убедился в том, что ему осмелились подсунуть бракованный экземпляр дикати. Но обменять его на другой, качественный, так и не смог. Не желая расставаться с любимцем, Бэль закатила дикий скандал с громким ревом, и «бракованного» малыша с преступными наклонностями и родословной более длинной и куда более пышной, чем у всей королевской семьи Лоуленда, пришлось оставить. Так принцесса обрела еще одного товарища для игр и проказ.
   Поняв, что гроза миновала и слуга не пустился в погоню за бедокурами, желтый пушистый комочек выбрался из рук принцессы и, вскарабкавшись ей на плечо, начал что-то тихо мурлыкать хозяйке на ушко, щекоча шею мягкой шерсткой. Глаза дикати из фанатично-синих стали умиротворенно-зелеными, как у Лейма в добром расположении духа.
   – Чем бы заняться? – пробираясь по коридору, начала вслух размышлять Бэль, советуясь с Диком. – Может, пойдем погуляем в Садах?
   – А может, заглянете на урок законоведения, ваше высочество? – послышался над ухом ироничный голос лорда Дайвела, штатного учителя королевской семьи Лоуленда. И цепкая рука мужчины опустилась на худенькое плечико девчушки, заблаговременно пресекая всякую возможность побега. С лукавым прищуром дворянин взирал на принцессу.
   Бэль подняла скорбный взгляд на учителя и, скорчив несчастную мину, печально кивнула. Сегодня хитрый лорд Дайвел переиграл ее, значит, в следующий раз нужно будет спрятаться получше. Ах, если бы не пришлось разыскивать Дика!
   Девчушка не видела никакого толка в том, чтобы сидеть несколько часов на одном месте и пытаться запомнить то, что сочинили одни люди, чтобы запутать других, и в чем теперь надлежало плутать ей. Вот Бэль и старалась по мере сил и возможностей избегать нудных уроков, подобных законоведению, хотя сам лорд Дайвел, сухощавый мужчина с вечно ироничным прищуром и кривоватой улыбкой, ей нравился. Чем-то он напоминал девочке брата Джея. Но все равно, куда больше, чем законоведение, принцесса любила музыку и литературу.
   В свою очередь лорд Дайвел совершенно точно сознавал, что его маленькая ученица, в отличие от большинства членов королевской семьи Лоуленда, которых ему доводилось учить, не испытывает никакого интеллектуального удовольствия от уроков законоведения. Бэль безнадежно путалась в дебрях законов и многочисленных поправках, дополнениях, распоряжениях, постановлениях и приказах. Но долг учителя и внушительная зарплата, выплачиваемая из королевской казны, не оставляли мужчине иного выхода, кроме как попытаться вложить в хорошенькую головку избалованной многочисленной родней мягкосердечной девчушки хотя бы элементарные представления об основных законах государства, их смысле и значении.
 
   Пока Бэль только конвоировали на урок, в одной из комнат замка уже кипела напряженная работа. Король Лимбер доблестно сражался с горой бумаг, накопившихся за два выходных дня, которые он себе позволил, чтобы устроить экскурсию по новому кварталу борделей, открывшемуся в столице развлечений, мире Альфорс. И теперь его величество ждали пять массивных папок с документами, требующими визы короля. Папки были набиты так плотно, что едва закрывались. Пока монарх добрался лишь до середины первой, несмотря на то, что работал с почти механической скоростью. В несколько секунд Лимбер охватывал глазами содержание очередного документа, подписывал его или четким убористым почерком накладывал свою высочайшую резолюцию, на основании которой строили свою работу другие службы.
   На третьей бумаге, если считать от конца первой папки, в дверь кабинета резко постучали, и внутрь быстро просочился сухопарый мужчина с очень настороженным выражением лица, в траурно-темном сером камзоле, расшитом жемчугом. В руках у него было несколько бумаг.
   – Чего тебе? – недобро нахмурился король Лимбер при виде одного из своих секретарей. То, что Гермит осмелился потревожить его во время работы (на это мало кто отваживался), должно было означать лишь одно: появилось нечто важное, требующее немедленного внимания его величества. Лимбер уже предчувствовал, что это «нечто» придется ему не по вкусу.
   Секретарь тоже прекрасно это понимал. Но понимал он также и то, что известие у него слишком странное и важное для того, чтобы считаться с дурным настроением короля.
   – Послание, доставленное телепортом из Жиотоважа – Мира Грани. Правление Трех варов запрашивает разрешения на визит полного посольства в Лоуленд. Впервые за всю историю существования их государства.
   Лицо Лимбера осталось непроницаемым, но во рту мужчина почувствовал вкус уксуса и властно протянул руку за бумагами. Дурные предчувствия начинали оправдываться.
   Секретарь приблизился и с поклоном протянул документы королю. Тот быстро проглядел их и бросил:
   – Приготовь официальное приглашение за моей подписью. Мы ждем их через пять дней, пусть воспользуются южным телепортом.
   – Осмелюсь спросить, ваше величество, кому будет поручена подготовка встречи? – вежливо поинтересовался секретарь, ничем не выдавая удивления от столь стремительного положительного решения монарха, ненавидевшего посольства всей душой.
   – Принцу Мелиору, – процедил король и жестом приказал секретарю удалиться.
   Гермит тут же исчез за дверью, а Лимбер позволил себе нахмуриться и задумчиво побарабанить по столу пальцами. Прошло уже шесть лет с того времени, как в руки лоулендцев попала информация по Жиотоважу, извлеченная из маскарадного костюма «вероломно» убитого и дочиста ограбленного посла и шпиона по совместительству Тарака Ро’дольски из Чалнура. Король начал успокаиваться, считая, что единственный сведущий в этом щекотливом деле тип унес свои знания в следующую инкарнацию.
   Но вот теперь объявилось это проклятое полное посольство (полное – значит орава ртов тридцать, не меньше), и нужно было снова гадать, а не связан ли предстоящий визит жиотоважцев с «небольшим недоразумением», случившимся шесть лет назад в священном храме Великого и Благостного Кристалла Авитрегона. По сведениям Тарака, тогда ночью исчез с алтаря сам Кристалл, а три жрицы-хранительницы, посвященные Великому и Благостному, стали жертвами неизвестного насильника, причем младшей из жриц едва минуло десять лет. В результате этих трагических событий Мир Грани Жиотоваж утратил Источник Силы, делавший его принадлежащим Мэссленду, и после проявления иного спящего Источника фактически попал под юрисдикцию Лоуленда.
   Итак, что бы ни означало намерение Жиотоважа побывать с посольством в Мире Узла – Лоуленде, лучше было им не отказывать, и для Лимбера это значило только одно: жди суматохи, проблем и сомнений, ну а дабы мучиться не одному, его величество сплел заклинание связи и мрачно буркнул:
   – Иди сюда, пора заняться делом.
 
   Красавец-блондин в элегантном черном костюме, расшитом жемчугом и сапфирами, и в бледно-голубой сорочке чуть светлее голубых глаз, задумчиво крутивший в пальцах статуэтку из сердолика в виде трех встающих на дыбы коней, чуть поморщился, давая понять, что недоволен тем, как его бесцеремонно прервали. Медленно поставив произведение искусства на прилавок полутемного антикварного магазинчика, мужчина надменно сказал приказчику:
   – Оставьте вещицу для меня, любезнейший. Я зайду позднее, и мы поговорим о цене этой безделицы.
   – Да, господин, – с глубоким уважительным поклоном ответил продавец, но так и не понял, услышал ли его исчезнувший посетитель.
 
   – Прекрасный день, отец. Какие государственные заботы потребовали моего присутствия? – поинтересовался Мелиор, присаживаясь в кресло без разрешения короля. Зная, что нужен Лимберу, принц позволил себе эту маленькую месть за прерванный вояж, предпринятый для очередного пополнения любимой Коллекции Всех Миров.
   – Сейчас вызову Энтиора, Элию и все объясню. Я не намерен упражняться в риторике трижды, – фыркнуло его величество, плетя очередное заклинание связи и одновременно продолжая штудировать документы. Король уже перешел ко второй папке.
 
   Принц Энтиор находился в мансарде грандского замка. Тихо мурлыча себе под нос какую-то охотничью балладу, он занимался искусством, причем искусством в понимании всех ценителей, а не только знатоков художественных пыток.
   Вампир, одетый с вопиющим нарушением этикета лишь в свободную блузу, темные брюки и мягкие мокасины из оленьей кожи, выкладывал мозаичное панно. Идиллические очертания чистейшего лесного озера и силуэт прекрасного единорога, пришедшего на водопой, уже готовились обрести окончательные черты. Запуская гибкие холеные пальцы с острыми ногтями в ящички с разноцветными многогранными плиточками, посаженными на крохотные шипы, мужчина доставал кусочки камней нужного оттенка и втыкал их в плотную текстуру холста, натянутого на раму.
   – Кончай играться, Энтиор, – слова Лимбера грубо нарушили творческий процесс и вырвали вампира из вдохновенного состояния. – Ты мне нужен.
   – Ах, отец, вы ничего не понимаете в ситрасиль, – сдержав приступ бешенства, снисходительно ответил принц и тяжело вздохнул, показывая, какую великую жертву приносит, отрываясь от творчества. Театральный вздох сопровождался нежным стуком нескольких плиточек, выпавших из разжавшихся пальцев вампира назад в ящички.
   Воспользовавшись для переодевания вульгарным заклинанием, мужчина перенесся в кабинет короля облаченным в элегантные одежды своих избранных цветов: черное с бирюзой. Конечно, Энтиор предпочел бы облачиться с помощью слуг, затратив на излюбленный процесс выбора туалета не меньше часа, но что-то подсказывало вампиру, что столько его величество ждать не будет.
   – Куда уж мне, старому козлу, – употребив один из излюбленных Энтиором эпитетов, которые вампир мысленно так заботливо подбирал для любимого папочки, огрызнулся король и наложил очередную отрицательную резолюцию на очередное ходатайство очередного объединения сирых и убогих, как всегда, просившего денег.
   Принц вздрогнул про себя, но на его лице не отразилось ничего, кроме глубочайшего внимания и столь же глубокого почтения. Он словно говорил всем своим видом: «Если тебе, обожаемый родитель, захотелось назвать себя старым козлом, то кто я такой, чтобы возражать». Впрочем, Лимбер, не желая продолжать старую игру в двусмысленные вопросы, взгляды и жесты, хмыкнул и занялся заклинанием связи для призыва дочери.
   Вот только заклинание вместо ожидаемого изображения прекрасной принцессы, развернувшись в хмуро-серый экран, пошло полосами и лопнуло, как мыльный пузырь, чувствительно шмякнув Лимбера магическим разрядом тока вольт эдак на триста. Король отбросил ручку и выругался сквозь зубы, проклиная талантливую дочурку, поставившую хитроумную защиту от вызова, черпавшую силу для отражения заклинания у самого вызывающего. Густые черные волосы монарха, ласкать которые мечтали многие женщины и при надлежащем упорстве каждая из них, если конечно не числилась в записных уродинах, могла добиться такой привилегии, встали дыбом и начали слегка потрескивать от избытка статического электричества. Лимбер попытался пригладить пострадавшую шевелюру обеими руками, и через некоторое время упрямые волосы сменили-таки «позицию», но от прежней прически не осталось и следа.
   – Вероятно, Элия отдыхает и не желает, чтобы ее беспокоили, – с невинно-вежливой улыбкой заметил Мелиор, тихо радуясь тому, что за столь бесцеремонное нарушение планов детей папе попало хотя бы от принцессы.
   – Да, она сейчас в мире Эйта, – изящно поведя рукой, проинформировал собравшихся гордый своей осведомленностью Энтиор и спрятал издевательскую улыбку.
   – Тогда понятно, почему сестра застраховала себя от звонков, – согласился Мелиор, уважая право богини на уединение и досадуя на себя за то, что по природной лени защититься подобным образом не удосужился. С другой стороны, заклинания отражения он плел не столь мастерски, как принцесса, и, пробив его защиту, разгневанный король вполне мог накостылять сыну за подобные фокусы. Почему-то сына Лимбер не любил столь нежно, как дочь, которой прощалось многое из того, что никогда не простилось бы отпрыскам мужского пола.
   – Даю вам двадцать минут на то, чтобы побывать на Эйте и привести Элию сюда. Шевелите задницами, лодыри! Время пошло, – скомандовал король, демонстративно бросив взгляд на массивные золотые наручные часы, инкрустированные сапфирами и алмазами.
   – Но, папа… – привстав и умоляюще протянув руки к родителю, начал было возражать Мелиор, воображая себе бурю гнева, которая обрушится на головы братьев, осмелившихся потревожить богиню в ее потаенном раю.
   – Быстро! – грозовые тучи сгустились в кабинете, король сдвинул смоляные брови, его глаза полыхнули синим огнем.
   Поняв, что его величество шутить не склонен, боги не стали дожидаться, пока он, стукнув кулаком по столу, перейдет к физической расправе над нерасторопными и прекословящими членами семьи. Принцы поспешно, без своей обычной летящей грации, вскочили и скрылись за дверью, все еще чуя лопатками обжигающе грозный взгляд владыки. «Видно, и правда стряслось что-то серьезное!» – решили они.
   Миновав приемную и отойдя достаточно далеко по коридору, чтобы их не слышали стража и носящиеся, как молчаливые кометы, секретари Лимбера (даже Энтиор сомневался, что сможет выжать из этих стоиков нужную информацию раньше чем после трех дней высокохудожественной пытки), принцы остановились, чтобы обсудить катастрофическую ситуацию.
   – Ничего не поделаешь, нужно идти, – вздохнул вампир и встал, облокотившись на подоконник у раскрытого стрельчатого окна. Даже сейчас озабоченный принц стоял так, чтобы любой проходящий по коридору мог восхититься его небрежно-элегантной позой и точеным хищным профилем.
   Мелиор, пристроившись рядом в не менее изысканной позе, вздохнул в ответ и с печалью согласился:
   – О да, но мне даже представить страшно, как разгневает Элию бесцеремонное вторжение на Эйт двух незваных гостей. Для кое-кого, вероятно, будет сделано исключение, сестра благоволит к тебе более, чем к любому из родичей, пожалуй, за исключением Лейма. Посердится, но простит. А вот я никогда не входил в число ее фаворитов и сейчас гадаю, не лучше ли мне было стерпеть ярость отца, чем сердить Элию своим визитом. Что может быть страшнее проклятий богини любви?
   – Нам приказали, – с показным сочувствием напомнил Энтиор.
   – Нам велели привести Элию в Лоуленд, а уж каким образом мы сделаем это, отцу нет никакого дела, – поняв, что задарма спасать его вампир не собирается, а времени для обходных маневров уже нет, Мелиор наступил на горло привычной дипломатической извращенности в общении и прямо заявил: – Так что, мы могли бы договориться и разделить обязанности.
   – Например? – промурлыкал Энтиор, щелчком пальцев взбивая кружево манжет рубашки. Не то чтобы он был в плохих отношениях с Мелиором или обижался на него в данный момент (скорее напротив, они отлично ладили), просто принц по природе своей не мог не использовать счастливый шанс, чтобы обернуть сложившуюся ситуацию себе на пользу.
   – Пока ты уговариваешь Элию посетить соскучившегося папочку, я мог бы поискать в своей коллекции какую-нибудь безделицу, которая придется тебе по нраву, – без привычных обиняков ответил принц, задумчиво выводя пальцем замысловатую вязь на деревянной поверхности подоконника, в которой глаз знатока мог бы опознать пожелание телесной немощи королю Лимберу на одном из вариантов староэльфийского.
   – Какую? – проявил некоторую заинтересованность довольный вампир. Он-то, в отличие от начавшего нервничать брата, никуда не торопился, ибо течение времени Эйта несколько отличалось от Лоулендского. За час времени в Мире Узла там проходило около трех часов. Но сообщать об этом Мелиору Энтиор не спешил.
   – «Смертельную страсть» Сандро Маркальебо, – с тяжелым вздохом отозвался принц. К проклятиям, выходящим из-под его пальца и адресованным Лимберу, начали приплетаться витиеватые оскорбления в адрес клыкастых ублюдков.
   На названную Мелиором картину вампир давно положил глаз. Энтиора пленяла мрачная чувственная эстетика произведения Сандро Маркальебо – одного из самых выдающихся художников сумрачного мира Виатеральо, где уже несколько столетий шла борьба между людьми и темными народами. Картины же Сандро, их мрачный эротизм, совершенно не вписывались в каноны непримиримой войны с Силами Тьмы, и несчастный гений, как водится, попал в руки инквизиции. Серьезные парни в рясах не стали тратить много времени на получение признания о сотрудничестве со Злом, художника постарались убрать как можно тише и незаметнее, чтобы почитатели Сандро не успели его спасти. На сей раз желание уничтожить поклонника Тьмы возобладало у церковников над страстью к публичным процессам.
   Не дожив до тридцати трех лет, Маркальебо в самом расцвете творческих сил закончил свою жизнь на костре из собственных картин. Но часть его произведений уцелела, их спасли истинные ценители искусства, которые есть среди любых рас. Мелиору, когда он гостил в Виатеральо у знакомых демонов, случайно попалось на глаза одно произведение покойного художника, и принц приложил все усилия, чтобы собрать полную коллекцию сохранившихся шедевров Сандро.
   Картина «Смертельная страсть», так понравившаяся с первого взгляда Энтиору, изображала прекрасную вампиршу, склонившуюся, чтобы подарить поцелуй мужчине, прикованному к пышному ложу. Этот, казалось бы, заурядный сюжет был проникнут такой силой страсти, таким безграничным чувственным экстазом, которые угадывались и в улыбке женщины, и в полузакрытых в ожидании смертельного блаженства глазах мужчины, в его откинутой голове, что картина казалась живой, дышащей, она создавала настроение. Кроме того, в женщине угадывалось некоторое сходство с принцессой Элией, а черты лица мужчины были так искусно смазанны, что на его месте всякий рассматривающий картину мог представить желаемый образ.
   Стоит ли говорить, что Энтиор тут же пожелал, чтобы «Смертельная страсть» висела в его замке, но Мелиор заупрямился, он утверждал, что без этой жемчужины его коллекция будет неполной. Впрочем, добавил принц, брат может навещать его в любой момент и смотреть на картину сколько ему заблагорассудится. Конечно, вампира такое щедрое предложение не устроило.
   – Благодарю, любезный брат, – ласково улыбнулся Энтиор и, слегка поклонившись, добавил: – Время столь быстротечно, мне придется поспешить, чтобы постараться доставить Элию к отцу вовремя.
   – Не смею тебя задерживать. – Мелиор еще нашел в себе силы ответить шантажисту вежливой улыбкой. Принц хоть и был несколько раздосадован, но не обижался на брата, в подобной ситуации он и сам поступил бы точно так же, типично по-лоулендски. Кроме того, коллекционная ценность картины для самого обладателя не была столь уж велика, и бог заранее знал, что полотно может стать предметом какой-нибудь сделки с братом, оттого и придерживал его.
   Вампир еще раз улыбнулся, показав кончики острых белоснежных клыков, и исчез. Он материализовался в мире Эйта, недалеко от замка принцессы. Энтиору уже доводилось пару раз бывать здесь, ибо он являлся одним из немногих родственников, удостоенных чести скрасить своим обществом уединение богини.
   Принц очень ценил доверие и любовь сестры, своей стради, и бережно хранил в укромном уголке ледяного сердца время, проведенное на Эйте. Долгие пешие или конные прогулки по бескрайним равнинам или укромным уголкам древнего леса, полеты над морем или горами, пикники, беседы вечером у камина, подчас затягивающиеся до самого утра, купанье в горячих ключах, катание на лыжах… Эти дорогие воспоминания о счастливых днях мелькнули в сознании Энтиора, когда он вновь очутился в одном из любимых миров сестры. Но проблема была в том, что сейчас его сюда не звали, кроме того, неприятным сюрпризом стала царившая в мире Эйта суровая зима. Не подумавший об этом вампир явился в заснеженный край как был, в легком летнем камзоле. Пурга тут же наказала его за легкомыслие, обдав фонтаном снежных хлопьев с примесью острых как бритвы льдинок.
   Сцепив зубы, Энтиор магическим жестом сменил одеяние на более подходящее: высокие сапоги, длинную замшевую куртку, подбитую густым мехом, черный плащ с капюшоном. Создав силовой заслон от ветра, принц, утопая по пояс в снегу, побрел к возвышавшимся неподалеку стенам замка. На ходу мужчина раздумывал о том, как ему проникнуть за внушительные стены, сложенные из громадных камней, сквозь не менее внушительные охранные заклинания, искусно составленные принцессой. Если Элия не желала, чтобы ее беспокоили, то умела защититься на совесть, тем более на Эйте, где ей вовсю помогали магические существа, поддерживающие порядок в большом замке.
   К тому времени когда принц приблизился к практически сливающейся со стеной калитке рядом с высокими воротами, ему в голову взбрела только одна-единственная идея. Энтиор решил попробовать. В случае неудачи вампиру не осталось бы ничего иного, кроме как встать лагерем у стен и вопить что было сил о том, что стради желает видеть отец. Глядишь, к лету его бы и услыхали.
   Отрешившись от волнений и беспокойства, таких значимых сейчас для принца, но несущественных для иной его ипостаси, Энтиор призвал силу внутренней сути из глубин собственного «я». Рябь прошла по телу бога, полыхнула вспышка трансформирующей энергии. И вот уже у ворот нюхал снег гигантский черный барс, чью роскошную темную шкуру припорашивал снег.
   Метель у стен замка бушевала не столь яро, но защитный купол вампира при обращении в зверя исчез, и потому принц вновь отчетливо ощущал стихию. Нос зверя, как до этого и обоняние вампира-охотника, сквозь тысячи холодных запахов снега ловил запах жилья, дыма, изысканных яств и, самое главное, живого присутствия богини. Энтиор возликовал: «Она точно здесь!» Самым досадным было бы, преодолев все препятствия, обнаружить, что сестра уже покинула Эйт и скрылась где-нибудь в ином тайном месте.
   Встряхнувшись, восхитительный зверь одним летящим прыжком преодолел расстояние до калитки и требовательно ткнул в нее мощной лапой. Оправдав его воспоминания и надежду, дверь бесшумно распахнулась. Восхищаясь своей находчивостью и умом, Энтиор, довольно рыкнув, проскользнул внутрь.
   В несколько прыжков барс пересек внутренний двор замка, где пурга, усмиренная охранными чарами, уже не бесновалась, а легко кружила снежинки, и снова по-хозяйски небрежно ткнул лапой в одну из массивных створок входной двери. Она тут же распахнулась. Бог проник внутрь и понесся по замковым коридорам, радуясь тому, что все рассчитал верно.
   Заботясь о своем домашнем зверьке – здоровенной аранийской пантере Диаду – Элия оставила в заклинаниях охраны небольшой зазор, дававший любимцу возможность приходить и уходить из замка в любое время, не беспокоя хозяйку, а также водить подружек и приятелей. Конечно, аранийцы на Эйте не обитали, но крупных зверей породы кошачьих с высоким уровнем разумности здесь было в избытке, и нахальный Диад быстро свел знакомство со многими представителями местной фауны. Он охотился, играл вместе с местными зверями и время от времени приглашал их к себе домой. Так что не раз и не два, возвращаясь с прогулок, богиня заставала у камина не одну черную тушу, а сразу несколько здоровущих зверюг с угрожающего вида клыками, разомлевших или резвящихся в тепле и уюте, словно котята. Благодаря тому что богиня считалась покровительницей кошек, к принцессе звери относились достаточно уважительно, кроме того, Диад внушал своим приятелям мысль, что в его стае старшая Элия, и ее надо слушаться. Что же касается чистоты в замке, заклинания восстановления и порядка поддерживали ее идеально, поэтому принцесса не возражала против общества зверей и избирательность заклинания допуска менять не собиралась. Воспользовавшись этим, Энтиор смог пробраться в замок, приняв свою оборотническую форму.