Страница:
– Хорошо, магева, сможем, спасибо, – поклонились мне спорщицы, расплываясь в довольных улыбках, словно я им открыла великую истину, и, обнявшись, неожиданно заревели друг у друга на плече, подвывая: «Феоклина, прости меня, дуру! Нет, Катарина, это ты прости!!!» Свинка поглядела на своих хозяек и бочком-бочком попятилась в сторону плетня, разделявшего участки подруг, а потом нырнула в дыру.
– Первый раз такое вижу, наших баб с двух слов унять, – изумленно протянул Торин, дернул себя за бороду и машинально тронул вожжи.
Телега погромыхала по центральной деревенской улице. Собравшийся народ медленно двинулся следом, делая вид, что просто так прогуливается или вообще шествует по своим делам, заодно обмениваясь мнением о приезжей магеве.
Честно говоря, только после слов Торина я начала удивляться. С того самого момента когда скомандовала: «Говори», – все происходящее казалось мне самым правильным. Будто я поступала именно так, как должна была поступить, поэтому и все другие тоже поступали правильно и никаких сомнений в моих способностях и праве на суд не выказывали. Такое странное чувство. Никогда раньше у меня такого не было… Я – и вдруг арбитр в деревенской склоке. Ох, ну и чудеса! Пожалуй, даже чудесней этого сильфа, который мне все плечо оттоптал, извертевшись от любопытства, маленький, а такой тяжелый, на диету его посадить, что ли?
– Почтенная магева, – неуверенно откашлялся потомок горных гномов, бросив на меня из-за плеча какой-то просительный взгляд. Никак сейчас клянчить будет. Интересно, что ему надо? Уж больно стесняется, бородавки, что ль, на заднице вывести некому или другая болячка стыдная одолела?
Сгорая от любопытства не меньше своего сильфа, я вежливо кивнула, изъявляя готовность выслушать любое обращение.
– Вы остановиться у нас в Кочках где думаете?.. Э-э, я вот тут прикинул, может, соблаговолите моему дому честь оказать?.. – Торин смешался и замолчал, так настойчиво теребя в широких ладонях вожжи, словно задумал чего из них спрясть.
– А не стесню вас? – уточнила я, пытаясь скрыть радость.
Соваться на местный постоялый двор без единой монетки в кармане совсем не хотелось, а использовать сильфа в качестве карманного вора пока не позволяло завалявшееся где-то на дне души чувство порядочности.
– Места у нас много, старшую дочь, Вилану, только замуж отдал, горенку, что она с Полункой делила, освободим, младшая и с матерью поспит. Жена моя, Дорина, готовит знатно, не хуже, чем бабы у Фоклина, трактирщика нашего. Да это ж какой почет – магева в доме… – Торин снова взглянул на меня с жалобной мольбой.
Мужик очень хотел, чтобы я отправилась с ним, и не только по доброте душевной, о статусе бородач думал и о том, что, не сумей он доставить волшебницу к себе домой, его дорогая половина будет не слишком довольна. Когда Торин помянул жену, стало ясно, гордится он ею, любит и побаивается. Это гном-то поперек себя шире. «Ну да, мы, женщины, народ такой, не только обворожить, но и застращать любого сумеем!» – самодовольно подумала я и согласилась погостить у Торина.
Обрадованный возница погнал телегу вперед с такой скоростью, будто желал выставить ее на «Формулу-1», сильф, беспечно болтающий ногами у меня на плече, едва не упал. Фаль машинально схватился за прядь моих волос цепкой ручонкой, и я зашипела от боли.
– А магева с фималом и вовсе для жилья благословение, – довольно прибавил повеселевший мужик и принялся разливаться соловьем на тему того, какие уют и комфорт меня поджидают.
– Это как он меня, вольного сильфа, обозвал! – подпрыгивая на плече, завопил мне на ухо Фаль – так, что на пару секунд я вообще оглохла на одно ухо, зато продолжала слышать его негодующий вопль другим. – Меня – и слугой? Я… я ничем не связан, в любой момент могу тебя покинуть!
– Можешь прямо сейчас, – прошептала я, щелчком скинув разбушевавшегося мотылька на телегу. – Половину волос с головы выдрал и оглушил начисто!
Мигом придя в себя, шкодник заткнулся и, трепеща удивительной красоты крылышками, завис перед моим лицом, виновато взмахивая длиннющими ресницами. Интересно, Фаль среди сильфов один такой плейбой на сотню или они все красивые? А может, все дело в том, что мотылек так мал, что я не вижу на его лице никаких дефектов? Да нет, таких сияющих глазищ у людей все равно не бывает.
– Прости, о, прекрасная магева Оса! Я не желал оскорбить тебя, – защебетал негодник, переходя на возвышенный стиль. – Вельми возмутил меня сей неуч, спутавший сильфа с подневольным служителем, повязанным заклятием.
Зеленые, чуть раскосые глаза стали еще более широкими и такими проникновенно-печальными, что я почти расчувствовалась. Ну точь-в-точь «умирающий с голоду котенок», выпрашивающий у черствого человека кус дорогущей ветчины сразу после того, как смолотил миску вареной курятины. Фыркнув, я протянула Фалю раскрытую ладонь, и он, хитрюга, тут же, разулыбавшись до ушей, уселся на ней.
Пока мы тихо препирались с сильфом, выясняя вопросы главенства в нашем маленьком прайде, счастливый Торин подогнал телегу к широко раскрытым воротам, украшенным нехитрой, сделанной с душой и любовью резьбой.
Глава 2
– Первый раз такое вижу, наших баб с двух слов унять, – изумленно протянул Торин, дернул себя за бороду и машинально тронул вожжи.
Телега погромыхала по центральной деревенской улице. Собравшийся народ медленно двинулся следом, делая вид, что просто так прогуливается или вообще шествует по своим делам, заодно обмениваясь мнением о приезжей магеве.
Честно говоря, только после слов Торина я начала удивляться. С того самого момента когда скомандовала: «Говори», – все происходящее казалось мне самым правильным. Будто я поступала именно так, как должна была поступить, поэтому и все другие тоже поступали правильно и никаких сомнений в моих способностях и праве на суд не выказывали. Такое странное чувство. Никогда раньше у меня такого не было… Я – и вдруг арбитр в деревенской склоке. Ох, ну и чудеса! Пожалуй, даже чудесней этого сильфа, который мне все плечо оттоптал, извертевшись от любопытства, маленький, а такой тяжелый, на диету его посадить, что ли?
– Почтенная магева, – неуверенно откашлялся потомок горных гномов, бросив на меня из-за плеча какой-то просительный взгляд. Никак сейчас клянчить будет. Интересно, что ему надо? Уж больно стесняется, бородавки, что ль, на заднице вывести некому или другая болячка стыдная одолела?
Сгорая от любопытства не меньше своего сильфа, я вежливо кивнула, изъявляя готовность выслушать любое обращение.
– Вы остановиться у нас в Кочках где думаете?.. Э-э, я вот тут прикинул, может, соблаговолите моему дому честь оказать?.. – Торин смешался и замолчал, так настойчиво теребя в широких ладонях вожжи, словно задумал чего из них спрясть.
– А не стесню вас? – уточнила я, пытаясь скрыть радость.
Соваться на местный постоялый двор без единой монетки в кармане совсем не хотелось, а использовать сильфа в качестве карманного вора пока не позволяло завалявшееся где-то на дне души чувство порядочности.
– Места у нас много, старшую дочь, Вилану, только замуж отдал, горенку, что она с Полункой делила, освободим, младшая и с матерью поспит. Жена моя, Дорина, готовит знатно, не хуже, чем бабы у Фоклина, трактирщика нашего. Да это ж какой почет – магева в доме… – Торин снова взглянул на меня с жалобной мольбой.
Мужик очень хотел, чтобы я отправилась с ним, и не только по доброте душевной, о статусе бородач думал и о том, что, не сумей он доставить волшебницу к себе домой, его дорогая половина будет не слишком довольна. Когда Торин помянул жену, стало ясно, гордится он ею, любит и побаивается. Это гном-то поперек себя шире. «Ну да, мы, женщины, народ такой, не только обворожить, но и застращать любого сумеем!» – самодовольно подумала я и согласилась погостить у Торина.
Обрадованный возница погнал телегу вперед с такой скоростью, будто желал выставить ее на «Формулу-1», сильф, беспечно болтающий ногами у меня на плече, едва не упал. Фаль машинально схватился за прядь моих волос цепкой ручонкой, и я зашипела от боли.
– А магева с фималом и вовсе для жилья благословение, – довольно прибавил повеселевший мужик и принялся разливаться соловьем на тему того, какие уют и комфорт меня поджидают.
– Это как он меня, вольного сильфа, обозвал! – подпрыгивая на плече, завопил мне на ухо Фаль – так, что на пару секунд я вообще оглохла на одно ухо, зато продолжала слышать его негодующий вопль другим. – Меня – и слугой? Я… я ничем не связан, в любой момент могу тебя покинуть!
– Можешь прямо сейчас, – прошептала я, щелчком скинув разбушевавшегося мотылька на телегу. – Половину волос с головы выдрал и оглушил начисто!
Мигом придя в себя, шкодник заткнулся и, трепеща удивительной красоты крылышками, завис перед моим лицом, виновато взмахивая длиннющими ресницами. Интересно, Фаль среди сильфов один такой плейбой на сотню или они все красивые? А может, все дело в том, что мотылек так мал, что я не вижу на его лице никаких дефектов? Да нет, таких сияющих глазищ у людей все равно не бывает.
– Прости, о, прекрасная магева Оса! Я не желал оскорбить тебя, – защебетал негодник, переходя на возвышенный стиль. – Вельми возмутил меня сей неуч, спутавший сильфа с подневольным служителем, повязанным заклятием.
Зеленые, чуть раскосые глаза стали еще более широкими и такими проникновенно-печальными, что я почти расчувствовалась. Ну точь-в-точь «умирающий с голоду котенок», выпрашивающий у черствого человека кус дорогущей ветчины сразу после того, как смолотил миску вареной курятины. Фыркнув, я протянула Фалю раскрытую ладонь, и он, хитрюга, тут же, разулыбавшись до ушей, уселся на ней.
Пока мы тихо препирались с сильфом, выясняя вопросы главенства в нашем маленьком прайде, счастливый Торин подогнал телегу к широко раскрытым воротам, украшенным нехитрой, сделанной с душой и любовью резьбой.
Глава 2
Деревенские истории, или «Скорая рунная помощь»
По чисто выметенному двору от большого бревенчатого дома шла высокая, на полторы головы выше гнома, русоволосая статная женщина из тех, при одном взгляде на которых вспоминаются некрасовские строки про коней и горящие избы. Серое платье с квадратным, весьма скромным вырезом на груди, прикрытым белой рубашкой, обрисовывало впечатляющую фигуру.
Лохматущий черно-серый пятнистый пес габаритами с хорошего теленка первым учуял и приветствовал хозяина заливистым басовитым лаем. Да уж, при таком страже и ворота можно хоть на всю ночь открытыми оставлять, тогда зверушку кормить не надо будет, во всяком случае, первое время, пока воры не поумнеют, а потом уже по ночам с цепи на поиски харчей спускать.
– Дорина, солнышко, вот я и дома, – бодро протрубил Торин, направляя повозку в раскрытые ворота. – Гостинцев от шурина привез! И… – Гном повернул голову в мою сторону, только договорить не успел.
Дверь дома шарахнула с такой силой, что пес поперхнулся очередным «гав», а Фаль икнул и едва не сверзился с любимого насеста – моего плеча. На двор, радостно вереща и эгегейкая, вылетела парочка – девчонка и парень, застрявшие где-то посередине между возрастными градациями «подросток» и «юнец». С ликующими воплями: «Папка! Батяня!» эти двое повисли на родителе как мелкие, но очень упорные охотничьи собаки на матером медведе. Можно подумать, Торин у шурина с полгода гостил, не меньше. Или просто они отца любят. Случается, такие строгие на вид, основательные мужики детей балуют почище мамки.
Дорина перебросила толстую русую косу с два моих запястья, никак не меньше, на спину и лебедью поплыла к телеге, снисходительно улыбаясь детям, мужу, лошади и окидывая меня задумчивым взглядом. Надо бы узнать, чем в здешней деревне бабы головы моют, а то мой вполне пушистый хвостик по сравнению с ее косищей выглядит как-то обтрепанно и жалко.
Крякнув, Торин высвободился из цепких рук детишек, расцеловал в обе щеки обнявшую его жену и все-таки закончил:
– Почтенную магеву Осу в дороге на счастье свое встретил! Кабы не она, до вечера в село не добрался бы. Колесо возьми и соскочи аккурат у Курячьей Завороти, да в нее и ухнуло…
На протяжении всего героического повествования супруга Дорина продолжала хранить на устах улыбку, только соболиные брови (впервые такие густые увидела, что и впрямь соболиными не грех назвать) чуть сдвинулись к переносице. Что-то мне подсказало: с Торина еще сурово спросят насчет колеса и того, в каком состоянии он управлял телегой, как запрягал и что на грудь принял, от шурина выезжаючи. Да, скалка или ухват в руках женщины – оружие массового поражения, я почти сочувствовала мужику, но только – почти, сама ведь девушка, так что надо проявить и женскую солидарность. Кажется, гному пришла в голову та же мысль, что и мне (насчет ухвата), но он, мечтатель, все еще надеялся задобрить жену прибывшей на постой магевой.
Мне грозная супруга Торина улыбнулась почти ласково и вполне гостеприимно, повела рукой в сторону крыльца и промолвила:
– Милости прошу, почтенная магева, в дом! Как раз к обеду поспели, чем богаты, откушайте! Олесь окушков с утреца принес знатных, рыбкой попотчуем, в сметане притомившейся, да ушицей! Дети, на стол собирайте!
Вылупившихся на настоящую магеву и уже было распахнувших рот для вопросов недорослей как ветром сдуло. Только мелькнули края сарафана, рубашки, широких штанов и две пары босых пяток да дверь шмякнулась о косяк, но уже тише. Привычный пес и ухом не повел.
– Рыба – это здорово! – расплылась я в улыбке. Воспоминания о малине уже успели выветриться из желудка, и организм настойчиво сигналил хозяйке о необходимости регулярного питания. И вообще, на малинной диете перебиваясь, гастрит заработать недолго!
Одной рукой Дорина разом прихватила с телеги все узелки с гостинцами, я забрала куртку, сумочку и вошла вслед за хозяйкой в дом. Торин же остался загонять «авто» в сарай и распрягать лошадь. Чистые сени, благоухающие связками подсохших травок, болтающимися у потолка (я только мяту да зверобой распознать сумела), вели в горницу. Подслеповатые окошки из толстенного стекла, судя по горделивому взгляду хозяйки, были тут последним писком моды. Да, кажется, раньше стекол вообще не делали, тем более в деревнях: бычьими пузырями, слюдой или кварцем обходились. Мне-то куда больше жутких окошек понравились нарядно расшитые занавески да навощенное дерево лавок, стола, полок с расписной посудой у печи, пестрые плетеные половички под ногами – настоящая этника, не подделка. Вот это бы и у нас для фазенды за крутизну сошло. И вообще, до чего же здорово пахнет травками, воском, деревом! Никакой сырости, как в убогих деревенских халупах, и даже запашок навоза с заднего двора в комнаты заползать боится. Плещась у рукомойника, я твердо решила: если б в таком домике еще были канализация, горячая вода и электричество – навсегда согласилась бы поселиться. Расшитое по краю какими-то птицами, вроде наших гусей, полотенце легко впитало в себя влагу, не то что наша синтетика. Фаль, пока я мыла руки, тоже пару раз нырнул под струю воды, но вытираться не стал, встряхнул крылышками, и брызги разлетелись во все стороны.
Дорина посадила меня на почетное место во главе стола – рядом с чугунком, благоухающим рыбным супом из настоящей рыбы, а не из консервов, какой обычно наскоро я гоношила себе, экономя время и деньги. Чада и домочадцы быстро расселись: юркнули на свои места ребятишки, чинно опустился хозяин дома, хозяйка разлила суп и тоже присела на лавку.
Глиняная тарелка, расписанная чуть кривоватыми колокольчиками по ободу, щедро наполнилась супом до краев. Прежде чем я успела вякнуть, что столько ему не съесть, он еще маленький, Фаль хищно облизнулся. Да уж, пожалуй, лучше не торопиться с выводами, при неуемном аппетите сильфа хорошо если нам не придется просить добавки.
Я осторожно отправила в рот первую ложку, по этому знаку вся семья приступила к еде. Фаль слетел с моей руки и присосался к нашей тарелке, зависнув, как колибри над цветком.
«Если бы, – подумала я, следя за быстро понижающимся уровнем супа, – колибри жрали столько, сколько мой мотылек, они бы от ожирения не то что летать, ползать не смогли бы».
Тушеную в сметане рыбу и пареные овощи, чем-то похожие на репу и картошку одновременно, Фаль ел с не меньшим энтузиазмом, чем суп, впрочем, негодник все-таки оставлял мне достаточно для того, чтобы ближе к концу трапезы я чувствовала себя предельно сытой.
Олесь и Полунка так вылупились на стремительно исчезающую из моей миски еду, что почти забыли об обеде и о распоряжении матери не лезть к магеве с вопросами. Паренек не вытерпел первым и спросил громким шепотом, когда Дорина отошла к печи за медовыми пирогами:
– Госпожа магева, а что это оно у вас так – само? А?
Пожалев умирающих от любопытства, слепых к магическим сущностям ребятишек, я пояснила:
– Нет. Само по себе ничего в мире никогда не происходит. Все, парень, имеет и причину и следствие. Еда не исчезает бесследно, она умещается в животе моего волшебного приятеля. А вот как в него все это влезает, – я развела руками, – не знаю!
Совершенно очарованные подростки захихикали, а девчушка спросила:
– И много ваш спутник съесть может?
– Не проверяла, – улыбнулась детям в ответ и подмигнула. – Такого количества еды у меня под рукой пока не находилось.
– Ну что ты смеешься, о, Оса?! – оторвавшись от тушеной рыбки, укорил меня оскорбленный Фаль, обсасывая косточку. – Когда же стоит есть, как не тогда, когда еда вкусна и ее предлагают от всего сердца?
– Уел, – тихо скаламбурила я, потянув носом аромат ягодного пирога. Сильф тоже перестал вещать о своем скромном по меркам народа духов аппетите и сделал стойку на десерт.
Впрочем, и мой нос непроизвольно задвигался. Не часто доводится есть сдобу сразу из печи, а та халтурка, которая в супермаркетах творится из скороспелого теста – не в счет, вот Фаль ее небось и есть не стал бы, а если бы сожрал от любопытства, в мире стало бы одним сильфом меньше.
Пироги не только пахли одуряюще, они – пышные да сдобные – еще и таяли во рту. Чистая амброзия! Благо мой желудок всегда спокойно относился к соседству рыбы с напитками животного происхождения, поэтому запивала я сладкое парным молоком. Вкус, знакомый по детству в деревне!
Домашние Дорины, пусть и избалованные стряпней хозяйки, тоже лопали с аппетитом, однако успевали еще и вопросы задавать. Переварив парочку моих ответов насчет незримого помощника, Полунка спросила, поерзав на скамье:
– А какой он, ваш спутник?
Я подавила проказливое желание пошутить, брякнув: «Большой и толстый, потому как в еде меры не знает!» – такого предательства самолюбивый мотылек точно мне не простил бы, и важно изрекла:
– Он сияющий, изящный, очень красивый.
– Полуника, нам нельзя такие вопросы задавать! – строго промолвила Дорина и попросила меня, почти загнав дочь, а заодно и шустрого сына, под стол суровым взглядом: – Вы уж простите ее, магева Оса, несмышленую, совсем ума лишилась, о волшбе расспрашивать стала!
Я только кивнула, принимая извинения, сама же слушала Фаля, гордо напыжившегося после комплимента. Мотылек воспарил к моему лицу и гордо затарахтел, трепеща радужными крылышками:
– Кто красивый, изящный и сияющий? Я? Да, я такой! Я самый красивый, изящный и сияющий из всех сильфов! Тебе, магева Оса, очень повезло!
Видно было, что Фалю безумно приятно слышать о себе такие слова. Прежде чем вернуться к пирогу с вишней, он даже потерся крылышками о мою щеку.
Все хорошее, а тем более вкусное, рано или поздно заканчивается. Эту аксиому я усвоила с детства, а потому не слишком огорчилась, когда не без усердной помощи сильфа ягодные пироги кончились скорее рано, чем поздно, и обед подошел к концу. Дорина осталась убирать со стола вместе с Олесем, а Торин и Полунка, именуемая Полуникой лишь в минуты материнского недовольства, провели меня в комнату девчушки. Из горницы дверь вела в небольшой коридорчик с тремя дверями. В просторном доме Торина нашлось место и для родительской комнаты, и для отдельных комнат паренька и девушек. На широкую ногу жили здешние селяне.
Я не стала корчить из себя всемогущую избалованную стерву и вежливо убедила гостеприимных хозяев, что прекрасно умещусь в одной комнате с Полункой, ведь мы обе, скажем прямо, не такие уж и толстые. Может, моему имиджу всемогущей чародейки это и повредило, зато я чувствовала, что поступаю правильно. Мне всегда было наплевать на то, что подумает кто-то, самым главным я считала собственное удобство, не комфорт (хотя он тоже приветствуется, я ведь не аскетка), а именно внутреннее удобство, которое совсем не всегда совпадает с внешним. Вот такая я бракованная, но и пусть, зато так жить куда веселее, чем поступать по правилам, писаным и неписаным, в полном соответствии с ожиданиями публики.
Торин смущенно крякнул, но спорить со мной не стал. Зато Полунка едва не лопнула от восторга: шутка ли – ей доведется ночевать вместе с магевой! Оставив хозяина за порогом, мы с девчушкой вошли в комнату. Весьма миленькую, между прочим. Две кровати, сработанные, как похвасталась моя соседка, отцом, пара добротных ларей с одеждой, украшенных нехитрой резьбой, лавка у окошка составляли основную меблировку помещения. Имелось даже нечто вроде туалетного столика со всякой всячиной типа гребешков да простеньких бус и – о чудо! – натертым до блеска медным диском, в котором, если вглядываться старательно, можно было различить смутные и весьма отличные от оригинала очертания собственной физиономии.
Я бросила куртку на ларь, прежде принадлежавший сестре Полунки, и попробовала рукой кровать – а ничего, матрац вполне мягкий. Конечно, не перина, скорее всего конский волос, а вот подушка перьевая. Деревом и травами здесь тоже пахнет, спать на новом месте, если после перемещения из мира в мир мои привычки кардинально не изменились, буду как убитая. Но это позже, а пока белый день на дворе, следует по селу прогуляться, на местный люд поглазеть, а он пусть на меня любуется, не жалко. Джинсы последнего фасончика – неширокий клеш, пояс аккурат на талии – натуральная кожа с крупной пряжкой, серая футболка с волчьей мордой, светящейся в темноте, когда еще здешние такую красоту узреть смогут?
Я уже собиралась отчалить, когда Полунка, набравшись храбрости, спросила:
– Почтенная магева, а вы приворожить парня можете?
– Пожалуй, – прикинув имеющиеся в моем распоряжении обретенные силы и набор рун, кивнула я, – только зачем? Магией любви добиваться унизительно, надо на свои силы рассчитывать! Тем паче таким красавицам, как мы с тобой!
Оставив девчушку размышлять над моим великим изречением и отказавшись от напрашивающегося в провожатые Олеся, я отправилась на прогулку, людей посмотреть и себя показать. Фаль поехал со мной, точнее, на мне.
Я покосилась на плечо и в очередной раз задумалась над загадочным сильфовым метаболизмом. Мотылек сожрал побольше моего, что при его росте и комплекции было бы совершенно невозможно, если только…. Стало быть, у него процесс обмена веществ устроен волшебным образом. Вся еда мгновенно, минуя традиционную стадию расщепления на белки, жиры и углеводы, преобразуется в иной вид энергии, занимающий куда меньше места, чем поглощенные продукты. Надеюсь, физических отходов этот процесс тоже не предусматривает, а то обгадит мне Фаль футболку, не долетев до ближайшего сортира, – вот сраму почтенной магеве будет. Представив такой поворот дела, я не удержалась и захихикала. Сильф встрепенулся, но объяснять ему причину веселья я не стала.
Послеобеденный променад по селу Большие Кочки мы с Фалем начали с улицы, на которой стоял дом Торина, она же по совместительству являлась чем-то вроде здешнего Бродвея, во всяком случае, отходившие от «центрального проспекта» улочки поменьше были уже и менее многолюдны. Но в целом, как удалось выяснить минут за пятнадцать прогулки, дома в селе выглядели вполне приличными, заборы ровными, видневшиеся из-за них палисадники и огороды ухоженными, даже живность здешняя казалась отъевшейся и безмятежной. Гулять было приятно, народ хоть и пялился на меня, однако с глупыми вопросами не приставал и общества своего приезжей магеве не навязывал. Однако вся эта сугубо мирная обстановка вполне обыденной деревенской жизни: бабы, идущие по воду, подправляющие забор мужики, судачащие кумушки у околицы, играющие босоногие ребятишки – казалась подозрительно сытой и довольной.
Прямо-таки идеальное село для демонстрации туристам, в отличие от убожества наших деревушек, где мне бывать и жить доводилось, а вот любоваться чем-то, кроме живописных окрестностей, – нет. Кстати, до этих самых окрестностей сначала следовало добраться по деревенским улицам через вековые, глубокие, как болота, лужи жидкой грязищи, почему-то не пересыхающие даже в самую жаркую пору, и через бомбы навоза, щедро оброненные козами да коровами. Типичным же деревенским нарядом сельчан были бесформенные кофты с замусоленными юбками у баб, безвкусно-яркие платья у девиц и вытертые треники, провисшие на коленях, у мужиков. Тут народ, опять-таки, наряжался с куда большим вкусом, в одежды пусть и менее ярких цветов, но гораздо более опрятные.
Наконец в моей душе назрел закономерный вопрос касательно вопиющего несоответствия «отсталой» деревни и наших бывших передовых колхозов.
– Какие все тут спокойные да довольные, неужто так привольно живется, давно ни податей, ни налогов не дерут, на барщину не гоняют? – вслух задумалась я, припоминая отрывочные сведения о бессовестной эксплуатации трудящихся в дремучую эпоху Средневековья.
– А кому драть-то? – лениво болтая ногами, отозвался Фаль, интуитивно уяснив общую суть моего высказывания. – Село, почитай, у самой границы Лиомастрии, эльфийского княжества, или в нем самом, это как поглядеть. Земли до сих пор спорные, от пролитой крови за полтысячелетия не отмоешься. Людей сюда тем и заманивали, что свободу от податей давали на сто лет, только бы селились, а потом обещали лишку не брать. Поначалу переселенцы и нос в лес боялись сунуть, потом осмелели, но далеко по-прежнему не заходят, чтоб со стрелой в глазу на какой-нибудь поляне не остаться навсегда.
– Похвальная осведомленность, приятель, – удивилась я, остановившись у изгороди, густо оплетенной крупными желтыми вьюнками. – Откуда бы у лесного создания столь глубокие знания политической ситуации в ее историческом аспекте?
– Я летаю везде, слышал, что люди болтают, нет, не местные, а те, что в трактире останавливаются, – раскрыл карты сильф, – да и видел, как оно было…
– Сколько ж тебе лет, дружок? – как бы между делом полюбопытствовала я, нюхая золотистые шарики соцветий.
– Еще молод, – почему-то смутился Фаль, – если по-вашему счету мерить, едва за шестую сотню лет перевалило.
– Совсем мальчик, – пошутила я, мотылек же принял мои слова за чистую монету и нехотя согласился, недовольно подмахнув крыльями:
– Ну, да…
– Не переживай, – вспомнив собственные детсадовские обиды, указательным пальцем очень аккуратно коснулась кончика тонкого и удивительно теплого крылышка навязавшегося мне в напарники сильфа, – этот недостаток единственный, про который можно сказать наверняка: с возрастом пройдет.
– И верно. – Фаль приободрился и совершил в зарослях цветов несколько настолько сумасшедших пируэтов, что наши асы-летчики непременно заскрежетали бы зубами от черной зависти.
Насладившись медовым запахом соцветий, чем-то смутно похожих внешне на золотой шар, я продолжила свою неспешную прогулку. На душе было легко и спокойно, удивительно легко для той необычной ситуации, в которой меня угораздило очутиться. А может быть, именно потому я и не парилась слишком усердно. Когда попадаешь в какую-то знакомую хотя бы теоретически ситуацию, мозги и нервы тут же начинают наперегонки накручивать друг друга, стремясь довести владельца до нервного срыва, и предлагают сценарии дальнейшего развития событий один хуже другого. Это я уже не по детсадовским, а по школьным годам помню распрекрасно, из-за каждого урока, бывало, переживала, пока наконец не научилась давать достойный отпор собственным страхам одной простенькой фразочкой: «А, ну и пусть! Это еще не катастрофа!» А перемещение из мира в мир совершенно выбило почву из-под ног даже у тех ужасов подсознания, какие еще ютились в моей черепушке. Знакомых страхов типа нерешенной задачки или измывающейся над невинным ребенком училки в голове не было, а стихийных бедствий, несчастных случаев, маньяков и тому подобных форс-мажорных обстоятельств я сроду не боялась, скорее наоборот, было жутко интересно: а какое оно все это? Да еще и ощущение абсолютной правильности бытия – пардон за возвышенное выражение – как нахлынуло на меня во время «свинских» разборок с разругавшимися селянками, так и не думало исчезать.
Увлекшись идеей получить первый летний натуральный загар вместо суррогатного из солярия и попутно, слегка (нечего сильно голову грузить) проанализировав свое настроение, я не сразу услышала довольно визгливый, нарастающий с каждой секундой заунывный крик-причитание. То ли выли баньши (так, по-моему, где-то в Ирландии призраков, предсказывающих смерть, прозывают), то ли вполне реальная кладбищенская плакальщица, отрабатывающая свои гроши на деревне.
Прямо на меня из-за поворота надвигалась бьющаяся в истерике крупногабаритная бабенка отнюдь не в траурном одеянии: широченной юбке, расшитой алыми маками по подолу, и ярко-красном блузоне, обтягивающем прямо-таки богатырские прелести. «Хорошо, что я не бык! – мелькнула вполне отчетливая мысль. – С такой тореро драться – упаришься».
Баба между тем осознала, что ее заметили, и завыла пуще прежнего, привлекая к себе внимание всех сельчан, любопытствующих насчет моих магевских делишек:
– Магева, благодетельница, не дай пропасть. Сгинуть зореньке моей распрекрасной, красавице ненаглядной! Прогони ее хворь злополучную! У-у-у!..
Кажется, у женщины в семье неприятности, а я ведь не доктор, никакого медицинского образования и в помине нет, всего-то знаний – какую таблетку когда в рот сунуть следует. Да еще неизвестно, чем тут люди болеют. Одна надежда на руны, а отказаться от «вызова на дом» нельзя, какая же я после этого магева буду, если тетку пошлю на три веселых буквы при всем честном народе.
Лохматущий черно-серый пятнистый пес габаритами с хорошего теленка первым учуял и приветствовал хозяина заливистым басовитым лаем. Да уж, при таком страже и ворота можно хоть на всю ночь открытыми оставлять, тогда зверушку кормить не надо будет, во всяком случае, первое время, пока воры не поумнеют, а потом уже по ночам с цепи на поиски харчей спускать.
– Дорина, солнышко, вот я и дома, – бодро протрубил Торин, направляя повозку в раскрытые ворота. – Гостинцев от шурина привез! И… – Гном повернул голову в мою сторону, только договорить не успел.
Дверь дома шарахнула с такой силой, что пес поперхнулся очередным «гав», а Фаль икнул и едва не сверзился с любимого насеста – моего плеча. На двор, радостно вереща и эгегейкая, вылетела парочка – девчонка и парень, застрявшие где-то посередине между возрастными градациями «подросток» и «юнец». С ликующими воплями: «Папка! Батяня!» эти двое повисли на родителе как мелкие, но очень упорные охотничьи собаки на матером медведе. Можно подумать, Торин у шурина с полгода гостил, не меньше. Или просто они отца любят. Случается, такие строгие на вид, основательные мужики детей балуют почище мамки.
Дорина перебросила толстую русую косу с два моих запястья, никак не меньше, на спину и лебедью поплыла к телеге, снисходительно улыбаясь детям, мужу, лошади и окидывая меня задумчивым взглядом. Надо бы узнать, чем в здешней деревне бабы головы моют, а то мой вполне пушистый хвостик по сравнению с ее косищей выглядит как-то обтрепанно и жалко.
Крякнув, Торин высвободился из цепких рук детишек, расцеловал в обе щеки обнявшую его жену и все-таки закончил:
– Почтенную магеву Осу в дороге на счастье свое встретил! Кабы не она, до вечера в село не добрался бы. Колесо возьми и соскочи аккурат у Курячьей Завороти, да в нее и ухнуло…
На протяжении всего героического повествования супруга Дорина продолжала хранить на устах улыбку, только соболиные брови (впервые такие густые увидела, что и впрямь соболиными не грех назвать) чуть сдвинулись к переносице. Что-то мне подсказало: с Торина еще сурово спросят насчет колеса и того, в каком состоянии он управлял телегой, как запрягал и что на грудь принял, от шурина выезжаючи. Да, скалка или ухват в руках женщины – оружие массового поражения, я почти сочувствовала мужику, но только – почти, сама ведь девушка, так что надо проявить и женскую солидарность. Кажется, гному пришла в голову та же мысль, что и мне (насчет ухвата), но он, мечтатель, все еще надеялся задобрить жену прибывшей на постой магевой.
Мне грозная супруга Торина улыбнулась почти ласково и вполне гостеприимно, повела рукой в сторону крыльца и промолвила:
– Милости прошу, почтенная магева, в дом! Как раз к обеду поспели, чем богаты, откушайте! Олесь окушков с утреца принес знатных, рыбкой попотчуем, в сметане притомившейся, да ушицей! Дети, на стол собирайте!
Вылупившихся на настоящую магеву и уже было распахнувших рот для вопросов недорослей как ветром сдуло. Только мелькнули края сарафана, рубашки, широких штанов и две пары босых пяток да дверь шмякнулась о косяк, но уже тише. Привычный пес и ухом не повел.
– Рыба – это здорово! – расплылась я в улыбке. Воспоминания о малине уже успели выветриться из желудка, и организм настойчиво сигналил хозяйке о необходимости регулярного питания. И вообще, на малинной диете перебиваясь, гастрит заработать недолго!
Одной рукой Дорина разом прихватила с телеги все узелки с гостинцами, я забрала куртку, сумочку и вошла вслед за хозяйкой в дом. Торин же остался загонять «авто» в сарай и распрягать лошадь. Чистые сени, благоухающие связками подсохших травок, болтающимися у потолка (я только мяту да зверобой распознать сумела), вели в горницу. Подслеповатые окошки из толстенного стекла, судя по горделивому взгляду хозяйки, были тут последним писком моды. Да, кажется, раньше стекол вообще не делали, тем более в деревнях: бычьими пузырями, слюдой или кварцем обходились. Мне-то куда больше жутких окошек понравились нарядно расшитые занавески да навощенное дерево лавок, стола, полок с расписной посудой у печи, пестрые плетеные половички под ногами – настоящая этника, не подделка. Вот это бы и у нас для фазенды за крутизну сошло. И вообще, до чего же здорово пахнет травками, воском, деревом! Никакой сырости, как в убогих деревенских халупах, и даже запашок навоза с заднего двора в комнаты заползать боится. Плещась у рукомойника, я твердо решила: если б в таком домике еще были канализация, горячая вода и электричество – навсегда согласилась бы поселиться. Расшитое по краю какими-то птицами, вроде наших гусей, полотенце легко впитало в себя влагу, не то что наша синтетика. Фаль, пока я мыла руки, тоже пару раз нырнул под струю воды, но вытираться не стал, встряхнул крылышками, и брызги разлетелись во все стороны.
Дорина посадила меня на почетное место во главе стола – рядом с чугунком, благоухающим рыбным супом из настоящей рыбы, а не из консервов, какой обычно наскоро я гоношила себе, экономя время и деньги. Чада и домочадцы быстро расселись: юркнули на свои места ребятишки, чинно опустился хозяин дома, хозяйка разлила суп и тоже присела на лавку.
Глиняная тарелка, расписанная чуть кривоватыми колокольчиками по ободу, щедро наполнилась супом до краев. Прежде чем я успела вякнуть, что столько ему не съесть, он еще маленький, Фаль хищно облизнулся. Да уж, пожалуй, лучше не торопиться с выводами, при неуемном аппетите сильфа хорошо если нам не придется просить добавки.
Я осторожно отправила в рот первую ложку, по этому знаку вся семья приступила к еде. Фаль слетел с моей руки и присосался к нашей тарелке, зависнув, как колибри над цветком.
«Если бы, – подумала я, следя за быстро понижающимся уровнем супа, – колибри жрали столько, сколько мой мотылек, они бы от ожирения не то что летать, ползать не смогли бы».
Тушеную в сметане рыбу и пареные овощи, чем-то похожие на репу и картошку одновременно, Фаль ел с не меньшим энтузиазмом, чем суп, впрочем, негодник все-таки оставлял мне достаточно для того, чтобы ближе к концу трапезы я чувствовала себя предельно сытой.
Олесь и Полунка так вылупились на стремительно исчезающую из моей миски еду, что почти забыли об обеде и о распоряжении матери не лезть к магеве с вопросами. Паренек не вытерпел первым и спросил громким шепотом, когда Дорина отошла к печи за медовыми пирогами:
– Госпожа магева, а что это оно у вас так – само? А?
Пожалев умирающих от любопытства, слепых к магическим сущностям ребятишек, я пояснила:
– Нет. Само по себе ничего в мире никогда не происходит. Все, парень, имеет и причину и следствие. Еда не исчезает бесследно, она умещается в животе моего волшебного приятеля. А вот как в него все это влезает, – я развела руками, – не знаю!
Совершенно очарованные подростки захихикали, а девчушка спросила:
– И много ваш спутник съесть может?
– Не проверяла, – улыбнулась детям в ответ и подмигнула. – Такого количества еды у меня под рукой пока не находилось.
– Ну что ты смеешься, о, Оса?! – оторвавшись от тушеной рыбки, укорил меня оскорбленный Фаль, обсасывая косточку. – Когда же стоит есть, как не тогда, когда еда вкусна и ее предлагают от всего сердца?
– Уел, – тихо скаламбурила я, потянув носом аромат ягодного пирога. Сильф тоже перестал вещать о своем скромном по меркам народа духов аппетите и сделал стойку на десерт.
Впрочем, и мой нос непроизвольно задвигался. Не часто доводится есть сдобу сразу из печи, а та халтурка, которая в супермаркетах творится из скороспелого теста – не в счет, вот Фаль ее небось и есть не стал бы, а если бы сожрал от любопытства, в мире стало бы одним сильфом меньше.
Пироги не только пахли одуряюще, они – пышные да сдобные – еще и таяли во рту. Чистая амброзия! Благо мой желудок всегда спокойно относился к соседству рыбы с напитками животного происхождения, поэтому запивала я сладкое парным молоком. Вкус, знакомый по детству в деревне!
Домашние Дорины, пусть и избалованные стряпней хозяйки, тоже лопали с аппетитом, однако успевали еще и вопросы задавать. Переварив парочку моих ответов насчет незримого помощника, Полунка спросила, поерзав на скамье:
– А какой он, ваш спутник?
Я подавила проказливое желание пошутить, брякнув: «Большой и толстый, потому как в еде меры не знает!» – такого предательства самолюбивый мотылек точно мне не простил бы, и важно изрекла:
– Он сияющий, изящный, очень красивый.
– Полуника, нам нельзя такие вопросы задавать! – строго промолвила Дорина и попросила меня, почти загнав дочь, а заодно и шустрого сына, под стол суровым взглядом: – Вы уж простите ее, магева Оса, несмышленую, совсем ума лишилась, о волшбе расспрашивать стала!
Я только кивнула, принимая извинения, сама же слушала Фаля, гордо напыжившегося после комплимента. Мотылек воспарил к моему лицу и гордо затарахтел, трепеща радужными крылышками:
– Кто красивый, изящный и сияющий? Я? Да, я такой! Я самый красивый, изящный и сияющий из всех сильфов! Тебе, магева Оса, очень повезло!
Видно было, что Фалю безумно приятно слышать о себе такие слова. Прежде чем вернуться к пирогу с вишней, он даже потерся крылышками о мою щеку.
Все хорошее, а тем более вкусное, рано или поздно заканчивается. Эту аксиому я усвоила с детства, а потому не слишком огорчилась, когда не без усердной помощи сильфа ягодные пироги кончились скорее рано, чем поздно, и обед подошел к концу. Дорина осталась убирать со стола вместе с Олесем, а Торин и Полунка, именуемая Полуникой лишь в минуты материнского недовольства, провели меня в комнату девчушки. Из горницы дверь вела в небольшой коридорчик с тремя дверями. В просторном доме Торина нашлось место и для родительской комнаты, и для отдельных комнат паренька и девушек. На широкую ногу жили здешние селяне.
Я не стала корчить из себя всемогущую избалованную стерву и вежливо убедила гостеприимных хозяев, что прекрасно умещусь в одной комнате с Полункой, ведь мы обе, скажем прямо, не такие уж и толстые. Может, моему имиджу всемогущей чародейки это и повредило, зато я чувствовала, что поступаю правильно. Мне всегда было наплевать на то, что подумает кто-то, самым главным я считала собственное удобство, не комфорт (хотя он тоже приветствуется, я ведь не аскетка), а именно внутреннее удобство, которое совсем не всегда совпадает с внешним. Вот такая я бракованная, но и пусть, зато так жить куда веселее, чем поступать по правилам, писаным и неписаным, в полном соответствии с ожиданиями публики.
Торин смущенно крякнул, но спорить со мной не стал. Зато Полунка едва не лопнула от восторга: шутка ли – ей доведется ночевать вместе с магевой! Оставив хозяина за порогом, мы с девчушкой вошли в комнату. Весьма миленькую, между прочим. Две кровати, сработанные, как похвасталась моя соседка, отцом, пара добротных ларей с одеждой, украшенных нехитрой резьбой, лавка у окошка составляли основную меблировку помещения. Имелось даже нечто вроде туалетного столика со всякой всячиной типа гребешков да простеньких бус и – о чудо! – натертым до блеска медным диском, в котором, если вглядываться старательно, можно было различить смутные и весьма отличные от оригинала очертания собственной физиономии.
Я бросила куртку на ларь, прежде принадлежавший сестре Полунки, и попробовала рукой кровать – а ничего, матрац вполне мягкий. Конечно, не перина, скорее всего конский волос, а вот подушка перьевая. Деревом и травами здесь тоже пахнет, спать на новом месте, если после перемещения из мира в мир мои привычки кардинально не изменились, буду как убитая. Но это позже, а пока белый день на дворе, следует по селу прогуляться, на местный люд поглазеть, а он пусть на меня любуется, не жалко. Джинсы последнего фасончика – неширокий клеш, пояс аккурат на талии – натуральная кожа с крупной пряжкой, серая футболка с волчьей мордой, светящейся в темноте, когда еще здешние такую красоту узреть смогут?
Я уже собиралась отчалить, когда Полунка, набравшись храбрости, спросила:
– Почтенная магева, а вы приворожить парня можете?
– Пожалуй, – прикинув имеющиеся в моем распоряжении обретенные силы и набор рун, кивнула я, – только зачем? Магией любви добиваться унизительно, надо на свои силы рассчитывать! Тем паче таким красавицам, как мы с тобой!
Оставив девчушку размышлять над моим великим изречением и отказавшись от напрашивающегося в провожатые Олеся, я отправилась на прогулку, людей посмотреть и себя показать. Фаль поехал со мной, точнее, на мне.
Я покосилась на плечо и в очередной раз задумалась над загадочным сильфовым метаболизмом. Мотылек сожрал побольше моего, что при его росте и комплекции было бы совершенно невозможно, если только…. Стало быть, у него процесс обмена веществ устроен волшебным образом. Вся еда мгновенно, минуя традиционную стадию расщепления на белки, жиры и углеводы, преобразуется в иной вид энергии, занимающий куда меньше места, чем поглощенные продукты. Надеюсь, физических отходов этот процесс тоже не предусматривает, а то обгадит мне Фаль футболку, не долетев до ближайшего сортира, – вот сраму почтенной магеве будет. Представив такой поворот дела, я не удержалась и захихикала. Сильф встрепенулся, но объяснять ему причину веселья я не стала.
Послеобеденный променад по селу Большие Кочки мы с Фалем начали с улицы, на которой стоял дом Торина, она же по совместительству являлась чем-то вроде здешнего Бродвея, во всяком случае, отходившие от «центрального проспекта» улочки поменьше были уже и менее многолюдны. Но в целом, как удалось выяснить минут за пятнадцать прогулки, дома в селе выглядели вполне приличными, заборы ровными, видневшиеся из-за них палисадники и огороды ухоженными, даже живность здешняя казалась отъевшейся и безмятежной. Гулять было приятно, народ хоть и пялился на меня, однако с глупыми вопросами не приставал и общества своего приезжей магеве не навязывал. Однако вся эта сугубо мирная обстановка вполне обыденной деревенской жизни: бабы, идущие по воду, подправляющие забор мужики, судачащие кумушки у околицы, играющие босоногие ребятишки – казалась подозрительно сытой и довольной.
Прямо-таки идеальное село для демонстрации туристам, в отличие от убожества наших деревушек, где мне бывать и жить доводилось, а вот любоваться чем-то, кроме живописных окрестностей, – нет. Кстати, до этих самых окрестностей сначала следовало добраться по деревенским улицам через вековые, глубокие, как болота, лужи жидкой грязищи, почему-то не пересыхающие даже в самую жаркую пору, и через бомбы навоза, щедро оброненные козами да коровами. Типичным же деревенским нарядом сельчан были бесформенные кофты с замусоленными юбками у баб, безвкусно-яркие платья у девиц и вытертые треники, провисшие на коленях, у мужиков. Тут народ, опять-таки, наряжался с куда большим вкусом, в одежды пусть и менее ярких цветов, но гораздо более опрятные.
Наконец в моей душе назрел закономерный вопрос касательно вопиющего несоответствия «отсталой» деревни и наших бывших передовых колхозов.
– Какие все тут спокойные да довольные, неужто так привольно живется, давно ни податей, ни налогов не дерут, на барщину не гоняют? – вслух задумалась я, припоминая отрывочные сведения о бессовестной эксплуатации трудящихся в дремучую эпоху Средневековья.
– А кому драть-то? – лениво болтая ногами, отозвался Фаль, интуитивно уяснив общую суть моего высказывания. – Село, почитай, у самой границы Лиомастрии, эльфийского княжества, или в нем самом, это как поглядеть. Земли до сих пор спорные, от пролитой крови за полтысячелетия не отмоешься. Людей сюда тем и заманивали, что свободу от податей давали на сто лет, только бы селились, а потом обещали лишку не брать. Поначалу переселенцы и нос в лес боялись сунуть, потом осмелели, но далеко по-прежнему не заходят, чтоб со стрелой в глазу на какой-нибудь поляне не остаться навсегда.
– Похвальная осведомленность, приятель, – удивилась я, остановившись у изгороди, густо оплетенной крупными желтыми вьюнками. – Откуда бы у лесного создания столь глубокие знания политической ситуации в ее историческом аспекте?
– Я летаю везде, слышал, что люди болтают, нет, не местные, а те, что в трактире останавливаются, – раскрыл карты сильф, – да и видел, как оно было…
– Сколько ж тебе лет, дружок? – как бы между делом полюбопытствовала я, нюхая золотистые шарики соцветий.
– Еще молод, – почему-то смутился Фаль, – если по-вашему счету мерить, едва за шестую сотню лет перевалило.
– Совсем мальчик, – пошутила я, мотылек же принял мои слова за чистую монету и нехотя согласился, недовольно подмахнув крыльями:
– Ну, да…
– Не переживай, – вспомнив собственные детсадовские обиды, указательным пальцем очень аккуратно коснулась кончика тонкого и удивительно теплого крылышка навязавшегося мне в напарники сильфа, – этот недостаток единственный, про который можно сказать наверняка: с возрастом пройдет.
– И верно. – Фаль приободрился и совершил в зарослях цветов несколько настолько сумасшедших пируэтов, что наши асы-летчики непременно заскрежетали бы зубами от черной зависти.
Насладившись медовым запахом соцветий, чем-то смутно похожих внешне на золотой шар, я продолжила свою неспешную прогулку. На душе было легко и спокойно, удивительно легко для той необычной ситуации, в которой меня угораздило очутиться. А может быть, именно потому я и не парилась слишком усердно. Когда попадаешь в какую-то знакомую хотя бы теоретически ситуацию, мозги и нервы тут же начинают наперегонки накручивать друг друга, стремясь довести владельца до нервного срыва, и предлагают сценарии дальнейшего развития событий один хуже другого. Это я уже не по детсадовским, а по школьным годам помню распрекрасно, из-за каждого урока, бывало, переживала, пока наконец не научилась давать достойный отпор собственным страхам одной простенькой фразочкой: «А, ну и пусть! Это еще не катастрофа!» А перемещение из мира в мир совершенно выбило почву из-под ног даже у тех ужасов подсознания, какие еще ютились в моей черепушке. Знакомых страхов типа нерешенной задачки или измывающейся над невинным ребенком училки в голове не было, а стихийных бедствий, несчастных случаев, маньяков и тому подобных форс-мажорных обстоятельств я сроду не боялась, скорее наоборот, было жутко интересно: а какое оно все это? Да еще и ощущение абсолютной правильности бытия – пардон за возвышенное выражение – как нахлынуло на меня во время «свинских» разборок с разругавшимися селянками, так и не думало исчезать.
Увлекшись идеей получить первый летний натуральный загар вместо суррогатного из солярия и попутно, слегка (нечего сильно голову грузить) проанализировав свое настроение, я не сразу услышала довольно визгливый, нарастающий с каждой секундой заунывный крик-причитание. То ли выли баньши (так, по-моему, где-то в Ирландии призраков, предсказывающих смерть, прозывают), то ли вполне реальная кладбищенская плакальщица, отрабатывающая свои гроши на деревне.
Прямо на меня из-за поворота надвигалась бьющаяся в истерике крупногабаритная бабенка отнюдь не в траурном одеянии: широченной юбке, расшитой алыми маками по подолу, и ярко-красном блузоне, обтягивающем прямо-таки богатырские прелести. «Хорошо, что я не бык! – мелькнула вполне отчетливая мысль. – С такой тореро драться – упаришься».
Баба между тем осознала, что ее заметили, и завыла пуще прежнего, привлекая к себе внимание всех сельчан, любопытствующих насчет моих магевских делишек:
– Магева, благодетельница, не дай пропасть. Сгинуть зореньке моей распрекрасной, красавице ненаглядной! Прогони ее хворь злополучную! У-у-у!..
Кажется, у женщины в семье неприятности, а я ведь не доктор, никакого медицинского образования и в помине нет, всего-то знаний – какую таблетку когда в рот сунуть следует. Да еще неизвестно, чем тут люди болеют. Одна надежда на руны, а отказаться от «вызова на дом» нельзя, какая же я после этого магева буду, если тетку пошлю на три веселых буквы при всем честном народе.