Словом, эльфы мне, конечно, понравились, однако я сразу решила, что ни за что не хотела бы жить среди них, чтобы не растить чувства собственной ущербности. В сравнении с прекрасными созданиями моя симпатичная мордашка казалась какой-то грубой, глаза и волосы тусклыми, а походка неуклюжей, как у медведя-шатуна, напившегося кофе в ноябре. Вот поглядим на этих дивных и предвечных, слопаем все, чем угостят, выспимся на халяву и отправимся в путь, подальше от безупречно-изящных, как статуэтки или рисованные герои мультика, созданий.
А то чувствую себя как в музее, все такое красивое, что плюнуть некуда, а плюнуть почему-то хочется, наверное, низменная человеческая сущность пробуждается. Сравнение-то не в человеческую пользу. Стыдно! Вон тут сколько народа, никак не меньше сотни, а трава нигде не примята, ни одного окурка, бумажки или другого мусора. Птицы тоже, как щебетали в листве, так и продолжают заливаться, их близость двуногих созданий не напугала. Уже одних этих примет было достаточно, чтоб уловить разницу в менталитете.
Пока шли по краю лагеря, эльфы косились на нас с неменьшим любопытством, чем мы на них, но с расспросами приставать не спешили, то ли хорошие манеры мешали, то ли запрет вышестоящих инстанций.
– Тириэль! – завопили где-то слева хоть и мелодично, но отчаянно истошно. К нашему эльфу устремился другой лиловоглазый паренек в форме и с точно такой же прической: золотистые волосы на висках заплетены в косички, соединяющиеся на затылке и придерживающие остальную шевелюру. Вот только замечательные локоны второго эльфа казались какими-то растрепанными, стоящими дыбом, а сам он явно запыхался. Подбегая к нашей компании, затараторил что-то очень быстро, даже Лакс нахмурился, пытаясь расшифровать трели, присвисты и пощелкивания. Нет, поняла я спустя минуту, вор нахмурился именно потому, что разобрал, о чем болтает остроухий. Скрипнув зубами, рыжий перевел, поглаживая кинжал на поясе, как нетерпеливо рвущегося за дичью пса:
– Этот муд…. – вор смутился, но я успела понять, каким именно ласковым прозвищем он хотел поименовать эльфа, – говорит, что решил пошутить над приятелем и что-то сделал с тетивой его лука, думал, тот на вечернем стрельбище подлянку обнаружит, а его в дозор послали.
Эльф-провожатый зло засверкал глазами и, кивнув на нас, ответил приятелю-приколисту чередой возмущенных переливов, которые сделали бы честь самому талантливому соловью. Шутник посерел лицом, как-то разом съежился, поклонился и проговорил ту самую фразу, которую мы уже слышали от стрелка:
– Я приглашаю вас к своему костру.
– Они уже приглашены, Фалькор, – на сей раз по-человечески, чтобы мы въехали в ситуацию, возразил Тириэль, гордо вздернув изящную голову на тонкой шее.
Интересно, как это у них получается, даже если не по-своему говорят, слова все равно будто выпевают, наверное, это тоже талант. Эльфы, набычившись, смотрели друг на друга, каждый настаивал на своем праве искупления вины. Нет, юноши везде одинаковы, даже близким друзьям – дай только повод пособачиться, вспыхивают, как порох. Я вздохнула и вмешалась в назревающий конфликт:
– Мы ведь, как поняла, приглашены на трапезу и ночлег, так давайте поужинаем с одним из вас, а спать придем к костру другого. Устраивает?
Эльфы заморгали, переглянулись с облегчением и отвесили мне скромный полупоклон:
– Как пожелает магева.
– А еще мы можем покушать и тут и там, – задумчиво встрял Фаль.
– Ты-то можешь, а вот мы, боюсь, нет, – рассмеялась я.
Все засмеялись и, как говорят в сводках новостей, в теплой и дружественной обстановке добрались до стоянки Тириэля. Обещанного костра нигде поблизости не наблюдалось, вероятно, выражение было метафорическим. В такую жару костры я заметила в лагере только в одном месте. Оттуда доносились ароматы съестного, полевая кухня работала – одна на всех. А потому еда, которую нам предложили, усадив на какие-то пестрые длинные подушки у стенки скромного темно-синего, расписанного мелкими незабудками шатра, оказалась самой натуральной. Маленькие изящные салатнички с мелко-мелко порубленной зеленью и орехами, все заправлено каким-то легким маслом, длинные полоски еще горячего, необычайно нежного, хорошо прожаренного мяса. Мягкие булочки, если не испеченные тут же, то точно подогретые. На десерт выдали пестрые пластинки, очень похожие на яблочную пастилу. А поскольку пастила всегда была моим любимым лакомством, я даже простила эльфам покушение на Лакса. Вор, похоже, успел оклематься от шока и ел с немалым аппетитом, а может, на нем так сказывался именно шок: чем страшнее, тем больше жрать хочется. Знавала я одну девицу, которая перед экзаменами никак наесться не могла, уже и в аудиторию заходить пора, а она все какой-нибудь пирожок жует.
Пока насыщались, оба эльфа, взвалившие на свои плечи долг гостеприимства, сидели рядом, клевали со своих тарелок как птички, по чуть-чуть, словно не ели, а дегустировали каждый кусочек. Парни обменивались с нами ничего не значащими вежливыми фразами о еде и интересовались, не желаем ли мы добавки, но по едва заметным нетерпеливым движениям было видно, что они совсем не прочь поболтать с людьми чуть позднее. Поодаль смеялись, болтали, ходили кругами другие эльфы, как мне показалось, с точно такими же целями. Так, наверное, во времена Союза вели себя с иностранцами. Легкая опаска, интерес, жажда общения перемешивались в столь плотный коктейль, что определить, каких чувств больше, было затруднительно. Все это показалось мне капельку странноватым, ведь это для людей сменилось больше десятка поколений со времен войны и былая враждебность улеглась, а долгоживущие эльфы вполне могли помнить прошедшее так ярко, словно все случилось еще вчера… Да, пожалуй, я поняла, почему большая часть снующего вокруг народа казалась подростками на пикнике. Они и были преступно молоды по эльфийским меркам, почти дети, родившиеся и выросшие после войны. Вот почему никакой открытой враждебности к людям не испытывали. Тот, кто собирал это посольство, либо отличался поразительной наивностью, либо был прожженным дипломатом. Я пока не осознала в полной мере тактических преимуществ избранной стратегии, да, собственно говоря, и не особенно стремилась до всего докопаться. Кто они мне? Симпатичный народ, сегодня я ужинаю у их шатра паэлори (салатом), фаэнто (мясом) и уилоссой (пастила), а завтра поеду дальше. У них свой путь, у меня свой. Я им ничем не обязана, а они, исполнив долг гостеприимства, полностью рассчитаются за свою шутку со стрелами.
А то чувствую себя как в музее, все такое красивое, что плюнуть некуда, а плюнуть почему-то хочется, наверное, низменная человеческая сущность пробуждается. Сравнение-то не в человеческую пользу. Стыдно! Вон тут сколько народа, никак не меньше сотни, а трава нигде не примята, ни одного окурка, бумажки или другого мусора. Птицы тоже, как щебетали в листве, так и продолжают заливаться, их близость двуногих созданий не напугала. Уже одних этих примет было достаточно, чтоб уловить разницу в менталитете.
Пока шли по краю лагеря, эльфы косились на нас с неменьшим любопытством, чем мы на них, но с расспросами приставать не спешили, то ли хорошие манеры мешали, то ли запрет вышестоящих инстанций.
– Тириэль! – завопили где-то слева хоть и мелодично, но отчаянно истошно. К нашему эльфу устремился другой лиловоглазый паренек в форме и с точно такой же прической: золотистые волосы на висках заплетены в косички, соединяющиеся на затылке и придерживающие остальную шевелюру. Вот только замечательные локоны второго эльфа казались какими-то растрепанными, стоящими дыбом, а сам он явно запыхался. Подбегая к нашей компании, затараторил что-то очень быстро, даже Лакс нахмурился, пытаясь расшифровать трели, присвисты и пощелкивания. Нет, поняла я спустя минуту, вор нахмурился именно потому, что разобрал, о чем болтает остроухий. Скрипнув зубами, рыжий перевел, поглаживая кинжал на поясе, как нетерпеливо рвущегося за дичью пса:
– Этот муд…. – вор смутился, но я успела понять, каким именно ласковым прозвищем он хотел поименовать эльфа, – говорит, что решил пошутить над приятелем и что-то сделал с тетивой его лука, думал, тот на вечернем стрельбище подлянку обнаружит, а его в дозор послали.
Эльф-провожатый зло засверкал глазами и, кивнув на нас, ответил приятелю-приколисту чередой возмущенных переливов, которые сделали бы честь самому талантливому соловью. Шутник посерел лицом, как-то разом съежился, поклонился и проговорил ту самую фразу, которую мы уже слышали от стрелка:
– Я приглашаю вас к своему костру.
– Они уже приглашены, Фалькор, – на сей раз по-человечески, чтобы мы въехали в ситуацию, возразил Тириэль, гордо вздернув изящную голову на тонкой шее.
Интересно, как это у них получается, даже если не по-своему говорят, слова все равно будто выпевают, наверное, это тоже талант. Эльфы, набычившись, смотрели друг на друга, каждый настаивал на своем праве искупления вины. Нет, юноши везде одинаковы, даже близким друзьям – дай только повод пособачиться, вспыхивают, как порох. Я вздохнула и вмешалась в назревающий конфликт:
– Мы ведь, как поняла, приглашены на трапезу и ночлег, так давайте поужинаем с одним из вас, а спать придем к костру другого. Устраивает?
Эльфы заморгали, переглянулись с облегчением и отвесили мне скромный полупоклон:
– Как пожелает магева.
– А еще мы можем покушать и тут и там, – задумчиво встрял Фаль.
– Ты-то можешь, а вот мы, боюсь, нет, – рассмеялась я.
Все засмеялись и, как говорят в сводках новостей, в теплой и дружественной обстановке добрались до стоянки Тириэля. Обещанного костра нигде поблизости не наблюдалось, вероятно, выражение было метафорическим. В такую жару костры я заметила в лагере только в одном месте. Оттуда доносились ароматы съестного, полевая кухня работала – одна на всех. А потому еда, которую нам предложили, усадив на какие-то пестрые длинные подушки у стенки скромного темно-синего, расписанного мелкими незабудками шатра, оказалась самой натуральной. Маленькие изящные салатнички с мелко-мелко порубленной зеленью и орехами, все заправлено каким-то легким маслом, длинные полоски еще горячего, необычайно нежного, хорошо прожаренного мяса. Мягкие булочки, если не испеченные тут же, то точно подогретые. На десерт выдали пестрые пластинки, очень похожие на яблочную пастилу. А поскольку пастила всегда была моим любимым лакомством, я даже простила эльфам покушение на Лакса. Вор, похоже, успел оклематься от шока и ел с немалым аппетитом, а может, на нем так сказывался именно шок: чем страшнее, тем больше жрать хочется. Знавала я одну девицу, которая перед экзаменами никак наесться не могла, уже и в аудиторию заходить пора, а она все какой-нибудь пирожок жует.
Пока насыщались, оба эльфа, взвалившие на свои плечи долг гостеприимства, сидели рядом, клевали со своих тарелок как птички, по чуть-чуть, словно не ели, а дегустировали каждый кусочек. Парни обменивались с нами ничего не значащими вежливыми фразами о еде и интересовались, не желаем ли мы добавки, но по едва заметным нетерпеливым движениям было видно, что они совсем не прочь поболтать с людьми чуть позднее. Поодаль смеялись, болтали, ходили кругами другие эльфы, как мне показалось, с точно такими же целями. Так, наверное, во времена Союза вели себя с иностранцами. Легкая опаска, интерес, жажда общения перемешивались в столь плотный коктейль, что определить, каких чувств больше, было затруднительно. Все это показалось мне капельку странноватым, ведь это для людей сменилось больше десятка поколений со времен войны и былая враждебность улеглась, а долгоживущие эльфы вполне могли помнить прошедшее так ярко, словно все случилось еще вчера… Да, пожалуй, я поняла, почему большая часть снующего вокруг народа казалась подростками на пикнике. Они и были преступно молоды по эльфийским меркам, почти дети, родившиеся и выросшие после войны. Вот почему никакой открытой враждебности к людям не испытывали. Тот, кто собирал это посольство, либо отличался поразительной наивностью, либо был прожженным дипломатом. Я пока не осознала в полной мере тактических преимуществ избранной стратегии, да, собственно говоря, и не особенно стремилась до всего докопаться. Кто они мне? Симпатичный народ, сегодня я ужинаю у их шатра паэлори (салатом), фаэнто (мясом) и уилоссой (пастила), а завтра поеду дальше. У них свой путь, у меня свой. Я им ничем не обязана, а они, исполнив долг гостеприимства, полностью рассчитаются за свою шутку со стрелами.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента