Юлия Красовская. Лабиринт судьбы

   – Да… Я скоро приду… – невнятно пробормотал Саша и торопливо вышел из квартиры.
   – Опять ушел? – спросила Варя сестру.
   – Да. Ничего не понимаю – куда это он ходит?
   Варя вздохнула и, подойдя к окну, задернула поплотнее шторы.
   – Белые ночи… – задумчиво сказала она, подумав, как сильно изменилось поведение племянника в последнее время.
   – Может, он влюблен? – робко высказала Варя свое предположение.
   – Не знаю, не знаю… – в голосе Зои послышалось сомнение. – С виду похоже, но, скорее всего, это что-то другое. Саша если и влюбится когда, то наверняка в какую-нибудь картину. Мне кажется, для него важнее искусства ничего нет и быть не может…
   – Да, это правда… – вздохнула Варя.
 
   Слегка касаясь лица тонкой, изящной рукой, Вера смотрела прямо перед собой. Она казалась немного задумчивой, но в уголках нежных губ все же едва заметно проступала улыбка. Густыми волнами ее прекрасные волосы падали на плечи. Не хватало только одной детали – ее любимой ленточки на голове, но через минуту и она появилась, завершив собой портрет. Саша провел по нему рукой, ощутив пальцами шероховатую поверхность бумаги. Вера…
   Телефонный звонок прервал его мысли.
   – Да, Викентий Ларионович, здравствуйте, – откликнулся он на звонок.
   – Саша, ты не занят сейчас? – спросил Вольский.
   Саша замялся, не зная, что ответить. До встречи с Верой оставалось не так уж и много времени, и опаздывать на свидание он никак не хотел.
   – Понимаешь, Саша, – стал объяснять Викентий Ларионович. – Ко мне из Москвы приехал мой старинный друг, Федор Иванович Постников, известный реставратор и, кроме того, весьма интересный человек… Словом, я тебя хочу представить ему, а заодно ты можешь показать ему свои работы. Как ты на это смотришь?
   – Понимаете, Викентий Ларионович, – слегка замялся Саша. – У меня назначена встреча, поэтому, если можно, я к вам зайду совсем ненадолго…
   – Приходи, мы тебя ждем, – согласился Вольский. – И захвати с собой папку с рисунками…
 
   Пока автобус шел по Лиговскому проспекту, небо заволокло тучами, обещающими скорый ливень. Выйдя на остановке, Саша направился в Свечной переулок. Поднявшийся ветер поднимал с тротуара тополиный пух. Прибавив шаг, Саша очень скоро оказался в просторном подъезде с широкими лестничными пролетами. Дверь квартиры на звонок открыла женщина средних лет, по-видимому жена Викентия Ларионовича. Волосы ее были убраны в высокую прическу, а под белоснежным воротничком платья красовалась изящная камея.
   – Добрый день, – поздоровалась она. – Вы, наверное, Александр?
   – Да… Здравствуйте! Я к Викентию Ларионовичу.
   – Очень приятно, молодой человек. Меня зовут Елена Михайловна, я жена Викентия Ларионовича. Муж много рассказывал мне о вас, вы – его самый любимый ученик. Потому что самый талантливый… – улыбнулась хозяйка дома.
   Саша смутился. Заметив это, Елена Михайловна сказала:
   – Не смущайтесь, проходите в комнату, а я пока чай приготовлю.
   Комната, которую занимали Вольские, была очень просторной, разгороженной высокой деревянной ширмой. По краю ширмы проходила затейливая резьба – по всему было видно, что ширма эта довольно старая и сделана, скорее всего, еще в прошлом веке. Разгородив комнату, супруги получили, таким образом, и спальню, и гостиную. В «гостиной» стоял массивный кожаный диван, частично протертый от времени, и большой круглый стол. Над столом на длинной цепочке висел оранжевый абажур с бахромой по краям.
   Но все это Саша разглядел позже. В первую минуту его внимание привлек сидящий на стуле возле окна незнакомый человек лет сорока, с короткой, аккуратно подстриженной бородкой. Увидев вошедшего юношу, Вольский и его гость поднялись ему навстречу.
   – Вот, знакомься, Федя, это вот и есть Саша, – представил хозяин своего ученика. – А это, Сашенька, Федор Николаевич Постников.
   Когда все поздоровались, разговор возобновился.
   – Саша, я хочу, чтобы ты показал Федору Ивановичу свои работы. Ты принес свою папку? – спросил Вольский.
   – Да, но здесь не самые удачные… – предупредил на всякий случай Саша.
   – Ничего, давай сюда.
   Вольский взял у Саши папку и передал ее Федору Ивановичу. Тот неспеша стал рассматривать ее содержимое, а потом с интересом взглянул на Сашу, сообщив:
   – Ну что ж, работы очень хорошие. У вас явно есть талант, молодой человек!
   – Спасибо, – скромно ответил Саша.
   Однако по всему было видно, что похвала была ему очень приятна.
   Викентий Ларионович, до этого молчавший, улыбнулся и, обращаясь к Постникову, сказал:
   – Вот, Федя, что я тебе говорил: это действительно очень одаренный молодой человек. Гордость училища.
   – Викентий Ларионович… – Саша попытался прервать учителя, совсем смутившись.
   – Я так говорю, Саша, – продолжал Вольский, – потому что знаю: этим я тебя не испорчу, ты не такой… А ты, Федя, приходи завтра в училище, там другие Сашины работы висят – посмотришь.
   Постников вздохнул:
   – К сожалению, я скоро уезжаю…
   – Вот как?.. А я-то думал – погостишь у нас, – расстроился Викентий Ларионович. – Куда на этот раз путь держишь?
   – Опять туда же, на Соловки.
   – На Соловки? – удивился Саша. – Зачем? За что это вас?..
   У него был такой удивленный и одновременно испуганный вид, что пожилые художники, не выдержав, рассмеялись.
   – Там идет реставрация Соловецкого кремля, – пояснил Постников. – Я там работаю.
   – Но там же…
   Саша хотел сказать, что там находится лагерь особого назначения, но Постников без труда угадал его мысль.
   – Уже нет, – успокоил его Федор Николаевич. – Там сейчас ведутся реставрационные работы.
   – Это, должно быть, очень интересно, – заметил вслух Саша.
   – Да, очень интересно, – согласился Постников. – Если хочешь, могу взять тебя с собой.
   – Правда?! – выдохнул Саша.
   От радости у Саши загорелись глаза. Неужели не шутит?! Но вид и у Постникова, и у Вольского был, надо сказать, весьма серьезный. Тут Саша совсем растерялся, не зная, как и что сказать.
   – Правда, – подтвердил, улыбаясь, Постников. – Работы там всем хватит.
   Тут дверь в комнату открылась, и вошла Елена Михайловна, держа в руках поднос с чаем. Только тут Саша вспомнил о времени. Взглянув на часы, он торопливо поднялся:
   – Извините, мне пора…
   – Куда же вы, Саша, а чай? – Елена Михайловна попыталась остановить юношу.
   – Я бы с удовольствием, но меня ждут, – виновато ответил Саша.
   Викентий Ларионович поднялся его проводить.
   – Жаль, что ты не можешь еще немного побыть с нами, но все равно – я рад, что ты навестил нас. Я перезвоню тебе позже.
   – Конечно, Викентий Ларионович. До свидания.
   – Если надумаете, дайте мне знать через Викентия Ларионовича, – сказал на прощанье Постников. – Рад был познакомиться с молодым талантливым художником.
   – Спасибо, – ответил польщенный Саша, прощаясь и со всех ног бросаясь бежать, боясь опоздать на свидание.
   Первые капли прибили сухую пыль на тротуарах. Дождь, постепенно усиливаясь, через несколько минут перешел в освежающий летний ливень. Льющиеся с неба потоки умыли уставший от жары город, отчего он сразу посвежел. От прежней духоты не осталось и следа.
   Стоя под аркой старого дома на Мойке, где они с Сашей прятались от дождя, Вера смотрела, как тяжелые капли весело подпрыгивали на асфальте. Улица быстро опустела, не было видно ни одного прохожего – все попрятались кто куда. Вера взглянула на небо в надежде, что дождь скоро кончится, однако все вокруг было затянуто низкими грозовыми тучами.
   – Ну вот, пропала прогулка… – тихо сказала она.
   – Вера… – прошептал Саша.
   – Что?
   Вера вопросительно взглянула на него.
   – Я тебя люблю, Вера, – глядя ей в глаза, тихо проговорил Саша.
   Вера удивленно смотрела на него, как будто не верила своим ушам. Она не произнесла в ответ ни слова. Между тем июньский воздух наполнился влагой, стало прохладно. Саша снял пиджак и укрыл им Веру.
   – Почему ты молчишь? – не выдержал он. – Скажи, а ты… Ты любишь меня?
   Вера молчала.
   – Прошу тебя, не молчи… Ответь мне…
   – Да… – чуть слышно прошептала Вера.
   Где-то вдалеке раскатисто прогрохотал гром. Начиналась первая летняя гроза…

Глава 5

   Время волшебных белых ночей подходило к концу. Взбудораженный город постепенно успокаивался и скоро зажил своей обычной жизнью.
   С каждым днем Саша и Вера все больше и больше привязывались друг к другу. Теперь встречи казались им все короче, а время до следующего свидания – длиннее.
   – Я хочу тебя познакомить с моими тетями, – сказал как-то Саша.
   – Правда? – обрадовалась Вера. – А когда?
   – Давай прямо сейчас!
   Вера удивленно посмотрела на него, однако не стала возражать. Ей было очень интересно увидеть Сашину семью, обстановку, в которой он жил, словом, узнать о нем как можно больше.
   Доехав до Васильевского острова, они пересели на другой автобус и какое-то время ехали по прямым, как нарисованные линии, улицам. Вышли они на остановке, которая располагалась напротив старой, потрескавшейся от времени церковной ограды. Сама церковь пряталась среди таких же старых разросшихся лип и была абсолютно не видна с улицы.
   – Ну, вот и мой дом, – Саша показал на стоявший рядом с церковью большой жилой дом.
   Войдя в подъезд, Вера вдруг почувствовала волнение, ей захотелось немедленно бежать отсюда, и если бы Саша не держал ее за руку, она тут же пустилась бы наутек.
   Открыв ключом дверь, Саша пропустил Веру вперед. В прихожей было темно.
   – Тетя Варя! Тетя Зоя! – громко позвал он.
   Откуда-то из глубины большой квартиры послышались шаги, и в прихожую вышли две женщины. Саша пошарил по стене рукой и, найдя выключатель, повернул его. Свет лампочки, торчащей из стены над входной дверью, показался Вере нестерпимо ярким. Она нервно пригладила рукой волосы.
   – Вот, познакомьтесь, это Вера, – сообщил Саша. – А это мои тети, Варвара Александровна и Зоя Александровна.
   – Здравствуйте… – тихо поздоровалась Вера.
   – Здравствуйте! Рады познакомиться с вами, Верочка, – улыбнулись женщины. Их лица были добрыми, они тепло улыбались, и Вера почувствовала, как волнение вдруг куда-то пропало, ей сразу стало на удивление хорошо и спокойно.
   – Что же мы стоим? – спохватилась Зоя. – Проходите в комнату, пожалуйста.
   Комната, несмотря на свои огромные, как тогда показалось Вере, размеры, была уютной. Это ощущение возникало, возможно, из-за обилия висевших на стене картин, а может быть, из-за круглого стола, стоявшего посередине и покрытого белой ажурной скатертью. Кроме этого, в самой дальней части комнаты стояли две кровати, спинки которых украшали блестящие никелированные шары. Рядом примостился деревянный буфет со стеклянными дверцами, через которые были видны стоявшие там чашки, вазочки и прочая посуда.
   – Очень хорошо, что вы зашли к нам, Верочка, – сказала Варя. – Будем вместе пить чай.
   Сидя за столом, Вера смогла получше рассмотреть хозяек дома.
   Женщины были очень похожи друг на друга. У Саши тоже было с ними много общего. Те же крупные, красивые глаза, необыкновенно выразительные и немного грустные. Те же слегка вьющиеся волосы.
   Общаться с ними было очень легко, так что Вере даже стало казаться, будто она давным-давно знакома с этими милыми, славными женщинами.
   Незадолго до того как над Невой должны были разводить мосты, Вера стала прощаться с гостеприимными хозяйками. Саша пошел ее провожать. Как только в прихожей за ними закрылась дверь, Зоя озорно подмигнула сестре:
   – Ну вот тайна и раскрылась! Теперь понятно, чем вечерами занят наш Саша. Вернее, кем занят!
   – Хорошая девушка, – одобрительно оценила Варя. И повторила: – Очень хорошая!
 
   Сам Саша буквально купался в охватившем его чувстве. Мир казался ему прекрасным и удивительным. Единственным, что нарушало его покой и безмятежность, был скорый отъезд Веры в Москву. Ах, как бы ему хотелось, чтобы она никогда туда не возвращалась!
   Но возвращаться все же было нужно. И по истечении недели Вера уже держала в руках билет на дневной поезд Ленинград – Москва.
   Саша провожал ее на вокзале. Молча стоял около вагона, держа Веру за руку. В тот миг им казалось, что расстояние между Москвой и Ленинградом никак не меньше, чем расстояние от Земли до Марса. Вера обещала сразу же позвонить, как только она доберется до дома. Как ни старалась Вера сдержаться, слезы все-таки выступили у нее на глазах.
   – Ты выйдешь за меня замуж? – неожиданно предложил Саша.
   – Да, – просто ответила она.
   Поезд тронулся… Саша пошел следом. Пока это было возможно, не отрываясь, смотрел на Веру. Она что-то говорила ему, но он уже ничего не слышал.
 
   Вернувшись домой, Вера, не откладывая разговора, объяснилась с родителями. Сидя на кухне, она с восторгом рассказывала о том, как они с Сашей познакомились и какой он замечательный человек, будущий художник. Сообщила и о его семье и, наконец, о том, что он сделал ей предложение и она ответила согласием.
   Реакция родителей была настороженной. Заявление единственной дочери, надо признаться, не вызвало у них восторга. Они настоятельно советовали Вере не принимать поспешных решений и провести две недели на их даче в Подмосковье, где она могла бы немного прийти в себя и все спокойно обдумать.
   – Давай мы поживем там пока, а вечером папа будет приезжать к нам, – предложила дочери Надежда Павловна.
   – Конечно, я вас не оставлю там без присмотра, – поддержал жену Федор Николаевич. – Буду приезжать прямо с работы.
   – Поверь, дорогая, мы с папой желаем тебе только добра, – мягко внушала мать. – Согласись, свадьба – дело серьезное, тут надо все хорошенько обдумать…
   Позади остался романтический и нежный июнь. Ему на смену пришел июль, принеся с собой ясные, но нестерпимо жаркие дни.
   От изнуряющего зноя Вера с Надеждой Павловной спасались в доме или в тенистых уголках заросшего сада. Под вечер из города возвращался Федор Николаевич, уставший, измученный жарой. Он снимал мокрый от пота пиджак и садился отдохнуть на открытой веранде. От ужина он, как правило, отказывался. Пил только холодный чай, который заранее готовила для него Надежда Павловна, и подолгу жаловался на городскую духоту. Вера молчала, делая вид, что внимательно слушает отца, и только глаза выдавали, что мысли девушки витают где-то далеко…
   Лишь когда солнце, отдав весь свой жар, садилось за горизонт, семья шла купаться на реку. Вдоволь наплававшись и насладившись исходившей от воды прохладой, неспеша возвращались домой. Снова, теперь уже все вместе, чаевничали. Но и ночь не приносила особой прохлады – было душно, как это обычно бывает перед грозой, однако грозы все не было. Все мечтали о хорошем освежающем дожде.
   Надежда Павловна не тревожила дочь, считая, что первая юношеская влюбленность пройдет сама собой – нужно только время.
   Но Вера, вопреки надеждам матери, не забывала Сашу. Наоборот, ей очень хотелось постоянно говорить о нем, изливая душу. С матерью это было невозможно – девушка инстинктивно чувствовала, что Надежда Павловна не одобряет ее выбора. Единственным человеком, с которым Вера могла бы поделиться своими переживаниями, была ее институтская подруга Лена, с которой они учились в одной группе.
   Это была хорошая, искренняя дружба равных, доверяющих друг другу людей. Правда, Лена, которая была немного старше Веры, иногда могла влиять на мечтательную, эмоциональную подругу.
   Да, жарким было лето в Москве. Но не менее жарким было оно и в Ленинграде…
   Там июльское солнце раскаляло камень старых мостовых. Даже крика чаек не было слышно, а вода в каналах, казалось, стала горячей и не приносила прохожим своей обычной свежести. Все с нетерпением ждали хоть маленького дождичка, который хоть ненадолго принес бы прохладу в город. За всю прошедшую неделю не было ни одного дождя, дома покрылись толстым слоем пыли, а каменные львы на мостах и возле зданий выглядели уставшими, словно тоже мечтали об освежающем ливне.
   В квартире, наоборот, было прохладно. Толстые стены не пропускали раскаленный воздух, и Саша словно не замечал жаркого лета. Вот уже несколько дней подряд он буквально не отходил от телефона, ожидая звонка от Веры, но она почему-то до сих пор не звонила. Он пытался звонить сам, но телефон не отвечал.
   Время тянулось так медленно, словно стрелки часов решили вообще не двигаться.
   …Войдя в свою комнату, Саша подошел к окну. В дрожащем от зноя воздухе неподвижно застыл старый тополь. Эта привычная с детства картина уже не радовала глаз, все стало каким-то чужим, потеряло смысл… На церковной колокольне ударили в колокола. Их мелодичный перезвон вывел юношу из оцепенения. Он подошел к столу и взял лист бумаги. Пытаясь отвлечься от грустных мыслей, стал рисовать Веру по памяти – такую, какой она была в тот день, когда он провожал ее на вокзале.
   Он вспоминал ее ласковые глаза, грустную прощальную улыбку, мягкий голос, плавные движения рук. Все это виделось ему настолько ясно, словно они только вчера расстались.
   Получившийся портрет ему понравился. Вера смотрела на него, немного склонив голову. Легкая улыбка на губах словно ласкала его. Взяв несколько кнопок, он приколол портрет над своей кроватью среди множества других ее портретов.
   Где теперь те белые ночи?.. Где долгие прогулки по канальчикам и пахнущим акацией аллеям старых парков? Это было на самом деле или только снилось?..
   Неожиданно зазвонил телефон. Саша со всех ног бросился в коридор.
   – Алло? – крикнул он в трубку.
   – Саша, здравствуй. – Голос Викентия Ларионовича был слегка удивленным.
   – Здравствуйте, Викентий Ларионович… – ответил Саша, всеми силами пытаясь скрыть разочарование.
   – Саша, ты случайно не болен? – забеспокоился Вольский. – У тебя какой-то странный голос…
   – Нет-нет, все в порядке, Викентий Ларионович, я вас слушаю…
   – Да? Ну хорошо… Я, собственно, вот зачем звоню… – начал Викентий Ларионович. – Ты помнишь Постникова Федора Ивановича, с которым ты познакомился у меня дома?
   Саша постарался собраться с мыслями и сосредоточиться на том, что говорил ему Вольский.
   – Да… Конечно, помню…
   – Очень хорошо, – продолжал Викентий Ларионович. – На днях он вместе с группой специалистов отправляется на Соловки, в старый кремль. Там уже вовсю работают люди… Хорошие специалисты, заметь. Так вот, не хочешь ли ты поехать вместе с ним?
   От неожиданности у Саши перехватило дыхание.
   – Это возможно? – от волнения шепотом спросил он.
   – Да, я договорюсь насчет тебя, проведешь каникулы с пользой. Значит, ты согласен?
   Как же быть? Саша лихорадочно пытался сосредоточиться и принять правильное решение. Если он сейчас поедет, то вернется, скорее всего, только в конце лета. А Вера? Если она вдруг позвонит, а его нет дома, то что она про него тогда подумает? А если вообще не позвонит? Неужели она его обманула? Посмеялась над ним, а он поверил?.. Саша не мог не признать, что звонок учителя был для него своего рода спасением в сложившейся ситуации…
   – Спасибо, Викентий Ларионович, я поеду… – решился Саша.
   – Вот и хорошо!
   Вот как, значит, получается… Ну, что ж, так тому и быть! Оглядев комнату, Саша начал быстро собирать вещи в дорогу.

Глава 6

   …Мягко перекатывались волны вечно холодного Белого моря. Уже отчетливо была видна вдали полоска каменистого берега.
   Сюда, на один из островов расположенного в Белом море Соловецкого архипелага, Саша приехал не один, а вместе с группой художников-реставраторов для восстановления церквей и соборов старинного кремля.
   Специалисты собрались из разных мест – кто-то из Москвы, кто-то из Ленинграда, но были люди и из других городов. Но всех объединяли знания своего дела и желание помочь в восстановлении одного из старейших памятников русского зодчества. По дороге Федор Иванович вкратце рассказал юноше кое-что из истории островов и о ходе восстановительных работ, ведущихся на территории монастыря.
   Высадившись на берег и решив кое-какие организационные вопросы, все прибывшие пошли осматривать территорию кремля. Саша был потрясен увиденным. Территория оказалась гораздо больше, чем он мог себе представить. Он с интересом рассматривал старые стены и потрескавшийся от времени камень.
   Со всех сторон старый кремль был окружен пустыми деревянными бараками. С первого взгляда Саше показалось, что он очутился в каком-то барачном городе, наследии прошедших страшных лет. Правда, ему сказали, что все эти постройки должны были быть вскорости снесены. Но пока юноша с трудом смог оторвать взгляд от этих потемневших, с широкими щелями стен. Он вдруг представил себе, как в зимнюю стужу в эти щели задувал ветер, пронизывая лежащих на нарах людей. Ему стало так жутко, что даже подойти к баракам ближе он так и не решился…
   К вечеру, когда Саша вернулся в лагерь, то сразу же увидел Постникова. Тот стоял возле сложенных штабелем досок и что-то горячо говорил человеку лет шестидесяти. Тот был одет в серые штаны-галифе и полинялую, выцветшую от времени косоворотку. Саша узнал его – именно он сегодня днем встречал прибывших на остров реставраторов. Звали его Иван Акимович, должность у него была непростая, прямо сказать – нервная. Начальство уполномочило его заведовать хозяйством на стройке. И он начал беспокоиться с момента встречи специалистов, заметно нервничал он и сейчас.
   Подойдя ближе, Саша услышал обрывки разговора.
   – Да где же я помещения-то найду? – оправдывался Иван Акимович в ответ на требования Постникова. – Нету ведь помещений.
   – Но вы понимаете, что тогда нам тут совершенно нечего делать? – возражал Постников. – Если все окончательно отсыреет, нечего тогда будет восстанавливать, понимаете вы это или нет?
   – Понимаю… – покорно соглашался Иван Акимович.
   – Ну, так сделайте хоть что-нибудь! – с досадой воскликнул Федор Иванович.
   Иван Акимович задумчиво почесал затылок и нерешительно произнес:
   – Ну, вот разве изба, в которой начальство останавливалось…
   – Хорошо, давайте избу, в которой начальство останавливалось.
   – А ежели они снова…
   Но под твердым взглядом Постникова слова застряли у него в горле.
   – Вы понимаете, что иконы под открытым небом держать нельзя?! – резко повторил Федор Иванович.
   – Ну, ладно… – сдался завхоз. – Что ж, несите все туда… – обреченно проговорил он и, тяжело вздохнув и жалуясь вслух на свою нелегкую жизнь, пошел отпирать обещанную избу.
   – Да вот, понимаешь, иконы тут старые буквально под открытым небом лежат, – обратился Постников к подошедшему Саше. – Я ему битый час доказывал, что мне помещение нужно. Так он уперся и ни в какую! Я ему и так и эдак объяснял – не понимает человек, и все…
   Успокоившись немного, Федор Иванович спросил Сашу:
   – Ну, как тебе тут?
   – Красиво… – улыбнулся Саша.
   – Да, брат, очень тут красиво! Ну, пойдем.
   И они вместе пошли в лагерь.
   – Тут бараки… Вы видели? – спросил вдруг Саша. В его голосе чувствовалось неподдельное волнение.
   Постников остановился.
   – Да, видел, – после небольшой паузы сказал он. – Их скоро снесут. А ты что, испугался?
   – Да, в общем… – замялся Саша. – Скажите, это все враги народа?
   – Эх, Саша, – горько усмехнулся Федор Иванович. – Знаешь, что я тебе скажу – не нам об этом судить, враги они или не враги…
   Помолчав еще немного, Постников вздохнул и сказал Саше:
   – Ну, пойдем, поможешь иконы перенести…
   Перед тем как заснуть, Саша вновь пережил все, происшедшее за сегодняшний день. Когда он закрыл глаза, картины замелькали перед ним, наслаиваясь одна на другую, пока, закружившись, как в разноцветном калейдоскопе, не слились в одну, и он, наконец, заснул. Ему снилась Вера. В легком летнем платье она стояла на Аничковом мосту и, улыбаясь, смотрела на Сашу…

Глава 7

   Первый рабочий день начался рано.
   Наскоро позавтракав в устроенной под навесом кухне, Саша вместе с Федором Ивановичем направился в избу, где хранились все уцелевшие иконы.
   Стоя посреди избы и едва не касаясь головой низкого бревенчатого потолка, Саша с интересом осматривался вокруг. А посмотреть было на что. Везде: на деревянном столе, на длинных лавках, на полках и просто на полу – лежали иконы, которые еще можно было отреставрировать. Те же, которые уже не поддавались реставрации, сложили в кучу и сожгли.
   Иконы были без окладов, на некоторых из них лики святых были полустерты. Саша видел потрескавшиеся доски, среди которых были три иконы, сильно обгоревшие по краям.
   Специалистам предстояло приложить немало усилий и употребить все свои знания для того, чтобы вернуть им первоначальный вид.
   – А почему они обуглились? – спросил он Федора Ивановича.
   – Из костра вытащили. Их со строительным мусором хотели сжечь. Хорошо еще, что вовремя спохватились. Они все в грязи были, вот рабочие и не поняли их ценности. Тут же не пойми что было… Дай-ка мне вон ту, слева от тебя.
   Саша достал потемневшую икону и разочарованно сказал:
   – Так она совсем старая…
   – Эх, ты… – усмехнулся Федор Иванович. – Она не старая – она древняя. Чувствуешь разницу?