Страница:
А еще было много кочевников из свободных пустынных земель, что на юге от человеческих. По твердому убеждению Марфутишны, кочевники – одна из опасностей, поджидающая каждую девушку на пути добродетелей. Сколько слышала, как они воруют красавиц, перекидывают через коня, увозят да продают кочевым торговцам (правда, лично ни об одной не знала, но говорят, значит, так и есть). И хоть я напоминала, что к красавицам того типа, которых хочется утащить в свое логово, не отношусь, да и заработать на мне вряд ли много сумеют, но избежать поучений не удалось. Никогда мне не удавалось избежать ничьих поучений. Ни разу!
Постепенно толпой нас вынесло куда-то на край ярмарки. Тут плотно стояли груженые повозки с привязанными к ним лошадями. На земле лежали кучи мешков, каких-то ящиков, местами горки мусора.
Ну, мы не сразу поняли, что зашли куда-то не туда. А когда развернулись, пришлось долго обходить сплошные ряды повозок. Народу вокруг становилось все меньше. В конце концов мы уперлись в тупик, где посреди дороги горел костер, а вокруг плотным кольцом сидели мужчины. Кочевники с загоревшими дочерна лицами и все как один с кинжалами за поясом.
Упс! Невезение какое, нас быстро увидели, двое мужчин поднялись и широко заулыбались, приглашая к костру. Этого делать никак нельзя, не думаю, что украдут, но проверять как-то неохота. Маришка вот еще цепляется за руку, испугалась, когда они к нам подошли.
Настойчиво просят еще раз. Нет, никак не можем, спешим. Пока еще улыбаюсь, но уже настороженно, не нравятся мне их заискивающие взгляды, и подталкиваю Маришку назад. Ну, догадайся же, развернись и иди, а я пойду за тобой.
А она, как назло, вцепилась теперь в юбку и двигаться мешает. Все равно еще раз громко скажу, что нас ждут, и уйду.
Тут за собой слышу грохот, как будто что-то тяжелое падает на кучу ящиков и они все разваливаются. А потом за спиной становится так тепло, будто там камин разожгли.
– Вот вы где, – услышала я знакомый голос.
Дынко стоял прямо за моим плечом. Дынко здесь? Как вовремя… Надо же, как я ему обрадовалась! Волки в нашем случае однозначно лучше, чем кочевники.
Маришкины пальцы отрываются от моего подола, Дынко берет ее на руки, но смотрит вперед, на мужчин.
– Вы пошли не в ту сторону, – равнодушный голос справа.
Ждан стоит поближе к Аленке, но смотрит тоже вперед. Предостерегающе.
Лица кочевников теряют улыбки и превращаются в равнодушные маски. Они разворачиваются и уходят, даже спинами выражая полное презрение.
Маришка не спешит слезать с рук Дынко, и он, похоже, не против, тащит ее и даже слушает, что та болтает.
Я иду за ними возле Радима и делаю вид, что не удивлена их присутствием и ничуть не рада.
Сзади идет Аленка с Жданом. И двух минут не прошло, а они как старые знакомые беседуют о… Рукоделии? Не может быть! Что Ждан может понимать в рукоделии? Похоже, ничего, но слушает внимательно и даже вопросы наводящие задает. Интересно, узнала бы моя подружка, что рядом с ней идет вожак, сильно бы удивилась?
– Чему улыбаешься? – тут же спрашивает Радим.
– Да вот думаю, говорить или нет Аленке, что она рассказывает о способах вышивать двусторонней гладью вожаку.
– Да уж, – и тоже улыбается.
– Вежливый он у вас. А как это кстати, вожак?
– Э-э-э, ну, это сложно объяснить не… волку. Вожак – это тот, кто за собой ведет в случае войны или опасности. Тот, чья воля сильнее воли других. Ну, в общем, как-то так. – Радим растерянно оглянулся на Ждана и замолчал.
Ну нет, так легко он от меня не отделается! Когда еще будет возможность пройтись рядом с волком, да еще и который на вопросы отвечает?
– А разве вожак не самый сильный?
– Самый сильный, – согласно кивает лохматый.
– А среди вас разве не Дынко самый сильный?
Та-ак, до чего-то докопалась: Радим раздумывает, как будто не решается ответить. Не ожидал от меня подобных вопросов?
– Да вот, понимаешь ли… Да, Дынко самый сильный. – Радим искоса скользит по мне глазами и отворачивается. – В человеческом… обличье.
В… человеческом? Я как в стену врезаюсь, останавливаюсь на одном месте. Радим хватает меня за руку и молча тащит за собой. Навстречу идет толпа крестьян, видимо, из одной деревни, потому что они громко переругиваются и тут же хохочут. Когда их шумная компания остается за спиной, Радим спрашивает:
– Что, не рада уже, что спросила?
Почему не рада? Просто прозвучало как-то вдруг, хотя я знаю, что звериный народ в зверей перекидывается. Это же очень… любопытно.
– Нет, просто неожиданно. Хочу… посмотреть.
– Чего?
– На ваше… нечеловеческое обличье.
– Это не развлечение, а боевая форма! – сухо отвечает парень и тут же меня отпускает.
Надулся, что ли? Он уходит вперед и, поравнявшись с Дынко, что-то тому говорит. Тут Маришкино счастье заканчивается, и она оказывается на своих двоих.
Наверное, им пора уходить? Надо Маришку забирать, чтобы не мешала.
Не тут-то было! Заберешь ее теперь! Я даже пару шагов не сделала, а она как схватила Дынко за руку! Тянет в мою сторону и пищит:
– Ну пойдемте на колдунов посмотрим, ну пожалуйста!
Интересно, почему они ей поддаются? Кивают и идут к высокому фиолетовому шатру, на постаменте перед которым обычно выступают колдуны. Хотя на самом деле там в основном одни фокусники бывают. Но при нашей скуке и фокусниками пренебрегать глупо.
Выступления колдунов всегда привлекают много народа, Дынко идет через толпу, затем Маришка, я, Радим последний. Аленка с Жданом идти к помосту не пожелали, а остались вдалеке, оттуда, кстати, тоже можно выступление разглядеть, правда, не так подробно.
Почти у самого помоста Дынко раздвигает боками народ, освобождая нам место. Радим вдруг подхватывает Маришку и сажает на шею. А та визжит от восторга, сверху-то все лучше видать. Хорошо все-таки быть маленькой. Иногда. Вон на руках таскают, на шею посадили и потакают всячески.
– Твоя сестра? – кивает на нее Дынко.
– Да.
– А сколько вас… таких?
– В смысле полукровок? – спокойно спрашиваю.
– Ага, предпочитаю слово «незаконнорожденные».
– Нас шестеро: я, Маришка и четыре брата. Пока.
– Пока? – глупо спрашивает Дынко.
Смотрю – тут же краснеет, понял, что значит пока. Надо же, и это тот, кто всю ночь в доме развлечений веселился? Смешно так, что я не сдерживаюсь и совершенно невежливо хохочу во весь голос. Даже Радим с Маришкой оглядываются посмотреть, что такое у нас происходит. Потом они проходят дальше, почти до места, где начинаются доски помоста.
– Слушай, – Дынко нервно проводит по своим волосам рукой, – я никак не могу понять… Не знаю до конца, что у вас прилично, что нет. Что… стыдно. Как с тобой разговаривать, чтобы не смутить?
– Меня?
– Да, тебя! Предположим, мне нужно о тебе что-то узнать. Что-то, не относящееся к уборке, готовке и шитью. Что-то личное. Как мне с тобой говорить?
Ничего себе вопрос! Даже… представить страшно, что он там хочет обо мне узнать. Зачем, интересно?
Пи-и-и-иффф! Над помостом взлетел небольшой огненный голубь и растаял в вышине дымом. Колдун! На помосте настоящий колдун, не подделка! Я ахаю вместе с толпой и подаюсь вперед.
Вот он, в длинном черном плаще, на который наклеены глупые золотые и серебряные звезды. Обычно колдуны так, конечно, не ходят, но на выступлениях это такой же необходимый атрибут, как черный кот. Вот и кот, толстенный и пушистый, сидит у его ног, отвернувшись в сторону и презрительно топорща усы. Через пару минут колдун выхватывает из рукава длинную ярко-розовую ленту и взмахивает ею. Лента взлетает и… расплывается блестящим туманом.
Тут я вспоминаю про Дынко. Невежливо вроде, на вопрос ведь я не ответила. Хотя не знаю, что на такое можно ответить? В любом случае надо сначала подумать.
Но когда оборачиваюсь, он улыбается, видит, что сейчас от меня мало толку.
– Потом поговорим, – наклоняется ко мне. – А пока постой спокойно, хорошо?
И он заходит мне за спину и крепко… обнимает двумя руками, одной – под грудью, держа мои руки прижатыми к телу, второй – за плечи. И утыкается лицом в шею.
Сверкающий туман пускает щупальца, завиваясь кольцами, как змея, и я вздыхаю вместе со всеми зрителями. Но по разным причинам. Они – от увиденного представления. А я… я оттого, что он делает. Белым днем среди множества людей обнимает меня, как будто так и надо! Хорошо, что вокруг нет знакомых, но ведь могли быть! И что еще странно, он обнимает, а мне… не страшно. Ничуть! Ведь если бы хотел сделать что-то плохое, сделал бы, когда я без сознания валялась после лечения Мотылька. Разве не так?
– Зачем ты? – спрашиваю шепотом.
Он даже не шевелится, только щекотно дышит. Потом, правда, говорит, отчего кожа начинает сильно зудеть, так что хочется почесать:
– Мне нужно запомнить твой запах.
– Запах? Зачем?
– Чтобы в случае чего я мог тебя найти. – Его горячее дыхание просто обжигает. А о том, что он говорит, вообще, похоже, лучше не думать. – Вот сейчас, например, я уже изучил твой запах и смогу тебя найти на расстоянии примерно в полмили. Через несколько минут я запомню его достаточно хорошо и смогу найти тебя на расстоянии двух-трех миль.
Колдун машет руками в воздухе и создает зелено-серое полупрозрачное привидение. Оно зависает над помостом и яростно машет подобием рук в сторону людей. Мужчина вызывает второе привидение, красно-коричневое, в платье. Он машет рукой, и привидения разыгрывают встречу двух влюбленных. Сильный колдун, создать картинку очень сложно, а еще сложнее удержать ее устойчивой. И добрый, вон как выкладывается, хотя это мало кто понимает. Денег он особо не заработает, значит, просто искренне хочет народ чудесами порадовать. Толпа хохочет от удовольствия, я слышу, как визжит от восторга Маришка. Радим изредка оглядывается на нас, но сразу отворачивается.
Когда привидения, взявшись за руки, тают, Дынко меня отпускает. Колдун как раз готовит новый номер.
– Так зачем тебе запах-то мой? – пользуясь передышкой, спрашиваю. Чего это он так смутился, как будто ему пять лет и его застукали за воровством конфет?
– Ну-у, вдруг опять кочевники попадутся. Или еще кто-нибудь.
– Да, кстати, спасибо. Как это вы там оказались так вовремя? Случайно мимо шли?
– Да, да! Шли мимо, а тут… вы.
Врать не умеет. Интересно, что они там делали? Что там можно делать? Да на скрытый рынок ходить! На подпольный рынок, где торгуют всякими запрещенными товарами вроде кристального порошка, способного всего за пару дней превратить человека в подобие слизняка, будет лежать и слюни пускать, разучившись двигаться и даже говорить. Так рассказывают, сама-то я ничего подобного ни разу не видела. А еще поговаривают, там даже людьми торгуют.
Так, что-то я отвлеклась. На чем мы там остановились?
– Дынко, тебе нужен мой запах, чтобы охранять от кочевников? – Кто в такое поверит? Вообще это как-то все… странно.
– Ну, нам может лечение твое понадобиться. Ты ведь… поможешь, если что?
Почему я так быстро киваю, даже не успев подумать? Лечение выматывает меня, делает больно, холодно и страшно. Но для них я это сделаю, совершенно точно. Почему? Может, потому что они меня пожалели тогда, на улице, не стали позорить, привезя в дом. Или потому, что Маришку таскают и терпят все проявления ее детского восторга. Кстати, надо будет ей напомнить, что нельзя дергать людей за нос и отрывать уши, что она пытается проделать с Радимом, даже если он стойко молчит и не сопротивляется.
– Да, вот еще чего хочу спросить. Ты зачем нам соврала, что тебя магии не учили?
– Это был не мой секрет.
– А чей?
Вообще секрет-то уже ничей. Старик Атис почти полтора года как умер. Так что данное ему обещание молчать можно считать выполненным. Смерть деда я очень тяжело пережила, да и пережила ли? Ведь и сейчас вспоминаю – слезы на глазах. Так с волками и делюсь впервые после его смерти своим секретом, рассказываю о нем… чужаку.
– Когда мне было тринадцать, в нашей деревне поселился старый чернокнижник. Ему разрешили жить с условием, что он не будет пользоваться магией, а тем более ее преподавать. Нас тогда пугали, что злые чернокнижники крадут детей и приносят их в жертву демонам. Однажды мы с ним встретились в лесу, разговорились, он, помнится, долго смеялся, когда я попросила принести меня кому-нибудь в жертву, мол, надоела мне уже жизнь, ничего нет в ней хорошего. Так мы и подружились. Стала я к нему в гости ходить, а он меня учил втайне от всех. Смешной был, борода длинная-длинная, седая, и вокруг пояса толстенная цепь с огромным ржавым замком. Я все время представляла, что он мой дед.
И я прямо увидела его, моего старика. Дедушкой его называла. Иногда он гладил меня по голове, и это были такие редкие счастливые минуты, что я их все наперечет помню. И помню, как нашла ключ от его замка, подобралась к спящему и попыталась открыть. Что было! Повезло, что он проснулся вовремя и успел захлопнуть замок до того, как полезли демоны. Это я потом узнала, что за замок такой дед носил, от чего закрывался. И нас всех закрывал.
– Он учил тебя только… лечению? – осторожно интересуется Дынко. Знает, значит, кто такие чернокнижники и чему могут научить.
– Только лечению, правда. Он… не хотел подвергать меня никакой опасности. Помню, долго уговаривала его научить вызову демонов, и однажды он сдался, посадил меня на стул у стены, сказал, покажет, как это делается. Вынес из комнаты все ценное и вытащил из низшего мира самого маленького и слабого беса.
– И как? – Какой настороженный все-таки голос у него.
– Это существо сожгло все в комнате, кроме деда, меня и стула. Больше с просьбами завести себе зверушку я не приставала.
И слышу облегченный вздох.
– А… кроме магии? Учил?
– То есть?
– Ну, если уж он нарушил запрет о магическом обучении и так к тебе привязался, то не мог оставить… безоружной. Предположим, танцы и пение не были его сильными сторонами, но, может, историю, языки? Философию, колдуны это любят. Да?
Хм, а Дынко не так прост, как кажется на первый взгляд.
– Ну, он любил разные занудные истории, правда. Говорил, что учит меня… думать.
– Думать? И как, научил?
– Вряд ли, слишком часто повторял, что я то ли маленькая еще, то ли от природы ленивая. Никак не мог решить, а потом уже и неважно стало.
– Где он сейчас?
Отвечаю коротко:
– Умер.
И он больше не задает никаких вопросов.
Вскоре представление заканчивается, чему я рада. Настроение немного изменилось, деда нет, и обстоятельства его смерти тоже не самые прозрачные. Однажды в одной из каменных комнат его дома нашли расплавленные остатки замка и небольшие кучки пепла. Как будто бес вырвался и сжег все вокруг. И деда тоже.
Радим протягивает Маришке монетки, чтобы она бросила плату за представление, и они по одной летят на помост, под ноги колдуну, и почти все попадают в подставленную огромную черную шляпу. Молодец, когда только натренировалась? Наверное, в той детской игре камешками, которые они кидают целыми днями, без сна и отдыха.
Народ вокруг расходится, тут же появляются торговцы. Не успел Радим подойти и поставить Маришку на ноги, как рядом уже закрутился торговец сладостями, держа в руках деревянный лоток с сахарными петухами на палочках, орехами и конфетами из сушеных фруктов. Маришка смотрит просительно, но я только плечами пожимаю, денег хватит на что-то одно, и мы уже решили, что это будет гадание.
Впрочем, тут же все решается без моего участия – Радим подзывает лоточника и разрешает Маришке выбрать себе угощение. Приятно видеть, какими глазами она смотрит на полный сокровищ лоток, как раздумывает, что же из всего этого самое лучшее, и в конце концов выбирает большого ярко-желтого петуха.
– А ты что будешь? – вдруг обращается ко мне Радим, и от неожиданности я резко краснею. Надо же, застал врасплох! А ведь могла бы угадать, они же не местные.
– Ничего, спасибо.
– Не любишь сладкого? – удивляется.
– У нас парни девушкам сладости покупают, когда хотят их замуж позвать, – важным тоном поясняет Маришка, заставив меня поморщиться. Вот мелкая болтушка, могла бы и промолчать. Вон как лицо у Радима изменилось, да и Дынко с трудом смех сдерживает.
– А у нас угощают сладким, когда хотят сделать приятное, – вдруг очень строго говорит Радим. – Выбирай.
С другой стороны, чего зря голову забивать? Они же правда не местные, ну купит конфету и ладно… Даже приятно немного. Когда мне еще сладости парень купит? Может, никогда! Выбираю ореховую палочку в меду, а тут и Дынко с хитрым видом берет такую же и тащит по направлению к Ждану с Аленкой. Я сразу понимаю: сейчас будет угощать – и с трудом сдерживаюсь, чтобы не захохотать раньше времени и не испортить момент.
И правда, зрелище того стоит! Аленка с недоумением смотрит на протянутую конфету, почти невидимо розовеет, но я-то знаю – в ее случае это самая сильная степень смущения. Находит меня глазами, а у меня в руках… такая же.
– Они не местные, – поясняю сквозь смех.
Надо же, ее эта фраза мгновенно успокаивает, Аленка берет конфету и тихо благодарит Дынко.
– Какие у вас еще есть обычаи, о которых лучше знать заранее, чтобы не оказаться женатым раньше времени? – интересуется Радим.
Нас с Аленкой выручает Маришка, без всякой задней мысли начинающая перечислять, чего нельзя делать девушке, как то: оставаться в комнате наедине с мужчиной, принимать от мужчины подарки, разговаривать с незнакомцами, в темное время суток разговаривать на улице даже со знакомыми мужчинами, ну и так далее…
Ага, а это у нас кто? Пашка шныряет в толпе, два других оболтуса тоже недалеко. И, судя по глазам, уже что-то задумали.
– Паша, подойдите, пожалуйста, – кричу.
А они, наоборот, услышав мой голос, собираются дать стрекача, знают, что если я их поймаю, веселиться не дам. Чуть не срываюсь в погоню, но вдруг Пашка замечает, с кем я в компании. С волками! Нет, такого он пропустить не может и разворачивается прямо к нам. Подходит, косясь прищуренными глазами, и потом делает что-то такое, что у меня просто челюсть отваливается.
Он загораживает меня собой и зло смотрит на волков.
– Они к тебе пристают? – спрашивает с угрозой в голосе. С угрозой! Мой маленький брат, бездельник и баловник. Защищает меня, вот уж не ожидала, даже не знаю, что сказать.
– Пашка, – шепчу с нежностью, он хмурится, но взгляда от них не отводит.
Тут Ждан резко протягивает ему руку.
– Разрешите представиться, молодой человек. Ждан.
Пашка исподлобья смотрит на него.
– И я никогда бы не посмел обижать вашу сестру, – серьезно добавляет волк.
Видимо решив, что это правда, Пашка кивает и пожимает протянутую ему ладонь. Они еще минут пять все друг другу представляются, и волки пожимают руку даже самому маленькому, как бы признавая и его мужчиной. А я пытаюсь понять, как же получилось, что мой маленький брат вырос, причем таким смелым, а я и не заметила. Как время летит, я ведь тоже уже не ребенок. Мне восемнадцать, уже два года как я совершеннолетняя, а ничего в жизни не меняется. И не изменится, так и буду жить до старости в доме полукровкой, замуж вряд ли кто меня возьмет, а когда князь новый объявится, вообще могут убить, так, на всякий случай.
Грустные мысли какие-то, что за манера у меня такая – портить такой чудесный день? Вон Маришка как рада, такого праздника у нее никогда не было. И вряд ли будет. Ведь волки уедут.
Волки… уедут. И… ничего не будет. Вот это новость! Мне что, жалко? Почему? Они… хорошие. Да, мне жалко, что они уедут, и все будет, как раньше, – любой шаг в сторону от принятых правил поведения, и считай свою репутацию испорченной раз и навсегда. И… конфету никто не купит.
– Дарька, мы на бои идем, – врывается в мои размышления важный Пашкин голос.
– На какие такие бои? Я вас одних не отпущу!
– Туда Маришке нельзя, там морды бьют.
– Ничего себе! Не пущу одних, сказала!
Сцепиться с ним я не успеваю, между нами вклинивается Ждан.
– Дарена, мы с ними сходим, а потом приведем к тебе. Обещаю.
И Пашка ухмыляется. Вот поросенок, понимает, что Ждану отказать не получится.
– Где встретимся? – уточняет Ждан.
– У гадального шатра, конечно, – фыркает Пашка. – Девки всегда там толкутся.
– Совершенно верно, – важно киваю. – Там и будем. Чтобы через час и ты там был, уже темнеет, домой пора.
Волки
Глава 5
Постепенно толпой нас вынесло куда-то на край ярмарки. Тут плотно стояли груженые повозки с привязанными к ним лошадями. На земле лежали кучи мешков, каких-то ящиков, местами горки мусора.
Ну, мы не сразу поняли, что зашли куда-то не туда. А когда развернулись, пришлось долго обходить сплошные ряды повозок. Народу вокруг становилось все меньше. В конце концов мы уперлись в тупик, где посреди дороги горел костер, а вокруг плотным кольцом сидели мужчины. Кочевники с загоревшими дочерна лицами и все как один с кинжалами за поясом.
Упс! Невезение какое, нас быстро увидели, двое мужчин поднялись и широко заулыбались, приглашая к костру. Этого делать никак нельзя, не думаю, что украдут, но проверять как-то неохота. Маришка вот еще цепляется за руку, испугалась, когда они к нам подошли.
Настойчиво просят еще раз. Нет, никак не можем, спешим. Пока еще улыбаюсь, но уже настороженно, не нравятся мне их заискивающие взгляды, и подталкиваю Маришку назад. Ну, догадайся же, развернись и иди, а я пойду за тобой.
А она, как назло, вцепилась теперь в юбку и двигаться мешает. Все равно еще раз громко скажу, что нас ждут, и уйду.
Тут за собой слышу грохот, как будто что-то тяжелое падает на кучу ящиков и они все разваливаются. А потом за спиной становится так тепло, будто там камин разожгли.
– Вот вы где, – услышала я знакомый голос.
Дынко стоял прямо за моим плечом. Дынко здесь? Как вовремя… Надо же, как я ему обрадовалась! Волки в нашем случае однозначно лучше, чем кочевники.
Маришкины пальцы отрываются от моего подола, Дынко берет ее на руки, но смотрит вперед, на мужчин.
– Вы пошли не в ту сторону, – равнодушный голос справа.
Ждан стоит поближе к Аленке, но смотрит тоже вперед. Предостерегающе.
Лица кочевников теряют улыбки и превращаются в равнодушные маски. Они разворачиваются и уходят, даже спинами выражая полное презрение.
Маришка не спешит слезать с рук Дынко, и он, похоже, не против, тащит ее и даже слушает, что та болтает.
Я иду за ними возле Радима и делаю вид, что не удивлена их присутствием и ничуть не рада.
Сзади идет Аленка с Жданом. И двух минут не прошло, а они как старые знакомые беседуют о… Рукоделии? Не может быть! Что Ждан может понимать в рукоделии? Похоже, ничего, но слушает внимательно и даже вопросы наводящие задает. Интересно, узнала бы моя подружка, что рядом с ней идет вожак, сильно бы удивилась?
– Чему улыбаешься? – тут же спрашивает Радим.
– Да вот думаю, говорить или нет Аленке, что она рассказывает о способах вышивать двусторонней гладью вожаку.
– Да уж, – и тоже улыбается.
– Вежливый он у вас. А как это кстати, вожак?
– Э-э-э, ну, это сложно объяснить не… волку. Вожак – это тот, кто за собой ведет в случае войны или опасности. Тот, чья воля сильнее воли других. Ну, в общем, как-то так. – Радим растерянно оглянулся на Ждана и замолчал.
Ну нет, так легко он от меня не отделается! Когда еще будет возможность пройтись рядом с волком, да еще и который на вопросы отвечает?
– А разве вожак не самый сильный?
– Самый сильный, – согласно кивает лохматый.
– А среди вас разве не Дынко самый сильный?
Та-ак, до чего-то докопалась: Радим раздумывает, как будто не решается ответить. Не ожидал от меня подобных вопросов?
– Да вот, понимаешь ли… Да, Дынко самый сильный. – Радим искоса скользит по мне глазами и отворачивается. – В человеческом… обличье.
В… человеческом? Я как в стену врезаюсь, останавливаюсь на одном месте. Радим хватает меня за руку и молча тащит за собой. Навстречу идет толпа крестьян, видимо, из одной деревни, потому что они громко переругиваются и тут же хохочут. Когда их шумная компания остается за спиной, Радим спрашивает:
– Что, не рада уже, что спросила?
Почему не рада? Просто прозвучало как-то вдруг, хотя я знаю, что звериный народ в зверей перекидывается. Это же очень… любопытно.
– Нет, просто неожиданно. Хочу… посмотреть.
– Чего?
– На ваше… нечеловеческое обличье.
– Это не развлечение, а боевая форма! – сухо отвечает парень и тут же меня отпускает.
Надулся, что ли? Он уходит вперед и, поравнявшись с Дынко, что-то тому говорит. Тут Маришкино счастье заканчивается, и она оказывается на своих двоих.
Наверное, им пора уходить? Надо Маришку забирать, чтобы не мешала.
Не тут-то было! Заберешь ее теперь! Я даже пару шагов не сделала, а она как схватила Дынко за руку! Тянет в мою сторону и пищит:
– Ну пойдемте на колдунов посмотрим, ну пожалуйста!
Интересно, почему они ей поддаются? Кивают и идут к высокому фиолетовому шатру, на постаменте перед которым обычно выступают колдуны. Хотя на самом деле там в основном одни фокусники бывают. Но при нашей скуке и фокусниками пренебрегать глупо.
Выступления колдунов всегда привлекают много народа, Дынко идет через толпу, затем Маришка, я, Радим последний. Аленка с Жданом идти к помосту не пожелали, а остались вдалеке, оттуда, кстати, тоже можно выступление разглядеть, правда, не так подробно.
Почти у самого помоста Дынко раздвигает боками народ, освобождая нам место. Радим вдруг подхватывает Маришку и сажает на шею. А та визжит от восторга, сверху-то все лучше видать. Хорошо все-таки быть маленькой. Иногда. Вон на руках таскают, на шею посадили и потакают всячески.
– Твоя сестра? – кивает на нее Дынко.
– Да.
– А сколько вас… таких?
– В смысле полукровок? – спокойно спрашиваю.
– Ага, предпочитаю слово «незаконнорожденные».
– Нас шестеро: я, Маришка и четыре брата. Пока.
– Пока? – глупо спрашивает Дынко.
Смотрю – тут же краснеет, понял, что значит пока. Надо же, и это тот, кто всю ночь в доме развлечений веселился? Смешно так, что я не сдерживаюсь и совершенно невежливо хохочу во весь голос. Даже Радим с Маришкой оглядываются посмотреть, что такое у нас происходит. Потом они проходят дальше, почти до места, где начинаются доски помоста.
– Слушай, – Дынко нервно проводит по своим волосам рукой, – я никак не могу понять… Не знаю до конца, что у вас прилично, что нет. Что… стыдно. Как с тобой разговаривать, чтобы не смутить?
– Меня?
– Да, тебя! Предположим, мне нужно о тебе что-то узнать. Что-то, не относящееся к уборке, готовке и шитью. Что-то личное. Как мне с тобой говорить?
Ничего себе вопрос! Даже… представить страшно, что он там хочет обо мне узнать. Зачем, интересно?
Пи-и-и-иффф! Над помостом взлетел небольшой огненный голубь и растаял в вышине дымом. Колдун! На помосте настоящий колдун, не подделка! Я ахаю вместе с толпой и подаюсь вперед.
Вот он, в длинном черном плаще, на который наклеены глупые золотые и серебряные звезды. Обычно колдуны так, конечно, не ходят, но на выступлениях это такой же необходимый атрибут, как черный кот. Вот и кот, толстенный и пушистый, сидит у его ног, отвернувшись в сторону и презрительно топорща усы. Через пару минут колдун выхватывает из рукава длинную ярко-розовую ленту и взмахивает ею. Лента взлетает и… расплывается блестящим туманом.
Тут я вспоминаю про Дынко. Невежливо вроде, на вопрос ведь я не ответила. Хотя не знаю, что на такое можно ответить? В любом случае надо сначала подумать.
Но когда оборачиваюсь, он улыбается, видит, что сейчас от меня мало толку.
– Потом поговорим, – наклоняется ко мне. – А пока постой спокойно, хорошо?
И он заходит мне за спину и крепко… обнимает двумя руками, одной – под грудью, держа мои руки прижатыми к телу, второй – за плечи. И утыкается лицом в шею.
Сверкающий туман пускает щупальца, завиваясь кольцами, как змея, и я вздыхаю вместе со всеми зрителями. Но по разным причинам. Они – от увиденного представления. А я… я оттого, что он делает. Белым днем среди множества людей обнимает меня, как будто так и надо! Хорошо, что вокруг нет знакомых, но ведь могли быть! И что еще странно, он обнимает, а мне… не страшно. Ничуть! Ведь если бы хотел сделать что-то плохое, сделал бы, когда я без сознания валялась после лечения Мотылька. Разве не так?
– Зачем ты? – спрашиваю шепотом.
Он даже не шевелится, только щекотно дышит. Потом, правда, говорит, отчего кожа начинает сильно зудеть, так что хочется почесать:
– Мне нужно запомнить твой запах.
– Запах? Зачем?
– Чтобы в случае чего я мог тебя найти. – Его горячее дыхание просто обжигает. А о том, что он говорит, вообще, похоже, лучше не думать. – Вот сейчас, например, я уже изучил твой запах и смогу тебя найти на расстоянии примерно в полмили. Через несколько минут я запомню его достаточно хорошо и смогу найти тебя на расстоянии двух-трех миль.
Колдун машет руками в воздухе и создает зелено-серое полупрозрачное привидение. Оно зависает над помостом и яростно машет подобием рук в сторону людей. Мужчина вызывает второе привидение, красно-коричневое, в платье. Он машет рукой, и привидения разыгрывают встречу двух влюбленных. Сильный колдун, создать картинку очень сложно, а еще сложнее удержать ее устойчивой. И добрый, вон как выкладывается, хотя это мало кто понимает. Денег он особо не заработает, значит, просто искренне хочет народ чудесами порадовать. Толпа хохочет от удовольствия, я слышу, как визжит от восторга Маришка. Радим изредка оглядывается на нас, но сразу отворачивается.
Когда привидения, взявшись за руки, тают, Дынко меня отпускает. Колдун как раз готовит новый номер.
– Так зачем тебе запах-то мой? – пользуясь передышкой, спрашиваю. Чего это он так смутился, как будто ему пять лет и его застукали за воровством конфет?
– Ну-у, вдруг опять кочевники попадутся. Или еще кто-нибудь.
– Да, кстати, спасибо. Как это вы там оказались так вовремя? Случайно мимо шли?
– Да, да! Шли мимо, а тут… вы.
Врать не умеет. Интересно, что они там делали? Что там можно делать? Да на скрытый рынок ходить! На подпольный рынок, где торгуют всякими запрещенными товарами вроде кристального порошка, способного всего за пару дней превратить человека в подобие слизняка, будет лежать и слюни пускать, разучившись двигаться и даже говорить. Так рассказывают, сама-то я ничего подобного ни разу не видела. А еще поговаривают, там даже людьми торгуют.
Так, что-то я отвлеклась. На чем мы там остановились?
– Дынко, тебе нужен мой запах, чтобы охранять от кочевников? – Кто в такое поверит? Вообще это как-то все… странно.
– Ну, нам может лечение твое понадобиться. Ты ведь… поможешь, если что?
Почему я так быстро киваю, даже не успев подумать? Лечение выматывает меня, делает больно, холодно и страшно. Но для них я это сделаю, совершенно точно. Почему? Может, потому что они меня пожалели тогда, на улице, не стали позорить, привезя в дом. Или потому, что Маришку таскают и терпят все проявления ее детского восторга. Кстати, надо будет ей напомнить, что нельзя дергать людей за нос и отрывать уши, что она пытается проделать с Радимом, даже если он стойко молчит и не сопротивляется.
– Да, вот еще чего хочу спросить. Ты зачем нам соврала, что тебя магии не учили?
– Это был не мой секрет.
– А чей?
Вообще секрет-то уже ничей. Старик Атис почти полтора года как умер. Так что данное ему обещание молчать можно считать выполненным. Смерть деда я очень тяжело пережила, да и пережила ли? Ведь и сейчас вспоминаю – слезы на глазах. Так с волками и делюсь впервые после его смерти своим секретом, рассказываю о нем… чужаку.
– Когда мне было тринадцать, в нашей деревне поселился старый чернокнижник. Ему разрешили жить с условием, что он не будет пользоваться магией, а тем более ее преподавать. Нас тогда пугали, что злые чернокнижники крадут детей и приносят их в жертву демонам. Однажды мы с ним встретились в лесу, разговорились, он, помнится, долго смеялся, когда я попросила принести меня кому-нибудь в жертву, мол, надоела мне уже жизнь, ничего нет в ней хорошего. Так мы и подружились. Стала я к нему в гости ходить, а он меня учил втайне от всех. Смешной был, борода длинная-длинная, седая, и вокруг пояса толстенная цепь с огромным ржавым замком. Я все время представляла, что он мой дед.
И я прямо увидела его, моего старика. Дедушкой его называла. Иногда он гладил меня по голове, и это были такие редкие счастливые минуты, что я их все наперечет помню. И помню, как нашла ключ от его замка, подобралась к спящему и попыталась открыть. Что было! Повезло, что он проснулся вовремя и успел захлопнуть замок до того, как полезли демоны. Это я потом узнала, что за замок такой дед носил, от чего закрывался. И нас всех закрывал.
– Он учил тебя только… лечению? – осторожно интересуется Дынко. Знает, значит, кто такие чернокнижники и чему могут научить.
– Только лечению, правда. Он… не хотел подвергать меня никакой опасности. Помню, долго уговаривала его научить вызову демонов, и однажды он сдался, посадил меня на стул у стены, сказал, покажет, как это делается. Вынес из комнаты все ценное и вытащил из низшего мира самого маленького и слабого беса.
– И как? – Какой настороженный все-таки голос у него.
– Это существо сожгло все в комнате, кроме деда, меня и стула. Больше с просьбами завести себе зверушку я не приставала.
И слышу облегченный вздох.
– А… кроме магии? Учил?
– То есть?
– Ну, если уж он нарушил запрет о магическом обучении и так к тебе привязался, то не мог оставить… безоружной. Предположим, танцы и пение не были его сильными сторонами, но, может, историю, языки? Философию, колдуны это любят. Да?
Хм, а Дынко не так прост, как кажется на первый взгляд.
– Ну, он любил разные занудные истории, правда. Говорил, что учит меня… думать.
– Думать? И как, научил?
– Вряд ли, слишком часто повторял, что я то ли маленькая еще, то ли от природы ленивая. Никак не мог решить, а потом уже и неважно стало.
– Где он сейчас?
Отвечаю коротко:
– Умер.
И он больше не задает никаких вопросов.
Вскоре представление заканчивается, чему я рада. Настроение немного изменилось, деда нет, и обстоятельства его смерти тоже не самые прозрачные. Однажды в одной из каменных комнат его дома нашли расплавленные остатки замка и небольшие кучки пепла. Как будто бес вырвался и сжег все вокруг. И деда тоже.
Радим протягивает Маришке монетки, чтобы она бросила плату за представление, и они по одной летят на помост, под ноги колдуну, и почти все попадают в подставленную огромную черную шляпу. Молодец, когда только натренировалась? Наверное, в той детской игре камешками, которые они кидают целыми днями, без сна и отдыха.
Народ вокруг расходится, тут же появляются торговцы. Не успел Радим подойти и поставить Маришку на ноги, как рядом уже закрутился торговец сладостями, держа в руках деревянный лоток с сахарными петухами на палочках, орехами и конфетами из сушеных фруктов. Маришка смотрит просительно, но я только плечами пожимаю, денег хватит на что-то одно, и мы уже решили, что это будет гадание.
Впрочем, тут же все решается без моего участия – Радим подзывает лоточника и разрешает Маришке выбрать себе угощение. Приятно видеть, какими глазами она смотрит на полный сокровищ лоток, как раздумывает, что же из всего этого самое лучшее, и в конце концов выбирает большого ярко-желтого петуха.
– А ты что будешь? – вдруг обращается ко мне Радим, и от неожиданности я резко краснею. Надо же, застал врасплох! А ведь могла бы угадать, они же не местные.
– Ничего, спасибо.
– Не любишь сладкого? – удивляется.
– У нас парни девушкам сладости покупают, когда хотят их замуж позвать, – важным тоном поясняет Маришка, заставив меня поморщиться. Вот мелкая болтушка, могла бы и промолчать. Вон как лицо у Радима изменилось, да и Дынко с трудом смех сдерживает.
– А у нас угощают сладким, когда хотят сделать приятное, – вдруг очень строго говорит Радим. – Выбирай.
С другой стороны, чего зря голову забивать? Они же правда не местные, ну купит конфету и ладно… Даже приятно немного. Когда мне еще сладости парень купит? Может, никогда! Выбираю ореховую палочку в меду, а тут и Дынко с хитрым видом берет такую же и тащит по направлению к Ждану с Аленкой. Я сразу понимаю: сейчас будет угощать – и с трудом сдерживаюсь, чтобы не захохотать раньше времени и не испортить момент.
И правда, зрелище того стоит! Аленка с недоумением смотрит на протянутую конфету, почти невидимо розовеет, но я-то знаю – в ее случае это самая сильная степень смущения. Находит меня глазами, а у меня в руках… такая же.
– Они не местные, – поясняю сквозь смех.
Надо же, ее эта фраза мгновенно успокаивает, Аленка берет конфету и тихо благодарит Дынко.
– Какие у вас еще есть обычаи, о которых лучше знать заранее, чтобы не оказаться женатым раньше времени? – интересуется Радим.
Нас с Аленкой выручает Маришка, без всякой задней мысли начинающая перечислять, чего нельзя делать девушке, как то: оставаться в комнате наедине с мужчиной, принимать от мужчины подарки, разговаривать с незнакомцами, в темное время суток разговаривать на улице даже со знакомыми мужчинами, ну и так далее…
Ага, а это у нас кто? Пашка шныряет в толпе, два других оболтуса тоже недалеко. И, судя по глазам, уже что-то задумали.
– Паша, подойдите, пожалуйста, – кричу.
А они, наоборот, услышав мой голос, собираются дать стрекача, знают, что если я их поймаю, веселиться не дам. Чуть не срываюсь в погоню, но вдруг Пашка замечает, с кем я в компании. С волками! Нет, такого он пропустить не может и разворачивается прямо к нам. Подходит, косясь прищуренными глазами, и потом делает что-то такое, что у меня просто челюсть отваливается.
Он загораживает меня собой и зло смотрит на волков.
– Они к тебе пристают? – спрашивает с угрозой в голосе. С угрозой! Мой маленький брат, бездельник и баловник. Защищает меня, вот уж не ожидала, даже не знаю, что сказать.
– Пашка, – шепчу с нежностью, он хмурится, но взгляда от них не отводит.
Тут Ждан резко протягивает ему руку.
– Разрешите представиться, молодой человек. Ждан.
Пашка исподлобья смотрит на него.
– И я никогда бы не посмел обижать вашу сестру, – серьезно добавляет волк.
Видимо решив, что это правда, Пашка кивает и пожимает протянутую ему ладонь. Они еще минут пять все друг другу представляются, и волки пожимают руку даже самому маленькому, как бы признавая и его мужчиной. А я пытаюсь понять, как же получилось, что мой маленький брат вырос, причем таким смелым, а я и не заметила. Как время летит, я ведь тоже уже не ребенок. Мне восемнадцать, уже два года как я совершеннолетняя, а ничего в жизни не меняется. И не изменится, так и буду жить до старости в доме полукровкой, замуж вряд ли кто меня возьмет, а когда князь новый объявится, вообще могут убить, так, на всякий случай.
Грустные мысли какие-то, что за манера у меня такая – портить такой чудесный день? Вон Маришка как рада, такого праздника у нее никогда не было. И вряд ли будет. Ведь волки уедут.
Волки… уедут. И… ничего не будет. Вот это новость! Мне что, жалко? Почему? Они… хорошие. Да, мне жалко, что они уедут, и все будет, как раньше, – любой шаг в сторону от принятых правил поведения, и считай свою репутацию испорченной раз и навсегда. И… конфету никто не купит.
– Дарька, мы на бои идем, – врывается в мои размышления важный Пашкин голос.
– На какие такие бои? Я вас одних не отпущу!
– Туда Маришке нельзя, там морды бьют.
– Ничего себе! Не пущу одних, сказала!
Сцепиться с ним я не успеваю, между нами вклинивается Ждан.
– Дарена, мы с ними сходим, а потом приведем к тебе. Обещаю.
И Пашка ухмыляется. Вот поросенок, понимает, что Ждану отказать не получится.
– Где встретимся? – уточняет Ждан.
– У гадального шатра, конечно, – фыркает Пашка. – Девки всегда там толкутся.
– Совершенно верно, – важно киваю. – Там и будем. Чтобы через час и ты там был, уже темнеет, домой пора.
Волки
Ждан чувствовал себя нянькой. И вовсе не из-за Дарькиных братьев, они-то как раз вели себя весьма предсказуемо – свистели, визжали от восторга и охали, когда особо резвый боец успевал врезать противнику под дых или в лицо, утопив кулак в теле с хлестким резким звуком. Нет, причина была в Дынко, который жаждал немедленно поучаствовать в боях, и только холодное замечание Радима, напомнившего о целях визита на ярмарку, заставило его угомониться и ограничиться наблюдением.
Хотя наблюдение его тоже не устроило. Тогда Дынко занялся тотализатором. Он сделал три ставки подряд и все три проиграл, убедившись, что разобраться в силе людей по внешним признакам у него все так же не получается.
Хотя наблюдение его тоже не устроило. Тогда Дынко занялся тотализатором. Он сделал три ставки подряд и все три проиграл, убедившись, что разобраться в силе людей по внешним признакам у него все так же не получается.
Глава 5
Холодные слова
Народу у гадального шатра толпилось много. В основном женщины всех возрастов, но и без мужчин не обошлось. Некоторые люди бывают настолько доверчивы, что без совета гадалки не спешат заключать какие-нибудь серьезные сделки. Смешные. Настоящую гадалку найти сложнее, чем демона приручить.
Быстро темнело. Как хорошо на улице, ветра нет и небо такое чистое, на осеннее не похоже совсем. Зачем мне идти в этот шатер? Зачем слушать какие-то пустые обещания, щедро расточаемые уставшей гадалкой, которой и дела нет, что со мной случится на самом деле.
Я отдала деньги Аленке и отправила ее к гадалке вместо себя. Как только Аленка исчезла за грязным, когда-то полосатым пологом, Маришка начала рассказывать новые считалки, которые появились в кругу детворы, и развлекала меня, пока Аленка не вернулась. Вернулась она быстро и на мой молчаливый вопрос только плечами пожала:
– Все то же: суженый, дом полная чаша и куча детей.
Аленка грустно улыбается. Моя чудная, странная, милая Аленка.
– Если бы я была мужиком, женилась бы на тебе прямо завтра! – сообщаю ей.
– Что ты такое говоришь? – краснеет, как будто это уже случилось и я ей предложение делаю.
– Это вы про что? – влезает Маришка.
Когда наш смех начинает привлекать внимание окружающих, приходится отойти в сторону, Аленка наклоняется завязать шнурок своего ботинка, Маришка смотрит на это дело, как на нечто крайне интересное. Кстати, самое время братьям объявиться, лучше не ждать, пока разъяренная Марфутишна примчится, а тихонько прийти домой пораньше. Нет, ни братьев, ни волков пока не видно.
Но что это там? Там, за шатрами, за сваленными кучами бесформенных мешков и коробок быстро мелькает чья-то тень. Уже сумерки, может, показалось? Нет… Я вижу Стаську, прячущуюся за повозкой, и она старательно мне подмигивает. Стаська… Что она тут делает? Похоже, меня зовет, причем очень настойчиво. Быстро киваю и, чтобы Маришка не услышала, шепчу Аленке на ухо:
– Аленка, будь добра, подожди тут, пока братья придут, если раньше меня – веди их всех домой. Мне нужно ненадолго отойти, хорошо?
– А куда тебе надо?
– Потом расскажу, ладно?
На Аленку всегда можно положиться, она без дальнейших вопросов кивает.
– Маришка, жди меня тут и слушайся, – по привычке напоминаю, уже направляясь в сторону шатра, за которым прячется Стаська.
Убедившись, что я поняла все правильно, она отворачивается и быстро идет к смутно виднеющимся вдалеке домам. Я – за ней, выдерживая расстояние. Чего она хочет, уводит от ярмарки туда… где никого нет. Где нас никто не увидит, вот куда! Она хочет со мной поговорить, причем так, чтобы об этом никто не узнал. Вполне понятно: если нас увидят вместе, я могу смело переселяться в дом развлечений. Что же такое случилось, если, несмотря на риск, хочет со мной говорить?
Стаська торопливо сворачивает в поле за первым в деревне домом, обходит кругом длинный сарай, заползающий одним краем прямо на грядки, за ним простой навес – крыша на подпорках над кучей сена, заготовленного на зиму. Прячется в щель между ними и ждет.
Вот и я. С жадностью разглядываю Стаську, она так изменилась, сердце щемит. Хотя сейчас в обычном платье и даже не накрашенная, но на лице такая жуткая смесь усталости, и презрения, и скуки. Профессиональное выражение лица легкодоступной женщины. Как больно видеть ее… такой. А этот солдат ее женился, говорят, недавно, и слова ему никто поперек не сказал. За что? Смотря на меня, она вдруг меняется, лицо оплывает, как свеча, теряя всю свою защитную маску.
– Стаська…
Впервые после побега обнимаемся, крепко-крепко. Пахнет сладкими духами и чем-то острым.
– Стаська… – удается сдержать обычный вопрос «Как ты?». Глупый вопрос, который, кроме боли, ничего не вызовет.
– Дарька. – Она отстраняется и крепко хватает мои руки чуть ниже предплечья. – Мне нужно тебе кое-что сказать.
– Что?
Она волнуется, очень волнуется. Почему?
– Ночью у нас были волки, – говорит просто, и я краснею. Не потому, что их осуждаю, всем известно, что мужчины не могут долго обходиться без плотской любви. А потому, что там была… Стаська.
Быстро темнело. Как хорошо на улице, ветра нет и небо такое чистое, на осеннее не похоже совсем. Зачем мне идти в этот шатер? Зачем слушать какие-то пустые обещания, щедро расточаемые уставшей гадалкой, которой и дела нет, что со мной случится на самом деле.
Я отдала деньги Аленке и отправила ее к гадалке вместо себя. Как только Аленка исчезла за грязным, когда-то полосатым пологом, Маришка начала рассказывать новые считалки, которые появились в кругу детворы, и развлекала меня, пока Аленка не вернулась. Вернулась она быстро и на мой молчаливый вопрос только плечами пожала:
– Все то же: суженый, дом полная чаша и куча детей.
Аленка грустно улыбается. Моя чудная, странная, милая Аленка.
– Если бы я была мужиком, женилась бы на тебе прямо завтра! – сообщаю ей.
– Что ты такое говоришь? – краснеет, как будто это уже случилось и я ей предложение делаю.
– Это вы про что? – влезает Маришка.
Когда наш смех начинает привлекать внимание окружающих, приходится отойти в сторону, Аленка наклоняется завязать шнурок своего ботинка, Маришка смотрит на это дело, как на нечто крайне интересное. Кстати, самое время братьям объявиться, лучше не ждать, пока разъяренная Марфутишна примчится, а тихонько прийти домой пораньше. Нет, ни братьев, ни волков пока не видно.
Но что это там? Там, за шатрами, за сваленными кучами бесформенных мешков и коробок быстро мелькает чья-то тень. Уже сумерки, может, показалось? Нет… Я вижу Стаську, прячущуюся за повозкой, и она старательно мне подмигивает. Стаська… Что она тут делает? Похоже, меня зовет, причем очень настойчиво. Быстро киваю и, чтобы Маришка не услышала, шепчу Аленке на ухо:
– Аленка, будь добра, подожди тут, пока братья придут, если раньше меня – веди их всех домой. Мне нужно ненадолго отойти, хорошо?
– А куда тебе надо?
– Потом расскажу, ладно?
На Аленку всегда можно положиться, она без дальнейших вопросов кивает.
– Маришка, жди меня тут и слушайся, – по привычке напоминаю, уже направляясь в сторону шатра, за которым прячется Стаська.
Убедившись, что я поняла все правильно, она отворачивается и быстро идет к смутно виднеющимся вдалеке домам. Я – за ней, выдерживая расстояние. Чего она хочет, уводит от ярмарки туда… где никого нет. Где нас никто не увидит, вот куда! Она хочет со мной поговорить, причем так, чтобы об этом никто не узнал. Вполне понятно: если нас увидят вместе, я могу смело переселяться в дом развлечений. Что же такое случилось, если, несмотря на риск, хочет со мной говорить?
Стаська торопливо сворачивает в поле за первым в деревне домом, обходит кругом длинный сарай, заползающий одним краем прямо на грядки, за ним простой навес – крыша на подпорках над кучей сена, заготовленного на зиму. Прячется в щель между ними и ждет.
Вот и я. С жадностью разглядываю Стаську, она так изменилась, сердце щемит. Хотя сейчас в обычном платье и даже не накрашенная, но на лице такая жуткая смесь усталости, и презрения, и скуки. Профессиональное выражение лица легкодоступной женщины. Как больно видеть ее… такой. А этот солдат ее женился, говорят, недавно, и слова ему никто поперек не сказал. За что? Смотря на меня, она вдруг меняется, лицо оплывает, как свеча, теряя всю свою защитную маску.
– Стаська…
Впервые после побега обнимаемся, крепко-крепко. Пахнет сладкими духами и чем-то острым.
– Стаська… – удается сдержать обычный вопрос «Как ты?». Глупый вопрос, который, кроме боли, ничего не вызовет.
– Дарька. – Она отстраняется и крепко хватает мои руки чуть ниже предплечья. – Мне нужно тебе кое-что сказать.
– Что?
Она волнуется, очень волнуется. Почему?
– Ночью у нас были волки, – говорит просто, и я краснею. Не потому, что их осуждаю, всем известно, что мужчины не могут долго обходиться без плотской любви. А потому, что там была… Стаська.