Страница:
– Не надо! – протянул руки в жесте отрицания подтоптанный граф. – Давай по…
Я перебила:
– Надо, Фоня, надо! – настойчиво уговаривала его, стягивая с головы горшок и начиная постукивать по донышку наподобие тамтама. Ух-х! Ритм войны.
Граф отодвинулся, расширенными глазами глядя на приближающееся чудо, подтанцовывающее в нервной судороге.
Я обвела всех присутствующих безумным взглядом, запоминая дислокацию. Но Алфсуслик подстраховался и, кроме нас двоих, в кабинете никого не было.
– Аг-га! – обрадовалась я, умело отсекая мужика от двери.
– Алисия! – предупреждающе прикрикнул их светлость. Впрочем, очень неуверенно прикрикнул. Без огонька.
Я воодушевилась и метнула в него родной горшок, напевая:
– Я еще не все спела! – проурчала я. А что вы хотите? Похищенная женщина – это вам не шутка! – Тебе, зайчик мой, не нравится, как я пою?..
– Нравится! Очень нравится, – расцвел слащавой улыбкой граф, усиленно подлизываясь, что меня насторожило и обозлило еще больше. Когда такие, как он, вдруг подлизываются – жди для себя большой армагеддец! – Только присядь, золотко мое, давай поговорим.
Нетушки. «Эту песню не задушишь, не убьешь!»[4] Нас не подкупить такой фальшивой монетой.
– Щас! Непременно! – согласилась я, примериваясь к метательному снаряду системы канделябр. – Как токо допою – так сразу и поговорим. Подробно. Если от тебя что-то останется, прыткий ты мой!
Метнула, промазала и провыла:
А я продолжила развлекаться.
– Для тебя, мой птенчик, – точно! – парировала его угрозу.
– Почему для меня? – высунул любопытную голову граф из-под стола и тут же спрятался обратно, увидев фурию, вальяжно разлегшуюся на столешнице и поигрывающую ножом для вскрывания писем. – Я могу позвать слуг!
– Можешь, – не стала отрицать я очевидного. Зачем? – И они даже придут. И меня, как ни прискорбно, скрутят мигом… Вот только вот ТЫ потом всю жизнь будешь кричать очень тонким голосом и при желании сможешь выступать сопрано в хоре мальчиков. Это как раз я успею!
– Стерва! – обиделся Алфонсус.
– Суслик! – не осталась я в долгу.
– Деревенщина!
– Эксплуататор!
– Вот и поговорили, – надулся граф. Пустил «замануху»: – А у меня к тебе есть деловое предложение…
– Да-а? – проявила я необъяснимую склонность к милосердию. Как говорится, «только для вас и только сейчас – скидка на беседы с похитителями по цене два в одном!». – Ладно. Объявляю временное перемирие. Вылезай на переговоры.
Противник пока не решался. Умничка. Так и запишем: не по годам умен, легко поддается дрессуре.
Я обвела удовлетворенным взглядом разгромленную комнату, скромно заметив:
– Кабинет был оБделан в лучших традициях!
И насладилась скорбным стоном графа, созерцавшего разруху.
– Все так плохо? – решила для разнообразия побыть добренькой.
– Это был мой любимый кабинет… – грустно сообщил мне Алфонсус и высморкался в необъятный носовой платок с монограммой.
– Мда-а? – скромно устыдилась я. – А зачем в дорогое гостей пускаешь? Не все, как я, смирные, могут порой и в глаз дать.
– Лучше бы в глаз, – вздохнул мужчина и посмотрел на меня исподлобья, как будто прицениваясь: если меня продать, то покроет ли прибыль понесенные им убытки? От его пронизывающего взгляда засвербело в носу. Захотелось почесаться и заверить, что нет. За меня много не дадут!
– Дать? – вернулась к теме разговора.
– Чего? – как-то насторожился, даже скорее – испугался граф, незаметно отодвигаясь.
– В глаз, – невинно напомнила ему о его пожелании, надувая губы и делая их похожими на большой сковородник.
– Не надо, вот уж обойдусь без этого счастья, – отмахнулся господин, усаживаясь в кресло и предварительно смахнув на пол осколки антикварных статуэток, по которым я устроила стендовую стрельбу не менее антикварными тяжелыми бронзовыми подсвечниками. – Давай лучше поговорим о наших делах.
– Давайте поговорим… о ваших делах, – беззаботно согласилась с оратором, все еще сидя на столе и счищая с единственного платья прилипшую вареную репку. При этом во все глаза (второй глаз к тому времени открылся) пялилась на своего похитителя.
Напротив меня величественно восседал высокий худощавый мужчина в роскошном бархатном костюме а-ля «Генрих Восьмой».
На вид мозгляк, хотя его подбитые ватином плечи и широкие рукава частично скрыли этот довольно-таки существенный для мужского пола недостаток. Лицо породистое, узкое. Хитрые, близко посаженные глазки темно-карего цвета, маленькие и блестящие, вместе с узким подбородком и большим горбатым носом создавали картину мелкого грызуна. Ну, пасюка такого молоденького или мыши-переростка. На лице застывшее выражение ехидства.
Когда слегка ехидная усмешка сползает, открывая истинное лицо графа, то наружу мельком иногда выплывает глубинная суть этого человека. А суть… глянешь – полночи икаться будет. Не приведи Господи! Как говорят: «Глаза – зеркало души»? Ну так выражение глаз графа в определенные моменты становится расчетливым, жестоким и холодным. Как зеркало в потемках – ничего не видно, но очень страшно. Душа убийцы. Такому палец в рот не клади. Зарежет маму с папой и не поморщится.
– Милая, ответь на один интересный вопрос…
Всего только один? Многозначительное начало. От такого жди грандиозных пакостей.
Я зажмурила глаза и сразу приготовилась решительно отказываться от заманчивого предложения стать чьей-то любовницей.
– …Как ты смотришь на замужество? – вкрадчиво поинтересовался Алфонсус, одним глазом присматривая за мной, а вторым любуясь на красивый зеленый камень в кольце на указательном пальце. Он на него даже подышал благоговейно и вытер потом о камзол.
С трудом подавив в себе порыв попросить разрешения тоже вытереть грязные руки о его камзол… И вообще – использовать его одежку вместо носового платка… Я быстро передумала: слишком много золотой вышивки – моську на камзоле оставишь и лишишь человека последней привлекательности. Представляете графа с моей физиономией спереди вместо ордена? Жуть!
Моя интуиция ожидала от Альфика пакостей? – она была права! От «радостного» известия мои глаза немедленно широко открылись. Мало того, прямо скажем – их выпучило!
Я поежилась от своих мыслей и задумалась:
– Тайм-аут! Беру минуту на размышление! Это серьезный вопрос, требующий вдумчивого рассмотрения… – Следом: – А кто жених?..
– Кто жених, кто жених… Ты вот сначала признайся, как на духу: замуж хочешь? – начал играть со мной в русскую рулетку граф.
С нормальными женщинами играть на «слабо» или проверять интуицию станет только дурак, но графу о подобных тонкостях, по всей видимости, никогда не рассказывали. А я в азартные игры сама не играла и другим не советовала, поэтому срезала его поползновения под корень:
– А поговорить? Жениха показать?..
Граф занервничал.
У меня замельтешило в глазах от резких движений, бликов графских драгоценностей и ярких тканей. Справляясь с приступом головокружения, я расправила широкую юбку и уселась на столе в позу полулотоса. Расставила руки в стороны, сложив колечком указательный и большой пальцы, замычала: «О-ом-м!» – и впала в нирвану.
– Милая, тебе сказочно повезло! Дурнушка вроде тебя и мечтать не смеет о подобной участи! – бесцеремонно влез в мои мантры надоедливый голос графа. Его маразм крепчал: – Ты выйдешь замуж за принца!
Атас! Вздрогнув от неожиданности, я свалилась со стола и крепко приложилась головой об пол. Высокородный прыщ или рехнулся на старости лет, или прокисшими сигарами обкурился. Не иначе.
Или жестоко издевается…
– За ко-ого? – с трудом распутавшись из сложной позы «под столом с ногами узлом», переспросила я и вылезла наружу, демонстративно ковыряясь в ухе.
Мои волосы торчали дыбом, в голове после экстремальной поездки и последующей баталии до сих пор гудело. Я чувствовала себя кикиморой, той, что «из лесу, вестимо!», и, в общем, была абсолютно не расположена к изощренным издевательствам посторонних.
– За принца!!! – патетично воскликнул граф, глядя на меня безумно счастливыми глазами, как будто только что ему отвалили миллион «оленей» и гарантированный доступ в рай.
– Мне еще нет тридцати! – уверенно отвергла я заманчивое предложение, твердо памятуя – бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
– При чем тут возраст? – не понял дремучий мужчина.
– Как при чем?! – терпеливо ответила я и старательно запела, слегка кочевряжась: – «Если даже вам немного за тридцать, Есть надежда выйти замуж за принца!»[5] А мне еще далеко до этого благословенного возраста!
Граф замер, глупо моргая.
Наверно, пытался уложить в аристократическом мозгу мою незатейливую девичью логику. Но то ли у него у самого с логикой наблюдался некоторый дефицит, то ли день был критический: Луна не сошлась с Марсом, и Марс ушел к Венере; то ли еще почему… В общем, Алфонсус внезапно активировался и заорал клюнутым в одно место петухом:
– Я сказал, выйдешь – и точка!
– Мне больше нравится запятая… – скромно потупилась я. – У нее хвостик есть, и она оставляет еще много недосказанного пространства!
– МОЛЧАТЬ! – завопил аристократ, показывая свой норов. – Как я сказал, так и будет!
– Ладно, – не стала усугублять я скверное положение и попробовала зайти с другой стороны: – А у вас что, свои принцессы закончились? Кстати, где?
– Нет, – мрачно сказал граф, вздыхая так звучно, что мне стало страшно. Что-то было в этом от рева голодного тигра. После благородный господин чуть-чуть взял себя в руки, успокоился и, поправляя примявшуюся кружевную манжету, нехотя продолжил: – Принцессы в Глеховии не закончились… Она сбежала, зараза такая!
– А я тут при чем? – задала резонный вопрос, совершенно не понимая, чем смогу помочь в данной ситуации.
– При том! – отрезал его светлость. Мужчина снова уселся в кресло и передвинул его, чтобы видеть меня, с удобством устроившуюся на полу. – Ты ее заменишь!
– Кто? Я??! – У меня в голове зашкалило от подобной дурости. Ну вот сколько надо было выхлестать неразбавленной сивухи в том трактире, чтобы до такой глупости додуматься! Он бы еще удумал меня уговаривать феей на полставки подработать! С топором! Вечно у этих барчуков все не как у людей!
– Нет, я! – снова начал пускать ноздрями пар Алфонсус.
– А вам пойдет! – аккуратно подольстилась к нему.
– И ты зараза! – резюмировал граф. – Все рыжие – заразы!
Положим, согласна… Но вслух ему не скажу! Нечего снабжать врагов важной информацией!
– Да? – Я расслабленно задумалась над древним, как мир, генетическим исследованием: «Влияние на характер цвета волосяного покрова». Уже чуть было не попросила бумаги – тезисы записывать, но меня перебили.
– Да! – грозно сдвинув брови, заявил побочный выхлоп аристократии. – Мне нужно выдать принцессу замуж – и я ее выдам!
– Ага – ага!.. – кулацким подпевалой поддакивала моя персона, благоразумно опасаясь справедливого возмездия за погром и непочтительность.
Убить этот графеныш вряд ли убьет, а вот язык может оказаться не самым главным органом… Да и молчаливые принцессы наверняка котируются выше.
– А ты, – в жертву похищения женского пола невежливо ткнули пальцем, – мне поможешь! Если жить хочешь!
Я благоразумно промолчала, хотя на кончике языка крутилось много едких фраз. Но, как говорится: «и жить хорошо, и жизнь хороша!»[6] – и желательно в дальнейшем существовать без свернутой набок шеи.
– Матиас не должен распознать подмену, – цепным кобелем забегал вокруг меня граф, заставив спрятаться в надежное убежище (под стол) – а то вдруг придавит ненароком аристократической пятой сорок третьего размера? – Он ее только в возрасте трех лет видел.
Я сидела под столом, не отзываясь на заманчивые вражеские лозунги. Еще чего! Я ж ему не курица, чтоб меня топтать!
Граф продолжал прицельными залпами выносить мой мозг:
– Он после того никогда не встречался с Алиссандрой! Принцесса всю свою жизнь просидела в монастыре! Всем известна лишь одна, весьма приметная деталь – принцесса рыжая!
– А как насчет внешности? – вякнула я из укрытия, в глубине души жалея и принцессу, и принца.
– В смысле? – Алфонсус прекратил нарезать круги и заглянул ко мне под стол.
– В СМЫСЛЕ?! – очертила указательным пальцем свое лицо: – Принцессы ТАКИМИ не бывают!!!
– Эт точно, – согласился граф. – Они бывают гораздо… еще хуже! А все внутриродственные браки. Вот и моя племянница…
– Кто-о? – изумилась я, подскакивая и ударяясь многострадальной головой о столешницу. – Племянница?
– Ну да, – скуксился аристократ. Недовольно изложил суть проблемы: – Ее родители заключили много лет назад дурацкий договор – или отдают свою дочь в жены принцу, или возвращают богатые земли на границе…
– И что земли? – Это просто так, для поддержания разговора.
– Да мне гораздо легче девку ему найти! Рыжую! – возмутился добрый дядя. – Чем расстаться с этаким богатством!
– А-а-а! Да, земли – это круто! – А про себя подумала: «Даже у нас на Земле». – А родители как? Согласны?
– Рад бы спросить их сиятельства… – лицемерно вздохнул Алфонсус и закатил глаза. – Да они пять лет как умерли…
«Ага, а ты пять лет как прибрал к рукам жирную кормушку». Эта умная мысль осталась при мне.
– Скорбите, наверное? – это уже вслух.
– Ужа-асно! Мне очень не хватает моей дорогой сводной сестры! – весьма натуралистично всхлипнул аристократ и пустил крокодилову слезу.
До меня дошло, что прав наследования мужик не имеет и сейчас подрабатывает, скорей всего, регентом или опекуном. Ну, или сразу на две ставки одной попой трудится.
– Хотите знать чистую правду, почему она сбежала?
Граф невольно кивнул. Может, и не хотел знать, просто случайно вышло.
– Наверно, ваша принцесса озверела, – рассеянно выдвинула я предположение, не собираясь утирать мужику лицемерные сопли.
Видно же со стороны! Если и самолично родственников в могилу не свел, то, весьма вероятно, активно в том поучаствовал. Ну там колеса салом смазал… или коней за хвосты подергал… Или, возможно, от одного его присутствия внезапно отравились все съедобные продукты… Предположения просто роились в моей голове, активно готовясь свить гнезда и произвести потомство в виде новых вторичных версий…
– С чего бы?.. – не понял моей кристальной логики граф.
– Так всю жизнь в монастыре за решеткой сиднем сидеть и псалмы петь – любая озвереет и начнет на людей кидаться! – заверила его я.
– Всего-то жалких восемь лет! – возмутился Алфонсус. – Могла бы и потерпеть!
– Так у вас принцесса совсем дите? – Я собралась на страшный бой – отстаивать права бедного ребенка.
– Ничего себе, дите! – уставился на меня обиженный аристократ, изящно потирая виски.
Его жесты вызвали у меня непроизвольный смех. Да такому талантливому актеру в нашем мире не было бы цены. Его бы сплошь и рядом приглашали бы играть в комедиях Мольера. Аристократические жесты сопровождались такой мимикой…
Ну не верю я, что он и в самом деле тот самый потомственный аристократ. Чувствовалось, в моем собеседнике пропадает недюжинный талант пародиста. Неужели он за собой его не замечает? Может, он бастард? Или на детях гениев природа отдыхает?
– Да она перестарок! Восемнадцать лет дылде! У другой уже было бы четверо детей. Или пятеро…
– Ага, – задумалась я, почесывая многострадальный нос. Графская логика была на грани фантастики. – А почему тогда всю жизнь? По моим скромным подсчетам… – Я продемонстрировала ему загнутые пальцы: – Она туда в десять лет должна была попасть!
– Разве это жизнь?.. – совсем нелогично и крайне загогулисто ответил вопросом на вопрос граф.
Видимо, у него в прапрапрадедушках числился некто Моисей. Тот тоже любил ходить извилистыми тропами. Часто и долго.
– И еще! – Мужчина поизучал мои кулачки, вздохнул облегченно и страшно обрадовался: – Ты умеешь считать!
– И писать! – тут же встряла я. И кто меня дернул за язык? Не могла смолчать, спрашивается?
О, дела! Граф зацвел и заблагоухал, словно куст персидской сирени в начале июня. Махровой. Как будто я ему на день рождения пряник подарила и беспроводной Интернет с телевидением, по которому эротический канал день и ночь крутят. Анлимитед!
– Еще я петь умею и крестиком вышивать… на нервах, – нескромно похвасталась я богатством талантов.
– А музицировать на лютне? – Ну вот оно ему надо? Меня – на лютне?! Наи-и-ивный! А беруши ты с собой взял? Комнату коврами в три слоя, включая потолок, обвесил? Остальных из зоны поражения вывел?
Категорически:
– Нет! – Я не враг своим пальцам и чужим нервам. Мне пожить хочется.
Судя по лицу, прочие украшения обликоморале его рыжей протеже графа не заинтересовали. Жаль-жаль… А я еще про химию и физику не упоминала. И про – бр-р-р! – тригонометрию с тангенсами и котангенсами. Или арктангенсами?.. Уй!
А про культурологию, философию и педагогику я даже под пыткой говорить не стану. Самой страшно. Как раз на втором курсе в конце года должна была сдавать. Это средневековым схоластикам не решать в многолюдном собрании ужасно актуальный вопрос, сколько ангелов поместится на кончике иглы! Как вспомню, сколько мне предстояло заучивать и конспектировать ночами… сразу вздрогну. Травматично для неокрепших мозгов.
– Чу-удесно! – восхищенно пропел Алфонсус и захотел слинять из нашего убежища. Ну да! Кто ж такому даст?
– Куда?! – одернула его за камзол, возвращая на историческую родину. – Мы еще недоговорили. Пошто бедную девку, вашу племянницу, восемь лет в монастыре гноили?
И в самом деле, интересно же, чем она всем настолько насолила, чтобы урожденную принцессу упекли в монатырь? Не верю я, что девочка была настолько уж плоха. Может, она от рождения дебилка или психически больная? Вряд ли… Скорее всего, дело тут в другом. А вот в чем?
Граф тяжко вздохнул, скривился, как среда на пятницу, но пояснил:
– Сначала ее на исправление туда отдали – очень характер был своевольный и неуживчивый… Что ни слово – все поперек. Сколько голодом ни морили, сколько розгами задницу не мочалили – не помогало.
Какой аргумент! Я в отпаде. Они рабыню или герцогиню себе воспитывали?
Оправдываясь, мой «инопланетянин Альф» расширил картину жизнеописания несчастной:
– А потом, после смерти родителей – забыли забрать. Да она вроде и не жаловалась…
Хорошенькое себе «не жаловалась!». Кому? Тебе, Кощей Бессмертный? Или тем, кто ее задницу розгами мочалил?! Невзирая на высокий статус.
Посмотрела на «честное» лицо ее дяди… Ну да, ну да… Была б на то твоя воля, ты бедную девку навечно бы там законопатил! Без права на амнистию. Но, судя по всему, ихнему принцу срочно приспичило жениться. И тут вспомнили про эту… как там ее… Алиссандру. Залог богатых пограничных земель, где наш графеныш уж который год безнаказанно греет руки.
– А че принцу так пригорело на себя ярмо надеть? – опомнившись, задала я следующий вопрос. Попыталась разобраться, куда вляпалась и насколько сильно это пованивает. – Он так детей любит? Семейственный, значит?
– Детей он терпеть не может! – отбрил граф. – У принца совершеннолетие на носу, а на трон имеет право вступить лишь женатый правитель, – нехотя объяснил мужчина, всем унылым видом показывая – мол, по этому поводу он сожрал тазик лимонов, и бедные цитрусовые были уничтожены с кожурой и косточками.
– Ага. – Наконец-то расстановка сил прояснилась. Уже дышать легче.
– Принцессы не говорят «ага», – автоматически сделал мне замечание граф и стукнулся головой о столешницу.
– Ага, – согласно кивнула я немытой головой, витая в далеких эмпиреях. Ухмыльнулась: – А я и не принцесса!
– Уже принцесса! – нахраписто начал убеждать меня в новой родословной мерзкий аристократ. – С этой минуты.
– Каким таким местом? – задала я свой любимый вопрос. Не специально, просто вырвалось.
– Всеми! – злорадно рявкнул граф, горделиво выпрямляясь и отряхивая с груди пылинки, точнее – залежи подстольной пыли. – И тебе придется с этим свыкнуться, милочка! Если хочешь жить… – И его глазки зажглись опасными огоньками.
Во! Снова-здорово! Заело мужика. Прямо клинический ротмистр Держиморда. «…Фельдфебеля в Волтеры дам, Он в три шеренги вас построит, А пикните, так мигом успокоит…»[7]
– А ТЫ! – аристократ выдернул меня наружу. – Посидишь до утра и смиришься с отведенной тебе ролью. И учти… – последовала обязательная пауза злодея, во время которой я должна была бы проникнуться, испугаться и ослабеть коленками. Желательно еще пасть ниц.
Не подействовало.
Граф меня с одного взгляда раскусил и принялся нагнетать страсти:
– Я тебя в бараний рог согну!
Ух ты, какие познания в животноводстве! Интересно, а он хоть раз этот пресловутый рог видел? Там и гнуть нечего, правильнее было бы сказать – «заверну», но с уточнениями лезть себе дороже.
– В темнице сгною!
Зато полный пансион с бесплатным проживанием и питанием! Отдохну от тяжкой работы, на кроватке поваляюсь, в потолок поплюю. А уж если и люди вокруг интересные сидят – вообще заманчиво! Пионерлагерь смешанного типа.
– Мужикам на потеху отдам!
А с этого места можно поподробнее? Такие заманчивые перспективы… Может, наконец мужские штучки увижу и в руках подержу, а то, как назло, все стесняются показать…
– А потом повешу!
Эх-х! Нечестно. Весь кайф поломал. А как все хорошо начиналось!
– Эй, кто там за дверью! Сюда, бездельники! Живо! – завопил во всю мощь легких Алфонсус.
Тишина.
Тогда он принялся истерически дергать шнур, очевидно, со звонком на том конце. Не прошло и десяти минут, как в графский кабинет ввалилась давешняя парочка стражничков и застыла на пороге, преданно глядя на хозяина… Чуть не сказала – «виляя хвостиками»…
– Отвести нашу… гм, гостью в отведенную ей комнату и глаз с нее не спускать! – скомандовал барин.
– С гостьи или с комнаты?.. – не утерпела я и влезла с уточнениями. Ну да, признаю: язык мой – враг мой!
Аристократ скрипнул зубами и злобно уставился на конвой, не желая ввязываться в безнадежно проигранную заранее дискуссию.
Ребятки крякнули, поклонились и, подхватив меня под белы рученьки с темными разводами грязи, резво потащили по коридору. Хм… остается только запеть: «Владимирский централ…»
Собралась было помитинговать в защиту своей свободы и поорать: «Руки прочь от личного достояния!» – как меня втолкнули в комнату и лязгнули замком. Осмотрев «тюремную камеру», я воспряла духом и пришла в очень благодушное настроение.
– А граф не такой уже и жлоб! – порадовалась, обходя вокруг шикарной двуспальной кровати, застеленной чистым, похрустываюшим крахмалом бельем.
На взбитых подушках и теплом шерстяном одеяле (я специально пощупала, чем простегали) топорщились кружева наволочек и пододеяльника. Над всем этим великолепием нависал красивый балдахин из узорчатого бежевого муара.
– Благодетель! – немножко расчувствовалась, потому что уже давно позабыла, что такое отдельная цивилизованная кровать с мягким матрасом. Мне все больше как спальное место предлагалась печная лежанка и тулуп вместо одеяла. И это в самом лучшем случае!
Осмотрев постельное белье, шнуры и балдахин, я пошла обживать комнатку дальше. Помимо кровати, мне предоставили столик с кувшином и тазиком, сундук с навесным запертым замком (замок я немедленно поковыряла), изящный столик с тремя стульями.
Окно забрано фигурными решетками, поэтому вариант «Кавказская пленница» отпадает. Мдя… не сбежишь… а куда бежать-то? Ни денег, ни дома…
Мои тоскливые размышления на тему: «свобода – это хорошо, а что дальше?» – были прерваны приходом миловидной горничной с подносом в руках. Дева скромно сделала книксен, покачала накрахмаленным чепчиком и пискнула:
– Ваше высочество, вы сначала кушать изволите или купаться?
У меня от этой обходительности глаза на лоб полезли. Я даже оглянулась, невольно пытаясь сообразить, куда они принцессу засунули: в сундук или под кровать?
Но поскольку девушка преданно таращилась на меня и не ожидала подвоха, то пришлось признать, что высочество – это я. Но все же не утерпела:
Я перебила:
– Надо, Фоня, надо! – настойчиво уговаривала его, стягивая с головы горшок и начиная постукивать по донышку наподобие тамтама. Ух-х! Ритм войны.
Граф отодвинулся, расширенными глазами глядя на приближающееся чудо, подтанцовывающее в нервной судороге.
Я обвела всех присутствующих безумным взглядом, запоминая дислокацию. Но Алфсуслик подстраховался и, кроме нас двоих, в кабинете никого не было.
– Аг-га! – обрадовалась я, умело отсекая мужика от двери.
– Алисия! – предупреждающе прикрикнул их светлость. Впрочем, очень неуверенно прикрикнул. Без огонька.
Я воодушевилась и метнула в него родной горшок, напевая:
– Алисия, прекрати! – начал более мягко увещевать меня барин, шустро отпрыгивая и ловко уворачиваясь от летящих в него тяжелых подручных предметов.
– «В тропическом лесу купил я дачу,
Она была без окон, без дверей.
И дали мне в придачу к этой даче
Красавицу Мальвину без ушей»[3].
– Я еще не все спела! – проурчала я. А что вы хотите? Похищенная женщина – это вам не шутка! – Тебе, зайчик мой, не нравится, как я пою?..
– Нравится! Очень нравится, – расцвел слащавой улыбкой граф, усиленно подлизываясь, что меня насторожило и обозлило еще больше. Когда такие, как он, вдруг подлизываются – жди для себя большой армагеддец! – Только присядь, золотко мое, давай поговорим.
Нетушки. «Эту песню не задушишь, не убьешь!»[4] Нас не подкупить такой фальшивой монетой.
– Щас! Непременно! – согласилась я, примериваясь к метательному снаряду системы канделябр. – Как токо допою – так сразу и поговорим. Подробно. Если от тебя что-то останется, прыткий ты мой!
Метнула, промазала и провыла:
– Девушка! – грозно заорал их светлость, который уже больше своей хитро… мудрой головушкой на фоне обоев не отсвечивал и благоразумно предпочитал отсиживаться в засаде под столом, пока гибло его бесценное родовое имущество. – Это может плохо кончиться!
«Одна нога была у ней короче,
Другая деревянная была,
Один глаз был фанерой заколочен,
Другим совсем не видела она».
А я продолжила развлекаться.
– Для тебя, мой птенчик, – точно! – парировала его угрозу.
– Почему для меня? – высунул любопытную голову граф из-под стола и тут же спрятался обратно, увидев фурию, вальяжно разлегшуюся на столешнице и поигрывающую ножом для вскрывания писем. – Я могу позвать слуг!
– Можешь, – не стала отрицать я очевидного. Зачем? – И они даже придут. И меня, как ни прискорбно, скрутят мигом… Вот только вот ТЫ потом всю жизнь будешь кричать очень тонким голосом и при желании сможешь выступать сопрано в хоре мальчиков. Это как раз я успею!
– Стерва! – обиделся Алфонсус.
– Суслик! – не осталась я в долгу.
– Деревенщина!
– Эксплуататор!
– Вот и поговорили, – надулся граф. Пустил «замануху»: – А у меня к тебе есть деловое предложение…
– Да-а? – проявила я необъяснимую склонность к милосердию. Как говорится, «только для вас и только сейчас – скидка на беседы с похитителями по цене два в одном!». – Ладно. Объявляю временное перемирие. Вылезай на переговоры.
Противник пока не решался. Умничка. Так и запишем: не по годам умен, легко поддается дрессуре.
Я обвела удовлетворенным взглядом разгромленную комнату, скромно заметив:
– Кабинет был оБделан в лучших традициях!
И насладилась скорбным стоном графа, созерцавшего разруху.
– Все так плохо? – решила для разнообразия побыть добренькой.
– Это был мой любимый кабинет… – грустно сообщил мне Алфонсус и высморкался в необъятный носовой платок с монограммой.
– Мда-а? – скромно устыдилась я. – А зачем в дорогое гостей пускаешь? Не все, как я, смирные, могут порой и в глаз дать.
– Лучше бы в глаз, – вздохнул мужчина и посмотрел на меня исподлобья, как будто прицениваясь: если меня продать, то покроет ли прибыль понесенные им убытки? От его пронизывающего взгляда засвербело в носу. Захотелось почесаться и заверить, что нет. За меня много не дадут!
– Дать? – вернулась к теме разговора.
– Чего? – как-то насторожился, даже скорее – испугался граф, незаметно отодвигаясь.
– В глаз, – невинно напомнила ему о его пожелании, надувая губы и делая их похожими на большой сковородник.
– Не надо, вот уж обойдусь без этого счастья, – отмахнулся господин, усаживаясь в кресло и предварительно смахнув на пол осколки антикварных статуэток, по которым я устроила стендовую стрельбу не менее антикварными тяжелыми бронзовыми подсвечниками. – Давай лучше поговорим о наших делах.
– Давайте поговорим… о ваших делах, – беззаботно согласилась с оратором, все еще сидя на столе и счищая с единственного платья прилипшую вареную репку. При этом во все глаза (второй глаз к тому времени открылся) пялилась на своего похитителя.
Напротив меня величественно восседал высокий худощавый мужчина в роскошном бархатном костюме а-ля «Генрих Восьмой».
На вид мозгляк, хотя его подбитые ватином плечи и широкие рукава частично скрыли этот довольно-таки существенный для мужского пола недостаток. Лицо породистое, узкое. Хитрые, близко посаженные глазки темно-карего цвета, маленькие и блестящие, вместе с узким подбородком и большим горбатым носом создавали картину мелкого грызуна. Ну, пасюка такого молоденького или мыши-переростка. На лице застывшее выражение ехидства.
Когда слегка ехидная усмешка сползает, открывая истинное лицо графа, то наружу мельком иногда выплывает глубинная суть этого человека. А суть… глянешь – полночи икаться будет. Не приведи Господи! Как говорят: «Глаза – зеркало души»? Ну так выражение глаз графа в определенные моменты становится расчетливым, жестоким и холодным. Как зеркало в потемках – ничего не видно, но очень страшно. Душа убийцы. Такому палец в рот не клади. Зарежет маму с папой и не поморщится.
– Милая, ответь на один интересный вопрос…
Всего только один? Многозначительное начало. От такого жди грандиозных пакостей.
Я зажмурила глаза и сразу приготовилась решительно отказываться от заманчивого предложения стать чьей-то любовницей.
– …Как ты смотришь на замужество? – вкрадчиво поинтересовался Алфонсус, одним глазом присматривая за мной, а вторым любуясь на красивый зеленый камень в кольце на указательном пальце. Он на него даже подышал благоговейно и вытер потом о камзол.
С трудом подавив в себе порыв попросить разрешения тоже вытереть грязные руки о его камзол… И вообще – использовать его одежку вместо носового платка… Я быстро передумала: слишком много золотой вышивки – моську на камзоле оставишь и лишишь человека последней привлекательности. Представляете графа с моей физиономией спереди вместо ордена? Жуть!
Моя интуиция ожидала от Альфика пакостей? – она была права! От «радостного» известия мои глаза немедленно широко открылись. Мало того, прямо скажем – их выпучило!
Я поежилась от своих мыслей и задумалась:
– Тайм-аут! Беру минуту на размышление! Это серьезный вопрос, требующий вдумчивого рассмотрения… – Следом: – А кто жених?..
– Кто жених, кто жених… Ты вот сначала признайся, как на духу: замуж хочешь? – начал играть со мной в русскую рулетку граф.
С нормальными женщинами играть на «слабо» или проверять интуицию станет только дурак, но графу о подобных тонкостях, по всей видимости, никогда не рассказывали. А я в азартные игры сама не играла и другим не советовала, поэтому срезала его поползновения под корень:
– А поговорить? Жениха показать?..
Граф занервничал.
У меня замельтешило в глазах от резких движений, бликов графских драгоценностей и ярких тканей. Справляясь с приступом головокружения, я расправила широкую юбку и уселась на столе в позу полулотоса. Расставила руки в стороны, сложив колечком указательный и большой пальцы, замычала: «О-ом-м!» – и впала в нирвану.
– Милая, тебе сказочно повезло! Дурнушка вроде тебя и мечтать не смеет о подобной участи! – бесцеремонно влез в мои мантры надоедливый голос графа. Его маразм крепчал: – Ты выйдешь замуж за принца!
Атас! Вздрогнув от неожиданности, я свалилась со стола и крепко приложилась головой об пол. Высокородный прыщ или рехнулся на старости лет, или прокисшими сигарами обкурился. Не иначе.
Или жестоко издевается…
– За ко-ого? – с трудом распутавшись из сложной позы «под столом с ногами узлом», переспросила я и вылезла наружу, демонстративно ковыряясь в ухе.
Мои волосы торчали дыбом, в голове после экстремальной поездки и последующей баталии до сих пор гудело. Я чувствовала себя кикиморой, той, что «из лесу, вестимо!», и, в общем, была абсолютно не расположена к изощренным издевательствам посторонних.
– За принца!!! – патетично воскликнул граф, глядя на меня безумно счастливыми глазами, как будто только что ему отвалили миллион «оленей» и гарантированный доступ в рай.
– Мне еще нет тридцати! – уверенно отвергла я заманчивое предложение, твердо памятуя – бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
– При чем тут возраст? – не понял дремучий мужчина.
– Как при чем?! – терпеливо ответила я и старательно запела, слегка кочевряжась: – «Если даже вам немного за тридцать, Есть надежда выйти замуж за принца!»[5] А мне еще далеко до этого благословенного возраста!
Граф замер, глупо моргая.
Наверно, пытался уложить в аристократическом мозгу мою незатейливую девичью логику. Но то ли у него у самого с логикой наблюдался некоторый дефицит, то ли день был критический: Луна не сошлась с Марсом, и Марс ушел к Венере; то ли еще почему… В общем, Алфонсус внезапно активировался и заорал клюнутым в одно место петухом:
– Я сказал, выйдешь – и точка!
– Мне больше нравится запятая… – скромно потупилась я. – У нее хвостик есть, и она оставляет еще много недосказанного пространства!
– МОЛЧАТЬ! – завопил аристократ, показывая свой норов. – Как я сказал, так и будет!
– Ладно, – не стала усугублять я скверное положение и попробовала зайти с другой стороны: – А у вас что, свои принцессы закончились? Кстати, где?
– Нет, – мрачно сказал граф, вздыхая так звучно, что мне стало страшно. Что-то было в этом от рева голодного тигра. После благородный господин чуть-чуть взял себя в руки, успокоился и, поправляя примявшуюся кружевную манжету, нехотя продолжил: – Принцессы в Глеховии не закончились… Она сбежала, зараза такая!
– А я тут при чем? – задала резонный вопрос, совершенно не понимая, чем смогу помочь в данной ситуации.
– При том! – отрезал его светлость. Мужчина снова уселся в кресло и передвинул его, чтобы видеть меня, с удобством устроившуюся на полу. – Ты ее заменишь!
– Кто? Я??! – У меня в голове зашкалило от подобной дурости. Ну вот сколько надо было выхлестать неразбавленной сивухи в том трактире, чтобы до такой глупости додуматься! Он бы еще удумал меня уговаривать феей на полставки подработать! С топором! Вечно у этих барчуков все не как у людей!
– Нет, я! – снова начал пускать ноздрями пар Алфонсус.
– А вам пойдет! – аккуратно подольстилась к нему.
– И ты зараза! – резюмировал граф. – Все рыжие – заразы!
Положим, согласна… Но вслух ему не скажу! Нечего снабжать врагов важной информацией!
– Да? – Я расслабленно задумалась над древним, как мир, генетическим исследованием: «Влияние на характер цвета волосяного покрова». Уже чуть было не попросила бумаги – тезисы записывать, но меня перебили.
– Да! – грозно сдвинув брови, заявил побочный выхлоп аристократии. – Мне нужно выдать принцессу замуж – и я ее выдам!
– Ага – ага!.. – кулацким подпевалой поддакивала моя персона, благоразумно опасаясь справедливого возмездия за погром и непочтительность.
Убить этот графеныш вряд ли убьет, а вот язык может оказаться не самым главным органом… Да и молчаливые принцессы наверняка котируются выше.
– А ты, – в жертву похищения женского пола невежливо ткнули пальцем, – мне поможешь! Если жить хочешь!
Я благоразумно промолчала, хотя на кончике языка крутилось много едких фраз. Но, как говорится: «и жить хорошо, и жизнь хороша!»[6] – и желательно в дальнейшем существовать без свернутой набок шеи.
– Матиас не должен распознать подмену, – цепным кобелем забегал вокруг меня граф, заставив спрятаться в надежное убежище (под стол) – а то вдруг придавит ненароком аристократической пятой сорок третьего размера? – Он ее только в возрасте трех лет видел.
Я сидела под столом, не отзываясь на заманчивые вражеские лозунги. Еще чего! Я ж ему не курица, чтоб меня топтать!
Граф продолжал прицельными залпами выносить мой мозг:
– Он после того никогда не встречался с Алиссандрой! Принцесса всю свою жизнь просидела в монастыре! Всем известна лишь одна, весьма приметная деталь – принцесса рыжая!
– А как насчет внешности? – вякнула я из укрытия, в глубине души жалея и принцессу, и принца.
– В смысле? – Алфонсус прекратил нарезать круги и заглянул ко мне под стол.
– В СМЫСЛЕ?! – очертила указательным пальцем свое лицо: – Принцессы ТАКИМИ не бывают!!!
– Эт точно, – согласился граф. – Они бывают гораздо… еще хуже! А все внутриродственные браки. Вот и моя племянница…
– Кто-о? – изумилась я, подскакивая и ударяясь многострадальной головой о столешницу. – Племянница?
– Ну да, – скуксился аристократ. Недовольно изложил суть проблемы: – Ее родители заключили много лет назад дурацкий договор – или отдают свою дочь в жены принцу, или возвращают богатые земли на границе…
– И что земли? – Это просто так, для поддержания разговора.
– Да мне гораздо легче девку ему найти! Рыжую! – возмутился добрый дядя. – Чем расстаться с этаким богатством!
– А-а-а! Да, земли – это круто! – А про себя подумала: «Даже у нас на Земле». – А родители как? Согласны?
– Рад бы спросить их сиятельства… – лицемерно вздохнул Алфонсус и закатил глаза. – Да они пять лет как умерли…
«Ага, а ты пять лет как прибрал к рукам жирную кормушку». Эта умная мысль осталась при мне.
– Скорбите, наверное? – это уже вслух.
– Ужа-асно! Мне очень не хватает моей дорогой сводной сестры! – весьма натуралистично всхлипнул аристократ и пустил крокодилову слезу.
До меня дошло, что прав наследования мужик не имеет и сейчас подрабатывает, скорей всего, регентом или опекуном. Ну, или сразу на две ставки одной попой трудится.
– Хотите знать чистую правду, почему она сбежала?
Граф невольно кивнул. Может, и не хотел знать, просто случайно вышло.
– Наверно, ваша принцесса озверела, – рассеянно выдвинула я предположение, не собираясь утирать мужику лицемерные сопли.
Видно же со стороны! Если и самолично родственников в могилу не свел, то, весьма вероятно, активно в том поучаствовал. Ну там колеса салом смазал… или коней за хвосты подергал… Или, возможно, от одного его присутствия внезапно отравились все съедобные продукты… Предположения просто роились в моей голове, активно готовясь свить гнезда и произвести потомство в виде новых вторичных версий…
– С чего бы?.. – не понял моей кристальной логики граф.
– Так всю жизнь в монастыре за решеткой сиднем сидеть и псалмы петь – любая озвереет и начнет на людей кидаться! – заверила его я.
– Всего-то жалких восемь лет! – возмутился Алфонсус. – Могла бы и потерпеть!
– Так у вас принцесса совсем дите? – Я собралась на страшный бой – отстаивать права бедного ребенка.
– Ничего себе, дите! – уставился на меня обиженный аристократ, изящно потирая виски.
Его жесты вызвали у меня непроизвольный смех. Да такому талантливому актеру в нашем мире не было бы цены. Его бы сплошь и рядом приглашали бы играть в комедиях Мольера. Аристократические жесты сопровождались такой мимикой…
Ну не верю я, что он и в самом деле тот самый потомственный аристократ. Чувствовалось, в моем собеседнике пропадает недюжинный талант пародиста. Неужели он за собой его не замечает? Может, он бастард? Или на детях гениев природа отдыхает?
– Да она перестарок! Восемнадцать лет дылде! У другой уже было бы четверо детей. Или пятеро…
– Ага, – задумалась я, почесывая многострадальный нос. Графская логика была на грани фантастики. – А почему тогда всю жизнь? По моим скромным подсчетам… – Я продемонстрировала ему загнутые пальцы: – Она туда в десять лет должна была попасть!
– Разве это жизнь?.. – совсем нелогично и крайне загогулисто ответил вопросом на вопрос граф.
Видимо, у него в прапрапрадедушках числился некто Моисей. Тот тоже любил ходить извилистыми тропами. Часто и долго.
– И еще! – Мужчина поизучал мои кулачки, вздохнул облегченно и страшно обрадовался: – Ты умеешь считать!
– И писать! – тут же встряла я. И кто меня дернул за язык? Не могла смолчать, спрашивается?
О, дела! Граф зацвел и заблагоухал, словно куст персидской сирени в начале июня. Махровой. Как будто я ему на день рождения пряник подарила и беспроводной Интернет с телевидением, по которому эротический канал день и ночь крутят. Анлимитед!
– Еще я петь умею и крестиком вышивать… на нервах, – нескромно похвасталась я богатством талантов.
– А музицировать на лютне? – Ну вот оно ему надо? Меня – на лютне?! Наи-и-ивный! А беруши ты с собой взял? Комнату коврами в три слоя, включая потолок, обвесил? Остальных из зоны поражения вывел?
Категорически:
– Нет! – Я не враг своим пальцам и чужим нервам. Мне пожить хочется.
Судя по лицу, прочие украшения обликоморале его рыжей протеже графа не заинтересовали. Жаль-жаль… А я еще про химию и физику не упоминала. И про – бр-р-р! – тригонометрию с тангенсами и котангенсами. Или арктангенсами?.. Уй!
А про культурологию, философию и педагогику я даже под пыткой говорить не стану. Самой страшно. Как раз на втором курсе в конце года должна была сдавать. Это средневековым схоластикам не решать в многолюдном собрании ужасно актуальный вопрос, сколько ангелов поместится на кончике иглы! Как вспомню, сколько мне предстояло заучивать и конспектировать ночами… сразу вздрогну. Травматично для неокрепших мозгов.
– Чу-удесно! – восхищенно пропел Алфонсус и захотел слинять из нашего убежища. Ну да! Кто ж такому даст?
– Куда?! – одернула его за камзол, возвращая на историческую родину. – Мы еще недоговорили. Пошто бедную девку, вашу племянницу, восемь лет в монастыре гноили?
И в самом деле, интересно же, чем она всем настолько насолила, чтобы урожденную принцессу упекли в монатырь? Не верю я, что девочка была настолько уж плоха. Может, она от рождения дебилка или психически больная? Вряд ли… Скорее всего, дело тут в другом. А вот в чем?
Граф тяжко вздохнул, скривился, как среда на пятницу, но пояснил:
– Сначала ее на исправление туда отдали – очень характер был своевольный и неуживчивый… Что ни слово – все поперек. Сколько голодом ни морили, сколько розгами задницу не мочалили – не помогало.
Какой аргумент! Я в отпаде. Они рабыню или герцогиню себе воспитывали?
Оправдываясь, мой «инопланетянин Альф» расширил картину жизнеописания несчастной:
– А потом, после смерти родителей – забыли забрать. Да она вроде и не жаловалась…
Хорошенькое себе «не жаловалась!». Кому? Тебе, Кощей Бессмертный? Или тем, кто ее задницу розгами мочалил?! Невзирая на высокий статус.
Посмотрела на «честное» лицо ее дяди… Ну да, ну да… Была б на то твоя воля, ты бедную девку навечно бы там законопатил! Без права на амнистию. Но, судя по всему, ихнему принцу срочно приспичило жениться. И тут вспомнили про эту… как там ее… Алиссандру. Залог богатых пограничных земель, где наш графеныш уж который год безнаказанно греет руки.
– А че принцу так пригорело на себя ярмо надеть? – опомнившись, задала я следующий вопрос. Попыталась разобраться, куда вляпалась и насколько сильно это пованивает. – Он так детей любит? Семейственный, значит?
– Детей он терпеть не может! – отбрил граф. – У принца совершеннолетие на носу, а на трон имеет право вступить лишь женатый правитель, – нехотя объяснил мужчина, всем унылым видом показывая – мол, по этому поводу он сожрал тазик лимонов, и бедные цитрусовые были уничтожены с кожурой и косточками.
– Ага. – Наконец-то расстановка сил прояснилась. Уже дышать легче.
– Принцессы не говорят «ага», – автоматически сделал мне замечание граф и стукнулся головой о столешницу.
– Ага, – согласно кивнула я немытой головой, витая в далеких эмпиреях. Ухмыльнулась: – А я и не принцесса!
– Уже принцесса! – нахраписто начал убеждать меня в новой родословной мерзкий аристократ. – С этой минуты.
– Каким таким местом? – задала я свой любимый вопрос. Не специально, просто вырвалось.
– Всеми! – злорадно рявкнул граф, горделиво выпрямляясь и отряхивая с груди пылинки, точнее – залежи подстольной пыли. – И тебе придется с этим свыкнуться, милочка! Если хочешь жить… – И его глазки зажглись опасными огоньками.
Во! Снова-здорово! Заело мужика. Прямо клинический ротмистр Держиморда. «…Фельдфебеля в Волтеры дам, Он в три шеренги вас построит, А пикните, так мигом успокоит…»[7]
– А ТЫ! – аристократ выдернул меня наружу. – Посидишь до утра и смиришься с отведенной тебе ролью. И учти… – последовала обязательная пауза злодея, во время которой я должна была бы проникнуться, испугаться и ослабеть коленками. Желательно еще пасть ниц.
Не подействовало.
Граф меня с одного взгляда раскусил и принялся нагнетать страсти:
– Я тебя в бараний рог согну!
Ух ты, какие познания в животноводстве! Интересно, а он хоть раз этот пресловутый рог видел? Там и гнуть нечего, правильнее было бы сказать – «заверну», но с уточнениями лезть себе дороже.
– В темнице сгною!
Зато полный пансион с бесплатным проживанием и питанием! Отдохну от тяжкой работы, на кроватке поваляюсь, в потолок поплюю. А уж если и люди вокруг интересные сидят – вообще заманчиво! Пионерлагерь смешанного типа.
– Мужикам на потеху отдам!
А с этого места можно поподробнее? Такие заманчивые перспективы… Может, наконец мужские штучки увижу и в руках подержу, а то, как назло, все стесняются показать…
– А потом повешу!
Эх-х! Нечестно. Весь кайф поломал. А как все хорошо начиналось!
– Эй, кто там за дверью! Сюда, бездельники! Живо! – завопил во всю мощь легких Алфонсус.
Тишина.
Тогда он принялся истерически дергать шнур, очевидно, со звонком на том конце. Не прошло и десяти минут, как в графский кабинет ввалилась давешняя парочка стражничков и застыла на пороге, преданно глядя на хозяина… Чуть не сказала – «виляя хвостиками»…
– Отвести нашу… гм, гостью в отведенную ей комнату и глаз с нее не спускать! – скомандовал барин.
– С гостьи или с комнаты?.. – не утерпела я и влезла с уточнениями. Ну да, признаю: язык мой – враг мой!
Аристократ скрипнул зубами и злобно уставился на конвой, не желая ввязываться в безнадежно проигранную заранее дискуссию.
Ребятки крякнули, поклонились и, подхватив меня под белы рученьки с темными разводами грязи, резво потащили по коридору. Хм… остается только запеть: «Владимирский централ…»
Собралась было помитинговать в защиту своей свободы и поорать: «Руки прочь от личного достояния!» – как меня втолкнули в комнату и лязгнули замком. Осмотрев «тюремную камеру», я воспряла духом и пришла в очень благодушное настроение.
– А граф не такой уже и жлоб! – порадовалась, обходя вокруг шикарной двуспальной кровати, застеленной чистым, похрустываюшим крахмалом бельем.
На взбитых подушках и теплом шерстяном одеяле (я специально пощупала, чем простегали) топорщились кружева наволочек и пододеяльника. Над всем этим великолепием нависал красивый балдахин из узорчатого бежевого муара.
– Благодетель! – немножко расчувствовалась, потому что уже давно позабыла, что такое отдельная цивилизованная кровать с мягким матрасом. Мне все больше как спальное место предлагалась печная лежанка и тулуп вместо одеяла. И это в самом лучшем случае!
Осмотрев постельное белье, шнуры и балдахин, я пошла обживать комнатку дальше. Помимо кровати, мне предоставили столик с кувшином и тазиком, сундук с навесным запертым замком (замок я немедленно поковыряла), изящный столик с тремя стульями.
Окно забрано фигурными решетками, поэтому вариант «Кавказская пленница» отпадает. Мдя… не сбежишь… а куда бежать-то? Ни денег, ни дома…
Мои тоскливые размышления на тему: «свобода – это хорошо, а что дальше?» – были прерваны приходом миловидной горничной с подносом в руках. Дева скромно сделала книксен, покачала накрахмаленным чепчиком и пискнула:
– Ваше высочество, вы сначала кушать изволите или купаться?
У меня от этой обходительности глаза на лоб полезли. Я даже оглянулась, невольно пытаясь сообразить, куда они принцессу засунули: в сундук или под кровать?
Но поскольку девушка преданно таращилась на меня и не ожидала подвоха, то пришлось признать, что высочество – это я. Но все же не утерпела: