– Вот черт! – Дэн здорово ушибся об педаль.
   Прыгая и потирая ушибленное место, он случайно наскочил на груду ламп дневного освещения и они с веселым дребезгом ссыпались в канаву.
   За нашими спинами послышались медленные отчетливые звуки шагов. У преследователя тяжелая неудобная обувь, но и огромное желание выяснить, кто ругается и шебуршился за кустами. На велик садиться нет смысла. Я точно сверзнусь. А вот Дэн уже далеко, крутит педали, подпрыгивая на колдобинах.
   Казалось, что это невозможно, но топот преследователя заставил меня прибавить скорости. Бежать, толкая велик, неудобно, это как с раскладушкой кросс сдавать. Но еще противнее осознавать, что меня бросили в одиночестве.
   Когда некто в плаще оказался совсем близко, я наткнулась на Дэна, который начал методично расстреливать его из рогатки. Первым выстрелом подбив лицо. Судя по воплю – лицо принадлежало девушке.
   – Сукиии, – мне неинтересно рассматривать, что у нее так повреждено, нос или глаз.
   – Ходу! – у Дэна в руке всего три камешка, а рогатка не пулемет – из нее очередями не постреляешь.
   С пистолетом было бы еще хуже, его перезаряжать устанешь.
   По дороге мы мчались как китайские гонщики за олимпийкой медалью. Дэн воплем приказал свернуть направо. И как только мы оказались за деревьями, мимо пронеслась знакомая машина с летучей мышью на капоте. Даже не верится, что мы снова встретились.
   – Офигеть! – почти радостно заорала я.
   – Не то слово, – не разделяя моего энтузиазма, проворчал Дэн, шлепнув себя по щеке.
   Комары атаковали внезапно. У меня на руке уже штук двадцать пристроилось. Сосут кровушку, вурдалаки.
   – Заткнись, а. Машина совсем рядом, – прошипел Дэн.
   Его так трясло, что даже комары ссыпались. Плавно перемещаясь на меня. Даже в макушку укусить успели.
   – Ты струсил? – я знала, что вопрос глупый, но нужно было что-то спросить.
   – Ага. Сдрейфил и наложил в штаны.
   Ну что со мной поделать – я тут же начала принюхиваться. Пахло сладко, почти приторно.
   – Это бананы тухлые.
   – Ты нажрался тухлых бананов? – не веря своим ушам, переспросила я.
   – Они почти у тебя под ногами лежат, – уточнил он.
   Машина пару раз взревела двигателем и затихла. Потом послышался раскатистый женский смех. Нет – заливистый. В общем, какая-то опасная злобная тварь хохотала надо мной.
   – Я их знаю, – мое признание впечатлило Дэна, – Это я им швепса в салон напузырила.
   – Тогда нам капец, – решил он.
   Спустя минуту я решила, что нас поймают и убьют прямо здесь и сейчас. По телеку порой такие страсти про сатанистов показывают – инквизиция нервно курит в сторонке.
   Было сложно решить – пугаться до паники, или посмотреть, как оно сложится дальше. Но без боя я не сдамся.
   Машина медленно проехала обратно, освещая дорогу фарами. Окна открыты и из каждого высунута выбеленная рожа. Наверняка, они догадались, что мы спрятались где-то поблизости.
   Ну, ничего, сейчас уедут, оставят нас в покое.
   Дэн тихонько выругался, когда машина аккуратно, в два приема развернулась и встала. Нас караулили. Как капкан зайца. Как жаба муху. Как сосулька прохожего.
   Теперь оставалось стоять и ждать. Молча, неподвижно. Потому что от рож нас отделяли обглоданные гусеницами прутья вербы и совсем незначительное расстояние. Я бы легко могла забросить на капот тухлый банан. Если бы захотела.
   – Нам не уйти, – Дэн приложил палец к губам, приказывая молчать.
   Деревья и кусты росли небольшими группами вдоль дороги, а за ними простиралось поле.
   – Слушай, мне показалось, или в машине одни девушки? – щурясь, прошептал Дэн прямо мне в ухо.
   – Две штуки точно есть. А двое других – парни.
   Представив ситуацию со стороны, я начала веселиться. Неплохо мы лес от огня спасли. Можно сказать – герои. Супермены хреновы. Лучше бы пожарников вызвали за полторы тыщи.
   Меня на хи-хи пробило. Ничего поделать не могла – руками прикрываю рот и трясусь. Смех где-то внутри, если вырвется – нам хана. Вот бы Панка сюда. Он бы тут такое устроил. Он когда агрессивный, жутко выглядит. Как медведь-шатун из берлоги, только с хаером и в одежде. Стоит посмотреть на его сломанный нос, сразу видать – он умеет драться. Эти сатанисты от одного его вида быстро бы передумали на нас охотиться. Он же полный псих. Его когда менты на улице видят – на другую сторону дороги переходят. Он сам так говорил.
   А Вова, тот лег бы на траву и смотрел в небо. Думая о высоком. Может, пару фраз умных произнес.
   – Как бы лестницу мне Раздобыть подлинней, Чтоб до самого неба достала…
   Машина выглядела опасной. Как хищник, караулящий жертву. Могу чем угодно поклясться – она прислушивалась и вглядывалась. Если бы луна не скрылась за облаками – нас бы уже засекли и утопили в канаве.
   Послышался звук открываемой двери. Девушка медленно выставила свои экзотические копыта на пыльную дорогу. Рука в черной перчатке выбросила непотушенный окурок. Я приготовилась бежать. Велик жаль, но с ним по полю много не набегаешь. Там канавы и буераки всякие. Плевать на велик.
   – А глаз я ей все-таки подбил, – голосом приговоренного к смерти, сообщил Дэн.
   Мне показалось, что нас и, правда сейчас найдут, отловят и убьют. Вот черт! Я теперь никогда не узнаю, что скрывается за запертой дверью в квартире Вовы.
   Мой страх начал граничить с отчаянием, а глаза следили за рукой в перчатке, которая изображала какие-то красивые плавные движения. Словно танцевала под музыку.
   А с чего это я должна бегать от всякой сцуки в ботах? Не побегу. Даже если Дэн меня одну бросит. Эта в ботах тоже не очень-то проворная. Если правильно подсечку сделать, то грохнется она как миленькая. Вот тут велик и пригодится, я его на нее сверху положу. Будет как жук навозный лежать. Я знаю как это – сама только что на себе испытала.
   – Асмодей, пойдем, поиграем с мышками, – голос почти пел, предвкушая мстительное развлечение.
   Энергичным движением сцуко выбросила свое длинное тело из машины и красиво потянулась, подняв руки.
   Пипец. Вон как вышагивает, только плащ развивается, по ногам хлопает. От такой только когти рвать, проявляя поразительные спортивные способности. И парень, что следом выбрался тоже не из медлительных. Пожалуй, они нас и в поле настигнут. Черт, как жаль, что Панка нет с нами!
   – Отступаем на заранее подготовленные позиции, – мрачно выговорил Дэн.
   – Как мило. Я их вижу. Две глупые мышки трясутся от страха. Мне – мальчика. А ты с этой поиграешь. Ну что вы встали – идите к нам!
   – Уроды! Ван Хельсинга на вас натравлю! – с какого-то перепугу заорала я.
   Дэн упал, пытаясь запрыгнуть на велик.
   – Милый мышонок, сколько напрасных усилий…
   Луна засияла вовсю. Тишину нарушил рев – мимо нас на огромной скорости пролетели две машины. Черная и желтая. Чуть ли не прижавшись друг к другу бортами.
   Какие-то безумные стритрейсеры решили, что пустынная дорога – прекрасное место для гонок.
   Сцуко и Асмадей как перепуганные вороны отпрыгнули на обочину.
   – Сваливаем! – непревзойденное чутье потенциальной жертвы не обмануло Дэна.
   Пока визжали тормоза, мы успели удрать до поворота.
   Громкий бабах и скрежет металла взорвал тишину ночи. Обернувшись, я ожидала увидеть столб пламени, но его не было. Кто-то вопил. Как в замедленном кино в воздухе летела машина. Желтая теперь лежала на боку, обнажив некрасивое брюхо. Крутились колеса.
   На поле, именно в том месте, где сорвалась с катушек гоночная машина, росло всего два дерева. Совсем рядом. И машина врезалась между ними. На высоте метров трех, не ниже. Пассажиры были пристегнуты. Иначе бы они вылетели через лобовое стекло. Теперь водитель очутился в районе заднего сиденья. Во всяком случае, его голова.
   – Не фига себе сбегал за хлебом, – с какого-то перепугу высказалась я.
   Дэн только кивнул, вглядываясь в труп машины.
   – Они что, мертвые совсем? – вместо ответа я услышала чей-то сдавленный вопль.
   Машина скрежетнула. Я ожидала, что она качнется и грохнется на землю. Но вместо этого у нее отпало передние колесо, а потом и бампер.
   – Ваууу, – завыли сцуко и Асмадей.
   – Жертвоприношение! – откликнулся веселый мальчишеский голос.
   Вторая гоночная машина опомнилась, сдала задним ходом к месту аварии. Как в замедленной съемке, из нее вышли молчаливые подростки. Тот, кто остался в салоне, бубнил по мобилке, вызывая подмогу. Друзья сатанистов тоже выбрались поглядеть, но веселиться при посторонних не стали.
   – Пипец, – высказался кто-то из гонщиков.
   Расстроенные, мы покатили домой. Вскоре навстречу нам пролетели гаишники, за ними – пожарные. Три машины скорой помощи завывая, рвались к месту аварии.
   Наступившая тишина казалась неестественной и тревожной. Словно кто-то выключил фильм на самом интересном месте. Мне хотелось быть там, на месте катастрофы и видеть, как все происходит. Меня словно магнитом туда тянуло. Что за характер такой дурной – там же кровь и горе, к чему на него любоваться и впитывать все подробности, чтоб потом перебирать их в памяти?
   – Интересно, а костер они потушили? – вдруг спросил Дэн и начал смеяться.
   Достойным завершением приключений могло стать все что угодно. Но меньше всего я ожидала обнаружить перед собственной дверью кучу, которая воняла как свежая. Неизвестный засранец поначалу намеривался написать в замочную скважину, но у него ничего не получилось. Поэтому залито было все как из брандспойта.
   – Итак, мы имеем дело с особью мужского пола, – заткнув нос руками, возвестил Дэн, и добавил – Баба так нассать не может.
   На уборку ушло довольно много времени и газет. Чтобы не тронуться умом, я вообразила, что мою покойника. Умирая, как и все нормальные покойники, он обкакался и описался, но при жизни был мне дорог. И мой долг подготовить его к достойному упокоению. Воображение вильнуло и выдало новую версию.
   Дверь, которой лет пятьдесят, не меньше, жрала втихаря мимо пробегающих кошек. Пила воду из ведра дворника. Закусывала пауками. На десерт довольствовалась пылью. Копила-копила и выдала все отходы разом. В общем, я убираю продукты жизнедеятельности собственной двери.
   – Поймаю – убью.
   После обещания, я перечислила все известные мне ругательства. И то, что Панк изредка говорил, повторила тоже. Получилась внушительная поминальная речь. В которой тема убийства на сексуальной почве оказалась основной.
   – И правильно сделаешь. Я бы тоже убил, – согласился ошеломленный моим лексиконом, Дэн.
   В ванной я раз сто вымыла руки, даже чистящим порошком и зубной пастой. Мне все казалось, что он меня воняет. Я даже лицо ей намазала.
   – Ты долго там? – сонным голосом воззвал Дэн.
   – Уже. Скоро, – для убедительности я высунула лицо за дверь и впервые увидела, как человек от испуга подпрыгивает.
   Только посмотревшись в зеркало, поняла, в чем дело. Я как кикимора была – зеленая такая.

Глава 7. Кошачий психоз

   Утром Дэну позвонили. Из Норвегии. И я, лежа в постели, с вытаращенными глазами вслушивалась в незнакомую речь. Ни слова не поняла, но мне все это воронье курлыканье жутко нравилось. Оказавшись совершенно неспособной к изучению иностранных языков, я восхищаюсь, когда кто-то ими владеет. Меня завораживают звуки незнакомой речи. Но норвежский неблагозвучный какой-то, он как рубленная топором готическая вязь, сплетен из резких запинающихся узоров. А еще я заметила, что Дэн, когда с Норвегией разговаривает, старается уйти подальше от чужих ушей. Будто тайный полиглот выведает его секреты.
   Выбравшись из-под простыни, накинув рубашку, я вышла из комнаты. Дэн заметил, что его подслушивают, ушел на кухню. Не обижаясь, вернулась в комнату. Размышляя, как буду жить без него. Ведь я наверняка знаю, что когда-то он уедет. Как это – жить без Дэна? На кого я буду ворчать и кому стану изливать душу? Мне даже поспорить будет не с кем.
   Мне иногда кажется, что мировой разум умеет регулировать свои ресурсы, устраивая эвакуацию мозгов из неблагоприятной среды в комфортную. Но будет ли там, в Норвегии, Дэн таким как здесь? Ведь зажрется, обленится, расслабится и ничего дельного не создаст. Ведь там никто не станет его пинать и злить, никто не будет требовать и изводить воплями – ты не такой как все, ты обязан творить… А, быть может, он уедет. И через полгодика подумает – как хорошо и спокойно – никто не давит на уши и не выгрызает мозг.
   На душе срочно заскребли кошки. Санечка как-то сказала, что когда на душе кошки скребут – это не просто так. Это они насранное закапывают. Так оно и есть. А еще она постоянно цитирует неведомого психолога, который явно был знаком с немерянным количеством кошатниц. Цитаты смешные – острый психоз – если вы говорите с кошкой, острый галлюцинаторный психоз – если вы говорите с несуществующей кошкой, а паранойя – когда вы боитесь сболтнуть лишнего при кошке. Дальше – хуже, шизофрения – это когда кошка говорит внутри вас. И совсем скверный симптом – неврастения, это если вы жалуетесь кошке, кошка молчит, вас игнорирует и вас это убивает.
   В общем, по мнению Санечки, я находилась в гораздо худшем положении. Мне повсюду мерещились признаки вселенского зла, направленного на доведения меня до острого галлюциногенного психоза.
   Вот, например, я на все сто уверена, что мой паспорт лежал на полочке у зеркала, а теперь его нет на прежнем месте. Занялась раскопками. Поочередно открывала все подходящие места, ругая себя за рассеянность. Нет его. Неужели, я сама его нечаянно спрятала? Вот уж вряд ли.
   – Какая сволочь спрятала мой паспорт?
   Ну, точно – кошачий психоз при полном отсутствии кошки. Решив, что даже психоз нужно доводить до логического завершения, вышла на лестничную площадку – ничего. Враги взяли тайм аут или ушли на обеденный перерыв.
   Подталкиваемая интуицией, спустилась вниз к почтовому ящику, словно мне могут прислать важное письмо. Как в воду глядела – конверт. Белый. Без адреса и имени. В других почтовых ящиках тоже что-то белеется. Озираясь по сторонам, обнаружила зрителя – черно-белого кота с совершенно наглой всезнающей мордой.
   – Если я начну с тобой говорить – не отвечай, ладно?
   Кот понимающе прищурил глаза, отвернулся и резко мяукнул. Из подвала тут же возник второй повод для психоза с обмякшей мышью в зубах. Вцепившись ему в загривок, я освободила мышь и теперь осталась на лестнице с конвертом и дохлой мышью в руках. Она была еще теплая, как живая. Рассудив, что реанимировать покойных не мое призвание, оставила добычу психозам, а сама вернулась в квартиру. Вымыла руки.
   – Это что такое? – Дэн вертел в руках конверт.
   – Тебе интересно – ты и открывай. Но учти, если там бактериологическое оружие – я не виновата.
   Дэн посмотрел конверт на просвет и, хмыкнув, вскрыл его столовым ножом.
   – Прокламация какая-то. Вырезанная из газеты, – он уставился на бумажку, – Вот блин. Чей-то трехдетный сын заразился СПИДом, попив компота из чашки больного ребенка. А другой ребенок, уже девочка, заразилась СПИДом, потрогав дверную ручку. Но, вот неожиданность, третий ребенок, малыш совсем, пупсик – подышал зараженным воздухом в автобусе и теперь на его лечение нужно фуеву тучу денег. Так и написано – отечество в опасности.
   – Ужас какой!
   – Ох-ре-неть, – мрачно выразился великий лингвист и филолог.
   – Почему?
   – Потому. Ты что – вообще ничего про эту болезнь не знаешь?
   – Знаю! СПИД передается методом траха через открытые ранки. И даже комар может стать переносчиком.
   – Трахающийся комар? Ты с ума сошла. Двадцать первый век на дворе, – Дэну стало скучно и противно, поэтому он ушел мыться, оставив меня с конвертом и прокламацией.
   Почему-то мне не хотелось к ним прикасаться, словно я могла заразиться. Если бы там было про рак написано – я бы бумажку сожгла. И пепел в унитаз смыла.
   Пока Дэн принимал душ, я успела просветиться при помощи яндекса. И узнала страшную тайну – СПИДа нет вообще. Я не шучу. Иммунодефицит есть, а вируса нет. По мнению некоторых специалистов СПИД не является инфекционной болезнью и не вызывается никаким вирусом. О чем я рассказала Дэну. Вытирая волосы полотенцем, он пожал плечами.
   – Тебе это действительно интересно? Если боишься заболеть – береги себя во всех смыслах этого слова. И все будет замечательно. Но по паре статей нельзя считать себя компетентной, ясно?
   По его лицу сразу видно – себя он компетентным считает.
   – А ты зачем узнавал про эту бяку?
   – Ну, сама понимаешь. Я в группе риска. И то не беспокоюсь. Потому как предохраняюсь. И нечего нос морщить. Но когда мой друг заболел, я здорово понервничал.
   – Ты что, ну, ты как… компот… чашка!
   У меня вдруг закончились слова.
   – Далась тебе эта чашка! Ты бы еще про зараженные иголки в сиденьях автобуса сказала.
   – Про иголки я знаю. Это лажа. Против больных СПИДом придуманная.
   – Ура-ура, у тебя есть мозг.
   Пока мы завтракали, я выслушала монолог о СПИДе, а в это время кто-то облил дверную ручку зеленкой. Про это я узнала, когда в квартиру ввалилась взбешенная мама. Рука выставлена вперед, как у дедушки Ленина, который памятник. Глаза сверкают.
   – Я так и знала! Разврат!
   Дэн был в плавках. Слегка мокрый и жутко оторопевший. Развратного в нем не было ничего. По мне – экспонат по детальному изучению скелетов. Только в плавках и перепуганный напрочь.
   – Мама, здравствуй. Знакомьтесь. Это Дэн. Это мама.
   – Ну-ка, голубчик, живо выметайся отсюда! Я не позволю совращать моего ребенка!
   Мамина зеленая рука выглядела противно. Как и вся ситуация в целом.
   – Я, пожалуй, пойду, – смутившись, решил Дэн, отступая.
   – Никуда ты не пойдешь!
   – Это почему это он никуда не пойдет? – вскипятилась мама.
   – Потому. Теперь это мой дом. А он – мой гость. И мы собираемся сегодня в зоопарк.
   Почему именно в зоопарк я сама не знала – только что придумала.
   Удивленный не меньше меня зоопарком, Дэн для начала очень хотел покинуть кухню, но мама преградила спасительный выход и уходить не собиралась. Ей не нравилось все, а мое спокойствие в первую очередь. А что мне, собственно, нервничать? Я ни в чем не виновата.
   – И по какому поводу визит? – почему-то вспомнив котов и мышь, осведомилась я.
   – Я при этом, – кивок в сторону Дэна, – должна разговаривать?
   Дэн смотрел на свои ноги, словно впервые их увидел. Нервные пальцы шевелились как водоросли. Не сомневаюсь, он не привык к общению с такими воспитанными дамами как моя мама.
   – При нем можно. Но если тебе неловко – он уйдет. В комнату. А ты успокойся. Тебе нельзя волноваться, сама знаешь, давление и все такое. И еще – я уверена, что ты пришла, потому что волнуешься за меня. Ведь, правда?
   Пропустив Дэна на свободу, мама отпихнула ногой табурет и встала, прислонившись к стене. За ее спиной висела картина, поэтому мамино лицо выглядело как портрет Долорес Амбридж в раме. Если она еще немного поволнуется, станет как портрет мокроты из рекламы и мне придется вызывать скорую.
   Бегло, но с интересом рассмотрев кухню, мама заметно огорчилась. Кухня оказалась чистой. Спасибо Дэну. Пока я мыла дерьмо у двери, он из солидарности убрался тут.
   – До меня дошли слухи, – начало не предвещало ничего хорошего.
   – И ты им сразу поверила, – слишком ехидно продолжила я.
   Сбившись с мысли, мама скисла и начала нормально дышать.
   – Мы решили, что надо проверить. То есть спросить…
   Я молчала, ожидая продолжения. Нас объединял прошлый непродуктивный опыт общения. Когда каждое сказанное слово норовило убить наповал. Ну да, мы так и разговаривали – как два ополоумевших автоматчика на дуэли. Первой стреляла мама, а я только отстреливалась, неся такую несусветную хрень, что потом самой было стыдно. Но теперь ни маме, ни мне не хотелось расколошматить друг друга. Ведь тогда я так и не узнаю, зачем она приходила, а она не услышит моих оправданий.
   Наконец, мама собралась с духом, облизала пересохшие губы, поправила часы на запястье, и выдала страшную тайну.
   – В общем, мне сказали, что у тебя постоянно толкутся разные подозрительные мужчины. Ну, ты понимаешь, о чем я веду речь? Ты у доктора когда в последний раз была? Ах, я вспомнила, у вас недавно был медосмотр. Карточка медицинская у тебя?
   Она буквально впилась глазами в мое лицо. И по нему догадалась, что меня не гложет совесть. Мне почти весело.
   – Так, значит, ничего такого не происходит? Ты не злоупотребляешь своей свободой?
   Картина начала проясняться. Знать бы какая дрянь напела маме в уши.
   – Мама. У меня бывает Дэн. И мои друзья. Ты их знаешь сто лет. И они тебе не казались подозрительными раньше. Они именно друзья. Но теперь лето и они все свалили отдыхать. И Дэн скоро уедет. Разврата нет. Наркотиков нет. По-честному, и секса нет. Ты же знаешь, я даже не пью. На учебу тоже жаловаться нечего. У меня все в порядке. А кто тебе наврал про меня на этот раз?
   По ее лицу было ясно – либо не знает сама, но если и знает, то не скажет.
   – А что ты этому доброму человеку ответила? Надеюсь, послала куда подальше?
   И тут мама решила быть честной.
   – Нам письмо в ящик положили. Анонимное. Муж сразу сказал – чушь полная.
   Я сразу полюбила ее мужа.
   – А чего пишут-то?
   Ответа я так и не узнала. Потому что в этот момент раздался звонок. И в мой дом ввалился Вова.
   – У тебя дверь не закрыта. Вода горячая есть?
   Сбрасывая грязную футболку, он бесцеремонно полез в ванную. Мы замерли, слушая шум воды и громкое пение. Вова исполнял что-то из Битлз.
   – Это что это за безобразие? – громким шепотом спросила мама.
   – Моя девушка, – машинально ответил Дэн из коридора.
   – Этот! Громадный! Волосатый мужик! Его девушка! – заорала мама и схватилась за левую грудь.
   – Ты что, не узнала? Это же Вова, – пролепетала я.
   – Теперь мне все ясно. Ну, кто б сомневался, – истерически хихикнула мама, – Вова – девушка Дэна.
   Всплеснув руками, она привалилась к холодильнику и закатила глаза. Ей действительно было нехорошо, но я не знала, как ей помочь.
   Собрав все междометья в кучу, красный как ошпаренный, Дэн с горем пополам, смог убедить ее в чудовищной ошибке.
   – Значит, этот брутальный самец исполняет песню группы Битлз про девушку. Это я еще могу допустить. Но кто мне объяснит, что он забыл в твоей ванне, если он не девушка Дэна?
   – Повторяю, это Вова. Выгляни в окошко…
   – Дам тебе горошка, – машинально перебила мама.
   – На кой черт горошек? Мама, вон его окна. Вовины. Он там живет. Ты не можешь его не помнить. Его квартира как раз над дворницкой.
   Мама задумалась. По всей видимости, в ее памяти маячил какой-то смутный обобщенный образ Вовы. В те времена, когда мы жили вместе, она мало интересовалась жителями нашего двора. Вставала рано, возвращалась поздно и ишачила у плиты, пока не валилась с ног. У нее просто не было времени на всяких там шалопаев типа Вовы.
   – Вспомнила! Это тот, который был как Вовочка из анекдота, запихивал кошек в водосточную трубу, поджигал дымовухи, включал музыку на полную громкость, нарисовал на стене синий кривой член, испортил соседскую свадьбу мордобоем, а потом превратился в гопника? – заподозрила мама.
   – Если быть точной – в говнаря, – уточнила я, совершенно не зная про прошлые подвиги Вовы.
   – А почему у этого говнаря нет воды?
   – Ну откуда же я могу знать? – удивилась я.
   – Небось, соседей залил, вот и отключили.
   – Мама, под ним никто не живет. Там дворницкая, – устало напомнила я.
   – Ну да, – ответила она непреклонным голосом прокурора, – Таким как он надо отключать воду.
   Дэн немного успокоился, и даже не удирал из кухни. Мама рассеянно блуждала взглядом по помещению, решая сложную задачу.
   – У тебя новые занавески. Слишком яркие. Поменяй на кремовые, – попытка примирения была засчитана.
   Вова вышел из ванной, вытираясь моим полотенцем, и увидел маму. Придя в себя, он высоко поднял брови, галантно расшаркался и даже попытался облобызать зеленую мамину ручку. Увидел какого она цвета и сильно изумился.
   – Привет, – смущенный Дэн воспользовался случаем и ушлепал в комнату с велосипедами.
   – У нас гидроколбаса закончилась, – Вова красивым движением взмахнул длинными волосами, откидывая их назад.
   И тут до мамы дошло, что она разговаривает с очередным полуголым мужчиной. А торс у Вовы ну очень выразительный. И полотенце все норовило сползти. Я тоже поймала себя на мысли, что рассматриваю живот взрослого мужчины с каким-то нездоровым любопытством. Мама смотрела туда же, зарумянилась и засобиралась домой. Оставив мне на память две банки маринованных огурцов, которым я обрадовалась. Она классно их делает. Пальчики оближешь.
   – От одной я не откажусь, – деловито сообщил Вова, прибрав банку себе.
   – Я спросить хотела, – промямлила я, не зная как правильно задать вопрос.
   – Прекрати свои инфантильные закидоны. Хотела – так спрашивай.
   – А ты случайно не видел мерзких подозрительных людей, которые в мою парадную входили?
   Задумавшись, Вова бесцеремонно открыл холодильник, достал кастрюльку с рыбой и тут же принялся есть ее руками. Дэн услышал чавканье и вернулся посмотреть, что на этот раз происходит. Теперь он был в шортах и вместе со мной печально следил за участью нашего завтрака.