Юрин Денис. Имперские истории

   Не удостоив хозяина лавки гневным взглядом и не тратя времени на разворот, девушка схватила левой рукой лежащее на коленях блюдо и метнула его в сторону, откуда доносился скрипучий фальцет. Тяжелый, плоский снаряд, крутясь вокруг своей оси, пролетел шагов шесть-семь и смел со стола только вчера выставленный на продажу древний порканский сервиз, вещь редкую и ценную, за которую можно было бы выручить не менее четырехсот сонитов.
   – Ты что делаешь, дрянь?! Да я ж тебя… – угрожающе проверещал низенький толстячок, поднимаясь с пола.
   Девушка резко повернула голову, и старик замолчал, испугавшись холодного, завораживающего взгляда бездонных карих глаз, смотревших на него так же ласково, как на выползшего из щели таракана. Пряди черных волос отъехали в сторону и открыли для обозрения когда-то красивое, но сильно изуродованное лицо молодой женщины. Рваный шрам примерно десятилетней давности пересекал наискосок лицо охранницы от левой брови до мочки правого уха. След от раны был глубоким, расходящимся на несколько ответвлений. Такую метку не мог оставить кинжал или меч, над лицом девушки явно потрудился тяжелый боевой топор или брошенный с силой абордажный крюк.
   – За все в жизни, Джарвис, нужно платить или расплачиваться, за хамство тоже, – произнесла девушка, не повышая голоса. – Я метилась в твою глупую башку, но ты уклонился… Что ж, я уважаю твой выбор, прими его и ты. Несколько сотен сонитов не такая уж и большая цена за уцелевшие череп и потную лысину. На похороны твоей женушке больше бы потратиться пришлось.
   – Да… да, как ты смеешь, девка, такс хозяином разговаривать?! – не внял гласу рассудка престарелый антиквар, а по совместительству и ростовщик. – А ну пошла вон! Чтоб я тебя в моей лавке больше не видел!
   – Во-первых, ты мне не хозяин, – все так же невозмутимо произнесла девушка, плавно, как только что проснувшаяся кошка, спускаясь с подоконника, – деньги мне не ты, а Гильдия платит, с которой у тебя годовой контракт. А во-вторых, оскорбление члена Гильдии при исполнении служебных обязанностей является грубым нарушением не только договора, но и уложения Городского Совета.
   – Ишь, умная какая выискалась, – сердито огрызнулся старик, почувствовав, что дело пахнет кругленькой неустойкой и роспуском нелестных слухов об его уважаемой в городе персоне.
   Второй этаж лавки, к несчастью, был пуст, свидетелей нападения на него не было, а стоило только пожаловаться в Гильдию, так его сразу обвинили бы в клевете и в неуважительном отношении к работающим у него охранникам. Судебная тяжба – вещь неприятная сама по себе, а вмиг разлетевшиеся по Баркату слухи помешают торговле. Завистники и конкуренты непременно попытаются сделать из мухи слона и опорочить с трудом завоеванное имя. Как ни прискорбно было ростовщику это осознавать, а предавать дело широкой огласке было невыгодно прежде всего ему. «Девице-то что, с нее спрос маленький. Сегодня здесь, а завтра уже в другом городе людям жизнь портит, шантрапа подзаборная!» – подумал Джарвис, взяв себя в руки и решив замять очередной скандал.
   – При исполнении, говоришь?! – деловито заявил старичок, нахмурившись, подбоченясь и изогнув шею под неестественным углом. – А вот и посмотрим, как ты свой долг исполняешь! Линиор, сменщик твой, говорил, что час назад в лавку двое подозрительных типов заходили, а ты, красавица, опять в облаках витала и даже внимания на них не обратила!
   – Что-нибудь пропало? – перебила девушка ворчащего старика и демонстративно обвела полки и столы руками. – Посмотрите, посмотрите, господин Джарвис, всели ваше добро на месте, не пропало ли чего?
   Ростовщик еще больше нахмурился и пробежался взглядом по торговому залу, затем, видимо, не удовлетворившись результатом беглого осмотра, прошелся по лавке кругом, медленно и скрупулезно проверяя наличие и состояние выставленных на продажу вещей. Кроме порканского сервиза и немного погнутого с краю блюда для фруктов, потерь не было.
   – Тебе повезло, – недовольно огласил хозяин лавки результат осмотра, – но мне не нравится, когда вокруг моего заведения ошиваются подозрительные личности. Дело даже не в том, что пропадают товары. Запомни, у меня респектабельное заведение для солидных клиентов. Господам коллекционерам не нравится, когда рядом с ними толкутся карманники, попрошайки и прочий сброд. Я уже не раз говорил, кого впускать, а кого нет. Неужели трудно запомнить, двери моего заведения закрыты для бродяг!
   – Даже для тех, с кем ты по вечерам беседуешь в подвале? – Охранница хитро улыбнулась и вопросительно уставилась на онемевшего от неожиданности ростовщика. – Да-да, тех самых, которые принесли вот эту эльфийскую вазу трехсотлетней давности, вот это ожерелье, вот эту кольчугу ручной работы?!
   Старик изменился в лице. Хитрые глазки забегали в щелочках опухших век, а обрюзгшие щеки зарделись, как у девицы в преддверии потери невинности. Новенькая охранница как-то узнала о его темных делишках, несмотря на то, что Линиор, охранявший лавку по ночам, сам не был заинтересован в распускании языка, а уж его «деловые партнеры» и подавно. «Эх, придется брать девку в долю. Расходы, опять расходы, – подумал ростовщик, нащупав в широком кармане халата несколько золотых монет. – Все такими алчными стали, как жить на свете честному торговцу?!»
   – Извини меня, Фана, – заискивающе пролепетал старик, придав подвижному, как сырая глина, лицу выражение искреннего раскаяния и смирения. – Не знаю, что на меня нашло. День сегодня какой-то дурной: душно, пыльно, жарко да спину ломит… Зря я на тебя накричал, зря обидел. Ты человек толковый, работу свою знаешь.
   В подтверждение своего хорошего отношения к охраннице Джарвис выложил на край стола тридцать сонитов. Девушка поняла, что деньги предназначались ей, но не притронулась к золоту. Первая взятка – начало конца свободной жизни. Наделенный властью охранник мгновенно превращается в безвольную марионетку, которой начинают манипулировать все: начиная с хозяина объекта и заканчивая прислугой. Кто ценит свободу и независимость, не должен опускаться до мелких подачек, а должен брать сам, что захочет, иначе быстро превратится в безвольное, ленивое существо, каким был ее сменщик Линиор.
   – Коммерция – очень сложное занятие, Фана. Это река, в которой много подводных камней и течений, – продолжил Джарвис, увеличивая сумму взятки до сорока сонитов. – Если будешь строго следовать букве закона, то ничего не заработать. Время от времени любому торговцу приходится рисковать своим честным именем и иметь дело с не очень хорошими людьми.
   – «…ворами, карманниками, попрошайками и прочим сбродом», – процитировала Фана недавнее высказывание собеседника, чем увеличила свою цену еще на десять сонитов.
   – …с людьми, которые приносят ценные вещи по очень низким ценам, – ласково улыбнувшись, поправил девушку Джарвис. – Когда цена низка, к чему спрашивать, откуда взялась вещь? Излишние вопросы заметно укорачивают жизнь.
   – Угрожаешь?
   – Ну что ты, девочка, конечно, нет. Я слабый, дряхлый старик, измученный болячками и чиновниками. Какие угрозы? Я просто предлагаю жить в мире, так сказать, душа в душу, тем более что мои ночные посетители тебя совершенно не должны беспокоить, ты же работаешь днем…
   – Хорошо, – подозрительно быстро согласилась охранница. – Договоримся так: я не лезу в твои дела, ты не пристаешь ко мне, но если кто из твоих дружков с краденым барахлом днем припрется, остаток дней колодками греметь будешь!
   – Вот и ладненько, – потер потные ладони старик, – только прошу, голодрань всякую в лавку не пускай, ни к чему это…
   Старик повернулся спиной и, волоча по полу краями немного длинноватого халата, засеменил к выходу.
   – Эй, Джарвис, – окрикнула ростовщика охранница, когда тот уже почти дошел до двери, – ты тут на столе кое-что позабыл. Попил бы какого-нибудь снадобья, что ли, а то память совсем плоха стала. Как только должников помнишь?
   – Записываю я их, – недовольно хмыкнул старик, вернувшись к столу и ловким движением ладони сгребая отвергнутую взятку обратно в карман. – Всех записываю, без исключений: кто, сколько и когда…
   Девушка понимающе кивнула и снова вернулась на подоконник. Пятьдесят лишних сонитов в месяц ей бы совершенно не помешали, тем более что Гильдия платила всего тридцать, но не ради этих жалких подачек она покинула родную Альмиру и переселилась в дальний Баркат. Ей нужен был не презренный металл, а вещи куда более ценные: новая жизнь, новое имя и глубокое душевное спокойствие, которого ей раньше так не хватало.
   В начале осени солнце садится поздно. Баркат погружается в темноту лишь ближе к полуночи. Наступает самое загадочное и опасное время суток, когда черное небо над городом покрывается яркой россыпью звезд, а в тиши опустевших улиц слышатся крики летучих мышей и сдавленное покашливание притаившихся в подворотнях грабителей. Ночь – пора не только влюбленных сердец, но и острых кинжалов, ожидающих встречи с жертвами.
   Грабители, воры, наемные убийцы и прочие люди с коварными замыслами боготворят ночную тишь и спасительную темноту, позволяющую хитрому да ловкому побороть более сильного противника и незаметно скрыться в кромешной мгле. Хотя, с другой стороны, ночная жизнь так же полна неприятными сюрпризами, как и дневная пора: враг может искусно притвориться спящим и внезапно напасть на подкрадывающегося к нему убийцу, даже самый пронырливый вор может попасть в хитро расставленную ловушку, а грабитель неправильно оценить силу и сноровку жертвы.
   Ночь – пора хищников. Город до рассвета превращается в огромную арену, на которой слышится то звон скрещиваемых мечей, то топот убегающих ног, то тихий шелест плащей. Ночь – время решения споров и разногласий; время, когда невидимый арбитр изменяет расстановку сил и правила человеческих игр; время не утомительных разговоров, а активных действий.
   В начале осени ночь в Баркате длится всего четыре часа.
   До закрытия лавки оставалось полчаса, когда пришел посыльный. Маленький свиток, запечатанный сургучом, не предвещал ничего хорошего: ни повышения жалованья, ни привилегий, только новые хлопоты, притом никак не связанные с основной работой Фаны. Время от времени большинство членов Гильдии привлекались к выполнению особых поручений Главы Гильдии, седовласого Джарета Корса, на чьих стариковских плечах лежали не только ответственность за сохранность имущества торговцев, но и многие другие, зачастую касающиеся скорее городской стражи, чем торговой охраны, обязанности.
   Предчувствуя долгую бессонную ночь на опустевших улицах города, Фана сорвала печать и развернула лист дешевой, рвущейся в руках бумаги. «Площадь Контьера, за час до заката, с оружием» – вот и вся инструкция, вот и все послание, лучше всяких объяснений показывающее, как доверял Глава Гильдии ее рядовым членам. Хотя, с другой стороны, наемнику и знать-то не положено, ради чего размахивать мечом и рисковать головой. Главный вопрос для него не «во имя чего?», а «за кого?», и «сколько?». В данном случае и то, и другое было и так понятно: за интересы Гильдии, за установленное классификатором жалованье плюс небольшие премиальные в размере… а впрочем, не стоит и упоминать о таких смехотворных цифрах.
   Фана наморщила лоб, пытаясь догадаться, что на этот раз задумал Корс и кто будет стоять во главе тайно собираемого отряда. Скорее всего капитан городской стражи опять разнылся перед Советом, что ему катастрофически не хватает людей для зачистки южных и юго-западных кварталов от стаек малолетних сорванцов или серьезных разбойничьих банд. Возможно, речь шла и об охоте на отдельную группировку воров, по глупости почтившую своим присутствием «не тот» особняк. Количество возможных вариантов было неограниченным, но суть задания оставалась прежней: им опять придется выполнять чужую работу и, пока стража греется у костров, лазить по пыльным чердакам и подвалам, выгонять на ленивых охотников, как стая собак, попрятавшуюся по норкам дичь. Кто же именно был назначен командиром отряда загонщиков, девушку интересовало гораздо меньше. Уж по крайней мере не ей выпала эта сомнительная честь. В классификаторе баркатской Гильдии охранников она числилась как охранник седьмого класса, бросовый материал, самый низ огромной пирамиды, вскарабкаться на вершину которой не представлялось возможным, да и не входило в число ее желаний. Счастливчики из первых трех классов никогда не принимали участия в ночных рейдах, разве что кто-то из них разгневает старика, да и то такое случалось чрезвычайно редко. Скорее всего отрядом будет командовать кто-нибудь из четвертого или пятого классов, а таких охранников в Гильдии около сотни, так что долго гадать да строить предположения не имело смысла.
   Фана обвела взглядом почти пустую лавку. Джарвис и его единственный слуга, скорее грузчик, нежели продавец, пытались всучить случайно забредшей парочке состоятельных горожан какую-то древнюю рухлядь, выдавая ее за шкаф ручной работы известного кархеонского мастера. Похоже, у антиквара не очень-то получалось выдать желаемое за действительное. Мужчина был лопухом и то и дело кивал, соглашаясь с аргументами афериста, а вот его жена, прошедшая достойную школу затяжных боев с крикливыми и настырными базарными торговцами, упорно стояла на своем, придираясь то к скрипучести нижнего ящика, то к сомнительному происхождению громоздкой конструкции. Конечно же, ее не смущало ни то, ни другое, главным недостатком товара была его цена, которую тридцатилетняя горожанка пыталась сбить всеми возможными средствами. Пока что сражение скупердяйки и хапуги шло с переменным успехом, цена упала с двухсот до ста восьмидесяти сонитов и замерла на этом рубеже.
   Больше посетителей в лавке не было, разве что невысокий молодой человек, возможно студент, в выцветшем кафтане и с отрывающейся подошвой левого сапога. Такие клиенты обычно не покупают, только смотрят, но зато ничего и не воруют.
   Посчитав дежурство оконченным, Фана медленно побрела в свою каморку, находившуюся точно посередине между чуланом и лестницей. Если что-нибудь случится, то ее успеют позвать, терять же времени охраннице не хотелось. До сбора в условленном месте оставалось чуть более часа, как раз хватит времени, чтобы кое-как собраться и дойти до расположенной в другой части города площади.
   Как только женщина прикрыла дверь, белоснежная торсана мгновенно слетела с плеч и заняла свое место на спинке единственного стула. Почему-то не посчитав нужным снять с левой руки перчатку, полностью обнаженная девушка встала в центр невысокой, но широкой бадьи и облила себя ведром нагревшейся задень в душном помещении воды. Обтираться полотенцем Фана не стала. К чему удалять со страдающего от жары тела драгоценные капли влаги? Вместо этого она просто отжала длинные волосы и, не удосужившись расчесать, перетянула их на затылке тесьмой.
   Во время всего действа дверь комнаты оставалась незапертой, так охранница могла лучше слышать, что происходило в лавке. Визита же нежданного посетителя, который мог застать ее за купанием, девушка не боялась, поскольку знала, что сможет постоять за себя, и не воспринимала всерьез возможность подглядывания. Баркатские мужчины были слишком избалованы видом обнаженных женских тел, чтобы проявлять к моющейся девице какой-либо интерес. Слишком много танцовщиц кривлялись на улицах и площадях, выдавая непристойные телодвижения за высокое искусство; слишком много несчастных женщин торговали своими телами по кабакам. Когда на рынок завозят слишком много товара, цены резко падают. Никто не стал бы подглядывать за ней, рискуя нарваться на крепкую ругань и увесистые тумаки.
   Платяного шкафа в жилище не было, но зато был средних размеров сундук, выполняющий заодно и роль обеденного стола. Фана открыла тяжелую крышку и извлекла на свет пропитанную потом, измятую холщовую рубашку. По возвращении из последнего рейда она настолько устала, что завалилась спать, даже не приведя в порядок одежду. Потом одолевшая девушку лень не дала заняться чисткой.
   Морщась от отвращения, охранница натянула на себя дурно пахнущую тряпку и надела сверху короткую кольчугу. Затем настала очередь узких кожаных брюк и невысоких, доходивших до колен сапог. Широкий, покрытый стальными клепками пояс туго перетянул ставшую в полтора раза толще из-за заправленной внутрь кольчуги талию. Завершил экипировку толстый жилет без рукавов и черный дорожный плащ, порванный в нескольких местах и заштопанный большими, неумелыми стежками. Немного подумав, Фана не стала вешать на шею тяжелый медальон на цепочке. Она не знала, в чем именно заключалось задание, выставлять же напоказ свою принадлежность к Гильдии не стоило; не стоило тревожить до времени потенциальную дичь, нервно реагирующую на появление вблизи охранников. Конечно, она была одета не только не по погоде, но и, мягко говоря, чересчур воинственно для обычной горожанки, но по вечерам по торговой столице Империи бродило много женщин с оружием, к тому же облаченных в мужское платье. Даже Единая Церковь с ее строгими ритуалами и канонами разрешала дамам в дороге одеваться по-мужски, да еще и опоясываться мечами.
   Овал медальона и пара кинжалов едва пролезли под туго затянутый пояс. Пользоваться мечами охранница не любила по многим причинам. Во-первых, меч медленнее и тяжелее кинжалов, а проигрывать врагу в скорости не хотелось. Во-вторых, что тоже немаловажно, меч неудобен в бою в узких пространствах, к тому же его легко можно потерять во время преследования жертвы, например прыгая с крыши на крышу или протискиваясь в узкую щель подвала. И в-третьих, пожалуй, основная причина, хороший меч дорого стоит, а ее же скромного жалованья хватило бы лишь на простенькую, поношенную перевязь.
   Наступило время закрытия. Теперь можно было спокойно уйти, не вызвав подозрений у придирчивого Джарвиса. Девушка скользнула за дверь и быстро направилась к выходу, чтобы не отвечать на глупые, надоевшие ей вопросы: «Куда?», «Зачем?» и «Что Гильдия опять задумала?» Однако опасения Фаны были напрасными. Джарвис даже не заметил ее ухода, он отдал все силы борьбе, в которой, как ни странно, проигрывал. Упрямой, недовольно поджимающей губки домохозяйке уже удалось сбить цену на шкаф до ста сорока пяти сонитов.
   Контьера была одной из семнадцати похожих друг на друга как капли воды площадей Барката. Если в обычных городах площади служат центрами общественной жизни, на них проводят празднества, торжества, казни и народные гулянья, то жители торгового города нашли большим пустым пространствам на стыках кварталов гораздо более практичное применение. Действительно, ужасно расточительно и непрактично использовать огромные массивы для каких-то развлечений, когда людям негде торговать, брать взятки и шарить по чужим карманам. Что толку в красивых фонтанах, если в них нельзя мыть зелень перед продажей и держать живую рыбу?
   Каждый пятачок должен быть использован с толком, должен приносить прибыль, а не доставлять эфемерное эстетическое наслаждение.
   Постепенно наступающие сумерки изменили до неузнаваемости вид многолюдной днем площади. Торговые ряды опустели, и наступило непривычное затишье, похожее на крепкий сон уставшего великана. Несколько торговцев лениво руководили работой двух десятков грузчиков, складывающих на повозки остатки товаров и сворачивающих разноцветные тенты шатров. Деловая жизнь затихла здесь каких-нибудь полчаса назад. Покупатели ушли, остались лишь… кто остался, тот и остался!
   На посту стражи загорелся первый костер. Бездельники в доспехах готовились к холодной ночи. Похоже, Фана ошиблась в характере предстоящей операции. По крайней мере усиленных отрядов стражников на площади не было, да и на прилегающих улицах не было заметно оживления. Все как всегда, обычный поздний вечер перед ничем не примечательной мирной ночью, в которой не будет ни воплей обезумевшей толпы, ни света мечущихся по улицам факелов, ни звона стали, ни трупов, ни погонь, ни массовых арестов.
   Фана была не то чтобы сильно разочарована, но не понимала, что происходит, и нервничала по этому поводу. Она уже сделала два полных круга по площади, обошла опустевшие прилавки и торговые лотки, а другие охранники так и не появились. «Возможно, это чья-то злая шутка», – закралось было предположение, но было тут же отклонено за полной несостоятельностью и абсурдностью. Печать на свитке была подлинной, да и посыльного она уже несколько раз видела: два раза в здании Гильдии и трижды он прибегал к ней в лавку.
   Время тянулось, бестолковое ожидание сводило с ума. Оканчивающие погрузку рабочие и торговцы уже начали подозрительно коситься на расхаживающую по площади девицу с омерзительным шрамом на лице. Оторвались от баек у костра и стражи порядка, трое солдат подошли к ней, но тут же удалились, завидев в руке медальон. Гасли последние лучи солнца, на город вот-вот должна была опуститься темнота. С каждым десятком шагов желание уйти становилось сильнее и сильнее, Фана уже собиралась нарушить глупый приказ, теша себя предположением, что ее просто забыли оповестить об отмене операции, как по мостовой звонко застучали копыта. Запряженный четверкой лошадей экипаж, скрипя и раскачиваясь из стороны в сторону, въехал на площадь и остановился в нескольких шагах от поста стражи.
   Кучер был незнакомым, на запыленных бортах кареты не было видно гербов, а рессоры скрипели, как будто их не смазывали целую вечность. Дверцы кареты открылись с третьей или четвертой попытки, перекошенная и рассохшаяся древесина не хотела поддаваться толчкам сидевших внутри. Однако в конце концов сопротивление двери было сломлено, и из экипажа, громко расточая проклятия, выбрались семь человек.
   Из всей компании Фана не знала лишь одного: рослого, жилистого мужчину средних лет с выдающейся вперед нижней челюстью, с серьгой в ухе и с полным отсутствием волос на голове. Остальные участники поездки были членами Гильдии, но занимавшими куда более высокое положение, чем начинающая охранница Фана Лекурт. Трое охранников четвертого класса, ожидавшие на днях перевода в третий, двое – второго, слывшие в Баркате отъявленными мерзавцами и лучшими рубаками во всей провинции, и, наконец… Фана протерла глаза, в такое было трудно поверить, но факт оставался фактом. Зрение ее не подвело, перед ней, важно скрестив руки на широкой груди, стоял сам Корс.
   – Ко мне! – скомандовал Глава Гильдии, сопроводив приказ властным взмахом руки в перчатке.
   Фана очнулась от оцепенения и подбежала к группе. Четверо бойцов Гильдии стояли полукругом и молча взирали на своего хозяина, о чем-то тихо беседующего с незнакомцем дворянской наружности, еще в самом начале сбора отряда велевшим именовать себя просто Артуром, без титула и полного имени.
   – Ну вот, господин Артур, я и выполнил ваше пожелание, – внезапно произнес Корс в полный голос, давая тем самым понять подчиненным, что пришла пора навострить уши и приготовиться к инструктажу. – Отобранные вами бойцы в сборе. Надеюсь, что тряска в стареньком экипаже не привлекла внимания ваших недоброжелателей. Как видите, мы умеем быть осторожными.
   – Благодарю вас, но мне не терпится перейти к делу, – перебил дворянин Корса.
   – Как скажете, но я могу предложить вам большую помощь. Может, вы все-таки откажетесь от не совсем удачного, с моей точки зрения, плана? К чему такой риск, когда можно просто оцепить квартал и…
   – Благодарю вас, но мое решение останется неизменным, – кратко отверг предложение Корса мужчина и замолчал, недвусмысленно намекая, что дальнейшие разговоры на эту тему бессмысленны.
   – Как знаете, – пожал плечами Глава Гильдии и наконец-то обратил внимание на своих подчиненных. – До рассвета поступаете в полное распоряжение господина Артура. Выполнять все его приказы, как мои, потом свободны! Другим из Гильдии о событиях этой ночи ни слова, узнаю, кто треплется, за языки на городские ворота подвешу!
   Более краткого и абсурдного инструктажа было трудно представить: «Иди, куда пошлют, и не смей об этом болтать!» – полнейшая информация, по мнению высокого начальства, севшего в карету и тут же укатившего прочь, не соизволив даже обратить внимание на обескураженные физиономии охранников, не то что уж задать привычный и чисто формальный вопрос в конце своей речи: «Все ясно?»
   А вопросы были, притом много. Однако господин Артур не был столь же кратким и таинственным, как его недавний собеседник, и как только карета уехала с площади, перешел к делу.
   – Итак, господа охранники, перейдем к делу! – произнес Артур, сомневаясь, стоит ли добавлять «…и дамы» ради одной Фаны. – На ближайшие пять часов Гильдия сдала мне вас в аренду.
   По полукругу присутствующих прокатился недовольный ропот. Форма высказывания была непривычно груба, однако полностью отражала содержание. Высокие чины Гильдии и Городской Совет распоряжались ими, как собственностью, торговали, как товаром, и далеко не всем охранникам это нравилось. Однако особого выбора у наемников не было: или мучиться под крылышком Гильдии, или идти на большак, ставя себя за грань закона. Из двух зол многие солдаты выбирали меньшее.
   – Пускай вас не смущают меры предосторожности, с которыми уважаемый мной господин Корс собирал ваш отряд, – продолжил Артур, теребя тонкими пальцами мочку проколотого уха. – Они не касаются вашего задания, они касаются лишь меня, поскольку мое открытое появление на улицах вашего славного города могло вызвать определенный негативный резонанс среди… впрочем, это не важно и, как говорится, к делу не относится.