Страница:
– Что ты готов отдать, чтобы он у тебя заработал?
– Богатства пока не накопил, но ничего не пожалею, а что?
– Тогда идем со мной, и воспользуйся счастливым случаем.
Она потянула его за рукав в сторону автобусной остановки.
– Да подожди ты, куда ты меня тащишь? Я голодный, есть хочу, как волк!
Галя крепко держала Ярослава за руку.
– Успеешь. Надо к шести часам успеть на прием к целителю.
Она рассказала, куда и к кому его ведет.
– А что ты меня раньше не предупредила?
– Не успела.
– А сколько это стоит? У меня и денег может не хватить на лечение.
– Сначала он тебя осмотрит, а потом видно будет.
Галя говорила так спокойно и уверенно, как будто ей уже был известен весь ход дальнейших событий.
Чан-Ху встретил Ярослава и провел его в большую комнату с занавешенным окном. Галя осталась ждать возле дома. В комнате воздух был насыщен незнакомыми приятными запахами, на стенах висели какие-то старинные гравюры с изображениями людей, на телах которых были отмечены десятки, если не сотни точек. Минут через сорок Ярослав вышел из подъезда.
– Ну, что? – кинулась к нему Галя.
– Сказал, что попробует мне помочь. Колол меня иголками. Дал какие-то шарики, которые надо держать под языком.
– А сколько это стоит?
– О деньгах ничего не говорил. Просил прийти завтра в это же время. Дома нужно делать массаж спины. А кто мне его будет делать?
– Я буду, пусть он меня только научит и покажет, – выпалила Галя.
– Слушай, тебе что, делать больше нечего, кроме как заниматься инвалидом?
– Перестань говорить глупости. Какой же ты инвалид? Смотри, какой ты сильный. Я так рада, что он будет тебя лечить.
Дни становились длиннее, ночи короче. Снег почти сошел. Пошли дожди. Весна полностью захватила город. Лопались почки, появилась молодая зеленая травка. В воздухе носились запахи подожженной прошлогодней травы и еще чего-то непонятного, но точно весеннего.
Китаец, узнав, что Ярослав – фронтовик, орденоносец и сотрудник уголовного розыска, наотрез отказался брать плату за лечение. «Китай помогает СССР восстанавливать здоровье героев, – патетически заключил он. – Ты должен родить трех сыновей. Тогда я буду считать лечение законченным». Он рассмеялся, довольный быстрым восстановлением Ярослава. После некоторых колебаний Ярослав привел Галю к Чан-Ху. Китаец посмотрел внимательно на ее руки, пощупал пальцы, ладони, запястья.
– Хорошо. Руки чисто мой мылом. Ногти стриги коротко. Жми пальцами резиновые мячики. Поняла?
Он положил почти раздетого Ярослава ничком на широкую высокую скамью, подозвал Галю и начал работать. «Смотри и запоминай», – велел он ей. Через десять минут лицо китайца покрылось потом, который он вытирал висевшим на поясе полотенцем. Спустя две недели Галя, освоившись, разминала спину старшины, как заправский массажист в бане.
Так прошло еще два месяца. Однажды рано утром Ярослав проснулся от необычного ощущения. Как ошпаренный, он вскочил с кровати и снял трусы. Его мужское достоинство, горделиво подняв голову, раскачивалось из стороны в сторону. Он ожил! Он весь наполнился силой! Ярослав взял его в руки и начал мять и гнуть из стороны в сторону. Он сопротивлялся! Неужели это победа?! Через некоторое время Ярослав немного успокоился и снова заснул. Вечером, когда Галя пришла к нему, старшина уже лежал на полу, готовый к процедуре. Обычно она в это время рассказывала ему всякие истории и сплетни, которые слышала днем. Ярослав слушал в пол уха, постепенно погружаясь в приятное сонное состояние. Пальцы Гали все увереннее разминали его мышцы. Особенно ей нравилось тискать его ягодицы, сильные и упругие. Она уже хорошо знала, какие точки следует массировать особенно тщательно. Галя нежно давила на них подушечками пальцев и чувствовала ответную реакцию. Заканчивая массаж, Галя некоторое время держала обе ладони на его пояснице. Ярослав чувствовал тепло ее рук, и в его душе поднималась волна благодарности к этой девчонке. Он вставал, надевал брюки, закутывал поясницу мягкой шалью, и они пили чай с вареньем и печеньем. На этот раз старшина, весь сияющий, повернулся на спину, и Галя увидела торчащий член! «Смотри! Он встал, встал!» – закричала она, обхватив его обеими руками. Это произошло так инстинктивно и естественно, что Ярослав даже не обратил на это внимание. Он приподнялся, схватил Галю за плечи и повалил ее на себя. «Я его чувствую, я чувствую, как в нем пульсирует кровь!» Они катались по полу и визжали, позабыв о том, что дом полон соседей. Наконец, эйфория уступила место отрезвлению. Галя лежала под Ярославом, скрестив ноги у него за спиной. От тяжести его тела ей было хорошо и приятно. Они тяжело дышали. Наконец, старшина скомандовал: «Закрой глаза и отпусти меня». Она безропотно повиновалась. Ярослав натянул брюки, застегнул ремень и сел на табурет. Галя подошла сзади и обняла его за плечи.
– Я так рада за тебя, – произнесла она почти шепотом, наклонившись к его уху. – Чур, я буду первая, которая попробует его в деле… Я это заслужила, разве не так?
Он посадил ее к себе на колени и чувственно поцеловал в губы.
– А ты что, уже женихаешься с ребятами?
– Да нет, просто балуемся. Мне нравится, когда парень прижимается ко мне и целует в губы. И я могу сравнить, у кого это лучше получается, и кто меня хочет больше. Все, больше ничего…
Прошло еще три недели. Чан-Ху сказал, что «благородный муж» может уже проверить себя в общении с женщиной. Лучше, если она будет в курсе его проблемы, так как от ее поведения многое зависит. Во время очередного массажа Галя, впервые в жизни, поддавшись внутреннему порыву, взяла инициативу на себя, и Ярослав, не веря самому себе, почувствовал сначала ее горячий язык, а потом губы… Не прошло и минуты, как «гейзер», наконец, нашел выход и вырвался наружу! Накопившейся энергии было так много, что Галя едва не захлебнулась. Ярослава била мелкая дрожь. Чтобы не закричать, он прикусил губу и так крепко схватил подругу за плечи, что ей стало больно. Несколько минут, а может, им только так показалось, они лежали рядом на полу, тяжело дыша. Первой пришла в себя Галя: «Вставай, ложись на кровать и ни о чем не думай. Не нужно никаких слов, обещаний и прочей ерунды. Я пошла домой, завтра увидимся. Спи». И она тихо закрыла за собой дверь. Ярослав долго не мог заснуть. Он никогда не чувствовал себя так необыкновенно хорошо. Неужели к нему вернулась его прежняя мужская сила? Наверное, так чувствует себя пантера, которой, наконец, удалось вытащить из лапы занозу, мешавшую ей жить. Ему захотелось тут же побежать к китайцу и поделиться радостью. Уже почти одевшись, он бросил взгляд на ходики – было уже слишком поздно.
Глава 3
– Богатства пока не накопил, но ничего не пожалею, а что?
– Тогда идем со мной, и воспользуйся счастливым случаем.
Она потянула его за рукав в сторону автобусной остановки.
– Да подожди ты, куда ты меня тащишь? Я голодный, есть хочу, как волк!
Галя крепко держала Ярослава за руку.
– Успеешь. Надо к шести часам успеть на прием к целителю.
Она рассказала, куда и к кому его ведет.
– А что ты меня раньше не предупредила?
– Не успела.
– А сколько это стоит? У меня и денег может не хватить на лечение.
– Сначала он тебя осмотрит, а потом видно будет.
Галя говорила так спокойно и уверенно, как будто ей уже был известен весь ход дальнейших событий.
Чан-Ху встретил Ярослава и провел его в большую комнату с занавешенным окном. Галя осталась ждать возле дома. В комнате воздух был насыщен незнакомыми приятными запахами, на стенах висели какие-то старинные гравюры с изображениями людей, на телах которых были отмечены десятки, если не сотни точек. Минут через сорок Ярослав вышел из подъезда.
– Ну, что? – кинулась к нему Галя.
– Сказал, что попробует мне помочь. Колол меня иголками. Дал какие-то шарики, которые надо держать под языком.
– А сколько это стоит?
– О деньгах ничего не говорил. Просил прийти завтра в это же время. Дома нужно делать массаж спины. А кто мне его будет делать?
– Я буду, пусть он меня только научит и покажет, – выпалила Галя.
– Слушай, тебе что, делать больше нечего, кроме как заниматься инвалидом?
– Перестань говорить глупости. Какой же ты инвалид? Смотри, какой ты сильный. Я так рада, что он будет тебя лечить.
Дни становились длиннее, ночи короче. Снег почти сошел. Пошли дожди. Весна полностью захватила город. Лопались почки, появилась молодая зеленая травка. В воздухе носились запахи подожженной прошлогодней травы и еще чего-то непонятного, но точно весеннего.
Китаец, узнав, что Ярослав – фронтовик, орденоносец и сотрудник уголовного розыска, наотрез отказался брать плату за лечение. «Китай помогает СССР восстанавливать здоровье героев, – патетически заключил он. – Ты должен родить трех сыновей. Тогда я буду считать лечение законченным». Он рассмеялся, довольный быстрым восстановлением Ярослава. После некоторых колебаний Ярослав привел Галю к Чан-Ху. Китаец посмотрел внимательно на ее руки, пощупал пальцы, ладони, запястья.
– Хорошо. Руки чисто мой мылом. Ногти стриги коротко. Жми пальцами резиновые мячики. Поняла?
Он положил почти раздетого Ярослава ничком на широкую высокую скамью, подозвал Галю и начал работать. «Смотри и запоминай», – велел он ей. Через десять минут лицо китайца покрылось потом, который он вытирал висевшим на поясе полотенцем. Спустя две недели Галя, освоившись, разминала спину старшины, как заправский массажист в бане.
Так прошло еще два месяца. Однажды рано утром Ярослав проснулся от необычного ощущения. Как ошпаренный, он вскочил с кровати и снял трусы. Его мужское достоинство, горделиво подняв голову, раскачивалось из стороны в сторону. Он ожил! Он весь наполнился силой! Ярослав взял его в руки и начал мять и гнуть из стороны в сторону. Он сопротивлялся! Неужели это победа?! Через некоторое время Ярослав немного успокоился и снова заснул. Вечером, когда Галя пришла к нему, старшина уже лежал на полу, готовый к процедуре. Обычно она в это время рассказывала ему всякие истории и сплетни, которые слышала днем. Ярослав слушал в пол уха, постепенно погружаясь в приятное сонное состояние. Пальцы Гали все увереннее разминали его мышцы. Особенно ей нравилось тискать его ягодицы, сильные и упругие. Она уже хорошо знала, какие точки следует массировать особенно тщательно. Галя нежно давила на них подушечками пальцев и чувствовала ответную реакцию. Заканчивая массаж, Галя некоторое время держала обе ладони на его пояснице. Ярослав чувствовал тепло ее рук, и в его душе поднималась волна благодарности к этой девчонке. Он вставал, надевал брюки, закутывал поясницу мягкой шалью, и они пили чай с вареньем и печеньем. На этот раз старшина, весь сияющий, повернулся на спину, и Галя увидела торчащий член! «Смотри! Он встал, встал!» – закричала она, обхватив его обеими руками. Это произошло так инстинктивно и естественно, что Ярослав даже не обратил на это внимание. Он приподнялся, схватил Галю за плечи и повалил ее на себя. «Я его чувствую, я чувствую, как в нем пульсирует кровь!» Они катались по полу и визжали, позабыв о том, что дом полон соседей. Наконец, эйфория уступила место отрезвлению. Галя лежала под Ярославом, скрестив ноги у него за спиной. От тяжести его тела ей было хорошо и приятно. Они тяжело дышали. Наконец, старшина скомандовал: «Закрой глаза и отпусти меня». Она безропотно повиновалась. Ярослав натянул брюки, застегнул ремень и сел на табурет. Галя подошла сзади и обняла его за плечи.
– Я так рада за тебя, – произнесла она почти шепотом, наклонившись к его уху. – Чур, я буду первая, которая попробует его в деле… Я это заслужила, разве не так?
Он посадил ее к себе на колени и чувственно поцеловал в губы.
– А ты что, уже женихаешься с ребятами?
– Да нет, просто балуемся. Мне нравится, когда парень прижимается ко мне и целует в губы. И я могу сравнить, у кого это лучше получается, и кто меня хочет больше. Все, больше ничего…
Прошло еще три недели. Чан-Ху сказал, что «благородный муж» может уже проверить себя в общении с женщиной. Лучше, если она будет в курсе его проблемы, так как от ее поведения многое зависит. Во время очередного массажа Галя, впервые в жизни, поддавшись внутреннему порыву, взяла инициативу на себя, и Ярослав, не веря самому себе, почувствовал сначала ее горячий язык, а потом губы… Не прошло и минуты, как «гейзер», наконец, нашел выход и вырвался наружу! Накопившейся энергии было так много, что Галя едва не захлебнулась. Ярослава била мелкая дрожь. Чтобы не закричать, он прикусил губу и так крепко схватил подругу за плечи, что ей стало больно. Несколько минут, а может, им только так показалось, они лежали рядом на полу, тяжело дыша. Первой пришла в себя Галя: «Вставай, ложись на кровать и ни о чем не думай. Не нужно никаких слов, обещаний и прочей ерунды. Я пошла домой, завтра увидимся. Спи». И она тихо закрыла за собой дверь. Ярослав долго не мог заснуть. Он никогда не чувствовал себя так необыкновенно хорошо. Неужели к нему вернулась его прежняя мужская сила? Наверное, так чувствует себя пантера, которой, наконец, удалось вытащить из лапы занозу, мешавшую ей жить. Ему захотелось тут же побежать к китайцу и поделиться радостью. Уже почти одевшись, он бросил взгляд на ходики – было уже слишком поздно.
Глава 3
Слуги «Посейдона»
Это был самый жаркий день московского лета 1977 года: красные столбики термометров взметнулись до тридцати четырех градусов по Цельсию и застыли там до позднего вечера. В десятом часу зной все еще стойко держался над Москвой. Город не раздвигал портьер, но распахнул окна. Впрочем, и это не помогало томящимся от зноя москвичам: форточки напоминали духовки, вместо прохлады и свежести из них струились волны горячего воздуха. Было тихо: ничто не могло нарушить царственной неподвижности и покоя этого дня.
Ветер гулял лишь по взлетной полосе Шереметьево. Крылья самолетов, отправляющихся и прибывающих со всех концов мира в столицу одной шестой части суши, резали плотный горячий воздух. Ветер теребил одежду, ерошил волосы пилотов и пассажиров, портил высокие шиньоны стюардесс и аккуратные укладки иностранных туристок…
По радио сообщили: «Самолет рейсом 1265 «Осло-Москва» задерживается». Самуил Моисеевич минут сорок томился в раскалившемся зале. Его большой полосатый носовой платок, которым он то и дело стирал крупные капли пота с высокого лба, можно было выжимать. Человек был уже не молод – жаркие летние месяцы давались ему нелегко. Слегка дряблые щеки покраснели, нос с горбинкой, доставшийся владельцу явно не по росту, лоснился от пота, около глаз обозначились синие прожилки сосудов. Влажными от пота были и пепельно-седые завитки волос, окаймляющие блестящую лысину. В общем, он был далеко не красавцем: однако всякий, кто встречался с ним, проникался к этому человеку симпатией и расположением. Ведь в его черных, слегка на выкате глазах, окаймленных морщинистыми веками, светился тонкий, проницательный ум и печальная доброта.
Уставшее лицо его оживилось, когда он услышал долгожданное объявление: «Совершил посадку самолет рейсом 1265 «Осло – Москва». Самуил Моисеевич подошел к огромному окну. Как только величественный, размытый и дрожащий в раскаленном воздухе силуэт самолета замер, к нему подкатили трап.
Сначала из чрева самолета вышли на свет божий сотрудники посольств и консульств, московских представительств крупных фирм. Несмотря на жару, они были облачены в строгие костюмы и галстуки. Их быстро увез с поля аэродрома заранее ожидавший их микроавтобус. Затем пестрой массой выкатилась веселая многочисленная туристическая группа. Скандинавы (советских граждан на этом борту не оказалось) на затекших ногах спустились по трапу и погрузились в большой вместительный автобус.
Мужчина отошел от окна и сменил «пункт наблюдения», передислоцировавшись поближе к линии таможенного контроля. С человеком, которого он ожидал в этот день в Шереметьево, он не виделся уже год. Знал он его плохо, и черты лица гостя расплылись в его памяти в некий невнятный, смутный и усредненный образ. Встречавший опасался, что они просто не узнают друг друга, и на поиски уйдет много времени. Потому-то встречающий так напряженно и вглядывался в каждое новое лицо, появляющееся по ту сторону таможенного терминала. Среди прибывших, выстроившихся длинной узкой вереницей в зоне погранконтроля, мелькала рыжая голова, невольно привлекающая внимание. Длинные, слегка ниже плеч, волнистые, распущенные волосы были яркого рыжего цвета.
Самуил Моисеевич рассеянно перевел взгляд с «Рыжего» на его спутника: и сразу же узнал в нем своего приятеля! Зрительная память, вопреки тревогам и сомнениям, его не подвела. Когда иностранец заметил встречающего, он приветливо махнул рукой и вместе со своим рыжеголовым приятелем, миновав таможню, быстрым шагом направился к нему.
Визит этих людей в Москву не носил ни официального, ни делового характера. Норвежские океанологи не были крупными учеными с мировым именем: даже в академических кругах не было известно более-менее значимых публикаций или монографий Кнута Скоглунда или Руна Киркебена. Ученые приехали в Москву как туристы-индивидуалы, по крайней мере, такова была их «официальная версия» при получении советских виз. Встречал и опекал иностранных гостей их коллега, сотрудник Института океанологии АН СССР имени академика Ширшова Самуил Бронштейн.
– Самуил! Дружище, как же я рад тебя видеть! – устало, но искренне поприветствовал Скоглунд встречавшего.
– Добро пожаловать в Москву, Кнут, – они крепко пожали друг другу руки.
Самуил украдкой, но с немалым удивлением разглядывал его приятеля. Этого высокого молодого человека в пижонском костюме Самуил видел впервые.
Новый знакомый был красив: его правильное, с холеной белой кожей и нежным девичьим румянцем лицо портил разве что мягкий, несколько безвольный подбородок и капризный, женственный изгиб пухлого рта. Рядом с ним Кнут казался усталым и неприметным. Элегантный светлый костюм помялся в дороге и утратил свой шик. Белая рубашка на жаре быстро потеряла свежесть, узел галстука съехал набок. Коротко стриженные волосы намокли и взъерошились.
– Это тебе, Самуил. В знак моей благодарности! – сказал Кнут на сносном английском и вручил Самуилу небольшой тубус, завернутый в яркую упаковочную бумагу.
– Что ты, Кнут! Это уже лишнее. Спасибо тебе! – Самуил смущенно принял подарок. – А что там?
– Карта Северного моря второй половины XVIII века.
– Не может быть. Это же очень дорогая вещь!
– Пусть это тебя не беспокоит. Все документы на карту внутри тубуса.
Самуил Моисеевич, обуреваемый нахлынувшими чувствами, принялся тискать Скоглунда. Наконец, избавившись от объятий русского, Кнут представил своего спутника:
– Рун Киркебен, наш коллега, мой старый друг, давний ученик и надежный помощник.
– Самуил Бронштейн, – встречавший протянул ему руку. Рун, перехватив черный атташе-кейс из правой руки в левую, ответил вялым рукопожатием и делано улыбнулся одними губами. Его прозрачные травянисто-зеленые глаза рассеянно блуждали по суетливой толпе…
Бронштейн был озадачен: он ожидал встретить одного человека и был не готов к появлению этого экстравагантного персонажа.
– Что ж, еще раз с приездом. В какой гостинице Вы заказали номер?
– Будем жить в «России», рядом с Красной площадью и Кремлем.
– Давайте я провожу вас до стоянки такси?
– Спасибо, не нужно. Нас встречает знакомый из посольства.
– Ну, что ж, тогда будем прощаться. До завтра… Вот мои координаты, – Бронштейн протянул Кнуту сложенный вдвое лист с адресом и телефоном и направился к выходу.
Попрощавшись с Бронштейном, Кнут и Рун не пошли к выходу. Через минуту Рун кому-то заулыбался и помахал рукой. Пружинистой походкой к ним приближался высокий светловолосый человек в сером строгом костюме. Иностранцы обменялись рукопожатиями.
Рун представил Скоглунда встречавшему дипломату.
– А это – мой добрый друг, Кнут Скоглунд.
– Торвальд Йоргенсен, – улыбнувшись, представился дипломат и тут же добавил: Атташе по науке и культуре.
– Рад знакомству, господин атташе.
– Можно просто Торвальд, – предложил дипломат.
Втроем они вышли из здания аэропорта к ожидающей их черной «Volvo» с дипломатическими номерами. На улице Рун поморщился от яркого солнца и водрузил на нос большие солнцезащитные очки. Они проследовали до автомобиля, оживленно беседуя.
Самолет из Осло ждали в Шереметьево не только Бронштейн и Йоргенсен: Скоглунду было оказано гораздо большее внимание, чем это могло показаться на первый взгляд. В небольшом служебном помещении, где размещались пограничники, двое человек в штатском потягивали чай, заботливо предложенный дежурным. Несмотря на «партикулярное платье», профессиональная принадлежность этих лиц не оставляла ни малейших сомнений: это были люди с Лубянки. Оба они были сдержанны, молчаливы. Один из них был уже далеко не молод, но его годы выдавали лишь резкие глубокие морщины около глаз и на высоком выпуклом лбу. Осанка и движения этого поджарого, жилистого человека выдавали силу и энергию, которые, благодаря аскетизму и самодисциплине, остались с ним даже в его возрасте. Второй был значительно моложе, лет тридцати-тридцати пяти. У него были крупный прямой нос, рельефные скулы, жесткие складки по краям губ, высокий лоб и волевой подбородок. Короткая стрижка, офицерская выправка и пронизывающий, цепкий взгляд холодных серых глаз придавали ему сходство с древнеримским центурионом.
Наконец, таможенники аэропорта принесли багаж Скоглунда: компактный серый чемодан. Специалисту по запорным устройствам Оперативно-технического управления КГБ не составило труда справиться с простыми чемоданными замками, но, как выяснилось несколько минут спустя, в чемодане были только свежие сорочки, электробритва, бульварный роман, пузырек снотворного, трусы, носки и носовые платки… Никакого «двойного дна», тайников под подкладкой и ничего, даже отдаленно напоминающего научно-техническую документацию. В кармане крышки чемодана завалялись несколько машинописных листков, вызвавших было интерес чекистов – но не надолго.
Серый чемодан отправился к своему хозяину, а разочарованные чекисты покинули служебное помещение.
Несколько минут спустя Анатолий связался по рации со старшим бригады наружного наблюдения.
– Двадцатый, ответьте базе! Что там у вас? Прием, – произнес Анатолий отчетливым, тихим голосом.
– База, говорит двадцатый. «Гукас» не один. С каким-то рыжим пидором. «Рыжий» держит в руках атташе-кейс, который не сдавал в багаж.
– Вас понял. Конец связи.
«Все ясно, – Анатолий сразу понял, почему багаж Скоглунда оказался пустым, – он прихватил с собой «грузчика». Бронштейну он ничего не сообщил, мы узнаем о нем только сейчас, и багаж досмотреть уже не успеем. Предусмотрительный, черт» – Анатолий был раздосадован. Кроме контрразведчика и специалиста ОТУ, Скоглунда встречали две машины бригады наружного наблюдения. Одна из них была замаскирована под такси: если повезет, ее можно будет подставить норвежцу. Но не повезло и тут.
– Я второй, вызываю первого.
– Вас слышу, прием.
– Кроме «Бориса», их встречает «Филин». Они вместе направляются к его «Volvo».
– Следуйте за ней.
– Вас понял. Конец связи.
Экз. № 1
7 Управление КГБ СССР.
Сводка наружного наблюдения
за объектом «Гукас».
В соответствии с заданием оперативного отдела, в аэропорту Шереметьево 13 июля 1977 года в 14 ч. 16 мин. взят под наблюдение объект «Гукас». «Гукас» прибыл в Москву рейсом № 1265 из Осло. Выше среднего роста – 170–175 см, плотного телосложения, на вид лет 45–47. Носит усы, волосы темные, коротко подстрижены, пробор с правой стороны. Курит сигареты «Camel». Одет в двубортный костюм бежевого цвета. Ботинки коричневые, темные носки, рубашка белая на запонках, галстук светло-коричневый в горошек.
«Гукас», получив багаж (сумка черного цвета размером 90 / 60 / 30 см), подошел к «Борису» (известен инициатору задания), поздоровался с ним, обнял его. Рядом с «Гукасом» стоял неизвестный, которому присвоена кличка «Рыжий». Иностранец при себе имел коричневый чемодан и атташе-кейс. Поговорив 5–7 минут, похоже, на английском языке, попрощались. «Гукас» передал «Борису» завернутый в подарочную бумагу тубус размером 60x15 см. «Борис» передал «Гукасу» листок бумаги с каким-то номером телефона и с тубусом в руках направился к выходу. К иностранцам подошел «Филин» (атташе по науке посольства Норвегии), известный «нам» по другим заданиям. Поздоровавшись, «Филин», «Гукас» и «Рыжий» проследовали к машине «Volvo» черного цвета, дипломатический номер Д 14 41–34, которая их ожидала на стоянке около здания аэропорта. Погрузив багаж, объекты наблюдения сели в машину, которая направилась в сторону Ленинградского проспекта. За объектом «Филин» работала бригада наружного наблюдения 7 Управления КГБ СССР. По договоренности с инициатором задания бригада НН прекратила работу за объектом «Гукас» и передислоцировалась к гостинице «Россия», где для него был зарезервирован номер. В 16 ч. 40 мин. Объект прибыл по адресу: Кутузовский проспект, дом 16, подъезд № 4, кв. 86. Известно, что по этому адресу располагается квартира «Филина». Пробыв у «Филина» 25 минут, «Гукас» с черной сумкой и «Рыжий» с коричневым чемоданом без атташе-кейса остановили такси № ММТ 26–01 и в 17 ч. 10 мин. прибыли в гостиницу «Россия», западный вестибюль, где разместились в номерах 1054 и 1055. На этом наблюдение за объектом «Гукас» было прекращено.
Начальник 2 отд. 5 отдела 7 Упр. КГБ СССР
майор Панкратов А.Ю.
13.07.1977 г.
Все ясно, – досадовал Николай Соболев, просматривая сводку наружного наблюдения, – норвежец оказался гораздо умней, чем нам бы того хотелось.
Подполковник Николай Соболев, старший оперативный уполномоченный 2-го управления КГБ, вел работу по посольству Норвегии в Москве. К изучению Скоглунда были подключены майор Анатолий Барков и подполковник Эдуард Круглов. Утром 14 июля в кабинете Соболева проходило совещание.
– Как будем действовать дальше? – спросил Анатолий, морщась от едкого дыма любимых Соболевым «Столичных».
– Как, как… Будем выполнять план мероприятий, утвержденный руководством Главка. Сейчас главный «забойщик» – «Ихтиандр». Ты, Эдик, отвечаешь за то, чтобы он вывел скандинава на нашего вербовщика. Скоглунд ему должен что-то показать, какие-то бумаги, чертежи. Мы их попробуем пометить, чтобы наверняка знать, где он хранит то, что привез. Главная задача – это понять, что за птица вообще прилетела к нам из Норвегии. Не стоят ли за ним американцы? Может они хотят спровоцировать очередной международный скандал? Если же он умелец-одиночка, то надо его прощупать на предмет возможного сотрудничества. Наши дальнейшие планы будут зависеть от того, удастся ли нам выцыганить у него максимум информации о «Посейдоне», чтобы понять, стоит ли это железо такую кучу денег. Вот ты, Анатолий, можешь себе представить пятьсот тысяч долларов вживую? И чтобы ты с ними сделал, окажись они у тебя?
– Четыреста пятьдесят тысяч я бы тут же отдал на подъем революционного движения в капиталистических странах. Остальные поделил бы среди своих друзей.
Присутствующие одобрительно заулыбались.
– Нет, я серьезно.
– Ну, а если серьезно – давай заниматься делом. Потому что уже пора идти в столовую, иначе нам ничего не достанется.
– Хорошо, продолжим. На «Филина» у меня заведено дело оперативной разработки. Я его пасу и создаю условия для захода в квартиру, если бумаги будут храниться у него дома. Если «Филин» увезет их в посольство…. Тогда – пиши пропало, шансов у нас останется очень мало. Посольство – это все-таки не ювелирный магазин, большой международный скандал может случиться, однако…
– Ты, Анатолий, берешь на себя анализ материалов «наружки», подготовку агента и хаты на Поварской. Каждую пятницу в шестнадцать часов собираемся у меня здесь для подведения итогов и подготовки информации руководству управления. На том и порешили.
Симпозиум собрал представителей нескольких десятков стран. От великих держав, торговые флотилии и боевые армады которых уже не первую сотню лет хозяйничали во владениях Посейдона, до маленьких стран, чьи каботажные суденышки издревле закидывали неводы в соленые прибрежные воды.
Три дня, с 14 по 17 июля, жизнь в «Президент-Отеле» не замирала, и далеко за полночь в огромных окнах здания из стекла и бетона не гас свет. Почтеннейшее сообщество разрывали противоречия между политической конфронтацией и научной солидарностью. Делегации сверхдержав СССР и США обвиняли друг друга во всех возможных грехах, и научные диспуты в таких случаях переходили в политические дебаты. Впрочем, противники в конференц-залах быстро мирились в кулуарах, а глубоко за полночь в номерах гостиницы за «рюмкой чая» становились на время приятелями. Но на утреннем заседании следующего дня все начиналось сначала.
Что, тем не менее, не мешало им выуживать друг у друга новые оригинальные идеи. Контрразведки стран-участниц старались изо всех сил удержать секреты своих ученых от утечки к противнику, но это удавалось далеко не всегда. Есть еще одно немаловажное обстоятельство, которое просто толкало некоторых крупных ученых на раскрытие секретов своим противникам – их огромные амбиции. В научном мире идет жестокая борьба за приоритеты – кто первый запустит в космос самый тяжелый спутник; кто первый создаст бесшумную атомную подводную лодку; кто первый с одного выстрела попадет с расстояния в десять тысяч миль в «бочку с солёными огурцами»; кто первый создаст невидимый для радаров самолет. И почти нет никаких сил, которые могут закрыть рот гению, кричащему на всю планету: «Это сделал Я!». Мировое научное сообщество жило и развивалось по своим органическим законам. Иногда какая-нибудь химическая формула ракетного топлива, написанная нетвердой рукой на ресторанной салфетке и переданная соседу, в одночасье уравнивала соотношение сил НАТО и стран Варшавского договора.
За русскими на Западе закрепилась стойкая репутация народа, склонного к буйному веселью, широким жестам, роскошному угощению и обильным возлияниям. И советская делегация стремилась не разочаровать своих иностранных коллег, еще в Москве позаботившись о стратегическом запасе икры и водки. Последняя с наступлением вечера становилась одним из самых веских аргументов разрешения научных споров: даже вина и коньяки французской делегации не могли стать ей достойным противником. Делегация СССР была немногочисленной: в Сан-Диего приехало всего четверо ученых. Почти все они достаточно свободно владели английским, специального переводчика не потребовалось. Не было в ней и «океанолога в штатском» – контрразведчику было бы почти невозможно «затеряться» в столь небольшой группе. Комитету государственной безопасности на этот раз пришлось положиться на бдительность и патриотизм советских ученых.
Ветер гулял лишь по взлетной полосе Шереметьево. Крылья самолетов, отправляющихся и прибывающих со всех концов мира в столицу одной шестой части суши, резали плотный горячий воздух. Ветер теребил одежду, ерошил волосы пилотов и пассажиров, портил высокие шиньоны стюардесс и аккуратные укладки иностранных туристок…
По радио сообщили: «Самолет рейсом 1265 «Осло-Москва» задерживается». Самуил Моисеевич минут сорок томился в раскалившемся зале. Его большой полосатый носовой платок, которым он то и дело стирал крупные капли пота с высокого лба, можно было выжимать. Человек был уже не молод – жаркие летние месяцы давались ему нелегко. Слегка дряблые щеки покраснели, нос с горбинкой, доставшийся владельцу явно не по росту, лоснился от пота, около глаз обозначились синие прожилки сосудов. Влажными от пота были и пепельно-седые завитки волос, окаймляющие блестящую лысину. В общем, он был далеко не красавцем: однако всякий, кто встречался с ним, проникался к этому человеку симпатией и расположением. Ведь в его черных, слегка на выкате глазах, окаймленных морщинистыми веками, светился тонкий, проницательный ум и печальная доброта.
Уставшее лицо его оживилось, когда он услышал долгожданное объявление: «Совершил посадку самолет рейсом 1265 «Осло – Москва». Самуил Моисеевич подошел к огромному окну. Как только величественный, размытый и дрожащий в раскаленном воздухе силуэт самолета замер, к нему подкатили трап.
Сначала из чрева самолета вышли на свет божий сотрудники посольств и консульств, московских представительств крупных фирм. Несмотря на жару, они были облачены в строгие костюмы и галстуки. Их быстро увез с поля аэродрома заранее ожидавший их микроавтобус. Затем пестрой массой выкатилась веселая многочисленная туристическая группа. Скандинавы (советских граждан на этом борту не оказалось) на затекших ногах спустились по трапу и погрузились в большой вместительный автобус.
Мужчина отошел от окна и сменил «пункт наблюдения», передислоцировавшись поближе к линии таможенного контроля. С человеком, которого он ожидал в этот день в Шереметьево, он не виделся уже год. Знал он его плохо, и черты лица гостя расплылись в его памяти в некий невнятный, смутный и усредненный образ. Встречавший опасался, что они просто не узнают друг друга, и на поиски уйдет много времени. Потому-то встречающий так напряженно и вглядывался в каждое новое лицо, появляющееся по ту сторону таможенного терминала. Среди прибывших, выстроившихся длинной узкой вереницей в зоне погранконтроля, мелькала рыжая голова, невольно привлекающая внимание. Длинные, слегка ниже плеч, волнистые, распущенные волосы были яркого рыжего цвета.
Самуил Моисеевич рассеянно перевел взгляд с «Рыжего» на его спутника: и сразу же узнал в нем своего приятеля! Зрительная память, вопреки тревогам и сомнениям, его не подвела. Когда иностранец заметил встречающего, он приветливо махнул рукой и вместе со своим рыжеголовым приятелем, миновав таможню, быстрым шагом направился к нему.
Визит этих людей в Москву не носил ни официального, ни делового характера. Норвежские океанологи не были крупными учеными с мировым именем: даже в академических кругах не было известно более-менее значимых публикаций или монографий Кнута Скоглунда или Руна Киркебена. Ученые приехали в Москву как туристы-индивидуалы, по крайней мере, такова была их «официальная версия» при получении советских виз. Встречал и опекал иностранных гостей их коллега, сотрудник Института океанологии АН СССР имени академика Ширшова Самуил Бронштейн.
– Самуил! Дружище, как же я рад тебя видеть! – устало, но искренне поприветствовал Скоглунд встречавшего.
– Добро пожаловать в Москву, Кнут, – они крепко пожали друг другу руки.
Самуил украдкой, но с немалым удивлением разглядывал его приятеля. Этого высокого молодого человека в пижонском костюме Самуил видел впервые.
Новый знакомый был красив: его правильное, с холеной белой кожей и нежным девичьим румянцем лицо портил разве что мягкий, несколько безвольный подбородок и капризный, женственный изгиб пухлого рта. Рядом с ним Кнут казался усталым и неприметным. Элегантный светлый костюм помялся в дороге и утратил свой шик. Белая рубашка на жаре быстро потеряла свежесть, узел галстука съехал набок. Коротко стриженные волосы намокли и взъерошились.
– Это тебе, Самуил. В знак моей благодарности! – сказал Кнут на сносном английском и вручил Самуилу небольшой тубус, завернутый в яркую упаковочную бумагу.
– Что ты, Кнут! Это уже лишнее. Спасибо тебе! – Самуил смущенно принял подарок. – А что там?
– Карта Северного моря второй половины XVIII века.
– Не может быть. Это же очень дорогая вещь!
– Пусть это тебя не беспокоит. Все документы на карту внутри тубуса.
Самуил Моисеевич, обуреваемый нахлынувшими чувствами, принялся тискать Скоглунда. Наконец, избавившись от объятий русского, Кнут представил своего спутника:
– Рун Киркебен, наш коллега, мой старый друг, давний ученик и надежный помощник.
– Самуил Бронштейн, – встречавший протянул ему руку. Рун, перехватив черный атташе-кейс из правой руки в левую, ответил вялым рукопожатием и делано улыбнулся одними губами. Его прозрачные травянисто-зеленые глаза рассеянно блуждали по суетливой толпе…
Бронштейн был озадачен: он ожидал встретить одного человека и был не готов к появлению этого экстравагантного персонажа.
– Что ж, еще раз с приездом. В какой гостинице Вы заказали номер?
– Будем жить в «России», рядом с Красной площадью и Кремлем.
– Давайте я провожу вас до стоянки такси?
– Спасибо, не нужно. Нас встречает знакомый из посольства.
– Ну, что ж, тогда будем прощаться. До завтра… Вот мои координаты, – Бронштейн протянул Кнуту сложенный вдвое лист с адресом и телефоном и направился к выходу.
Попрощавшись с Бронштейном, Кнут и Рун не пошли к выходу. Через минуту Рун кому-то заулыбался и помахал рукой. Пружинистой походкой к ним приближался высокий светловолосый человек в сером строгом костюме. Иностранцы обменялись рукопожатиями.
Рун представил Скоглунда встречавшему дипломату.
– А это – мой добрый друг, Кнут Скоглунд.
– Торвальд Йоргенсен, – улыбнувшись, представился дипломат и тут же добавил: Атташе по науке и культуре.
– Рад знакомству, господин атташе.
– Можно просто Торвальд, – предложил дипломат.
Втроем они вышли из здания аэропорта к ожидающей их черной «Volvo» с дипломатическими номерами. На улице Рун поморщился от яркого солнца и водрузил на нос большие солнцезащитные очки. Они проследовали до автомобиля, оживленно беседуя.
Самолет из Осло ждали в Шереметьево не только Бронштейн и Йоргенсен: Скоглунду было оказано гораздо большее внимание, чем это могло показаться на первый взгляд. В небольшом служебном помещении, где размещались пограничники, двое человек в штатском потягивали чай, заботливо предложенный дежурным. Несмотря на «партикулярное платье», профессиональная принадлежность этих лиц не оставляла ни малейших сомнений: это были люди с Лубянки. Оба они были сдержанны, молчаливы. Один из них был уже далеко не молод, но его годы выдавали лишь резкие глубокие морщины около глаз и на высоком выпуклом лбу. Осанка и движения этого поджарого, жилистого человека выдавали силу и энергию, которые, благодаря аскетизму и самодисциплине, остались с ним даже в его возрасте. Второй был значительно моложе, лет тридцати-тридцати пяти. У него были крупный прямой нос, рельефные скулы, жесткие складки по краям губ, высокий лоб и волевой подбородок. Короткая стрижка, офицерская выправка и пронизывающий, цепкий взгляд холодных серых глаз придавали ему сходство с древнеримским центурионом.
Наконец, таможенники аэропорта принесли багаж Скоглунда: компактный серый чемодан. Специалисту по запорным устройствам Оперативно-технического управления КГБ не составило труда справиться с простыми чемоданными замками, но, как выяснилось несколько минут спустя, в чемодане были только свежие сорочки, электробритва, бульварный роман, пузырек снотворного, трусы, носки и носовые платки… Никакого «двойного дна», тайников под подкладкой и ничего, даже отдаленно напоминающего научно-техническую документацию. В кармане крышки чемодана завалялись несколько машинописных листков, вызвавших было интерес чекистов – но не надолго.
Серый чемодан отправился к своему хозяину, а разочарованные чекисты покинули служебное помещение.
Несколько минут спустя Анатолий связался по рации со старшим бригады наружного наблюдения.
– Двадцатый, ответьте базе! Что там у вас? Прием, – произнес Анатолий отчетливым, тихим голосом.
– База, говорит двадцатый. «Гукас» не один. С каким-то рыжим пидором. «Рыжий» держит в руках атташе-кейс, который не сдавал в багаж.
– Вас понял. Конец связи.
«Все ясно, – Анатолий сразу понял, почему багаж Скоглунда оказался пустым, – он прихватил с собой «грузчика». Бронштейну он ничего не сообщил, мы узнаем о нем только сейчас, и багаж досмотреть уже не успеем. Предусмотрительный, черт» – Анатолий был раздосадован. Кроме контрразведчика и специалиста ОТУ, Скоглунда встречали две машины бригады наружного наблюдения. Одна из них была замаскирована под такси: если повезет, ее можно будет подставить норвежцу. Но не повезло и тут.
– Я второй, вызываю первого.
– Вас слышу, прием.
– Кроме «Бориса», их встречает «Филин». Они вместе направляются к его «Volvo».
– Следуйте за ней.
– Вас понял. Конец связи.
* * *
СекретноЭкз. № 1
7 Управление КГБ СССР.
Сводка наружного наблюдения
за объектом «Гукас».
В соответствии с заданием оперативного отдела, в аэропорту Шереметьево 13 июля 1977 года в 14 ч. 16 мин. взят под наблюдение объект «Гукас». «Гукас» прибыл в Москву рейсом № 1265 из Осло. Выше среднего роста – 170–175 см, плотного телосложения, на вид лет 45–47. Носит усы, волосы темные, коротко подстрижены, пробор с правой стороны. Курит сигареты «Camel». Одет в двубортный костюм бежевого цвета. Ботинки коричневые, темные носки, рубашка белая на запонках, галстук светло-коричневый в горошек.
«Гукас», получив багаж (сумка черного цвета размером 90 / 60 / 30 см), подошел к «Борису» (известен инициатору задания), поздоровался с ним, обнял его. Рядом с «Гукасом» стоял неизвестный, которому присвоена кличка «Рыжий». Иностранец при себе имел коричневый чемодан и атташе-кейс. Поговорив 5–7 минут, похоже, на английском языке, попрощались. «Гукас» передал «Борису» завернутый в подарочную бумагу тубус размером 60x15 см. «Борис» передал «Гукасу» листок бумаги с каким-то номером телефона и с тубусом в руках направился к выходу. К иностранцам подошел «Филин» (атташе по науке посольства Норвегии), известный «нам» по другим заданиям. Поздоровавшись, «Филин», «Гукас» и «Рыжий» проследовали к машине «Volvo» черного цвета, дипломатический номер Д 14 41–34, которая их ожидала на стоянке около здания аэропорта. Погрузив багаж, объекты наблюдения сели в машину, которая направилась в сторону Ленинградского проспекта. За объектом «Филин» работала бригада наружного наблюдения 7 Управления КГБ СССР. По договоренности с инициатором задания бригада НН прекратила работу за объектом «Гукас» и передислоцировалась к гостинице «Россия», где для него был зарезервирован номер. В 16 ч. 40 мин. Объект прибыл по адресу: Кутузовский проспект, дом 16, подъезд № 4, кв. 86. Известно, что по этому адресу располагается квартира «Филина». Пробыв у «Филина» 25 минут, «Гукас» с черной сумкой и «Рыжий» с коричневым чемоданом без атташе-кейса остановили такси № ММТ 26–01 и в 17 ч. 10 мин. прибыли в гостиницу «Россия», западный вестибюль, где разместились в номерах 1054 и 1055. На этом наблюдение за объектом «Гукас» было прекращено.
Начальник 2 отд. 5 отдела 7 Упр. КГБ СССР
майор Панкратов А.Ю.
13.07.1977 г.
Все ясно, – досадовал Николай Соболев, просматривая сводку наружного наблюдения, – норвежец оказался гораздо умней, чем нам бы того хотелось.
Подполковник Николай Соболев, старший оперативный уполномоченный 2-го управления КГБ, вел работу по посольству Норвегии в Москве. К изучению Скоглунда были подключены майор Анатолий Барков и подполковник Эдуард Круглов. Утром 14 июля в кабинете Соболева проходило совещание.
– Как будем действовать дальше? – спросил Анатолий, морщась от едкого дыма любимых Соболевым «Столичных».
– Как, как… Будем выполнять план мероприятий, утвержденный руководством Главка. Сейчас главный «забойщик» – «Ихтиандр». Ты, Эдик, отвечаешь за то, чтобы он вывел скандинава на нашего вербовщика. Скоглунд ему должен что-то показать, какие-то бумаги, чертежи. Мы их попробуем пометить, чтобы наверняка знать, где он хранит то, что привез. Главная задача – это понять, что за птица вообще прилетела к нам из Норвегии. Не стоят ли за ним американцы? Может они хотят спровоцировать очередной международный скандал? Если же он умелец-одиночка, то надо его прощупать на предмет возможного сотрудничества. Наши дальнейшие планы будут зависеть от того, удастся ли нам выцыганить у него максимум информации о «Посейдоне», чтобы понять, стоит ли это железо такую кучу денег. Вот ты, Анатолий, можешь себе представить пятьсот тысяч долларов вживую? И чтобы ты с ними сделал, окажись они у тебя?
– Четыреста пятьдесят тысяч я бы тут же отдал на подъем революционного движения в капиталистических странах. Остальные поделил бы среди своих друзей.
Присутствующие одобрительно заулыбались.
– Нет, я серьезно.
– Ну, а если серьезно – давай заниматься делом. Потому что уже пора идти в столовую, иначе нам ничего не достанется.
– Хорошо, продолжим. На «Филина» у меня заведено дело оперативной разработки. Я его пасу и создаю условия для захода в квартиру, если бумаги будут храниться у него дома. Если «Филин» увезет их в посольство…. Тогда – пиши пропало, шансов у нас останется очень мало. Посольство – это все-таки не ювелирный магазин, большой международный скандал может случиться, однако…
– Ты, Анатолий, берешь на себя анализ материалов «наружки», подготовку агента и хаты на Поварской. Каждую пятницу в шестнадцать часов собираемся у меня здесь для подведения итогов и подготовки информации руководству управления. На том и порешили.
* * *
История дружбы Самуила Бронштейна и Кнута Скоглунда, столь разных людей, началась почти год назад. 14 июля 1976 года международный симпозиум океанологов свел на Калифорнийском побережье советского профессора и норвежского инженера-конструктора.Симпозиум собрал представителей нескольких десятков стран. От великих держав, торговые флотилии и боевые армады которых уже не первую сотню лет хозяйничали во владениях Посейдона, до маленьких стран, чьи каботажные суденышки издревле закидывали неводы в соленые прибрежные воды.
Три дня, с 14 по 17 июля, жизнь в «Президент-Отеле» не замирала, и далеко за полночь в огромных окнах здания из стекла и бетона не гас свет. Почтеннейшее сообщество разрывали противоречия между политической конфронтацией и научной солидарностью. Делегации сверхдержав СССР и США обвиняли друг друга во всех возможных грехах, и научные диспуты в таких случаях переходили в политические дебаты. Впрочем, противники в конференц-залах быстро мирились в кулуарах, а глубоко за полночь в номерах гостиницы за «рюмкой чая» становились на время приятелями. Но на утреннем заседании следующего дня все начиналось сначала.
Что, тем не менее, не мешало им выуживать друг у друга новые оригинальные идеи. Контрразведки стран-участниц старались изо всех сил удержать секреты своих ученых от утечки к противнику, но это удавалось далеко не всегда. Есть еще одно немаловажное обстоятельство, которое просто толкало некоторых крупных ученых на раскрытие секретов своим противникам – их огромные амбиции. В научном мире идет жестокая борьба за приоритеты – кто первый запустит в космос самый тяжелый спутник; кто первый создаст бесшумную атомную подводную лодку; кто первый с одного выстрела попадет с расстояния в десять тысяч миль в «бочку с солёными огурцами»; кто первый создаст невидимый для радаров самолет. И почти нет никаких сил, которые могут закрыть рот гению, кричащему на всю планету: «Это сделал Я!». Мировое научное сообщество жило и развивалось по своим органическим законам. Иногда какая-нибудь химическая формула ракетного топлива, написанная нетвердой рукой на ресторанной салфетке и переданная соседу, в одночасье уравнивала соотношение сил НАТО и стран Варшавского договора.
За русскими на Западе закрепилась стойкая репутация народа, склонного к буйному веселью, широким жестам, роскошному угощению и обильным возлияниям. И советская делегация стремилась не разочаровать своих иностранных коллег, еще в Москве позаботившись о стратегическом запасе икры и водки. Последняя с наступлением вечера становилась одним из самых веских аргументов разрешения научных споров: даже вина и коньяки французской делегации не могли стать ей достойным противником. Делегация СССР была немногочисленной: в Сан-Диего приехало всего четверо ученых. Почти все они достаточно свободно владели английским, специального переводчика не потребовалось. Не было в ней и «океанолога в штатском» – контрразведчику было бы почти невозможно «затеряться» в столь небольшой группе. Комитету государственной безопасности на этот раз пришлось положиться на бдительность и патриотизм советских ученых.