Страница:
– Тони, – сказал Тод, – ты скоро будешь здороваться со всеми богачами Чикаго. Кто это?
– Да так, одна знакомая.
– Может, и нас познакомишь?
– Иди к чёрту. Давайте постоим тут, мне нужно кое-что выяснить.
– Ты будешь следить за этой тёлкой? – спросил Сэмми. – Колись, кто это?
– Не важно. Это Патриция.
– Круто, ну давай последим за Патрицией, делать всё равно нечего, – и Сэмми надвинул поглубже кепку, вжал голову в плечи и поднял воротник пальто, став похожим на полицейского с афиши синематографа.
– Клоун.
Но долго нам следить не пришлось. Через несколько минут показался бордовый кабриолет и остановился возле Патриции и Билла. Тортуро открыл дверь машины и подал Патриции руку, помогая сесть, и сам забрался на заднее сидение. Я еле успел отвернуться, чтобы Марко меня не заметил, проезжая мимо.
Патрицию я видел часто. Марко с ней не расставался. Она стала таким же дополнением к нему, как и его шляпа. А для меня ещё одним символом красивой жизни. И я хотел её… или хотя бы такую же.
Я уже не так смущался и мог спокойно смотреть ей в глаза, не выдавая своих чувств. Я понимал, что ко мне она относилась, как к ребёнку, хоть у меня уже начали пробиваться усы и ростом я был почти как Марко. Но она не видела во мне мужчину. Однажды даже пыталась всучить мне плитку шоколада. Но у неё ничего не вышло. Мой принцип ничего не брать от Ди Чента перешёл и на неё. Пару раз Марко оставлял нас наедине, пока занимался своими делами. Ненадолго, на несколько минут. Это были самые приятные и самые страшные минуты нашего с ней общения.
В мае Марко опять исчез. Целый месяц я не видел ни его, ни Патриции. Его парни появлялись на нашей улице, но я не отваживался подойти и спросить. Не знаю, за кем я больше скучал, но чувствовал себя неуютно и вечерами торчал на улице, выглядывая автомобиль Марко.
Они появились в начале июня. Пэт была такой же сияющей, а вот с Марко что-то произошло. Он похудел и как-то состарился. И вальяжность сменилась настороженностью. Он иногда бросал взгляды в сторону, словно ждал кого-то. Это было не сильно заметно, он старался держать марку, но я сразу почувствовал, что у него проблемы. Наши беседы сводились к приветствию и парочке фраз, я понимал, что ему не до меня и, извинившись, ретировался, как бы мне не хотелось побыть ещё немного рядом с Патрицией.
И всё не умолкали разговоры об аресте Аль Капоне, об убийстве Диллинджера, о разброде в гангстерских делах. Но, как бы там ни было, стрельбы в городе стало меньше и торговцы газет всё реже кричали об очередном убийстве.
У Марко к тому времени основной бизнес был легальным. Он открыл пару клубов и несколько магазинов, скупал акции и вкладывал деньги, куда только мог. Отмена сухого закона лишила части дохода. Я слышал, что Марко сдавал семье свои дела. Его место занял Пит «Кнут» Сорвино.
Кому он перешёл дорогу, так до конца и не понятно. Говорили разное: что семья так просто не отпускает из своих лап, что кто-то свёл старые счёты, дождавшись, когда он отойдёт от криминальных дел. Слухов ходило много. Газеты не сильно изощрялись, так как Марко не был такой уж большой величиной в гангстерском мире, а тема мафиозных разборок была заезжена до дыр.
Но у меня есть собственная версия событий. Я пытаюсь не думать о ней. Даже сейчас, возвращаясь в памяти к событиям тех дней, к горлу подкатывает тошнота, а в душе расцветает ненависть. И я молюсь, чтобы Бог избавил меня от этих мыслей. И молюсь, чтобы я оказался не прав, и Марко нашёл своё место в раю.
Четырнадцатого июля тысяча девятьсот тридцать пятого года я видел Марко в последний раз. Лучше бы этого дня не было вообще. Совсем. Никогда.
Мы с друзьями собирались отправиться на озеро, но дождь разрушил все планы. К обеду распогодилось и снова припекло, да так, что через час от луж ничего не осталось.
Тода загрузили домашними делами, а Сэмми завеялся с самого утра. Я прошёлся по району и, не встретив никого из приятелей, вернулся домой, взял книгу и засел на веранде. Читал я «Робинзона Крузо». Неспешное повествование и технические советы по выживанию на необитаемом острове быстро вогнали меня в дрёму. Меня совсем разморило, но я не спал, просто сидел в кресле, клюя носом и погружаясь в шум улицы. На кухне гремела посудой мама. Где-то лаяла собака, голоса прохожих появлялись и таяли, как призраки. Сварливая донна Лучиано опять пилила мужа. Кто-то слушал по радио джаз. Я знал – стоит открыть глаза, и этот слепой мир рассыплется, сольётся с картинкой.
Я услышал звук мотора приближающегося автомобиля, и через несколько секунд раздался сигнал клаксона.
Я открыл глаза и увидел машину Марко, стоящую напротив моего дома. Марко за рулём прикуривал сигару, а Патриция улыбалась мне и махнула, чтобы я подошёл.
– Привет, Тони, – Марко пожал мне руку, выйдя из авто. – Ты не сильно занят?
– Совершенно. Пытался построить хижину и развести коз, но уснул, – я показал книгу.
– Не хочешь прокатиться?
Более глупого вопроса я не слышал. Да кто откажется проехаться на кабриолете рядом с Марко Ди Чента? А если попадёшься на глаза кому-то из друзей, они вообще лопнут от зависти. Но, конечно, я не стал сразу кивать головой и кричать, что всю жизнь об этом мечтал. Состроил задумчивое лицо, делая вид, что пытаюсь прикинуть, не разрушит ли эта поездка мои планы на день, и только потом сказал:
– Хочу, наверное.
– Тогда сходи, скажи родителям, что на ужин не попадёшь, пусть не ждут. Можешь сослаться на меня. Скажи, что доставлю в целости и сохранности.
– Один миг.
Мать не разделила моей радости, но ничего не сказала, только вздохнула и показала взмахом руки, чтобы я уходил, мол, иди уже, что с тебя возьмешь.
Пока я ходил домой, Марко поднял верх в машине, и это меня слегка огорчило. Кто меня теперь увидит?
В салоне пахло парфюмом и табаком. Красное кожаное сидение было широким и удобным. Снаружи машина казалась не такой большой, но внутри места было полно. Сидя сзади, я спокойно мог вытянуть ноги. До этого я ездил только на грузовике. Оказаться в такой машине – я даже мечтать не мог.
Мы ехали молча, только Пэт пару раз повернулась ко мне, чтобы спросить что-то несущественное. Я даже не попытался узнать, куда мы едем. Не всё ли равно.
Проехав Мэдисон-стрит, свернули на Вабаш-авеню. От озера веяло прохладой и свежестью. Мы остановились возле торгового центра «Город Ветров». Когда я вышел из машины, то увидел, что ехали мы не одни. Из чёрного «Форда» вышли Билл Тортуро, «Толстяк» Беппе и Вико Ригони. Марко пошёл к ним, и минут пять они что-то обсуждали. Я не слышал разговор, но было видно, что Марко чем-то озабочен. Да и выглядел он каким-то уставшим. Былой лоск сходил с него, как старая краска сходит с оконной рамы. Жесты стали какие-то нервные, походка потеряла свою лёгкость.
Марко вернулся вместе с Тортуро.
– Тони, – сказал Марко, – я хочу сделать для тебя подарок. Я мог это сделать и раньше, и сделать много раз, но я знаю, к чему бы свелись все наши отношения. Но сейчас самое время компенсировать. Патриция, ты поможешь нашему мальчику приодеться?
Марко достал бумажник, извлёк оттуда пачку долларов и, не считая, протянул Патриции. Я, было, начал возражать, но Ди Чента посмотрел на меня таким взглядом, что мне стало не по себе.
– Антонио, никогда не отказывайся от подарков, которые дарятся от чистого сердца. Идите уже, что вы стоите. Билл присмотрит, чтобы вы купили то, что надо, а потом отвезёт вас, куда надо. Увидимся.
Марко с Беппе и Вико сели в его «Дюзенберг» и уехали.
Я раньше представить не мог, какой это тяжкий труд делать покупки. Мы переменяли десятка два костюмов и столько же пар туфлей, перебрали гору рубашек и галстуков, полчаса выбирали запонки. Даже носки новые купили. Потом я просидел час в парикмахерской. И в завершении купили серую с синей лентой шляпу. Под конец, устал так, что меня ноги не держали, и спину ломило, словно весь день махал лопатой или колол дрова. Но оно того стоило.
Посмотрев в зеркало, я не узнал себя. Куда делась та шпана, которой я был ещё с утра. На мне был летний светло-серый костюм в тонкую полоску, голубая рубашка, синий широкий галстук с узором и серые с чёрными лаковыми вставками туфли. В отражении на меня смотрел вполне взрослый молодой человек, успешный и уверенный в себе.
Но это ничто по сравнению с несколькими часами, которые я провёл с Патрицией. Тортуро не вмешивался в процесс, он либо молча курил в сторонке, либо дремал на стуле, пока мы занимались примеркой. Единственной фразой, которую он произнёс, была: «Вот это другое дело, да на тебя приятно смотреть, парень».
Впервые за всё время, сколько я её знал, я не смущался, и поддерживал разговор, и шутил, и смеялся над её шутками. Мне было так легко с ней, словно я был её парнем, и мы давно и близко знаем друг друга, и нет между нами никакого Марко Ди Чента. И мне показалось, что она на меня стала иначе смотреть. Но я больше склонен думать, что это всё-таки показалось.
Потом мы сидели в кафе, я ел мороженое, Пэт заказала вино, а Билл курил и выпил чашек пять кофе.
Когда мы вышли из пассажа, уже вечерело. Небо наливалось розовым, а с озера потянуло прохладой. На «Форде» мы проехали три квартала и вышли возле клуба «Фламинго». Город, погружаясь в вечер, загорался электричеством и неоном. Вывески, реклама, гирлянды, фонари заливали улицы разноцветным сиянием. Был выходной, и тротуары не вмещали праздно гуляющих людей, машины искали место для парковки, шныряли торговцы сигаретами и сладостями. Из окон кафе доносилась музыка.
На моей улице в такое время уже закрыты все магазины, жизнь кипит только в двух барах, вывески которых никак не светятся, а из музыки – только пьяные голоса, вразнобой запевающие что-нибудь фривольное. Завтра рабочий день, и многие уже отходят ко сну. «Рано ложиться спать – значит беречь здоровье и экономить на электричестве и еде», – говорил мой отец. «Если какой-то день ты не можешь вспомнить, то ты прожил его зря», – говорил Марко.
Если я не мог мечтать прокатиться с Марко в его машине, то побывать в ночном клубе и подавно. Этот день я точно проживу не зря.
Я боялся, что меня не пропустят из-за возраста, но Билл молча провёл нас внутрь, и ни у кого не возникло вопросов относительно меня. Объяснилось это очень просто – «Фламинго» оказался клубом Марко Ди Чента. Я не стал оставлять шляпу в гардеробе, и мы прошли в зал. Программа ещё не началась, но народу уже был полный зал.
У меня голова закружилась от богатства интерьера, от гула голосов, от танго, которое играл оркестр на сцене, от ароматов блюд, о существовании которых я даже не подозревал, от шёлка, бархата, парчи и атласа, стразов, пайеток и блёсток, горжеток, перьев и боа, жемчугов и бриллиантов, фальшивых и настоящих, от чулок и помады, от духов и табачного дыма, от изобилия шикарных женщин и роскошных мужчин. От контраста с тем миром, в котором я жил и искал свои радости, кажущиеся мне теперь бедами.
Сегодня я не просто заглянул в щёлочку на иную сторону жизни, я стал её частью, пусть всего на вечер, но никто не смотрел на меня, как на случайно забредшего изгоя. На меня не оглядывались и не показывали пальцем, что означало, что я один из них.
Билл остался у входа с кем-то поговорить, а Патриция провела меня к кабинке, в которой уже сидел Марко в компании с Беппе и Вико. Увидев меня, Марко даже стакан не донёс до рта.
– Антонио, запомни этот день, – сказал он, – ты стал мужчиной. Я до последнего дня относился к тебе, как к ребёнку, но, клянусь, я ошибался. Ты настоящий мужчина.
Беппе одобрительно покачал головой, а Вико показал большой палец. Они допили виски в стаканах и ушли. Мы остались втроём.
Я уже не помню, о чём мы говорили. Ничего существенного. Марко, обычно не разговорчивый, не умолкал и рассказывал весёлые случаи из жизни. Пэт смеялась, не выпуская из рук бокал и сигариллу. Стол ломился от еды, я даже не знаю, как назывались те блюда, но всё было вкусно и необычно. Пэт уговорила Марко, чтобы он позволил мне выпить шампанского. В итоге, я раскололся, что иногда покуриваю, и Марко угостил меня сигарой. На сцену вышло варьете, и я не мог оторвать глаз от стройных ног, и Пэт сказала, что у неё ноги лучше, чем у любой из этих танцовщиц.
Чёрт, я никогда не был так счастлив! Мне хотелось остаться здесь навсегда, чтобы этот праздник никогда не кончался. Я был рядом с двумя людьми, которые очень важны для меня. Марко был для меня маяком, в сторону которого я пытался направлять корабль своей жизни, а Патриция – первой любовью.
– Потанцуем? – Пэт докурила и поднялась, протянув мне руку. – Марко совсем не хочет со мной танцевать.
– Нет, нет! – я забился в угол дивана.
– Потанцуй с ней, – сказал Марко. – Я просто боюсь отдавить ей ноги.
– Но я не умею.
– Ты просто обязан научиться танцевать. Вставай, это совсем не сложно.
К третьему танцу я уже вполне сносно танцевал фокстрот.
Пока мы был на танцполе, Марко выпил больше, чем полбутылки виски.
Мы вернулись, и Марко налил новый стакан. И он уже не был весел и раскован. В глазах нездоровый азарт и лёд.
– Марко, этот мальчик отличный ученик. Или я хороший учитель. Марко, я обязательно должна научить тебя танцевать.
Он лишь бросил на неё равнодушный взгляд. Его мысли были далеко, алкоголь разрушил ту маску, которую Марко надевал на люди. Он всё чаще посматривал на вход и переглядывался со своими приятелями, которые сидели через две кабинки. Атмосфера лёгкости и веселья утекала, как растаявшее мороженое. Мне почему-то стало жаль Марко, и в то же время, в его взгляде было что-то, вызывающее у меня подсознательный страх. Я понял, что совсем не знаю его. Что наше с ним общение всего лишь малюсенькая часть его жизни, а всё остальное для меня было скрыто под тёмными водами. И тот Марко, которого знал я, совсем не Марко Ди Чента, гангстер, убийца и рэкетир. Он просто бутафория, созданная зачем-то лично для меня. Я не знал, чего можно ждать от настоящего Марко.
Мне не долго довелось ждать, чтобы выяснить это.
– Как она тебе? – спросил вдруг меня Ди Чента, когда Патриция пошла в женскую комнату.
– Кто? – я сделал вид, что не понял вопрос.
– Патриция. Как она тебе?
Я растерялся и не знал, что делать. Молчание скажет намного больше, чем слова, и молчание не умеет врать, поэтому судорожно подбирал слова. Слишком долгая пауза тоже выдаст меня с потрохами.
– Она красивая, – первое, что пришло в голову.
– Я знаю, что она красивая. Ты понял, о чём я тебя спрашиваю, – у меня мурашки побежали по спине от его взгляда, холодного и пронизывающего.
– Но, мистер…
– Если ты ещё раз назовёшь меня «сэр», «мистер» или ещё каким-нибудь дерьмом, я отрежу тебе ухо, – он был пьян, язык заплетался. – Меня зовут Марко Ди Чента! Марко! Ты понял? Я хочу, чтобы ты звал меня Марко. Тебе ясно?
– Да, Марко.
Все ощущения от клуба вмиг рассыпались в прах. Мне жутко захотелось домой, и я снова стал беспомощным маленьким мальчиком, возомнившим о себе чёрте что.
– Прости меня, Тони, просто у меня сейчас проблемы, понимаешь? Не важно. Я не должен был… Итак, Тони, я повторю вопрос – она тебе нравится? Я же вижу, как ты смотришь на неё. Но это… это не страшно. На неё все так смотрят, потому что она такая… да. И ты тоже ничего не можешь поделать с собой. Я же всё понимаю.
– Но, Марко, не важно, как я смотрю. У меня даже в мыслях нет. Она же твоя невеста, – выпалил я.
Он рассмеялся, и смеялся долго, вытирая платком слёзы. Это больше было похоже на истерику.
– Антонио, дружище, ты действительно думаешь, что я могу жениться на какой-то шлюхе? Она даже не итальянка. Возможно, я бы и женился на шлюхе, если бы она была итальянка…
Если бы на его месте был Тод или Сэмми, или даже Рыжий Майк, я бы выбил ему все зубы за такие слова. Но сейчас я просто сдержал дрожь в теле, только почувствовал, как кровь прилила к лицу.
– Да, Тони, она всего-навсего шлюха. Дорогая и красивая, но шлюха! Я нашёл её в Нью-Йорке и привёз сюда. Почему нет? Она шикарна, виртуозна в постели и у неё лёгкий характер. Это дорого стоит, но я в состоянии это себе позволить.
Он склонился ко мне и, пьяно улыбнувшись, сказал:
– Хочешь её? – и подмигнул так, как всегда.
Я не находил слов и просто молчал.
– Я тебя спрашиваю, Тони, хочешь её?
– Нет.
– Не ври мне! Её хотят все, и ты хочешь! Правда?
– Нет, я бы никогда…
– Что «никогда»? Тони, пойми, послушай меня, Тони, – он целую минуту тряс указательным пальцем, подбирая слова, – ты, единственный из этого сраного города, с кем бы я… с кем бы я не хотел распрощаться. Остальные пусть отправляются в ад. Ты когда-нибудь поймёшь. Или не поймёшь. Не важно. Это не важно. У тебя есть девушка? Ты когда-нибудь трахался? Хочешь, я подарю её тебе. Не навсегда, нет. Просто скажу ей, и она отведёт тебя наверх и после этого даже рай тебе покажется грязной помойкой. Только скажи.
Я молчал. Я хотел убить его. И растоптать его дурацкую шляпу. И убить себя.
– Тони, – продолжал он, – если ты думаешь, что я раздаю её направо и налево, ты ошибаешься. Она моя, и только моя. Но сейчас уже не важно. Для тебя мне не жалко, потому что…
– Марко, можно я пойду? Мне нужно домой.
Он откинулся на спинку дивана, залпом выпил виски и прикурил погасшую сигару. Он молчал долго, и я весь извёлся. Я боялся просто так встать и уйти.
– Конечно, можешь идти. Билли отвезёт тебя.
– Нет, я сам.
– Я сказал – Билли отвезёт тебя.
По пути домой я находился в полной прострации. Я не понимал, где я и что происходит. Только бешеной каруселью в голове вертелся наш последний диалог. И ещё страх за Патрицию, и ненависть к Марко, и отвращение к такой сложной и запутанной взрослой жизни.
Придя домой, я забежал в свою комнату, ничего никому не сказав, и прорыдал, пока не отключился от полного отупения и усталости.
На следующий день я узнал новость: вчера на перекрёстке Оук-стрит и Тейлор-стрит, на том самом кровавом перекрёстке, было совершено покушение на Марко Ди Чента. Об этом писали газеты и говорили люди на нашей улице. Марко здесь знали все, поэтому тема обсуждалась весь день, и к вечеру обросла такими подробностями, что скорее стала похожа на сказку. Но Марко не пострадал. Нападающий, неизвестный мужчина, был застрелен одним единственным выстрелом в голову и слегка оцарапало Вико Ригони. Я всё пытался выяснить, была там девушка или нет, но насчёт этого никто ничего не знал. Одни говорили, что была, другие, что нет.
Я ещё по инерции порадовался, что с Марко всё обошлось, но потом ловил себя на мысли, что лучше бы его пристрелили, как собаку. И никак не мог определиться. Старые добрые чувства к нему ещё не развеялись, а новые ещё не до конца созрели. Но лучше бы он всё-таки умер, потому что мне не хотелось встречаться с ним. Я не представлял, как буду смотреть ему в глаза, жать руку, разговаривать с ним. А послать его к чёрту у меня не хватит сил. И я каждый раз буду предавать самого себя.
Через три дня вся улица гудела слухами о гибели Марко. Ему давно говорили, чтобы сменил кабриолет на купе. В его машину бросили гранату. Всё, что от него нашли, – обугленную головешку и шляпу с обгоревшими полями. Ту самую, единственную на весь Чикаго. А ещё изувеченный труп Патриции. Её взрывом выбросило из машины, и поэтому труп смогли опознать. Марко же остался внутри, и когда машина загорелась, он поджарился вместе с ней, превратившись в кусок сгоревшего барбекю. Полиция долго не разбиралась и закрыла дело. А что там было расследовать? Таких «Дюзенбергов» на пальцах пересчитать. Шляпу знали все. Другую такую пойди, поищи. Девушка тоже. Марко с ней в последнее время не расставался. Задачка на три действия с одним неизвестным. Слишком простая задачка, как мне кажется.
Я не стал бухгалтером. Я уехал из Чикаго. У меня стойкая аллергия к полосатым костюмам и федорам. Я не стал таким крутым и богатым, как Марко, и ни капли об этом не жалею. Жалею я лишь об одном – что не успел проститься тогда в клубе с Патрицией.
А Марко Ди Чента, если он не попал в рай, от всей души желаю попасть в ад.
Бутылка вина
– Да так, одна знакомая.
– Может, и нас познакомишь?
– Иди к чёрту. Давайте постоим тут, мне нужно кое-что выяснить.
– Ты будешь следить за этой тёлкой? – спросил Сэмми. – Колись, кто это?
– Не важно. Это Патриция.
– Круто, ну давай последим за Патрицией, делать всё равно нечего, – и Сэмми надвинул поглубже кепку, вжал голову в плечи и поднял воротник пальто, став похожим на полицейского с афиши синематографа.
– Клоун.
Но долго нам следить не пришлось. Через несколько минут показался бордовый кабриолет и остановился возле Патриции и Билла. Тортуро открыл дверь машины и подал Патриции руку, помогая сесть, и сам забрался на заднее сидение. Я еле успел отвернуться, чтобы Марко меня не заметил, проезжая мимо.
Патрицию я видел часто. Марко с ней не расставался. Она стала таким же дополнением к нему, как и его шляпа. А для меня ещё одним символом красивой жизни. И я хотел её… или хотя бы такую же.
Я уже не так смущался и мог спокойно смотреть ей в глаза, не выдавая своих чувств. Я понимал, что ко мне она относилась, как к ребёнку, хоть у меня уже начали пробиваться усы и ростом я был почти как Марко. Но она не видела во мне мужчину. Однажды даже пыталась всучить мне плитку шоколада. Но у неё ничего не вышло. Мой принцип ничего не брать от Ди Чента перешёл и на неё. Пару раз Марко оставлял нас наедине, пока занимался своими делами. Ненадолго, на несколько минут. Это были самые приятные и самые страшные минуты нашего с ней общения.
В мае Марко опять исчез. Целый месяц я не видел ни его, ни Патриции. Его парни появлялись на нашей улице, но я не отваживался подойти и спросить. Не знаю, за кем я больше скучал, но чувствовал себя неуютно и вечерами торчал на улице, выглядывая автомобиль Марко.
Они появились в начале июня. Пэт была такой же сияющей, а вот с Марко что-то произошло. Он похудел и как-то состарился. И вальяжность сменилась настороженностью. Он иногда бросал взгляды в сторону, словно ждал кого-то. Это было не сильно заметно, он старался держать марку, но я сразу почувствовал, что у него проблемы. Наши беседы сводились к приветствию и парочке фраз, я понимал, что ему не до меня и, извинившись, ретировался, как бы мне не хотелось побыть ещё немного рядом с Патрицией.
И всё не умолкали разговоры об аресте Аль Капоне, об убийстве Диллинджера, о разброде в гангстерских делах. Но, как бы там ни было, стрельбы в городе стало меньше и торговцы газет всё реже кричали об очередном убийстве.
У Марко к тому времени основной бизнес был легальным. Он открыл пару клубов и несколько магазинов, скупал акции и вкладывал деньги, куда только мог. Отмена сухого закона лишила части дохода. Я слышал, что Марко сдавал семье свои дела. Его место занял Пит «Кнут» Сорвино.
Кому он перешёл дорогу, так до конца и не понятно. Говорили разное: что семья так просто не отпускает из своих лап, что кто-то свёл старые счёты, дождавшись, когда он отойдёт от криминальных дел. Слухов ходило много. Газеты не сильно изощрялись, так как Марко не был такой уж большой величиной в гангстерском мире, а тема мафиозных разборок была заезжена до дыр.
Но у меня есть собственная версия событий. Я пытаюсь не думать о ней. Даже сейчас, возвращаясь в памяти к событиям тех дней, к горлу подкатывает тошнота, а в душе расцветает ненависть. И я молюсь, чтобы Бог избавил меня от этих мыслей. И молюсь, чтобы я оказался не прав, и Марко нашёл своё место в раю.
Четырнадцатого июля тысяча девятьсот тридцать пятого года я видел Марко в последний раз. Лучше бы этого дня не было вообще. Совсем. Никогда.
Мы с друзьями собирались отправиться на озеро, но дождь разрушил все планы. К обеду распогодилось и снова припекло, да так, что через час от луж ничего не осталось.
Тода загрузили домашними делами, а Сэмми завеялся с самого утра. Я прошёлся по району и, не встретив никого из приятелей, вернулся домой, взял книгу и засел на веранде. Читал я «Робинзона Крузо». Неспешное повествование и технические советы по выживанию на необитаемом острове быстро вогнали меня в дрёму. Меня совсем разморило, но я не спал, просто сидел в кресле, клюя носом и погружаясь в шум улицы. На кухне гремела посудой мама. Где-то лаяла собака, голоса прохожих появлялись и таяли, как призраки. Сварливая донна Лучиано опять пилила мужа. Кто-то слушал по радио джаз. Я знал – стоит открыть глаза, и этот слепой мир рассыплется, сольётся с картинкой.
Я услышал звук мотора приближающегося автомобиля, и через несколько секунд раздался сигнал клаксона.
Я открыл глаза и увидел машину Марко, стоящую напротив моего дома. Марко за рулём прикуривал сигару, а Патриция улыбалась мне и махнула, чтобы я подошёл.
– Привет, Тони, – Марко пожал мне руку, выйдя из авто. – Ты не сильно занят?
– Совершенно. Пытался построить хижину и развести коз, но уснул, – я показал книгу.
– Не хочешь прокатиться?
Более глупого вопроса я не слышал. Да кто откажется проехаться на кабриолете рядом с Марко Ди Чента? А если попадёшься на глаза кому-то из друзей, они вообще лопнут от зависти. Но, конечно, я не стал сразу кивать головой и кричать, что всю жизнь об этом мечтал. Состроил задумчивое лицо, делая вид, что пытаюсь прикинуть, не разрушит ли эта поездка мои планы на день, и только потом сказал:
– Хочу, наверное.
– Тогда сходи, скажи родителям, что на ужин не попадёшь, пусть не ждут. Можешь сослаться на меня. Скажи, что доставлю в целости и сохранности.
– Один миг.
Мать не разделила моей радости, но ничего не сказала, только вздохнула и показала взмахом руки, чтобы я уходил, мол, иди уже, что с тебя возьмешь.
Пока я ходил домой, Марко поднял верх в машине, и это меня слегка огорчило. Кто меня теперь увидит?
В салоне пахло парфюмом и табаком. Красное кожаное сидение было широким и удобным. Снаружи машина казалась не такой большой, но внутри места было полно. Сидя сзади, я спокойно мог вытянуть ноги. До этого я ездил только на грузовике. Оказаться в такой машине – я даже мечтать не мог.
Мы ехали молча, только Пэт пару раз повернулась ко мне, чтобы спросить что-то несущественное. Я даже не попытался узнать, куда мы едем. Не всё ли равно.
Проехав Мэдисон-стрит, свернули на Вабаш-авеню. От озера веяло прохладой и свежестью. Мы остановились возле торгового центра «Город Ветров». Когда я вышел из машины, то увидел, что ехали мы не одни. Из чёрного «Форда» вышли Билл Тортуро, «Толстяк» Беппе и Вико Ригони. Марко пошёл к ним, и минут пять они что-то обсуждали. Я не слышал разговор, но было видно, что Марко чем-то озабочен. Да и выглядел он каким-то уставшим. Былой лоск сходил с него, как старая краска сходит с оконной рамы. Жесты стали какие-то нервные, походка потеряла свою лёгкость.
Марко вернулся вместе с Тортуро.
– Тони, – сказал Марко, – я хочу сделать для тебя подарок. Я мог это сделать и раньше, и сделать много раз, но я знаю, к чему бы свелись все наши отношения. Но сейчас самое время компенсировать. Патриция, ты поможешь нашему мальчику приодеться?
Марко достал бумажник, извлёк оттуда пачку долларов и, не считая, протянул Патриции. Я, было, начал возражать, но Ди Чента посмотрел на меня таким взглядом, что мне стало не по себе.
– Антонио, никогда не отказывайся от подарков, которые дарятся от чистого сердца. Идите уже, что вы стоите. Билл присмотрит, чтобы вы купили то, что надо, а потом отвезёт вас, куда надо. Увидимся.
Марко с Беппе и Вико сели в его «Дюзенберг» и уехали.
Я раньше представить не мог, какой это тяжкий труд делать покупки. Мы переменяли десятка два костюмов и столько же пар туфлей, перебрали гору рубашек и галстуков, полчаса выбирали запонки. Даже носки новые купили. Потом я просидел час в парикмахерской. И в завершении купили серую с синей лентой шляпу. Под конец, устал так, что меня ноги не держали, и спину ломило, словно весь день махал лопатой или колол дрова. Но оно того стоило.
Посмотрев в зеркало, я не узнал себя. Куда делась та шпана, которой я был ещё с утра. На мне был летний светло-серый костюм в тонкую полоску, голубая рубашка, синий широкий галстук с узором и серые с чёрными лаковыми вставками туфли. В отражении на меня смотрел вполне взрослый молодой человек, успешный и уверенный в себе.
Но это ничто по сравнению с несколькими часами, которые я провёл с Патрицией. Тортуро не вмешивался в процесс, он либо молча курил в сторонке, либо дремал на стуле, пока мы занимались примеркой. Единственной фразой, которую он произнёс, была: «Вот это другое дело, да на тебя приятно смотреть, парень».
Впервые за всё время, сколько я её знал, я не смущался, и поддерживал разговор, и шутил, и смеялся над её шутками. Мне было так легко с ней, словно я был её парнем, и мы давно и близко знаем друг друга, и нет между нами никакого Марко Ди Чента. И мне показалось, что она на меня стала иначе смотреть. Но я больше склонен думать, что это всё-таки показалось.
Потом мы сидели в кафе, я ел мороженое, Пэт заказала вино, а Билл курил и выпил чашек пять кофе.
Когда мы вышли из пассажа, уже вечерело. Небо наливалось розовым, а с озера потянуло прохладой. На «Форде» мы проехали три квартала и вышли возле клуба «Фламинго». Город, погружаясь в вечер, загорался электричеством и неоном. Вывески, реклама, гирлянды, фонари заливали улицы разноцветным сиянием. Был выходной, и тротуары не вмещали праздно гуляющих людей, машины искали место для парковки, шныряли торговцы сигаретами и сладостями. Из окон кафе доносилась музыка.
На моей улице в такое время уже закрыты все магазины, жизнь кипит только в двух барах, вывески которых никак не светятся, а из музыки – только пьяные голоса, вразнобой запевающие что-нибудь фривольное. Завтра рабочий день, и многие уже отходят ко сну. «Рано ложиться спать – значит беречь здоровье и экономить на электричестве и еде», – говорил мой отец. «Если какой-то день ты не можешь вспомнить, то ты прожил его зря», – говорил Марко.
Если я не мог мечтать прокатиться с Марко в его машине, то побывать в ночном клубе и подавно. Этот день я точно проживу не зря.
Я боялся, что меня не пропустят из-за возраста, но Билл молча провёл нас внутрь, и ни у кого не возникло вопросов относительно меня. Объяснилось это очень просто – «Фламинго» оказался клубом Марко Ди Чента. Я не стал оставлять шляпу в гардеробе, и мы прошли в зал. Программа ещё не началась, но народу уже был полный зал.
У меня голова закружилась от богатства интерьера, от гула голосов, от танго, которое играл оркестр на сцене, от ароматов блюд, о существовании которых я даже не подозревал, от шёлка, бархата, парчи и атласа, стразов, пайеток и блёсток, горжеток, перьев и боа, жемчугов и бриллиантов, фальшивых и настоящих, от чулок и помады, от духов и табачного дыма, от изобилия шикарных женщин и роскошных мужчин. От контраста с тем миром, в котором я жил и искал свои радости, кажущиеся мне теперь бедами.
Сегодня я не просто заглянул в щёлочку на иную сторону жизни, я стал её частью, пусть всего на вечер, но никто не смотрел на меня, как на случайно забредшего изгоя. На меня не оглядывались и не показывали пальцем, что означало, что я один из них.
Билл остался у входа с кем-то поговорить, а Патриция провела меня к кабинке, в которой уже сидел Марко в компании с Беппе и Вико. Увидев меня, Марко даже стакан не донёс до рта.
– Антонио, запомни этот день, – сказал он, – ты стал мужчиной. Я до последнего дня относился к тебе, как к ребёнку, но, клянусь, я ошибался. Ты настоящий мужчина.
Беппе одобрительно покачал головой, а Вико показал большой палец. Они допили виски в стаканах и ушли. Мы остались втроём.
Я уже не помню, о чём мы говорили. Ничего существенного. Марко, обычно не разговорчивый, не умолкал и рассказывал весёлые случаи из жизни. Пэт смеялась, не выпуская из рук бокал и сигариллу. Стол ломился от еды, я даже не знаю, как назывались те блюда, но всё было вкусно и необычно. Пэт уговорила Марко, чтобы он позволил мне выпить шампанского. В итоге, я раскололся, что иногда покуриваю, и Марко угостил меня сигарой. На сцену вышло варьете, и я не мог оторвать глаз от стройных ног, и Пэт сказала, что у неё ноги лучше, чем у любой из этих танцовщиц.
Чёрт, я никогда не был так счастлив! Мне хотелось остаться здесь навсегда, чтобы этот праздник никогда не кончался. Я был рядом с двумя людьми, которые очень важны для меня. Марко был для меня маяком, в сторону которого я пытался направлять корабль своей жизни, а Патриция – первой любовью.
– Потанцуем? – Пэт докурила и поднялась, протянув мне руку. – Марко совсем не хочет со мной танцевать.
– Нет, нет! – я забился в угол дивана.
– Потанцуй с ней, – сказал Марко. – Я просто боюсь отдавить ей ноги.
– Но я не умею.
– Ты просто обязан научиться танцевать. Вставай, это совсем не сложно.
К третьему танцу я уже вполне сносно танцевал фокстрот.
Пока мы был на танцполе, Марко выпил больше, чем полбутылки виски.
Мы вернулись, и Марко налил новый стакан. И он уже не был весел и раскован. В глазах нездоровый азарт и лёд.
– Марко, этот мальчик отличный ученик. Или я хороший учитель. Марко, я обязательно должна научить тебя танцевать.
Он лишь бросил на неё равнодушный взгляд. Его мысли были далеко, алкоголь разрушил ту маску, которую Марко надевал на люди. Он всё чаще посматривал на вход и переглядывался со своими приятелями, которые сидели через две кабинки. Атмосфера лёгкости и веселья утекала, как растаявшее мороженое. Мне почему-то стало жаль Марко, и в то же время, в его взгляде было что-то, вызывающее у меня подсознательный страх. Я понял, что совсем не знаю его. Что наше с ним общение всего лишь малюсенькая часть его жизни, а всё остальное для меня было скрыто под тёмными водами. И тот Марко, которого знал я, совсем не Марко Ди Чента, гангстер, убийца и рэкетир. Он просто бутафория, созданная зачем-то лично для меня. Я не знал, чего можно ждать от настоящего Марко.
Мне не долго довелось ждать, чтобы выяснить это.
– Как она тебе? – спросил вдруг меня Ди Чента, когда Патриция пошла в женскую комнату.
– Кто? – я сделал вид, что не понял вопрос.
– Патриция. Как она тебе?
Я растерялся и не знал, что делать. Молчание скажет намного больше, чем слова, и молчание не умеет врать, поэтому судорожно подбирал слова. Слишком долгая пауза тоже выдаст меня с потрохами.
– Она красивая, – первое, что пришло в голову.
– Я знаю, что она красивая. Ты понял, о чём я тебя спрашиваю, – у меня мурашки побежали по спине от его взгляда, холодного и пронизывающего.
– Но, мистер…
– Если ты ещё раз назовёшь меня «сэр», «мистер» или ещё каким-нибудь дерьмом, я отрежу тебе ухо, – он был пьян, язык заплетался. – Меня зовут Марко Ди Чента! Марко! Ты понял? Я хочу, чтобы ты звал меня Марко. Тебе ясно?
– Да, Марко.
Все ощущения от клуба вмиг рассыпались в прах. Мне жутко захотелось домой, и я снова стал беспомощным маленьким мальчиком, возомнившим о себе чёрте что.
– Прости меня, Тони, просто у меня сейчас проблемы, понимаешь? Не важно. Я не должен был… Итак, Тони, я повторю вопрос – она тебе нравится? Я же вижу, как ты смотришь на неё. Но это… это не страшно. На неё все так смотрят, потому что она такая… да. И ты тоже ничего не можешь поделать с собой. Я же всё понимаю.
– Но, Марко, не важно, как я смотрю. У меня даже в мыслях нет. Она же твоя невеста, – выпалил я.
Он рассмеялся, и смеялся долго, вытирая платком слёзы. Это больше было похоже на истерику.
– Антонио, дружище, ты действительно думаешь, что я могу жениться на какой-то шлюхе? Она даже не итальянка. Возможно, я бы и женился на шлюхе, если бы она была итальянка…
Если бы на его месте был Тод или Сэмми, или даже Рыжий Майк, я бы выбил ему все зубы за такие слова. Но сейчас я просто сдержал дрожь в теле, только почувствовал, как кровь прилила к лицу.
– Да, Тони, она всего-навсего шлюха. Дорогая и красивая, но шлюха! Я нашёл её в Нью-Йорке и привёз сюда. Почему нет? Она шикарна, виртуозна в постели и у неё лёгкий характер. Это дорого стоит, но я в состоянии это себе позволить.
Он склонился ко мне и, пьяно улыбнувшись, сказал:
– Хочешь её? – и подмигнул так, как всегда.
Я не находил слов и просто молчал.
– Я тебя спрашиваю, Тони, хочешь её?
– Нет.
– Не ври мне! Её хотят все, и ты хочешь! Правда?
– Нет, я бы никогда…
– Что «никогда»? Тони, пойми, послушай меня, Тони, – он целую минуту тряс указательным пальцем, подбирая слова, – ты, единственный из этого сраного города, с кем бы я… с кем бы я не хотел распрощаться. Остальные пусть отправляются в ад. Ты когда-нибудь поймёшь. Или не поймёшь. Не важно. Это не важно. У тебя есть девушка? Ты когда-нибудь трахался? Хочешь, я подарю её тебе. Не навсегда, нет. Просто скажу ей, и она отведёт тебя наверх и после этого даже рай тебе покажется грязной помойкой. Только скажи.
Я молчал. Я хотел убить его. И растоптать его дурацкую шляпу. И убить себя.
– Тони, – продолжал он, – если ты думаешь, что я раздаю её направо и налево, ты ошибаешься. Она моя, и только моя. Но сейчас уже не важно. Для тебя мне не жалко, потому что…
– Марко, можно я пойду? Мне нужно домой.
Он откинулся на спинку дивана, залпом выпил виски и прикурил погасшую сигару. Он молчал долго, и я весь извёлся. Я боялся просто так встать и уйти.
– Конечно, можешь идти. Билли отвезёт тебя.
– Нет, я сам.
– Я сказал – Билли отвезёт тебя.
По пути домой я находился в полной прострации. Я не понимал, где я и что происходит. Только бешеной каруселью в голове вертелся наш последний диалог. И ещё страх за Патрицию, и ненависть к Марко, и отвращение к такой сложной и запутанной взрослой жизни.
Придя домой, я забежал в свою комнату, ничего никому не сказав, и прорыдал, пока не отключился от полного отупения и усталости.
На следующий день я узнал новость: вчера на перекрёстке Оук-стрит и Тейлор-стрит, на том самом кровавом перекрёстке, было совершено покушение на Марко Ди Чента. Об этом писали газеты и говорили люди на нашей улице. Марко здесь знали все, поэтому тема обсуждалась весь день, и к вечеру обросла такими подробностями, что скорее стала похожа на сказку. Но Марко не пострадал. Нападающий, неизвестный мужчина, был застрелен одним единственным выстрелом в голову и слегка оцарапало Вико Ригони. Я всё пытался выяснить, была там девушка или нет, но насчёт этого никто ничего не знал. Одни говорили, что была, другие, что нет.
Я ещё по инерции порадовался, что с Марко всё обошлось, но потом ловил себя на мысли, что лучше бы его пристрелили, как собаку. И никак не мог определиться. Старые добрые чувства к нему ещё не развеялись, а новые ещё не до конца созрели. Но лучше бы он всё-таки умер, потому что мне не хотелось встречаться с ним. Я не представлял, как буду смотреть ему в глаза, жать руку, разговаривать с ним. А послать его к чёрту у меня не хватит сил. И я каждый раз буду предавать самого себя.
Через три дня вся улица гудела слухами о гибели Марко. Ему давно говорили, чтобы сменил кабриолет на купе. В его машину бросили гранату. Всё, что от него нашли, – обугленную головешку и шляпу с обгоревшими полями. Ту самую, единственную на весь Чикаго. А ещё изувеченный труп Патриции. Её взрывом выбросило из машины, и поэтому труп смогли опознать. Марко же остался внутри, и когда машина загорелась, он поджарился вместе с ней, превратившись в кусок сгоревшего барбекю. Полиция долго не разбиралась и закрыла дело. А что там было расследовать? Таких «Дюзенбергов» на пальцах пересчитать. Шляпу знали все. Другую такую пойди, поищи. Девушка тоже. Марко с ней в последнее время не расставался. Задачка на три действия с одним неизвестным. Слишком простая задачка, как мне кажется.
Я не стал бухгалтером. Я уехал из Чикаго. У меня стойкая аллергия к полосатым костюмам и федорам. Я не стал таким крутым и богатым, как Марко, и ни капли об этом не жалею. Жалею я лишь об одном – что не успел проститься тогда в клубе с Патрицией.
А Марко Ди Чента, если он не попал в рай, от всей души желаю попасть в ад.
Бутылка вина
Что только не перевозил Лу Бартин в своём «Шевроле»: наркоту, оружие, сумки, набитые купюрами, разных неудачников с кляпами во рту и ещё больших неудачников, порезанных на куски и расфасованных в пакеты для мусора. И ни разу ни один коп не сунул нос в багажник. Лу знал подход к полицейским, одевался всегда скромно и даже носил при себе очки с обычными стёклами. Для солидности. Был предельно вежлив и спокоен, несмотря на груз, весящий иногда до пожизненного заключения. Он никогда не превышал скорость и соблюдал правила на дороге. Были ещё хитрости, например, детское кресло на заднем сидении, букет цветов на переднем. Однажды он провёз через весь город полную сумку героина, украсив машину атрибутами свадебного кортежа.
Вот за это и ценил Лу Бартина босс, доверял самые ответственные перевозки и, естественно, вознаграждал как материально, так и своей личной благосклонностью.
– Сынок, – сказал ему босс, – ты знаешь, как я к тебе отношусь, но если вдруг, что-то случится, я тебя из-под земли достану и лично отрежу голову. Цена поездки – несколько сот миллионов долларов, так что, сам понимаешь, какую ответственность я возлагаю на тебя. И, понимаешь, с каким доверием отношусь к тебе. И, понимаешь, что благодарность моя будет соответствующей.
– Босс, я могу узнать, что я буду везти?
– Конечно. Самое интересное, что ничего незаконного. Нужно доставить в Чикаго бутылку вина. Всего-навсего. Никакого криминала.
– Бутылку вина? Никогда не слышал о таком дорогом вине.
Босс рассмеялся и похлопал Лу по плечу.
– Вино действительно дорогое. Даже очень. Конечно не настолько, но бизнес с человеком, которому ты его доставишь, обещает быть очень доходным. Он страстный коллекционер, и будет рад такому подарку ко дню рождения. Вину более ста лет, и, скорее всего, там давно уже уксус, непригодный даже для того, чтобы приправить салат, но этого никто никогда не узнает, потому что такие бутылки не открываются. Она имеет цену, пока запечатана. У тебя неделя. В Чикаго передашь груз Тому Солизини, он сам уже доставит её клиенту. А ты можешь неплохо провести несколько дней в моих апартаментах и ни в чём себе не отказывать. Так что, чем раньше ты выедешь, тем лучше для тебя, и тем спокойнее для меня.
– Я выеду сегодня же.
– Я верю в тебя, сынок.
Босс верил в Лу больше, чем во все авиакомпании мира, после того, как разбился его племянник с семьёй. Было бы, конечно, быстрее и надёжнее отправить такой груз самолётом, но тема полётов для шефа закрыта раз и навсегда.
Кукурузные поля тянулись бескрайним морем вдоль трассы, вот уже почти третий час. Изредка попадались небольшие городки, но Лу даже не останавливался, чтобы купить содовой. Не любил он такие места, в которых живут воняющие навозом и перегаром ковбои, не упускающие возможности надрать задницу приезжим. В местных забегаловках ужасный кофе, вчерашние пончики и идиотские песенки в стиле кантри в музыкальных автоматах.
Лу ехал весь день без остановки, ноги стали затекать, да и следить за дорогой стало труднее, монотонность пейзажа усыпляла. Он остановился, припарковавшись к пыльной обочине, достал из дорожного холодильника банку колы и сэндвич. Неплохо бы присмотреть место для ночлега. Останавливаться в придорожных мотелях не хотелось. Или номер в хорошей гостинице или уже спать в машине. Лу достаточно было подремать пару часов, и он снова мог гнать довольно долго. Он нашёл карту, вышел из машины, чтобы размять ноги. Разложил карту на капоте, и стал водить пальцем, пытаясь понять, где находится. Выяснив координаты, он увидел, что от основной трассы ответвляется второстепенная дорога, позволяющая срезать несколько миль, но, мало того, проходящая мимо озера. После палящей жары захотелось хоть одним глазком посмотреть на водную гладь. Тем более, что никаких населённых пунктов не было. Можно было поставить машину на берегу и немного отдохнуть, наслаждаясь прохладой и кваканьем лягушек. Только бы не пропустить поворот.
Лу открыл багажник, чтобы убедиться, что груз в порядке. Груз и не мог быть не в порядке. Бутылка лежала в пенопластовом ящике, набитом опилками и соломой. Этот ящик лежал в деревянном ящике, который, в свою очередь, был подвешен на ремнях внутри ящика металлического. Так что, если бы Лу попал в аварию, разбив машину и себя в лепёшку, с бутылкой ничего бы не случилось.
Проехав пару миль, Лу увидел нужный поворот. Дорога оказалась вполне сносной. Кукуруза закончилась, и начались луга. Одинокие ивы предвещали близость воды. Но вместо воды впереди показались дома. Лу остановил машину и ещё раз посмотрел карту. Никаких поселений на этом участке отмечено не было. Такое вполне могло быть. Сколько небольших деревушек, разбросанных по бескрайним степям, не удостоились чести быть нанесёнными на карту автомобильных дорог. И странно бы было, если бы возле озера не селились люди. Эти фермерские посёлки не достойны внимания, чтобы Лу в них останавливался, разве что заправиться бензином.
Только решив тронуться дальше, Лу услышал сзади сирену полицейской машины. Нет ничего хуже этих деревенских полицейских, самодовольных, подозрительных, слишком уверенных себе и в своей неуязвимости.
Вот за это и ценил Лу Бартина босс, доверял самые ответственные перевозки и, естественно, вознаграждал как материально, так и своей личной благосклонностью.
– Сынок, – сказал ему босс, – ты знаешь, как я к тебе отношусь, но если вдруг, что-то случится, я тебя из-под земли достану и лично отрежу голову. Цена поездки – несколько сот миллионов долларов, так что, сам понимаешь, какую ответственность я возлагаю на тебя. И, понимаешь, с каким доверием отношусь к тебе. И, понимаешь, что благодарность моя будет соответствующей.
– Босс, я могу узнать, что я буду везти?
– Конечно. Самое интересное, что ничего незаконного. Нужно доставить в Чикаго бутылку вина. Всего-навсего. Никакого криминала.
– Бутылку вина? Никогда не слышал о таком дорогом вине.
Босс рассмеялся и похлопал Лу по плечу.
– Вино действительно дорогое. Даже очень. Конечно не настолько, но бизнес с человеком, которому ты его доставишь, обещает быть очень доходным. Он страстный коллекционер, и будет рад такому подарку ко дню рождения. Вину более ста лет, и, скорее всего, там давно уже уксус, непригодный даже для того, чтобы приправить салат, но этого никто никогда не узнает, потому что такие бутылки не открываются. Она имеет цену, пока запечатана. У тебя неделя. В Чикаго передашь груз Тому Солизини, он сам уже доставит её клиенту. А ты можешь неплохо провести несколько дней в моих апартаментах и ни в чём себе не отказывать. Так что, чем раньше ты выедешь, тем лучше для тебя, и тем спокойнее для меня.
– Я выеду сегодня же.
– Я верю в тебя, сынок.
Босс верил в Лу больше, чем во все авиакомпании мира, после того, как разбился его племянник с семьёй. Было бы, конечно, быстрее и надёжнее отправить такой груз самолётом, но тема полётов для шефа закрыта раз и навсегда.
Кукурузные поля тянулись бескрайним морем вдоль трассы, вот уже почти третий час. Изредка попадались небольшие городки, но Лу даже не останавливался, чтобы купить содовой. Не любил он такие места, в которых живут воняющие навозом и перегаром ковбои, не упускающие возможности надрать задницу приезжим. В местных забегаловках ужасный кофе, вчерашние пончики и идиотские песенки в стиле кантри в музыкальных автоматах.
Лу ехал весь день без остановки, ноги стали затекать, да и следить за дорогой стало труднее, монотонность пейзажа усыпляла. Он остановился, припарковавшись к пыльной обочине, достал из дорожного холодильника банку колы и сэндвич. Неплохо бы присмотреть место для ночлега. Останавливаться в придорожных мотелях не хотелось. Или номер в хорошей гостинице или уже спать в машине. Лу достаточно было подремать пару часов, и он снова мог гнать довольно долго. Он нашёл карту, вышел из машины, чтобы размять ноги. Разложил карту на капоте, и стал водить пальцем, пытаясь понять, где находится. Выяснив координаты, он увидел, что от основной трассы ответвляется второстепенная дорога, позволяющая срезать несколько миль, но, мало того, проходящая мимо озера. После палящей жары захотелось хоть одним глазком посмотреть на водную гладь. Тем более, что никаких населённых пунктов не было. Можно было поставить машину на берегу и немного отдохнуть, наслаждаясь прохладой и кваканьем лягушек. Только бы не пропустить поворот.
Лу открыл багажник, чтобы убедиться, что груз в порядке. Груз и не мог быть не в порядке. Бутылка лежала в пенопластовом ящике, набитом опилками и соломой. Этот ящик лежал в деревянном ящике, который, в свою очередь, был подвешен на ремнях внутри ящика металлического. Так что, если бы Лу попал в аварию, разбив машину и себя в лепёшку, с бутылкой ничего бы не случилось.
Проехав пару миль, Лу увидел нужный поворот. Дорога оказалась вполне сносной. Кукуруза закончилась, и начались луга. Одинокие ивы предвещали близость воды. Но вместо воды впереди показались дома. Лу остановил машину и ещё раз посмотрел карту. Никаких поселений на этом участке отмечено не было. Такое вполне могло быть. Сколько небольших деревушек, разбросанных по бескрайним степям, не удостоились чести быть нанесёнными на карту автомобильных дорог. И странно бы было, если бы возле озера не селились люди. Эти фермерские посёлки не достойны внимания, чтобы Лу в них останавливался, разве что заправиться бензином.
Только решив тронуться дальше, Лу услышал сзади сирену полицейской машины. Нет ничего хуже этих деревенских полицейских, самодовольных, подозрительных, слишком уверенных себе и в своей неуязвимости.